Читать книгу Пёстрая жизнь (рассказы) - Булат Арсал, Артур Салахов - Страница 3

Появился он в расположении батареи в четверг, как раз после недельных изнурительных дождей, когда до огневой позиции по разбитым гусеницами направлениям мог доехать на своём обшитом жестью «Урале» только Николай Николаевич, которому больше нравилось обращение Коля – Коля.

Рыжий и усатый старшина Михалыч, спрыгнув из кабины грузовика, головой указал подбежавшим бойцам на кузов и буркнул: «Разгружай провиант. Только гляньте там, пополнение не затопчите».

То, что перед нами стоит явное недоразумение, стало понятно сразу, как только оно неуклюже выпало между мешками с хлебом и крупой. Скорее тщедушный, чем худой, и больше ошарашенный, чем растерянный, он переминался с ноги на ногу ещё в гражданской чистой, но очень старой переношенной одёжке. Весь скудный гардероб его состоял из выцветшей футболки, перетянутых тонким ремешком синих штанов на два размера больше, старых сандалий-плетёнок на босую ногу и нашей форменной кепки, которою, по-видимому, ему подарил сам Михалыч.

До этого дня я был уверен, что нельзя зарекаться в жизни только от сумы и тюрьмы. Оказывается, совершенно неожиданно для себя, и не желая того, по роковому стечению случайных обстоятельств человек может попасть в бурный поток судьбы, который в миг подхватит его прямо по пути домой, унесёт и выбросит на скалистый берег Кальмиуса в боевое расположение батареи самоходных артиллерийских установок, ласково называемых «Гвоздика».

Так и наш новобранец после какой-то бурсы, где ему вместе с дипломом почему-то позабыли дать сколь-нибудь минимальные знания и навыки, отправился устраиваться на работу в ближайшее шахтоуправление. Там с ним пообщался некий начальник, покрутил в руках диплом, повертел паспорт, почесал затылок и предложил работу дворником, отправив предварительно в военкомат «для порядку». В те жаркие денёчки «покупатели» с воинских частей дневали и ночевали в военкоматах, буквально вылавливая каждого, кто успевал перешагнуть порог учреждения. Его тут же подхватывали с разных сторон и начинали на ходу сочинять легенды о «прелестях» военной службы именно в их подразделении, где и зарплата вовремя, и отпуск, как положено, и выходные в выходные, и обязательно дома. Пополнением личного состава, как правило, занимались люди оборотистые и соображульчивые, способные пролезть без мыла в любую щель, и, проще говоря, хитрозадые пройдохи. Иначе уведут новобранцев в другие места и будет твоя батарея, рота, взвод сидеть на передовой без ротации до скончания веков в виду отсутствия замены. Кто говорит, что день на войне за три считают, так это для будущей пенсии, и до неё ещё дотянуть надо. Иной день на передовой может длиться целую вечность.

Вот таким прожжённым рекрутёром и был Михалыч, который ещё в Афганистане служил на той же должности где-то под Кабулом. Не зря говорят, что русская армия держится на прапорщиках, а наш старшина гордо носил на погонах без просвета целых три звёздочки. Уж и не знаем, каким чудесным фокусом он провернул прохождение медицинской комиссии и дистанцию с бюрократическими барьерами, но ночь парнишка провёл уже в казарме, а к утру был доставлен на защиту свободы и суверенитета Донецкой Народной Республики.

Кто-то из механиков-водителей нашёл для новенького чистую подменку, у кого-то нашлись запасные и не по размеру большие кирзовые сапоги, но через полчаса перед нами стоял уже человек, похожий на военного.

–

На построении батарея узнала, что звали его Ильдар, и ещё позавчера он мирно проживал в Макеевке, где с давних времён селилась обширная татарская община Донбасса. Уже за ужином, узнав, что в батарее, кроме него, оказалось ещё двое татар – механик Ринат из той же Макеевки, и Седой, родившийся и выросший в Татарстане, Ильдар впервые осторожно улыбнулся и при первой же возможности попытался завязать с ними разговор. Родного языка он не знал, но простое отношение ребят к его национальности давали ему робкую надежду на поддержку в разношёрстном мужском коллективе опалённых порохом, плохо выбритых, пропахших дымом, дешёвым табаком и гарью, грубоватых, не раз контуженых, в меру весёлых, но суровых мужиков.

Оказалось, что мальчишка был старшим из шести детей, и, как потом выяснилось, его мгновенное исчезновение из дома не только не вызвало тревогу или канительную карамболь, а даже получило одобрение со стороны матери, уставшей тянуть на мизерную получку поломойки целую ораву голодных малолеток. Отцов в этой семье перебывало множество, хотя, своего персонального родителя Ильдар, как он сказал, не помнил вообще.

И, всё же, парень был чудаковат…

—

После ужина командир батареи затеял отправить небольшой отряд бойцов на разрушенную снарядами ферму, где могла бесхозно лежать всякая всячина, вполне подходившая для благоустройства нехитрого быта в прифронтовой полосе. Выбрали десять парней, включив в группу нашего начинающего защитника Родины, и вручив ему вместо автомата штыковую лопату и шахтёрскую кирку. Когда комбат лично ему сказал, что это его первое боевое задание, Ильдар втянул не существующий живот, подобрал худющие плечи, и, сдвинув тонкие брови, изобразил решительное лицо камикадзе.

Вернулись они ближе к ночи, притащив мотки колючей проволоки, вязку разнокалиберных досок, несколько листов неразбитого шифера. Ильдар брёл позади всех, вымотанный на нет, но так и не бросивший своё «боевое оружие», с трудом волоча его по глубокой колее, оставленной ещё днём тем самым «Уралом», который его привёз на войну.

На следующее утро, посоветовавшись с бойцами, командиры решили назначить над новоявленным «сыном полка» вроде наставников-воспитателей. Выбор пал на Седого и Колю-Колю, как самых возрастных и повидавших жизнь, армейскую службу и войну, старых солдат. Было понятно, что с весом в 50 килограммов и мускулатурой куриной ножки заряжающим парень быть не сможет в ближайшие полгода. Наведение орудия на цель требовало, как минимум, умение быстро считать, а здесь Ильдар показал не очень обнадёживающую компетентность, складывая в 18 лет на пальцах или столбиком на листке бумаги, ради чего всегда в кармане носил маленький блокнот и карандаш. Оставалось сделать из него хотя бы стрелка из автомата и вечного дозорного, дабы освободить пару артиллеристов на случай внезапного боевого огня. На том и порешили, вручив ему личное оружие, и отправились подальше от огневой пострелять по пустым банкам из-под тушёнки. Выпустив почти целую обойму одиночными, Ильдар, наконец, попал в цель, чем порадовал не только нас, но и маму, которой тут же позвонил по крохотному затёртому мобильнику, сообщив за одно, что он уже выполнил «первое боевое задание командования, о котором говорить по телефону не полагается».

Ночью Седой с Колей ушли в дозор на блокпост, прихватив Ильдара, предварительно выдав ему магазины без патронов, дабы не искушать судьбу. И, как оказалось, не зря…

—

Подсвечивая тонким лучом фонариков, они медленно продвигались к посту, тихо перекидываясь отдельными фразами. Молодой шёл позади и постоянно спотыкался о застывшие комья земли, ориентируясь только по подсветкам старших. Вдруг, Седой услышал за спиной настойчивый шёпот:

– Товарищ Седой, товарищ Седой! Там кто-то есть и шебуршится.

– Что за чёрт? Где? – ответил тот, обернувшись к Ильдару.

Он показал рукой в сторону кустарника, стелившегося справа от них, в двух сотнях метров вдоль реки.

– Это могут быть враги и надо крикнуть им «Стой, кто идёт?», – нервно затараторил солдатик, вскинув автомат на изготовку, и тут же передёрнул затвор.

Старики застыли на месте, как вкопанные. Седой осветил его фонарём, и, к полнейшему изумлению, увидел ссутулившийся в строну «врагов» силуэт в боксёрской стойке с выставленным вперёд оружием, поднятым прямо на уровень глаз. Коля-Коля тут-же подскочил, резким движением отсоединив магазин и, другой рукой дав лёгкий подзатыльник, выругался отборным матом в три этажа. Потом отобрал автомат, и… отматюкался ещё хлеще, поняв, что курок спускового механизма спущен. Это хорошо, что патронов там не было, ведь в тех кустах «шебуршились» не враги, а наши же бойцы соседнего блокпоста…

– Слышь, Седой, – тяжело выдохнув после долгой паузы, произнёс Коля-Коля, – а из этого чудика неплохой постовой получится, если мозги отрегулировать.

– Это ты свечи на движке будешь регулировать сколько хочешь. Они стрелять не умеют. А тут можно и под трибунал или в ящик сыграть, пока извилины этому чудо мудаку настраивать будешь, – с досадой ответил напарник, вынимая папиросу из пачки слегка трясущимися пальцами…

– Да-а, брат, – смахнул пот с лица Колян, и, обратив внимание на лёгкий тремор руки Седого, добавил, – у меня то же чуть прямая кишка не сработала.

–

В другой раз они пошли уже в дозор дневной, когда Ильдар с удивлением обнаружил, что на посту установлен крупнокалиберный пулемёт «Утёс» с вставленной патронной лентой и запасным боекомплектом.

– А эту штуку кто принёс? – удивлённо спросил у Коли Ильдар.

– Так она тут всегда была. Без неё как оборону держать? – процедил Николай Николаевич, улыбаясь и зажав в зубах мундштук дотлевавшей папиросы «Беломор канала».

– Чего-то я её не видел в прошлый раз, – смутился солдатик.

– Так у тебя глаза на выкате в строну «врагов в кустах» торчали всю ночь. Куда уж тут под ноги смотреть? Тут как бы не обосраться невзначай! – выдал Седой и захохотал в унисон Николаю…

Приняли пост, отправили смену на отдых, покурили, и Коля, взяв с бруствера сапёрную лопату, воткнул её прямо в центр окопчика.

– Копать будем, пока солнце в зените не стало. Потом жарко будет, сгорим. – сказал и отвалился на лежак, поставленный ещё пару месяцев назад самым первым дозором.

Тень воткнутого черенка лопатки, заменяя солнечные часы, медленно сдвинулась на тридцать минут.

– Чего ждёшь, воин? – спросил Седой у Ильдара.

– Копать нужно, да?

– А если обстрел?

– И сюда долетит?

– А как-же? Как пить дать, по дозору шарахнут, – медленно поворачиваясь на другой бок, ответил сквозь дрёму Коля-Коля, – а там, как карты лягут.

– Глубоко копать? – поинтересовался новобранец.

– Не в глубь, а в бок надо рыть. «Лисьей ямой» это называется. Понял?

– Это как?

Седой встал и, выдернув лопату, начертил ей контуры с двух широких сторон окопа.

– Тут и тут надо вырыть две ниши, чтобы в ней, как минимум дядя Коля два раза мог поместиться. Понял фокус?

Ильдар пожал плечами, и пришлось показывать ему руками.

– Когда снаряд прилетит, то лучше нырнуть в сторону взрыва. Тогда осколки мимо пролетят. Усёк, салага?

– И такое бывает?

– Да, только так и бывает, – поддержал разговор уже окончательно проснувшийся Коля.

– Часто?

– Чаще некуда. – не давал расслабиться уже напряжённому не на шутку Ильдару старый солдат.

– Почему раньше не выкопали? Мы же не первые? – удивил напарников своим справедливым любопытством юноша.

– Так тебя ждали. У нас кто до сих пор в дозор постоянно ходил? Или наводчики, или заряжающие. Копать времени нет. Чуть что, сразу в самоходки бежим, а тут никого. Вот теперь у нас ты появился, как постоянный и профессиональный дозорный. Мы в бою, хоть и за слабой, но бронёй. Погибать вместе с экипажем придётся. Такая, брат, планида. А кто вместо нас оборону на этом плацдарме держать останется? Как ни крути, земляк, здесь наш последний рубеж, и держать его тебе, – закончил Седой цепь логических рассуждений и вручил салаге лопатку.

– А позади Москва, – глубоко вдохнув, торжественно пробасил Коля-Коля, и это произвело на Ильдара ударное впечатление…

Ближе к вечеру окоп был углублён на полметра, а по двум широким его сторонам старики плотно застилали траву под удобную лёжку в широких «лисьих норах».

Возвращаясь с поста под свет тех-же фонариков, Седой неожиданно вслух произнёс когда-то прочитанные слова Аристотеля:

– Страх заставляет даже дураков размышлять.

– Он ещё заставляет их много работать. – справедливо заключил Николай Николаевич, неожиданно поразив логичным продолжением мысли древнегреческого философа.

–

А дальше была война. Ночью работа по целям. Днём разгрузка нового боекомплекта, загрузка ящиков с пустыми гильзами. Артиллеристы богами войны бывают реже, чем обыкновенными грузчиками, как и десантура – орлами, не чаще, чем ломовыми лошадьми на марш-бросках. Такова суровая правда армейской службы, а на войне эта правда приобретает куда более мрачные и пасмурные образы.

Мы, в отличии от наших героических дедов и прадедов, после Дебальцево никуда не наступали, не брали города и не освобождали страны. От ротации к ротации, меняя места вдоль фронта и ведя изнурительную артиллерийскую стрельбу, мы перекидываем мины, снаряды, гранаты уже третий год подряд на сторону противника, получая ответные «приветствия» из точно такого-же оружия. Периодически, то тут, то там появляются диверсионно-разведывательные группы, разряжая ежедневную монотонную цикличность тревожной интригой и ощущением близкой опасности, исходящей от невидимого врага. Но, если у большинства бойцов опасливость и настороженность со временем притупляются, то нашему юному неутомимому защитнику отечества даже через два месяца пребывания в дозорах враги, шпионы, «укропы» и диверсанты мерещились стабильно, устойчиво и систематически. Несмотря на то, что рядом с тобой на посту «Зоркий Сокол», поводов для расслабления это не давало. Вот почему для Ильдара долго действовало особое правило – пустой магазин от греха подальше.

Мы понимали, что где-то поступаем не совсем педагогично, поэтому старались загружать ответственностью там, где оружие было не нужно, если не считать таковым кухонный нож на чистке картофеля. Когда же его «лисьи норы» на первом посту похвалил командир артдивизиона, то комбат объявил благодарность молодцу перед строем и заодно доверил выполнение ответственного «особо важного задания» – рытьё по образу и подобию таких же нор на остальных трёх постах. Приказ, на радость остальным бойцам, был выполнен не только оперативно, но и с лучшим качеством. Ответственность – странная штука. С одной стороны мы её боимся, а с другой стороны, именно благодаря ей завоёвываем уважение. Так и произошло в нашем чисто мужском коллективе. Чувство ответственности не присуще унылой посредственности, поэтому на Ильдара вскоре стали смотреть не как на природную оказию, а как на вполне адекватную личность. Парень изменения в отношении к себе почувствовал, не обижался на пустой магазин в автомате и с ещё большей серьёзной обязательностью принимался за любое поручение, постепенно утверждаясь в своём персональном и важном месте в общем строю. Ни апломба, ни гордыни в нём не было, но самооценка повысилась и ему захотелось, как и всем окружавшим его мужчинам, обладать собственным позывным.

–

Позывной на войне не совсем то, что кличка за колючей проволокой. Хотя, пришедшие на неё бывшие сидельцы, воровские имена продолжают использовать в качестве позывных. Корни фронтовых имён разные и нет никакой закономерности в их присвоении, как, скажем, у североамериканских индейцев, связанных с тотемными животными, растениями или явлениями природы. Иногда позывной дают бойцы в знак уважения к опыту или возрасту, как, скажем, «Батя», «Дед», «Седой». Корень фамилии или особая примета, привычка или просто фантазия бойца могут стать вторым именем, и, как водится, врезаются в память сослуживцев глубоко и навсегда, чего не скажешь о паспортных фамилиях и именах, которые бывает непривычно слышать от однополчан при встрече на гражданке.

Ильдар подошёл к этому вопросу основательно, будто он потомок Чингачгука или языческий ревнитель австралийских аборигенов. Совет Седого был прост:

– Как корабль назовёшь, с такими именем он и потонет.

– Я хочу быть быстрым и таким резким, чтобы осколки не достали, и врагов всех поймать, – мечтательно глядя в неведомую даль, философски произнёс юноша.

– Ага. И чтоб резче всех, задрав портки, до Ростова драпать, когда укропы попрут, – съехидничал Коля-Коля, выбросив два кубика нард и делая Седому ответный ход.

Ильдар не обиделся или не показал виду, но тут же раскрыл свой блокнот, где корявым подчерком и с хромой орфографией было выведено карандашом несколько потенциальных прозвищ будущего «вождя краснокожих». Беглого взгляда хватило, чтобы понять – полёт творческой причуды не пошёл дальше импровизации слова «ветер» – шторм, буря, вихрь, смерч, ураган, шквал, вьюга…

– Ты где столько синонимов набрался? – с удивлением поинтересовался Седой, не поверив в такой широкий словарный запас Ильдара.

Оказалось, что тот уже пару дней активно пополнял свой скудный лексический багаж, расспрашивая батарейцев.

– Да какой ты ураган, мать твою? Ты сквозняк из форточки, – не переставал подшпиливать Николай, потрясывая плечами внутренним смехом.

– Может я буду Смерч? – весьма серьёзно вставил парень, совершенно не обращая внимания на шутки со-стороны старого солдата.

– Свист ты из жопы во время поноса, а не смерч! – выдал Коля- Коля, и по грохнувшему залпом хохоту они вдруг поняли, что за игрой в нарды не заметили, как их разговор уже давно и внимательно слушает человек десять бойцов.

Суровые парни – суровый юмор и к нему трудно привыкнуть сразу.

– Давайте его Бураном будем кликать, – спохватился кто-то после того, как угомонился гогот.

– Ты собакам будешь клички раздавать, – справедливо заступился за почти обиженного Ильдара Серёга с позывным Белый, который он получил лет семь назад до общего режима на «малолетке», – Да и есть у нас уже один блохастый Буран на базе… Зачем кобеля обижать? Он то в чём виноват?..

Толпа расхохоталась ещё громче.

За ужином проблема была разрешена командиром второго огневого взвода, которому позывной был присвоен по корню фамилии – Воробей. Было предложено на первых порах обращаться к Ильдару с позывным Дуйчик, а после того, как покажет достойную службу, поднять в статусе до Ветра и так далее, до самого, что ни на есть, Вихря или Урагана. Получался такой социальный лифт и новоявленному ополченцу Дуйчику это очень даже понравилось. Была обозначена цель, маршрут движения к ней и оставалось только затянуть ремень, мобилизовав остатки физических сил, морального духа и серого вещества, в некотором наличии коего мы не сомневались.