Читать книгу Президент планеты - ЧБУ - Страница 3

Новость мгновенно захватила все информационные ресурсы. Говорили, планета лишилась своего президента. Однако империя «Транстек» и не думала разваливаться – совет директоров продолжил управлять компанией, придерживаясь всех намеченных направлений.

На похороны Эдуарда в Гибралтар, что в Марокко, прилетели все, кто пожелал проститься. Изначально Гибралтар возник у подножия горы Бо Насер как посёлок – закрытая территория для богачей, или «тхари», так на арабском называют богатых людей. Этот посёлок, обнесённый забором по кругу, построили после голодных бунтов, прошедших по всему миру в две тысячи восемьдесят девятом. Богачи опасались за свою безопасность, поэтому построили себе отдельное поселение со всеми необходимыми защитными мерами.

А позже из посёлка вырос и город, как гриб, качающий соки из могучего дуба с золотыми желудями.

В итоге город Гибралтар стал четвёртым по численности населения после Шанхая, Мумбая и Стамбула. Он насчитывал сорок пять миллионов жителей и занимал восемьдесят километров в поперечнике.

На время похорон количество охраны увеличилось втрое, однако похоронами это назвать было трудно: по завещанию Эдуарда его тело кремировали, а прах унесли, и даже семья не знала, куда именно. Поговаривали, что он приказал выбросить его прах в ближайшее мусорное ведро.

Эдуард всегда говорил, что его личность – это разум, а не тело. Поэтому с телом стоит поступить как с любым неодушевлённым предметом. Он не хотел, чтобы где-то на холодной полке стоял сосуд с его именем.

Посёлок по периметру охраняла целая армия людей с винтовками и микроволновыми пушками: робостражей временно убрали для диагностики. Хи вёз Михала на арендованном «Ниссане Котаро», несмотря на имеющийся автопилот, Хи управлял машиной сам.

За прошедшие две недели Михал внешне сильно изменился, Хи это видел, ведь общался с ним каждый день. Если раньше Михал выглядел как парень из поп-группы с взлохмаченной модной причёской, то сейчас походил на безумца: бегающие глаза, нездоровый цвет кожи, странная улыбка, то появляющаяся, то исчезающая без видимых причин. Ещё и новая привычка постоянно оглядываться.

Совет директоров хотел назначить Михала временным директором вместо Эдуарда до того, как увидел его. Он выглядел слишком подавленным, чтобы возглавить самую большую компанию в мире. После похорон Михал собирался в Германию, чтобы пройти курс психологической реабилитации. Он утверждал, что без помощи не сможет вернуться к работе.

– Почти приехали, – сообщил Хи, глядя через зеркало на Михала. Тот сидел, опустив глаза, ему совсем не хотелось никуда идти.

У дома Эдуарда стояло немыслимое количество охраны. Сотни две, если не больше, и у каждого на ремне висел пистолет-пулемёт. Наверное, ещё ни разу в одном месте не собиралось столько богачей. На дороге повсюду были бронированные автомобили, машины сопровождения с микроволновыми турелями, виднелось даже несколько БМП с солдатами внутри. Но больше всего Хи удивила глушилка: ничем не примечательный фургон «Опель Дивайн», не отличимый от фургонов доставки еды.

В две тысячи восемьдесят восьмом Хи был телохранителем генерала Сераджа в Индии, который возглавил первый голодный бунт и на долгие девять месяцев погрузил страну в пучину войны. Он сверг правительство и провозгласил независимость, свободу от всех долгов и обязательств. Сераджа поддерживала вся страна, но долго это продолжаться не могло. В Индии находился огромный рынок с миллиардами покупателей, и богачи не могли лишиться его – собрали армию в поддержку свергнутого правительства, чтобы подавить мятеж. Вернуть к власти тех людей, кого назначили они.

За следующие два года голодные бунты произошли в каждом крупном городе планеты, но успешным был лишь самый первый. Только генерал Серадж смог на длительный срок избавить страну от влияния ненавидимых всеми богатых людей.

В те годы Хи часто видел фургоны «Опель Дивайн». Почему-то глушилки устанавливали только в автомобили этой модели.

Особняк семьи Келвин находился на территории, со всех сторон огороженной деревьями и высоким забором, увитым декоративным плющом. На лужайке хватило бы места, чтобы посадить грузовой самолёт, а на заднем дворе уместились бы ангары военного флота. Дом состоял из двух этажей и с высоты напоминал звезду: у Эдуарда было пять детей, и каждому из них было отведено отдельное крыло с собственной спальней, ванной, гостиной и различными комнатами по личным желаниям: от мини-кинотеатра и тренажёрного зала до помещения со стеклянными стенами для медитации.

Перед входом в дом Хи в очередной раз увидел перевоплощение, которое позволило Михалу стать помощником Эдуарда. В один короткий миг его лицо изменилось: из грустного и задумчивого превратилось в открытое и жизнерадостное. Человек, вызывающий жалость, стал человеком, вызывающим симпатию и желание поговорить.

Холл особняка соединялся с залом и представлял собой широкое двухэтажное пространство с балконом. Внешний строгий стиль преобладал и внутри помещения: здесь не было многочисленных статуй и изысканных картин, какие размещали в своих домах другие. Здесь всё было очень дорогим, но неброским. Любой элемент декора или мебели стоил столько, что Хи даже с его зарплатой в пятнадцать миллионов в год не смог бы себе позволить ничего из этого. Однако на первый взгляд казалось, будто это обыкновенный дом человека с не самым большим достатком.

Внутри было людно – приехали все, кто как-то был связан с главой семьи: старые приятели, бизнес-партнёры, дальние родственники, руководители структурных подразделений, кто-то из совета директоров. Все, кто хотел проститься, а также те, кто хотел позлорадствовать. Последних было намного больше, поэтому общее настроение в доме было весёлым, а не скорбящим. Все прийти ещё не успели, а уже слышался смех и весёлые шутки, стучали бокалами шампанского, которое разносили дроны-официанты с подносами.

В этом доме Хи чувствовал себя неудобно, он боялся встретиться взглядом с кем-нибудь из хозяев, будто, посмотрев в глаза, гости узнают его и скажут: так это ты позволил Эдуарду умереть, не позаботился о нём в нужный момент. Теперь, когда Хи остался без работы, жизненно необходимо было найти нового человека, которого бы он охранял. Желательно кого-нибудь из детей Эдуарда.

У Эдуарда не было биологических детей, ведь он захотел их слишком поздно, будучи глубоким стариком. Поэтому он с женой, старше которой на восемнадцать лет, усыновил пятерых сирот.

В углу зала стоял рояль «Шиммель», за которым сидел младший сын – Дарвин. Он играл что-то классическое, играл прекрасно, но это, по-видимому, никому не нравилось, потому что возле него образовалось свободное пространство: никто не подошёл поближе послушать музыку. Только старый семейный мастиф Лео сидел рядом и обожающими глазами смотрел на мальчика, а Дарвин иногда отвлекался, чтобы почесать его за ухом.

Михал ушёл поздороваться с гостями, а Хи увидел Артура, среднего сына Эдуарда. Он двинулся к нему, однако путь перегородил паренёк лет двадцати пяти. Стас – это его полное имя, а не сокращение, – личный охранник Артура, чемпион Европы по стрельбе из пистолета.

– Чего тебе надо? – спросил Стас очень мягко.

– Поговорить с твоим клиентом.

– О чём?

– О том, какой у него недалёкий телохранитель. И что ему стоило бы взять нормального, квалифицированного.

– Интересно, про кого это ты говоришь?

– Уйди, – попросил Хи.

– Ухожу, – ответил Стас и скрылся. Они между собой часто обменивались колкостями, и ни один не обижался.

За барной стойкой Артур пытался ножом открыть моллюска. Артуру было семнадцать, но усыновили его всего два месяца назад, и он чувствовал себя новичком среди тхари – богатые люди тоже называли себя этим словом, но в отличие от бедных не вкладывали в него негативного подтекста. Эдуард знал родителей Артура и, когда парень остался совсем один, усыновил, хотя тому оставалось меньше года до совершеннолетия. Краем глаза Хи заметил презрение, исходившее от ближайших гостей. Их косыми взглядами можно было резать металл.

Каждый раз, когда семья Келвин усыновляла кого-то, репортёры начинали рассуждать, почему это было сделано, и составлять списки более подходящих кандидатов на эту роль. На самом деле всё было проще: Эдуард усыновлял тех, кого встречал лично, он никогда не заезжал в детские дома и не интересовался, кто прямо сейчас нуждается в родителях. Дети с улицы моментально становились для окружающих причиной зависти.

В Артуре чувствовалась некая уличная сила. Он не был размазнёй, как отпрыски богатых родителей. Он был очень скрытен, мало разговаривал, много слушал, не позволял кому-то говорить о себе плохо. Артур был из тех людей, кому легко достаётся и женское, и мужское внимание. Что бы он ни делал, он всегда выглядел эффектно, словно прирождённая фотомодель, всегда знал, какую позу принять, чтобы выразить нужную эмоцию. Его причёска всегда была на гребне современной моды. Его лицо подошло бы для любого мужского или женского журнала: оно было волевым, с сильным подбородком и одновременно выразительным. Он предпочитал носить лёгкую спортивную одежду, но на нём всё смотрелось отлично. Он легко мог бы стать манекенщиком мирового уровня и рекламировать самые модные бренды.

– Помочь? – спросил Хи.

Сразу после вопроса нож Артура съехал по раковине и рассёк ему ладонь.

– Вот чёрт, – выругался Артур, глядя на то, как на узком порезе появляются капельки крови. – Как легко нож мою кожу разрезал, а ведь он лишь слегка коснулся.

– А чего ты ожидал?

– Думал, он будет гораздо более тупым. Здесь, наверное, есть человек, который точит ножи каждый день.

– Есть, – ответил Хи. – Не волнуйся, я прикажу его уволить. Нечего в доме острым ножам делать.

Капля крови всё увеличивалась в размере. Казалось, Артур пытается угадать, до какого размера она сможет вырасти. Он смотрел на свою пораненную руку, как на экспонат в музее.

– Эта штука стоит две тысячи долларов, – сказал Артур, по-прежнему сжимая в руке моллюска. – И водится только в северных водах Красного моря. В год их собирают около сорока тысяч. Прикинь?

Рядом с ним лежал телефон с включённым экраном. Кажется, весь последний час Артур искал информацию о еде, которую ест, и о том, сколько она стоит. Он ещё не привык к дорогим вещам и удивлялся каждой покупке, которую совершает его семья.

– Это ещё не самая дорогая вещь в доме, – ответил Хи. – Попробуй вон тот суп с белыми трюфелями.

– Не люблю супы.

– Это раньше ты их не любил, а сейчас полюбишь, ведь стоимость одной порции этого супа – двадцать тысяч долларов, в нём китайский перец тай-халун и элитная говядина марки «Сеньор Акимбо».

– Самые редкие ингредиенты не гарантируют, что вкус будет отменный, – возразил Артур.

– Если ешь суп за двадцать тысяч долларов, нужно заставить себя полюбить его, иначе какой толк в такой дорогой еде?

С некоторой долей удивления Артур поднял глаза и узнал в собеседнике телохранителя отца. До этого момента ему не было никакого дела до личности говорящего. Удивительное дело, но Артур, всего три месяца назад живший в полной нищете, совершенно не воспринимал тхари ровней себе. Он говорил так, словно выше всех присутствующих здесь: будто никто из окружающих не познал сущности жизни.

– Знаешь, мне до сих пор кажется, что мне нельзя есть такую еду и, прикасаясь к ней, я нарушаю какой-нибудь закон, – сказал Артур.

– Я тебя понимаю. Эдуард нанял меня шесть лет назад, и с тех пор мне часто приходилось есть что-нибудь дорогое. Сначала я не понимал, как можно тратить такие деньжищи, а потом подсчитал, что доход Эдуарда составляет около двухсот тысяч долларов в секунду, даже когда он спит. Одной секундой он окупает все траты его семьи за день. Иногда двумя секундами. Это позволило мне есть всю еду, которой меня угощают, без зазрения совести. Ты ведь раньше не задумывался, что такое девяносто триллионов?

– Я знаю, что это за число, – ответил Артур так, словно Хи сомневался в его умственных способностях.

– Триллион – не просто число между миллиардом и квадриллионом. Я слышал его либо в школе на уроках математики, либо в журналах вроде «Форбс», где это слово стояло сразу после знака доллара. Все эти тхари вокруг – они даже не думают о таком, тут у половины больше триллиона. Вон тот, – Хи указал на пухлого человечка, пиджак которого сражался с его пузом, – Чарльз Тауэр, у него два с половиной триллиона, он второй после Эдуарда богатый человек. Точнее, уже шестой, а на первом месте ты. Ты и четверо твоих братьев и сестёр.

– Я самый богатый человек в мире? – спросил Артур. Кажется, он только сейчас осознал эту мысль.

– Верно.

– Три месяца назад я питался только тем, что мог украсть, из имущества у меня была только штанга, сваренная мной самим. До сих пор не могу поверить.

– Повезло, что новость о тебе дошла до Эдуарда, – заметил Хи.

– Мой родной отец, Владимир, напился и, заснув в кровати с сигаретой в зубах, сгорел, а вместе с ним – четыре соседних дома. Если бы не это событие, я так и остался бы нищим.

За барной стойкой Артур нашёл аптечку, достал оттуда вату и клей для быстрого заживления. Но не знал, как ими пользоваться, поэтому тщательно вчитывался в инструкцию.

– Позови няню, она тебе поможет, – предложил Хи.

– Представляешь, у меня есть няня, – заметил Артур, будто только вспомнил об этом позорном факте своей биографии. – Мне семнадцать, и у меня есть няня.

– Ты говоришь, словно признаёшься в чём-то постыдном. Нет ничего плохого в том, чтобы иметь няню.

– Мне семнадцать, – повторил Артур, – и я видел много такого, о чём эта няня себе даже не представляет.

– Ты несовершеннолетний.

– Чему она может меня научить? – спросил Артур. – Я уже знаю всё, что можно знать. Это я могу её чему-то научить.

– Не принимать наркотики, например. С твоими средствами ты можешь снаркоманиться легче лёгкого.

Вместо ответа Артур поднял голову с открытым ртом, проговаривая беззвучное «а», словно такое ему пришло в голову только сейчас.

– Раньше я не мог купить их, – ответил он.

– И не собирайся даже. Видишь вон того кучерявого испанца в сером двубортном пиджаке? Это Эмилио Монтес, сын Хермана, номера четыре в «Форбс». Всю жизнь не слезает с синтетики. Отрезал палец одному из своих сыновей-близнецов, чтобы различать их.

– Ужас какой, – удивился Артур.

– Верно, можно же было сделать татуировку с именем на лбу.

С широко открытыми глазами Артур посмотрел на Хи, а тот лишь усмехнулся.

– Вон там номер два, – продолжил он, – Чарльз Тауэр, он раньше работал с твоим приёмным отцом, пока Эдуард его не выпер, – настоящий изверг и тиран. Ты никогда не увидишь его трезвым. А рядом его сын Джуан, ему тридцать один, но он уже плотный наркоман. Парень – маньяк и живодёр. У окна стоит Клара Силиан, номер восемь. Вдохнула спидбол и протаранила на своём «Сузуки Спортс» магазин обуви, выполненный в форме огромной туфли. Там она украла целый багажник продукции, а продавец сломал обе ноги.

– А почему отец выпер номер два? Того толстяка?

– Раньше они работали вместе, компания называлась «Келвин-Тауэр» и была намного меньше, чем сейчас. Эдуард Келвин и Генри Тауэр строили огромную, влиятельную империю, а потом Генри умер, а на смену пришёл его сын, Чарльз. С ним невозможно было вести дело. Чарльз ссорился со всеми руководителями подразделений, давил на них, сокращал зарплаты, унижал и требовал ежедневных отчётов. Из-за него уволилось большое количество талантливых управленцев, которых Эдуард долгое время поднимал из низов. Сначала Эдуард пытался его отстранить, но ничего не вышло. Тот продолжал всё портить, не мог усидеть на месте. А затем Эдуард сумел его выгнать с куском корпорации. Чарльз стал номером два, а Эдуард номером один. Дальше их дороги пошли отдельно, и вроде бы всё стало хорошо, но готов поставить большой палец правой руки: Чарльз ненавидел Эдуарда настолько сильно, что рано или поздно устроил бы на него покушение, если бы не сумасшедшие роботы в Абудже.

– Ненавидел за то, что его выгнали?

– Посмотри на него, – сказал Хи. – Он ходит здесь как павлин, красуется, пытается занимать как можно больше места. У него слишком большое эго для такого маленького здания. Ему мало быть номером два, только номер один, и никак иначе.

Было видно, что Артур никогда не пользовался аптечкой. Он измазал клеем всю руку, но так и не обработал порез.

– Может, тебе зашить рану? – спросил Хи.

– Может, ещё и в больницу съездить? – съязвил Артур. – Будь на моём месте кто-нибудь из здешних сопляков, наверняка так и поступил бы. А потом выложил бы свой порез в «Пангею» с подписью: «Напал аллигатор, еле отбился».

С тех пор как Артура усыновили, его количество подписчиков в социальной сети «Пангея» выросло до нескольких миллионов. Чувствуя, что разговор начинает утекать в ненужную сторону, Хи спросил:

– Тебе телохранитель не нужен? Моего прошлого клиента не стало, но контракт я заключал не лично с ним, а с корпорацией «Транстек», значит, всё ещё работаю.

– Прошу прощения, – появился у него за плечом Стас, – но у Артура уже есть телохранитель, причём весьма неплохой.

– Я могу быть вторым телохранителем, – предложил Хи. – Буду прикрывать спину Стаса, пока он прикрывает твою.

– Не надо, – возразил Артур. – Мне вообще не нужен телохранитель, так что уходите оба. Дайте насладиться моллюском. Мне кажется, я его заслужил.

– Хорошего вечера, – ответил Хи и ушёл.

Хотя и не показал ни лицом, ни действием – Хи был безупречно сдержан, – он был очень огорчён. Артур – славный парень, и ему нужен хороший учитель, чтобы показать, как жить среди тхари. Другие богачи могут научить лишь тому, как быть бесхребетными попрошайками отцовских денег. Впрочем, он не унывал: у Эдуарда есть ещё четыре ребёнка и кто-нибудь из них точно захочет нанять его.

Чуть подальше в зале он заметил Лилию и Анетту, сводных сестёр Артура. Он осторожно подошёл к ним, чтобы не напугать.

– Добрый день, – поприветствовал Хи, но они не расслышали из-за шума, даже не обратили внимания.

По внешнему виду сразу можно было сказать, что они неродные: Лилия, двадцать один год, выделялась слегка тёмной кожей и мягкими линиями лица, она была дочерью погибшего индийского солдата; у Анетты же были резкие черты и раскосые глаза уроженки Улан-Удэ. Обе были одеты в вечерние платья, но на Лилии оно смотрелось как надо, а на Ане, слишком низкой даже для одиннадцати лет, как кусок дешёвой тряпки. Видно было, как ей неудобно и как хочется вернуться в джинсы, шорты или даже спортивные штаны.

– Добрый день, – повторил Хи громче, и на этот раз его услышали.

– Привет, – открыла было рот Аня, но ответила за неё Лилия.

Некоторое время они смотрели на Хи, прежде чем Аня его узнала.

– А, это ты… – произнесла она.

Казалось, толпа в зале стала тише. Девочки никогда не сказали бы ему того, что он боялся услышать, – слишком воспитанными были, но этого и не требовалось. Хи всё прочитал в их глазах. Они думали, он виноват в смерти их отца. Сначала Хи был телохранителем генерала Сераджа, и того убили, закончив тем самым первый голодный бунт. Затем Эдуард взял Хи к себе и теперь тоже был мёртв, а телохранитель здоров и полон сил.

– Чем занимаетесь? – спросил Хи.

– Пью вино, – ответила Аня. – А ведь мне одиннадцать. И никто мне не запрещает.

– Вы пришли сегодня, чтобы найти себе того, кого будете охранять? – спросила Лилия.

За несколько лет Лилия создала себе репутацию тусовщицы и шопоголика, она регулярно появлялась в интернете на снимках в нелепых позах и каждый раз с новым ухажёром. Хи всегда считал её немного глуповатой, но иногда она соображала быстрее всех.

На этот вопрос Хи не смог ответить – ком подступил к горлу.

– Спросите, может, кто-нибудь захочет. У меня уже есть охранник. – Лилия указала большим пальцем себе за плечо, где сидел огромный, очень коротко стриженный человек в чёрном пиджаке, слишком узком для его плеч. Челюсти телохранителя позавидовала бы даже акула, а глаза, абсолютно ничего не выражающие, неотрывно следили за ним. Такие люди вызывали у Хи неприязнь, толк в работе от них был только один – напугать.

– Смотрите, там ещё один Ромео! – воскликнула Аня и указала в сторону барной стойки.

Все трое повернули головы и увидели парня лет двадцати пяти, переминающегося с ноги на ногу и держащего в руках бутылку джина «Кембридж Дистиллери». Кажется, он набирался храбрости, чтобы подойти к Лилии – она была идеальной парой для любого парня в мире. Даже будь она беднее уличного зазывалы, всё равно привлекала бы внимание естественным природным обаянием. Заметив их взгляды, парень покраснел и испарился.

– Ну вот, ещё одного испугали, – заметила Аня с грустью. – У него был такой влюблённый взгляд… Где бы мы ни находились, к Лиле всегда подходят знакомиться, никаких личных границ не знают. Поэтому я у неё выступаю в роли телохранителя. Спроваживаю всех, кто пытается влезть.

– Похоже, тот парень долго набирался храбрости, – заметил Хи. – Выглядел очарованным.

– Они все такие, – ответила Аня, качая головой. Ей было одиннадцать, и она совершенно не понимала, зачем вообще парни подходят к её сестре. – Этот даже был похож на извращенца. Мысленно он наверняка уже завёл от тебя четверню и умер с тобой в один день. Это уже третий, кто собирался сегодня подойти, но так и не подошёл. А так хотелось его растоптать.

– Это действительно утомляет, – подтвердила Лилия. – В клубах телохранитель их разворачивает, но на таких встречах они чувствуют себя увереннее.

– К тебе даже на похоронах познакомиться подходят? – удивился Хи. – Никогда бы не подумал.

– Мы придумали такое развлечение. Когда ко мне подходят молодые люди с целью познакомиться, я их просто уничтожаю. И чем более смущённым он уйдёт, тем лучше.

– А я корчу рожи и издаю дурацкие звуки, – подхватила Аня. – Лиля просто слишком красивая, поэтому она привлекает столько кавалеров. Они не могут оставить мою сестру в одиночестве нигде, даже сегодня.

– А если это вполне приличный молодой человек? – спросил Хи.

– Это легко определить, – ответила Лилия. – Я сразу задаю ему несколько вопросов, такой своего рода тест, и если он отвечает неправильно, я разношу его в лепёшку. Делаю так, чтобы он устыдился одной только своей попытки заговорить.

– Каких вопросов?

– Во-первых, я спрашиваю, чем он может похвастаться, – начала перечислять Лилия и загибать пальцы. – Обычно здешние дети знаменитостей не могут похвастаться вообще ничем, кроме безупречного брюшного пресса. Все они ходят в спортзал и считают, что этого достаточно, чтобы быть нормальным, полноценным человеком. А запросы у них на уровне языческого божества.

– Расскажи про одежду, – вставила Аня.

– Затем я спрашиваю про его одежду. – Лилия загнула второй палец. – Если он начинает рассказывать о каждом предмете, будто лично его сделал: «Ботинки из кожи тюленят от Рене Мильтон, хлопковые носки от Буржуа де Кройон, пиджак с платиновыми пуговицами от Кутюр…» – я его сразу сбрасываю.

– Да, – подтвердила Аня. – Что это вообще такое – хвастаться одеждой? Мне кажется, Лиля притягивает одних придурков.

– Гардеробом хвастаются лишь дети тхари, их родители после покупки одежды тут же забывают про её бренд.

– А остальные вопросы? – спросил Хи.

– Я спрашиваю про интересы молодого человека, – ответила Лилия и загнула третий палец. – Если его единственный интерес – тусовки в дорогих клубах с друзьями, где они спорят о спортивных автомобилях и меряются качеством своих кошельков, я его разворачиваю тут же. С ним ведь даже поговорить не о чем будет. А кошельком я вообще не пользуюсь.

– У нас вот есть интересы, – подтвердила Аня. – Я люблю лошадей. Мама сказала, что я смогу купить лошадиную ферму, где смогу кататься целыми днями. На них можно зарабатывать большие деньги! Видите ту лошадь?

На одной из стен, примыкающих к входной двери, была нарисована трёхметровая лошадь в полный рост. Хи вновь удивился изяществу рисунка. Он много раз его видел, но никогда не задумывался над автором.

– Это я её нарисовала. Она называется «Лизетта».

– Это очень круто, – подтвердил Хи. Сам он совсем не умел рисовать и называл свой стиль «грубый примитивизм».

– А Лилия однажды станет актрисой. Точнее, она уже актриса, правда? – спросила Аня и, не дождавшись ответа, продолжила: – Она играет в любительских спектаклях, и все её хвалят. Вы бы видели её на сцене. В прошлом месяце она играла Сесилию из «Госпожи Ливингстон», это драма. Когда она сказала своей подруге финальную фразу «Мы будем жить в доме на поле из красных роз», все заплакали. Даже этот, – Аня указала на квадратного телохранителя Лилии, – сначала держался, кривил лицо, а потом не выдержал и выпустил целый фонтан.

– Но это ещё не всё, – продолжила Лилия. – Интересы не самое главное. Когда ко мне подходит молодой человек с целью познакомиться, я говорю, что он слишком страшный, чтобы подходить ко мне. Даже если он вовсе не страшный.

– Не слишком ли грубо? – спросил Хи.

– Да, немного. Но здесь важна реакция. Если парень начинает злиться или хамить в ответ, это верный признак того, что он придурок. Если отвечает с юмором, это отлично.

– А если обидится и уйдёт?

– Тогда я остановлю его и скажу, что это была проверка. Но не сегодня. Если у кого-то хватит воды в голове, чтобы начать флиртовать в день, когда мы прощаемся с нашим погибшим отцом, я вылью всю бутылку вина на его голову.

Несколько минут Хи перекидывался с ними ничего не значащими фразами, а потом попрощался и пошёл дальше через зал, усеянный богачами разных сортов. Вокруг шутили и хохотали, мимо прошёл дрон с бутылкой в клешне. Большая часть людей, пришедших сегодня, – владельцы более мелких корпораций. Эдуард был для них китом, медленно проглатывающим весь этот планктон, и если бы прожил ещё сотню лет, не осталось бы больше никого, кроме его мегакорпорации «Транстек». Эдуард поглощал всех один за одним, его боялись и гадали, когда же придёт их собственное время. Момент, когда на рынке появится мамонт с низкими ценами и неограниченными возможностями.

Кажется, они не понимали, что даже со смертью Эдуарда «Транстек» никуда не делся и теперь новый директор с помощью Михала начнёт давить всех присутствующих. У них есть лишь короткая передышка, за которой неминуемо последует кровавая баня конкуренции.

Трое из пяти детей Эдуарда отказались от его услуг, отчего Хи не мог не загрустить. Он не хотел идти работать охранником к кому-либо из совета директоров. Он не любил лизоблюдов, думающих только о деньгах и совершенно игнорирующих человеческие жизни. Именно такие, как они, были причиной войны, которую он проиграл.

Хи стоял посреди зала гостей и думал о том, где ему найти старшего сына Эдуарда, который с высокой вероятностью дал бы ему работу. Андрес любил боевые искусства, а Хи в этом отношении был очень высококвалифицированным мастером. Его раздумья прервал Дарвин, вставший из-за рояля. Он взял микрофон в руки и несколько раз хмыкнул.

– Какого чёрта? – спросил он. – Я тут играю грустную музыку, мой отец погиб, а вы смеётесь и выпиваете? У вас вообще совести нет? Либо быстро заткнитесь и говорите вполовину тише, либо валите из моего дома.

Прямо позади Дарвина материализовалась няня и увела девятилетнего парня в соседнюю комнату. Вид у него был до предела злой, что странно, Хи всегда считал Дарвина слабаком.

– Этот головастик много себе позволяет, – услышал он голос одного из гостей в стороне.

– Надо бы проучить его за такое поведение, – поддержал другой.

Обычно на такие разговоры Хи не обращал внимания. Люди из этого общества слишком много говорят и слишком мало делают. На их угрозы можно вообще никак не реагировать, однако в этот раз говоривший был уверен, что Дарвин поплатится за свои слова, и это вызывало в Хи тревогу.

На балконе верхнего этажа Хи заметил Андреса, тот стоял с приёмной матерью и смотрел вниз. Разница в возрасте между ними была в шестьдесят лет: Андресу – двадцать четыре, Елизавете – восемьдесят шесть. Они о чём-то говорили и смеялись. Андрес выглядел как настоящий бугай: рост метр девяносто, крупный, светловолосый, с мышцами втрое больше, чем у Хи. Старший сын Эдуарда проводил по несколько часов в спортзале в своём крыле и выглядел как аватар Аполлона на Земле. Лиза на его фоне выглядела тонкой и незаметной, хотя и сама была выше среднего.

По боковой лестнице Хи поднялся наверх и подошёл к ним со спины. Он успел услышать часть разговора:

– …она рассчитывала, – смеялся Андрес, а глаза у него были красные от слёз.

– Ну, планы у неё были весьма масштабными, – отвечала Лиза.

– Шестнадцатилетней… склеить девяностотрёхлетнего, до сих пор смешно.

– У неё могло получиться, родись она лет на сорок раньше. Опоздала, что поделать.

– О чём говорите? – вмешался Хи.

– О том, как девушка по соседству пыталась увести нашего отца, – ответил Андрес. – Она пришла к нам в дом, когда он вернулся из командировки, и случайно пролила сок на своё платье, а потом сняла его и ходила в нижнем белье.

– Чем всё завершилось?

– Отец отдал её платье горничной, чтобы она постирала, предложил ей гостевую комнату, а сам пошёл спать наверх. Но это не конец, она приходила ещё несколько раз, но ничего не добилась. Странно это – пытаться добиться мужчины в таком возрасте банальным обнажённым телом.

Видно было, что за этот вечер Андрес выплакал больше слёз, чем за всю жизнь. Он был самым старшим из сыновей, его усыновили самым первым, поэтому он знал Эдуарда лучше других. Он утирал глаза и пытался выглядеть неунывающим, ведь он пример для братьев и сестёр, но стоило ему вытереть слёзы, как наворачивались другие.

– Зачем пожаловал? – спросила Лиза хриплым старческим голосом. Ей невозможно было дать восемьдесят шесть – шестьдесят максимум. Она была худой, с прямой осанкой профессионального хореографа. У неё был на удивление жёсткий взгляд, способный поставить любого на место. Хи не удивился бы, если бы узнал, что она специально часами стояла перед зеркалом и репетировала этот взгляд. Одевалась она всегда строго, как школьный учитель, при ней всегда хотелось вести себя правильно, иначе получишь указкой по рукам.

– Сказать, что мне очень жаль.

– Ну так скажи.

– Мама! – вмешался Андрес. – Ты же знаешь: если Хи не смог защитить отца, никто не смог бы.

– Мы этого никогда не узнаем, – ответила Лиза.

У Хи с Лизой была давняя холодная вражда. Когда Эдуард привёл его и сказал, что Хи теперь будет защищать его жизнь, Лиза в интернете быстро раскопала всю правду о нём. Хи был телохранителем генерала Сераджа, поднявшего бунт в Индии, который ещё называли «Войной из-за чайника». В течение одного дня ближе к концу войны Хи получил сначала высшую медаль почёта за обезвреживание террориста, покушавшегося на жизнь индийского командования. А затем был отстранён от работы за изнасилование молодой китаянки. Через сорок минут после того, как Хи вывели из здания с наручниками на спине, к голове генерала Сераджа приставили пистолет и выстрелили. Единственный успешный голодный бунт закончился потому, что в тот вечер Хи принял столько наркотиков, что совершенно перестал соображать, где находится.

Позже Хи много раз вспоминал события того дня и знал: будь у него возможность вернуться назад и всё исправить, он бы так и поступил. Не потому, что не хотел позорного увольнения, а потому, что стыдился своего мерзкого поступка. И даже то, что он был в наркотическом дурмане, никак его не оправдывает в собственных глазах. В глазах Лизы к нему прикрепилось клеймо «насильник», и это, кажется, волновало только её одну. Никто из окружающих его сейчас людей даже не посмотрел на него осуждающим взглядом.

– Мне очень жаль, – сказал Хи, хотя ни ему, ни Лизе это не принесло никакого удовлетворения.

– Не извиняйся, – ответил Андрес. – Не представляю, какой это был стресс. Я больше в жизни не подойду к тем стражам с волчьими головами. Вдруг и на меня решат напасть эти хакеры.

Некоторое время они стояли молча, думая каждый о своём, а затем Хи спросил:

– Андрес, у тебя телохранитель есть?

– Нет, я ношу с собой травматический пистолет. Это мой телохранитель.

– Этого недостаточно, ты не можешь смотреть вокруг себя на триста шестьдесят градусов постоянно. Особенно когда чем-то занят. Для этой работы тебе нужен я.

– Хочешь стать моим телохранителем? – спросил Андрес с неподдельной радостью.

Вскоре после войны, шесть лет назад, когда Эдуард нанял Хи, они с Андресом моментально нашли общий язык. Хи владел несколькими видами боевых искусств, а Андрес, на тот момент восемнадцатилетний парень, фанател от фильмов с Брюсом Ли. В спортзале Хи показал ему несколько простых борцовских приёмов, чем заработал пожизненную любовь.

– Теперь это моя святая обязанность.

С нескрываемым ликованием Андрес подошёл и крепко пожал ему руку. Хи удивился такой крепкой хватке, а потом вспомнил, что сам он в таком возрасте стал чемпионом Олимпийских игр по тхэквондо и хватка у него была ничуть не слабее.

– В таком случае, если ты не возражаешь, я начну охранять тебя прямо сейчас, – сказал Хи. Он старался не показывать, какой груз свалился с плеч. Краем глаза он заметил, как Елизавета скривилась. Наверное, улыбнулась бы она лишь в том случае, если бы Хи сейчас оступился и полетел вниз с балкона, разбив по пути стол и несколько кувшинов.

На первом этаже Дарвин вернулся за рояль и продолжил играть грустные композиции под хохот в толпе.

– Мы с мамой как раз говорили о том, какие у нас некультурные гости, – сказал Андрес. – Пришли на похороны, а веселятся так, будто это корпоратив. Только комика на сцене не хватает.

– Простаки, – ответила Лиза. – Они думают, что теперь могут дышать свободно, без Эдуарда.

– Мы сюда приехали с Михалом, – сказал Хи. – Он говорил, нового исполнительного директора назначат уже завтра.

– Хотелось бы увидеть их лица в этот момент. Надеюсь, исполнительным всё же Михала назначат. Он разорвёт всех конкурентов.

– Михал может уволиться, судя по его состоянию. Я всего несколько раз видел таких подавленных людей, абсолютно потерявших волю к жизни. Внешне он спокоен, но смотрите вглубь.

К ним на балкон поднялся Артур. Он принёс на подносе несколько тостов, нож и банку икры янтарного цвета, которую мечет белуга-альбинос, выращенная с помощью генной инженерии.

– Эта икра стоит тридцать восемь тысяч долларов за банку, – сказал он. – Мне точно можно её есть?

– В каком смысле? – удивилась Лиза.

– Я ни разу в жизни не держал в руках ничего более дорогого, чем эта икра, – сказал Артур, и Хи заметил, как тот сжимает поднос, а ноги расставил на уровне плеч для большей устойчивости. Если бы прямо сейчас произошло землетрясение, Артур бы использовал собственное тело как подушку для этой маленькой баночки. – У меня такое ощущение, что мне нельзя её есть.

– Конечно можно, – ответил Андрес. Он смеялся и, кажется, больше не плакал. – Эту икру для того и купили, чтобы её съесть.

– Но, может, она для гостей?

– Здесь всё для всех, что приглянулось, то и едят. Хочешь эту икру – пожалуйста.

– Лучше не намазывай на хлеб, – вставила Лиза. – Попроси у официанта яйца пашот, пусть приготовят.

Под пристальными взглядами Артур открыл банку икры и погрузил внутрь нож. Глядя на них, он медленно вытащил оттуда несколько икринок и остановил нож возле своего рта, как бы ожидая, что в последний момент ему запретят есть икру за тридцать восемь тысяч долларов. А затем отправил их прямо себе в рот.

– Понравилось? – спросил Андрес.

– Нет, – ответил Артур и закинул следом ещё несколько. – На вкус чуть лучше полиэтиленового пакета, – хмыкнул и ушёл.

Следом за Артуром пришла Лилия. Она подошла к Андресу, ущипнула его за бок и произнесла:

– Там Шарлотта пришла. Требует твоего внимания.

– Как она мне надоела, – ответил Андрес. – Опять будет устраивать мне нервотрёпку и делать селфи во всех возможных позах.

– Так расстанься с ней, – предложила Лилия. – Хочешь, я ей скажу? Я выпровожу её быстрее, чем ты щёлкнешь пальцами. Давно хочу указать ей на дверь.

Уже несколько месяцев Андрес встречался с девушкой по имени Шарлотта. Это была стервозная особа, которая не нравилась никому, кроме него. Она успевала надоесть каждому, с кем проговорила несколько минут. Никто не знал, почему он вообще начал с ней встречаться: она не могла похвастаться вообще ничем, помимо дурного нрава.

– Только не сегодня. Я скажу ей об этом позже.

– Если я понадоблюсь, только скажи.

– Спасибо, – ответил Андрес.

Весь оставшийся вечер Хи молчал. Во-первых, он уже вступил в работу, значит, его задача была стать невидимым, наблюдающим за всем со стороны. Во-вторых, он всё думал, почему на улице стоит глушилка. Несколько раз за вечер он доставал телефон и проверял сигнал – телефон работал. Так почему же она стоит там? Если гости боялись диверсии или взрыва, то она должна была работать весь вечер. На первый взгляд это нелогично, значит, надо искать логику по-другому.

На улице уже окончательно стемнело. Гости ели и выпивали без перерыва, дроны кружили на кухню и обратно. Дарвин внизу пытался не уснуть, Аня дралась с телохранителем: тот не давал ей больше пить. Артур разговаривал с девушкой в зале. Кажется, это была Изабелла, невестка Чарльза Тауэра, владельца второй самой богатой корпорации – «Тилайф». Между ними чувствовалось притяжение.

Время близилось к полуночи, половина гостей ушла, оставшаяся медленно приходила в себя и одевалась. Охраны на улице меньше не стало, там по-прежнему было две сотни человек.

Взмахом руки Андрес подозвал дрона и попросил принести ему горячей еды. Тот скрылся на кухне и через минуту вышел с подносом, на котором стояла миска супа с мясом омара, пирог с сыром «Гибсон» и бараниной «Визуин». Елизавета сидела в кресле с недовольным лицом. Хи не мог определить истинную причину, потому что в его компании она всегда была хмурой.

Вскоре на балкон поднялась Аня. Она села в кресло рядом с Андресом, обняла его, попыталась завести разговор, спросив, как дела, но мгновенно уснула. Андрес обнял её и стал аккуратно поглаживать по голове. Следом появился Дарвин. Он весь вечер играл на фортепиано и очень устал.

– Съешь чего-нибудь, – предложила Лиза.

В ответ Дарвин лишь отмахнулся. Он лёг на пол посреди всех и раскинул руки в стороны в позе морской звезды. Он тоже заснул, стоило ему закрыть глаза. Елизавета переводила взгляд с одного ребёнка на другого, и в её взгляде Хи читал неподдельную любовь. Ей было уже больше шестидесяти, когда она решила завести детей. Даже в этом возрасте она могла бы родить здоровых сыновей и дочерей с помощью современной медицины, но предпочла усыновление. Она любила каждого приёмного ребенка так сильно, как порой не любят биологические матери.

При взгляде на эту семью Хи мог лишь завидовать. Из всех родственников он поддерживал связь лишь с сестрой. Его родители, казалось, делали всё, чтобы он перестал с ними общаться.

Внизу послышалась лёгкая перебранка, а затем на лестнице появилась Лилия.

– Меня не выпускают на улицу, – пожаловалась она.

– Наверное, это для твоей же безопасности, – ответила Лиза.

– Нет, ты не понимаешь, это люди Чарльза Тауэра нас не выпускают.

Дурное предчувствие навалилось с полной силой. Хи взглянул на экран телефона: сигнал пропал, значит, глушилка наконец заработала.

– Попробуй выйти ещё раз, а мы понаблюдаем, – сказал Хи.

– Но я же только что пробовала, – ответила Лилия.

– Мы хотим посмотреть, как они откажут.

С недовольством, направленным непонятно на кого, Лилия вновь спустилась на первый этаж и пошла к главному выходу. Два неприметных человека в сером камуфляже перегородили ей дорогу, хотя минуту назад там выходили гости. Они оба отрицательно помотали головой, а когда Лилия постаралась прорваться, схватили её, развернули и мягко толкнули обратно в дом.

– Андрес, приведи сюда Артура, – приказал Хи. – Я проверю задний выход.

– С чего это ты раскомандовался? – удивилась Аня. Она почувствовала напряжение вокруг и проснулась. Вид у неё был рассеянный.

– Потому что ваши телохранители едят в зале. Вот почему.

– Ты хочешь увести нас из дома? – спросил Андрес. – Думаешь, они задумали что-то нехорошее?

На это Хи не ответил, он сам пока не знал, что делает и зачем. Знал только, что так надо. У двери на кухне стоял человек в форме и с оружием на ремне. У него был скучающий вид, словно не существовало в мире задаче легче, чем держать взаперти семью самых влиятельных тхари.

– Ждите здесь, – приказал он и двинулся к нему.

Человек перегородил ему дорогу поднятой ладонью.

– Нельзя, – сказал он.

– Что значит «нельзя»? – спросил Хи. – Ты кто такой?

– Нельзя, приказ, – повторил человек. Он был на полголовы выше Хи и чувствовал своё превосходство.

– Уступи дорогу.

– Не могу.

– Ты в доме моих хозяев, я имею полное право пристрелить тебя, и все суды будут на моей стороне.

– Но у тебя нет пистолета, – ответил человек с комично грустным лицом.

Дальше спорить было бессмысленно. Оглянувшись, чтобы никого не было рядом, Хи сжал кулак и приготовился ударить мужчину в горло. Этим бы он добился сразу двух вещей: обезвредил головореза и пресёк возможность закричать. Однако в последний момент Хи передумал и, чуть приподнявшись на цыпочках, заглянул в окно. Снаружи стоял целый отряд из двадцати военных, поэтому Хи развернулся и двинулся обратно к Келвинам.

– Там вооружённая охрана, – сказал Хи, вернувшись к своим.

– Зачем они здесь? – спросила Аня.

– Сейчас не время, – перебил её Хи. – Здесь есть тайный выход? Через подвал на случай осады или нечто подобное?

– Нет, конечно, – ответила Лиза. – Это элитный район, здесь подобное невозможно. Никакие преступники не смогут сюда проникнуть.

– Только если они изначально здесь не находятся, – задумчиво произнёс Хи.

– Наш подвал соединён только с гаражом, – произнёс Андрес, вид у него был бледный.

– Тогда так: разойдитесь, ешьте, разговаривайте, делайте вид, что ни о чём не подозреваете, а я постараюсь что-нибудь придумать.

Дети разошлись, а Лиза осталась рядом с Хи.

– Они хотят разрушить нашу компанию, – сказала Лиза. – Физически, понимаешь? Вот на что способны толстосумы, когда над ними нависает банкротство.

В раздумьях все вернулись на свои места в зале. Совершенно очевидно, из дома не было никаких путей. Хи ничего не мог придумать, ему оставалось лишь сидеть в кресле на первом этаже и смотреть, как уходят гости. Проводного интернета здесь не было, только спутниковый и мобильный. Подавать знак SOS в окно бессмысленно: все, кто имел хоть какие-то деньги, не любили семью Келвин. На всякий случай он запустил экстренную кнопку на телефоне. Если хоть на секунду появится связь, сигнал попадёт в полицию.

На втором этаже Хи увидел Финес, няню, про которую говорил Артур. Она воспитывала всех детей Эдуарда, даже двадцатичетырёхлетнего Андреса могла поругать, когда тот выдумывал что-то неподобающее. На этот раз она отчитывала Джуана Тауэра, сына второго самого богатого человека. Тот разбил стеклянную тарелку, а осколки подбросил в собачий корм. Это выглядело донельзя нелепо: несмотря на маленький рост и тощее телосложение, Джуану был тридцать один год, и отчитывать его было уже бесполезно.

– Не надо, только не сейчас, – взмолился Хи.

– Собака могла сильно пораниться этим стеклом, – доносился голос Финес.

С искрой в глазах Джуан кивал, делал вид, что соглашается со всем, а когда Финес повернулась, чтобы спуститься по лестнице, он толкнул её, и старушка покатилась вниз.

– Будешь знать, как указывать мне, старая сука! – закричал он вниз, а затем вскинул руки в победном жесте.

Гости, стоявшие поблизости, выказали удивление, но никто не подошёл помочь старой женщине. Стас, телохранитель Артура, схватил Джуана за плечо и спустил по лестнице.

– Только не это, – прошептал Хи, но делать ничего не стал. Нельзя было обращать на себя внимание: он нужен был детям Эдуарда.

– Поднимай её, быстро, – приказал Стас, но Джуан лишь с презрением посмотрел на него.

Рядом появился Чарльз Тауэр. Выглядел он как детёныш бегемота: непропорциональный, с большой головой и висящим пузом. На лице отпечаталось выражение отвращения – самая частая его эмоция. В свои пятьдесять он уже тридцать лет находился под непрерывным действием наркотиков всех форм. Поговаривали в шутку, что у него дома живёт пара десятков доноров печени. Он сменил пиджак на лёгкий чёрный свитер с эмблемой своей же компании – древнегреческий женский профиль в круге.

– Ваш сын столкнул женщину с лестницы, – выпалил Стас.

– Убери руки от моего сына, – ответил Чарльз.

– Ваш сын скинул её с лестницы, – повторил Стас уже не так уверенно.

– Убери руки, – получил он всё тот же ответ. Под внешним спокойствием в словах Чарльза чувствовалась угроза.

Словно загипнотизированный, Стас сделал несколько шагов назад и остался стоять у стены.

– Что случилось? – обратился Чарльз уже к сыну.

– Эта старая сука решила, что может мне указывать, – ответил Джуан. – И я столкнул её вниз.

– Всё правильно сделал, – усмехнулся Чарльз и дал Джуану пять. Некоторое время он смотрел на Финес, ворочающуюся на земле, словно раздумывал, плюнуть на неё или пнуть под рёбра. В конце концов он просто отошёл в сторону с той самой характерной гримасой отвращения, видимо, решил, что его ботинки слишком дорогие для этого.

Оставшиеся гости после инцидента вышли через главный вход, и в доме не осталось никого, кроме семьи Келвин, няни, уборщика, повара, нескольких телохранителей, Чарльза с сыном, Оскара Уэбстера, третьего в списке богачей, и Матео Монтеса, из четвёртой самой богатой семьи. У каждого входа стояли вооружённые люди.

Куда-то пропала охрана. В доме семьи Келвин всегда находилось не менее сорока человек для охраны. Но сейчас никого из них не было видно. Похоже, Чарльз Тауэр приказал двумстам солдатам из частной армии «Бешеные псы» обезвредить их. Связать или даже убить. Для такого человека, как Тауэр, жизнь солдата была не ценнее одноразовой салфетки.

В доме продолжала играть музыка, собранная из хитов и лёгкого аккомпанемента. Чарльз подошёл к планшету, лежащему на фортепиано, и убавил звук до нуля.

– Вы уже заметили, что здесь слишком много солдат? – спросил он, язык у него еле ворочался, приходилось напрягать слух, чтобы понять, о чём он говорит, – побочный эффект метадона. – Если нет, то вам стоит меньше пить.

Чарльз держался за стул, чтобы его не качало, видимо, сегодня тоже перебрал с алкоголем. Он так медленно моргал, что, когда закрывал глаза, могло показаться, что больше их не откроет. Было видно, как ему нравится находиться здесь: он то самодовольно ухмылялся, то поднимал голову и делал глубокий вдох хозяина жизни. Медленно, как перископом, он обвёл взглядом всех присутствующих и не нашёл в зале ту, с кем хотел поговорить: Лиза находилась в дальнем кресле второго этажа.

– Где Елизавета? Приведите её, живо.

Бешеные псы не тронулись с места, никто из них не знал по имени, кто такая Лиза, поэтому через десять секунд в глубь дома направился личный телохранитель Джуана Бартон. Когда он проходил мимо Хи, тот заметил, что его правого уха попросту нет, только дырка. Пока Бартона не было, Тауэр подошёл к старому мастифу Келвинов по кличке Лео. Пёс сидел у рояля, быстро дышал и взирал на всех вокруг безучастно. Тауэр протянул к нему руку и тут же получил сильный укус, больше предупредительный, чем нападающий. Мастиф его сразу отпустил, не стал отгрызать ему пальцы, однако Тауэр взвизгнул так, словно по его руке проехался каток.

– Выстрелите в него! – закричал он, обращаясь сразу ко всем. Никто не шелохнулся, и тогда он подошёл к своему телохранителю, Пикандеру: – Всади пулю в это мерзкое животное!

– Сэр, это же просто собака, – ответил тот, но его спокойствие только разозлило Чарльза. Он выхватил у того из-за пояса пистолет. Провозившись сначала с застёжкой, а потом с предохранителем, направил на пса и выстрелил.

В последний момент Хи закрыл глаза – не мог смотреть на такое. Он много раз видел смерти людей: приучил себя смотреть на это и не бояться, но смерть собаки была выше его сил. Выстрел в замкнутом помещении раздался оглушающим взрывом. Пёс упал на бок и задёргался, как от электрического разряда, под ним начало образовываться красное пятно. Глазами он обводил всех присутствующих, словно просил помощи.

– Вот так, – прокомментировал Тауэр. – В следующий раз сразу делай, что говорю, иначе отправишься перекрёстки регулировать.

Через минуту Бартон привёл Лизу. В холле собралась вся семья Келвин, кроме Дарвина: он к тому моменту уже спал в собственном крыле и не услышал выстрела в холле.

– Что здесь произошло? – спросила Лиза, а затем ахнула, увидев Лео, лежащего на полу.

– Ваш пёс укусил меня, – произнёс Тауэр так, словно это была её вина.

Во взгляде Лизы было столько ненависти и презрения, им она высказала своё отношение к произошедшему без слов.

– Таким образом вы хотели попрощаться? – спросила она, и мурашки побежали по спине Хи, хотя взгляд был направлен мимо него.

– Да, хотел, – сказал Чарльз и повернулся к своему помощнику, девушке Вивиен с папкой в руках. – Вы подпишете эти бумаги и можете валить куда угодно. А до тех пор вы под домашним арестом. Эти люди с оружием не выпустят вас.

– И ты думаешь, что я сделаю всё, что ты хочешь? После того, как ты убил моего пса? Неудачная шутка, Чарльз, – ответила Лиза.

– А по-моему, очень даже удачная. Просто вам её не понять.

– Ты не можешь приказывать нам в нашем доме – даже у тебя смелости не хватит.

– Представляешь, оказывается, приказывать может не только имеющий власть юридически, но и физически, а здесь, уж прости, явно моё превосходство. К тому же иногда не смелость двигает людьми. Я сюда пришёл не потому, что я бесстрашный, а как раз наоборот – потому что боюсь. И ненавижу.

– Что в этих документах? – поинтересовался Андрес.

– Развал вашей империи. Вы, пятеро наследников Эдуарда, поставите на них свои подписи, и корпорация «Транстек» перестанет существовать. Твоя подпись, Лиза, не нужна. Эдуард передал тебе слишком мало акций «Транстека», чтобы ты могла на что-то влиять в компании.

– А что, если не подпишем?

– Тогда вы останетесь здесь надолго, – просто ответил Чарльз.

– Так просто? – спросил Андрес.

В ответ на этот вопрос Чарльз повернулся к капитану и кивнул ему:

– Покажите ему, что вы можете сделать, если не мы не получим подписи.

Трое «псов» вытащили дубинки и направились к Андресу. Хи встал, и тут же оставшиеся пятнадцать человек в доме направили на него пистолеты и микроволновые пушки. Капитан со всего размаху ударил Андреса, целясь в голову, тот закрылся и удар пришёлся по руке. Что-то хрустнуло. Целую минуту они били Андреса дубинками и пинали носками тяжёлых ботинок.

– Прекратите! – кричала Аня. Она плакала и пыталась вырваться из рук матери.

Уже второй раз Хи чувствовал полную беспомощность. Наверное, из него и правда ужасный телохранитель, раз он позволил этому произойти. Ему бы сейчас броситься вперёд, закрыть своим телом Андреса и умереть, защищая его, но это бы парня не спасло, а Хи хотел спасти всю семью без показательного и бессмысленного геройства.

Когда псы закончили, Андрес был весь покрыт кровью, нос свёрнут набок, пальцы переломаны, он даже обмочился. Аня бросилась к нему и стала его вытирать, гладить по голове и целовать в щёки, Лилия плакала, закрыв лицо руками. Артур сидел бледный и, казалось, только разозлился, а не испугался.

– Вот что будет, если вы не подпишете бумаги, – прокомментировал Чарльз. – Я могу приказать, и вас всех покалечат. Но я даю вам один день на раздумья. Вы цените мою доброту?

– Ты будешь держать нас взаперти? – спросила Лиза. – Как тюремщик?

– Это не только моё решение. Все, кто был сегодня здесь, объединились против вас, можете называть это коалицией. Вы и ваша корпорация слишком многое себе позволяете. Устройте вы собрание пять лет назад, к вам в дом пришло бы в два раза больше гостей. За пять лет половина посёлка обанкротилась из-за вас. Вы используете неограниченный запас средств, чтобы давить по всем фронтам. Знаете, как это называется? Неспортивным поведением. Раз уж вы используете свои преимущества против нас, мы решили использовать свои против вас. К тому же вы сами знаете, у меня к вашей семье личный интерес. Старик решил, что может выкинуть меня из моей же корпорации, она моя так же, как и ваша. «Келвин-Тауэр». Я должен был быть номером один наравне с Эдуардом. Он поступил подло, считайте это праведной местью.

– Именно поэтому Эдуард тебя и выгнал, – ответила Лиза. – Ты сумасшедший, неуправляемый, ты лишь мешал бизнесу, а не продвигал его.

– Он не имел никакого права. Он основал её с моим отцом. Представь, каково это, вылететь из собственной компании, которой отец отдал сорок лет жизни, а затем я ещё пять. Вы рассчитывали, что это так просто забудется? Я скажу больше: всё, что сейчас происходит, – это следствие ваших действий. Мне не пришлось долго уговаривать остальных, чтобы сбросить вас. Я сделаю то, что давно должен был. Я всех объединил, нанял армию, схватил вас. Без моего участия ничего этого не было бы. А остальные скажут лишь спасибо. Вы раковая опухоль тхари.

– Лиза, подпиши бумаги и не упорствуй, – заговорил Оскар Уэбстер, он был родным племянником Лизы. – Никто не хочет сегодня бессмысленно проливать кровь.

– Да, – подтвердил Матео. – Мы же не кровожадные звери. Всего лишь защищаем свои шкуры от несправедливой конкуренции. Так нельзя. Подпишите их, и мы исчезнем так же легко, как и появились.

– Нет, – ответил Андрес и сплюнул кровью. – Мы не примем условия людей, которые приходят с оружием в чужой дом.

Скривившись, Чарльз Тауэр снова кивнул военным, и они достали дубинки.

– Не надо, – прервала их Лиза. – Спасибо за предоставленный день. Мы хорошо всё обдумаем.

– Всё равно наши подписи не будут ничего значить, – ответил Андрес. – Как только вы выйдете из дома, мы растопчем вас.

– Вы не понимаете, – ответил Чарльз. – Все против вас, абсолютно все. Шагая по головам, вы настроили против себя каждого в этом мире, в каждой сфере жизни. Не будет суда, который поддержит ваши требования, полиция не приедет на ваш вызов. Оглянитесь, вас все ненавидят.

– Нас ненавидят только тхари, – возразила Лиза.

– Это и есть все. Ты же не назовёшь доходяг за стеной людьми?

– Назову. Мы единственные, кто способен дать им работу и достойную оплату. Они будут за нас.

– Вот и попросите у них помощи. В вашем распоряжении один день, а потом вы отправитесь на содержание в менее комфортабельные апартаменты.

Остановившись в дверях, он обернулся и сказал капитану:

– Ровно через сутки превратите каждого из них в отбивную. Не жалеть дубинок. А до тех пор пусть спят спокойно.

Несколько минут все сидели молча и смотрели, как Чарльз хромает по направлению к дороге. Лужайка перед домом была достаточно большой, чтобы он успел запыхаться и покраснеть. У него ушло три минуты, чтобы пересечь её и скрыться в ночи.

– Я вовсе не хочу этого делать, Лиза, – произнёс Оскар, вставая со своего кресла. – Но если я сейчас отступлю, то уже через пять лет «Транстек» придёт на мой рынок с низкими ценами, и никакие суды с исками о недобросовестной конкуренции не дадут результата. Вашу империю необходимо уничтожить.

– Сделайте это, – подтвердил Матео. Он всегда говорил очень нежно, и даже угрозы из его уст звучали как приглашение на вечеринку. – Ради вашего же блага.

После этих слов они вышли из дома, и в особняке, помимо охраны, осталась лишь помощница Тауэра.

– Пожалуйста, подпишите, – сказала Вивиен. – Я была на собрании неделю назад, они настроены очень решительно. Это серьёзный сговор.

– Если они объединили всех против нас, почему не могут подделать подписи? – спросил Андрес. – Нотариусы сделают вид, что всё законно и никаких проблем.

– Елизавета права, у вас есть поддержка народа, – ответила Вивиен. – Чарльз опасается очередного голодного бунта. На улицах и так слишком много протестующих, а если они узнают, что последнюю семью, дающую им работу, свергли, то придут сюда, и никакие стены их не сдержат.

В течение получаса они обсуждали бюрократические мелочи. Семья Келвин после подписания бумаг полностью развалит корпорацию «Транстек» на несколько независимых компаний с собственными директорами. Вся власть на мировую экономику в этом случае потеряется. Они опустятся на уровень остальных тхари Гибралтара.

Андресу отказали в медицинский помощи. Хи вправил ему нос, но левая рука нуждалась в лечении и болталась как плеть. Кровавые синяки начали появляться по всему его телу.

– Нам всем нужно отдохнуть, – сказала Лиза. – Я слишком устала и не могу думать в таких условиях. Предлагаю всем пойти спать.

По комнатам расходились в молчании, за каждым из них следовал человек в военной форме. Хи отправился в спальню для гостей и подпер дверь стулом, чтобы никто больше не вошёл. Не снимая одежды, он залез под одеяло и прикрыл глаза. В этот вечер он много о чём думал. Если бы Хи захотел уйти через центральный выход, его беспрепятственно бы отпустили, но он слишком сильно любил Эдуарда, чтобы так просто оставить его детей без поддержки. Эдуард выкупил его, когда он сидел в тюрьме, и показал, что жизнь не окончилась. Хи был многим ему обязан и теперь считал, что должен отдать долг.

Дальше по коридору спал Дарвин: телохранитель по имени Ян отнёс его в кровать прежде, чем началась потасовка в доме. Особняк был таким большим, что выстрел из пистолета, прозвучавший в холле, не добрался до крыла Дарвина. Он всё ещё спит сладким сном и не подозревает, что в доме находятся вооружённые люди. Каково будет его удивление, когда утром он проснётся и обнаружит, что находится взаперти.