Читать книгу На Черной горе - Брюс Чатвин - Страница 6

Видение было дальней фермой поместья Леркенхоуп, принадлежавшего Бикертонам – старинному католическому семейству, которое разбогатело на торговле с Вест-Индией.

Прежний арендатор умер в 1896 году, оставив старую незамужнюю сестру, которая продолжала жить на ферме до тех пор, пока ее не увезли в сумасшедший дом. Во дворе сквозь дощатый кузов телеги пророс молодой ясень. Крыши хозяйственных построек желтели соцветиями очитка, навозная куча заросла травой. В дальнем конце сада стояла сложенная из кирпичей уборная. Амосу пришлось сбивать крапиву, чтобы расчистить подход к крыльцу.

Из-за сломанной петли дверь не поддавалась; когда Амос приподнял ее, навстречу им подуло чем-то зловонным.

Войдя в кухню, они увидели гниющий в углу узел со старухиным добром. Штукатурка осы́палась, на плитах пола застыла пленка грязной слизи. Галки свили гнездо на печной трубе, забив ветками дымоход и каминную решетку. Стол стоял накрытым для чаепития на двоих, но чашки заплела паутина, а от скатерти остались одни лохмотья.

Амос подобрал салфетку и смахнул мышиный помет.

– Похоже, тут крысы! – весело сказала Мэри, когда со стропил донеслись звуки возни. – Но крыс я не боюсь. В Индии к ним быстро привыкаешь.

В одной из комнат она нашла старую тряпичную куклу и со смехом принесла Амосу. Он хотел было выбросить ее из окна, но Мэри поймала его руку и сказала:

– Не надо, пусть останется.

Они вышли наружу – осмотреть хозяйственные постройки и плодовый сад. Терносливы должны дать хороший урожай, сказал он, а вот яблони придется высадить новые. Сквозь колючки она разглядела ряд трухлявых ульев.

– Кажется, мне предстоит узнать пчелиные тайны.

Он помог ей перебраться по приступке через забор, и они стали подниматься вверх, пересекая два поля, заросшие утесником и терновником. Солнце уже закатилось за крутой склон, над его краем тянулись завитушки медно-красных облаков. Она исколола лодыжки о колючие кустарники, и сквозь белые чулки выступили бусинки крови. Он предложил понести ее на руках, но она сказала:

– Ничего страшного.

Когда они вернулись к лошадям, луна была уже высоко. Лунный свет падал на открытую шею Мэри, соловей наполнял темноту мелодичными трелями. Амос обнял ее за талию и спросил:

– Ты бы смогла здесь жить?

– Смогла бы, – ответила она и повернула к нему лицо, пока он сцеплял свои руки у нее на пояснице.

На следующее утро она пришла к руленскому викарию и попросила его сделать оповещение о предстоящем браке: палец ей оплетало кольцо из травинок.

Священник – он как раз завтракал – пролил яйцо себе на сутану и пробормотал:

– Ваш отец не одобрил бы этот брак.

Он посоветовал ей подождать полгода, прежде чем принимать решение, но она поджала губы и ответила:

– Зима надвигается. Нам нельзя терять время.

В тот же день несколько горожанок наблюдали за тем, как Амос помогает Мэри сесть в двуколку. Жена галантерейщика сердито прищурилась, словно вдевала нитку в иголку, и изрекла:

– Уже на пятом месяце.

Другая сказала:

– Стыдоба! – и все они принялись наперебой удивляться, что же такое нашел Амос Джонс в «этой нахалке».

В понедельник на заре, когда не видно было еще ни души, Мэри уже стояла у конторы Леркенхоупского поместья и дожидалась управляющего Бикертонов, чтобы обсудить с ним условия аренды участка. Она пришла одна. Амос с трудом держал себя в руках, когда нужно было близко общаться с «благородными».

Управляющий – дальний родственник помещиков, красномордый любитель выпивки – был бесславно уволен со службы в индийской армии и лишился пенсиона. Бикертоны платили ему скудное жалованье, но, так как он неплохо справлялся со счетами и ловко обращался с «наглыми» арендаторами, ему позволялось стрелять барских фазанов и пить барский портвейн.

Он любил изображать большого весельчака и потому, когда Мэри изложила цель своего визита, засунул большие пальцы под жилетку и расхохотался:

– Значит, хотите переметнуться к крестьянам? Ха-ха! Я бы на вашем месте подумал!

Она вспыхнула. Высоко на стене висела траченная молью оскаленная лисья морда. Управляющий побарабанил пальцами по обтянутой кожей столешнице.

– Видение! – отрывисто проговорил он. – Даже не помню, бывал ли я там. Даже не помню, где оно находится! Давайте посмотрим на карте.

Он с видимым трудом поднялся и, взяв ее за руку, повел к карте поместья, целиком занимавшей одну из стен комнаты. Кончики пальцев у него были темные от никотина.

Он стал совсем рядом и хрипло проговорил:

– Это на горе, там же холодно, разве нет?

– Зато безопаснее, чем на равнине, – возразила она и высвободила свои пальцы из его руки.

Он снова уселся. Мэри он сесть не предложил. Пробурчал что-то про «других желающих» и велел четыре месяца ждать ответа от полковника Бикертона.

– Боюсь, это слишком долго, – улыбнулась она и тихо ушла.

Она прошлась обратно к Северному охотничьему домику, попросила у жены смотрителя листок бумаги и написала записку для миссис Бикертон, с которой однажды встречалась лично, еще вместе с отцом. Управляющий пришел в ярость, когда узнал, что из замка отправили лакея, чтобы пригласить Мэри к чаю в тот же день.

Миссис Бикертон была хрупкой светлокожей дамой лет под сорок. В юности она занималась живописью и жила во Флоренции. Потом, когда талант, казалось, покинул ее, она вышла замуж за красивого, но безмозглого кавалерийского офицера – то ли из-за его коллекции старых мастеров, то ли просто назло друзьям-художникам.

Недавно полковник отправился в отставку, так и не сделав ни единого выстрела по врагу. У супругов был сын Реджи и две дочери – Нэнси и Изабелла. Дворецкий провел Мэри через ворота розария.

Миссис Бикертон пряталась от жаркого солнца, сидя в тени ливанского кедра возле бамбукового чайного столика. По южному фасаду взбирались розовые вьющиеся розы; на всех окнах были опущены голландские шторы, и замок выглядел необитаемым. Это был «фальшивый» замок – его построили в 1820-е годы. С другой лужайки долетал стук крокетных мячей и молодой, звонкий смех, говорящий о достатке.

– По-китайски или по-индийски?

Миссис Бикертон пришлось повторить свой вопрос. Три нитки жемчуга опускались на оборки ее серой шифоновой блузки.

– По-индийски, – рассеянно ответила гостья. А когда хозяйка наливала чай из серебряного чайника, услышала новый вопрос:

– Вы уверены, что сделали правильный выбор?

– Уверена, – ответила она и закусила губу.

Лицо у миссис Бикертон погрустнело и вытянулось, рука дрожала. Она хотела предложить Мэри место гувернантки при своих детях, но спорить было бесполезно.

– Я поговорю с мужем, – сказала она. – На ферму можете рассчитывать.

Когда ворота распахнулись, Мэри на миг задумалась: смогут ли такие розы цвести так же вольно там – на высоте, на ее стороне горы? До конца месяца они с Амосом успели настроить столько планов, что им должно было хватить на всю оставшуюся жизнь.

В отцовской библиотеке оказалось несколько редких изданий. Мэри продала их букинисту из Оксфорда, и вырученных денег хватило на арендную плату на два года вперед, а еще на покупку пары ломовых лошадей, четырех молочных коров, двадцати голов нагульного скота, плуга и подержанной соломорезки. Договор об аренде был подписан. Дом вычищен и побелен, входная дверь выкрашена коричневой краской. Амос прибил к притолоке ветку рябины «от дурного глаза» и купил стаю белых голубей для голубятни.

Вместе с отцом они привезли из Брин-Драйнога пианино и старинную кровать, которую еле затащили на второй этаж («адская работенка»). Позже, сидя в пабе, старый Сэм хвастался приятелям, что Видение – настоящее «Божье гнездышко».

Невеста боялась только одного: что из Челтнема может примчаться ее сестра и испортить свадьбу. Мэри с облегчением вздохнула, читая от нее письмо с отказом приехать, а добравшись до слов «осрамила себя», разразилась неудержимым смехом и швырнула листок в огонь вместе с остатками отцовских бумаг.

Когда ударили первые морозы, новоиспеченная миссис Джонс уже была беременна.