Читать книгу Зло в имени твоем - Чингиз Абдуллаев - Страница 3

– Вы должны понимать, что ничем не отличаетесь от мужчин, – зло говорил инструктор, стоя перед ними. Это был сорокапятилетний здоровяк с мощными бицепсами. Непонятно, почему он с первого дня невзлюбил группу прикомандированных к нему женщин. Может, потому, что как ветеран корейской и вьетнамской кампаний считал это ненужным экспериментом. Или ему не повезло с женой, и он вымещал всю свою злобу на доставшихся ему курсантках. Но он был беспощаден ко всем пятерым. Никакого снисхождения быть не должно. Между собой они давно называли его Душителем.

– Вы все офицеры, хотя младший лейтенант так же похож на офицера, как галоши на сапоги. А вы вообще лапти, – гремел его гневный голос, – ни одна не справилась с зачетным временем. Все пришли к назначенной точке с большим опозданием.

– Попробовал бы этот тип пробежать столько километров с таким снаряжением, – тяжело дыша, сказала Лена. – А мне сегодня вообще бегать нельзя, у меня такое кровотечение открылось.

– Разговоры! – заорал Душитель.

– Разрешите обратиться, – выступила вперед Марина. Она была старшая в группе.

– Говорите, – прохрипел этот тип.

– Прошу освободить курсанта Иволгину от занятий.

– Что? – не поверил своим ушам инструктор. – Стать в строй! Здесь вам не детский сад.

– Прошу освободить ее, – настойчиво сказала Марина, – сегодня ей бегать нельзя. И таскать такие тяжести тоже нельзя.

– Никаких отговорок, – презрительно сказал Душитель, – даю десять минут, чтобы оправиться, и потом снова в путь. Никаких исключений не будет.

Она поняла, что спорить бесполезно, и вернулась в строй. Через десять минут они снова бежали за этим типом, груженные рациями и оружием.

И только вечером, когда они, уставшие, отдыхали в небольшой комнате, предназначенной для отдыха группы, пришла Аркадия Самойловна. Она села напротив молодых женщин.

– Что, девочки, устали? – ласковым тоном, не предвещавшим ничего хорошего, спросила она.

Марина поняла по ее голосу, что сейчас будут разборки. И не ошиблась.

– Марина, – так же ласково спросила Аркадия Самойловна, – почему ты сегодня хотела освободить Иволгину?

– Она не могла с нами бежать, – объяснила Марина.

– Почему?

– У нее начались месячные. Раньше времени.

– Ну и что?

– Она не могла бежать, – терпеливо пояснила Марина.

– Мариночка, – сказала Аркадия Самойловна, – ты, наверно, перепутала наши профили. Мы учим тебя не на адвоката, а на разведчика. Понимаешь? На разведчика! А ты выступаешь бесплатным адвокатом.

– Я хотела объяснить, – упрямо возразила Марина.

– Напрасно хотела. – Аркадия Самойловна наконец перестала притворяться. – Вас готовят как профессионалов. А вы ведете себя как бабы. Деревенские полоумные бабы, ничего не понимающие и не знающие. Какая может быть причина для остановки в пути? Только смерть агента. Если даже у нее начнутся роды, не имеет она права останавливаться. Пусть рожает в пути, в лесу, в овраге. Но не останавливаться. Я в партизанском отряде была в сорок втором. Думаешь, там кто-нибудь остановил бы отряд из-за моих женских глупостей? Меня бы просто пристрелили, как суку, чтобы я не задерживала людей. По пятам за нами шли каратели из СС. Кто позволил бы останавливать отряд? Ты понимаешь, Мариночка? Твой поступок хуже, чем предательство. Если она останется и не пойдет с вами – значит, попадет в руки врага. А развязать язык такой изнеженной девочке они быстро смогут.

– Я не изнеженная, – чуть не плача возразила Иволгина.

– Тогда не нужно было вообще никому ничего говорить. Из меня иногда кровь хлестала. И ничего рядом не было. Просто портянку засовывала, надевала мужские брюки и шла в поход. Шла, как все. Если бы мои женские сложности могли им помешать, я бы удавилась. Понимаешь, Леночка, удавилась бы, чтобы не мешать заданию. Но ничего бы подругам не рассказала.

Женщины подавленно молчали. Они теперь несколько в ином свете видели все, происшедшее с ними. Марина отвернулась, отвечать было нечего. Этот монстр была права. Права по всем статьям.

– Вы женщины в постели, в казино, на пляже, – бушевала Аркадия Самойловна, – когда вы намалеваны и бедрами виляете. А в походе вы солдаты, мужики. И должны нести вместе со всеми оружие и снаряжение. Всем ясно?

– Всем.

– Завтра все повторите заново, – сказала на прощание Аркадия Самойловна, – весь маршрут. И ты, Лена, пойдешь со всеми. Тебе понятно?

– Понятно, Аркадия Самойловна, – покорно кивнула Лена.

– Вот и хорошо. – Нужно отдать ей должное, она интуитивно чувствовала, когда нужно ослабить напряжение. – А вообще-то прошли неплохо. Ведь ваш инструктор ориентируется всегда по мужским показателям. Как и положено по инструкции.

Когда она ушла, Лена вздохнула.

– Не могу больше, господи, просто не могу. Если бы я знала, что все будет так тяжело!

Марина показала на стену. Она знала, что все их слова постоянно прослушиваются. Начальство хотело отобрать действительно лучших. В ком нельзя было сомневаться.

– Ладно, девочки, – устало сказала Марина, – идемте спать.

Все пятеро пошли в свои комнаты. У каждой из них была своя небольшая «келья», в которой стояли узкая кровать и тумбочка с одеждой. Никаких личных вещей, считалось, что таким образом будущий разведчик учится обходиться самым необходимым, не обременяя свою жизнь ненужными мелкими сувенирами, которые в решающий момент могут выдать агента быстрее, чем все его связные, вместе взятые.

Марина вошла в свою «келью», опустилась на кровать. Завтра предстоял еще один трудный день. Сколько таких дней было за годы учебы! Попавшие сюда в основном после окончания высших учебных заведений молодые женщины проходили трехлетний специальный курс. О себе рассказывать не разрешалось, фамилии у всех были изменены. Так, Чернышева превратилась в Чернову, а Елена Волкова – в Елену Иволгину. Настоящих фамилий остальных женщин она не знала. Они с Леной были из столичных городов, Марина из Москвы, а Лена из Ленинграда. Может, поэтому Аркадия Самойловна с жестокостью дорвавшейся до столицы провинциалки, мыкавшейся всю жизнь по коммунальным квартирам, не любила более всего именно этих девочек.

Остальные были из других мест. Несмотря на строгие запреты, за два с лишним года, проведенные вместе, они успели познакомиться и узнать, что кореянка Мила с Дальнего Востока, Гюля из Узбекистана, а Таня из Прибалтики. И это было почти все, о чем они могли рассказать друг другу. Откровенность не поощрялась. Лишь с Леной Марина успела подружиться и была более близка, чем с остальными женщинами.

А ведь в шестьдесят восьмом все представлялось по-другому. Сначала Марина прошла несколько строгих отборочных комиссий. Проверяли здоровье, психологическую устойчивость, восприимчивость к разного рода заболеваниям, мнительность, наличие отклонений, совместимость с другими людьми, коммуникабельность, умение ориентироваться в незнакомой обстановке, анализировать факты, общий багаж знаний, постановку иностранных языков, даже сценическое мастерство. Здесь проверяли очень тщательно и в случае малейшего сомнения отклоняли кандидатуру. Непонятно, каким чудом, но Марина прошла все тесты. Может, ей помогал старый знакомый ее отца, чья лысина и умные глазки иногда мелькали в коридорах во время сдачи тестов и медицинского освидетельствования.

Самому неприятному допросу ее подверг сексопатолог. Его интересовало буквально все. Первый мужчина. Общее количество мужчин. Удобные и любимые позы. Наличие ограничений и запретов во время интимных сцен. Пределы возможного. И тому подобное. Даже по вопросам она с удивлением обнаружила, что почти ничего не знала об интимных отношениях. Некоторые вопросы просто казались оскорбительными. Врач подробно расспрашивал о ее сексуальных пристрастиях, выяснял, не нравились ли ей иногда женщины. В ответ на негодование Марины он как-то по-особенному усмехнулся, но ничего не сказал. Одно перечисление его вопросов могло оскорбить любую женщину, но она честно отвечала в течение двух часов.

И только спустя два месяца, когда наконец получила красный диплом об окончании МГИМО, ей официально объявили, что она будет зачислена в институт разведки, на специальные курсы. И только тогда она рассказала все матери. Мать проплакала всю ночь. Формально она была распределена в распоряжение МИДа. Фактически первого августа она уехала в один из небольших уральских городков, где были расположены их курсы. Мать так и не смогла отговорить ее от этого шага. Тогда все казалось романтическим и возвышенно-интересным.

Но всю романтику развеяла Аркадия Самойловна. Она сразу объяснила, что разведчик – это человек, готовый на все. И женщина-разведчик – это одновременно леди и проститутка, убийца и диверсант, наблюдатель и психолог, актриса и режиссер – словом, все ипостаси меняющихся масок в одном лице. С этого началось их обучение. Спустя две недели с курсов уже была отчислена молодая женщина, скрывшая, что у нее в родном городе остался маленький ребенок. Проверившая все факты комиссия без долгих разговоров просто отчислила женщину, и ее увезли из группы. Марина узнала об этом лишь благодаря случайности. Эта женщина была старшей в их группе. Она была красивой. Обладала особенной породистой статью, какие встречаются в редких комбинациях смешения разных наций. В ее длинных прямых ногах было что-то скандинавское, от викингов, скулы были азиатские, а зеленые глаза и русые волосы делали ее похожей на русских красавиц из старых сказок. Она и была потомком всех трех наций. Имела отца литовца и мать полурусскую-полутатарку. Может, поэтому ее и отобрала комиссия. Но скрытый ребенок перевесил все. Больше они никогда о ней ничего не слышали. А старшей группы вместо выбывшей красавицы-принцессы назначили Марину.

Несколько раз во время учебы ей хотелось все бросить и вернуться домой. И тогда, когда ее послали изображать проститутку у гостиницы «Интурист» в Москве, чтобы соблазнить приехавшего иностранца, оказавшегося нашим разведчиком. И тогда, когда ей пришлось раздеваться перед несколькими врачами-мужчинами, демонстрируя свое тело. И, наконец, тогда, когда Аркадия Самойловна рассказала ей впервые о «птичках».

После происшествия в гостинице «Интурист» она долго приходила в себя. Поступок «Роберта», воспользовавшегося ее неопытностью, растерянным состоянием и просто выпитым шампанским, больно отозвался в ее душе. Словно кто-то грязный и мерзкий исподтишка подло плюнул ей в лицо. Она принимала душ каждое утро, мылась с каким-то остервенением, пока наконец опытная Аркадия Самойловна, очевидно, понявшая ее состояние, сама не пришла к ней на помощь.

Однажды вечером она вошла в «келью» Марины.

– Как дела, Чернова? – спросило это чудовище в юбке.

– Все в порядке, – привычно быстро отрапортовала женщина, вскакивая с постели.

– Сиди, сиди. Я тут рядышком посижу. Что ты читаешь?

У них была неплохая библиотека, и им разрешали брать любые книги, в том числе и на иностранных языках.

– Это Патрик Уайт, австралийский писатель, – показала она книгу.

– Ну и вкусы у тебя, Чернова, – покачала головой Аркадия Самойловна, – не зря наш генерал говорит, что из тебя получится нечто феноменальное. Этот Уайт про кенгуру пишет, что ли?

– Нет, – улыбнулась она. Дремучий уровень невежества Аркадии Самойловны вполне соответствовал ее жизненному опыту и ее судьбе.

– Разведчица, конечно, должна быть интеллектуалкой, – задумчиво произнесла Аркадия Самойловна, – но очень перегибать палку не стоит. Иначе мы получим не разведчика, а ученого-профессора. А это нам ни к чему. И потом, бабы, знающие слишком много, всегда очень раздражают мужчин. Ты это учти.

Марина промолчала. В таких случаях спорить с наставницей не хотелось.

– Все переживаешь? – вдруг спросила Аркадия Самойловна, словно ей нравилось бередить еще не затянувшуюся рану.

– Да, – честно и прямо ответила Марина, убирая книгу, – очень переживаю. Впечатление грязное и отвратительное. И подлое. Он поступил как самый настоящий подлец. Воспользовался моим беспомощным состоянием и моим заданием.

– Он мужчина, – подняла свой мясистый палец Аркадия Самойловна, – они все такие.

– Не все, – упрямо возразила Марина, – не все такие скоты.

Она подумала о своем отце. Он бы никогда не воспользовался неопытностью молодой женщины.

– Глупости, – тяжело поднялась с постели Аркадия Самойловна, – все это твои грезы. Завтра полетишь со мной опять в Москву.

– Зачем? – испуганно спросила она. – Опять в гостиницу?

– Да нет, – поморщилась Аркадия Самойловна. – Наш психолог советовал познакомить тебя с работой «птичек». Чтобы твои романтические бредни развеять.

Она не стала говорить, что у нее был конкретный приказ генерала выполнять все указания психологов в отношении Марины Черновой. И почему они все время возятся с этой гордячкой, неприязненно думала Аркадия Самойловна, но приказы исправно выполняла.

На следующее утро они снова вылетели в Москву. И тогда Марину впервые привезли в Ясенево, где находился Центральный аппарат Первого главного управления КГБ СССР. Или, проще говоря, Центральный аппарат советской разведки. Марина получила особый пропуск на проход внутрь. Обычно курсантам его не давали, и понадобилось личное разрешение заместителя начальника ПГУ, чтобы ее пропустили. На пластиковом пропуске были выбиты специальные номера. У Аркадии Самойловны, оказавшейся подполковником ПГУ, был именной пропуск.

Они долго ходили по разным коридорам, пока наконец Аркадия Самойловна не оставила Марину в какой-то просторной комнате с аппаратурой и киноустановками. Пройдя в соседний кабинет, Аркадия Самойловна привычно подобострастно улыбнулась. Из этого кабинета было видно все, что делается в соседней комнате. За столом сидел лысый пожилой человек с глубоко запавшими глазами.

– Как у вас дела, Аркадия Самойловна? – спросил он своим тихим голосом.

– Все в порядке. Я ее привезла, – коротко, почти по-военному доложила женщина.

– Хорошо, – сказал генерал, – познакомьте ее теперь с деятельностью некоторых «птичек». Но не особенно увлекайтесь. Она натура впечатлительная, может сломаться. Пусть только узнает правду, и все. Всю грязь рассказывать необязательно. Ей и без того покажут слишком много всякой гадости.

– Понимаю.

– Понимаете, Аркадия Самойловна, у нее ведь редкий коэффициент интеллекта. Выше, чем у вас и у меня. Намного выше. Таких специалистов у нас давно не было. Если мы ее правильно подготовим, она превратится в очень перспективного сотрудника. Может, станет нашей гордостью. Главное, чтобы мы ее не сломали. Меня не было, когда вы продумывали этот грязный и глупый трюк с проверкой в гостинице. Ну разве можно так грубо? Она ведь московская девочка, интеллектуалка. Фолкнера читает в подлиннике. А вы ее отправляете на панель изображать проститутку. Девочка могла сломаться.

– Это были рекомендации психологов, – недоуменно сказала Аркадия Самойловна, – они считали, что такой шок поможет ей преодолеть некоторые комплексы. Вы ведь сами приказывали согласовывать все действия с психологами.

– Может быть, – недовольно произнес генерал, – может быть, они и правы. Но все равно нужно быть более осторожными, более внимательными. Поймите, Аркадия Самойловна, что вы имеете у себя на воспитании еще не ограненный бриллиант и его нужно очень тщательно доводить до кондиции.

«Возится он с этой столичной штучкой. Нравится она ему, что ли?» – подумала женщина, но ничем не выдала своего отношения к сказанному. Только спросила:

– Разрешите начинать?

– Да. Пусть беседу с ней проведет Лев Григорьевич. Он лучше нас с вами знает женскую психологию.

– Хорошо, – недовольным голосом прокаркала Аркадия Самойловна, – мне можно присутствовать?

– Можно. – Генерал посмотрел ей в глаза. – Вы что-то имеете против, подполковник?

– Как всегда, ничего. – Она повернулась и пошла к выходу.

Постарела, подумал впервые генерал. Пора ей на отдых. А какая была женщина в свое время! С ее помощью в Литве взяли две банды «лесных братьев». Она стала любовницей одного из руководителей подполья и сама потом его застрелила.

В соседнюю комнату вошел пожилой человек в белом халате, следом Аркадия Самойловна. Увидев их, Марина вскочила со стула.

– Сидите. Мы, кажется, знакомы, – приятно улыбнулся врач, – я Лев Григорьевич, ваш психолог.

– Да, я вас помню, – неуверенно ответила Марина.

– Сядьте спокойно, Марина. О том, что вы сейчас увидите и услышите, рассказывать когда-либо и где-либо категорически запрещено. Но это все правда. Только правда. Вы будущий разведчик, офицер. И вы должны знать и оборотную сторону правды. Иначе правда будет неполной и может сказаться на вашей дальнейшей деятельности. Вы готовы?

– Да, – смело произнесла она, словно перед броском в воду.

– Тогда смотрите этот фильм. – Врач выключил свет и включил киноаппарат. На экране появились молодые женщины. Очень красивые женщины. Они сидели втроем и о чем-то весело разговаривали.

– Это так называемые «птички», – спокойно сказал Лев Григорьевич, – «ласточки» КГБ.

Одну из женщин, высокую, красивую блондинку, куда-то позвали.

Она смеясь вышла из комнаты.

– Это наш офицер контрразведки, – пояснил Лев Григорьевич.

Камера показывала ресторан и сидевших за столом уже знакомую женщину и какого-то подвыпившего иностранца.

– Это консул одной из скандинавских стран, – сказал Лев Григорьевич. Консул все время норовил поцеловать женщину, и она, смеясь, отмахивалась. Камера беспристрастно фиксировала все жесты дипломата.

Из другого кабинета за ними следил генерал.

Затем камера начала показывать номер в гостинице. Женщина раздевалась. Дипломат все время пытался помочь ей.

– Она знает, что идет съемка? – почему-то шепотом спросила Марина.

– Конечно, знает, – ответил врач.

Дипломат начал раздеваться, поминутно падая на пол. Он был сильно пьян. Женщина, почти раздевшись, прикрылась одеялом и терпеливо ждала. Мужчина стащил брюки и, запутавшись в рубашке, снова упал. Наконец, избавившись от всего, он полез в постель. Но не под одеяло, а садясь верхом на женщину и двигаясь к ней какими-то скачками. Поняв, что сейчас произойдет, Марина закрыла глаза.

– Выключите, – простонала она.

Врач включил свет. Он не мог не заметить довольного лица Аркадии Самойловны.

– А теперь разрешите вас познакомить. Капитан Бробина.

В комнату вошла женщина, только что показанная на экране. Она по-прежнему была красивой и элегантной. Женщина села напротив Чернышевой.

– Она из контрразведки. Из отдела специальных операций, – пояснил Лев Григорьевич. – Благодаря ее связи с этим дипломатом мы получили очень важные сведения по Скандинавии.

Капитан молча смотрела на Марину. Та, выдержав этот взгляд, не отвела глаз.

– У вас будут какие-нибудь вопросы к капитану? Не бойтесь. И не стесняйтесь. Можете задавать любой вопрос, – сказал Лев Григорьевич, – а мы пока покурим с Аркадией Самойловной в коридоре. Когда закончите разговор, позовите нас.

Они вышли в коридор и, пройдя несколько шагов, вошли в соседний кабинет. Там уже сидел озабоченный генерал.

– Вы уверены, что поступаете правильно? – спросил генерал. – Она ведь натура впечатлительная.

– Не волнуйтесь. У нее отличный индекс приспосабливаемости, – успокоил его врач, – в будущем она могла бы даже работать вместо Бробиной. Просто коэффициент интеллекта не позволяет держать ее на работе, где нужно действовать только тазом. Ее голова стоит гораздо дороже.

– Я тоже так думаю, – согласился генерал, – пусть они поговорят. Лишь бы не было вреда.

– Не будет, – успокоил его Лев Григорьевич.

В соседнем кабинете стояло долгое молчание. Наконец капитан первая сказала:

– Вы не хотите ни о чем спросить?

Марина смешалась. Она и хотела, и стеснялась подобного духовного стриптиза, чем-то похожего на только что увиденный фильм. Но все-таки решилась.

– Скажите… – Она чуть не поперхнулась. Картинка, показанная ей, все еще стояла перед глазами. – Простите меня, но вам не было с ним… в общем, вам… не противно?

– Сколько вам лет? – вдруг спросила Бробина.

– Двадцать пять, – ответила Марина.

– Вы такая молодая, – улыбнулась капитан, – мне тридцать два. Нельзя жить постоянно в мире грез. Наша внешность – это наживка, на которую попадаются мужчины. И мы должны уметь пользоваться этой наживкой.

– Всегда? – мрачно спросила Марина.

– Во всяком случае, у нас – всегда, – твердо ответила Бробина, – иначе мы ничего не добьемся. Как еще можно выйти на западных дипломатов? Только через женщин. А использовать обычных проституток нельзя. Они глупые и истеричные женщины, которые часто просто срывают всю операцию. Поэтому используют нас – «ласточек» КГБ. Некоторые называют нас «птичками».[1]

– И так всегда?

– У нас – почти всегда, – невозмутимо ответила Бробина. – Не нужно думать, что мы все извращенные гадины. Просто это наша работа. Я, кстати, замужем, и у меня растет дочь. Ей уже пять лет.

– Замужем? – Потрясению Марины не было предела.

– Да. Муж знает, что я работаю в КГБ. И понимает, что я здесь не в театре оперетты, а на службе. Это наша работа, – повторила она.

– Понимаю, – тихо произнесла Марина и непонятно почему добавила: – Тяжелая у вас работа, капитан.

– Нет, – не согласилась Бробина, – у нас не тяжелая. Здесь все ясно. Он никуда не денется. Рядом всегда свои, помогут в случае необходимости, выручат. Конечно, в нашем деле всякое бывает, но риска мало. Здесь важен расчет. А вот в вашей работе… Ты ведь из разведки, мне так сказали? Ты всегда будешь одна, девочка. Думаешь, это так плохо, что тебя снимает камера? Да ты спокойно лежишь в постели, зная, что ничего плохого не может случиться, просто не допустят. А вот у тебя такого запаса не будет. Ты будешь всегда одна, в окружении чужих, когда даже после постели нельзя расслабиться ни на одну минуту, нельзя никому доверять, нельзя никому ничего рассказывать. Тебе тяжелее в тысячу раз. Ты меня понимаешь?

– Кто дал ей этот театральный текст? – спросил нахмурившийся генерал.

– Мы, – довольным голосом сообщил Лев Григорьевич, – а разве плохой?

– Излишне патетический. Ну, в общем, такой, несколько напыщенный.

– Вы учтите обстановку, – обиделся Лев Григорьевич, – после такого потрясения она воочию видит эту женщину, подвергшуюся насилию, и та произносит такую речь. Она обязательно должна поверить. Это последствия эмоционального шока.

Генерал не стал больше ничего возражать. Он просто смотрел на двух молодых женщин, сидевших друг против друга, таких разных и чем-то неуловимо похожих.

Обратно Марина летела с Аркадией Самойловной. Она молчала всю дорогу, обдумывая увиденное. И лишь когда они снова приехали в Учебный центр, Аркадия Самойловна осторожно спросила:

– Ну, и что ты надумала? Остаешься у нас?

– Обязательно, – вдруг услышала она удививший даже ее ответ, – только «ласточки» из меня никогда не получится. Даже не пытайтесь.

Повернувшись, Марина ушла в свою «келью».