Читать книгу Комендачи - Булат Арсал, Артур Салахов - Страница 4

Глава вторая
Жара в Мариуполе

Оглавление

Город встретил разрухой, нищетой, трупным зловонием, тяжёлым духом мусорной паленины и смрадным запахом горелых автомобильных шин. В середине лета 2022 года в Мариуполе стояла традиционная жара, и даже сверкающее до самого горизонта Азовское море не радовало свежестью бриза. В городе осталось мало зданий и сооружений, некогда даривших спасительную тень в месяцы летнего зноя.

Команды формировались ещё в Еленовке, где в автобусы усаживали по два десятка военнопленных из–под «Азовстали» к трём–четырём бойцам комендантской роты, и выезжали в сторону Мариуполя. На окраине города в автобусы подсаживали трёх парней из местной комендатуры, и салон забивался напрочь. Духота и пыль сопровождали пассажиров практически всё время передвижения, пока потные насквозь солдаты не вываливались в тень на очередной стоянке, где для пленных уже был готов фронт работ по выкапыванию трупов гражданских и военных лиц.

Бойцам коменды, успевшим пройти кровопролитные бои под Харьковом, в Херсоне, в Запорожье и при освобождении Мариуполя, эти поездки поначалу казались просто прогулкой вдоль побережья Азовского моря. Однако со временем каждодневный ранний подъём в четыре утра и очень поздний отбой – почти за полночь, жара и трупный фетор начали приводить к быстрому накоплению усталости, которую сложно было компенсировать.

Кроме всего, напрягала скептическая отчуждённость и подавленное уныние обитателей руин, не готовых пока воспринимать ополченцев в качестве освободителей и где–то участливо глядевших на военнопленных, ещё вчера призванных в вооружённые силы Украины, гражданами которой продолжала себя ощущать ещё немалая часть горожан.

Нельзя сказать, что недоверие по отношению к бойцам ДНР ощущалось повсеместно. Подавляющее большинство действительно ожидало их прихода не только как спасителей, но и в качестве той самой санитарной команды, призванной очистить их район, квартал, двор от стихийных могил, источающих под солнечными лучами невыносимый смрад и превращающих их среду обитания в откровенную свалку почти открыто гниющих трупов. Многие жители помогали искать захоронения, опознавать тела, сообщали известные адреса родственников, иногда даже рассказывали подробности гибели и последних мгновений жизни несчастных.

Глядя на всю эту страшную картину, не так уж сложно было представить весь ужас, происходивший на улицах Мариуполя каких–то пару месяцев назад, когда разворачивалась одна из самых трагических драм на сцене театра военных действий и битвы за Донбасс.

* * *

Военнопленные за месяцы заключения успели превратиться в хорошо сбитую отару безвольных, истощавших овец, готовых к исполнению даже намёков на просьбы солдат сопровождения. Офицеры зоны, понятное дело, имели привычку криками и пинками подгонять испуганных, ссутулившихся бедолаг, передвигавшихся строем с заведёнными за спину руками и опущенными головами. Возможно, что инструкция службы исполнения наказания и предполагает скотское отношение к бесправному заключённому, но тому же Чалому, который успел потерять боевых товарищей под Харьковом и убедиться в зверствах укропов над нашими бойцами, было несколько противно смотреть, как вели себя тюремные вертухаи с военнопленными, которых они не брали в плен сами. Да и где вы видели, чтобы надзиратель тюрьмы участвовал в контактном штурме? Шкурный и Крохмаль здесь были исключениями, так как к тому времени перешли в совершенно иной, более благородный статус человека в погонах.

В чём виноват перед тобой солдат, который роковым стечением обстоятельств попал в окружение и был захвачен противником? Преступление мобилизованного военнослужащего Украины перед таким же мобилизованным воином из Донецка заключалось лишь в том, что он выполнял приказ своего правительства, кстати, находясь на собственной, как он по праву считал, территории. А под конвоем бойцов комендантской роты лейтенанта Храпунова были именно такие несчастные.

И всё же комендачи смотрели на военнопленных, пытаясь заглянуть некоторым в глаза и, быть может, увидеть в них хоть какие–то муки или угрызения совести, но, увы, перед ними сидели не «азовцы» и не «айдаровцы», а их бывшие холопы, коими считаются до сих пор насильно мобилизованные граждане Украины. Да и что могли поведать эти жалкие, ничтожные жертвы собственного малодушия и трусливой робости, допустившие когда–то до власти человеконенавидящих вампиров и откровенных убийц? Теперь они и сами понимали, как из некогда потомков победителей фашизма превратились в подневольников, оборотились в манкуртов, потерявших генетическую связь с коренной национальной диаспорой, называемой Русским миром. Они стали врагами этого мира, а врага надо уничтожать. Уничтожать, пока он вооружён и ведёт с тобой ожесточённый бой на смерть. Но тогда под конвоем был побеждённый, обезоруженный враг, которому очень повезло, что он попал к русским в плен, и для него война закончилась.

Пройти через подобное унижение, чтобы остаться живыми и прекратить тем самым свою дорогу в ад, – разве это не спасение? Разве это не новая божья благодать, дабы, остановившись, оглядеться и начать другую жизнь как с чистого листа?

* * *

Многодневное общение с пленными, которых, казалось бы, бойцы должны были ненавидеть, свело на нет первоначальное озлобление и презрительное отношение к несчастливцам. Было противно смотреть, как ещё совсем юные, исхудавшие и униженные люди буквально ползали по траве в поисках даже самых малых окурков и жадно набивали утробы скисшей и слипшейся массой, называемой овсяной кашей, под тёмное, холодное, несладкое питьё, отдалённо похожее на чай. Хлеба им давали вдоволь, если, конечно, затвердевший каравай, покрытый налётом сизой плесени, можно было так называть.

Человек, в отличие от зверя, имеет душу, которую в конце концов начинают терзать не то чтобы сомнения, но, скорее, стыд за излишнюю чёрствость к другому человеку, оказавшемуся волей судьбы чуть ли не на самой низшей ступени общества.

Как–то к Серёге Алищанову подошёл один из подопечных и совсем уж жалостно попросил сигарету. Было видно, что парень действительно боялся обратиться с подобным вопросом, очевидно понимая, что рискует получить удар прикладом автомата по печени или кулаком по лицу. Печальный опыт в застенках зоны в Еленовке у них, несомненно, уже был.

К счастью того пленного, как и его товарищей, рота комендачей состояла из таких же солдат–пехотинцев, вполне понимавших, через что пришлось пройти этим мальчишкам, когда они находились в своих окопах, а потом оказались в плену. Было ещё и осознание того, что под конвоем находились такие же русские, украинские парни. Русский человек – воин, но он ещё духовен и совестлив, когда вдруг из глубины его души всплывает, даже неожиданно для него самого, сочувствие к бывшему врагу, превратившемуся практически в ходячий труп, помощь которому может оказать, наверное, только сам Господь Бог. В нашей истории он оказал эту помощь руками солдата с позывным «Танкист», а в миру – Сергей Алищанов.

Не только в пачке сигарет, которую щедро отдал Серёга, состояла эта помощь, а в том, что с этого случая уже ни для кого из конвоя не было зазорным дать закурить бывшим украинским солдатам. «Давай закурим, товарищ, по одной…» – не просто слова из фронтовой песни. Это, если хотите, целый солдатский нарратив: «Я понимаю, как тебе тяжело, пусть хотя бы так тебе станет легче, а с меня не убудет». И ведь это после того, как по всем интернет–каналам ходили кадры нечеловеческих измывательств укронацистов над российскими солдатами, оказавшимися в застенках их концлагерей. Алищанов дал бывшим врагам надежду на будущее и показал, что их никто не считает за потенциальных мертвецов. Быть может, своей сердечностью или наивной добротой Серёга подтолкнул кого–то из украинских пленных к написанию первых строк той новой судьбы, которая с чистого листа?

* * *

Но Танкист не был бы Танкистом, если бы не придумал что–нибудь весёлое. Серёга обладал известной долей чувства юмора и как–то, видимо, устав просто не отказывать в куреве, предложил устраивать викторины с вопросами из некогда общей для всех истории Советского Союза, Украины и России.

– Так, пацаны, хватит халявы! Если хотите курить, то отныне будете получать сигарету за каждый правильный ответ на мой вопрос. Будем так восполнять в ваших засранных головах то, чего вы забыли, не знали или не хотели знать из прошлого вашей же страны. Кто первый на сигарету?

– Давайте я, – откликнулся тот самый пленный, что первым отважился попросить курево у Алищанова.

– Хорошо. Вот скажи мне, милок, в каком году Украина стала частью Союза Советских Социалистических Республик?

– А можно варианты?

– Нет, брат, так не пойдёт. В наших школах на Донбассе этот год все знают наизусть. Так что давай отгадывай.

Кто–то шепнул подсказку, и тут же прозвучал ответ:

– В 1917 году…

– Ответ неверный, и ваша сигарета идёт в пользу зрителей, – открыто улыбаясь щербатым ртом, пошутил Алищанов и передал сигарету кому–то из конвойных. Раздался дружный смех среди комендачей.

В группе пленных зашевелились, заёрзали на местах и потянулось несколько рук, пожелавших испытать судьбу и на себе.

– А можно и мне вопрос, гражданин начальник? – проговорил тихо паренёк в очках, с виду похожий на вчерашнего студента.

– Этому я задам вопрос, – включился Чалый. – Этот на знатока похож. Я его посложнее вопросом заряжу.

– Тебе сколько лет? – прозвучал вводный вопрос.

– Двадцать три, гражданин Чалый, – скромно ответил «студент».

– Ух ты, даже позывной мой знаешь? Хорошо, – Чалый почесал затылок и выдал: – В каком году началась Великая Отечественная война? А если скажешь, кто на кого напал, то даже две сигареты получишь.

«Студент» растерянно осмотрелся вокруг, будто искал поддержки импровизированного зала, и ответил:

– В 1939 году, когда Советский Союз напал с немцами на Польшу…

– И снова приз уходит в пользу зала! – весело отпарировал Чалый под ещё более громкий гогот однополчан.

– Ты, парень, попутал чутка. Это Вторая мировая тогда началась, а Великая Отечественная – позже, в 1941‑м, с нападения Германии на СССР. Стыдно не знать.

– Так это же одно и то же! Разве я не прав? – заискивающе спросил очкарик.

– Где ты истории учился, дебил очкастый? – издевательски прокричал Ванька Шкурный.

– Я в школе отличником был, – пробубнил обиженно себе под нос паренёк.

Ситуацию перехватил Чалый и обратился к пленному:

– Ладно. Так и быть. Задам тебе ещё вопрос… Какое воинское звание имел Сталин в конце войны?

– Маршал Российской Федерации! – уже уверенно, чуть ли не прокричал студент.

Тут уже и без сигареты в пользу зрителей раздался неудержимый ржач в толпе комендачей.

– И на этот раз ты лохонулся. Больше тебе вариантов не дадим. Пусть другие попытают удачу. А училке своей по истории передай наш боевой привет и коллективный «неуд» по предмету… Если успеешь доехать, конечно…

Парень с досадой на лице уселся на место, и тут же поднялось ещё несколько рук.

– В честь кого назван Мариуполь? – спросил неожиданно для всего конвоя всегда молчаливый Андрюха Кутузов.

– В честь жены Павла Первого, Марии Фёдоровны! – громко и достаточно быстро прозвучал ответ высокого блондина с глубоко впалыми щеками под скулами.

– Ого! Смотри ты на него. Правильно! – удивлённо выразился Кутузов и тут же передал сигарету – на зависть неудачникам.

Комендачи

Подняться наверх