Читать книгу Кости: скрытая жизнь. Все о строительном материале нашего скелета, который расскажет, кто мы и как живем - Брайан Свитек - Страница 4

Когда Геза Уйрмени решил покончить с собой, он взялся за бритву. Что именно тревожило этого семидесятилетнего пастуха из Восточной Европы, осталось тайной. На небольшой табличке, висящей под его беззубым черепом, который хранится в шкафчике из дерева и стекла в Музее медицинской истории Мюттера в центре Филадельфии, не написано, было ли дело в финансовых проблемах, душевных муках или каких-либо других болезненных обстоятельствах человеческой жизни, которые привели его к такому решению. Однако посмертный оскал его челюстей говорит о том, что произошло дальше.

Чего Уйрмени не знал, поднося острое лезвие к своему горлу, так это того, что эта часть его шеи превратилась в кость. В той или иной степени такое происходит с каждым (1). Гибкая хрящевая ткань гортани – той самой кольцевой трубки, которая наделяет нас уникальным голосом, – медленно, но верно меняется с возрастом, и вместо податливой плоти образуются жесткие клетки костной ткани. Гортань Уйрмени, впрочем, оказалась немного более амбициозной, чем у большинства людей. Когда он провел лезвием по шее, оно наткнулось на неожиданную преграду. Его гортань полностью закостенела, как сообщает нам табличка в музее: «Ранение не было смертельным из-за окостеневшей гортани». На табличке не сказано, что почувствовал Уйрмени, осознав свою неудачу, однако шрам, который наверняка остался у него на шее, напоминал ему о такой счастливой развязке. Уйрмени, как гласит подпись, «прожил до восьмидесяти без симптомов депрессии». Кость спасла Уйрмени жизнь.

Череп удачливого пастуха – один из ста тридцати восьми в экспозиции Гиртля, в этом последнем пристанище для нескольких дюжин людей, погибших во второй половине девятнадцатого века в Центральной и Восточной Европе. У каждого черепа своя история – у одних страшная, у других трагикомичная. Вот скалящийся череп Франциски Сейкора, девятнадцатилетней проститутки из Вены, умершей от менингита, а рядом с ним останки Вероники Хубер – женщины, казненной за убийство собственного ребенка. Они находятся здесь в окружении рабочих, рыбаков, бандитов, солдат, неопознанных трупов. Есть тут и куда более странные персонажи: череп Андрея Соколова, члена экстремистской религиозной секты, умершего в результате самокастрации, которая была для всех членов секты жутким обязательным ритуалом, а также череп Джиролано Джини, канатоходца, который умер, согласно подписи, «из-за атланто-аксиального смещения (сломанной шеи)».

Эти черепа – не единственные экспонаты в Музее медицинской истории Мюттера. Помимо срезов мозга Эйнштейна и увеличенных копий всех мыслимых и немыслимых травм глаза, на которые я без боли смотреть не могу, этот музей стал домом для «Американского гиганта» Мюттера – останков женщины, настолько сильно и долго затянутой в корсет, что он изменил структуру ее костей, – а также десятков других людей, последним призванием которых оказалась роль учебного пособия по анатомии. Это место, населенное необыкновенными мертвецами, – своего рода медицинский мавзолей с эстетикой девятнадцатого века, в котором изучающий анатомию студент Викторианской эпохи почувствовал бы себя как дома. Все эти ряды ящиков отдают чем-то готическим, не говоря про жуткую мысль о том, что на тебя тоже могли бы смотреть как на очередной экспонат, живи ты в эпоху расцвета музея: анатомы прошлых лет зачастую были готовы закрыть глаза на этику, когда им представлялась возможность заполучить в свой кабинет новый примечательный экземпляр. Эти кости обрели вторую жизнь, сохранив свою историю среди многочисленных ящиков и полок. Каждая кость в коллекции отражает миллионы лет эволюции, сделавшей нас такими, какие мы есть, и продолжающейся до сих пор. Каждый скелет бедняка или богача, больного или здорового является примером разнообразной и стойкой жизни.

Стоит признать, что я не уделял особого внимания человеческим костям до посещения Музея Мюттера тем зябким февральским утром. Моя страсть к костям началась с палеонтологии.

Я жил всего в часе езды от Музея Мюттера и вечно обещал себе, что когда-нибудь непременно там побываю. Тем не менее каждый раз, когда у меня оказывалось достаточно свободного времени и наличных денег, чтобы наконец посетить музей, я неизбежно отправлялся вместо этого на электричке на север, чтобы полюбоваться на громадные скелеты динозавров и другие доисторические диковины в Американском музее естественной истории в Манхэттене. Окаменелые кости всех форм и размеров очаровывали меня, особенно собранные в целые скелеты.

Мое пристрастие привело к тому, что я обосновался на западе США, где каждое лето неделями помогал музеям и университетским археологическим группам раскапывать хрупкие кости, которые приоткрывали завесу тайны над потерянными мирами. Это тяжелая работа. Посреди пустыни наука сводится к тому, чтобы рыться в рассыпающейся породе в поисках кусочков доисторической жизни, чудесным образом сохранившихся до наших дней, используя кирку, лопату, щетку и гипс, чтобы обнажить и укрепить старые кости, прежде чем изъять их из естественных гробниц. Разумеется, весь этот ручной труд оставляет вдоволь времени на размышления, и бесконечный поток вопросов, порождаемый найденными костями, помогает людям, охваченным страстью к поиску ископаемых, терпеть солнечные ожоги, укусы мошкары, обезвоживание, а также впившиеся иголки кактуса, которым словно всегда известно самое уязвимое место в твоих ботинках.

Что это было за существо? Как оно выглядело? Как передвигалось? Чем питалось? Разгадать многие тайны можно с помощью костей. Каждый элемент таит в себе какую-то историю, скрытый в скелете отчет о жизни организма. Для палеонтолога кости – это не угрюмые лики смерти. Скелеты – это биологические капсулы времени, рассказывающие нам о жизнях созданий, которых мы никогда не сможем увидеть во плоти. Зуб. Позвонок. Остеодермы, которые служили подкожной костной броней. Все это когда-то было живыми тканями, они росли и постоянно менялись внутри организмов животных. Даже самые крошечные и неказистые фрагменты какого-нибудь древнего существа, постепенно превращающиеся в прах под безжалостным солнцем, представляют собой след былой жизни, которая зародилась и подошла к концу в невообразимо далекое время. Сложно отделаться от мыслей о жизни, когда имеешь дело со смертью. Это точно так же касается человека, как и тираннозавра.

Когда мы аккуратно и тщательно изучаем останки, каждый кусочек информации, полученный из скелета, превращается в истинное сокровище. Нам не посчастливилось застать этих животных при жизни, в нашем распоряжении только их кости (следы и отпечатки становятся дополнением к найденным скелетам). По сути, вся палеонтология основывается на возрождении вымерших видов, пускай это и происходит лишь у нас в головах.

Когда же дело касается наших собственных костей, эта связь теряется. Нам известны строение и функции всех мягких тканей, которые поддерживает наш скелет. Таким образом, знакомство с живыми меняет значение костей. Череп становится головой мертвеца, напоминая, что ожидает нас всех. «Когда-нибудь, как я, ты будешь. Когда-то был таким, как ты, я» – вот что человеческие останки твердят нам снова и снова. Достаточно вспомнить, где мы сталкиваемся со скелетами и черепами: угрожающий череп с костями смотрит на нас с «Веселого Роджера»; схожий символ предупреждает, что нас ждет смерть, если мы будем без разбора пить все подряд; обложки групп, исполняющих хеви-метал, кишат скелетами; герою фильма «Седьмое путешествие Синдбада» пришлось справляться с целой армией скелетов. На моем левом предплечье красуется татуировка с изображением оборотня, держащего череп одной из своих жертв. Даже сама смерть приходит к нам в виде скелета в черных одеяниях. Одной из немногих положительных ассоциаций со скелетами в человеческой культуре является мексиканский День мертвых – праздник, во время которого сахарные черепа и украшения в виде костей помогают живым не забывать тех, кто их покинул. Но это скорее исключение – чаще всего к костям мы относимся совершенно иначе. Если доисторические останки олицетворяют заново воссозданную жизнь, то наши собственные кости мы зачастую воспринимаем как угрюмые символы загробной жизни, а также напоминание о том, что никто не застрахован от преждевременного попадания туда.

Тем не менее мы не можем отрицать тот факт, что кости представляют собой важнейшие для жизни структуры. Они лежат в основе нашей жизни с самого ее зарождения. Мы не выходим из материнской утробы полностью сформировавшимися, со всеми костями (у человека их примерно 206) на своих местах. Нет, когда мы начинаем жизненный путь, костям еще предстоит полностью окостенеть и срастись, многие годы развития организма наш скелет будет продолжать меняться. Кости растут на протяжении детства и юности, и если нам посчастливится дожить до старости, они могут даже обратиться против нас, начав рассыпаться прежде, чем мы закончим ими пользоваться. Эти изменения происходят не рывками. Костная ткань постоянно преобразуется. Даже сейчас, когда вы читаете эти строки, одни ненасытные клетки пожирают старые кости, в то время как другие создают новые клетки костной ткани, изнутри меняя ваше тело. Таким образом, несмотря на функциональную разницу между плотью и костью, все на самом деле сводится к тому, что одна мягкая, а вторая твердая. Кости точно такие же живые и чувствительные, как кожа, покрывающая все мышцы и внутренности, которые крепятся к нашему скелету.

Кость, если говорить научным языком, представляет собой «васкуляризованную ткань, состоящую из остеоцитов с множеством соединенных между собой отростков, окруженных внеклеточным матриксом, насыщенным минералом гидроксиапатитом и содержащим коллаген первого типа» (2). Подобно многим научным определениям, это определение умудряется быть правильным и одновременно упускать из виду самое главное. Да, кость – это долговечная минерализованная ткань, в которой есть жесткая и гибкая составляющие, однако она также представляет собой один из самых невероятных строительных материалов, случайным образом сотворенных эволюцией. Кости являются нашим структурным стержнем, они поддерживают тело и выступают в роли каркаса для плоти, обеспечивают физическую защиту внутренним органам. Кости не могут двигаться сами по себе, но играют ключевую роль в движении. Костная ткань присутствовала в крыльях, парусах, рогах, панцирях и всевозможных придатках и украшениях, которые приобрели различные организмы с начала времен. Кость – это живая ткань, которая есть и у такого крошечного существа, как виргинский круглопалый геккон всего полутора сантиметров в длину – как крупная капля дождя, – равно как и у 35-метрового суперзавра или голубого кита весом в 190 тонн – самого большого когда-либо существовавшего животного. Ходить, летать, плавать, скользить, копать, бегать – все это возможно благодаря костям. И далеко не только это.

У науки есть склонность сводить что-то сложное и запутанное к более простому и конкретному, а затем двигаться в обратном направлении, чтобы получить полную картину. Так мы воспринимаем и изучаем мир природы. Чтобы систематизировать и понять, нам нужны какие-то неизменные, согласованные определения. Вместе с тем просеивать какое-то наблюдение или идею до наичистейшей, наиболее минималистичной формы не всегда разумно. Джон Стейнбек отметил это задолго до меня. Вспоминая про свое плавание по Калифорнийскому заливу вместе с легендарным морским биологом Эдом Рикетсом, Стейнбек писал, что ученый запросто может посмотреть на рыбу вроде перуанской макрели и свести ее к размерам и количеству костяных лучей в плавниках, однако это не отразит по-настоящему всей правды о ней. Наряду с измеримыми параметрами любого животного важнейшую роль играет неуловимая живая природа его сущности. «Мы решили действовать двояко и в итоге могли, если бы хотели, описать макрель следующим образом: «D. XVII-15-IX, A. II-15-IX», но, кроме того, мы также могли увидеть эту рыбу живой и плавающей, почувствовать, как она бьется в сетях, вытащить ее на борт и даже в итоге съесть» (3). Это заложено в нас, мы пропитаны этим насквозь. Мы можем определить химический состав кости, ее эволюционную историю, форму и различные ее вариации, но если свести кость к числам, размерам или основным этапам ее развития, то полной картины никогда не получится. И неважно, идет ли речь о пожертвованном музею скелете, украденном из могилы черепе или даже осколке кости, оставленном разлагаться на земле. Правда о любой кости во многом зависит от того, кто на нее смотрит, и скелет является неотъемлемой частью не только нашего организма, но и нашей культуры. Наш вид делал из костей инструменты и украшения, коллекционировал их, верил, что углубления и выступы на черепе могут раскрыть человеческий характер, выставлял скелеты в качестве зловещих воздаяний загробной жизни и так далее.

Кости сами по себе рассказывают нам свои истории, но и мы вплетаем изменчивое отношение к нашей личной остеологии в глобальную историю (остеология – это наука о костях. Если вы видите приставку «остео», то знайте, что неизбежно имеете дело с чем-то, имеющим отношение к скелетам). Если сравнить с палеонтологией, то истории, связанные с костями, накладываются друг на друга словно горные пласты – слой за слоем деталей, которые рассказывают нам, кто мы такие и откуда пришли. Все, что требуется, – это задавать правильные вопросы.

Тут и начался мой собственный путь. Изначально мое внимание привлекли динозавры и саблезубые кошки – а как иначе? – но позже мне захотелось рассмотреть человечество точно так же, как я делал это со своими любимыми окаменелыми монстрами. В своих исследованиях и научных трудах я практически не уделял внимания человеческим костям – наш скелет, лишенный мышц и сухожилий, попросту не ровня какому-нибудь стегозавру, – однако осознание подобного пренебрежения не давало мне покоя. Если не знать человеческого скелета, то попросту нельзя по-настоящему познать себя самого. Мне хотелось исправить ошибку, и другие изученные скелеты уже подготовили для этого благодатную почву. В конце концов, мы все состоим из остеологического каркаса со многими идентичными деталями, унаследованными от общего рыбьего предка, который связал всех позвоночных в одну большую группу. Отсюда следует, что подходы, используемые для изучения других позвоночных, могут быть применены и к человеку, позволив тем самым выведать у наших костей то, что они могут рассказать о нас, о нашем происхождении, а также о вечном кризисе самоопределения как неотъемлемой части человеческой сущности. Мы неотделимы от природы и являемся, по сути, лишь крайне необычным ее проявлением. Я хотел применить к костям своего тела тот же подход, что и к громоздкому каркасу мастодонта или грозного аллозавра. Возможно, так я смог бы найти свое место среди фантастического скелетного разнообразия жизни, которым восхищаюсь. Историями, которые узнал на этом пути, я собираюсь с вами поделиться.

По существу, я хочу добраться до самой сути, обнажить ее кости[1]. Мне очень нравится это остеологическое выражение. Есть и другие – кожа да кости, кость в горле, бросить кость, язык без костей, и это только навскидку. Но в «обнажить до кости» есть куда более глубокий смысл – срезать все лишнее, чтобы докопаться до скрытой правды. Плоть может вводить в заблуждение, как это зачастую и происходит. Она очень пластичный материал. Ложные представления берут свое начало в нашем податливом мозге, а обман порождается изменчивостью мягких тканей. Кости же по-прежнему формируют нашу основу. Пожалуй, они олицетворяют идею отсечения всего лишнего, в результате чего остается только каркас. Разве можно найти лучший пример однозначного факта, чем сама кость?

Не то чтобы на обнаженную правду так легко смотреть. Увидев, что находится внутри человеческого тела, вы это уже никогда не забудете. Скелет – это итоговый и вездесущий образ исчерпанной жизни, напоминающий нам о том, что в конечном счете ожидает наше тело. Черепа сталкивают нас с этой судьбой лицом к лицу. Когда я рассматриваю стеклянные ящики в музее, уставившись в пустые глазницы, когда-то содержавшие выразительные глаза, я ненароком вздрагиваю. В такие неприятные и напряженные моменты мы вспоминаем, что перед нами не просто объекты для наблюдения – все экспонаты были и остаются людьми. И это далеко не все. Пробираться через физиологию, историю и культуру с целью понять значение того, что находится внутри нас, – не всегда приятное занятие. И по мере приближения к кости мы можем столкнуться с какими-то гранями себя самих, которые мы не желаем видеть или которые ставят под сомнение представление, сложившееся у нас о своем теле. Многое из того, во что мы так искренне верили в отношении костей, оказалось ошибочным. Гробницы со священными останками стали предметом мифов и легенд, особенно с учетом того, что многие из них на самом деле содержат вовсе не те останки, которые должны были сохранить. Мы больше не выискиваем в человеческом черепе признаки предрасположенности к преступности. Вопреки упорным убеждениям некоторых антропологов прошлых поколений, огромные коллекции черепов, собранные во имя науки, показали, что расовые различия не несут какого-либо биологического значения, они включают непрерывный спектр всевозможных параметров, а не строго разделенные категории, в чем были так уверены специалисты по краниометрии.

Вместе с тем с пути нас сбили не сами кости. Голые факты ничего не значат без интерпретации, и все эти доводы и гипотезы говорят о нас не меньше, чем непосредственно кости.

По ходу написания этой книги я ненароком стал от своего имени говорить за мертвых, хотя и старался всячески просто рассказывать о тех, кому эти кости принадлежали изначально. Такова обязанность человека, рассказывающего о других, даже если в результате получается история, уникальная, как мой собственный скелет. Кости на удивление живые. Каждый элемент скрывает в себе информацию о жизни, которую мы ведем. Человеческие кости – это не какие-то инертные объекты или антиквариат. Они когда-то принадлежали людям с разными идеями, ценностями и убеждениями. С этими скелетами у нас больше общего, чем с останками любых других видов. Неиссякаемый источник удивления и ужаса, кости занимают в нашей жизни и культуре центральное место.

Естественно, мне гораздо удобнее начать с далекого доисторического прошлого, задолго до появления человеческого скелета, да и вообще костной ткани. Нам нужно быстро пройтись по сотням миллионов лет, на протяжении которых формировался наш скелет, чтобы понять, как мы стали такими, какие есть. Весьма поучительно оглянуться назад во времени и осознать, что наше появление – всего лишь случайность, особенно с учетом того, как долго люди пытались убедить себя, что были специально созданы для этого мира. После исторического обзора мы перейдем к физиологии скелета – природе наших костей, к тому, что они могут и что не могут поведать, будучи лишенными плоти. Мы узнаем о невероятных способностях нашей скелетной системы, которая благодаря совместной работе костей позволяет нам совершать всевозможные движения; мы поговорим о том, как кости реагируют на травмы и болезни, как внутренние, так и внешние. Это жизнь наших костей. Хотя человеческие кости на протяжении истории вели активную жизнь и после смерти. С незапамятных времен им поклонялись, их завоевывали, они становились предметом любопытства. Они использовались, чтобы воспеть или опорочить мертвых, сначала религией, а потом и наукой, и так вплоть до наших дней. А поскольку кости, как правило, самая долгоживущая наша часть, напоследок мы рассмотрим их в качестве наследия, которое мы оставляем после себя. Только они могут поведать другим о наших жизнях спустя миллионы лет после того, как наши земные труды превратятся в прах, когда мы сами станем доисторическими созданиями, такими же древними, как динозавры.

Кости – это символ несокрушимой жизни. Они являются свидетельствами более пятисот миллионов лет эволюционной истории, документальным подтверждением стойкости и живучести, несмотря ни на что. Они растут и меняются, регистрируя в себе происходящее снаружи и внутри. И благодаря нашему толкованию скрытой в костях информации мы узнаем о нас все самое хорошее и плохое. Внутри нас хранится больше историй, чем мы себе сможем когда-либо представить. Ну а теперь слушайте.