Читать книгу Кровь изгнанника - Брайан Наслунд - Страница 8

Выйдя из замка, Бершад прикрыл голову капюшоном плаща, чтобы скрыть драконьерские татуировки на щеках, и вместе с Роуэном отыскал в порту «Люминату». Одномачтовое рыболовное суденышко пришвартовалось у причала между баржей-лесогрузом и галамарской карракой.

Каррака отправлялась в дальнее плавание по Великому Западному океану, за пределы Моря Душ. Ее трюмы вмещали запасы для полугодового путешествия сотни человек на край света, где десять лет назад открыли неизведанный материк.

Все страны Терры отправляли туда корабли в поисках новых источников природных богатств. Самыми неутомимыми искателями были жители Галамара и Листирии, где долгие годы свирепствовали засуха и голод. Мореплаватели, которым посчастливилось пересечь океан и вернуться домой, рассказывали о загадочных благодатных краях. Вода в заливах и реках была чистой и прозрачной, на морском дне в изобилии водились крабы, устрицы и мидии, бескрайние леса кишели дичью, а деревья клонились к земле под тяжестью вкуснейших плодов. И если верить слухам, по небу летали огнедышащие драконы, а в подземных пещерах обитали кланы воинственных дикарей. Несмотря на опасность, Листирия и Галамар каждый месяц отправляли туда множество кораблей.

Бершад на миг представил, что именно на этой карраке Эшлин предлагала ему уплыть на край света, но тут же отогнал непрошеную мысль. Он уже принял решение.

У трапа рыболовного суденышка их встретил низкорослый загорелый человек. Бритую голову обвивала повязка, чтобы пот не заливал глаза. Просторная красная рубаха цветом напоминала символ на корабельном парусе – алую рыбу. От улыбки лицо незнакомца покрылось паутиной морщин.

– Это вас прислала Эшлин Мальграв? – спросил он, выговаривая слова на папирийский манер.

Бершад кивнул.

– Меня зовут Ториан, – представился папириец. – А это «Люмината», на ней вы пересечете Море Душ.

– Я…

Ториан укоризненно погрозил Бершаду пальцем:

– Имен не надо. Не знаю и знать не хочу. Потом, если кто спросит, скажу, мол, пришли два типа, отсыпали звонкой монеты, попросили отвезти в Галамар. Никаких татуировок не видел. – Он снова улыбнулся. – А теперь, с вашего позволения, мы готовы отчаливать. Ваши друзья уже на борту, вас дожидаются. Ослика я сам отведу на корабль и позабочусь о ваших припасах.

– Наши друзья? – переспросил Роуэн, которого Бершад не успел предупредить о новых спутниках.

Ториан с улыбкой указал на корабль:

– Там, в каюте.

Он отдал какие-то распоряжения своей команде – троим парням помоложе, в таких же алых рубахах и с повязками на головах. Бершад решил, что это сыновья Ториана.

Бершад заглянул в каюту. Там действительно ждали трое: вельможа, вдова и какой-то тип, прикованный к подпорке. Все они уставились на Бершада с Роуэном.

Вельможа – светловолосый молодой человек в синей шелковой рубахе, мягких сапогах оленьей кожи и накидке из шкуры ягуара – сидел на скамье, склонившись над картой, расстеленной на бочке. Он презрительно сощурил глаза:

– Ты – Бершад Безупречный?

Вместо ответа Бершад откинул с головы капюшон:

– А ты Греалор.

– Барон Йонмар Греалор, – медленно, будто заклинание, изрек вельможа.

Бершад поглядел на шкуру ягуара. Альмирцы постоянно украшали своих глиняных божков шкурами и костями зверей, но в роду Бершада ягуарам поклонялись. В Дайновой пуще убийство ягуара считалось преступлением, за которое карали смертной казнью.

Бершад не верил ритуалам и молитвам, поскольку от богов помощи не дождешься, но очень любил ягуаров Дайновой пущи. Накидка из шкуры ягуара привела его в ярость.

Йонмар перехватил взгляд Бершада, рассеянно потеребил край шкуры.

– А, прошу прощения. Я запамятовал, что твои предки поклонялись этим гнусным созданиям. Мои воины перебили столько мерзких древесных кошек, что шкуры приходится выбрасывать. – Он пожал плечами. – Места в чуланах не хватает.

– Сними немедленно, – прошипел Бершад. – Или я спущу шкуру с тебя.

– Ничего подобного, – с улыбкой заявил Йонмар. – Тебя сюда прислала принцесса Эшлин. А я здесь по поручению короля. – Он прижал руку к груди. – Дорожные грамоты выданы на мое имя, и никто, кроме меня, не сможет провести всех нас через баларскую границу. Значит, я главный. Вздумаешь мне перечить, изгнанник, я заживо сварю твоего оруженосца на медленном огне. В шкуре твоего осла. И заставлю тебя смотреть. Ясно тебе?

Бершад уставился на Йонмара, размышляя, не пристукнуть ли его на месте, но вовремя вспомнил предупреждение Эшлин.

– А с чего ты взял, что сможешь провести нас через границу?

– У Греалоров прекрасные связи в Таггарстане. Но мой тамошний знакомец будет иметь дело только со мной. – Йонмар хлопнул по кожаной сумке с фамильным гербом, притороченной к поясу, и больше не стал ничего объяснять.

Борясь с желанием выбить Йонмару все зубы, Бершад повернулся к вдове, невысокой женщине с черными волосами, собранными в тугой пучок на затылке, и двумя кинжалами у пояса. Вдовы славились ловким обращением с холодным оружием и умели наносить смертельные раны даже воинам в полном боевом облачении, вскрывая вены и артерии через стыки доспешных пластин.

– Ты Вира?

– Да.

Лицо в мелких оспинах, черный доспех из акульей кожи, такой же, как у Хайден. Вблизи заметно, что акулья кожа морщится крошечными складками, извилистыми, будто русла пересохших ручейков. Богатые торговцы и вельможи носили перчатки и сапоги из акульей кожи, оружейники использовали ее для рукоятей мечей, но только папирийские вдовы делали из нее доспехи. Акулью кожу не вываривали, а долго дубили особыми составами, так что она становилась гибкой и мягкой. Каждая пластина доспеха плотно прилегала к телу владелицы, будто шелковое одеяние. Такие доспехи были легче металлических и прочнее обычных кожаных, а стоили вдвое дороже.

У левого бедра Виры висели три мотка пеньковой веревки, а к поясу справа крепился увесистый кожаный кошель – папирийские пращи и мешочек свинцовых шариков-пуль. Бершад ни разу не видел, как вдовы обращаются с пращой, зато слышал много рассказов.

Обычной пращой и галькой пастухи сбивали волка за сотню шагов, но это требовало большого умения. Папирийская праща была куда более действенной.

Сотни лет назад на одном из островов Папирийского архипелага обитал род отважных воительниц, хранивших в тайне свои боевые искусства. Много позже потомки воительниц стали телохранительницами королевского семейства Папирии. Праща из пеньковой веревки значительно увеличивала дальность и скорость полета метательного снаряда и по своим боевым качествам превосходила даже баларский длинный лук. Снаряды – литые свинцовые шарики – с легкостью пробивали стальные шлемы и кольчужное полотно. Пращницы могли расправиться с конным отрядом, прежде чем всадники успевали нацелить в них пики.

– Рад встрече, – кивнул ей Бершад, зная, что ее умения сослужат им добрую службу на Вепревом хребте.

Тип, прикованный к подпорке, тихонько лязгнул цепью. Его, грязного и тощего, как будто недавно вытащили из канавы.

– Значит, вы тут все знакомы между собой, – сказал он, выговаривая слова на баларский манер. – Позвольте представиться. Меня зовут Фельгор. Просто Фельгор, ни кличек, ни титулов. – Он сощурил глаза, поглядел за спину Бершаду: – А ты кто?

– Роуэн.

– Ха. А что ты делаешь?

Роуэн пожал плечами:

– Бывает, кашеварю, а бывает, что и дерусь.

Фельгор повернулся к Бершаду:

– А драк будет много?

– Если вдруг обойдется без драк, то, значит, моя жизнь радикально переменилась, – сказал Бершад.

– Хреново, – вздохнул Фельгор. – Драться я не мастак.

Бершад окинул взглядом пленника в оковах. Эшлин предупреждала, что верить ему нельзя, но не объяснила почему. Бершада это заинтересовало.

– А в чем ты мастак? – спросил он.

– Да во всяком разном. Если коротко, то я мастак влезать куда не просят и прибирать к рукам, что плохо лежит.

– Значит, ты вор.

– Точно как суд постановил. В буквальном смысле слова. Несколько часов назад я находился в каземате Незатопимой Гавани.

– Оно и видно, – проворчал Роуэн.

– Он нам нужен, – сказала Вира, заметив отвращение Роуэна.

– Зачем? – спросил Роуэн.

– Затем, что в Бурз-аль-дуне сложно пройти даже пару кварталов по улице, – пояснил Фельгор. – А уж похитить принцессу из дворца и вовсе безнадежная затея. Но у меня богатый опыт проворачивать безнадежные предприятия.

Бершад повернулся к Вире:

– А вдруг он нас предаст, как только мы доберемся до Баларии?

– Мы обсудили такую возможность, – сказала Вира, – и пришли к выводу, что в его же интересах вести себя примерно.

– Это почему же? – спросил Бершад.

– Мои соотечественники отчего-то питают ко мне неприязнь. – Фельгор растянул в улыбке пересохший от жажды рот, сверкнул очень мелкими зубами. – Меня приговорили к смерти в Баларии, Галамаре и Листирии. А теперь еще и в Альмире. Но обещают помиловать, вот как и тебя, если мы выполним наше задание. По-моему, очень выгодная сделка, а то ходить под смертным приговором как-то несподручно.

– Вдобавок, если он попытается сбежать, я ему ноги обрублю, – пообещала Вира.

– Ага, – поморщился Фельгор.

Бершад оглядел каюту. С такими спутниками он ни за что не отправился бы на опасное задание. Но выбора у него не было.

– Нашего осла укачивает, – сказал он. – Пойду-ка я за ним поухаживаю.

Он начал подниматься по трапу, но остановился на третьей ступеньке. Спутников не выбирают, а вот жить бок о бок с ними все равно придется.

– В общем, мы с вами все вместе в одно дерьмо вляпались. Накормите Фельгора и дайте ему воды, а то он до Вепрева хребта не дотянет.