Читать книгу Капитуляция - Бренда Джойс - Страница 6

Трактир «Черный вереск» был набит битком; все столы оказались заняты. По всей видимости, в этот пятничный вечер множество живущих по соседству деревенских мужчин заглянуло сюда на кружку эля. Отовсюду доносились громкие, резкие отголоски разговоров. Табачный дым так и носился в воздухе.

Эвелин неловко поерзала на стуле. Ее не заботила ни эта толпа, ни человек, ради встречи с которым она пришла сюда. Это был очень крупный темноволосый мужчина в полосатом свитере с надетым поверх жилетом. За жилетом виднелись пистолет и кинжал. Черные брюки мужчины были заправлены в сапоги. Он был небрит, носил серьгу в ухе, а во рту чернел один из передних зубов.

А еще от него исходил острый запах, и отнюдь не моря. Эвелин подумала, что этот человек наверняка не мылся целый месяц.

С момента ее напряженной встречи с Джеком Грейстоуном прошло несколько дней. Эвелин по-прежнему отказывалась верить в произошедшее: и в то, что она поцеловала его, и в то, что он ее отверг. И о чем она думала? Как могла вести себя так, пребывая в трауре? Как он мог оказаться таким неотзывчивым? Таким безразличным к ее бедам? Да еще и обвинил ее, назвав опасной! Эвелин никак не могла понять, что же он имел в виду.

А ведь все эти годы она втайне восхищалась Грейстоуном, считая его героем!

Но Эвелин чувствовала себя оскорбленной его отказом, равно как и тем, что он посмел судить ее. Это было несправедливым, хотя она и без того не понаслышке знала, что жизнь редко бывает справедливой.

После той злосчастной встречи, полная решимости двигаться дальше и сделать все ради дочери, Эвелин съездила на оловянный рудник. И была потрясена, когда увидела, в каком запущенном состоянии находятся рудник и хранилище. Новый управляющий хотел обсудить вопрос ремонта оборудования. Он считал, что не удается достичь необходимых показателей отгрузки металла, потому что из-за изношенности оборудования добывается недостаточно олова. Эвелин даже не пришлось уточнять, она и без того знала, что подобная реконструкция может обойтись дорого, очень дорого для нее. А когда она спросила мнения о работе предыдущего управляющего, заменивший его специалист не согласился с тем, что низкие показатели добычи олова объяснялись воровством.

Как же ей стоило поступить в столь бедственной ситуации? Эвелин должна была находиться рядом с Эме, обучая ее читать и писать, танцевать, играть на фортепиано и шить. Но теперь у них не было даже своего собственного фортепиано, и вместо того, чтобы заниматься с дочерью, Эвелин сидела в трактире «Черный вереск», собираясь обсудить чрезвычайно опасное предложение с другим контрабандистом – этим субъектом с пугающей внешностью.

Эвелин ходила на могилу Анри каждый день, принося свежие цветы. Но вместо того, чтобы тосковать по мужу, она злилась на него.

Но еще больше она злилась на Грейстоуна.

Ход ее мыслей прервали.

– Значит, вы хотите, чтобы я сгонял во Францию и привез сундук вашего мужа, – ухмыльнулся Эд Уайт. Кажется, эта идея пришлась ему по душе.

Эвелин вздохнула и сосредоточилась на сидевшем напротив человеке. Ей не потребовалось много времени, чтобы решиться нанять нового контрабандиста. Тот факт, что Эвелин не могла рассчитывать на доходы от деятельности рудника, сделал выбор за нее, и Джон Трим назвал ей несколько имен подходящих людей. Впрочем, Трим явно был не в восторге, упоминая об Уайте и его приятелях.

– Это шайка головорезов, миледи, – предостерег он. – И ни одной знатной даме не стоит иметь дело с такими, как Уайт и его дружки.

Эвелин не объяснила ни то, для чего ей потребовалось беседовать с другими контрабандистами помимо Грейстоуна, ни то, что у нее просто не осталось выбора. Но теперь она почти пожалела о принятом решении. Уайт был невероятно грубым внешне, с его почерневшим зубом, отвратительным запахом и похотливым взглядом.

Эвелин мрачно подумала о том, что этот Уайт выглядит очень ненадежно. Он напоминал ей барышника, которому палец в рот не клади, или просто проныру. И, в довершение всех неприятностей, контрабандист продолжал рассматривать ее через прозрачную вуаль. Он то и дело бросал взгляды на грудь Эвелин, даже притом, что вырез горловины платья был очень высоким. Уайт заставлял Эвелин чувствовать себя крайне неловко. Когда Грейстоун типично по-мужски оценивал ее, она не пугалась так, как сейчас.

– Я понимаю, что это опасная миссия, – сказала Эвелин, поправляя прикрепленную к шляпке вуаль. – Но я готова предложить вам весьма неплохую долю фамильных ценностей моего мужа. И я просто в отчаянии.

Эвелин повторяла то, что говорила совсем недавно, но старательно сохраняла ровный тон голоса. Она не могла молить Уайта, как на днях умоляла Грейстоуна.

Уайт усмехнулся, глядя на нее:

– И что же это за весьма неплохая доля, леди?

– Пятнадцать процентов.

Эвелин опустила глаза на свои обтянутые перчатками руки, крепко сжатые на коленях. Она могла все еще чувствовать себя оскорбленной отказом Грейстоуна, независимо от того, что решила выкинуть это из головы, но у нее по-прежнему была одна серьезная проблема – Эвелин не давали покоя мысли об их поцелуе.

Она должна была забыть этот поцелуй. Ее поцелуй был постыдным. А его – будоражил Эвелин ночами. Волновал днями напролет. Не давал ей покоя даже теперь. Этот поцелуй заставлял ее тело томиться страстным жаром, а ощущать нечто подобное было сущим позором.

Эвелин и представить себе не могла, что мужчина способен целовать женщину с такой силой, такой страстью и таким напором.

Что ж, пришла пора забыть его. Он не был героем. Она ошиблась.

– И сколько же это – пятнадцать процентов?

Эвелин подняла глаза на Уайта:

– Трудно сказать.

Он засмеялся.

– Это что, шутка, миледи? – Контрабандист встал, собираясь уходить. – Если вы хотите, чтобы я отправился во Францию по вашим делам, вам придется как следует вознаградить меня, и не какой-то там «неплохой долей».

Эвелин вскочила:

– Пожалуйста, не уходите!

Ее сердце забилось. Помнится, во время встречи с Грейстоуном именно в этот момент переговоров она задумалась о том, чтобы воспользоваться своими женскими чарами. Но, к счастью, хотя Уайт и продолжал с вожделением поглядывать на нее, он, похоже, был всецело поглощен темой денег.

Уайт сел.

– За подобную работу я взял бы тысячу фунтов – авансом.

Эвелин тоже опустилась на стул, вобрав в легкие больше воздуха. Но на эти переговоры она пришла подготовленной. Она положила на стол свою расшитую бусинами черную бархатную сумочку и открыла ее. Потом отдернула клочок ткани и развернула серьги с сапфирово-бриллиантовыми подвесками.

У Эвелин осталось так мало того, что можно было предложить для заключения сделки! У нее сохранились лишь подходящие к серьгам сапфировое колье и сапфировое кольцо, а еще жемчуг, камея и изумительной красоты обручальное кольцо с бриллиантом.

Глаза Уайта округлились, и он схватил серьги, жадно рассматривая их. Эвелин вздрогнула, когда контрабандист попробовал одну из серег на зуб.

– Что еще у вас для меня есть?

Эвелин задохнулась от возмущения:

– Эти серьги с подвесками дорого стоят!

– Они явно не обошлись вам в тысячу фунтов. Сомневаюсь, что вы заплатили за них хотя бы пенни. – Он ухмыльнулся, и его черный зуб заставил Эвелин отвести взгляд.

Этот тип был абсолютно прав, хотя и груб – эти серьги не стоили ей ни пенни.

– Их подарил мой любимый муж, – прошептала она.

– А теперь у вас не лучшие времена. Ну да, я слышал, все вокруг слышали. Выходит, он явно оставил вам что-то ценное в том сундуке во Франции. Но если вы хотите получить это, вам нужно заплатить гораздо больше, чем стоят эти серьги.

Эвелин хотелось плакать. Она вытащила из сумочки подходящее к серьгам кольцо и положила его рядом на стол. Это был сапфир в пять каратов, окаймленный бриллиантами.

Уайт схватил украшения, сунул их в носовой платок и запихнул в задний карман брюк. Потом встал и улыбнулся:

– Я вернусь через неделю-другую. Тогда-то мы и сможем продолжить разговор.

Эвелин подскочила на месте:

– Постойте-ка, мистер Уайт, я рассчитываю на то, что вы отправитесь во Францию прямо сейчас!

Но контрабандист невозмутимо направился к выходу. На полпути он обернулся и усмехнулся, потом шутливо отдал ей честь, махнув пальцем у виска. Не веря своим глазам, Эвелин схватилась за стол, а Уайт между тем не спеша пробрался сквозь толпу и скрылся в дверном проеме.

Он уходил – с ее драгоценностями! Эвелин промчалась через общую комнату, в ужасе осознавая смысл произошедшего: она только что отдала свои сапфиры незнакомцу, не заслуживающему доверия, очень неблагонадежному незнакомцу. Увы, когда Эвелин добежала до парадной двери трактира, Эд Уайт уже вскочил на коня и ускакал прочь.

Эвелин в бессилии сползла по дверному косяку. Неужели этот тип только что украл ее драгоценности? Или он на самом деле собирается вернуться и планирует отправиться во Францию вместе с ней? О, она так не думала!

И вдруг Эвелин осознала, какой необычайно наивной она была, заплатив этому типу авансом. Одно дело – заплатить заранее Грейстоуну за то, что он вывез ее из Франции, в конце концов, она уже была на борту его судна! И Эвелин по-прежнему доверяла Грейстоуну: даже если он поцеловал ее, отверг ее и ушел от нее, на него можно было положиться настолько, чтобы заплатить авансом, ведь он был, по рождению и по натуре, истинным джентльменом. Он никогда не обокрал бы ее – он выполнил бы свою миссию. Но Уайт был контрабандистом, бандитом, а теперь еще и проклятым вором.

Вот черт!

Эвелин поспешила уйти из трактира прежде, чем Трим успел пригласить ее на ланч в компании своей жены. Слезы жгли глаза. «Нужно найти способ как-то вернуть себе эти сапфиры», – подумала Эвелин. Но даже притом, что она была полна решимости, мудрая часть ее существа прекрасно понимала: это – безнадежное дело. Ее обокрали, надули самым банальным образом.

И что теперь? Она не могла позволить себе потерять те украшения – у нее осталось так мало ценностей… И тут образ Джека Грейстоуна снова замаячил перед мысленным взором. Выругавшись, Эвелин схватила узды своей кобылы. «Это он во всем виноват!» – в ярости решила Эвелин. Страх за будущее дочери неотступно терзал ее. Эвелин боролась с подступающими слезами. Она не могла уступить настойчивому желанию расплакаться – она должна была найти в себе силы, чтобы справиться с этой ситуацией.

Спустя час кобыла рысью влетела в ворота Розелинда, хрустя гравием под копытами. Эвелин была мрачнее тучи. Она решила при удобном случае встретиться с Уайтом лицом к лицу и каким-то образом заставить его вернуть сапфиры. Она могла бы даже заручиться поддержкой Трима, попросить его помочь. Вероятно, если компания сельских жителей хорошенько прижмет бандита, он вернет сапфиры.

Впрочем, Эвелин уже и не надеялась на это. Стоило ей остановить кабриолет перед конюшней, как из дома вышел Лоран, поспешив на помощь хозяйке.

Бросив на Эвелин взгляд, он встревожился:

– Что случилось?

Выйдя из экипажа, она потрепала кобылу по шее.

– Меня обвели вокруг пальца.

Лоран застонал:

– Я знал, что вам не стоит связываться с обычными контрабандистами!

– Я отдала Эду Уайту свои сапфировые серьги и кольцо, и я ни капли не сомневаюсь, что больше никогда не увижу этого субъекта.

– Ах, я знал, что вам следует попробовать снова обратиться к Грейстоуну! Он не обокрал бы вас, он, может быть, и контрабандист, но он – дворянин!

Эвелин принялась отвязывать кобылу от повозки. Лоран был прав – Грейстоун никогда не обокрал бы ее. «Но если бы Лоран только знал, что произошло на самом деле!» – мелькнуло в голове Эвелин.

– Лоран, я ведь уже говорила вам, что он предельно ясно отказал мне – после того, как я просила и умоляла его.

Лоран отвел кобылу в конюшню, в стойло. Эвелин молча стояла и смотрела, как он запер за лошадью дверь и вышел наружу.

– Но вы красивы, вы – женщина, и вы – в беде. Ни один мужчина не смог бы остаться равнодушным.

Эвелин задрожала, вспомнив охватившую их страсть и последовавший пылкий поцелуй, а заодно и то, как Грейстоун в конечном счете еще и обвинил ее, назвав опасной.

– Но он действительно ушел, – сказала она, ощущая, как загорелись и, видимо, покраснели щеки.

– Мадам, что произошло на самом деле? Вы переживаете вот уже несколько дней!

Эвелин пристально взглянула на него. Если и был кто-то, кому можно было довериться, так это Лоран.

– Я сказала вам не все. Он обмолвился, что счел меня очень красивой, но он все еще собирался отказать мне. И… я поцеловала его.

Лоран встрепенулся:

– Вы поцеловали его?

Эвелин снова вспыхнула, ее сердце неистово заколотилось в ожидании упреков Лорана по поводу того, что она вела себя в высшей степени неприлично.

– Не знаю, что на меня нашло, а потом он ответил на мой поцелуй, – грустно рассмеялась она. – Это был самый настоящий поцелуй, но Грейстоун все равно отказал мне.

Лоран с трудом оправился от потрясения.

– Не может быть!

Ей не хотелось рассказывать все, вплоть до мельчайших деталей, так что оставалось лишь пожать плечами.

– Я сожалею о поцелуе – разумеется, сожалею, ведь я в трауре, – призналась она. И, немного помолчав, добавила: – Он казался разъяренным, когда уходил.

– Вы, должно быть, ошиблись! Вы милая, добрая женщина, и вы так красивы, что у любого мужчины дух захватит! – твердо произнес Лоран. – Он идеальный кандидат для этой задачи, графиня. Мы с вами знаем, насколько он бесстрашен и насколько он умел. И мы ведь говорим не о нескольких семейных реликвиях. Мы ведем речь о будущем Эме. Поэтому для вас пришла пора уладить все разногласия – вам стоит опять обратиться к нему.

Эвелин поперхнулась от неожиданности.

– Прошу прощения, что вы сказали?

– Вы хотите растить Эме в роскоши или в нищете? – напрямик спросил Лоран.

Эвелин потрясенно плюхнулась на деревянную скамейку перед конюшней.

– Выходит, я должна опять обратиться к нему, наступив на свою гордость? Умолять его снова? И что потом? – Она тотчас зарделась, стоило представить еще одну пылкую встречу.

– Ну, мы с вами прекрасно знаем, что вы – не распутная женщина. – Лоран сел около Эвелин, дружески взяв ее руки в свои. – Вам стоит написать ему искреннюю, очень душевную записку с извинениями. А еще в этой записке вы должны дать ему понять, что он здесь – желанный гость, в любое время.

Эвелин осторожно взглянула на него:

– Я, может быть, и поцеловала его, но он действительно ответил на мой поцелуй.

Но что, если она все равно принесет ему извинения? Изменит ли это что-нибудь? А вдруг он примет эти извинения – и тогда они смогут обсудить все вопросы?

– Так как? Мужчины могут быть такими глупцами – кому, как не мне, это знать. – Лоран улыбнулся. – Я не могу сказать вам, что именно стоит написать, ведь я не присутствовал при вашей встрече. Но мы, мужчины, крайне самолюбивы, и мы любим, когда оказываемся правы. Напишите ему, что вы от души сожалеете, если оскорбили его. Что вы и в мыслях этого не имели. Он будет доволен, графиня. И пригласите его вернуться в Розелинд.

Эвелин изумленно смотрела на слугу. Неужели она действительно могла бы написать подобное письмо с извинениями? С одной стороны, она не испытывала ни малейшего желания делать это, хотя, стоит признать, во время встречи с Грейстоуном Эвелин вела себя неподобающе. Впрочем, как и он сам.

– Кого еще вы могли бы попросить отправиться ради вас во Францию?

Эвелин задрожала. Черт возьми! Лоран был прав. Ей требовался Джек Грейстоун.

– Можете сказать, что в данный момент вы совершенно растеряны, вы только что потеряли мужа. Мадам, я уверен, что вы найдете нужные слова, чтобы потешить его мужское самолюбие. Вы можете даже сообщить ему, что он был совершенно прав, отказавшись от ваших нелепых попыток добиться его расположения. Это замечание придется ему по душе!

Эвелин задавалась вопросом, прав ли Лоран. Большинство мужчин, вероятно, можно было покорить подобного рода извинениями, но она не думала, что Грейстоун походил на остальных представителей сильного пола. И все же Эвелин по-прежнему была в отчаянии. Раз уж Грейстоун не откликнулся на ее мольбу о помощи, как настоящий герой, у нее не оставалось иного выбора, кроме как попытаться им манипулировать.

– И когда он придет – а он обязательно придет, – вы не должны упоминать о том, чего от него хотите. Доверьтесь мне. Он быстро захочет знать, почему вы не молите его о помощи. А вы должны играть противоположную роль – вы совсем одиноки, безутешны. Вы потеряли всякую надежду.

Эвелин с интересом смотрела на верного слугу, ведь сценарий, который изложил Лоран, начинал казаться весьма жизнеспособным.

– И может быть, мне стоит сказать ему, что я отказалась от своей затеи. Что это слишком опасно – отправляться в Нант, в мой старый дом, искать там какой-то древний сундук, – никто не способен совершить такой подвиг. И мне придется смириться с новыми обстоятельствами моей жизни.

– Вот теперь вы рассуждаете очень разумно, – похвалил Лоран, по очереди расцеловав ее в обе щеки.

Но станет ли Грейстоун настаивать на том, что ему по силам привезти сундук? А с другой стороны, как она узнает об этом, если не попытается? Эвелин совершенно не нравилась идея играть в подобные игры с Грейстоуном, но она дошла до крайней степени отчаяния.

– Я напишу ему, – решилась Эвелин, тщательно обдумывая новый план. – И я отправлю письмо одной из его сестер.

– Вы должны передать письмо лично, это позволит вам встретиться с его сестрами и подружиться с ними, – посоветовал Лоран. – Леди Педжет замужем за сыном необыкновенной француженки – много лет назад вдовствующая графиня Бедфордская дружила с Анри.

Эвелин об этом не знала.

– Вы специально это узнавали?

– Разумеется, узнавал. Эме для меня – как дочь.

Эвелин порывисто обняла его.

– Сейчас я чувствую себя немного лучше, – прошептала она, нисколько не кривя душой. Эвелин даже оживилась: она не была в Лондоне два года, и теперь ей вдруг стало казаться, что это путешествие с поросших мхом болот в столицу следовало совершить гораздо раньше. И несомненно, леди Педжет в курсе, где искать своего брата. Но Эвелин не хотела излишне обнадеживать саму себя. Вместо этого ее охватило сильное беспокойство.

– И вас наверняка еще больше обрадует новость о том, что сегодня здесь был гость, – к вам заезжал джентльмен, весьма привлекательный и элегантный. – Лоран улыбнулся. – И он оставил записку.

Эвелин удивилась:

– Кто это был?

– Лорд Тревельян, – ответил Лоран.

Его судно благополучно бросило якорь в бухте, и Джек выскочил на берег из шлюпки, на веслах которой сидели двое его людей. Он привык к подобному маневру, поэтому приземлился на влажный песок, даже не замочив носки своих сапог.

– Поднимитесь на сторожевую башню и будьте начеку, – приказал Джек. – Я надолго не задержусь.

Насупившись, его люди вытащили лодку на песок. Джек не винил их за проявление недовольства. Они оставили французский Роскоф на рассвете, и члены команды с нетерпением ждали встреч с семьями. Большинство его людей жили в маленькой деревне Лоо или ее окрестностях. Они уже направлялись к дому Джека на острове, Лоо-Айленд, но капитан неожиданно решил отклониться от курса.

Когда его люди скрылись из вида, направившись вверх по пролегавшей между утесами тропинке, Джек стал подниматься по деревянным ступеням, которые вели к дому чуть выше бухты. Он бросал якорь в этой бухте раз сто и теперь даже в ранних вечерних сумерках без проблем двигался вверх по неровным ступеням и каменистой тропинке по направлению к Фарадей-Холл. Роберт Фарадей вкладывал средства в проекты Джека с тех пор, как тот стал командовать своим первым судном, восемь лет назад.