Читать книгу Капсула - Бронислава Бродская - Страница 2

Стас любит свою дачу, хорошо, что он ее в свое время купил. У него есть квартира на Арбате в тихом переулке, в подъезде всегда сидит консьержка, чистая интеллигентная небедная публика, выгуливают во дворе собак, но собаку Стас завести не пожелал, слишком все-таки много хлопот. Приглашает к себе в дом гостей он редко, на дачу к нему приезжают только совсем уж близкие друзья и родственники. Свою личную жизнь Стас оберегает очень ревностно. На людях он несколько напряжен, а дома позволяет себе быть таким какой он есть: физически слабым, подверженным болезням и перепадам настроения, капризным молодым человеком. Стас может сколько угодно играть своим возрастом, говорить о себе как о пожилом человеке, пожившим, поднаторевшим, но ему всего 45 лет. Впрочем молодым человеком он совершенно не выглядит, и поэтому свой физический облик Стас не любит, ему бы хотелось быть другим, более, что-ли 'нордическим'. На самом деле видно, что он типичный еврей, рыхлый, лысеющий с большими навыкате глазами за сильными круглыми линзами, придающими ему вид 'очкарика-интеллигента' из анекдота, но тут сделать ничего нельзя, и Стасу это не слишком нравится.

Он любит женщин, интригу любовных отношений, но, к сожалению в нем не так уж много, так ценимой дамами, мачизмы: сила, ловкость, грубоватость, органичная агрессивность. Мужчина – гонщик, боксер, бандит в конце концов … вот, что бабы любят, даже умные. Ну нет в нем этого! Он, например, не любит водить машину. Умеет, вынужден был научиться, но вождение его слишком напрягает, за рулем Стасу так некомфортно, что он давным-давно нанял водителя. Когда-то, только получив права, он пару раз попадал в мелкие аварии, и машину с тех пор водить боится. Впрочем никто о его подспудном страхе не знает. Шофер пробирается по запруженным улицам, нервничает, а он, Стас, сидит себе на заднем сидении и предается своим мыслям, разговаривает по-телефону, прочитывает тексты на компьютере. Себя он при этом уговаривает, что так он не теряет по пробкам времени, но причина не только в этом: просто он слишком любит комфорт, а вождение машины – это стресс и фобия, от которых он себя ограждает. Слава богу он может себе это позволить.

Стас приехал на дачу, чтобы заняться собой, не просто погулять вечером по Арбатским переулкам, а покататься на лыжах. Он опять набрал вес, потерянный прошлым летом с таким трудом. Надо больше двигаться и меньше есть, т.е. делать как раз то, что он не любит. Стас верит в знаки зодиака, так же как в зороастрийский календарь. Так вот: он – водолей, а водолеи самый интеллектуальный знак, они думают и ненавидят физическую активность. Так-то оно так, но двигаться все же необходимо. Он приехал на дачу накануне вечером, поздно проснулся, валялся в постели, плотно позавтракал. Экономка у него очень эффективная женщина, все делает быстро, редко попадается на глаза и главное, никогда не лезет с разговорами. Коля-шофер отвез ее на дачу вчера утром, благо недалеко. Она приготовила еду, убрала, протопила дом. Стас облачается в дорогой лыжный костюм, долго зашнуровывает ботинки, нагибаться ему трудно, он кряхтит и вздыхает. Лыжи у него современные, мазать их не нужно. Стас выходит на улицу, прилаживает лыжи к ботинкам и, тяжело опираясь на палки, уходит на лыжню, которая начинается сразу за калиткой. 'Хорошо все-таки здесь! – говорит он себе. Совсем я разленился, надо почаще выбираться загород' – Стас спокойно катится дальше. Он весь отдается мерному движению, слушает скрип креплений, снег похрустывает, заснеженный лес действует на него успокаивающе. Стас уважает себя за то, что открыл наконец лыжный сезон и обещает себе выходить на лыжах регулярно. Лыжи ему на пользу.

Лида видит издали фигуру Красновского, он пока не слышит, что кто-то скользит сзади по той же лыжне. Интересно, присутствие другого лыжника его сейчас напугает, или обрадует. В лесу никого нет, мало ли, что можно ожидать от незнакомца, с другой стороны можно наконец-то узнать дорогу к Кратово. Сейчас он услышит скрип лыж и обернется … увидит, что это женщина и сразу успокоится. Хорошо. Пора его окликнуть:

– Станислав Александрович …

Вот это его сразу удивит: кто-то знает его имя, неужели можно его на таком расстоянии узнать да еще на лыжах. Наверное девушка была в курсе, что он тут часто катается. И однако странно … не так уж и часто, в этом году в первый раз … Стас останавливается и оборачивается.

– Вы меня? Мы знакомы?

– Станислав Александрович. Подождите меня. Нет, мы не знакомы.

Стас с удовольствием останавливается и ждет Лидиного приближения с улыбкой. Он любит женщин, любит, что его узнают, с нетерпением ждет развития ситуации. Тревога полностью отпускает клиента. Сейчас важно его не разочаровать:

– Как вы быстро едите, за вами не угнаться.

– Ну, раз мы не знакомы, а вы хотели меня догнать, то скажите зачем.

Стасу не приходит в голову поинтересоваться, откуда девушка его знает. Как его можно не знать? Он же медийная фигура. Его все знают. Интересно, зачем он этой девке понадобился? Журналистка что ли?

– Нет, Станислав Александрович, я не журналистка.

– А с чего вы решили, что я так подумал?

Стасу разумеется невдомек, что Лида точно знает, что он подумал … Он сейчас интересничает, пытается понять ситуацию и взять ее в свои руки. А там … чем черт не шутит … девушка симпатичная и явно его знает, хотя и утверждает, что не знает … Он всегда так ведет себя с женщинами.

– Я хочу с вами поговорить.

– Простите, как вас зовут?

– Лида.

– А по отчеству?

– Не надо отчества. У меня к вам предложение.

– Да? Об интервью или моих участиях в передачах вы должны были со мной заранее договориться, что же вы мне не позвонили? Не могли мой телефон узнать? Сочувствую. Как вы видите сами, Лида, здесь не лучшее место для разговора. Запишите мой телефон и позвоните …

– Нет, Станислав Александрович, я не буду вам звонить, и мы поговорим здесь и сейчас.

Веско и бесповоротно. На его лице на секунду мелькает растерянность. Так с ним не разговаривают. Стас обескуражен и не знает, как поступить, чтобы отказать, но не быть грубым. Впрочем ему и самому интересно, что там у нее за дело. Она должна этим воспользоваться. Если антагонизировать клиента с самого начала, ничего не получится.

– Вы уверены, что я стану с вами разговаривать?

– Уверена. Поедемте ко мне на дачу, здесь недалеко. Там и поговорим.

– Понимаете, мне надо вернуться домой, на сегодня у меня еще много планов, я тут немного заблудился. Давайте все-таки встретимся в следующий раз, а сейчас … вы мне не подскажите, по какой мне тропинке к Кратово идти?

– Тут нет Кратово, тут только моя дача. А спешить вам здесь некуда, потому что я знаю ваши на сегодня планы … отдых, обед … потом вы должны к шести часам быть в Москве на презентации Антона Долина в рамках проекта 'Трюффо-Хичкок', лекции по итогам Каннского фестиваля, прошедшего прошлым летом. Вас сам Антон всегда приглашает, вы отказывались, но сегодня обещали прийти, уже неудобно ему отказывать, тем более, что там будут многие ваши знакомые, хорошая компания, выпивка и еда … Потом, если вы не будете чувствовать себя слишком усталым, то с двумя знакомыми отправитесь на постановку Бонавентура 'Человек', это ночной спектакль. Вы же часто ходите на 'Ночные бдения' в московские театры? Так? К тому же вам же вчера звонил Сергей Юшкевич, приглашал … вы и режиссера знаете Люсю Рошкован. Хотите скажу, с кем вы туда пойдете?

– Откуда вы все это знаете? Я и сам пока не знаю, пойду я ночью в театр или нет.

– Вот об этом мы с вами, Станислав Александрович, и поговорим.

– Ладно, только я боюсь опоздать …

– Никуда вы не опоздаете, это мы тоже обсудим.

Лида встала на лыжню первой и легко заскользила переменным шагом, Стас еле за ней поспевал. Она не переставала удивляться, как в капсуле она с легкостью делала то, что ей обычно давалось плохо. Она и на лыжах-то не умела и не любила кататься. Капсула делала ее другой, сильнее, выносливее, умнее, а главное моложе. Дом, куда они вошли, очень отличался от убранства старой дачи, где жил Стас. Небольшой, но современный: широкие окна, камин, чугунная лестница наверх, удобные диваны в гостиной, а на кухне много стеклянной утвари. Именно так, как нравится Стасу. 'Он у нас отнюдь не аскет' – внутренне улыбнулась Лида. Она усадила Стаса на высокий табурет и стала кормить обедом. Налила рюмку хереса, от водки он, как она знала, отказался бы. Стас с аппетитом ел, полностью поглощенный процессом и еще ничему особо не удивляясь. Ел он аккуратно, без жадности, с видом знатока оценивая каждое блюдо. Когда Лида налила ему кофе, он спросил с кофеином ли он? Узнав, что нет, взял свою чашку и пересел на диван. Теперь он был готов:

– Станислав Александрович, я, с вашего разрешения, продолжу. Стас был весь внимание … пора! Так вот, давайте я вам объясню, почему вы никуда не опоздаете … это потому, что ваш сегодняшний план будет реализовывать другой Красновский, не вы …

– Не я? Красновский саркастически улыбался, показывая Лиде, что у него безусловно есть чувство юмора.

– Да, я не шучу. Вы с утра покатались на лыжах, вернулись домой и сейчас, отобедав, лежите на диване с книжкой в руках. Минут сорок вы подремлете, поговорите по телефону и шофер отвезет вас в Москву. Но сейчас вы не лежите на диване, вы не дома, вы … в капсуле. Считайте, что у вас появился временный двойник. Повторяю: вы в капсуле.

– Где? Давайте мы с самого начала договоримся, что вы не станете говорить со мной загадками. Если это понятно, то я вас слушаю.

– Вы слышали о черных дырах, о параллельных мирах. Представьте себе, что они существуют, и вы сейчас в таком мире.

– Да, я конечно об этом слышал и даже в общем-то не сомневаюсь, что параллельные миры существуют. Я сомневаюсь, что человечество имеет туда выходы. Мне трудно в это поверить, трудно, если не невозможно. Как это достигается? Вы можете мне это объяснить?

– Нет, не могу. Просто поверьте. Мы сейчас с вами в 'капсуле', а 'капсула' – это как раз выход, о котором вы сказали. Честно говоря, 'капсула' – это даже не совсем параллельный мир, это, скорее 'шлюз', через который можно выйти в другую реальность. Вы это принимаете?

– Ну … даже не знаю. Вы хотите сказать, что этот дом, мебель, еда в конце концов – это что-то вымышленное, ненастоящее …

– Смотря на каком уровне. Да, я эту зимнюю дачу создала, чтобы с вами в ней встретиться. Я о вас все знаю, понимаю, что вы из себя представляете, и мне казалось, что в этом доме, плоде моей фантазии, вам будет комфортно. С другой стороны, все что вы видите – это не виртуальная реальность, это все материально, я могу материальный мир вокруг нас изменить, как захочу. Не спрашивайте, как я это осуществлю … я и сама не знаю.

– А еда?

– Что еда? Кто ее купил и приготовил? Никто. Я просто представила себе, что бы вам хотелось съесть и стало так, как я хотела …

– А вы кто? Вы живете тут, в как вы говорите, 'капсуле'?

– Нет, я тут не живу, я сотрудница … после работы я вернусь в нашу с вами реальность. Вход в альтернативную действительность мне возбранен, а почему так, я не могу объяснить, но это неважно.

– А мы можем выйти из 'капсулы'? Вот, скажем, если мы выйдем из дома, мы опять попадем в заснеженный лес?

– Не обязательно. Не хотите в лес, можно выйти в другое место … дело же не в этом. Станислав Александрович, вы – интеллектуал и вряд ли захотите, чтобы я вам фокусы со временем и пространством показывала. Я могу, только зачем вам мои фокусы? Давайте сразу к делу.

– Постойте, вы мне, Лида, сразу скажите, я смогу вернуться … ну, вы понимаете …

– Господи, да вам и не надо будет возвращаться. Вы и так там … у себя. Вы перестанете быть в капсуле в тот момент как мы закончим и я сделаю так, что в вашей памяти останется просто ничем не примечательная лыжная прогулка перед обедом. Хотя, ладно, я понимаю, что вы имеете в виду: да, без проблем вернетесь …

– Вы не ответили на мой вопрос: вы кто? Вас действительно зовут Лида? В чем ваша функция? Кто вам поручил быть сотрудницей? Кто за всем этим стоит?

– Станислав Александрович, вы даже пока не знаете, 'за чем стоит', а уже задаете хорошие вопросы. Я вам особо ничем не помогу. Я – сотрудница капсулы, моя должность 'вербовщица', за мной стоит 'синклит'. Для вас это, по-сути ничего не объясняет. Синклит – не люди, но их представитель, мой куратор, или 'хозяин' принимает для удобства общения человеческое обличие и называет себя Андреем.

– Я могу с ним повидаться? Я не привык разговаривать с простыми сотрудниками.

– Нет, у вас контакт только со мной. Сожалею, если вы разочарованы.

– Да, ладно, не обижайтесь, Лидочка. Расскажите о себе, вы, получается меня знаете, а я вас – нет.

– Да нет во мне ничего интересного. Я – преподаватель французской литературы в пединституте. Замужем, имею двоих детей. Это все. Не обо мне речь. Я от имени синклита хочу сделать вам предложение.

– Погодите, давайте остановимся на синклите. Это связано с идеей бога?

То, что вы называете синклитом, – это бог? Я так и знал …

– Я знаю, вы считаете себя верующим человеком, но другому, менее думающему и образованному человеку, я бы ответила, что в религии есть концепция ада и рая … но зачем примитивизировать концепцию … вам ли не знать, что в науке есть теория струн, теория вечной инфляционной мультивселенной. Это даже не строгая наука, ничего не опровергнуто экспериментом, зато есть гипотеза математической вселенной. Простите, я – простая вербовщица, я не смогу писать вам формулы. Учение не о мире, а о мирах есть и в иудаизме и в исламе. Итак, вы готовы меня выслушать?

Стас замолчал, положил свои очки на столик и теперь внимательно смотрел на нее близорукими глазами. Лида знала, что с Красновским будет с одной стороны легко, он не станет беситься, поднимать ее на смех, считая, что она ему нагло врет со своей 'капсулой', но с другой стороны он слишком умен, чтобы игнорировать детали, будет мучить ее вопросами, на которые у нее нет ответа. Ох, уж эти вопросы, которые только и приходили в голову таких как Красновский. Пока, однако, все шло не так уж и плохо. Каким будет итог разговора, она не знала, по-этому поводу у нее даже не было никаких предчувствий. Черт его знает, согласится или нет? Хорошо, 'капсула' … прошла, пусть с оговорками, но он все принял … перейдем ко второму этапу: суть дела!

– Станислав Александрович, вам предлагается жить в альтернативной действительности параллельной жизнью. Параллельной – не значит той же. Как раз дело в том, что это будет другая, хотя может и в чем-то схожая с вашей жизнь.

– Ага, а за счет чего она будет другой? Понимаете, раз вы говорите, что вам обо мне все известно, то вы знаете, я – системщик. Я же прекрасно знаю, что такое вариантность. Могу вам формулу даже написать: система функционирует, и каждому ее компоненту можно задавать параметры. Нужны степени свободы, если их число равно нулю, что система инвариантна. Как, вернее чем, вы нарушите равновесие системы, то-есть моей жизни.

Ничего себе, как он ее! Математик … сразу все понял и задал главный вопрос, причем не эмпирически, а вот так … просто посмотрел в корень, чисто научно. Приятно с такими клиентами иметь дело, хотя сама она до них не дотягивает.

– Да, вы правы. Мы нарушим равновесие, а вот как … я не могу вам этого заранее сказать. Это не я решаю.

– А я ни на что не могу согласиться пока не узнаю, о каком изменении пойдет речь. И вообще, я не уверен, что хочу хоть что-нибудь менять. Я доволен своей жизнью. Не могу похвастаться, что полностью, но скорее да, чем нет.

– Конечно, Станислав Александрович, вы образованный, творческий человек, но …

– В чем же 'но'?

– Не все думают о вас хорошо.

– Ой, тоже мне … удивили! Что с того? Про любого медийного человека публика думает по-разному, это нормально. Назовите мне хотя бы одну причину, по которой мне следует менять мою отлаженную систему? Хотя бы одну.

– Я изучила вас, Станислав Александрович, и у меня создалось впечатление, что ваше поведение на публике чистый эпатаж. Вам доставляет удовольствие злить людей разными скандальными высказываниями, ваше форте – черный пиар. И еще хочу задать вам вопрос, боюсь, что он может вам не понравиться: в чем вы профессионал?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду, что вы закончили московский институт управления по специальности экономическая кибернетика, то-есть вы системный программист.

– Да, я и работал системщиком в большой государственной структуре.

– Проработали два года и ушли …

– Ушел, потому что разочаровался в этой специальности. Американцы достигли в 10 раз больше, я счел свою жизнь слишком короткой, чтобы за ними гнаться.

– Нет, вы меня не убедили. Учились, увлекались, новое направление науки … и раз … все бросили, занялись политикой. Ощущение, что политика для вас – это поле борьбы за известность. Ваши политические взгляды не очень-то ясны, вы их меняли в зависимости от своих покровителей … Это не очень красиво звучит.

Работали с Боровым, Березовским, Вайнбергом, Хакамадой. Вы становились им необходимы, а потом уходили и начинали работать против ваших вчерашних друзей. Было такое?

– Нет, такого не было.

– Ну, написали вы доклад 'В России готовится олигархический переворот' против Ходарковского, и ваш доклад возможно инсценировал 'Дело Юкоса'. Вы были тогда знакомы с Ходарковским?

– Нет, я уже с ним после его отсидки познакомился.

– Что это вы на него напали?

– Не люблю олигархов.

– А Березовского любили?

– Березовский доктор математики, мне с ним было интересно.

– А с писателем Прохановым вам тоже интересно?

– Да, он прекрасно владеет словом, с этой точки зрения он мне интересен. Я вообще не понимаю, к чему этот разговор? Куда вы клоните?

– А туда, что ваши политические взгляды аморфны и противоречивы: то вы демократ и либерал, противник Путина, выступаете с разоблачениями на оппозиционных каналах, то вы печатаетесь в национал-патриотической газете 'Завтра', считаете себя монархистом. Такое впечатление, что вам по-сути все равно, где мелькать, лишь бы мелькать …

– Да, я люблю, как вы сказали, 'мелькать'. Что в этом плохого?

– Станислав Александрович, мы в капсуле, здесь говорят правду, а она в том, что все свои начинания, разные 'советы, институты, движения' вы используете только для саморекламы, по большому счету вам наплевать и на страну и на людей и на дело, которому вы временно служите. Разве не так? Скажите как есть, не стесняйтесь, вы же понимаете, что мы тут одни и о нашей беседе никто и никогда не узнает. Вас представляют политологом … да кто такой политолог? Используя ваш прекрасно подвешенный язык, вы можете стилизоваться под кого угодно, сказать то, что вашей данной аудитории будет приятно и интересно услышать. А ваше собственное мнение? Может статься вы перестали его отличать от мнения ваших персонажей, масок, которые вы носите? То вы за Путина говорите, то возглавляете движение Народ. Какой-такой 'народ'? Где бы видели 'народ'? Пресловутый 'народ' вовсе вас своим не считает.

– Лидия, а вам говорили, что вы – красивая женщина? Ладно, это сейчас к делу не относится. Что значит я не знаю народ? Я езжу по стране.

– Да, ездите, с лекциями. Ваши лекции посвящены снова политологии, которую вам очень хочется связать с литературой. Вы же обожаете русскую классическую литературу, мало кто знает поэзию так, как вы. О чем бы вы не говорили, вы читаете множество стихов, вам это нравится и аудитории тоже. Может вам следовало бы стать литературным критиком? Лекция ваши часто отменяют, но это вам только на руку: вас начинают считать опасным оппозиционером, а это снова пиар, в котором вы буквально купаетесь. Суетно вы, Станислав Александрович, живете, но жизнь может быть и такой … почему бы и нет. Просто может вы способны на гораздо большее, чем заниматься блестящей болтологией, вызывающей аплодисменты одних и ярость других. Простите, если обидела.

– А что же вы ничего не говорите, что я книги публикую?

– Да, конечно, я прочитала все ваши книги.

– И?

– Ну, что сказать? Так себе … снова текущая политика, стеб, приколы, сатира, черный юмор, алогичные вольные допущения в действиях политических деятелей: то Брежнев чуть не 'подружил' православие и католичество, то Путин – царь … названия всех ваших романов броские, какие-то бульварные, а главное язык ваших текстов не отличается от ваших шутливо-саркастических выступлений по телевизору, театральных, напыщенных, игривых. Ваш обычный интеллектуальный эпатаж, всегда провокационный, агрессивный, на грани скандала и культурного шока. Вы приглашаете читателя в свой лагерь, хотите сделать его своим сообщником, как бы подмигиваете ему, даете понять, что читатель способен понять ваш сарказм. Получается псевдокоммуникация, но вам это неважно, единственное что вам нужно – это самоутверждение к которому должны везти ваши нескончаемые монологи, замаскированные под 'невинную' манеру подшучивать, демонстрируя собственное превосходство.

– Я считаю себя литератором. Сейчас мне интересно писать. Может я и графоман, вы же, Лидочка, на это намекаете?

– Что об этом говорить … все графоманы, все дело только в мере таланта. Пишите на здоровье, вас же публикуют. Тут ваша известность работает на вас.

У меня еще к вам вопрос: почему вы окутываете свой имидж тайной, зачем все эти мистификации? Туман даже по-поводу того, где вы родились. Есть три варианта: поселок Дружба на западной Украине, под Тернополем, Рига и Москва. Зачем вам это? Вы родились в Москве, закончили немецкую спецшколу … а вот Дружба и Рига, к чему такое выдумывать?

– А зачем людям про меня знать?

– А затем, что вы считаете себя публичной фигурой. Вы все время упоминаете о своих детях, даже внуках … да, нет у вас детей и внуков, есть даже вопрос были ли бы женаты?

– Я разведен.

– Да, я знаю, кто считается вашей женой. Киевский политолог, ярая украинская националистка. А может это был фиктивный брак? А? А может вы и сейчас живете на два дома, а иметь женой 'бандеровку-фашистку' вам не к чему. Тут для публики очень запутанный вопрос, и путаница вам самому нравится. Сто раз вы говорили, что ваш отец поляк, а мама … тут пришлось признаваться … мама – еврейка. Вы не устаете подчеркивать свое христианство, впрочем вы ни разу не сказали, что православный, может вы католик … В общем … опять туман: верующий, мол, человек, а конфессия не так уж важна.

Лида заметила, что Стас почти не поддерживает разговора. Молчит, смотрит на нее внимательно, с каким-то обескураженным видом. Удалось ли ей зацепить болезненные для него струны. Почему он ей не возражает? Удивительно. Надо его дожать … пусть думает. Он уверен в себе, но это только на публике, любит светские тусовки, но глубоко внутри в нем живет балованный еврейский мальчик, боящийся быть побитым. У этого хамоватого Стаса детская душа, склонная к странному авантюризму, который с ним не ассоциируется.

– Стас, вы помните, как на презентации последней книги вашего друга Проханова про политтехнолога, образ, прототипом которого вы являлись … была сыграна последняя сцена: вас выносят и бросают на кучу мусора и вы в ней погибаете. Смерть на свалке, как бы символично … Помните? Стас, а, ведь, вы – фрик. А? Согласны?

– Да, Лида, я может не очень внимательно вас слушал, но тем не менее думал … и опять рассуждал как системщик. Я был не прав, когда сказал, что моя жизнь прекрасна. Это может показаться правильным, но … если человеческая жизнь система … то в ней всегда гнездится ошибка. Надо искать ошибку, даже, если кажется, что ее нет! Это знает каждый тестер. Вы – тестер моей жизненной программы, вы пытаетесь найти ошибку, и … правильно, так и надо. Просто, в чем ошибка? В чем? Что вы будете исправлять? Для меня это важно. Я должен понять … Иначе, поймите, трудно решиться …

– Станислав Александрович, вам сейчас и не надо ни на что решаться. Мы поможем вам посмотреть на себя со стороны. Ни один человек себя со стороны не видит, но есть же взгляд 'других', вот вы и станете таким другим, не самим собой. Вы получите возможность сходить в 'кино', где вам покажут кое-что про вас.

– Я сотни раз видел себя на экране.

– О, это другое дело: не 'я себя', а 'они меня'. Увидите и мы встретимся еще раз.

– Я могу от этой возможности отказаться? Я наверное и так приму ваше предложение, хотя у меня будут еще вопросы …

– Нет, 'кино' обязательно для всех. Мы сейчас с вами попрощаемся, отдыхайте, вы устали. Встретимся завтра.

– А где я буду тут спать?

– Нигде, вам будет показан особый 'фильм',вы будете им заворожены до такой степени, что антураж кинозала даже не заметите. Вам не нужно ничего делать, не волнуйтесь.

Лида была уже готова остаться одна, но Стал так сник и выглядел таким обескураженным, что она решила еще немного побыть с ним. Лида видела, что у него к ней много вопросов, но он пока не может их сформулировать, растерялся, что вообще-то для него нехарактерно. Собственная растерянность его самого огорчает, а еще он сильно боится. Почти решился, но именно 'почти'. Эпитет 'фрик', употребленный Лидой ему в одно и тоже время льстит и кажется неприятным. Неужели люди его так воспринимают? И еще, Лида это прекрасно видит, Стас чувствует себя одиноким. Он знает сотни людей, но кто ему действительно близок, кто его любит, кому он небезразличен? Он уже и сам не знает, сбит с толку. Что они ему предложили? Жить где-то там … жить по-другому? Как это? Стас встает с дивана и наливает себе еще хересу. Он один и может начинать думать. Ладно, пусть он побудет у нее в доме, не стоит его 'отключать'. Она сама уйдет.

Лида шла по широкой аллее, засаженной цветущими фруктовыми деревьями, белые лепестки усыпали влажный, местами разбитый асфальт. Когда она еще только стала вербовщицей, ей нравилось иметь контроль над капсулой. Она играла с очертаниями рельефа, временем суток, погодой и пейзажем. Ей было приятно ходить по лесу и лугам, взбираться на холмы или идти вдоль живописной речки. Она выходила из своего меняющего дома ранним утром, а потом возвращалась туда звездной ночью, и луна заливала привычную дорожку. Какое это было удовольствие подставлять свое тело мягким солнечным лучам, шелковистая свежая трава ласкала ее ноги, а потом вдруг оказаться в теплой одежде в том же самом месте, но вместо травы видеть снег, который хрустел под ее шагами. Сейчас метаморфозы перестали ее поражать, она редко меняла что-либо. Капсула подчинялась ей, и Лида к этому привыкла.

Она когда-то спрашивала Андрея, что происходит с капсулой, когда ее там нет. 'Ничего не происходит, – отвечал хозяин, там просто работают другие люди. 'Я в капсуле всегда одна, ну не считая конечно клиента … я там правда одна, или рядом вербовщики, которых я не вижу?' – недоумевала Лида. 'Нет, Лида, вы не одна, однако вербовщиков всегда ограниченное количество' – объяснял ей Андрей. Иногда Лиде хотелось увидеть коллег, но это было невозможно, она должна была быть одна. Конечно она могла перед следующим клиентом никуда не ходить, а сразу оказаться в его коридоре, который для этого человека из списка служил переходом. Она так почти никогда не делала, потому что это было неинтересно. Лида любила ощущать капсулу в объеме, придавать ей протяженность. Одинокие прогулки успокаивали ее. Своей волей и воображением в зависимости от настроения, она сама создавала антураж. На прогулке Лида отдыхала от предыдущего интервью и настраивалась на следующее. Она шла в другое место, чтобы сменить обстановку, переключиться на другого человека, стереть из своей памяти чужую судьбу.

Все ли правильно она делала с Красновским? Не совсем. Сейчас, анализируя беседу, Лида ругала себя за то, что она как бы критиковала его жизнь. Не стоило этого делать. Она здесь не для того, чтобы судить клиента, хотя … тут все непросто: большинство клиентов соглашались жить в альтернативной реальности только, если они не были своей жизнью удовлетворены, им следовало обещать по возможности лучшую жизнь, то-есть посулов просто 'другой' жизни могло быть недостаточно. Человек хочет гарантий, что он будет счастливее. Вот поэтому так и вышло с Красновским: вам, мол, будет лучше, так как ваша жизнь не бог весть что … что-то с вами было не так, а сейчас мы кое-что подправим и все пойдет по-другому … лучше. Это 'лучше' никто не мог им гарантировать, и поэтому каждый раз, когда клиент соглашался выйти из портала на 'другую сторону' Лида удивлялась: смелые люди с явным авантюрным духом. Хотя … она же согласилась. Впрочем, у нее другой случай: она сотрудница капсулы, ей не предлагали другой реальности. А если бы предложили? Согласилась бы? Лида не знала. Зачем она сейчас сосредотачивается на себе? Следующее интервью начинается ровно через 20 минут местного условного времени.