Читать книгу Убийство в кукольном доме. Как расследование необъяснимых смертей стало наукой криминалистикой - Брюс Голдфарб - Страница 6

Статус не спасает от ударов судьбы. Когда первенцу, Джорджу Глесснеру, было около четырех лет, у него развилась сильнейшая аллергия на пыльцу. К тому времени как родилась Фанни, семейный доктор посоветовал Глесснерам проводить лето подальше от грязного, пыльного Чикаго и вывозить Джорджа в сельскую местность, чтобы облегчить симптомы болезни.

Глесснеры узнали о местности в нью-гэмпширских горах Уайт-Маунтинс, где, по слухам, практически не было пыльцы. Они впервые побывали в этих краях летом 1878 года. Фрэнсис болела с тех пор, как родилась Фанни, так что она осталась в Чикаго с девочкой, а Джорджа отправили в Нью-Гэмпшир с тетками, сестрами Фрэнсис, Хелен и Лиззи.

Два дня в поезде – и семья прибыла в Литлтон, городок в 25 милях от горы Вашингтон с населением менее двух тысяч человек[25]. Здесь был хорошо развит гостиничный бизнес, ведь сюда съезжались отдыхающие со Среднего Запада и Восточного побережья. В тот период Уайт-Маунтинс могли похвалиться бесчисленными крупными отелями и курортами. Джордж и его тетки въехали в гостиницу «Твин Маунтин», где Джордж в конце концов смог отдохнуть от аллергии[26].

Фрэнсис Глесснер Ли позже описывала отель «Твин Маунтин» как «огромный амбар». Это было внушительное деревянное здание в три этажа и с мансардой под крутой крышей. «Конечно, там не было водопровода», – отметила она[27].

Многие постояльцы, включая и семью Глесснеров, возвращались в «Твин Маунтин Хаус» каждое лето. Одним из постоянных гостей отеля был Генри Уорд Бичер, прославленный пастор, известный аболиционист и суфражист[28]. Некоторое время назад Бичер оказался в центре скандала: его репутацию омрачила интрижка с женой помощника, а также серьезный иск от оскорбленного мужа.

Пятилетняя Фанни подружилась с Бичером в «Твин Маунтин». «Я понравилась ему не меньше, чем он мне, – вспоминала она. – По утрам он заходил в бар за лимонадом и часто брал меня с собой. Я сидела у него на коленях с маленьким стаканом ледяного напитка»[29].

Однажды утром Джон Джейкоб, приехавший навестить семью, спустился по лестнице и увидел, как Фанни сидит с Бичером за лимонадом. Он замер от возмущения, увидев свою дочь в компании столь безнравственного типа. «Моя дорогая, летний отель не лучшее место, чтобы выращивать детей, – сказал Глесснер жене. – Раз уж мы вынуждены приезжать сюда каждый год из-за аллергии Джорджа, нужно завести собственный дом»[30].

Проехавшись по окрестностям в двуколке, Глесснеры нашли замечательный холм, очищенный от леса. Теперь на нем было каменистое пастбище с разбросанными тут и там валунами. С холма открывался прекрасный вид на гору Вашингтон на востоке и города у ее подножья[31]. За 23 тысячи долларов Глесснеры приобрели 40 гектаров земли, на которой также стоял фермерский дом и несколько разномастных сараев. Они назвали свои новые владения усадьбой «Рокс». Усадьба станет важным местом в жизни семьи на многие десятилетия вперед.

Айзек Скотт спроектировал особняк на 19 комнат, построенный на возвышении, откуда открывался вид на Уайт-Маунтин. Строительство завершили к лету 1883 года, оно обошлось в 10–15 тысяч долларов. Глесснеры назвали свою летнюю резиденцию Большим домом.

По мнению «Литлтон газетт», Большой дом Глесснеров был «прекраснейшей летней резиденцией в горах» и обладал «прекрасным обзором, лучшим в этих местах».

Скотт был также автором проекта каретного сарая на гранитном фундаменте, который достроили на следующий год, и многих других построек и сооружений для «Рокс», в том числе пасеки для Фрэнсис Макбет и нескольких летних домиков, напоминающих беседки и соединенных пешеходными дорожками[32]. Для маленькой Фанни Айзек Скотт создал нечто воистину необычное: личный двухкомнатный домик для игр, с кухней и настоящей дровяной плитой.

В поселках по соседству отчетливо проявлялись классовые различия между местными, жившими тут уже много поколений, и богатыми приезжими, такими как Глесснеры, которые покупали летние дома на возвышенностях ради красивых видов. Получалось, местные проживали «под холмом», а дачники – «на холме». Местные жители не понимали, зачем кому-то строить огромный дом в горах, в медвежьем углу, вдали от городского комфорта. Почувствовав их любопытство, Фрэнсис Глесснер пригласила новых соседей посетить «Рокс» и познакомиться с ее семьей[33]. Она подготовила изысканный прием для гостей, заказала большой черный фруктовый торт из ресторана «Дельмонико» в Нью-Йорке и заполнила погреб лучшими французскими винами. И в один прекрасный день повозка, которую тянули четыре лошади, привезла 16 человек из «Твин Маунтин» в гости к Глесснерам. Фрэнсис велела вынести фруктовый торт и подать вино. «Дамы, одна за другой, смотрели на торт и, задрав носы, говорили: „Нет, спасибо“, пока самая храбрая из них не согласилась и на торт, и на вино и не сказала: „Всё же попробуйте кусочек, миссис Дэво, довольно вкусно“», – вспоминала позже Фанни[34].

Гости забросали Глесснеров вопросами. Вам тут не одиноко? Вам есть чем питаться? «Мы всегда так радовались, когда они уезжали, и нас так раздражало, когда они являлись», – говорила Фанни.

На какое-то время визиты в «Рокс» стали привычным занятием в округе: все хотели посмотреть, что там поделывают Глесснеры. Повозки, набитые местными жителями и постояльцами отелей, появлялись, к большой досаде семьи, в самое неожиданное время. Дело закончилось скандалом, когда как-то раз полный экипаж туристов подъехал к кухонному окну и заказал кувшин лимонада. Повар, не стесняясь в выражениях, отказал непрошеным гостям. Фанни с большим удовольствием рассказала эту историю родителям, а те распорядились установить пару каменных столбов (чистая формальность, ворота между ними никогда не закрывали) и знак, гласивший: «Просим публику не заходить на эту территорию». «Мы долго спорили о том, как правильно писать: „просим публику“ или „просят публику“», – вспоминала Фанни.

Примерно в то же время Глесснеры задумались о том, чтобы построить в Чикаго собственный дом. Они хотели, чтобы дом спроектировали и возвели специально для них, чтобы он отражал их вкусы и стиль и таким образом вносил свой вклад в архитектурный ренессанс Чикаго после пожара. Изучив соседние районы, Глесснеры приобрели участок на юго-западном углу Прейри-авеню и Восемнадцатой улицы, неподалеку от района Саут-Сайд. Здесь стояли одни из лучших домов в Чикаго. Прейри-авеню была застроена величественными зданиями, обрамленными аккуратно подстриженными лужайками и изящными садами, роскошные лестницы вели к портикам или парадным входам[35].

Джон Джейкоб Глесснер хотел, чтобы его дом спроектировал известный архитектор, такой как Генри Гобсон Ричардсон, который был создателем бостонской церкви Троицы, государственного приюта для умалишенных в Буффало и здания городского Совета Олбани[36]. Наряду с Луисом Салливаном и Фрэнком Ллойдом Райтом, Ричардсон был одним из ведущих архитекторов своего времени[37]. После Гарварда в 1860-е годы он отправился в Париж, чтобы учиться в знаменитой Высшей школе изящных искусств, и стал вторым американцем, посещавшим ее архитектурный факультет.

Ричардсон выработал собственный стиль, как и Айзек Скотт с его узнаваемыми отсылками к средневековой архитектуре. К типичным чертам построек Ричардсона относятся толстые стены, полукруглые каменные арки и купы приземистых колонн. Благодаря этим особенностям его манеру стали называть романским стилем Ричардсона.

Глесснер спросил архитектора:

– Говорят, вы занимаетесь только большими зданиями, учреждениями, а не частными резиденциями?

– Я могу спроектировать что угодно, от храма до курятника, – ответил Ричардсон, – именно так я и зарабатываю на жизнь[38].

Архитектор отправился в резиденцию Глесснеров на Вашингтон-стрит, чтобы прочувствовать атмосферу в семье. Вместе с хозяином они устроились в библиотеке и обсуждали, что нужно и чего хотят Глесснеры от своего фамильного дома. На каминной полке стояла маленькая фотография аббатства Абингдон в английском Оксфордшире.

– Вам это нравится? – спросил Ричардсон, показывая на фото.

– Да, – ответил Глесснер.

– Что ж, дайте мне фото, – сказал Ричардсон, – оно будет ключевой идеей вашего дома.

Позже, по дороге к месту строительства, Ричардсон некоторое время молча сидел в экипаже. Спустя несколько минут он выпалил:

– Хватит ли вам смелости построить дом, в котором не будет окон, выходящих на улицу?

– Да, – без колебаний ответил Глесснер, зная, что сможет разорвать чертежи, если они его не устроят.

Мужчины согласились обсудить проект дома во время ужина у Глесснеров на следующий вечер.

Фрэнсис набросала яркий портрет Ричардсона в своем дневнике: «Самый огромный мужчина, которого я видела». (Беспокоясь о том, как бы уместить свое грузное тело на изящной мебели Глесснеров, Ричардсон настаивал, что во время визита будет сидеть на банкетке.) «Он делает пробор посередине головы, – записала Фрэнсис в дневнике. – Он заикается и брызжет слюной, и очень тяжело дышит, и, если не учитывать его профессию, это не тот, кого бы я назвала интересным мужчиной»[39].

После ужина Ричардсон взял обрывок бумаги и начал делать набросок карандашом. Он нарисовал большую фигуру в форме буквы L, отметив, где будут выходы, и заполнил ее прямоугольниками, представлявшими комнаты. За считаные минуты он набросал первый этаж дома – практически такой, каким он в итоге и оказался.

«Он был самым многогранным, интересным, активным, способным и уверенным из художников, самым душевным и доброжелательным из друзей, – говорил о Ричардсоне Джон Джейкоб. – Его восхищали сложные задачи».

Проект дома Глесснеров авторства Ричардсона был серьезным отступлением от типичного стиля жилых домов того времени. И уж точно он не был похож ни на один дом на престижной Прейри-авеню. Вместо того чтобы обрамлять приветливый сад, северная и восточная внешние стены дома Глесснеров практически касались тротуара. Ряды выступающих гранитных блоков контрастных цветов подчеркивали горизонтальные линии дома. На уровне первого этажа было лишь несколько маленьких квадратных окон. Дом был обращен к прохожим широкими, плоскими и практически лишенными орнамента стенами.