Читать книгу Слепящий нож - Брент Уикс - Страница 7

Как у женщин это получается – делать так, что тебе одновременно хочется вышвырнуть ее за борт и расцеловать до потери дыхания? Каррис двинулась прочь, а Гэвин только и мог, что восхищаться ее фигурой.

«Чертовка!»

Он заметил, что некоторые из моряков тоже окидывают ее оценивающими взглядами. Он кашлянул, чтобы привлечь их внимание, и приподнял одну бровь. Они быстренько нашли, чем заняться.

– Действительно ли это так уж необходимо, лорд Призма? – раздался голос позади него.

Это был его новый генерал Корван Данавис, человек, который служил при нем еще шестнадцать лет назад – впрочем, тогда он был самым талантливым военачальником в армии Дазена. Им пришлось немало поработать, чтобы заставить всех поверить в то, что старый враг Гэвина теперь соглашается выполнять его приказы.

– Под «этим» вы имеете в виду это? – Гэвин указал на веревочную лестницу, уходившую к верхушке мачты.

– Да.

Генерал Данавис был из тех людей, которые молятся перед сражением, просто на всякий случай, после чего занимаются своим делом так, словно вообще не боятся смерти. Гэвин всегда считал, что генералу неведом страх, по крайней мере в том виде, что для других людей. Тем не менее Данавис не переносил высоту.

– Абсолютно необходимо, – заверил его Гэвин и первым полез по веревочной лестнице.

Втаскивая себя на наблюдательную площадку, он снова был поражен мыслью, которая приходила к нему регулярно: вся его жизнь зависела от магии. Он без страха забрался на мачту, потому что знал, что если упадет, то успеет мгновенно извлечь и набросать люксин, чтобы подстраховаться. Хотя со стороны он и казался бесстрашным, на самом деле это было не так. Просто для него почти не оставалось опасностей, в отличие от подавляющего большинства других людей. Люди видели, как он совершает невероятные вещи, и считали невероятным его самого – но в этом состояло их глубочайшее непонимание.

Внезапный приступ страха оказался настолько острым, что Гэвин на мгновение решил, будто что-то действительно воткнулось ему в живот. Он медленно набрал полную грудь воздуха.

Корван поднялся к нему, не отрывая взгляда от площадки над собой и мертвой хваткой стискивая каждую перекладину. Гэвину было очень неприятно так поступать со старым другом, однако он не мог рисковать, чтобы их разговор подслушали.

Гэвин помог генералу вылезти на площадку и подождал, пока тот переведет дыхание. По крайней мере, ограждение здесь было достаточно высоким и крепким. Внизу матросы продолжали заниматься своей работой. Поднимался утренний ветерок, и первая вахта высыпала на палубу, проверяя тросы и узлы; капитан стоял на мостике с секстантом, уточняя местоположение.

– Я потерял синий, – сказал Гэвин.

Первым делом – выпустить накопившееся. Любезности подождут.

По выражению лица Данависа было видно, что тот понятия не имеет, о чем речь. Генерал погладил рыжие усы, которые начал отпускать заново. Во времена войны Призм эти усы, унизанные бусинами, были знамениты повсеместно.

– Синее что?

– Синий цвет, Корван. Я больше не могу его видеть. Сейчас солнечное утро, я гляжу на небо, гляжу на Лазурное море – и не вижу синего. Я умираю, и мне нужно, чтобы ты помог мне решить, что с этим делать.

Корван был одним из умнейших знакомых Гэвину людей, однако сейчас он выглядел растерянным.

– Лорд Призма, такие вещи не… Погоди-ка, расскажи по порядку. Это случилось во время твоей стычки с морским демоном?

– Нет.

Гэвин поглядел вдаль над поверхностью волн. Покачивание корабля убаюкивало, превосходно сочетаясь с гармоничной голубизной неба и моря. Он помнил эти цвета так ясно, что мог бы поклясться, что вот-вот их увидит. Гэвин был суперхроматом – тем, кто способен различать цвета в гораздо больших подробностях, нежели другие люди. Синий цвет был знаком ему весь, от самых светлых до самых темных тонов, от глубоко фиолетовых до почти зеленых оттенков, он знал синие цвета любой насыщенности, в любых сочетаниях.

– После битвы, – сказал Гэвин. – Когда мы уплыли вместе с беженцами. Я проснулся на следующий день и даже не сразу заметил… Корван, это все равно что посмотреть в лицо старой знакомой и вдруг понять, что не помнишь ее имени! Синий цвет здесь, совсем рядом – можно сказать, на краешке моего зрения. Если не сосредотачиваться специально, даже не понимаешь, что произошло, просто весь мир кажется каким-то выцветшим, плоским. Но когда я фокусирую внимание изо всех сил, то вижу, что синий стал серым. Того же тона, той же насыщенности, той же яркости, но… серым.

Корван долгое время молчал, щуря глаза с красным ореолом.

– Время не совпадает, – наконец произнес он. – Срок службы Призмы кратен семи годам. По идее, у тебя должно оставаться еще пять лет.

– Я и не говорю, что то, что со мной происходит, нормально. Меня ведь не назначали Призмой. Может быть, так и бывает, когда естественный полихром не проходит церемонию Спектра.

– Не уверен, что это так уж…

– Корван, ты когда-нибудь слышал, чтобы Призма ослеп? Такое вообще когда-нибудь бывало?

Последним Призмой до Гэвина – настоящего Гэвина – был Александр Развесистый Дуб. Он был слабым Призмой, по большей части прятался в своих апартаментах и предположительно имел слабость к маковым препаратам. А перед ним была Айрин Маларгос, глава семейства Маларгосов, – она служила Призмой четырнадцать лет. Гэвин мог вызвать в памяти лишь смутное воспоминание о том, как она совершала ритуалы в Солнцедень, когда он был еще совсем маленьким.

– Гэвин, большинство Призм не протянули шестнадцать лет. Может быть, церемония Спектра заставила бы тебя умереть раньше. Если бы ты умер через семь лет или через четырнадцать, как знать, может быть, тебе не пришлось бы проходить через это?

В том-то и проблема, когда ты самозванец: ты не можешь запрашивать информацию о секретнейших вещах, о которых должен знать и без того. Настоящий Гэвин прошел инициацию в качестве избранного Призмы, когда ему было тринадцать лет. Он дал клятву никогда не говорить об этом, даже со своим некогда лучшим другом и братом Дазеном.

И эту клятву, насколько мог видеть Гэвин, блюли все члены Спектра – поскольку за те шестнадцать лет, что он выдавал себя за брата, ни один из них не упомянул об этом ни единым словом. Нет, разумеется, они порой позволяли себе намеки, которых он не понимал и потому не отвечал на них, тем самым давая понять, что высоко чтит тайну церемонии и они должны следовать его примеру.

Другими словами, он попался в ловушку, которую сам же и соорудил. Опять.

– Корван, я не знаю, что происходит. Может быть, я проснусь завтра утром и обнаружу, что не могу извлекать зеленый, а на следующий день не смогу извлекать желтый. А может быть, я потерял только синий и на этом все кончится. Но как бы там ни было, синего у меня больше нет. В лучшем варианте, если получится держаться подальше от Хромерии и избегать всех синих ритуалов, я смогу выгадать еще год – до следующего Солнцедня. Но во время церемонии поддерживать обман уже никак не получится и уклониться от нее тоже. Если к этому времени я не начну снова извлекать синий, я мертвец.

Он видел, что его друг прекрасно понимает, что это значит. Данавис длинно выдохнул.

– Ха! Как раз в тот момент, когда все начало так хорошо складываться. – Он хохотнул. – У нас на руках пятьдесят тысяч беженцев, с которыми никто не захочет связываться, у нас кончается продовольствие, Цветной Владыка только что одержал крупную победу, после чего, несомненно, под его знамена ринутся тысячи новых еретиков… И вот теперь мы лишаемся нашего главного козыря.

– Ну я еще не мертв, – возразил Гэвин.

Он широко улыбнулся, и Корван ответил грустной улыбкой. Впрочем, выглядел его друг неважно.

– Не беспокойся, лорд Призма, я буду последним, кто спишет тебя со счетов.

И Гэвин знал, что это действительно так. Корван Данавис согласился на позор и ссылку, чтобы поражение Дазена выглядело достоверным. Шестнадцать последних лет он просидел в захолустном городке в нужде и безвестности, незаметно приглядывая за бастардом реального Гэвина Кипом.

Еще одна проблема.

Корван бросил взгляд вниз, слегка побледнел и снова крепко схватился за ограждение.

– Что ты собираешься делать?

– Чем дольше я буду находиться среди цветомагов, тем больше вероятности, что кто-нибудь заметит, что со мной что-то не так. Тем более в Хромерии – если я останусь там слишком надолго, Белая рано или поздно попросит меня провести уравновешивание, и, если синего окажется меньше, чем красного, не факт, что я вообще смогу это определить, не говоря уже о том, чтобы сбалансировать. Меня моментально сместят.

– И значит…

– И значит, я отправляюсь в Азулай, чтобы повидаться с нюкабой, – сказал Гэвин.

– Что же, по крайней мере это гарантия того, что Железный Кулак за тобой не последует. Но зачем тебе с ней видеться?

– Потому что вдобавок к тому, что в их столице расположена крупнейшая в мире библиотека, где я смогу работать, не боясь, что через час весь Спектр будет в курсе, что именно мне понадобилось, у парийцев имеется еще и устная традиция, включающая множество тайных сведений, причем некоторые из них, без сомнения, считаются еретическими.

– Но что именно ты ищешь?

– Если я потерял контроль над синим, Корван, это означает, что синий вышел из-под контроля.

Мгновение генерал смотрел на него непонимающе, затем на его лице появилось потрясенное выражение.

– Ты шутишь? Я прочел кучу умных книжек, и все серьезные ученые сходятся на том, что погань – это просто жупел, выдуманный Хромерией, чтобы оправдать действия некоторых чересчур рьяных подвижников и люксоров прошлого!

«Погань»… Корван использовал старый термин из языка птарсу; это слово могло употребляться как в единственном, так и во множественном числе. Изначально оно, скорее всего, означало храм или святилище, однако для парийцев Люцидония стало синонимом всего отвратительного. Они завладели этим словом и переделали его под себя, так же, как захватили и переделали под себя весь мир.

– А если твои ученые ошибаются?

Долгое время Данавис молчал. Наконец он произнес:

– То есть ты собираешься заявиться на порог к нюкабе и сказать: «Поскольку ты возглавляешь приверженцев твоей веры, пожалуйста, покажи мне ваши еретические тексты и расскажи мне ваши истории, которые я первый уполномочен объявить заслуживающими смертной казни» – и рассчитываешь, что она послушается? Нет, ну конечно, это какой-никакой план… Но не самый лучший, на мой взгляд.

– Я могу быть обаятельным, когда надо, – парировал Гэвин.

Корван улыбнулся, но отвернул лицо в сторону.

– Знаешь, – проговорил он, – то, что ты устроил вчера с этим демоном… Это было потрясающе. И то, что ты сделал в Гарристоне, было потрясающе – я имею в виду не только Стену Яркой Воды… Гэвин, эти люди пойдут за тобой на край света. Они будут рассказывать каждому встречному о том, что ты сделал. И если дойдет до драки между тобой и Спектром…

– Спектр уже выстраивает в ряд более покладистых кандидатов на должность Призмы, Корван. Если я сейчас брошу им вызов, то окажусь в таком же прискорбном положении, в каком был Дазен семнадцать лет назад. Я не собираюсь еще раз подвергать мир такому испытанию. Может быть, люди меня и любят, но, если все их вожди сплотятся против меня, я не добьюсь ничего, кроме смерти моих друзей и союзников. Один раз я уже так поступил.

– И что же? Ты собираешься просто нас оставить? А что ты будешь делать с Кипом? Он парень выносливый, но он много потерял в последнее время, и сдается мне, ты сейчас его единственная опора. Если он обнаружит, что ты не тот, за кого себя выдаешь, это может его сломать. И тогда – кто знает, во что он может превратиться? Пощади свою душу, Гэвин, и пощади мир! Последнее, что сейчас нужно Семи Сатрапиям, – это еще один молодой полихром Гайл, обезумевший от скорби и гнева. А нам всем что ты прикажешь делать? Куда нам девать всех этих людей?

– Корван, Корван, послушай! У меня уже есть план.

«Ну какой-никакой…»

– Знаешь, мой друг, почему-то именно этого я и боялся.

В корабль плеснула шальная волна; площадка под их ногами закачалась, и Корван, взглянув на пляшущую далеко внизу палубу, сглотнул.

– Было бы слишком наивно надеяться, что в него входит легкий способ спустить меня отсюда?