Читать книгу Путешествие вокруг света на корабле «Бигль» - Ч.Р. Дарвин - Страница 3

Чарлз Дарвин. ПУТЕШЕСТВИЕ ВОКРУГ СВЕТА НА КОРАБЛЕ «БИГЛЬ»
Глава II. Рио-де-Жанейро

Оглавление

Рио-де-Жанейро. – Поездка к северу от мыса Фрио. – Сильное испарение. – Рабство. – Залив Ботофого. – Наземные планарии. – Облака на Корковадо. – Сильный дождь. – Певчие лягушки. – Светящиеся насекомые. – Щелкун и его прыганье. – Синий туман. – Шум, производимый бабочкой. – Энтомология. – Муравьи. – Оса, убивающая жука. – Паразитический паук. – Уловки крестовика. – Пауки, живущие обществами. – Паук, ткущий несимметричную паутину.

С 4 апреля по 5 июля 1832 г. Через несколько дней после нашего прибытия я познакомился с одним англичанином, который отправлялся в свое поместье, расположенное более чем в 100 милях от столицы, к северу от мыса Фрио. Я охотно принял его любезное приглашение ехать вместе с ним.

8 апреля. Нас было семь человек. Первый переход оказался очень интересным. День был необыкновенно знойный, и, когда мы проезжали через лес, все вокруг было в полном покое, который нарушали лишь огромные великолепные бабочки, лениво порхавшие вокруг. С холмов за Прая-Гранди открылся прекрасный вид: среди ярких красок преобладал синий оттенок, небо и неподвижные воды залива великолепием своим соперничали друг с другом. Некоторое время дорога шла возделанными полями, после чего мы въехали в лес, грандиозность которого на всем его протяжении совершенно ни с чем не сравнима. К полудню мы прибыли в Итакаю. Эта деревушка лежит на равнине; дом, стоящий посредине селения, окружают хижины негров.

Правильная форма и расположение этих хижин напомнили мне изображения готтентотских селений в Южной Африке. Так как луна взошла рано, мы решили отправиться в тот же вечер на ночлег в Лагоа-Марика. В сумерках мы проезжали у подножия одного из тех массивных, обнаженных и крутых, гранитных холмов, которые так часто встречаются в этой стране. Место это известно тем, что в течение долгого времени служило убежищем для беглых рабов, которые кое-как перебивались, обрабатывая клочок земли около вершины горы[32]. В конце концов их открыли, и сюда был послан отряд солдат, которые переловили всех, за исключением одной старой женщины; чтобы снова не попасть в рабство, она предпочла броситься с вершины горы и разбилась о камни.

Такой поступок римской матроны был бы назван благородной любовью к свободе, а бедную негритянку обвинили в грубом упрямстве. Мы продолжали ехать верхом еще несколько часов. На последних нескольких милях дорога стала довольно трудной: она проходила через болота и лагуны в необитаемой пустынной местности. В тусклом лунном свете пейзаж казался совершенно безжизненным. Изредка мимо пролетал светлячок, да одинокий кулик, взлетая, испускал свой жалобный крик. Далекий и сердитый ропот океана почти не нарушал безмолвия ночи.

9 апреля. Мы оставили наш убогий ночлег еще до восхода солнца. Дорога шла по узкой песчаной равнине между морем и внутренними солеными лагунами. Лишь многочисленные красивые птицы, питающиеся рыбой, такие как цапли и журавли, да суккулентные растения[33] самых фантастических форм придавали местности некоторый интерес. Немногочисленные чахлые деревья были покрыты паразитными растениями, и среди них некоторые орхидеи своей красотой и прелестным ароматом вызывали особенное восхищение. С восходом солнца стало страшно жарко, а свет и теплота, отражавшиеся от белого песка, усиливали мучительные ощущения. Обедали мы в Мандетибе при температуре 29° в тени.

Чудесный вид отдаленных лесистых холмов, отражавшихся в совершенно неподвижной воде обширной лагуны, придал нам бодрости. Так как здешняя венда[34] была очень хороша и у меня осталось от нее приятное – хотя и редкое по здешним местам – воспоминание об отличном обеде, то, в знак благодарности, опишу ее как типичную представительницу здешних гостиниц. Дома эти, часто большие, построены из толстых столбов, поставленных вертикально; столбы переплетают друг с другом ветвями, а затем покрывают штукатуркой. Пол настилается редко, а окна всегда без стекол; зато крыши по большей части сделаны довольно хорошо. Передняя часть строения всегда открытая, образует своего рода веранду, где расставлены столы и скамьи.

Спальные комнаты проходные, и путешественнику предоставляется спать здесь как ему заблагорассудится на деревянных нарах, покрытых тонкой соломенной рогожкой. Венда стоит посреди двора, где кормятся лошади. Приезжая в гостиницу, обычно сначала расседлывали лошадей и давали им кукурузы, потом уже, низко поклонившись сеньору, спрашивали его, не будет ли он любезен дать нам что-нибудь поесть. Обыкновенно он отвечал: «Все что угодно, сэр». В первое время я не раз понапрасну благодарил провидение за то, что оно привело нас к такому доброму человеку. Но при дальнейшем разговоре дело неизменно принимало плачевный оборот. «Не будете ли вы любезны подать нам рыбы?» – «О, нет, сэр.» – «Супу?» – «Нет, сэр.» – «Хлеба?» – «О нет, сэр.» – «Вяленого мяса?» – «О, нет, сэр.» Если нам везло, то, прождав часа два, мы получали птицу, рис и фариню[35].

Нередко случалось, что мы бывали принуждены сами убивать камнями домашнюю птицу себе на ужин. Когда, изнывая от усталости и голода, мы робко намекали, что были бы счастливы поесть, всегда слышали гордый и самый неутешительный (хотя и справедливый) ответ, что «готово будет, когда поспеет». Если мы осмелились протестовать, то нам предлагалось ехать своей дорогой, ибо мы слишком дерзки. Хозяева гостиниц страшно нелюбезны, а манеры их крайне неприятны; их дома и сами они часто отвратительно грязны; нехватка вилок, ножей и ложек – вещь самая обыкновенная. Я уверен, что в Англии не сыскать ни крестьянской избушки, ни лачуги, до такой степени лишенной всяких удобств. В Кампос-Новос, однако, мы поели на славу: к обеду нам дали курицу с рисом, сухари, вино и водку, вечером – кофе, а на завтрак – рыбу и кофе. Все это, вместе с отличным кормом, который получили наши лошади, стоило лишь два с половиной шиллинга с человека. Однако на вопрос, не видал ли он хлыста, потерянного одним из нас, хозяин венды сердито ответил: «Почем я знаю? Что ж вы не глядели за ним? Не иначе как собаки съели».


Оставив Мандетибу, мы продолжали наш путь по извилистой дороге, проходившей по пустоши между озерами; в одних озерах попадались пресноводные моллюски, в других – солоноводные. Из числа первых я нашел один вид Limnea, который в огромных количествах жил в озере, заливающемся морем, как уверяли меня местные жители, раз в году, а то и чаще, и потому вода в нем была совсем соленая. Я не сомневаюсь, что в этой цепи лагун, протянувшейся вдоль бразильского побережья, можно было бы сделать много интересных наблюдений над морскими и пресноводными животными. Г-н Гэ[36] утверждает, что в окрестностях Рио он нашел моллюсков, принадлежащих к морским родам Solen и Mytilus, а также пресноводных Ampullariae, которые жили в одной и той же солоноватой воде. Я сам часто замечал в лагуне близ Ботанического сада, где вода лишь немного менее соленая, чем в море, один вид Hydrophilus, очень похожий на водяного жука, встречающегося в канавах в Англии; единственный вид моллюсков, живущий в этом озере, принадлежит к роду, который обыкновенно встречается в эстуариях[37].

Покинув на время берег, мы снова въехали в лес. Деревья были очень высоки и по сравнению с европейскими замечательны белизной своих стволов. Как отмечено в моей записной книжке, «удивительные и красивые цветы паразитных растений» неизменно поражали меня своей новизной среди этого грандиозного пейзажа. Дальше путь наш пролегал среди пастбищ, сильно изуродованных огромными коническими муравейниками почти в 12 футов вышиной. Они придавали равнине совершенно такой же вид, как грязевые вулканы в Хорульо[38] в изображении Гумбольдта.

Уже стемнело, когда мы после десятичасовой верховой езды прибыли в Энженьодо. Всю дорогу я не переставал удивляться выносливости и работоспособности здешних лошадей; кроме того, они оправлялись от всяких повреждений гораздо быстрее нашей английской породы. Летучая мышь-вампир часто причиняет здесь большие неприятности, кусая лошадей в загривок. Вред заключается обыкновенно не столько в потере крови, сколько в воспалении, которое вызывается после укуса давлением седла. Недавно в Англии было высказано сомнение в правильности самого факта, но мне выпала удача самому видеть, как вампир Desmodus d’Orbignyi, Wat. был действительно схвачен на спине одной лошади.

Однажды поздно вечером мы заночевали под открытым небом близ Кокимбо в Чили; мой слуга заметил, что одна из лошадей очень забеспокоилась, и пошел посмотреть в чем дело; ему показалось, будто он различает что-то на загривке лошади, он быстро занес руку и поймал вампира. Наутро место укуса можно было без труда распознать по легкой опухоли и выступившей крови. На третий день мы ездили на этой лошади безо всякого вреда для нее[39].

13 апреля. После трехдневного путешествия мы приехали в Сосего, поместье сеньора Мануэла Фигиреда, родственника одного из моих попутчиков. Дом был нехитрый и, хотя по форме походил на сарай, вполне соответствовал климату. В гостиной позолоченные стулья и диваны представляли странный контраст с выбеленными стенами, тростниковой крышей и окнами без стекол. Дом вместе с амбарами, конюшнями и мастерскими для чернокожих, которые были обучены различным ремеслам, составлял своего рода неправильный четырехугольник, посредине которого сушилась большая груда кофе. Постройки эти стоят на небольшом холме, который возвышается над возделанными полями, и со всех сторон окружены темно-зеленой стеной пышного леса. Главный продукт этой части страны – кофе. Считают, что каждое дерево приносит ежегодно в среднем по два фунта, но некоторые деревья дают и по 8 фунтов [ок. 4 кг].

Маниок, или кассава, тоже разводится здесь в большом количестве[40]. Все части этого растения используются: листья и стебли употребляются в корм лошадям, а корни перетирают, и полученная таким образом растертая масса, отжатая досуха и испеченная, дает фариню – главную пищу в Бразилии. Любопытно, но, впрочем, широко известно, что сок этого в высшей степени питательного растения чрезвычайно ядовит. Несколько лет назад в этой фазенде [имении] околела корова, выпившая немного этого сока. Сеньор Фигиреда говорил мне, что в прошлом году он посеял один мешок фейжана, т. е. бобов, и три мешка риса; бобов он собрал в 80 раз, а риса в 320 раз больше, чем посеял.

На пастбищах пасутся коровы отличной породы, а леса так изобилуют дичью, что на протяжении трех последних дней здесь ежедневно убивали по оленю. Такое изобилие пищи проявилось за обедом: если столы еще кое-как выдерживали тяжесть яств, то гостям приходилось весьма тяжко, так как им полагалось непременно попробовать каждое блюдо. Однажды, когда я, как мне казалось, тщательно рассчитал, что решительно все блюда были мной испробованы, к моему крайнему ужасу, появились еще жареный индюк и поросенок во всей своей вещественной реальности. Во время трапезы один из слуг только и делал, что изгонял из столовой нескольких старых собак да чернокожих ребятишек, которые при первом же удобном случае то и дело дюжинами забирались обратно в комнату.

Пока удавалось гнать от себя мысль о рабстве, этот простой и патриархальный образ жизни производил в высшей степени чарующее впечатление – так все в нем проникнуто полной отчужденностью и независимостью от остального мира. Как только завидят постороннего человека, принимаются звонить в большой колокол и обыкновенно палят из маленьких пушек. Таким образом событие возвещается скалам да лесам, ибо извещать больше некого.

Как-то раз утром, за час до рассвета, я пошел погулять, чтобы насладиться торжественной тишиной окружающей природы; но под конец безмолвие было нарушено утренним гимном, который громкими голосами пели чернокожие всей деревни: так они обыкновенно начинают свой трудовой день. Я не сомневаюсь, что на таких фазендах, как здешняя, невольники живут счастливо и в довольстве. По субботам и воскресеньям они работают на себя, а в этом благодатном климате и двух дней работы достаточно, чтобы прокормить работника и его семью в течение целой недели.

14 апреля. Покинув Сосего, мы отправились в другое поместье, на Рио-Макаэ, которое было последним участком обработанной земли в этом направлении. Поместье имело две с половиной мили в длину, а как далеко оно простиралось в ширину, владелец и сам забыл. Расчищен был только незначительный участок, но почти каждый акр мог бы приносить богатые произведения тропических стран во всем их разнообразии. Если принять во внимание, что Бразилия занимает огромную территорию, то количество возделанной земли покажется ничтожным в сравнении с тем, какое остается в первобытном состоянии.

Какое огромное население сможет в будущем прокормить эта земля! Весь второй день путешествия дорога была до того заросшей, что одному человеку приходилось идти впереди с тесаком и рубить ползучие растения. Лес изобиловал красивыми формами, среди которых древовидные папоротники, хотя и небольшие по размеру, ярко-зеленым цветом своей листвы и изящным изгибом листовых пластинок заслуживали самого большого восхищения.

Вечером шел проливной дождь, и, хотя термометр показывал 18°, я сильно продрог. Как только дождь прекратился, я с интересом наблюдал, какое необыкновенно сильное испарение началось по всему лесу. Холмы на сто футов в вышину были окутаны густым белым туманом, который подобно столбам дыма поднимался из самых заросших мест леса, и особенно из долин. Я наблюдал это явление несколько раз и полагаю, что оно обусловливается громадной поверхностью листвы, нагретой до началадождя солнечными лучами.

Пока мы жили в этом поместье, я чуть не стал свидетелем одной из тех жестокостей, какие возможны только в рабовладельческой стране. Из-за какой-то ссоры и тяжбы владелец хотел было отобрать всех женщин и детей у своих невольников и продать их поодиночке с публичного торга в Рио. Он не сделал этого лишь из расчета, а не из чувства сострадания. Впрочем, я не думаю, чтобы даже мысль о бесчеловечности разлучения тридцати семейств, живших вместе долгие годы, пришла в голову владельцу. И вместе с тем я поручусь, что человечностью и добротой он был наделен в большей степени, нежели рядовой человек. Должно быть, ослеплению, до которого могут довести человека корыстолюбие и эгоизм, нет границ.

Хочется рассказать об одном пустяковом случае, который в то время поразил меня сильнее, чем все рассказы о жестокостях. Я переправлялся через реку с одним негром, на редкость тупоумным. Пытаясь втолковать ему что-то, я громко заговорил и, жестикулируя, взмахнул рукой близко от его лица. По-видимому, он решил, что я разгневан и собираюсь его ударить, потому что он мгновенно вытянул руки по швам, полузакрыв глаза и с испуганным выражением на лице. Никогда не забуду того смешанного чувства удивления, отвращения и стыда, которое я испытал при виде взрослого сильного человека, побоявшегося отвести удар, направленный, как он полагал, ему в лицо. Этого человека низвели уже на такую ступень деградации, которая ниже рабства самого беззащитного животного[41].

18 апреля. На обратном пути мы провели два дня в Сосего, и я воспользовался ими для коллекционирования насекомых в лесу. Большая часть деревьев, несмотря на свою вышину, в окружности имеет не более трех или четырех футов. Конечно, здесь есть деревья и гораздо бо́льших размеров. Сеньор Мануэл строил в это время каноэ в 70 футов длиной из цельного ствола, имевшего на корню в длину 110 футов и очень толстого. Пальмы, контрастирующие с обыкновенными ветвистыми деревьями, среди которых они растут, неизменно придают пейзажу тропический характер. Здесь леса украшала пальма, одна из самых красивых в этом семействе[42]. Ствол ее так тонок, что его можно охватить ладонями, а ее изящная крона раскачивается на высоте 40–50 футов над землей.

Древесные ползучие растения, в свою очередь обвитые другими ползучими растениями, достигали большой толщины: некоторые измеренные мной имели до двух футов в окружности. Многие более старые деревья, с ветвей которых, как связки сена, свешивались лианы, выглядели очень своеобразно. Если я переводил взор с мира листвы, наверху, вниз, к земле, меня привлекали необыкновенным изяществом своих листьев папоротники и мимозы. Местами мимоза покрывала поверхность земли зарослями высотой всего в несколько дюймов. Когда проходишь по этим густым зарослям, позади остается широкий след вследствие изменения оттенка, которое вызывается опусканием чувствительных листочков мимозы.

Нетрудно перечислить отдельные объекты этой великолепной панорамы, восхищавшие меня, но нет никакой возможности полностью передать те высокие чувства изумления и благоговения, которые охватывали меня и приводили в восторг.


19 апреля. Оставив Сосего, мы первые два дня возвращались по старому пути. Это было очень скучно, так как дорога проходила преимущественно по ослепительной и знойной песчаной равнине недалеко от берега. Я заметил, что всякий раз, когда моя лошадь ступала по мелкому кремнистому песку, слышался слабый чирикающий звук. На третий день мы свернули на другую дорогу и проехали через живописную деревушку Мадре-де-Деос. Это одна из главных дорог в Бразилии, но она была в таком плохом состоянии, что ни один колесный экипаж, кроме разве фургона топорной работы, запряженного волами, не мог бы по ней проехать. За всю нашу поездку мы не встретили ни одного каменного моста, а мосты из деревянных брусьев были зачастую в таком неисправном состоянии, что приходилось делать объезды стороной. Точные расстояния здесь совершенно неизвестны. По дороге вместо верстовых столбов часто попадаются кресты, отмечающие места, где была пролита человеческая кровь. Вечером 23-го мы прибыли в Рио, закончив, таким образом, нашу небольшую приятную прогулку.

* * *

Все остальное время моего пребывания в Рио я жил в домике у залива Ботофого. Невозможно и пожелать ничего более восхитительного, чем провести так несколько недель в этом великолепном месте. В Англии любитель естественной истории пользуется во время своих прогулок тем большим преимуществом, что непременно встречает что-нибудь привлекающее его внимание; но в этих благодатных краях, где природа кишит жизнью, привлекательного так много, что натуралист почти вовсе не в состоянии гулять.

Немногочисленные наблюдения, которые я сумел сделать, ограничились по-чти исключительно беспозвоночными животными. Меня очень заинтересовало наличие здесь особой группы рода Planaria, ведущей наземный образ жизни[43]. Эти животные обладают таким простым строением, что Кювье объединил их с червями, паразитирующими в кишечнике, хотя их никогда не находили в теле других животных. Множество видов планарий живет и в соленой, и в пресной воде, но те, о которых я говорю, встречались в лесу даже в сравнительно сухих местах, под гниющими корягами, которыми, я полагаю, они питаются.

По форме они в общем похожи на маленьких слизней, но гораздо уже; некоторые виды красиво разукрашены продольными полосками. Строение их очень несложно; около середины нижней поверхности тела, на которой они ползают, имеются две маленькие поперечные щели; из передней они могут высовывать воронко-образный, в высшей степени чувствительный рот. В течение некоторого времени после того, как животное окончательно погибало под действием соленой воды или по другой причине, рот еще сохранял признаки жизни.

Я нашел не менее двенадцати различных видов наземных планарий в разных частях Южного полушария[44]. Несколько экземпляров, которые были найдены мной на Вандименовой Земле[45], я сохранял у себя живыми почти два месяца, причем кормил их гнилым деревом. Одно из этих животных я разрезал поперек на две почти равные части, и за две недели каждая половина приобрела форму целого животного. Между тем я разрезал тело так, что на одной половинке остались оба нижных отверстия, а на другой, следовательно, ни одного.

Через 25 дней после операции более полную половину нельзя было отличить от любого другого целого экземпляра. Размеры второй половины сильно увеличились, и около зад-него конца ее в паренхимной ткани[46] образовался светлый участок, в котором можно было явственно различить зачаток чашеобразного рта; однако на другой стороне соответствующей щели еще не появилось. Я не сомневаюсь, что если бы жара, повышавшаяся по мере нашего приближения к экватору, не уничтожила все экземпляры, то был бы сделан и этот последний шаг, завершающий строение животного.

Хотя этот опыт и широко известен, любопытно было следить за постепенным образованием всех существенных органов из одного только кусочка другого животного. Сохранить мертвых планарий крайне трудно: как только прекращение жизни открывает путь действию всеобщих законов разложения, все тело их становится мягким и жидким с быстротой, равной которой мне не приходилось видеть.

В первый раз я посетил лес, где встречались эти планарии, со старым португальским священником, который взял меня с собой на охоту. Охота состояла в том, чтобы спустить в чащу нескольких собак, а затем, терпеливо ожидая, стрелять в любое животное, какое только появится. Нас сопровождал сын соседнего фермера – отличный образец не тронутого культурой бразильского юноши. Он был одет в изорванную старую рубашку и штаны, ходил с непокрытой головой и носил ружье старинного образца и большой нож.

Здесь все имеют обыкновение носить ножи: когда идешь через густой лес, то из-за ползучих растений без него почти не обойтись. Этой же привычке отчасти можно приписать и нередкие здесь случаи убийства. Бразильцы так искусно владеют ножом, что могут очень метко бросать его в цель на известное расстояние и притом с достаточной силой, чтобы нанести смертельную рану. Я видел группу маленьких мальчиков, которые упражнялись в этом искусстве, занимаясь им как игрой, и ловкость, с которой они попадали в стоячую палку, обещала, что со временем от них можно будет ожидать и дел более серьезных.

Накануне мой спутник убил двух больших бородатых обезьян[47]. У этих животных такой цепкий хвост, что конец его даже после смерти животного может удерживать всю тяжесть тела. Одна из обезьян именно поэтому и осталась на ветке, и пришлось срубить большое дерево, чтобы достать ее. Это быстро было сделано, и дерево вместе с обезьяной со страшным треском рухнуло на землю. Добыча наша за день кроме обезьяны состояла только из разнообразных маленьких зеленых попугаев и нескольких туканов. Впрочем, из знакомства с португальским патером я извлек пользу, потому что в другой раз он подарил мне великолепный экземпляр ягуарунди[48].

Всякий слыхал о красоте пейзажа около Ботофого. Дом, в котором я жил, стоял у самого подножия известной горы Корковадо. Совершенно справедливо замечание, что крутые конические холмы характерны для той формации, которую Гумбольдт называет гнейсогранитом. Ничто так не поражает, как вид этих округленных громад обнаженной породы, поднимающихся среди самой пышной растительности.

Я часто с интересом наблюдал облака, которые шли с моря и выстраивались грядой под самой вершиной Корковадо. Эта гора, когда ее частично скрывали облака, казалась, как и почти все остальные горы, значительно более высокой, хотя действительная ее высота составляет всего 2300 футов. М-р Даниелл сообщает в своих очерках по метеорологии, что иногда облако как будто задерживается на вершине горы, хотя ветер над ней продолжает дуть. То же явление наблюдалось здесь в несколько ином виде. В данном случае было отчетливо видно, как облако обвивалось вокруг вершины и быстро проходило мимо, но при этом не уменьшалось и не увеличивалось в объеме. Солнце садилось, и легкий южный ветерок, ударяясь о южный склон скалы, смешивал свои струи с более холодными верхними слоями воздуха, отчего пары сгущались; но лишь только легкие гирлянды облаков, перевалив через гребень, попадали в более теплый воздух на отлогом северном склоне, они немедленно рассеивались.

Погода в мае и июне, т. е. в начале зимы, стояла чудесная. Средняя температура, по наблюдениям, производившимся в 9 часов утра и в 9 часов вечера, была всего 22°. Часто шли сильные дожди, но сухие южные ветры вскоре возвращали прогулкам всю их прелесть. Как-то утром за шесть часов выпало 1,6 дюйма дождя. Когда эта гроза проходила над лесами вокруг Корковадо, капли дождя, ударяясь о несметное множество листьев, производили совершенно замечательный шум, который был слышен на расстоянии четверти мили и походил на шум, производимый быстрым падением сплошной массы воды. После жарких дней чудесно было спокойно сидеть в саду и наблюдать, как вечер сменяется ночью.

В этих краях природа выбирает себе в певцы исполнителей более скромных, чем в Европе. Маленькие лягушки из рода Hyla[49], сидя на зеленом листке, возвышающемся на дюйм над водой, приятно стрекочут; собравшись по нескольку вместе, они поют в лад на разных нотах. Мне стоило немало труда поймать одну такую лягушку. У лягушек рода Hyla на концах пальцев имеются маленькие присоски, и я обнаружил, что это животное может всползать по стеклянной пластинке, поставленной вертикально.

В то же время разнообразные цикады и сверчки беспрерывно издают пронзительные звуки; впрочем, смягченные расстоянием, звуки эти уже не кажутся неприятными. Каждый вечер с наступлением темноты начинался этот грандиозный концерт, и я нередко слушал его до тех пор, пока мое внимание не отвлекало какое-нибудь пролетавшее мимо интересное насекомое.

В это время года повсюду видны светляки, перелетающие с одной зеленой изгороди на другую. В темную ночь испускаемый ими свет можно видеть на расстоянии почти двухсот шагов. Замечательно, что у всех тех различных видов светляков, светящихся щелкунов и разнообразных морских животных (например, у ракообразных, медуз, нереид, одной корралины из рода Clytia и у Pyrosoma[50]), которых я наблюдал, испускаемый ими свет был всегда явственно зеленого цвета. Все светляки, которых я поймал здесь, принадлежали к семейству Lampyridae (куда входит и английский светлячок), и большей частью это были экземпляры Lampyris occidentalis [51].

Я обнаружил, что это насекомое дает наиболее яркие вспышки, будучи раздражено; в промежутках между вспышками его брюшные кольца тускнели. Вспышка возникала почти одновременно в двух кольцах, но все же становилась заметной несколько раньше в переднем кольце. Светящееся вещество – жидкое и очень липкое; там, где кожа была расцарапана, маленькие пятнышки продолжали светиться мерцающим светом, между тем как неповрежденные места тускнели. У обезглавленного насекомого кольца продолжали светиться не мигая, но не так ярко, как прежде; местное раздражение иголкой всегда усиливало яркость света. В одном случае кольца сохраняли свою способность светиться в продолжение почти 24 часов после смерти насекомого.

На основании этих фактов представляется вероятным, что животное способно только на короткие промежутки скрывать или гасить свой свет, а все остальное время свечение происходит непроизвольно. На грязных и сырых дорожках, посыпанных гравием, я находил личинок этого светляка в большом количестве; по своей форме они в общем походили на самку английского светляка. Эти личинки обладали лишь очень слабой способностью светиться; в отличие от взрослых насекомых они при малейшем прикосновении притворялись мертвыми и вовсе переставали светиться, а раздражение не вызывало у них новой вспышки света.

Я сохранял нескольких из них живыми в течение некоторого времени; их хвост представляет собой очень своеобразный орган – он хорошо приспособлен для того, чтобы служить присоском или органом прикрепления, а вместе с тем и своего рода резервуаром для слюны или какой-то иной жидкости в этом роде. Я не раз кормил их сырым мясом и неизменно наблюдал, что конец хвоста то и дело приближался ко рту, причем на мясо, которое в этот момент съедалось, выделялась капелька жидкости. Несмотря на столь многократное упражнение, хвост, по-видимому, не умеет находить дорогу ко рту; во всяком случае он всегда сначала прикасался к шее, которая, очевидно, определяла его дальнейшее движение.

Во время нашей стоянки в Байи наиболее обычным среди светящихся насекомых был, по-видимому, один жук-щелкун (Pyrophorus luminosus, Illig.). У него также свет становился более ярким при раздражении. Однажды я с любопытством наблюдал прыжки этого насекомого, характер которого, как мне кажется, еще не был должным образом описан[52]. Положенный на спину щелкун, приготовляясь к прыжку, отводит голову и грудь назад, так что грудной отросток выдвигается наружу и ложится на край своего влагалища. При дальнейшем отгибании головы назад отросток предельным напряжением мышц сгибается подобно пружине; в этот момент насекомое опирается на конец головы и надкрылья. При внезапном ослаблении напряжения голова и грудь вздергиваются кверху, вследствие чего основания надкрыльев ударяются о поверхность, на которую опирается насекомое, с такой силой, что его тело толчком подбрасывается кверху на высоту одного-двух дюймов.

Выступы на груди и влагалище отростка служат для придания устойчивости всему телу во время прыжка. В описаниях, которые мне приходилось читать, недостаточно подчеркивается значение упругости отростка: такой резкий прыжок не может быть результатом простого сокращения мышц без помощи какого-нибудь механического приспособления.

Несколько раз я совершал короткие, но чрезвычайно приятные экскурсии по окрестностям. Однажды я посетил ботанический сад, где можно увидеть много растений, хорошо известных по приносимой ими большой пользе. Листья камфорного, перечного, коричного и гвоздичного деревьев распространяли восхитительный аромат; хлебное дерево, или жака, и манговое дерево спорили между собой великолепием листвы[53].

Характер пейзажа в окрестностях Байи определяется главным образом двумя последними деревьями. Не видав их, я не представлял себе, что дерево может отбрасывать на землю такую густую тень. Оба они занимают такое же положение в отношении вечнозеленой растительности этих стран, как лавр и падуб в Англии в отношении деревьев с опадающей листвой. Можно заметить, что дома в тропических странах окружены самыми красивыми растениями, потому что многие из них в то же время полезны для человека. Кто посмеет усомниться, что оба этих качества соединены в банане, в кокосовой пальме, во многих других видах пальм, в апельсинном и хлебном деревьях?


В этот день я был особенно поражен одним замечанием Гумбольдта; он часто упоминает о «легком тумане, который, не меняя прозрачности воздуха, делает оттенки цветов более гармоничными, смягчая их резкость». Этого явления я никогда не наблюдал в умеренном поясе. На небольшом отрезке в полумилю или три четверти мили воздух был совершенно прозрачен, но на большем расстоянии все цвета постепенно переходили в удивительно красивую дымку, светло-серую с голубым оттенком. Состояние атмосферы с утра и приблизительно до полудня, когда эффект был всего заметнее, изменилось мало, за исключением сухости воздуха. За этот промежуток времени разница между точкой росы и температурой выросла с 4 до 9,5°.

В другой раз я встал рано и пошел к Гавии, или Топсельгоре[54]. Воздух был наполнен чудесной свежестью и ароматом; капли росы еще сверкали на листьях больших лилейных растений, осенявших прозрачные ручейки. Присев на глыбу гранита, я с восторгом следил за разнообразными насекомыми и птицами, пролетавшими мимо. Колибри, по-видимому, особенно любят такие тенистые, уединенные места. Всякий раз, глядя, как эти маленькие создания шумно порхают вокруг цветка, так быстро трепеща крылышками, что их едва видно, я вспоминал наших бражников; их движения и повадки и в самом деле сходны во многих отношениях.

Следуя по тропинке, я вошел в величественный лес, и с высоты 500–600 футов передо мной предстал один из тех великолепных видов, какие так обычны повсюду в окрестностях Рио. На этой высоте пейзаж принимает самые яркие краски, и каждая форма, каждый оттенок так решительно превосходят по своему великолепию все то, что европеец видал когда-либо у себя на родине, что не находишь слов для выражения своих чувств. Общее впечатление часто вызывало в моей памяти самые пышные декорации Лондонской оперы или других театров. Я никогда не возвращался с этих прогулок с пустыми руками.

На этот раз мне попался экземпляр замечательного гриба, называемого Hymenophallus. В Англии всем известен гриб Phallus, распространяющий в воздухе осенью отвратительный запах; впрочем, энтомологи знают, что этот запах весьма привлекателен для некоторых из наших жуков. То же происходило и здесь: пока я нес гриб, держа его в руках, на него сел привлеченный этим запахом Strongylus [55]. Таким образом, в двух далеких друг от друга странах мы видим аналогичное отношение между растениями и насекомыми одних из тех же семейств, хотя и те и другие относятся к различным видам. Когда же посредником при введении в страну нового вида становится человек, это отношение часто нарушается; могу привести хотя бы следующий пример: листья капуст и салатов, дающие в Англии пищу такому множеству слизней и гусениц, остаются нетронутыми в садах близ Рио.

За время нашего пребывания в Бразилии я собрал большую коллекцию насекомых. Несколько общих замечаний об относительном значении разных отрядов могут представить интерес для английских энтомологов. Круйные и ярко окрашенные бабочки (Lepidoptera)[56] характеризуют здесь область своего обитания с гораздо большей отчетливостью, чем какая-либо другая группа животных. Я имею в виду только булавоусых, или дневных, бабочек, потому что разноусые бабочки, или моли, вопреки тому, что можно было бы ожидать при богатстве местной растительности, наблюдаются здесь, безусловно, в гораздо меньшем количестве, чем в наших умеренных странах.

Меня очень удивили привычки Papilio feronia. Эта бабочка встречается здесь довольно часто, причем чаще всего в апельсинных рощах. Хотя она летает высоко, но нередко садится на древесные стволы. В этих случаях ее голова неизменно обращена вниз и крылья распущены в горизонтальной плоскости, а не сложены вертикально, как это обыкновенно бывает. Это единственная бабочка изо всех виденных мной, которая пользуется ногами для бегания. Я не знал об этом обстоятельстве, и всякий раз, когда я осторожно приближался к насекомому со своим пинцетом, оно отбегало в сторону в тот самый миг, когда мой инструмент был уже готов сомкнуться над ним, и благодаря этому спасалось.

Несколько раз, когда пара этих бабочек, вероятно самец и самка, быстро меняя направление, гонялись друг за другом и проносились в нескольких ярдах от меня, я ясно слышал какой-то треск вроде производимого зубчатым колесом о пружинную защелку. Треск продолжался с короткими перерывами, и его можно было расслышать ярдов за двадцать. Я уверен, что ошибки в этом наблюдении нет*.

Жуки (Coleoptera) в общем разочаровали меня. Крохотные темно-окрашенные жучки здесь чрезвычайно многочисленны**. Европейские кабинеты до сих пор еще могут похвастать только более крупными видами тропических стран. Стоит только вообразить, каких размеров со временем достигнет полный каталог, чтобы привести в волнение душу энтомолога. Хищные жуки, или Caradibae, по-видимому, чрезвычайно малочисленны в тропиках, и это тем более замечательно, что жаркие страны изобилуют хищными четвероногими. Меня поразило это обстоятельство как тогда, когда я попал в Бразилию, так и тогда, когда я вновь увидел множество изящных и проворных форм Harpalidae в умеренном климате равнин Ла-Платы. Не занимают ли место хищных жуков многочисленные пауки и хищные перепончатокрылые (Hymenoptera)? Мертвоеды и Brachelytra здесь очень редки; наоборот, Rhyncophora и Chirysomelidae, которые все находят себе пищу в растительном мире, встречаются в поразительных количествах[57].


Я имею здесь в виду не число различных видов, а количество отдельных особей, потому что именно этим определяются наиболее разительные особенности разных стран в энтомологическом отношении. Отряды прямокрылых (Orthoptera) и полужесткокрылых (Hemiptera) особенно многочисленны; то же можно сказать относительно жалящих перепончатокрылых, за исключением разве что пчел. Человека, попавшего впервые в тропический лес, поражает работа муравьев: во все стороны расходятся протоптанные ими дорожки, по которым беспрестанно снуют целые армии этих фуражиров: одни уходят, другие возвращаются, нагруженные кусками зеленых листьев, которые нередко больше их самих.

Один маленький муравей темного цвета кочует иногда в несметных количествах. Как-то раз в Байи мое внимание привлекла следующая картина: множество пауков, тараканов и других насекомых, а также несколько ящериц в величайшей тревоге спешили куда-то по клочку голой земли. Несколько позади них каждый стебелек, каждый листок казались черными под покрывшими их сплошь маленькими муравьями. Перебравшись через голый клочок земли, рой разделился и спустился по старой стене. Таким образом муравьи оцепили множество насекомых; бедные маленькие создания прилагали поистине поразительные усилия, чтобы спастись от смерти. Подойдя к дороге, муравьи переменили направление и узкими колоннами снова взобрались на стену.

Я положил маленький камень, чтобы преградить дорогу одной из колонн; весь корпус бросился на это препятствие, но затем тотчас же отступил. Вскоре в наступление пошла другая армия, и после новой неудачной попытки что-нибудь сделать прежний маршрут был окончательно оставлен. Стоило только колонне взять на дюйм в сторону, и камень был бы обойден, и, конечно, так бы оно и было, если бы камень и прежде лежал там; но, будучи атакованы, эти маленькие воинственные герои отнеслись с презрением к мысли об уступке.

В окрестностях Рио очень многочисленны осообразные насекомые, которые строят для своих личинок глиняные гнезда по углам веранд. Эти гнезда они дополна набивают полумертвыми пауками и гусеницами, которых, должно быть, умеют каким-то удивительным образом жалить так, чтобы те оставались парализованными, но живыми до тех пор, пока личинки не вылупятся из яиц; личинки питаются этим ужасным скоплением беспомощных, наполовину убитых жертв – зрелище, которое было описано одним восторженным натуралистом[58] как любопытное и привлекательное.

Я с большим интересом наблюдал однажды смертельный бой между осой Pepsis и большим пауком из рода Lycosa. Оса[59] стремительно накинулась на добычу и улетела; паук был, очевидно, ранен, потому что, пытаясь убежать, покатился вниз по небольшому уклону, но все-таки сохранил еще достаточно сил, чтобы уползти в кустик густой травы. Вскоре оса вернулась и как будто удивилась, не найдя сразу же свою жертву. Тогда она повела правильное выслеживание, точно собака, охотящаяся за лисицей: она стала описывать стремительные короткие полукруги, все время быстро вибрируя крыльями и усиками. Хотя паук хорошо спрятался, он был вскоре обнаружен, и оса, все еще, очевидно, опасаясь челюстей противника, после долгих маневров ужалила его в двух местах с нижней стороны груди. Наконец, тщательно обследовав усиками уже неподвижного паука, она потащила труп. Тут я захватил убийцу вместе с ее добычей.

Пауков по сравнению с другими насекомыми здесь гораздо больше, чем в Англии, причем относительно них это можно сказать, быть может, в большей мере, чем относительно какого-либо другого подразделения членистых [членистоногих] животных[60]. Разнообразие видов прыгающих пауков чуть ли не бесконечно. Род, или, вернее, семейство, крестовиков (Epeira) представлено здесь многими своеобразными формами; у одних видов колючие жесткие покровы, у других – широкие колючие голени.

Все тропинки в лесу перегорожены прочной желтой пряжей паука, принадлежащего к тому же подразделению, что и Epeira davipes Fabricii, который, как рассказывал некогда Слоан, ткет в Вест-Индии такую прочную паутину, что в нее попадаются, птицы. Почти в каждой такой паутине обитают в качестве паразитов маленькие красивые паучки с очень длинными передними ногами, принадлежащие, по-видимому, к не описанному до сих пор роду. Мне кажется, этот паучок слишком незначителен, чтобы привлечь внимание большого крестовика, а потому получает возможность питаться прилипшими к нитям крохотными насекомыми, которые иначе пропадали бы впустую. Если этого паучка пугнуть, он либо прикидывается мертвым, вытянув свои передние ноги, либо же стремглав падает с паутины.

Здесь чрезвычайно распространен, особенно в сухих местах, большой крестовик из того же подразделения, что Epeira tuberculataиconica. Его паутина, которую он раскидывает по большей части между большими листьями обыкновенной агавы, бывает иногда укреплена у центра двумя или даже четырьмя зигзагообразными полосками, соединяющими два соседних луча.

Если в паутину попадается какое-нибудь крупное насекомое, например кузнечик или оса, паук ловким движением начинает очень быстро повертывать его и, выделяя в то же время из своих прядильных желез ленту из нитей, обволакивает вскоре свою добычу чехлом, подобным кокону шелковичного червя. Затем паук осматривает беспомощную жертву и наносит ей смертельный укус в нижнюю часть груди, после чего уходит и терпеливо дожидается, пока яд окажет свое действие. О силе яда можно судить по тому, что, открыв через полминуты кокон, я нашел большую осу уже мертвой.

Этот крестовик сидит всегда у центра своей паутины головой вниз. Будучи потревожен, он поступает различно, в зависимости от обстоятельств: если под ним густая растительность, он стремительно падает вниз; при этом я ясно видел нить, которую выпускало из своих желез животное, пока оно еще сидело неподвижно, готовясь к падению. Если же паук находится над голой землей, он редко бросается вниз, а быстро перебирается через проход в центре паутины с одной ее стороны на другую. Если продолжать его тревожить, то он прибегает к очень любопытному маневру: находясь посредине, он сильно дергает паутину, прикрепленную к гибким ветвям, пока она не придет в столь быстрое колебательное движение, что даже контуры тела паука становятся неясными.

Известно, что в большинстве своем британские пауки в том случае, когда в их паутину попадается крупное насекомое, стараются перервать нити и освободить добычу, чтобы спасти свои тенета от полного разрушения. Однажды, однако, я видел в одной теплице в Шропшире, как в неправильную паутину очень маленького паучка попалась большая оса-самка, и паук, вместо того чтобы надорвать свою паутину, самым упорным образом продолжал опутывать ею тело и особенно крылья своей добычи.

Сначала оса не раз безуспешно порывалась уколоть жалом своего маленького противника. Она билась так больше часа, после чего я, сжалившись, убил ее и положил обратно в паутину. Паук вскоре возвратился, а час спустя я с удивлением увидел, что он запустил свои челюсти в то отверстие, через которое живая оса высовывает свое жало, Я два или три раза отгонял паука, но в продолжение последующих суток неизменно находил его сосущим осу все в том же месте. Паук сильно раздулся, насосавшись соков своей добычи, которая была во много раз больше его самого.

Могу здесь, кстати, упомянуть, что неподалеку от Санта-Фе-Бахада я нашел множество больших черных пауков с ярко-красными отметинами на спине, живущих обществами: паутина была расположена вертикально, как то неизменно бывает у рода крестовиков; одна сеть отстояла от другой фута на два, но все они были соединены несколькими общими нитями, очень длинными и тянувшимися ко всем частям общественной паутины. Благодаря такому приспособлению верхушки нескольких больших кустов были со всех сторон окружены этими соединенными тенетами.

Азара[61] описал одного парагвайского общественного паука, относительно которого Валькенер полагает, что это Theridion, но вероятнее, что это Epeira, и, быть может, даже того же вида, что и мой. Однако я не могу припомнить, чтобы когда-нибудь мне пришлось видеть центральное гнездо величиной с шапку, куда, по словам Азары, осенью, когда пауки умирают, откладываются яйца.

Поскольку все пауки, которых я видел, были одинаковой величины, вероятно, и возраст их был приблизительно одинаков. Жизнь обществами в роде Eperia, столь типичном среди пауков – насекомых, которые до того кровожадны и живут так уединенно, что даже оба пола нападают друг на друга, – факт совершенно исключительный.

В одной высокой долине Кордильер, недалеко от Мендосы, я нашел другого паука, ткущего весьма своеобразную паутину. Из общего центра, где сидит насекомое, расходились лучами крепкие нити, расположенные в вертикальной плоскости; но только два луча были связаны друг с другом симметричной сеткой, так что паутина имела не круглую форму, как то обыкновенно бывает, а форму клинообразного сегмента. Подобным образом были построены все паутины.


32

В путевом дневнике Дарвина содержится такая запись: «Корковадо пользуется большой известностью среди марунов, т. е. беглых рабов; когда мы в последний раз поднимались, то встретили трех головорезов, весьма злодейского вида, вооруженных до зубов; это были матиканы, или охотники за рабами, получающие определенную сумму за каждого пойманного живым или мертвым раба. В последнем случае они приносят только уши».

33

Суккуленты (от лат. succulentus – сочный) – многолетние растения с мясистыми сочными листьями или стеблями (например, кактусы, алоэ, молочаи и пр.), имеющими специальные приспособления, препятствующие избыточному испарению и позволяющие сохранять влагу в жарком и сухом климате. Большинство суккулентов – обитатели пустынь, полупустынь и каменистых плоскогорий Северной, Центральной и Южной Америки, а также Южной Африки и Австралии.

34

Венда – португальское название гостиницы.

35

Что такое фариню, разъяснено далее.

36

Gay, «Annales de sciences naturelles» за 1833 г.

37

Эстуарий (от лат. aestuarium – затопляемое устье реки) – географический и геологический термин для обозначения сильно расширенного однорукавного, воронкообразного устья реки, расширяющегося в сторону моря, а также района побережья, в котором река соединяется с морем (океаном) и пресная вода смешивается с соленой. Противоположностью эстуария является дельта – устье, разделенное на несколько протоков.

Limnaea, или Lymnaea (прудовик), – род пресноводных брюхоногих моллюсков из отряда легочных.

Solen (черенок) – род морских пластинчатожаберных моллюсков, длинная ракушка которых сжата с боков и открыта с обоих концов; моллюск живет в песке, зарываясь в него очень глубоко, до 3 м.

Mytilus (мидия) – другой род того же класса; этот съедобный моллюск прикрепляется к скалам или подводным предметам при помощи особых нитей (так называемого биссуса), выделяемых из железы на ноге в виде жидкости, которая затвердевает в воде.

Ampullariae– пресноводные тропические улитки, род брюхоногих моллюсков.

Hydrophilus– жук-водолюб.

38

Хорульо – местность в юго-западной части Мексики.

39

В настоящее время летучих мышей, питающихся кровью теплокровных позвоночных, называют обычно не вампирами, а десмодами (семейство Desmodontidea, распространенное в Мексике, Центральной и Южной Америке). К роду вампиров (Vampyrus) относятся крупные всеядные листоносые летучие мыши.

40

Маниок, или кассава (Manikot utilissima), – растение из семейства молочайных. Дарвин ошибочно назвал это растение кассадой.

41

В путевом дневнике Дарвина записано: «Положение огромного количества рабов, живущих в Бразилии, должно интересовать всякого приезжего. Проходя по улицам, интересно наблюдать число племен, которые можно распознавать по различным украшениям, вырезанным на их коже, и по разнообразным выражениям. Этой-то многочисленностью племен и определяется безопасность страны. Рабы должны сноситься между собой по-португальски и потому не объединены. Я убежден, что в конце концов они захватят власть в свои руки. Я сужу об этом, исходя из их численности, их прекрасных атлетических фигур (особенно если сравнить их с бразильцами), что свидетельствует о том, что они находятся в родном для них климате, и на основании их высоких умственных способностей, которые чрезмерно недооцениваются; они активные работники во всех необходимых ремеслах. Если число свободных чернокожих будет увеличиваться (что необходимо должно иметь место) и недовольство своим неравноправным положением по сравнению с белыми среди них станет усиливаться, то эпоха всеобщего освобождения не за горами».

Рабство было отменено в Бразилии «Золотым законом», обнародованным 13 мая 1888 года, что через год привело к свержению монархии и установлению республики. Смена строя произошла бескровно.

42

Капустная пальма – название двух видов пальмы Euterpe oleracia и Euterpe edulis в окрестностях Рио-де-Жанейро растет вторая, первая распространена севернее.

43

Планарии (Planaria), в настоящее время – турбеллярии (Turbellaria), или ресничные черви, – наиболее просто организованный класс плоских червей. Виды, с которыми имел дело Дарвин, относятся к так называемым трехветвистым турбелляриям (Triclada), подавляющее большинство которых живет в воде (чаще пресной). Наземные формы – преимущественно тропические – обитают в сырых местах под листьями и т. п. Планарии – один из классических объектов по изучению явлений регенерации. Однако после первых опытов над регенерацией у червей, производившихся различными учеными во второй половине XVIII в., к ним вновь приступили в широких масштабах, как известно, лишь в самом конце XIX в. Полузабытые наблюдения Дарвина над регенерацией главным образом тасманийского вида наземных планарий (Planaria tasmaniana) являются, таким образом, одной из первых попыток вернуться к этой важнейшей биологической проблеме уже в первой трети XIX в.

44

Я описал и дал наименования этим видам в «Annales of Natural History», vol. XIV, p. 241.

45

Вандименова Земля – прежнее название острова Тасмании. Это название было дано острову открывшим его Тасманом в честь губернатора Голландской Индии ван Димена.

46

Паренхима – специфическая ткань какого-либо органа, выполняющая основную его функцию, в отличие от соединительной ткани, выполняющей опорную функцию. У некоторых низших беспозвоночных животных, не обладающих полостью тела, заполняет пространство между кишкой и стенкой тела. Типичным примером паренхиматозных животных являются плоские черви, к которым принадлежат и планарии.

47

Ревуны (род Alutta семейства Cebidae) – одни из самых крупных южноамериканских обезьян, размером с большую собаку, с длинным хватательным хвостом.

48

Ягуарунди (Felis yagouaroundi) – южноамериканская дикая кошка, сравнительно крупная (длина тела 55–67 см), однотонной черной, коричневатой или серой окраски. Населяет густые леса и кустарниковые заросли Южной, Центральной и юга Северной Америки. На деревья почти не лазает.

49

Hyla (квакша) – род лягушек из семейства квакш, представленный в Южной Америке несколькими видами.

50

Нереиды (Nereidae) – морские черви из отряда многощетинковых кольчецов.

Кораллина – во времена Дарвина так называли мшанок, а также гидроидных полипов из класса гидромедуз. В настоящее время термин «кораллина» присвоен совершенно другим организмам – некоторым водорослям из группы Lythothamniae.

Гидроидные (т. е. похожие на гидру) полипы – бесполое сидячее поколение гидромедуз (половое поколение – свободноплавающие медузы) – образуют в море обрастания на всяких подводных предметах (камнях, ракушках, водорослях, сваях и т. п.).

Pyrosoma – особый отряд асцидий, представляющий довольно крупные (до 30 см) плавающие прозрачные колонии, которые состоят из многих сотен особей, заключенных в общую тунику, и имеют форму длинного конуса, открытого на своем широком конце; особи колоний располагаются перпендикулярно к стенке конуса ротовыми отверстиями наружу, а клоакальными – внутрь конуса; плавают они острым концом вперед; обладают способностью испускать яркий фосфорический свет.

51

Я очень обязан м-ру Уотерхаусу за ту любезность, с какой он определил для меня это и много других насекомых, и за ту большую и очень ценную помощь, которую он оказал мне.

52

Kirby, «Entomology», vol. II, p. 317.

53

Хлебное дерево (Artocarpus), жака, или як-дерево, – род деревьев из семейства тутовых со съедобными плодами.

Манговое дерево (Magifera) – дерево из семейства анакардиевых со съедобным плодом-костянкой («манго»).

54

Топсель – треугольный парус, который ставится вершиной вниз над четырех-угольным парусом.

55

Strongylus (сейчас – Cyllodes) – род жуков из семейства блестянок (Nitidulidae). В современной зоологической номенклатуре название Strongylus присвоено одному из родов паразитических круглых червей (Strongylus – свайник).

56

Lepidoptera – чешуекрылые, или бабочки. Приводимое далее Дарвином деление бабочек на булавоусых и разноусых в настоящее время устарело.

57

Carabidae – жужелицы; Harpalidae – подсемейство жужелиц; Silphidae – мертвоеды; Brachelytra – по-видимому, Дарвин имеет в виду жуков из семейства хищников (Staphylinidae), отличающихся обычно очень короткими надкрыльями; Rhyncophora (Rhynchophora?) – по-видимому, Дарвин имеет в виду долгоносиков; Chrysomelidae – листоеды.

58

См. в Британском музее рукопись м-ра Эббота (Abbott), который производил свои наблюдения в Георгии, а также статью м-ра А. Уайта (A. White) в «Annales of Natural History», vol. VII, p. 472. Лейт. Хаттон (Hutton) описал один вид сфекса в Индии, который отличается подобными же нравами («Journal of the Asiatis Society», vol. I, p. 555).

59

Дон Фелис Азара (Azara, vol. I, p. 175), упоминая об одном перепончатокрылом насекомом, вероятно того же рода, говорит, что он видел, как это насекомое тащило мертвого паука по высокой траве прямо к своему гнезду, которое находилось в 163 шагах. Он прибавляет, что оса, отыскивая дорогу, то и дело описывала «полукруги приблизительно в три пяди».

60

Хотя уже Ламарк разделил в 1801 г. старый линнеевский класс насекомых, равнозначный с типом членистоногих в современном понимании, на классы ракообразных, паукообразных и насекомых, вплоть до середины XIX в. под энтомологией нередко понимали учение о всех членистоногих. Поэтому «насекомыми» сплошь и рядом называли и пауков и многоножек. В этом смысле довольно часто применяет термин «насекомые» и Дарвин.

61

Azara, «Voyage», vol. I, p. 213.

Путешествие вокруг света на корабле «Бигль»

Подняться наверх