Читать книгу Змеиный перевал - Брэм Стокер, John Edgar Browning - Страница 3

– В древние времена, еще до того, как святой Патрик изгнал змей из Ирландии, та гора, что неподалеку, слыла местом большой важности. Говаривают, будто жил тама сам змеиный король. На самой вершине было что-то навроде озерца, а вокруг сплошь деревья да осока. Тама и свил змеиный король себе гнездо, как тама зовется, «змеиный дом». Слава те господи, никто из нас с энтими змеюками не встречался, бо святой Патрик всех их к рукам прибрал.

Тут в разговор вступил старик, сидевший в углу за дымоходом:

– Верно говоришь, милок. Озерцо и щас тама имеется. Да токмо совсем высохло и деревов боле нет.

– Так вот, – продолжил Джерри, явно недовольный, что его прервали. – Был змеиный король шибко важной персоной. Разов в десять поболе любой змеюки, что видали людские глаза. Голову его венчала корона с громадным драгоценным камнем. Камень энтот ловил свет от луны да от солнца. Змеюки в очеред тащили ему еду и клали в холодке, шоб король ввечеру поел да возвернулся к себе домой. А коли случалась промеж змеюками ссора, ползли они к королю, шоб он спор разрешил да обсказал, кому где жить и как дела вершить. Кажен год приносили ему по живому дитю, и дожидался король, покуда луна наберет полную силу. И когда случалось так, разносился по округе такой вой да стон, шо кровь стыла в жилах. Застилали тучи небеса, становилося кругом черным-черно, и не видали люди луны цельных три дня.

– Ох ты господи боже мой! Страсть-то какая! – прошептала одна из женщин и, застонав, принялась раскачиваться из стороны в сторону, точно укачивала младенца.

– Но отчего никто этого не остановил? – спросил крепкий парень в зелено-оранжевом свитере Гэльского атлетического клуба, гневно сверкнув глазами и скрипнув зубами.

– Вот те на! Да как же ж энто можно? Нихто ж не видал змеиного короля!

– Тогда откуда о нем стало известно? – с сомнением в голосе спросил парень.

– Дык разве ж не пропадало кажен год по ребетенку? А, все уж давно быльем поросло. Так уж случилося, шо никто из мужчин не осмелился главному змею перечить. Говаривают, будто одна женщина, потерявшая дите, взобралася на вершину горы. Шо уж она тама увидала, никому то неведомо. Да тока когда ее отыскали, бродила она точно безумная. Поседела вся, а глаза шо у мертвеца. Опосля нашли ее в своей постели мертвой да с черной отметиной на шее. Словно задушил ее хто. Да тока та отметина больно змеиный след напоминала. Так-то! Много горя и страха знавали люди в ту пору. А когда святой Патрик змеюк к рукам прибрал, запылали по всем окрестностям костры. Земля точно живая стала – зашевелилася волнами, когда полезли змеюки из всех щелей, извиваяся и корежася.

Тут рассказчик драматично вскинул руки и с мастерством истинного импровизатора принялся изображать извивающихся в муках змей, совершая волнообразные движения руками и телом.

– Поползли они на запад, к энтой самой горе. Ползли с юга, севера да востока. Мильены, тысячи да сотни. Бо прогнать-то их святой Патрик прогнал, а куды отправляться, не сказывал. Взошел он на гору Брендон в своем святом облачении да с посохом в руке, увидал, как ползут под горой змеюки, и сказал себе: «Я должен за ими приглядеть». С энтими словами спустился он с горы да пошел за ими. Глядит – ползут они к горе, шо звалася «Нокколтекрор». К энтому времени собралися там твари со всей Ирландии. Головы свои задрали, а хвостами-то к святому. Посему его и не приметили. Зашипели змеюки шо есть мочи – раз, два да три! А как прошипели в третий раз, явился из топи, шо на вершине горы, змеиный король в своей сверкающей короне. То было время жатвы. Луна уже поднялася на небосвод, а солнце клонилося к горизонту. Громадный камень в короне короля, поймав свет от обоих, сиял так жарко, шо даже люд в Ленстере видал то сияние и думал, будто по всей земле пожар. Но когда увидал его святой, то стал вдруг расти, все больше и больше, потом поднял свой посох, указал на запад и вскричал громовым голосом: «Вон отсюдова! Немедля! Вон!»

В энто же самое мгновение все твари разом принялись извиваться, зашипели – да так, будто окрест тыща водопадов зашумела – и поползли восвояси, как ежели б им огонь хвосты прижег. Было их такое множество, шо покрыли они всю землю до самого острова Кушин, и тем, хто был позади, приходилося ползти по ихним телам. Змеиная гора росла и росла, покудова не прокатилася огромной волной по Атлантике. Разбилася та волна о берег Америки, тока не было еще в ту пору Америки, опосля ее открыли. Многие твари так и сгинули в окияне. Говаривают, будто белый песок, шо устилает берега островов Бласкет и Акилл, сплошь из ихних костей.

Тут рассказ прервал Энди:

– Джерри, ты же не сказал нам, отправился ли за ими змеиный король.

– Вот так так! Уж больно ты скор. Сказ длинный, обождать придется. Да и во рту так пересохло, шо говорить мочи нет. Вот кабы хлебнуть еще пуншу…

Джерри, довольно комично изобразив наигранное смирение, поставил свою кружку на стол донышком вверх. Мамаша Келлиган тотчас же поняла намек и наполнила ее до краев. Джерри, сделав основательный глоток, продолжил:

– Ну вот! Когда гады ползучие так вот искупалися, забыв опосля просушиться, ихний король возьми да и нырни назад в озеро. Закатил святой Патрик глаза и говорит: «Шо за дела! Неужто мне энто пригрезилось? Али вздумал король надо мной посмеяться и моего приказа ослушаться?» Но оставил змеиный король его слова без ответа. Тогда поднял святой Патрик свой посох да как вскричит: «Эй ты! А ну явись пред мои очи! Да немедля!»

Продолжая повествование, Джерри подкреплял каждую фразу жестом, мастерски изображая то святого, то короля.

– Так вот! Высунул тута змеиный король голову из озера и говорит: «Кто меня звал?» – «Я», – ответствовал святой. Был он так потрясен тем, шо король отказался уйти прочь по его приказу, шо даже говорить не мог. Тока дрожал от гнева.

«Шо тебе от меня надобно?» – спросил змеиный король. «Хочу знать, почему ты не покинул Ирландию с остальными змеюками». – «Ты повелел змеям ползти прочь. А я-то ихний король, и ты мне не указ!» – Сказал так, да и нырнул в озеро. Тока его и видали.

Сильно задела святого дерзость змеиного короля. Подумал он малость, и ну снова его кликать: «Эй ты!»

«Шо тебе снова от меня надобно?» – снова высунул голову змеиный король. «Я желаю знать, почему ты не подчиняешься моим приказам», – сказал ему святой.

Зыркнул на его король и рассмеялся. Вид у него был презлющий, скажу я вам. Солнце к тому времени село, а луна поднялася на небеса. Камень в короне засиял призрачным холодным светом, от коего дрожь пробирает. Глядит он на святого и говорит медленно да сурово, шо твой поверенный, когда дело ничего хорошего не сулит: «Не подчиняюся я тебе потому, шо нет у тебя надо мной власти».

«Энто почему еще?» – спрашивает святой, а змей ему: «Потому шо тута мои владения. И я один тута хозяин и владыка. А посему уйду отсюдова, когда сам того пожелаю». Сказал так – и нырь в озеро.

Ох и осерчал святой. Поднял свой посох и в третий раз кличет: «Эй ты!» И снова вынурнул змеиный король из своего озера: «Да шо тебе снова надобно? Али не отстанешь от меня вовсе?» – «Ты уйдешь или нет?» – спрашивает святой. «Я тута король и никуды не уйду». – «Тогда я тебя свергаю!» – воскликнул святой. «Не под силу тебе энто, покудова на мне корона», – усмехнулся король. «Значится, я у тебя ее отберу!» – «Сперва поймай!»

Змеиный король ушел под воду, и начала тута вода в озере бурлить да пениться. Вот так-то! Стоял святой на берегу да глядел, как озеро мелеть начало. А потом как задрожит гора, как затрясется. Энто змеиный король внутри метался и зарывался все глубже под землю.

Так стоял святой на краю пустого озера, держал в руке посох и звал змеиного короля вновь пред очи его явиться, пока не глянул вниз. А там – ей-богу, не вру – лежит он, свернулся кольцами, но без короны.

«Где твоя корона?» – спрашивает святой. «Спрятал», – отвечает король, злобно усмехаясь. «И где же?» – «В горе, где ни тебе, ни кому другому и за тыщу лет не сыскать!» – «Говори немедля, где то место!» – сурово говорит святой, а король ухмыляется злее прежнего: «Видал воду в озере?» – «Видал», – отвечает святой Патрик. «Вот коли сыщешь, куда та вода утекла, то и камень из короны – твой. А покуда нет у тебя моей короны, я остаюся здесь королем, хоть ты меня и гонишь. Возьму да и явлюся, когда ты меня не ждешь, бо надобно мне за короной приглядывать. Тока не в змеином обличье. А сейчас ухожу отсюдова по собственной воле». Не сказал король боле ни слова – ни дурного, ни доброго. Тока пополз по земле да исчез в камне. После того возникла тама расселина, которую до сего дня кличут Шлинанаэром, шо по-ирландски значит «Змеиный перевал».

А таперича, сэр, коли мамаша Келлиган не выхлебала весь пунш, и я бы не прочь горло промочить, бо непростая та работа – гиштории сказывать.

Джерри склонился над своей кружкой, а собравшиеся принялись обсуждать услышанное.

– Вот интересно, а кем обернулся король, когда в здешние места воротился? – спросила женщина.

– Говаривают, будто стал он блуждающим болотом, – откликнулся Джерри. – Гора-то с озерцом на вершине была самым плодородным местом во всем графстве. А как начало болото блуждать туды-сюды, так и не родится боле богатый урожай.

В разговор вступил сурового вида мужчина по имени Макглоун, молча слушавший рассказ:

– А хто знает, когда начало блуждать болото?

– Тю! Энто никому не ведомо. Но будто бы случилося так опосля того, как змей воду из озера забрал.

В глазах рассказчика вспыхнули озорные искорки, отчего мне подумалось, что он не очень-то верит собственным словам.

– Шо до меня, – вновь заговорил Макглоун, – то я не верю ни единому слову.

– Энто еще почему? – поинтересовалась одна из женщин. – Ведь мы до сих пор называем гору «Нокколтекрор», шо значит «Гора потерянной золотой короны».

– Тю! – воскликнула другая. – С чего бы мистеру Макглоуну верить в предание? Он же протестант.

– Я верю тока фактам. Вот шо я вам скажу, – возразил тот. – Коли такая гиштория существует, так пущай мне ее расскажет какой-нибудь старик. Черт меня дери! Стану слушать тока того, хто собственными глазами все видал.

И он указал на Мойнахана – морщинистого седовласого старика, примостившегося в уголке возле очага и гревшего над огнем трясущиеся костлявые руки.

– Буду очень признателен, если и мистер Мойнахан расскажет свою историю, – вмешался я. – Мне не терпится узнать как можно больше об этой горе, странным образом завладевшей моим воображением.

Старик взял кружку с пуншем, которую подала ему миссис Келлиган, словно побуждая начать рассказ, и заговорил:

– Поведаю я вам тока то, что слыхал от моего покойного папаши. Он частенько говаривал, будто слыхал, как во время нашествия хранцузив под началом генерала Хумберта, не увенчавшегося успехом, кады вся надежа иссякла, аглицкие солдаты задумали разжиться деньгами. Потрачено-то было немало на жалованье, одежу, пропитание да подкуп. А для того надобно им было отыскать сундук с сокровищем. Чтоб им всем пусто было! Все, шо блестит, готовы к рукам прибрать.

Тут старик отхлебнул пунша с таким явным желанием услышать вопросы, что окружившие его слушатели невольно заулыбались. Какая-то старуха вполголоса заметила:

– Видали! Бэт тот еще рассказчик. Прям клещами из его тянуть надобно! А ну-ка, Барт, не молчи, сказывай, шо сталося с деньгами.

– Шо сталося с деньгами-то? Хоцца узнать? Шо ж, обскажу, как дело было. Тока пусть миссис Келлиган плеснет мне еще пуншу, коли жинтману так любопытно. Говаривают, якобы один офицер, шо отвечал за деньги, улизнул с пятью али шестью солдатами. Сундук был тяжеленный – кованный железом да доверху набитый золотом. Эхма! Огромный сундучище – шо энтот стол, – полный золотых да бумажных денег. И ни одной серебряной! Вона как. Одно золото.

Старик замолчал, наблюдая, как миссис Келлиган наполняет кувшин пуншем.

– Тока не шибко много воды лей, коли ты меня любишь, Кэтти. Знаешь ведь мою слабость! Так вот… Говаривают, много сил потребовалось, шоб затащить тот сундук в лодку. Ночь выдалася темная, да к тому ж все вокруг окутало дымом. Высадилися они на берег около Киллалы, поставили сундук на орудийный лафет, который тянули две лошади, да двинулися на юг. Да тока говаривают, будто никого из энтих солдат боле не видали. Проследили их до Арднари и Лох-Конна, опосля до Каслбара и Лох-Карры, а дале до Лох-Маска и Лох-Корриба. Тока в Голуэе они так и не появилися, хоть за рекой тама следили день и ночь, их поджидаючи. Куда солдаты подевалися, одному Господу ведомо. Говаривают, будто несладко им пришлося. Они погрузили сундук, лошадей да лафет на лодку, а когда не могли плыть, волокли лодку по земле до следующего озера. В то время напала на Ирландию засуха. Озеро Лох-Корриб обмелело на несколько футов, чего отродяся не бывало. Лодку опосля нашли в верховьях реки Биланабрак, и лежала она тама много лет. Тока с той поры и до сего дня ни о сокровище, ни о людях, ни о лошадях боле не слыхали. Вона оно как!

Старик опять переключил внимание на пунш, сделав вид, что закончил свой рассказ.

– Вот те раз! – воскликнул Макглоун. – Энто ведь не все. Давай-ка, приятель, продолжай, опосля пунш прикончишь.

– Ну-ну! Конечно ж, вам охота услыхать, чем дело завершилося. Тока вот никому сие не ведомо. Говаривали, будто солдаты те бросили лодку, когда отправилися на запад, и шли, покуда не набрели в ночи на гору. Тама они сундук и закопали. Лошадей убили, а можа, на них ускакали. Как бы то ни было, никада их боле не видали. Но деньги спрятаны тута, в горе! Энто так же верно, как шо вы все живы. А иначе с чего б горе зваться «Нокколтор» – горой потерянного золота, раз денег тута нет?

– Твоя правда, – пробормотала старуха с короткой глиняной трубкой в руке. – С чего бы? Тока есть люди, которые не верят даже в то, шо у их прямо перед глазами!

Она выпустила изо рта облачко дыма, словно молчаливо осуждая проявление скептицизма, коего, впрочем, никто из присутствующих не выказывал.

Повисла долгая пауза, которую нарушала лишь одна из старух, время от времени издававшая то ли вздох, то ли еле слышное бормотание, словно призванные заполнить образовавшуюся пустоту. Она была профессиональной плакальщицей и, очевидно, прекрасно выполняла свою работу. Наконец молчание нарушил старый Мойнахан:

– Вот все же странно, шо вокруг энтой горы ходит стока лягенд, сплетен да пересудов об всяких там змеях и прочих гадах. Не шибко-то мне верится, шо все они убралися из Ирландии. А энто болото? Так до сих пор и не угомонится. Все бродит и бродит с места на место. Нет-нет, совсем я не поручусь за то, шо не осталося в горе змей!

– Твоя правда! – ответил хор голосов.

– Не забывайте и про черную змеюку! – заметил кто-то из присутствующих.

– Которая с бакенбардами, – добавил другой.

– Эхма! Как бы святому Патрику вновь не пришлося вмешаться, – покачал головой третий.

– О ком это они? – шепотом осведомился я у Энди.

– Тише! – одними губами ответил тот. – Тока не говорите никому, что от меня услышите! Энто они о Черном Мердоке.

– Что или кто этот Мердок? – вновь поинтересовался я.

– Гомбин.

– И что это означает?

– Да не пытайте меня! – отмахнулся Энди. – Поспрошайте лучше тутошних людей. Им энто лучше меня ведомо.

– Кто такой гомбин? – обратился я к собравшимся.

– Гомбин-то? Шо ж, я вам расскажу, – откликнулся пожилой мужчина с проницательным взглядом, сидящий по другую сторону очага. – Энто человек, шо ссуживает вам несколько шиллингов али фунтов, кода вы в их шибко нуждаетеся, а опосля не отстанет до тех пор, покуда не отберет у вас все – землю, хибару, пожитки и деньги до последнего пенни. Он бы и кровь из тела забрал, коли знал бы куда ее применить!

– А, я понял: это кто-то вроде ростовщика.

– Ростовщика? Энто пожалуй. Да тока тот в городе живет и закон над им есть. А гомбин ничего не боится и закон ему нипочем. Об таких в Писании говорится: «Растирает в порошок лица бедняков». Дьявол его забери!

– Полагаю, этот Мердок – человек со средствами? Он богат?

– Богат? Да уж, деньжата у него водятся. Мог бы отседова уехать, коли вздумалось бы ему поселиться в Голуэе али в Дублине. Тама и ссужал бы деньги богатым людям – землевладельцам всяким. То было б лучше, чем глотать тутошних бедняков одного за другим. Но он не может уехать! Не может! – Глаза крестьянина вспыхнули таким мстительным огнем, что я обернулся к Энди за разъяснениями.

– Не может уехать! Почему? Как это понять?

– Тише! Не пытайте меня. Вон лучше Дэна поспрошайте. Он ему денег не должен!

– Кто из этих людей Дэн?

– Да вона тот старик, что сейчас говорил, Дэн Мориарти. Деньги у его в банке лежат. Земля своя. Он не боится говорить про Мердока.

– Кто-нибудь из вас объяснит мне, почему Мердок не может покинуть гору? – громко спросил я.

– Дак я могу, – тотчас же откликнулся Дэн. – Он не может уехать, потому шо гора его держит!

– О чем это вы? Как гора может держать?

– Держит так, шо не вырвешься, скажу я вам! На то имеется множество причин. Кого-то держит одно, а какого-то – другое. Но хватка у горы крепкая, шо верно, то верно!

В этот момент дверь внезапно распахнулась, и ворвавшийся в нее порыв ветра всколыхнул полыхавший в очаге огонь. Все тотчас же поднялись со своих мест, поскольку вошедший оказался священником. Это был хоть и крепкий мужчина, ему потребовались недюжинные усилия, чтобы захлопнуть дверь. Справившись с этим, до того как подоспела помощь, новоприбывший поприветствовал собравшихся:

– Храни вас всех Господь.

Все сразу же засуетились, желая услужить святому отцу: кто-то забрал у него насквозь мокрое пальто, кто-то – шляпу, с которой стекала вода, а третий предложил ему самое теплое место возле дымохода. Когда священник уселся, миссис Келлиган тотчас же принесла ему кружку горячего пунша:

– Испейте, ваше преподобие, а то, не приведи господь, простудитесь.

– Благодарствую, – ответствовал священник и, залпом выпив содержимое, произнес: – А что это я такое слышал о горе, которая якобы удерживает подле себя человека?

– Энто я говорил, ваше преподобие, – подал голос Дэн, – шо гора крепко удерживает Черного Мердока.

– Ну-ну, приятель! Не стоит говорить такой чепухи. Дело в том, сэр, – произнес священник, окидывая взглядом присутствующих и поворачиваясь ко мне, – что местный люд любит рассказывать всякие небылицы об этой якобы приносящей несчастье горе. Откуда берутся эти слухи, одному Господу ведомо. А этот Мердок, которого местные называют Черным, не только ростовщик, но и фермер. Его здесь не любят, потому что он тяжелый человек и с многими обошелся довольно жестоко. Когда они говорят, что гора его держит, имеется в виду его нежелание покидать эти места, потому что он не оставляет надежды отыскать сокровище. Не могу сказать с уверенностью, но, мне кажется, виной всему различные названия, данные вышеозначенной горе. Самое распространенное – «Нокколтекрор», произошедшее от ирландского выражения «Knock-na-callte-crōin-ōir», что означает «Гора потерянной золотой короны», но иногда гору называют и «Нокколтор» – от ирландского «Knock-na-callte-ōir», то бишь «Гора пропавшего золота». Говорят, что в старину ее и вовсе называли «Нокнанаэр» – «Змеиная гора». И действительно есть такое место – Шлинанаэр, то есть Змеиный перевал. Посему осмелюсь заметить, что сейчас вы как раз и выслушали пересказ всех этих легенд и домыслов. Полагаю, вам известно, что в большинстве таких поселений, как это, фантазия местных жителей била через край, оставив после себя богатый урожай совершенно абсурдных и нелепых историй?

Я молча согласился, поскольку был тронут желанием доброго священника объяснить суть дела и при этом не осудить приютивших меня людей за невежественные взгляды, коих не разделял. Священник тем временем продолжал:

– Просто удивительно, что люди зачастую склонны облекать абстрактные идеи в конкретную форму. Нет сомнений в реальности странных событий, имеющих отношение к этой горе. Возьмем, к примеру, блуждающее болото. Люди не смогли объяснить его природу доступным им способом, а посему сочинили легенду. Справедливости ради стоит заметить, что легенда довольно древняя и упоминается в рукописи двенадцатого века. О ней на время забыли, но около сотни лет назад, когда во время французского вторжения под Киллалой пропал сундук с деньгами, воображение местных жителей от Донегала до Корка заработало с новой силой. Все единодушно решили, что вышеозначенный сундук спрятан где-то рядом с горой Нокколтор, хотя тому нет совершенно никаких подтверждений. – Священник окинул присутствующих суровым взглядом. – Мне даже немного стыдно, что заезжий джентльмен вынужден слушать все эти глупости и домыслы, преподносимые так, будто это истина. Впрочем, вам не стоит судить этих людей слишком строго, сэр, ибо народ здесь очень хороший – возможно, самый лучший во всей Ирландии или даже во всем мире. Их беда состоит лишь в том, что они слишком много болтают.

Все присутствующие некоторое время хранили молчание, пока его не прервал старый Мойнахан:

– Знаете, отец Петер, я-то ничего не говорил ни про святого Патрика, ни про змей, ибо сам ничегошеньки об энтом не знаю. Говорю тока то, шо слыхал от своего папаши. А тот собственными глазами видал, как хранцузы перебралися через речку внизу и направилися к горе. Луна поднималася с востока, и от горы пролегла тень. Тама было два человека, пара лошадей да здоровенный сундук на пушечном лафете. Поклажа была такая тяжелая, шо колеса увязали в глине, и людям приходилось вытаскивать повозку. К тому ж на следующий день мой папаша видал на дороге следы от энтой повозки.

– Бартоломью Мойнахан, ты говоришь правду? – строго прервал старика священник.

– Истинную правду, отец Петер. Вот не сойти мне с энтого места, коли вру!

– А как же случилось, что ты никогда прежде этого не говорил?

– Так говорил же ж! Кажный, хто тута есть, может энто подтвердить. Тока то было по секрету.

– Твоя правда! – откликнулся хор голосов. Подобное единство выглядело весьма комично, и люди на несколько секунд замолчали и смущенно потупили глаза. Воспользовавшись возникшей паузой, миссис Келлиган наполнила кувшин пуншем и поспешила разлить его по опустевшим кружкам. Присутствующие сразу же оживились и возобновили беседу. Что до меня, то я чувствовал себя весьма неуютно, поскольку никак не мог найти услышанному разумного объяснения.

Полагаю, люди, как и простейшие представители животного мира, от природы обладают определенным набором инстинктов. И вот теперь я словно ощущал рядом с собой чье-то присутствие.

Я тихонько огляделся по сторонам. Рядом с тем местом, где я сидел, в наиболее укрытой от непогоды части дома, в углублении в стене имелось небольшое оконце, почти полностью скрытое тенью священника, сидевшего рядом с очагом. Я вдруг увидел в окне человеческое лицо, прижавшееся к решетке, заменявшей стекло. Мелькнувшее в окне всего на мгновение, оно показалось мне темным и зловещим. Я смог разглядеть профиль человека, внимательно прислушивавшегося к разговору и явно не замечавшего моего пристального взгляда. А старый Мойнахан тем временем продолжал:

– Мой папаша схоронился за кустом утесника – ну прямо шо тот заяц, но те люди опасалися, как бы их хто не увидал, и озиралися по сторонам. Потом они принялись карабкаться в гору, а тута облако луну накрыло, и мой папаша боле ничего не видал. Тока опосля заметил двух людей на южном склоне горы, аккурат рядом с участком Джойса. Вскоре они снова кудай-то исчезли, тока лошади да лафет на месте осталися. А как луна выглянула из-за тучки да осветила землю, люди двинулися вместе с лафетом и сундуком вкруг горы и исчезли из вида. Папаша мой обождал пару минут и побег оттудова шо есть мочи, шоб спрятаться за камнем возле входа в Шлинанаэр, а тама – вот те неожиданность! – опять те двое тащили сундук. Аж к земле пригибались, до того тяжела была ноша. Тока лошадей и лафета он не увидал. Хотел папаша за теми людьми проследить, а тута, на его беду, камень под ноги выскочил да с грохотом покатился вниз. Мужики сундук на землю поставили и давай озираться. Как папашу моего заприметили, один и побег за ним. Ну, тот и бросился улепетывать. Вновь облако луну заволокло. Но папаша мой кажный камень на склоне знал и бежал по темноте без оглядки. Он слыхал позади себя топот, но тот становился все тише да тише. Тока папаша не останавливался, покуда не добрался до своей хибары. Боле он ни мужиков энтих, ни лошадей с сундуком не видал. Можа, они растворилися в воздухе, можа, в болоте утопли али гора их прибрала, тока сгинули они, и до сего дня никто об их слыхом не слыхивал.

Старик закончил рассказ, вызвав у слушателей дружный вздох облегчения, и залпом осушил свою кружку.

Я вновь бросил взгляд на оконце, но темное лицо исчезло.

Присутствующие вдруг разом загомонили, обсуждая услышанное. Кто-то говорил по-ирландски, кто-то по-английски, а речь некоторых людей так изобиловала местечковыми оборотами и словечками, что я почти не улавливал смысла. Все комментарии сводись к тому, что двум местным жителям можно было позавидовать. Ведь одному из них, ростовщику Мердоку, принадлежал земельный участок на западном склоне горы, в то время как другому – некоему Джойсу – такой же участок рядом.

Тут сквозь гул голосов послышался стук копыт, затем раздался громкий возглас, и в таверну вошел крепкий незнакомец лет пятидесяти с волевым решительным лицом и добрым взглядом. Он был хорошо одет, но промок насквозь, а еще выглядел изможденным и явно чем-то обеспокоенным. Одна его рука безвольно висела вдоль тела.

– Вот и один из них! – сказал отец Петер.