Читать книгу Где живет моя любовь - Чарльз Мартин - Страница 11

Проехав ярдов тридцать по нашей подъездной дорожке, я притормозил у почтового ящика и некоторое время сидел за рулем, задумчиво перебирая счета. Впереди – на противоположной стороне шоссе – стоял дом Эймоса и Аманды: я хорошо видел обширный передний двор с раскиданными как попало детскими игрушками. Насколько я знал, Эймос и Аманда регулярно приводили его в порядок, и все равно он выглядел так, словно над ним каждый день проносился ураган. Красный автомобильчик, трехколесный велосипед, валяющийся на боку домик для игр, песочница почти без песка, овальный футбольный мяч, круглый резиновый мяч для кикбола и другие игрушки только подчеркивали то, что я и так знал: счастливые родители Аманды души не чают в своем внуке. Несколько раз я намекал Эймосу, что они, пожалуй, хватили через край, но он в ответ только тряс головой и говорил:

«Это все тесть с тещей. Что с ними сделаешь?»

«Значит, – парировал я, – ты разбросал игрушки по двору, чтобы твои тесть с тещей видели, как ты им благодарен?»

Не только мы с Мэгги строили новую жизнь; примерно тем же самым занимался и Эймос. С полгода назад его произвели в сержанты и назначили командиром полицейской группы специального назначения, которая рыскала по всей Южной Каролине, занимаясь главным образом наркотиками. Вместе с сержантскими нашивками Эймос получил также новый автомобиль, новую форму, новый пистолет – и новое рабочее расписание. Но этого ему было мало. Чтобы изменить свою жизнь еще больше, он женился на Аманде Ловетт. Их свадьба состоялась двадцать пятого июня – в день, когда Маленькому Дилану исполнилось шесть месяцев. Пастор Джон, раздувшись от гордости, совершил обряд венчания при большом скоплении народа – в церкви яблоку было негде упасть, и это при том, что места были только стоячие. На венчании я был шафером – держал тарелочку с кольцами, а сам потихоньку разглядывал толпу прихожан и прихожанок, напоминавшую не то цветник, не то выставку шляп самых разных фасонов и расцветок. По просьбе Аманды праздничный прием был организован в роще на берегу реки. Женщины из церковного прихода, зная, что им больше не придется готовить для Эймоса, превзошли самих себя. На столах было буквально все, начиная с зелени и жареных цыплят и заканчивая картофельным пюре и пирогами со сладким бататом. Ничего более вкусного я не пробовал никогда в жизни.

Мы ели и ели, не в силах остановиться. Когда наши животы раздулись до предела, мы немного потанцевали (хотя Эймос никогда особенно не любил, да и не умел танцевать), после чего он и Аманда поехали прямиком на Отмели[12] – как сказал Эймос, «чтобы поработать над своим загаром», – оставив Маленького Дилана на попечении деда и бабки. Когда несколько дней спустя они вернулись, Аманда переехала к Эймосу, и в течение недели с его холостяцким гнездом было покончено. Дом Эймоса преобразился настолько, что теперь чужаком в нем выглядел именно он, а не его жена.

В один из дней я помогал Эймосу вывозить мусор. Среди ветхого барахла, который Аманда велела выбросить на свалку, нам попался портрет Теда Уильямса. Эймос собственноручно извлек его из груды ломаных стульев и поднял над головой.

«Не представляю, как можно выбрасывать портрет величайшего бейсболиста всех времен? – проговорил он и, пожав плечами, бросил портрет обратно. – Просто в голове не укладывается!»

В свое время мне не раз приходилось вести подобные споры с Мэгги, поэтому я обнял его за плечи и улыбнулся:

«В том-то и дело, дружище! В том-то и дело!..»

«В чем?» – удивился Эймос.

«В том, что это твой любимый игрок, а не ее».

Он кивнул.

«Кажется, я начинаю понимать».

«И не забывай, – добавил я, показывая на его парадное крыльцо, – что теперь это ее дом, и ты должен радоваться, что она позволяет тебе в нем жить».

Примерно полгода спустя Эймос постучался в нашу кухонную дверь условным стуком – один удар, пауза, потом еще два удара подряд. Лампочка на нашем заднем крыльце перегорела два дня назад, но когда я открыл и когда мои глаза немного привыкли к темноте, я сразу увидел, что лицо у Эймоса взволнованное и что он тяжело дышит, словно только что бежал бегом. В прохладном ночном воздухе его дыхание превращалось в пар, который тут же уносил прочь легкий ветерок.

Тут Мэгги включила свет на кухне, и я увидел сверкающие белки́ выпученных глаз и оскаленные зубы приятеля.

«Дилан! – воскликнул он. – Дилан!.. – Эймос был так взволнован, что не мог говорить. – Дилан!..» – выкрикнул он в третий раз.

«Это мы уже слышали, – сказал я. – Что случилось-то?»

Эймос несколько раз подпрыгнул, словно собираясь пуститься в пляс.

«У Маленького Дилана будет младший брат или сестричка».

Это было как раз в том месяце, когда моя голова была занята нашими проблемами с усыновлением, поэтому соображал я не слишком быстро. Почесав в затылке, я ляпнул первое, что пришло мне на ум:

«Вы собираетесь усыновить ребенка?»

Эймос отрицательно покачал головой и снова подпрыгнул несколько раз подряд. Теперь это напоминало тренировку боксера со скакалкой.

«Да нет же, дубина! – Он ткнул себя пальцем в грудь. – Аманда беременна!»

Только тут я заметил Аманду, которая стояла за спиной Эймоса с Маленьким Диланом на руках и широко улыбалась. Наверное, я бы еще долго хлопал глазами, если бы в разговор не вмешалась Мэгги. Оттолкнув меня в сторону, она ринулась вперед, звонко чмокнула Эймоса в щеку и, схватив Аманду за руку, втащила в кухню, где они еще долго сидели за столом, разговаривая о чем-то своем. Мы с Эймосом устроились на качелях на веранде. Маленький Дилан крепко спал у меня на коленях, а мы потягивали холодную колу и шутили над тем, как изменились наши жизни.

Было около полуночи, когда Эймос ласково провел кончиками пальцев по коричневой щечке Дилана Младшего.

«Он скоро станет старшим братом».

Погрузившись в мечты о том, что могло бы быть, я просидел за рулем «Хонды» добрых полчаса. Начало дня, таким образом, было не самым удачным, но я никак не мог очнуться от грез и заняться делами. В себя я пришел, только когда увидел черный пикап Эймоса, который свернул с шоссе на свою подъездную дорожку. Этот казенный «Шевроле-2500» был одним из тех якобы «неприметных» полицейских автомобилей с темными тонированными стеклами, фарой-искателем и кучей антенн на крыше, при одном взгляде на которые всякому становилось ясно, что за рулем сидит коп. Пикап остановился возле дома, Эймос выскочил наружу и, махнув мне рукой в знак приветствия, двинулся через лужайку к крыльцу. Дверь в доме отворилась, и на веранде появились Аманда и Маленький Дилан, который целеустремленно полз навстречу отцу.

В ответ я помигал Эймосу фарами, потом тронул машину с места и, выехав на шоссе, постарался как можно скорее забыть о том, что сижу за рулем минивэна, удостоившегося не меньше пяти звезд по результатам краш-тестов. Поглядывая в зеркало заднего вида, я видел, как Гроза Каролинских Преступников, бывший «Мистер Пропер», а ныне – «Мистер-Суперагент», опустился на колени, поднял сына на руки – и тут же превратился в Суперпапочку. В жизни я видел немало красивых картин, но эта была одной из самых лучших.

У ворот, перегородивших дорогу к заброшенному кинотеатру для автомобилистов, я остановился, вышел из кабины и подергал цепь, замыкавшую сваренные из труб створки. Насколько я мог судить, цепь и замок были сравнительно новыми – и довольно массивными. Такая цепь подошла бы для золотохранилища Форт-Нокс. Пожав плечами, я отошел от ворот в сторону, приподнял проволочную сетку забора и пролез под ней. Вернувшись на дорогу, я зашагал по направлению к трейлеру Брайса.

Насколько я знал, мой приятель никогда не задумывался о таких вещах, как содержание и ремонт. Таких слов в его словаре попросту не было, поэтому состояние старого кинотеатра год от года только ухудшалось. Кучи мусора на смотровых площадках становились все выше, краска на покренившихся столбах с громкоговорителями шелушилась и облезала, а мусорный контейнер-переросток, который Брайс гордо именовал трейлером, с каждым моим приездом становился все менее пригоден для жилья. Ничего удивительного, что Брайс так и не женился. А если бы сюда попал представитель Санитарной инспекции или Службы помощи бездомным, он бы проклял это место и приложил все усилия, чтобы как можно скорее стереть его с лица земли.

Сказать, что Брайс был барахольщиком, было бы преуменьшением. Ненужные вещи, отходы, просто обломки он сваливал на территории кинотеатра в виде огромных куч, которые поднимались на высоту выше человеческого роста. Перекрученная арматура, мотки ржавой проволоки, гнутое кровельное железо, запчасти древних автомобилей, гнилые доски, обломки фанеры – чего там только не было! В результате старый кинотеатр напоминал не то тотальную гаражную распродажу, не то филиал городской свалки. Что касается меня, то мне лишь в редких случаях удавалось догадаться, что здесь действительно мусор, а что – не совсем. Что касалось самого Брайса, то он никогда не ломал голову над подобными вопросами.

Когда я перевалил через гребень холма и миновал густую поросль молодых деревьев, которая когда-то была просмотровой площадкой номер один, я остановился как вкопанный, не в силах поверить своим глазам.

Все мусорные кучи, придававшие расстилавшемуся чуть ниже пейзажу неповторимое своеобразие, куда-то исчезли. Нигде, насколько хватал глаз, не было ни намека на груды обломков, если не считать еще дымившегося кострища у подножия холма в полутора сотнях ярдов от меня. Все остальное пространство выглядело просто безупречно – земля выровнена, обломки асфальта и бетона тщательнейшим образом собраны и вывезены, трава скошена. И не просто скошена – судя по всему, ее сгребли и тоже увезли в неизвестном направлении, так что из земли не торчало ни былинки, одна жесткая сухая стерня.

Только потом я заметил: все, что могло быть покрашено (включая уцелевшие киноэкраны), было покрашено и теперь сверкало блестящей белой эмалью. Кроме того, экранов на площадке снова было три. Кто, как и когда восстановил два из них (один из них был повален ветром, второй сгорел), я не мог себе и представить. На всех трех парковочных площадках, расходившихся звездой от центральной проекторной, были тщательно восстановлены столбы с громкоговорителями, и к ним тянулись новенькие провода. Сама проекторная при ближайшем рассмотрении тоже оказалась отремонтирована и приведена в порядок. Когда же я поднялся по лестнице в фильмохранилище – «кинотеку», как называл ее Брайс, – я обнаружил, что несколько сотен катушек с пленкой, которые раньше как попало валялись на полу, были теперь тщательно смотаны, убраны в металлические коробки с ярлычками и расставлены в алфавитном порядке на новеньких стеллажах.