Читать книгу Восставая из рабства. История свободы, рассказанная бывшим рабом - Букер Т. Вашингтон - Страница 3

В августе 1619 года неизвестное судно появилось в порту на реке Джеймс, ныне это штат Вирджиния. Войдя с приливом, оно бросило якорь напротив небольшого поселения Джеймстаун. Корабль напоминал военный, но шел под мирным флагом торгового судна. Среди прочего товара на нем привезли двадцать темнокожих рабов.

В истории Соединенных Штатов это было первое торговое судно с рабами на борту, по крайней мере, из тех, о которых сохранились сведения в официальных документах. Однако двадцать африканцев не были первыми рабами. Торговля людьми велась и раньше. Темнокожие невольники существовали еще в Древней Греции и Риме, а в Европе живой товар продавался с 990 года.

В 1442 году португальские корабли причалили к берегам Африки, чтобы сбыть свой груз. Африканцы расплатились с торговцами золотом и несколькими рабами, которых португальцы впоследствии привезли в Европу. Примерно в это же время испанские купцы из Севильи начали поставлять золото и рабов из Западной Африки. В подтверждение масштабов этой торговли сохранилось интересное письмо, адресованное в 1474 году знаменитому Хуану де Вальядолиду, которого прозвали «темнокожим графом». Письмо это не только дает представление о масштабах работорговли, но и повествует о том, как обращались с невольниками.

За все услуги, которые ты оказывал и продолжаешь оказывать каждый день, а также за твой добрый нрав и любовь к справедливости мы назначаем тебя начальником и судьей всех темнокожих и мулатов, свободных или рабов, которые только есть в благородном городе Севилье и во всем его архиепископстве. Упомянутые темнокожие и мулаты не могут устраивать никаких празднеств или состязаний между собой без твоего, Хуан де Вальядолид, одобрения и утверждения, ведь засим повелеваешь темнокожими и мулатами только ты… И мы постановляем, что ты, и только ты, в праве разбирать споры и тяжбы, благословлять на браки и другие дела, которые могут случиться. По нашему усмотрению, ты являешься лицом, достойным этой должности, осведомленным о законах и постановлениях, которых следует придерживаться, а также нам сообщили, что ты принадлежишь к знатному африканскому роду[1].

Письмо подписано Фердинандом[2] и Изабеллой, королем и королевой Испании.

Прибыв в Америку, испанские мореплаватели и искатели приключений привезли с собой множество темнокожих в качестве слуг и рабов. Вполне вероятно, что некоторые из них были отправлены в Вест-Индию уже в 1501 году. Вскоре после этой даты, как показывает письмо короля Фердинанда от 15 сентября 1505 года, довольно много невольников было ввезено в Санто-Доминго. В письме есть следующее строки:

Я пришлю вам больше темнокожих, как вы и просили. Полагаю, сотни рабов будет достаточно.

Отсюда и берет начало африканское рабство в Америке. Это послание было написано за столетие до появления торгового судна с двадцатью рабами на борту в Джеймстауне, штат Вирджиния.

Есть исторические свидетельства о том, что темнокожие в 1516 году работали с Бальбоа[3] на Панамском перешейке. У завоевателя Перу Писарро[4] и доминиканского епископа и миссионера Лас Касаса[5] также были темнокожие телохранители.

Темнокожие сопровождали Васкеса де Айльона[6], Коронадо[7] и Эрнандо де Сото[8]. В печально известной экспедиции Нарваэса[9] участвовал темнокожий Эстебан – в английском варианте его имя звучит как Стивен. В течение одиннадцати лет, с 1528-го по год своей смерти, 1539-й, он вместе с испанскими завоевателями исследовал Северную Америку. Эстебан прошел сотни миль по юго-западной части США, впрочем, это происходило в те времена, когда еще никаких Соединенных Штатов не было и в помине. Он был рабом некоего испанского исследователя, уцелевшего в экспедиции Нарваэса. Эстебан, который, по всей видимости, был человеком высокого роста, спустя более трех столетий после своей смерти упоминается в одной из народных сказок индейцев зуни. Один известный историк назвал его первооткрывателем Аризоны.

Согласно испанскому историку Овьедо[10], темнокожие присутствовали среди первопоселенцев испанской колонии Чикора в 1526 году на территории нынешнего побережья Южной Каролины. Это первое документально подтвержденное появление темнокожего человека на материке. В 1526 году под началом Васкеса де Айльона, за восемьдесят один год до англичан, испанцы попытались основать поселение на реке Джеймс. Это место расположено недалеко от нынешнего Джеймстауна, штат Вирджиния. В строительстве первых домов принимали активное участие темнокожие рабы.

Восстание темнокожих рабочих и смерть Айльона послужили причинами неудачи этого предприятия. Африканские невольники сопровождали экспедицию де Сото во Флориду в 1539 году. Педро Менендес[11] поселил рабов в Сент-Огастине, Флорида, в 1565 году. Это были испанские невольники, которых обучали ремеслу и обработке земли, и они отличались от тех, кого привозили прямо из Африки[12].

Почти ничего не известно о судьбе корабля, который в 1619 году доставил первых рабов в поселение Джеймстаун. В истории даже не осталось названия этого судна. Впрочем, многие исследователи отмечают любопытный факт: «Мэйфлауэр»[13] посеял первые семена гражданской и религиозной свободы в Америке в 1620-м, на год позже появления на материке африканских невольников. Таким образом, американское рабство на год старше американской независимости.

Изучая раннюю историю Соединенных Штатов, я был впечатлен тем, насколько сильно религиозные войны между европейскими странами повлияли на заселение Америки. Первые тринадцать штатов были заселены в основном благодаря беженцам из Европы, скрывавшимся от преследований на религиозной почве. Территорию по крайней мере трех штатов – Массачусетса, Пенсильвании и Мэриленда – начали осваивать последователи порицаемых религиозных течений. Эти люди пересекли океан, чтобы свободно исповедовать свою веру. Шотландцы и ирландцы, широко заселившие южные колонии, в основном покидали свои дома в Ирландии из-за притеснений, которым они подвергались на той же религиозной почве. Северную Каролину, которая одной из первых среди английских колоний разрешила свободу вероисповедания представителям гонимых в Европе религиозных течений, часто называли «колонией квакеров»[14] из-за большого числа прибывших сюда представителей учения. Южная Каролина стала убежищем для гугенотов[15] и кальвинистов[16] из Франции. В качестве иллюстрации довольно мягких преследований, которым подверглись из-за своих религиозных взглядов французы, я могу привести следующий абзац из «Истории Соединенных Штатов» Бэнкрофта:

Гугеноты, таким образом, не должны были больше занимать государственные должности. Они были, насколько это возможно, исключены из гильдий торговцев и промышленников, а кальвинист не имел права жениться на католичке[17].

Примечательно, что в то самое время, когда Европу покидали корабли с жаждущими найти в Америке спасение от религиозных гонений, раздиравших Европу, другие суда отплывали от берегов Африки, везя на этот континент тех, кто в будущем послужит причиной новых конфликтов. Проблема эта была не менее сложной и противоречивой, чем та, что стояла перед Европой в начале протестантской Реформации[18].

Религиозные противоречия, перенесенные на американскую землю, угасли не сразу. Изучение старых колониальных кодексов показывает, что квакеры и католики испытывали ограничения, которые часто были столь же суровыми, как и те, что налагались на свободных темнокожих до войны. Например, по закону Вирджинии, существовавшему в 1705 году, католикам, индейцам и темнокожим рабам отказывалось в праве выступать «в качестве свидетелей в любом деле, по причине их нехристианских взглядов». Однако это положение было несколько изменено в 1732 году, когда темнокожим, индейцам и мулатам разрешили давать свидетельские показания в судах над рабами[19].

Случилось так, что религиозные предубеждения по отношению к католикам тесно переплелись с расовыми предрассудками против темнокожих. Я имею в виду то, что вошло в историю Нью-Йорка как «Заговор темнокожих 1741 года». В то время распространились слухи о существовании заговора рабов, которых испанские католики якобы подстрекали сжечь город и всех его жителей. Эти домыслы подтверждались письмом, которое генерал Оглторп[20] получил из Джорджии. В послании говорилось о том, что Испания наняла несколько католических священников, которые должны были проехать по стране, выдавая себя за врачей, танцмейстеров, «и представителей других подобных профессий», чтобы войти в доверие к семьям и таким образом способствовать осуществлению плана «сжечь все значительные города в английской Северной Америке».

Незадолго до этого было захвачено испанское судно, на котором находились испанские темнокожие. Рабы, утверждавшие, что они являются свободными людьми, были проданы в рабство уже здесь. На одного из невольников пало подозрение в том, что он участвовал в организации заговора. Среди других арестованных присутствовал католический священник, что еще более усугубило ситуацию.

Казалось, эти обстоятельства доказывали причастность католиков к предполагаемому заговору. Как это всегда бывает в случае народных волнений, слухи начали плодиться. Каждая следующая новость только подливала масла в огонь.

Прежде чем все утихло, сто семьдесят восемь человек были арестованы, тридцать шесть – казнены и семьдесят один – изгнан. Среди казненных был католический священник, о котором я уже упоминал. Восемнадцать темнокожих были повешены, а четырнадцать – сожжены. Казни прошли на площади, которая до сих пор называется Боулинг-Грин, – сейчас там расположена Таможенная служба Соединенных Штатов. Сегодня сборщиком налогов здесь работает темнокожий Чарльз Андерсон.

Несмотря на многочисленные «чистосердечные признания» белых и черных арестованных, не было найдено ни одного сколько-нибудь существенного доказательства того, что кто-то собирался поджечь город. Объясняются эти странные треволнения тем, что все происходило в самый разгар салемской охоты на ведьм. Чем обусловлен этот социальный феномен, мне неизвестно. Ситуация с заговором, а также причины прекращения волнений описаны в «Истории Нью-Йорка» Смита:

Все лето продолжались судебные разбирательства. Каждое новое заседание влекло за собой очередные преследования. Любое незначительное совпадение многократно преувеличивалось за счет досужей молвы. Досужие выдумки смешивались со странными косвенными доказательствами. Все это отравляло умы присяжных, а народ требовал крови. В результате свидетельница Мэри, сбитая с толку частыми допросами, совершенно забыла о фактах, упомянутых ею вначале, и стала воспроизводить слухи и домыслы, которые бесконтрольно множились на улицах города[21].

Я подробно остановился на этих обстоятельствах, так как они показывают, что в прошлом религиозные предрассудки, равно как и расовые, часто служили источником тех диких страхов и предубеждений, которые иногда становятся причиной насилия, учиняемого одним классом над другим.

Представители разных религиозных конфессий с тех пор научились жить бок о бок в мире и согласии. Есть ли какая-нибудь разумная причина, почему белые и темнокожие, которые, в конце концов, довольно хорошо понимают друг друга здесь, в Америке, не должны делать то же самое? Я не думаю, что существуют какие-то причины, которые могут помешать этому.

В 1741 году, в разгар «Заговора темнокожих», население Нью-Йорка составляло десять тысяч человек, из которых две тысячи были цветными. В это время во всей колонии Массачусетс проживало не более трех тысяч рабов. В Пенсильвании в 1754 году их число достигло одиннадцати тысяч, но в некоторых более южных колониях количество невольников, особенно в соотношении с белым населением, было значительно больше. В Южной Каролине, например, на двадцать два темнокожих приходилось двенадцать белых[22]. Уже к 1740 году в этом штате насчитывалось сорок тысяч рабов.

Несмотря на ограничения, которые время от времени накладывались на работорговлю, этот вид бизнеса процветал вплоть до Американской революции, когда на некоторое время работорговля полностью прекратилась. Как потом выяснилось, это произошло только для того, чтобы после окончания войны торговля живым товаром стала еще более массовым явлением, чем прежде. В начале XIX века Англия держала во всех своих колониях в Новом Свете восемьсот тысяч рабов. Франция имела двести пятьдесят тысяч рабов, Дания – двадцать семь тысяч, Испания и Португалия – шестьсот тысяч, Голландия – пятьдесят тысяч, Швеция – шестьсот тысяч. В Соединенных Штатах насчитывалось около девятисот тысяч рабов, а в Бразилии – около двух миллионов[23].

На меня произвели глубокое впечатление путевые очерки Мунго Парка[24] с его рассказами о невольничестве в тех частях Африки, которые он посетил. Его заметки позволили мне понять, как легко и естественно мягкая форма домашнего рабства, которая существовала в этих странах с древнейших времен, под влиянием торговли с европейцами обрела промышленные масштабы. Я также узнал многое об институте рабства в Африке.

Во время своего знаменитого путешествия Парк подсчитал, что соотношение рабов и свободного населения в регионах, через которые он следовал, составляло примерно три к одному. Невольники относились к двум категориям: те, кто родился в этом статусе, и те, кто стал рабом, попав в плен на войне, в результате неплатежеспособности или будучи наказанным за какое-либо преступление.

В то время в Африке были распространены регулярные рынки для покупки и продажи рабов, как впоследствии они существовали в американских городах Александрии и Новом Орлеане. Мунго Парк также отметил следующий интересный факт: в глазах африканского покупателя стоимость невольника возрастала пропорционально его удаленности от места рождения. Когда рабы оказывались всего в нескольких днях пути от своих домов, им часто удавалось сбежать. Если же путь до их родных жилищ лежал через несколько королевств, это затрудняло побег, и они легче примирялись со своим положением.

То же самое и по той же причине происходило и во времена рабства в Америке. Например, с 1820 по 1830 год в Вирджинии рабы продавались по цене от пятидесяти до трехсот долларов за душу, в то время как за этого же невольника в Новом Орлеане могли отдать от восьмисот до тысячи двухсот долларов. Эта разница объяснялась сельскохозяйственными условиями, поскольку в то время трудоспособный раб на сахарной плантации в Луизиане мог заработать для своего хозяина двести долларов в год, и это сверх расходов на его содержание. Разница в цене в значительной степени объяснялась и тем, что в Луизиане раб в обычных условиях был лишен всякой надежды обрести свободу[25].

«Рабы, которых покупают европейцы на побережье, – продолжает Мунго Парк, – в основном такого рода (т. е. из внутренних районов. – Прим. авт.). Иных приобретают в ходе мелких войн, которые происходят вблизи побережья, но гораздо чаще невольников привозят большими партиями из самых дальних уголков страны, названия которых ничего не скажут европейцу».

В Африке, как впоследствии и в Америке, несклонные к побегу рабы с кротким нравом оставались у свои хозяев навсегда, а тех, кто проявлял недовольство, продавали куда-нибудь в отдаленные регионы. Таким образом, становится понятно, как работорговля внутри страны превратилась в масштабный экспорт живого товара за рубеж. Самых несговорчивых невольников отправляли в Америку.

По пути из сердца страны обратно к побережью Мунго Парк присоединился к каравану купцов, у которых среди прочих товаров были невольники, впоследствии обменянные на европейский ром и табак. Уход за рабами, условия их содержания и способы транспортировки мало чем отличались от тех, которые спустя несколько десятилетий были в ходу в Америке, на одной из старых рабовладельческих дорог, протянувшейся от Александрии, штат Вирджиния, до Натчеза, штат Миссисипи, хотя африканское путешествие было во многих отношениях более трудным[26].

Во время долгого и утомительного странствия из сердца Африки к побережью Мунго Парк имел возможность познакомиться со всеми этапами работорговли, в том виде, в каком она тогда существовала. Он подробно рассказал о жизни, мыслях и чувствах несчастных невольников, которых он, казалось, понимал и к которым испытывал сочувствие. Вот как он описывает группу пленников, в какой-то момент присоединившихся к каравану:

Одиннадцать невольников признались мне, что были рабами с младенчества, но двое других отказались рассказать о своей прежней жизни. Все они были очень любознательны, но поначалу смотрели на меня с недоверием и неоднократно спрашивали, не являются ли мои соотечественники каннибалами. Им очень хотелось знать, какая судьба ожидает рабов после того, как они пересекают соленую воду. Я сказал, что им предстоит заниматься земледелием, но пленники не поверили мне, и один из них простодушно обронил: «Неужели вы ходите по такой же земле, как наша?» Невольники были убеждены в том, что белые покупают рабов для того, чтобы съесть или продать другим каннибалам. Естественно, это заставляло пленников бояться конечного пункта своего путешествия, а продавцам приходилось держать их в кандалах, чтобы пресечь попытку побега.

В другой раз один невольник занемог. Он так плохо себя чувствовал, что уже не мог идти дальше, поэтому торговец обменял его на молодую девушку, принадлежавшую одному из горожан. Парк так описывает этот эпизод:

Бедная девушка не знала о том, что ее судьба решена, до тех пор, пока утром все свертки не были увязаны и повозка не была готова к отъезду. Она пришла вместе с другими посмотреть, как отправляется караван. Хозяин взял ее за руку и передал одному из торговцев. Никогда прежде я не подозревал, что спокойное лицо может столь внезапно исказиться гримасой ужаса, как в момент, когда ей на голову водружали груз и закрепляли на шее веревку. Отчаяние, с которым она прощалась с подругами, произвело на меня неизгладимое впечатление.

Страх африканского раба быть отправленным на невольничьи рынки прибрежных городов похож на тревогу, которая постоянно преследовала невольников в Мэриленде, Вирджинии и других пограничных штатах, ведь рано или поздно любого из них могли продать на Дальний Юг. Самые душераздирающие сцены в жизни рабов на Юге происходили, когда хозяева из-за долгов или других невзгод были вынуждены разлучать семьи и продавать своих людей. Не только разрыв детей с родителями или мужей с женами делал эти сцены горестными, оставляя неизгладимое впечатление, – часто рабам было так же тяжело расставаться с хозяином и членами его семьи, к которым за годы совместной жизни они успели привязаться. Это чувство печали выразилось в словах старой плантаторской песни, родившейся в Вирджинии:

Караван рабов, к которому был прикреплен Мунго Парк, наконец достиг реки Гамбия, где рабов посадили на корабль и доставили на побережье. В городе сто тридцать человек, из которых около двадцати пяти были свободными и умели читать и писать по-арабски, были отправлены в Америку. Поскольку другого судна не было, Парк сел на корабль с рабами, которых он сопровождал из внутренних районов страны до места их назначения в Америке. Вот что он написал об этом путешествии:

Мои разговоры с пленниками немного утешали их. По правде говоря, люди нуждались в этом. Не то чтобы я наблюдал какие-либо бессмысленные акты жестокости со стороны хозяина или моряков, но условия заключения и содержания рабов на американских невольничьих кораблях заставляли этих несчастных сильно страдать. Вскоре их поразила одинаковая болезнь. Кроме трех человек, умерших в Гамбии, и шести или восьми, погибших на невольничьем рынке, одиннадцать нашли свое последнее пристанище в море, а многие из выживших пребывали в крайней степени истощения.

После 1808 года, когда ввоз рабов из Африки в Соединенные Штаты стал считаться преступлением, условия, в которых велась торговля, еще более ухудшились. В течение следующих сорока лет, прежде чем в 1862 году поставка живого товара в Соединенные Штаты окончательно прекратилась, торговцы обезумели от жестокости по отношению к невольникам. По оценкам самих рабов, которые прибыли из долины реки Нигер, треть пленников погибали, так и не добравшись до побережья, а двадцать процентов умирали от истощения в море. Лишь треть темнокожих, которых сорвали с насиженных мест в Африке, достигали плантаций[28].

Иногда людей заманивали на побережье отрезами яркой цветной ткани и силой затаскивали на борт невольничьих кораблей. В других случаях, после того как работорговцы успешно переправляли на корабль партию пленников, они захватывали самих продавцов живого товара, которых в свою очередь угоняли в рабство. Майор Мотон из Хэмптона не раз рассказывал историю, которую ему поведала его бабушка. Его прадеда, молодого африканского вождя, обманом завлекли на борт рабовладельческого корабля и привезли в Америку. Это произошло после того, как он успешно доставил на побережье и сбыл партию невольников, плененных в ходе одной из племенных войн. По окончании сделки его самого пригласили отобедать на борту невольничьего корабля. Ему дали выпить что-то, от чего он уснул. Очнувшись, молодой человек обнаружил себя далеко в море уже не принцем, а одним из тех рабов, которых он сам накануне привел.

Несколько лет назад во время поездки в Мобил, штат Алабама, я посетил небольшую колонию африканцев, которые были потомками живого груза с последнего невольничьего корабля, прибывшего в Соединенные Штаты. В заливе Мобил в последние дни работорговли находился излюбленный порт работорговцев. В верхней части залива, куда через сеть каналов впадают реки Алабама и Томбиги, немало мест, где может укрыться большое судно. На одном из таких кораблей, затерявшемся в переплетении каналов, привезли в Америку большинство жителей этой колонии африканцев.

Там я встретил коренных африканцев, которые до сих пор говорят на старом племенном языке и в какой-то степени сохраняют, как мне сказали, свои древние обычаи. Мне довелось побеседовать с одним из них. Этот человек по-прежнему носил африканское имя – Осси Кибе. Он поведал мне, что его племя – это народ холмов, живший на возвышенностях Дагомеи, в семи днях пути от моря. «Была война – во времена работорговли всегда велась война», – рассказывал он. Однажды ночью их деревню захватили, а всех, кого не убили, погнали к морю и продали.

Когда я спросил старика, думал ли он когда-нибудь о возвращении в Африку, он ответил: «Да, я возвращаюсь туда каждую ночь в своих снах». Встретившись с этим человеком, чьи сны уносили его на родину, я почувствовал, что нашел звено, связывающее жизнь в Африке с новой жизнью в Америке.

Люди, которых я встретил в этом поселении, все же не были последними рабами, привезенными в Соединенные Штаты. Знаменитое судно «Стрэнджер», которое в 1858 году доставило в Джорджию пятьсот рабов, предположительно, в 1860-м привезло еще четыреста двадцать человек. В 1862 году другой корабль преодолел блокаду федеральных судов и высадил невольников в Мобиле. Вверх по реке в отдаленной части заброшенного порта на поверхности воды все еще виднеются части железной конструкции судна «Лоуренс», которое, возможно, было последним кораблем, доставившим рабов в Соединенные Штаты. Корабль сожгли, чтобы он не попал в руки янки во время войны.

В этом поселении есть люди, до сих пор вспоминающие, как они играли на палубе корабля, когда были мальчишками. Подумать только, в Мобиле все еще живут те, кто был привезен сюда в качестве рабов в 1862 году.

Никто никогда не узнает, сколько тысяч африканцев во времена расцвета работорговли было оторваны от своих домов в Африке, сколько из них так и не увидели берегов Америки, а сколько стали рабами. Историки подсчитали, что двести семьдесят тысяч невольников было доставлено в Соединенные Штаты в период с 1808 по 1860 год, с того времени, когда работорговля была юридически отменена, и до того момента, как она практически прекратилась. Учитывая тот факт, что, по другим источникам, в 1858 году в Соединенные Штаты контрабандой было ввезено пятнадцать тысяч рабов, а в другое время за один год только в Техас было переправлено такое же количество человек, эту оценку можно считать сильно заниженной.

Сложно сказать, сколько рабов попало в Вест-Индию и Южную Америку. Эти местности, наравне с Югом Штатов, стали главными покупателями живого товара. Здесь вводились постоянные сборы и доплаты, чтобы поддерживать баланс спроса и предложения.

Досконально изучив отчеты разных историков и исследователей, сделанные во времена работорговли, я пришел к выводу, что число невольников, высаженных на берега Америки, не может быть меньше отметки в двенадцать миллионов. Еще порядка двенадцати миллионов погибли в результате грабежей, которым подвергались сами работорговцы, умерли по пути к побережью или следуя к плантациям. Таким образом, не менее двадцати четырех миллионов человек были либо привезены в Америку в качестве рабов, либо встретили свою смерть по дороге. Я не изучал тщательно цифры европейской эмиграции, но рискну предположить, что с момента открытия Америки и до 1860 года число белых людей, переселившихся из Европы в Северную и Южную Америку, меньше числа темнокожих, привезенных на рабовладельческих кораблях за тот же период.