Читать книгу Биарриц-сюита - Бронислава Бродская - Страница 13

Лора

Оглавление

Лора посмотрела очередную серию про роддом, и закрыла компьютер. Каждая серия повествовала о медицинском казусе, который случался с пациенткой. Казус накладывался на ее судьбу. Да и с самими врачами тоже все было непросто. Словом, это был банальный сериал. Лора, думала о себе, как о гуманитарии, но, странным образом, не умела критически взглянуть на произведения литературы или фильмы. У нее был примитивный критерий "нравится, не нравится", если ей приходилось объяснять "почему", она сразу терялась, априорно считая любого собеседника умнее и образованнее себя. Странным образом, Лора боялась показаться глупой. Но, вот, именно – показаться другим… Сама Лора глупой себя не считала, просто наивной, доверчивой и немного неловкой. Это были милые интеллигентские, совершенно простительные недостатки. Она-то их себе прощала, а вот "другие" – нет: ни родители, ни брат, ни сестра, ни дети. Брат был "дивным светочем", Лора и сама его так воспринимала. Младшая сестра вела себя как старшая, умела генерировать бизнес-идеи и ее не считали размазней. Да и дочери все-таки не принимали маму всерьез: она не училась в Америке, совершенно не разбиралась в практических вопросах и слушать ее советы никто не хотел. Дочери называли Лору "Додиком". Лора знала, что в их устах "Додик" было обидным пренебрежительным синонимом "неудачника, чудака, недоумка". Вот какой она была в глазах детей: доброй, но не от мира сего, почти "чокнутой". Егор тоже считал ее такой, но ему нельзя было над ней потешаться. А нельзя потому что, "принц на коне" обязан быть выше ее мелких недостатков, ему было так легко ей их простить. А Егор ничего не прощал. Нет у него к ней любви. Он не умеет любить женщину. Тут Лора сама себя останавливала: что она вообще о нем знает? Кого он любил? Какие они были? Ухоженные красотки в кружевном белье, которое она видела только в кино. А главное, они все были молодыми, а она – старая, и по-этому нежеланная. Кружевное белье – это был символ всего того, чем Лора быть не умела.

Егор в последнее время вообще перестал к ней прикасаться, разве это семья? Лора вспомнила их последнюю ссору с ее рыданиями, из-за принципиального нежелания Егора быть с ней близким. Как он ей кричал, что он "не может, вот, хоть режь его… не может! Это болезнь! Инвалидность! У него, дескать, проблемы со щитовидкой, он принимает лекарства, это их побочный эффект". Он возбуждался, начинал сильно повышать голос, его напряженные, агрессивные интонации переходили в крик. Егор обзывал ее озабоченной, нимфоманкой, истеричкой, обвинял в том, что ей "только этого и надо", что он не машина… Что он только ей не кричал. А ей-то каково? Да, ей… надо! Что в этом ненормального? Как всегда, Егор сумел довести ее до истерики и дойдя до ручки от его хамских упреков, Лора выкрикнула ему, что "хорошо, тогда она пойдет и найдет себе любовника". Не надо было этого говорить, само выскочило. Лора не умела себя контролировать: что думала – то и сказала. Он ее обижал, да в глубине души, она и не верила в импотенцию. « Это он меня не хочет… я – старая.» – думала Лора, не сознавая, что в отношениях между мужчиной и женщиной есть множество нюансов, секс – это один из них, может даже поначалу и главный, но не единственный. Они оба загнали себя в угол, и неделями молчали, каждый в своем углу.

А тут Егору отказали в грин-карте, начались дорогостоящие демарши, ожидание, продолжавшиеся месяцами без малейшей надежды повлиять на процесс. В гости приехала подруга из Москвы, куда-то они все вместе ездили… Егор ужасно себя вел: молчал, хамил, каждый день пил, выказывая ухватки завзятого запойного алкоголика, который прячет пустые бутылки. Но самое главное было даже не в этом: каждый день в спальне, Егор говорил Лоре, что с него хватит, что он уедет, и не нужна ему никакая грин-карта. Подруга в ужасе вернулась в Москву. Лоре было стыдно и за Егора с его необоснованными истериками, и за себя, которая по непонятным причинам все это терпит. Так хотелось рассказать кому-нибудь о своих страданиях, но… кому? Это было стыдно и навлекло бы на нее очередные обидные комментарии семьи и детей. Получилось бы, что "она, как всегда, облажалась…, но от нее ничего другого и не ждали". В промежутках между ссорами и недельными молчаниями, Егор пытался рассказывать Лоре о себе: Москва, бизнес, мама, отчим, несчастливое детство, комплексы, злость, неудовлетворенность, и опять… мама! Он говорил и говорил, не давая себя прервать, пытаясь Лоре что-то объяснить про свою жизнь, но не надеясь, что она сможет его понять, или даже хотя бы внимательно выслушать. И да, она не хотела слушать: слишком много желчи, злобы, недоверчивости, недоброжелательности он на нее выливал. Злой, жесткий, нетерпимый человек. Она не сможет с ним.

Между рассказами о себе и московской "жести" Егор принялся высмеивать Лорины новоприобретенные философские взгляды: индийские верования, йогу, специальные диеты и витамины. Все это он пренебрежительно называл "брахмапутрой", которая затуманила ей мозги, сделала вегетарианкой, для Егора это был синоним "идиотки". Его бесило все: бобы, которые она ела, комплексы упражнений, ради которых она ходила в спорт клуб, передачи и фильмы по-английски, иглоукалывание, подруги, семья, ее одежда, обувь. В ней все было для него не так.

А тут ее уволили с работы! Лорой овладело странное чувство: она испытала унижение, что сократили именно ее, а оставили молодого халтурщика мексиканца, ощущение, что она осталась без средств и целиком должна будет зависеть от Егора, не сможет давать деньги сыну, который так привык к лишним деньгам. И однако, Лора почувствовала себя раскрепощенной. Работа ее тяготила, безмерно напрягала, она ее ненавидела. Целый день она сидела у экрана, тестируя новые программы. Как часто у нее ничего не выходило, Лора не могла найти ошибку, нервничала, постоянно живя в привычном ощущении, что "ее будут ругать".

И вот все это кончилось, как отреагирует Егор? Он секунду смотрел на нее и молчал, а потом сразу решительно сказал: «Ничего, Лор, мы с тобой не пропадем. Не расстраивайся.». В этом коротком предложении для Лоры было важно слово "мы". Значит, несмотря ни на что, Егор рассматривал их как "мы". И она терпела. Сколько надо было терпеть, чтобы к нему привыкнуть, принять их разность, научиться себя с ним вести, не наступать на одни и те же грабли, Лора не знала, но что-то говорило ей, что "надо терпеть"… Это "что-то" было желание Егора иметь ребенка. Это и было тем единственным, которое с Лориной точки зрения и отличало "мужа". Он хотел иметь с ней ребенка, именно с ней. Ее первый муж детей не хотел, Лора насильно их ему родила. Ей даже не хотелось вспоминать свои три беременности: пьянство мужа, косые взгляды свекрови, материны уговоры пойти на аборт. Нет, об этом думать Лора себе не разрешала.

А Егор был готов на все ради ребенка. На все! Лора мечтательно улыбнулась. Ах, как он его хотел! В этом он был ей настоящим мужем. Он уехал в Москву обеспечить их всех деньгами. Он, ее Егор, ответственный, честный с ней до мелочей, заботливый и порядочный! Таким он был тоже. Лора опять блаженно улыбнулась, думая о Егоре, который сейчас уже летел к тете в Ганновер, а через несколько дней ей надо будет ехать его встречать. Наконец-то. Она скучала по нему больше, чем по детям. Спать не хотелось. Лора думала о том, что ей надо будет приготовить к его приезду, какую постелить скатерть, даже… что надеть.

Биарриц-сюита

Подняться наверх