Читать книгу Дамы сохраняют неподвижность - Чингиз Абдуллаев - Страница 9

В это утро они должны были выехать на трех автомобилях. Рашковский жил за городом и приезжал в свой офис к десяти часам утра, проводя на работе обычно по десять-двенадцать часов. Поздно вечером он возвращался домой в сопровождении своих охранников. В колонне обычно шли две легковые машины и джип. Легковыми эти машины можно было назвать лишь условно, так как и следовавший впереди «БМВ» седьмой модели, и идущий обычно следом за ним «шестисотый» «Мерседес» были изготовлены по специальному заказу в Германии. Дело было даже не в том, что оба автомобиля имели бронированные стекла. По количеству наращенной брони они могли считаться скорее легкими танками, чем легковыми машинами.

Но в эту ночь у него на даче оставалась дочь, которая должна была улетать в Цюрих. Утром он встал раньше обычного, чтобы пройти в ее комнату. Дочь еще спала. Он сел рядом на кровать, мягко погладив ее по волосам. Девушка обиженно почмокала губами, продолжая спать.

– Аня, вставай, – наклонился к ней отец, – тебе пора в аэропорт. Можешь опоздать.

– Спать хочу, – призналась дочь. Сказывалась разница с Цюрихом на два часа. Она уже привыкла жить по среднеевропейскому времени.

– Вставай, вставай, – мягко толкнул он дочь, – поспишь в самолете. У тебя салон первого класса, там тебе дадут прекрасно выспаться.

Она открыла глаза, потянулась, посмотрела на отца.

– Ты собрала свои вещи? – Ему всегда казалось, что он уделял ей недостаточно времени. Может, потому, что так рано расстался с ее матерью.

– Еще вчера вечером, – она уже полностью проснулась.

– Вставай. – Он снова провел рукой по волосам дочери и поднялся, чтобы выйти из комнаты. Она вскочила, едва он встал. Отец невольно обернулся. Его всегда поражало ее стремительное взросление. Угловатая девичья фигурка быстро превращалась в женскую со сформировавшимися формами. Это его даже смущало. Вот и сейчас, невольно взглянув на нее, он нахмурился. Она спала в пижаме, но он почувствовал себя неловко, словно увидел девушку раздетой.

Он вышел из комнаты, невольно раздражаясь. Каждый раз ему хотелось поговорить с дочерью, узнать о ее жизни в Швейцарии подробнее, не появились ли у нее друзья среди парней. В семнадцать лет это было так естественно. С другой стороны, два приставленных охранника докладывали, что девочка ни с кем не встречается. А если встречается, если уже встречалась? Ему почему-то была неприятна сама мысль, что кто-то другой, чужой, может дотрагиваться до волос его дочери, говорить ей приятные слова… Будучи прагматиком, он понимал, что ее нельзя полностью оградить от жизни. Рано или поздно в ее судьбе должен был появиться молодой человек, и тогда отец неминуемо отойдет на второй план.

За завтраком он смотрел на девочку, молча думая о ней. У нее были светлые волосы и большие голубые глаза. Это странно, всегда думал Рашковский. У него были серые глаза, а у его первой жены, кажется, карие. Впрочем, карие и серые могли дать и такое сочетание. Курносый носик, красивые белые зубы, симпатичная мордашка – его дочь наверняка имеет успех у молодых людей. Первая жена была наполовину украинкой. Какая смесь в этой девочке, каждый раз с восхищением думал отец. Польская, грузинская, русская, украинская кровь. Где-то он читал, что такие дети бывают особенно крепкими. Рашковский усмехнулся. В нем тоже было сочетание различных кровей. Наверное, врачи правы, когда говорят о здоровых генах. Он с удовольствием еще раз посмотрел на свою дочь. Когда она закончила завтрак, он спросил:

– Как у вас дела в школе?

– Нормально, – пожала она плечами, – все как обычно.

– Друзья у тебя есть? – все-таки не удержался от вопроса Рашковский.

– Конечно, – удивилась она, – полно… У меня полшколы друзей.

– А ребята хорошие есть?

– Хороших везде мало, – рассудительно сказала она, поднимаясь со стула. Больше к этой теме они не возвращались.

Он вызвал начальника охраны. Тридцатипятилетний здоровяк Явдат Иманов, бывший сотрудник спецназа, раненный в Афганистане, был уволен из органов еще восемь лет назад. Именно тогда Явдат познакомился с Рашковским, и именно тогда тот принял решение использовать опыт бывшего спецназовца. Валентин Давидович не доверял никому. В своей жизни он руководствовался принципом отца, однажды заметившего, что нет предела падению человека, как нет предела злу. Любой человек, учил его отец, может оказаться предателем, все зависит от обстоятельств и цены, которую ему готовы заплатить. Но Явдат был одним из тех, кому Рашковский доверял. Если даже не абсолютно, то в огромной мере. Он доверял ему больше всех на свете, за исключением Кудлина, с которым был знаком уже два десятка лет.

– Повезешь Анну в аэропорт, – приказал Рашковский начальнику охраны.

Тот молча кивнул. Он вообще не любил много говорить. Его скуластое лицо с большими черными глазами, упрямым подбородком, короткими темными усами, уже начинавшими седеть, в обрамлении длинных волос, спадающих на плечи, в Европе и Америке, где часто бывал Рашковский, производило неотразимое впечатление.

– Потом приедете за мной, – напомнил Валентин Давидович, – сам посади ее в самолет. Пройдете через депутатский зал, скажи, что там есть заявка на Анну Рашковскую.

Явдат еще раз кивнул. Все было ясно. Валентин Давидович невольно поморщился. Черт бы побрал эту привереду, бывшего личного секретаря, теперь вот ему приходится самому заниматься всеми мелочами. Нужно сказать Кудлину, чтобы постарался найти нормального человека, которому можно доверять.

Чемоданы были уже погружены в автомобили. Десять охранников расселись в три машины. Первой обычно шла «БМВ», где, кроме водителя, находилось еще трое охранников. Вторым следовал бронированный «Мерседес», в котором сидели личный водитель и сам Явдат. И наконец шел джип с еще четверкой охранников. Все отработано до мелочей. Анна на прощание поцеловала отца в щеку и помахала ему рукой, усаживаясь в «Мерседес». Машины мягко отъехали от дома. Рашковский задумчиво смотрел вслед, когда раздался телефонный звонок. Он прошел в каминный зал, находившийся на первом этаже, и снял трубку.

– Доброе утро, – услышал он голос Кудлина, – как дела? Анна уехала?

– Только что. Ты сказал, чтобы подготовили мой самолет?

– Все готово. Его перегонят во Внуково, оттуда ты сможешь улететь в Лондон.

– Спасибо. Я просмотрю документы, которые ты мне вчера прислал.

– Когда ты приедешь на работу?

– Через полтора-два часа. Я отправил Явдата с машинами провожать Анну. Как только они вернутся, я сразу и приеду.

– Ты успеешь просмотреть все документы? – встревожился Кудлин.

– Из-за этого я не поехал провожать свою дочь, – мрачно напомнил Рашковский, заканчивая разговор.

Он поднялся на второй этаж, в свой кабинет. Его трехэтажная дача больше напоминала небольшой дворец, чем загородный дом. И не потому, что в доме были выставлены произведения искусства или антиквариат. Рашковский не любил изысков и предпочитал современную мебель в стиле технополиса. Все было достаточно скромно, хотя стильно и качественно.

Однако сам дом был не просто дорого обставлен по последней моде, требовавшей минимализма. Он был напичкан самой современной аппаратурой слежения и контроля. Дублирующие системы подачи энергии и воды, электронная аппаратура самого разного назначения, датчики на пуленепробиваемых окнах, кольцо охраны в инфракрасных лучах. Если сам дом обошелся его хозяину около двух миллионов долларов, то установленное оборудование стоило вдвое больше. Рядом с домом находились большой бассейн, сауна, тренажерный зал, гараж, подсобные помещения.

Рашковский просматривал бумаги, постоянно поглядывая на часы. Через полчаса автомобили должны были прибыть в аэропорт. Резко зазвонил мобильник, лежавший на столе. Он посмотрел на телефон, который высвечивал номер абонента. Номер был ему незнаком. И вообще, по этому телефону к нему звонили только самые близкие знакомые.

– Слушаю, – коротко бросил он.

– Валентин Давидович, – услышал он сбивающийся тревожный голос, – на нас напали. Они подожгли машину.

– На кого напали? Кто напал?! – крикнул он, ничего не понимая.

– Это Эдик говорит, водитель «БМВ». Они на нас напали на повороте. Когда мы поворачивали на трассу. Здесь все горит…

– Что с девочкой? – закричал Рашковский, впервые в жизни теряя самообладание.

– Не знаю. Кажется, она убита…

Рашковский покачнулся. В глазах помутилось. Он подбежал к сейфу, доставая пистолет. Его именной пистолет, зарегистрированный в милиции.

– Быстро! – заорал он, спускаясь вниз. – Все машины, всех людей со мной. Позвоните Фомичеву, пусть высылает всех людей на трассу. Всех, кто у него есть. И быстрее!

От звуков его голоса содрогнулись все, кто был на даче. Кроме охранников, приезжавших за ним, штат обслуги составлял десять-пятнадцать человек. Все бросились к оставшимся автомобилям. Рашковский достал свой телефон и, пока машины выезжали из гаража, набрал номер Кудлина.

– Леонид, всех наших людей ко мне на дачу, – приказал он дрожащим от ярости и боли голосом.

– Что случилось? – удивился Кудлин.

– Они убили мою девочку. Мою девочку… – Рашковский поднял аппарат и вдруг с силой швырнул его в дерево, трубка разлетелась на куски.

– Быстрее! – крикнул он водителю, впрыгивая в машину.

Кроме трех уехавших автомобилей, в его гараже стояли «Вольво», «Ауди» и еще один «Мерседес». Все три авто выезжали на полной скорости. Один из охранников успел достать ручной пульт управления, открывая автоматическую дверь.

– Валентин Давидович, там может быть засада, – предостерег сидевший рядом с водителем заместитель Явдата.

– Плевать! – рявкнул Рашковский. – Дай свой телефон.

Он схватил аппарат и набрал номер Явдата. Телефон не отвечал. Один звонок, второй, третий, четвертый. Нет, не отвечает.

– Быстрее, быстрее! – крикнул Рашковский.

Машины неслись на невероятной скорости. Рашковский закрыл глаза, чувствуя, как нестерпимо болит голова. Только не это, шептал он, все еще пытаясь не верить в самое страшное. Только не это. Он вдруг понял, чего именно боялся все эти годы. Именно этого. Удара из-за угла, против которого бессильны все его деньги, все его влияние, все его связи. Боялся… и не мог заставить себя поверить в случившееся.

Будь он верующий, он бы молился. Но его трезвому, прагматичному сознанию была чужда вера. Да и не умел он молиться, даже не зная, чем католические догмы отличаются от православных. Но вместе с отчаянием, которое росло в нем с каждой минутой, кто-то другой, посторонний, холодный и наблюдательный, советовал подождать. Подождать и выяснить, что именно там случилось. Кто посмел напасть на его автомобили? Все сотрудники милиции на трассе знали его кортеж. И как могло получиться, что отказал бронированный «Мерседес», если в него стреляли? Или засада была организована с применением других средств?

Впереди виднелись клубы дыма. Он нахмурился, вытягивая шею. Неужели все погибли, в который раз подумал он. Машины все еще неслись на предельной скорости.

– Нам подъезжать ближе? – спросил водитель, оглядываясь на него.

– Конечно, – к этому времени он уже не кричал, пытаясь примириться с болью, которая терзала его сердце. От волнения он открывал рот, задыхаясь и чувствуя, как ему не хватает воздуха.

Машины подъезжали все ближе. Его бронированный «Мерседес» горел, опрокинутый на бок. Рядом стоял горящий джип. «БМВ» нигде не было видно. Рашковский выскочил из автомобиля. За ним поспешили другие. Вокруг машин валялись трупы его людей. Он бежал к «Мерседесу», закусив губу до крови. Заглянул внутрь автомобиля. Внутри лежал убитый человек. Он дотронулся до тела. Переворачивая его на спину, он увидел, что это мужчина. Рашковский почувствовал, что у него руки стали липкими. Кровь, ошеломленно понял он, разглядывая убитого. Это был его водитель. Девочки нигде не было. Он оглянулся.

– Где моя девочка? – тяжело дыша, спросил он. – Куда делся Явдат?

– Он здесь, – закричал кто-то из его телохранителей. Рашковский бросился туда, где нашли тяжело раненного Явдата. Тот лежал на земле, с трудом разжимая запекшиеся от крови губы.

– Извините… меня… – сумел прошептать он.

– Где она? – наклонился к нему Рашковский. – Где она?

– Она… – Он пытался еще что-то сказать, но успел только прошептать: – Извините… – и умер.

Рашковский поднялся. Со всех сторон к нему спешили люди. Подъезжали машины «Скорой помощи», милиции. Бежали его телохранители. Валентин Давидович подошел к своему «Ауди» и сел, не закрывая дверцы.

– Найдите ее, – устало приказал он своим людям, – найдите… где она… лежит, – и схватился за сердце. Первый раз в жизни у него заболело сердце.

– Вам дать валидол? – испуганно спросил кто-то из охранников.

– Найдите ее, – повторил Рашковский.

Телохранители бросились врассыпную. Он сидел, опустив голову, в ожидании страшного известия. Через несколько минут подъехали машины с Фомичевым и Кудлиным. Первый поспешил к людям, осматривающим горевшие автомобили. Кудлин побежал к Рашковскому.

– Что случилось, – закричал он, – ты был в автомобиле?

– Лучше бы я был в автомобиле, – прошептал Рашковский. В этот момент к ним подскочил кто-то из телохранителей.

– Она жива, – тяжело дыша, доложил подбежавший, – ее повезли в больницу.

– Ты слышишь? – крикнул Кудлин. – Она жива.

– Позвоните и узнайте, что с ней случилось, – приказал Валентин Давидович, вылезая из авто.

Кудлин кивнул, подзывая к себе одного из приехавших сотрудников. Нужно было уточнить все мобильные телефоны оставшихся в живых телохранителей. Начали проверять убитых.

К Рашковскому подтащили раненого телохранителя, который сидел в джипе. Парень получил ранение в ногу, но остался жив. Его держали двое из приехавших.

– Что здесь случилось? – спросил Рашковский.

– Они ждали нас на повороте, – пробормотал раненый, – сразу начали стрелять из гранатометов. Потом добивали из автоматов. Явдат успел уложить двоих, но в него попали. Он не подпускал их к «Мерседесу». Потом мы начали стрелять, и они отошли к лесу. У них было несколько автомобилей. Кажется, там была и вишневая «девятка»…

– Они уже в больнице, – перебил его Кудлин, успевший уточнить, что с Аней. – Она еще жива, но без сознания.

– Едем в больницу, – приказал Рашковский, – заберем раненого. Никаких сообщений в прессу или в милицию. Это строго.

– Приехала милиция, – показал на подъехавшие автомобили Кудлин.

– Пусть занимаются убитыми, – зло бросил Рашковский, – ты меня понял? Я не повторяю дважды. Никакой милиции. Мы сами должны найти мерзавцев. Только сами, – схватил он Кудлина за руку, – ты меня понимаешь?

– Живой, – закричал кто-то, – он еще живой.

Рашковский и Кудлин бросились за горящий «Мерседес». В стороне от дороги лежал тяжелораненый из нападавших, он еще был жив, хотя получил две дырки в живот. Два телохранителя Рашковского стояли над ним.

– Кто? – бросился к тяжелораненому Рашковский. – Кто вам приказал? Скажи мне, – он почти умолял умирающего, – скажи мне кто, и я тебя спасу. Скажи только, кто?

– Он уже умер, – осторожно заметил Кудлин.

– Сволочь, – Рашковский вскочил и в сердцах пнул ногой тело. – Сволочь, сволочь, – повторял он, нанося удар за ударом. Телохранители стояли рядом, пораженные силой его ярости.

– Уйдем, уйдем отсюда, – схватил его Кудлин, почти силой отрывая от убитого.

– Найди их, – сказал Рашковский, – найди, кто это организовал. Я поеду в больницу. А ты оставайся здесь. И Фомичев пусть останется и разбирается во всем. Мне нужны конкретные факты – кто виноват и зачем они это сделали?

– Может быть, не нужно тебе в больницу? – спросил Кудлин. – По дороге может быть еще одна засада.

– Там моя дочь! – закричал Рашковский. Махнул рукой и побежал к автомобилю.

Через несколько секунд две машины рванули с места в сторону города. Кудлин позвонил в центральный офис, приказал собрать всех вооруженных охранников и отправить их в больницу. Уже через двадцать пять минут Рашковский был в больнице.

Врачи не могли сообщить ничего утешительного. Девочка серьезно пострадала. У нее было сотрясение мозга, перелом нескольких ребер, внутренние кровоизлияния. К счастью, все ранения были получены в тот момент, когда автомобиль перевернулся. Ни один из нападавших не попал в девочку. Явдат вытащил ее из машины и сумел защитить. Врачи поместили ее в реанимацию и не стали скрывать от отца всю опасность положения. Шансы на выживание были, но необходимо было чудо. Рашковский, выслушав слова врача, стиснул зубы. Он больше не позволял себе расслабляться. Именно теперь он стал тем «верховным судьей», чье имя с уважением и страхом произносили по всей бывшей огромной стране. Рашковский дослушал сообщение врача, молча кивнул и, не сказав больше ни слова, не задав ни одного вопроса, вышел в коридор, глядя на всех каким-то отрешенным взглядом. К этому времени в больницу примчался Кудлин.

Он нашел Рашковского у окна. Знавший его столько лет Кудлин в испуге взглянул на незнакомое серое лицо патрона. Тот даже не повернул головы.

– Ты мне их найдешь, – убежденно сказал Валентин Давидович глухим голосом, не терпящим возражений, – ты найдешь мне их всех. Всех до единого. Никто не должен остаться в живых. Ни один из этих негодяев. А тех, кто планировал эту операцию, я убью сам. И если моя девочка не выживет… – Он замолчал, не закончив фразы. – Ты мне их найдешь, – снова повторил он.

Кудлин коротко кивнул. Он понял, что с этой минуты в городе объявлена война.