Читать книгу Мюнхэ. История Сербии / история «Хостела» - Братья Швальнеры - Страница 2

Twitter.com, публикация пользователя @director_roth от 15 августа 2013 года:

«О чем будет новый фильм? Это действительно интересно. В моем распоряжении оказались сведения о том, что на территории одной из восточноевропейских республик, посещаемых ежегодно сотнями тысяч туристов, творится нечто ужасное. Там похищают людей – представителей разных национальностей, – которых потом пытают и убивают только по одной причине: по национальной принадлежности. Заказчиками этих убийств являются олигархи всего мира. Скажем, какому-то богатею вдруг захотелось лишить жизни словака, потому что тот некогда обидел его родителей. Он платит огромные деньги организаторам синдиката, которые похищают приехавшего в страну незадачливого туриста и отдают его в руки палача… О чем здесь можно и нужно сказать? Да о многом – начиная с механизма работы спрута и заканчивая тем, что власть денег в современном мире перегибает палку, посягая уже не на вершину человеческой власти над человеком, но заявляя о власти Божьей. Возможно ли за деньги купить права, принадлежащие Создателю? Как Вы считаете?»

О начале съемок Рот объявил через неделю после твита, вызвавшего бурю негодования среди журналистов и читателей. Съемки должны будут проходить не в США, а в Европе, и потому накануне вылета съемочной группы было решено провести пресс-конференцию автора фильма на Юниверсал.

В назначенный день, несмотря на непогоду – дождь лил всю ночь и все утро и превратил улицы Лос-Анджелеса в речные направления, – человек 100 журналистов столпились в конференц-холле Юниверсал Сити, где с минуты на минуту с нетерпением ждали появления самого режиссера. Он застрял в пробке и немного опаздывал – хотя пишущая братия думала, что это лишь его тактический ход: заставить акул пера испытывать томительное ожидание наедине со своими вопросами и домыслами.

Пит Брейгель, заглянув в зал и увидев количество собравшихся, нетерпеливо набрал на телефоне номер Рота.

– Где ты, черт тебя дери?

– Перекрыли 47-ю авеню – там ветром ночью свалило два дерева, – так что пришлось ехать в окружную. Немного застрял. Думаю, это минут на 10, не более.

– Поторопись, они все собрались.

– Много?

– Больше, чем ты думаешь.

– Это же здорово, Пит, расслабься.

– Мне-то что? Отвечать на вопросы предстоит тебе.

– Поверь мне, я найду нужные слова. А ты как продюсер должен радоваться – мы еще к съемкам не приступили, а уже такой ажиотаж.

– Как продюсер я знаю, что важно не столько заявить о себе, сколько оправдать потом ожидания. Жду.

Элай Рот приехал спустя 15 минут и сразу поднялся в конференц-холл. Журналисты сходу начали заваливать его вопросами – не столько о фильме, сколько о твите.

– Скажите, Вы планируете снимать фильм об убийствах на территории Балканского полуострова?

– Точнее, Чехии.

– Не будут ли власти страны против изображения их государства в столь неприглядном свете от режиссера-американца?

– Думаю, мы урегулируем наши разногласия. Ни для кого не секрет, что преступность существует всюду. По всему миру похищают и убивают людей – и далеко не сам этот факт характеризует власти государства и само государство как плохое или хорошее. Другое дело, что с этими маргиналами необходимо бороться, что и делают государственные юрисдикционные органы как США, так и Чехии. А поскольку наш фильм, по старой голливудской традиции, будет с хэппи-эндом, то и переживать о падении престижа Чехии в результате премьеры, я думаю, не следует.

– В своем аккаунте в «Твиттере» Вы написали, что получили некую правдивую информацию о том, что в одной из восточноевропейских республик похищают, пытают и убивают людей на заказ, только ввиду их национальной принадлежности.

– Да, это так.

– А откуда у Вас такая информация?

– Из закрытых пока источников в правоохранительных органах, в том числе и международных.

– Интерпол?

– Если угодно.

– Если Вы обладаете такой информацией и ею обладает сам Интерпол, то почему они не пресекут деятельность этого мафиозного синдиката?

– Полагаю, вопрос не ко мне. Да и потом – если в СМИ эта новость не приобрела широкого резонанса, это вовсе не означает, что работа организации не пресечена. Но даже если так – фильм будет призван привлечь общественное внимание к данной проблеме и, по мере сил, прекратить нарушение прав человека.

– Как Вы полагаете, что движет людьми, которые выбирают в качестве времяпрепровождения столь кровавые развлечения?

– Сложно сказать, но я думаю, что капитал во все времена порождал чувства безнаказанности и вседозволенности. Еще Карл Маркс говорил о том, что в основе любого крупного состояния лежит преступление. Ему же вторил Бальзак. Человек, совершивший преступление единожды и не привлеченный к ответственности, а лишь обогатившийся в результате этого, будет совершать преступления снова и снова. И всякий раз их масштаб и опасность для общества будут только возрастать.

– Не считаете ли Вы, что фильмом оскорбите даже не правительство, а самих граждан Чехии?

– Я не утверждаю, что это делают граждане Чехии. Олигархи всего мира прибегают к столь грязным развлечениям, купаясь в ничем не ограниченной роскоши. Мы с Вами живем в цивилизованном мире, где богатство, возможно, и дает власть над людьми, но не позволяет попирать общечеловеческие ценности. В этом, а вернее, в желании прекратить это – центральный смысл фильма.

– Раскройте чуть детальнее сюжет?

– Двое американских студентов и затесавшийся с ними исландец путешествуют во время каникул по Европе. В Амстердаме они встречают русского, который, видя их тягу к сексуальным экспериментам, рекомендует им отправиться в одну из республик на постсовестком пространстве, где низкий уровень жизни населения делает женскую его половину чрезвычайно доступной. В поисках приключений наши герои отправляются в Чехию, где и попадают – не без участия оных жриц любви – в лапы того самого синдиката.

– Но конец у фильма будет все же позитивный?

– Насколько это возможно по описанному мной сюжету.

Смех в аудитории.

– А Интерпол не будет против огласки тех секретов, что оказались в Вашем распоряжении?

– Свобода слова – есть величайшее достижение демократии. Среди прочего, она заключается в отсутствии необходимости спрашивать у кого бы то ни было разрешения вообще, и у правоохранительных органов в частности, особенно, когда речь идет о жизнях многих людей.

– Где будут проходить съемки? В каких интерьерах?

– Максимально приближенных к действительности. В частности, закрытый блок спецпсихбольницы, где содержались особо буйные больные, изолированный вот уже лет 50 как, будет одним из мест действия.

– Там все и происходило?

– Да.

– Существует поверье, что в таких местах небезопасно кармически да и физически появляться в ближайшее время после того, как подобный ужас там происходил. Вы не суеверный человек?

– Может быть, но призраки не входят в число суеверий, которые меня преследуют. Есть множество других – начиная от черных кошек и заканчивая подъемом с правой ноги каждое утро.

Снова смех.

– Сколько времени Вы планируете посвятить съемкам?

– Больше времени ушло на подготовку и пробы в Америке. Думаю, что весь материал отснимем максимум за месяц.

– Когда Вы вылетаете? Группа летит с Вами?

– Да, это произойдет сразу после того, как Вы отпустите меня, господа журналисты.

– Почему, если съемки будут проходить в Чехии, Ваш билет заказан на Сараево?

– Вы задаете вопросы, не относящиеся к фильму. Благодарю Вас, пресс-конференция окончена…

– Последний вопрос. Каково рабочее название фильма?

– «Хостел».

– Но почему «Хостел»?

– Могут быть у режиссера профессиональные тайны? Не загоняйте меня в угол, господа, Вы снижаете рейтинг фильма в глазах будущих зрителей.

В аэропорту вся съемочная группа была спустя час. Впритык успев на регистрацию, наскоро попрощавшись с женами и детьми, сотрудники Юниверсала и актеры заняли места в зафрахтованном самолете, который вылетел без задержки – в 17.40.

Вечером в аэропорту Сараево их встретили, как и договаривались, люди Драгана. Сам он не приехал – было поздно, да и работы сегодня никакой не намечалось. Планировалось разместиться в отеле и отдохнуть, чтобы утром с места в карьер приступить к работе.

Около 11 часов несколько черных мерседесов и один матовый микроавтобус той же фирмы были у ворот гостиницы. Драган вышел из машины, чтобы поприветствовать американских коллег.

– Рад видеть вас на сербской земле, дамы и господа, – он протянул руку Элаю. Они тепло поздоровались.

– Когда в последний раз сербы говорили это американцам? – горько пошутил Дерек Ричардсон, исполнитель одной из главных ролей.

– Кто старое помянет, тому глаз вон, – отмахнулся Драган и жестом пригласил гостей усаживаться по машинам. Они с Ротом ехали вместе.

– Послушай, – спросил Драган, когда они остались в машине вдвоем. От водителя пассажиров, сидевших на заднем сиденье, отделяло плотное воздухонепроницаемое стекло. – Они знают, кто я такой?

– Нет. Это посеет панику среди моих коллег, а мне с ними еще работать. Сам понимаешь…

– Но как ты им потом все объяснишь?

– Как знать, может, еще и не придется. Меня больше занимает другой вопрос.

– ???

– Ты не боишься, что после съемок с бизнесом придется покончить? Начнется резонанс, общественное внимание… Шила в мешке не утаишь.

– Нет, не боюсь. Здесь есть несколько причин. Во-первых, без надежных контактов с местной полицией и Интерполом я не смог бы столько лет содержать и обслуживать столь… специфический проект. Причем связи уходят корнями очень глубоко – настолько глубоко, что вырвать их не получится, это подорвет всю подземную древесную систему. А во-вторых, даже если что-то и случится, что маловероятно, то жалеть об этом я не стану. Все это на протяжении последнего года я делал во имя одного человека, а его больше нет.

– Дай угадаю. Его тоже принесли в жертву? На него поступил заказ?

– Нет, тут другое. Видишь ли, раньше я любил дело, которому служил, как мне казалось, отдавался ему со всем рвением, что было у меня в душе. А сейчас ненавижу. А когда человек начинает ненавидеть свою работу, работу пора менять. Или вовсе уходить на покой – всему выходит срок, и машинам, и людям.

– Это из-за того человека? Из-за того, что он погиб?

– Да, но виновата не собственно организация. Виноваты те, кто за ней стоял все эти годы – акулы мирового капитала, как раньше писали в учебниках той страны, в которой я вырос и на которую тоже достаточно долго гнул спину. Сначала у станка, потом с автоматом в руках. Они начали все это. Месть – вещь благородная, но с ней нужно быть аккуратным. Нужно следить, что месть не превратилась в источник удовлетворения ежедневных потребностей. Я где-то эту грань упустил, но тот человек, о котором мы начали говорить, обратил мое внимание на недосмотр. Когда я все понял, было уже поздно – маховик раскрутился донельзя…

– А что сейчас? Синдикат работает? Колеса маховика вращаются?

– Сейчас, как видишь, ты причиняешь мне убытки своими съемками.

– И большие убытки? Дорого?

– Не дороже человеческой жизни.

– Так может расскажешь мне о том, кто способен даже в таком суровом человеке как ты пробудить сентиментального правдолюбца?

Драган с некоторым презрением посмотрел на своего собеседника – тон его казался ему надменным и вычурным.

– Мы приехали.

Картина, открывшаяся взору членов съемочной группы, ужасала и несколько шокировала. Перед ними стояло огромное – длинное, но не очень высокое – этажа в четыре – здание старой постройки. Когда-то здесь были нормальные подъездные пути, но война разрушила их и оставила лишь направления. Однако, ворота были крепкие, надежно охранялись. По бокам от пути следования кортежа располагались вольеры с собаками – все, как и положено в подобных случаях. Само здание серое, мрачное, больше напоминало некий заброшенный завод или мастерскую. В небо тянулась огромная дымовая труба.

– А это здесь зачем? Ты же говорил, что это была лечебница для душевнобольных.

– Для буйных. В основном, для преступников.

– А труба?

– А их отапливать, по-твоему, не надо? Зимы здесь холодные, да и горы недалеко – это все же не Америка.

Путь внутрь лежал через проходную. Она была разбита и разгромлена. Некогда она занимала два этажа, но сейчас от помещения осталась лишь маленькая каморка да следы былого величия – каркасные сваи да балочные перекрытия.

– А плиты куда дели?

– Что-то разрушено в результате ваших бомбежек, что-то местные хулиганы да мародеры растащили.

Но самое интересное начиналось потом.

Весь корпус, дорога в который лежала через проходную, занимал четыре этажа с подвалом и чердаком. Подвал использовался для переодевания – там размещались специальные большие комнаты типа раздевалок или гардеробных, а также душевые. Там каждый приезжающий имел возможность переодеться в любой костюм, какой ему было угодно – обычно, по словам Драгана, дресс-предпочтения озвучивались в канун приезда дорогого гостя в столицу Сербии. Здесь, как в театре, костюмы были на любой вкус – и маски чумных докторов, и кожаные комбинезоны, и латексные облегающие одеяния, и латы древних рыцарей, и тоги римских императоров.

Этажом выше начиналось основное место действия. Здешние боксы были оборудованы различными столярными инструментами – тесаками, отвертками, ножами, пилами, резаками, ножовками, зубилами, – верстаками, а также простыми незамысловатыми стульями или табуретами, привинченными к полу. Дверь каждого бокса запиралась на электронный замок – и открывалась с пульта охраны, расположенного в конце коридора. Там же сидел дневальный, который с помощью мониторов отслеживал происходящее в каждой из изолированных комнат. Стены здесь были толстые, а потолки низкие. Освещение тусклое, в лучах которого едва можно было различить очертания собеседника – другого редкие и маломощные флуоресцентные лампы не могли создать, да и ни к чему оно было здесь. Окон, понятно, не было ни в коридоре, ни в камерах – буйным больным дневной свет был ни к чему.

Передвижение между этажами осуществлялось с помощью старого механического лифта. Полы, стены, потолки – все, казалось, было пропитано кровью, хотя внешних следов этого найти было нельзя, Драган подготовился к приезду гостей и поручил своим людям навести здесь идеальную чистоту. Давило здесь все – начиная от потолков и заканчивая спертым воздухом. Находится здесь больше десяти минут не смог бы, наверное, ни один человек даже с железными нервами.

– Послушай, ты говорил, что труба нужна здесь на зимний сезон, – спросил Рот. – А когда мы подъезжали, я видел, что из нее валит дым?

Драган посмотрел на пытливого режиссера и сказал группе.

– Вы останьтесь здесь, а мы с Вашим руководителем отойдем ненадолго.

Они вдвоем снова спустились в подвал и прошли в самую его глубину. Тут режиссер с удивлением открыл для себя, что есть еще один лифт – сооруженный, видимо, для персонала, в другом конце параллельных коридоров. Он вел напрямую в бойлерную, которая на деле давно была переоборудована под крематорий. Они остановились прямо перед входом туда.

Элай понял, что это за место, судя по трупному запаху и кровавому шлейфу, что тянулся от закрытого лифта к дверям котельной.

– Понял, что здесь? Мне не хотелось бы заходить туда, там сейчас работает мой человек…

– Он… коронер? Он избавляется от трупов?

– Уничтожает их. Захоронить такое количество тел означает оставить массу следов и документальных, прежде всего. Да и никто не дал бы нам разрешение на такое захоронение, времена братских могил, по счастью, канули в лету. Но здесь опять меня ждала удача – крематорий остался еще с коммунистических времен, когда товарищ Броз устроил здесь свой персональный ад для личных врагов. Иначе я бы на его постройке разорился – это дорогое удовольствие, а денег у меня тогда было немного. Благо, строили раньше на совесть.

– Выходит, все, что писала про Тито наша печать – о том, что он, в отличие от Сталина и Чаушеску, не замарал себя массовыми убийствами – сущая чепуха?

– Не всему и не всегда нужно верить. Да и потом история пока не знает правителя, который властвовал бы сорок лет, не пролив ни капли крови. Человеческая природа такова, что в качестве средства управления собой воспринимает только кнут, а не пряник.

– А здесь что? Это что за бочки?

Рот ударил рукой по железным кегам высотой с человеческий рост, собранным здесь же и аккуратно поставленным в отдельной каморке напротив бойлерной.

– Ты просил, чтобы все было натурально – я учел твое пожелание. Это кровь.

– И сколько здесь?

– В этом мы нужды не испытываем. 1200 литров в четырех бочках – по 300 литров в каждой. Если будет нужно еще, говори, я все сделаю. Было желание также оставить тебе здесь кое-какие органы, но я счел, что твои люди неправильно воспримут мое рвение, – Драган улыбнулся. Рот с удивлением посмотрел на него. Несмотря на весь ужас и отторжение места, в котором они находились, Чолич сохранял завидное спокойствие и даже умудрялся шутить. «Да, – подумал режиссер. – Для него за столько лет это и впрямь всего лишь бизнес…»

Первый день съемок прошел тяжело, но плодотворно. На второй и третий день Рот начал замечать, что актеры после съемок здорово напиваются. На его вопрос, чем вызвано такое поведение и резонное замечание о том, что так никто не доживет до конца съемок, актеры ответили, что пребывать в таком месте девять часов в день им морально тяжело. Режиссер изложил Драгану содержание их беседы.

– Что ж, это логично. Когда знаешь, что несколько тысяч человек были зверски замучены здесь… Что ж, у меня есть решение…

Рот в нем не сомневался – на следующий день в проходной актеры и режиссер с удивлением обнаружили целый симфонический оркестр. Драган оплатил работу музыкантов, которые должны были скрашивать впечатление от места исполнением творений Вивальди и Шуберта.

– Боже, Драган, – воскликнул Рот. – Это и впрямь потрясающее решение! Я вижу улыбки на лицах!

– Не благодари. Неизвестно, кому здесь тяжелее – мне или твоим актерам. Они не знают того, что знаю я, а потому, оплачивая оркестрантов, я инвестировал, скорее, в восстановление собственной психики.

Послышалась команда режиссера: «Мотор!» – и под звуки «Времен года» актеры направились в мрачные помещения человеческой бойни. Бетонные стены позволяли отражать звук даже в самых дальних уголках коридоров – и тогда Рот задумался о том, что неплохо бы перефразировать Шекспира, сказав: «Когда говорят музы, пушки молчат». А Драган Чолич подумал, что, звучи такая музыка во времена кровавой братоубийственной войны, обагрившей его землю несмываемой кровью его же народа, быть может, жертв было бы меньше.