Читать книгу Цунами тоталитарной идеологии - Цви Владимирович Найсберг, Цви Найсберг - Страница 2

Оглавление

Мои дети не смогут жить в мире без национал-социализма.

Слова, приписываемые фрау Геббельс – она их, по всей на то видимости, произнесла именно как раз перед фанатически безбожно кощунственным, смертельным отравлением всех шестерых своих детей

Буквально издревле повсеместно наблюдаемые, беспредельно во всех тех пустых и праздных речах вездесущие мораль, этика и культура на самом-то деле являют собой нисколько вовсе не прочный, исключительно внешний скелет всякой той или иной человеческой натуры.

И буквально каждая в этом мире личность совершенно неизбежно подвергается риску душевного тления, а то и гниения, поскольку все ведь зачастую зависит разве что оттого, как это именно острые зубья жизни безысходно жгуче вонзятся во всю его горячую плоть и кровь.

И человека подчас может уберечь один только случай и совсем ничего уж вовсе кроме него.

Ну, а в целом крайне так еще действительно важно ради подлинного сохранения всех основ нравственности, также и наличие дружеской и родственной поддержки.

А еще и всего так главнее тут самое явное отсутствие чьего-либо очень ведь даже столь многозначительно отягощающего, чужого весьма и весьма крайне ведь весьма отрицательного дурного влияния.

Причем критически необходимо столь и впрямь исключительно последовательно расширять подчас до чего неизменно весьма ведь предельно узкий людской кругозор.

И все это было и есть именно подобным образом как раз уж только ведь потому, что человек признает за настоящих людей лишь тех, кого он довольно близко знает и действительно любит, ну а остальных ему будет, безусловно, явно так намного менее жаль, нежели чем ту же овцу или курицу.

А, кроме того, ему еще и легко будет внушить страшную ненависть к чужим, ну а до самых тех еще краев всецело ведь ею бескрайне переполнившись, он и станет, в конечном итоге, гораздо опаснее любой ядовитой змеи.

И в этом мире и сегодня есть все те, кто безумно жаждут превратить почти все те совершенно бесформенные интеллектуально массы народа в столь послушный инструмент для скорейшего еще затем очищения всей матушки-земли от людей вредных, а потому отныне и близко никому уж попросту нисколько никак и не нужных.

Ничего тут попросту совсем ведь никак не попишешь раз во всем этом донельзя пока примитивнейшем мире, столь безотрадно подчас преобладают тенденции к превращению живых людей в безмолвных и движимых одними социальными инстинктами строителей большого общественного муравейника.

Да и вообще, сама по себе людская натура зачастую тяготит к деспотизму одной той сильной личности над совершенно неисчислимо многими бесправными другими.

И наиболее неразрывным образом все это было связано как раз-таки со столь глубоко ведь подчас затаенной дикостью всех тех нынешних обитателей матушки-земли.

Причем она всегда имеет достаточно большие шансы вырваться наружу, если уж к тому явно и беспутно создадутся все те действительно вполне ведь подходящие для того «благие условия».

А впрочем, надо бы сразу оговориться, что сама как она есть существенная первопричина всей той до чего принципиальной хрупкости всего этого нашего буквально-то всеобщего глобального мироустройства, попросту более чем четко очерчена и обозначена, самой что ни на есть еще изначальной общечеловеческой сутью.

И уж она и близко никак не отменяема какими-либо теми еще приторно светлыми виражами той истинно совсем не в меру чрезвычайно ярко затейливой праздной мысли, что частенько более чем достопочтенно встречается посреди с блеском отображенных «бумажных реалий», несомненно, и впрямь весьма подчас витиевато величественной художественной литературы.

Это, конечно, без тени сомнения, свойство именно того столь явно до чего незамысловато блистательного западноевропейского праздно мыслящего (в рамках благой литературной фантазии) мироощущения.

Да только нашло оно свое истинно уж изощренно наглядное отображение, в том числе и в русском творческом уме.

Причем это как раз подобного рода творчеству и свойственна яростно восторженная говорливость, возвышенная идейность, а также и общая пышность нечестиво бравого мышления, начисто же прямо-таки с силой оторванного от всего того, что хоть как-либо могло еще быть вполне достойно увязано с житейскими рельсами всей той донельзя примитивной нашей житейской обыденности.

А между тем подобного рода веяния были явно же еще чреваты всевозможными благими заблуждениями, а потому по временам и сечет данное сладострастно обволакивающее все и вся мировоззрение всяческих нерадивых грешников, словно тот еще меч Божий.

Причем, ясное дело, что уж осуществляется все это именно при том крайне так донельзя невоздержанном и фанатичном посредстве ее наиболее яростно, и, кстати, совсем ведь почти беспричинно восторженных почитателей.

И это как раз именно данная прекраснодушная мысль безудержно ласково, сияя при этом всею красотой своих внешних ярких одежд, буквально без устали и глаголет о том еще самом неизменном величии всего того необъятно широкого вселенского добра… Сама так при этом, как и понятно, будучи явно и впрямь ведь до чего уж немыслимо одухотворена разумом и плотью всех своих бесподобно богоподобных корифеев весьма ведь до чего разнообразных искусств.

А потому и создает она все те простым житейским умом нисколько не преодолимые преграды, которые, явно ведь поднапрягши все свои силы, всем нам и надобно будет когда-нибудь всею массой людской враз еще именно славно так одолеть.

А между тем та чисто извне слепо навязанная, а тем паче суровой силой разом внедренная в душу народа цивилизованность окажется одним лишь внешним скелетом для сколь еще аморфных народных масс, что никак не развиты, да и стиснуты в жестких тисках подчас невообразимо тяжких трудностей всей этой нашей осоловело невзрачной жизни.

И главное отличие вполне естественной морали от ее явно так половинчато искусственного заменителя именно в том, что в нем совершенно никак не содержится главного козыря давно и впрямь устоявшейся в веках буквально-то почти всеобщей общепризнанности…

Конечно, более чем возможно довольно-то наспех высказать мнение о ярой догматичности всей той стародавней морали, ее ветхозаветности, а также еще и вящей ее приверженности ко всяческого рода догмам и суевериям.

И все-таки она неизменно давала народу нравственную основу, да и в том самом давно тщательно при этом выкристаллизованном и вполне до конца во всем понятном ему виде.

А кроме того, ту новую безбожную мораль еще и постарались втиснуть всею мощью чьей-то священно прозорливой души, безусловно, делая упор на тупом внушении, а не на добровольном впитывании при том полностью вполне осознанном и более-менее полновесном понимании всего того из чьих-либо наставнических уст и впрямь-то на деле действительно же услышанного.

Ну а объясняется это, собственно говоря, проще простого!

К чему это, значит, вообще – разжевывать для серых масс почти так неудобоваримые для их простецкого сознания абстрактные нравственные постулаты, раз совсем ведь вовсе ничего не стоит именно же всемогуще втиснуть в чье-либо крайне неповоротливое сознание все те самые основные понятия в виде немыслимо твердых, словно сталь, убеждений?

Да еще таковых, что затем нисколько не будут подлежать суду совести и вполне естественных для всякого человека колебаний и сомнений.

Наша правда, безусловно, единственная и никакому качественному анализу она еще изначально вовсе ведь попросту и не подлежит!

А то совсем уж оно никак не иначе, а слишком вот много еще затем разом отыщется и расплодится всяческих и всевозможных праздных трактователей всех тех далеко не банальных и обиходных истин.

И при этом нисколько и близко не было хоть сколько-то при этом учтено… все то последующее нагромождение никак не противоречиво, а весьма складно скроенного конгломерата лжи, да и всяческого рода околонаучных спекуляций, безусловно, легших в основу вероучения обо всей той наивысшей расе немецкого народа.

А ведь это те самые новоявленные атеистические веяния, щедро сдобренные сентиментальным романтизмом, и послужили всему тому более чем до чего только надежной первостатейной первоосновой.

Ну а что до того и поныне столь беззастенчиво искушающего весь род людской бесноватого марксизма – вероучения, явно уж столь старательно преуспевшего первым до чего ведь плотно и намертво прирасти ко всему тому иссушающе праздному логическому пьедесталу всех тех донельзя всеобъемлющих высших истин…

Нет, с ним, без малейшей в том тени сомнения, все было до чего исключительно несоизмеримо уж явно значительно проще, и одновременно с этим необходимо признать, в том числе и самую безмерную запутанность и сложность всех его нечестиво лицемерных и демагогически воинственных хитросплетений.

Марксизм, как и нацизм, подразумевает самое мгновенное разрешение всех жизненных неурядиц путем могучего толчка к той чисто теоретически весьма уж надежно выверенно иной и куда более достойной жизни.

Ну а также еще и своевременного физического устранения всех тех, кто к этой новой жизни мог бы нам вольно или даже невольно помешать ведь идти теми-то и впрямь до чего только длинными стройными рядами.

При этом злые недруги начисто лишались всякого высокого ранга людей – отныне они были чем-либо навроде презренных насекомых, заклейменных одним броским именем, и судьба их была во всем полностью заранее предрешена.

Буквально всех их до чего только незамедлительно требовалось под самый корень разом извести, ну а как раз именно тогда и наступит то совершенно так немыслимо долгожданное и всеобъемлющее людское счастье.

Причем сама как она есть иссиня черной грязи простота столь беспутно деятельного, как впрочем, и безнадежно кровавого воплощения в истые реалии жизни всех тех отчаянно же дешевых спекуляций, а также еще и откровенно злодейского их дальнейшего укоренения на свежевспаханной почве нежно светлого лика духовной эволюции…

Уж чего-чего, а те самые разве что о своем, да о своем истово лицемерно мурлыкающие господа товарищи, столь до чего весьма надежно прикрывшись светлым именем высоких людских мечтаний, творили при этом такого рода черные дела, что были доселе нисколько не свойственны какой-либо отнюдь подчас совсем ведь недоброй человеческой природе.

Да только ныне настало время и впрямь ощетинившегося всем тем догматическим добром совершенно особого же здравого смысла, в котором главная суть явно предстала в виде цели, для достижения которой попросту и не было никаких моральных и этических преград.

Причем было это сколь неотступно и до конца (а особенно поначалу) полностью так обусловлено именно тем столь новомодным и новоявленным устремлением к свету высших безупречно так до чего и впрямь ярчайших истин.

То есть уж тех, собственно, самых высокоидейных благ, что где-то разве что едва-едва обозначились на некоем столь запредельно пока и немыслимо от нас весьма отдаленном горизонте грядущего общественного развития.

Причем наиболее благодатный к ним путь должен был быть во всем исключительно так продуманно и глубокомысленно медлителен, а потому и крайне неспешен, а то если, чего доброго, безудержно понестись к чему-либо подобному совсем уж сломя голову, нисколько при этом, не разбирая ни пути, ни дороги…

Нет, именно при данных откровенно гибельных обстоятельствах оно и окажется всего-то разве что только вот ближе к той самой глубочайшей бездне более чем немыслимого и необъятного общественного зла.

Да еще и в мире начисто ведь отныне выпотрошенном, а также и столь безумно неестественно вывернутом, уж фактически на самую что ни на есть исподнюю внутреннюю его изнанку.

То есть далее он явно предстанет пред чьими-либо либеральными очами как раз-таки именно вот таковым, где и в помине более отныне никак не останется совсем ничего, кроме начисто оболваненного лживым светом закостенело омертвелого учения яростно ведь намертво вмонтированного во все те глубокие складки души еще изначально двуличного крайне сурового невежества.

Причем, до чего и впрямь исключительно надежное приготовление ко всему тому грядущему, столь уж отныне безмятежно смертоносно правому его правлению было более чем последовательно инспирировано как раз-таки, тем еще путем вполне ведь однозначного создания мощнейшей бури в необъятно широком, словно море, общественном сознании.

И ее и вправду ожидали, словно манны небесной, а между тем на деле она совсем не более, нежели чем град и молнии, яростно и прискорбно уничтожающие посевы всего того лишь некогда грядущего нового.

Да и вообще всякая социальная мораль, как фактор, столь беспардонно навязываемый всему этому нашему нынешнему миру, уж однозначно разве что лишь несет внутри своего я одни ведь те еще томные чары скорейшего достижения более чем элементарной мнимой и липовой социальной справедливости.

А между тем и самое благородное сокрушение всего того давно устоявшегося неминуемо еще приведет к всеобщему хаосу, а также обыденно и повсеместно именно оно столь непременно и породит все условия для той крайне и впрямь исключительно невзрачной четвероногой первобытности…

Однако этого и близко никак

нисколько не замечают все те, кто мыслит абстрактно верно выверенными теориями и практикует или только лишь всецело приветствует кровавый террор, более чем наглядно осуществляемый как раз во имя консолидации всего того довольно еще пока неизменно столь весьма и весьма довольно противоречивого общественного организма.

Им в этом деле крайне во всем же беспечно помогает их донельзя однобокий агностический подход ко всей вселенной, что безо всяческих вообще сомнений, наскоро размывает ту вовсе и невидимую глазу границу, где и проходит разграничение между личностью и всем остальным людским обществом в целом.

Причем на общество возлагаются абстрактные надежды, и к нему предъявляются бесцеремонно НАСУЩНЫЕ требования, как будто каждый из его членов также (неизвестно откуда) приобрел себе ярко искрящееся светлой мыслью духовное устремление по мере сил достойно воздействовать на всю окружающую его жизнь путем весьма последовательного соучастия в судьбах всего же мира сего.

Да еще и никак не иначе, а именно посредством пошагового развития внутри своего «я» более чем во всем бескрайне различных аспектов культуры и вполне до конца доподлинно полноценного образования.

Полнейшее между тем отсутствие у столь многих людей каких-либо подобных черт начисто ведь сходу попросту до чего приторно ласково, догматически самозабвенно более чем незамедлительно отрицается.

Ну а, кроме того, кое-кому явно кажется, что людей надо бы разве что ведь до чего только немыслимо смело принудить ко всему тому крайне необходимому им самоусовершенствованию, ну а затем и станут они вследствие всего этого значительно лучше, выше и чище…

Насилие и всеобщая строгость – это и есть те самые факторы, что действительно, в конце концов, смогут в глазах некоторых столь уж вполне наглядно переменить всю структуру далеко так пока никак не лучших человеческих взаимоотношений…

По большей части, именно благодаря этому принципу все те до чего многослойные и многозначительные моральные постулаты столь так и впрямь неоправданно и беспредельно суровы в исключительно же откровенно фарисейском злоречии их, чего там греха таить, вовсе не по-людски «непреклонных» блюстителей.

А между тем то, чего тут и вправду наиболее главное – так это, что все эти бесчисленные колкие сентенции подчас даже и невольно создают довольно глубокие проникающие ранения в душах у тех, кому попросту не было то вполне по-свойски вкратце более чем доходчиво разъяснено…

Причем то, что и близко нисколько не было доведено до их ушей, так это то, что все те благочестивые мысли, а также вдобавок еще и громогласно воинственные яростные порицания, есть одно лишь безупречно явное и исключительно уж безотрадное следствие всей своей собственной глубоко затаенной непорядочности и порочности.

Ну а от всех тех, кто действительно искренне светел и душевно чист, никаких порицаний у кого-либо за спиной вовсе же никогда и близко так не услышишь.

Раз подобный человек буквально все моральные претензии, сурово обращенные супротив кого бы то ни было, на едином дыхании сходу на самого себя буквально-то сразу переводит, а потому, как только он начинает говорить о чем-либо в каком-либо человеке нисколько ведь явно совсем не беспорочном…

То уж совершенно незамедлительно все слова у него в груди попросту разом застревать начинают, и все это из-за тех прямо к горлу прихлынувших чувств, а если он ко всему прочему еще и пожилой человек, то и за сердце рукой он вполне этак запросто ухватиться действительно может…

А главное – ничего, кроме «Да чтоб я…» он вряд ли что из самого себя на едином дыхании и вправду выдавить почти вот именно что бессильно сумеет.

Зато сколь многие большие моралисты (всегда за некий явно чужой богопротивный счет) соловьиные трели самозабвенно подчас издают, распиная при этом на кресте всеобщего общественного порицания чьи-то с одного разве что виду попросту ведь чудовищные недостатки.

И именно в эдаком сурово обличительном духе и вешают же лапшу на уши всяческим легковерным, а кроме того и совсем не в меру довольно вспыльчивым, людям.

Достойные представители цивилизованного общества никогда ведь не станут всего этого делать с тем восторженно упоенным и, кстати, абсолютно самодовольным видом, с каковым буквально всегда и произносятся слова, несущие в себе сущую гнусь, кем-то столь сурово обращенные в указующий и карающий перст…

И вот уж когда нечто подобное более чем безапелляционно заявляется о чем-либо и впрямь столь необъятно исторически большом, то тогда и жди конца света… всей той сегодняшней цивилизованной культуры, да и, кстати, самого что ни на есть обыденного житейского разума.

Человек – он вообще же, собственно, пока всем тем еще своим умом выше животного уровня толком никак не поднялся, зато в амбициях своих он столь непременно жаждет стать доподлинным крестным отцом всего того пока вполне же вроде бы самостоятельно вокруг него существующего (в его-то глазах) столь крайне и впрямь неказистого мироздания.

И хотя иногда в чьем-либо безразмерно лучезарном сознании и возникают порой все те с живым мясом вывороченные столь ведь всесторонне восторженные воззрения…

Причем явно еще и выворочены, они как раз-таки из всей той ни с чем уж чисто теоретическим никогда ведь принципиально-то до конца никак не согласной, а еще и столь всегдашне более чем до чего непримиримо скотской промозгло и серо невзрачной обыденности.

Да и вообще сколь нередко все эти яростно оптимистические духовные изыскания разве что лишь являют собой сущее нигилистическое отрицание всего того давно во все стороны исхоженного и никак уж и никогда ни в чем вовсе нисколько не прежнего исторического опыта.

Да к тому же и появляются все эти призраки на свет Божий именно изо всех тех бесподобно талантливо надуманных образов всевозможных украшателей жизни… более чем бессовестно подъедающихся на столь благодатной ниве всевозможной и всяческой художественной литературы.

Причем далеко не все ее знаменитые авторы – непорочно великие люди, все свои силы, кладущие на алтарь литературы, дабы и впрямь затем сподвижнически создать для всех нас всевозможные духовные блага.

Творцы достойной прочтения художественной литературы во всей своей невероятно разноликой сущности вовсе не однородны, и их житейский характер был до чего только и впрямь непосредственно связан как раз уж с тем веком и средой, в которой они столь непосредственно некогда, собственно, жили.

И, кстати, вот еще что: большие писатели никак так совсем не глядят безалаберно праздно на жизнь через большие и нелепые розовые очки…

И то вне всяких сомнений никак этак вовсе не обязательно, чтобы это именно они и создавали для какого-либо более чем конкретного индивидуума тот самый донельзя ирреальный облик всего того совершенно помимо всяческих наших ощущений миллиарды лет просуществовавшего мироздания.

Ну а то совсем никак не в меру суетливо восторженное видение всей той исключительно повседневно нас окружающей действительности подчас ведь полностью затмевает до чего непроглядную картину обыденно и беспросветно мещанского мирского существования.

Причем для явного так создания подобного эффекта, наверное, еще окажется и того более чем, в принципе, уж вполне так действительно предостаточно…

Ясное дело, что хватит и того, чтобы всякий тот, кто всецело будет столь ведь безнадежно ориентирован именно на ту внешне и впрямь завораживающую западноевропейскую культуру, до чего весьма пристально при этом глядел на абсолютно любые художественные книги разве что лишь ее близорукими и кривоокими глазами…

А между тем уж слишком ярки и вычурны многие из созданных ей образов, а главное – все эти довольно-то наспех нелепо обрисованные книжные существа имеют подчас столь надежно для них самим автором произведения, заранее так крепко-накрепко закрепленные свойства души и характера!

Они, к тому же, как правило, всецело отдалены от всяческой нашей неистово вездесущей и до чего немыслимо изощренно корыстной действительности.

Причем, конечно, всегда ведь есть явная опасность довольно хлипких логических обобщений, однако то вовсе не главная беда.

Самое ужасное, может быть, заключено именно в общей переоценке ценностей, без тени сомнения постепенно возникающей после всего того прочитанного в душах у тех, кто крайне наивно о том полагает, что западные философы и писатели и впрямь бесконечно проникнуты всем тем, что они порой искрометно чувственно вкладывают во все свои книги.

А между тем они иногда до чего и впрямь ярко горят самым неуемным энтузиазмом наиболее полноценным образом отобразить вездесущие и всеобъемлющие чувства, так или иначе довлеющие над обществом в тот самый столь неизменно короткий временный промежуток их зачастую никак не безбедного бренного существования.

И все дело тут было именно в том, что в жизни Запада книги играют довольно-таки прикладную, развлекательную и вовсе не столь важную воспитательную роль.

Уж как то до чего, несомненно, явно ведь зачастую и происходит в жизни всего российского общества, где книги заполняют собой все или почти что все духовное пространство в сознании культурных и духовно развитых людей.

И в этом, кстати, вполне наглядно проглядывает то самое более чем достойное будущее, причем и истово еще вполне реальное, а не то до чего безнадежно так призрачно светлое и совершенно ведь вовсе нисколько несбыточное, переспело празднично книжное бытие…

И именно в том сколь отдаленном грядущем, которое и можно будет только уж еще до чего явственно вылепить лишь изо всякой довольно-то с виду более чем непотребной житейской грязи, и впрямь ведь окажется сколь так значительно поболее места для всего того высокого и возвышенного, чем то ныне-то есть в это наше столь и впрямь непростое сегодняшнее время.

Ну а сама та безнадежно бесплодная, как и более чем вполне очевидно бессмысленная же попытка вживлять в живую жизнь те до чего немыслимо высокие книжные принципы попросту абсолютно смехотворно нелепа…

Многие люди слишком еще примитивны для осуществления на житейской практике всех тех и впрямь до чего только незатейливых начинаний, что были выверены на белой бумаге одними теми довольно неясными абстрактно-серыми контурами.

А между тем сама эта жизнь неизменно потребует к себе именно трехмерного подхода и массовости в устремлении к чему-либо лучшему всеми силами попросту никак, ну никак не приемлет.

Массам повсеместно был нужен один лишь хлеб насущный, светлые идеи их абсолютно попросту не интересуют, поскольку им никогда их не переварить и вовсе-то внутри самих себя не усвоить.

Хотя вполне еще может оказаться в корне неверным, как и исключительно несправедливым, столь бездумно приобщать к канве буквально-то безбрежного житейского существования всех тех из людей, которые если ее и не выше, то уж, по крайней мере, всецело разностороннее, да и более чем до чего наглядно разумнее…

И все-таки истинной, никак не пропитанной всяческими моралистическими бреднями совести то уж никому и никогда нисколько не прибавляет, а иногда еще и вынет оно из груди всякую человечность во имя всевозможнейших истинно светлых «благих нововведений».

В то время как душой человека во всем примитивного вполне полноправно заправляют всяческие темные инстинкты, однако они столь нередко светлее «святых» заблуждений поневоле, вползающих в душу человека, почти уж насильственно одаренного мертворожденной мыслью, а в связи с тем и блуждающего в сущих потемках где-то им столь неловко посеянного житейского ума.

А в особенности все это находит свое более чем полноценное отображение именно так тогда, когда он столь безумно смело, начинает самозабвенно рыскать в трясине идей и начинаний великого, однако явно совсем не в меру чересчур самовозвысившегося, интеллекта.

Ну а основное «разумное» население земного шара безнадежно аморфно, а потому никому и не удастся разом вылепить из него ничего путного и впрямь-таки безотлагательно годного для создания той самой донельзя уж еще пресловутой великой эры милосердия.

Нет, то скорее грандиозная сверхзадача немыслимо долгих грядущих тысячелетий постепенного и неспешного пути вверх, причем безо всяких нелепых скачков и всполохов еще изначально безжизненно утопических мировоззрений.

Конечно, кому-то и сегодня без тени сомнения явно так кажется, что, мол, для подобных более чем окончательных выводов пока вовсе уж нет, да и не могло быть, собственно, собрано вполне ведь предостаточно данных.

Надо, мол, всего-то навсего весьма и весьма до чего и впрямь монументальнее и основательнее еще и еще разок-другой испробовать как-никак, столь ведь безотлагательно деятельнее применить ко всей общественной жизни вящие постулаты точно тех же воинственно светлых идей, однако в некоем довольно ином их ракурсе (непременно учтя ошибки темного прошлого).

И вот как раз тогда авось и чего-либо путное из всего этого на деле столь вот непременно когда-нибудь действительно еще вполне этак стояще выйдет…

Зодчих, водящих пальцем по небу грядущего вселенского счастья, вовсе-то никогда нисколько не волновали, да и до сих пор совершенно не озадачивают… все те человеческие жертвы, принесенные на алтарь безумной страсти к тем до чего искрометно стремительным, а еще заодно и чрезвычайно скоропалительным переменам.

А между тем бездумно играя с человеческой природой в сущую чехарду идей, можно было, в принципе, и в один же кювет всем этим миром, недолго так думая, с проторенного пути на долгие века крайне ведь беспечно и безответственно съехать…

Однако отчего это автор вообще это решил, что средний представитель всего человечества пока еще в каком-либо умственном плане абсолютно безлико безмолвен?

А потому и нуждается он совсем не в поводке, резво тянущем его в некое светлое и доброе грядущее, а куда вернее – в стальном наморднике, суровой силой надетом на всю ту и по сей день в нем вдоволь имеющуюся самую ту еще первозданную дикость?

Ну, так для подобного рода умозаключений сам уж подход явно ведь был необходим всецело так попросту исключительно обиходный, дабы и впрямь еще была возможность более чем разумно взвесить все то, что имеет хоть какое-либо настоящее и прямое касательство ко всей той донельзя унылой пасторальной действительности.

Поскольку надо бы всегдашне еще столь и впрямь до чего весьма ведь основательнее опираться вовсе не на те изрядно внушительно весомые тома всяческих крайне далеких от мира сего донельзя истинно отвлеченных философских сочинений.

Нет, действительно принимать во внимание надлежит разве что те полностью конкретные и сколь беспристрастные данные из сущего разряда тех, что и впрямь-таки были исключительно уж старательно и кропотливо подобраны руками современной социологии, да и психологии в придачу, о некоем, надо сказать, всецело ведь среднестатистическом индивидууме.

Заодно для подобной важной цели потребуются и довольно точные определения, дабы нисколько не ошибиться при взвешивании всего того, что в человека было более чем столь здравомысленно и последовательно заложено всем, тем весьма основательно, как правило, тщательно продумывающим все свои педагогические шаги, предельно во всем ответственным за всякий свой труд воспитанием.

НУ А ТАКЖЕ еще и предельно важно, чего это именно было еще уж приобретено человеком в дар от природы… той самой, что извечно мудра это лишь мы пока не в меру самонадеянны и слепо амбициозны.

Однако вылепила она человека доподлинным образцом животного мира, а посему в среднем каждый отдельный индивидуум столь во многом пока тот еще скот, и это одни строгие ограничения всего того ныне существующего социума всенепременно уж помешают ему вновь вполне проявить все свое «я» в его никем и ничем не приукрашенном обличии.

Разумеется, что подобные слова могут кому-либо еще показаться очень ведь даже донельзя скверными и буквально-то очерняющими весь без остатка человеческий род.

Да только чего это тут попишешь, раз именно таковы во всем своем абсолютном большинстве столь, несомненно, многие из числа рядовых представителей нашего подвида обезьян?

Флагман мировой фантастики Роберт Хайнлайн в своем романе «Чужак в чужом краю» пишет об этом так:

«Сами обезьяны ей не понравились – уж очень они были похожи на людей. У Джилл не осталось ханжества, она научилась находить прекрасное в самых прозаических вещах. Ее не смущало, что обезьяны спариваются и испражняются у всех на глазах. Они не виноваты: их выставили на всеобщее обозрение. Дело в другом: каждое движение, каждая ужимка, каждый испуганный и озабоченный взгляд напоминали ей о том, чего она не любила в своем племени».

И ведь именно в этом и была заключена самая доподлинная житейская правда!

Никаких примесей самодовольства знаменитого автора в ней нет, да и быть ее на деле вовсе нисколько совершенно не может, а главное, что известна она, в принципе, всякому тому, кто над всем этим и впрямь с умом хоть сколько-то вполне так всерьез когда-либо еще призадумывался.

А из всего этого само собой проистекает тот столь весьма непрошенный, однако более чем, в принципе, явно закономерный вывод о самой так еще более чем безупречной необходимости чрезвычайно медленного эволюционирования, безо всяких неистовых скачков, вертикально сразу так бездумно вверх…

И уж будет сей крайне неблизкий путь столь во всем явно свербеть в глазу всей своей донельзя неумелой и незрелой неосознанностью, а также и примитивной, истинно еще черепашьей неспешностью, зато совсем не иначе, а окажется, он почти что бескровен и в конечном своем итоге полностью верен.

Вот и веди нас, река житейски верно выверенных знаний, к сущему осознанию той еще самой необъятной безбрежности глупости всех тех страдальцев за всеобщее благосостояние, что уж тщились создать все то свое новое, навсегда этак разом при этом отринув всякий прежний, надежно апробированный седым временем опыт всего того былого и прошлого…

А ведь обезьянье царство это именно то, что вообще возможно будет себе вообразить, а затем и создать, спешно воплотив в жизнь теоретические выкладки, так уж и устремляющие безгласные массы той слепою еще от рождения силой в то светлое, никому заранее доселе нисколько и не ведомое грядущее.

А в особенности коли кому-либо и впрямь придет в голову полностью ведь бесследно истребить во всем этом мире, то давно будто бы ныне прошедшее, раз это в нем самом и был истинно заложен корень всех наших былых горестей и печалей.

А между тем буквально всякое искристо светлое будущее всенепременно состоит из всего того более чем, в принципе, успешно прожитого прошлого, а вовсе не из тех чисто надуманных идей куда явно более праведного переустройства всей той до чего немыслимо сложной общественной кухни.

Поскольку это уж точно исключительно так столь незамысловато ее превращает в никем давно прилично не мытую общественную уборную.

И совсем не стоит ради чего-либо подобного возвышенного и светлого на одной лишь бесцветной белой бумаге и впрямь-то в самом низком реверансе разом расшаркиваться, тщась при этом достичь мнимых небес, а тем паче с лихого наскоку, без единой здравой мысли, но зато до чего и впрямь столь небывало немыслимо радостно…

А между тем некоторым и вправду более чем беспричинно слезливо охота, живя во тьме диких, всегда полностью уж неизменных времен, до чего поспешно и нервозно переустраивать именно внутри своего узкого сознания все то крайне неправедно обустроенное общество по каким-либо безумно обнадеживающе радостным, вполне наглядно, что ни говори, внешне справедливым стандартам.

А между тем для подлинных и качественных изменений во всем том совершенно исподнем человеческом естестве надо было стремиться пролить свет во тьму юных душ, а не сыпать цитатами на головы простых, ничего ни о чем вовсе ведь несведущих граждан.

Мозг слепой и самодостаточной толпы можно просветить одними только пулями в каждый отдельно взятый конкретный затылок, ну а более так и ничем.

А истинно светлого и лучшего будущего можно уж будет достичь, разве что лишь столь вот разумно в него устремившись всем тем до чего трепетно бьющимся сердцем.

Ну а чисто умозрительно его, создавая, явно еще сформируешь благодатную почву для первобытного рая, в котором все наслоения цивилизации и культуры будут вскоре начисто стерты попросту вот в труху.

Ну а дабы за довольно продолжительно долгие тысячелетия праведно и насущно воплотить в жизнь социума столь весьма коренные изменения во всей общечеловеческой психологии, ныне в пример стоило бы брать не неких отдельных выдающихся личностей или даже тех, кто хоть в чем-либо возвышается над всей той бесформенной массой простых обывателей.

Нет, за вполне надлежащую основу тут еще явно всецело попросту именно так требовалось взять как раз того самого весьма же обыденного, серого человека.

Причем делать нечто подобное надо было, исключительно вот тщательно при этом, выверяя буквально-то каждый свой шаг, ну а в особенности следовало бы при этом столь явно избегать каких-либо немыслимо резких рывков.

Поскольку где это в каком-либо безыдейно простом человеке вообще хоть сколько-то будет явно еще возможно столь верно и более чем эффективно сыскать чего-либо подобное тому, что и впрямь затем окажется действительно мыслимым взять, да и в одночасье переменить к чему-либо удивительно явно отменно же лучшему?

Ну, а того, кто и сам безо всякой сторонней подсказки умеет мыслить разумно и здраво, беззастенчиво направлять к чему-либо суровым насилием столь, безусловно, окажется вредно сразу так для всех и каждого в отдельности.

Человеку вообще довольно-то принципиально по-житейски свойственно отторгать от себя все то, что явилось к нему нежданно-негаданно непрошеным гостем, откуда-то более чем вполне так наглядно совершенно извне.

А потому облагородить и приосанить его при помощи некоего крайне неуклюжего внешнего воздействия ни для кого не окажется хоть сколько-то и впрямь ведь сходу под силу…

Этим разве что бесцельно и бесцеремонно нарушишь все его самые обыденные и незыблемые человеческие права, а тем еще всенепременно посеешь семена рабства, а вовсе не новоявленной величавой свободы.

Да только где это было понять всем тем, кто мыслил и мыслит одними теми бездонно светлыми чувствами и именно с ними столь уж и впрямь до чего изысканно обращается, словно бы они истое вот мерило разума во плоти?

И это как раз они всех нас зазывно и смело зовут к одному лишь тому всенепременному разрушению, поскольку до чего-либо действительно созидательного очень многие из нас явно пока нисколько не доросли.

Причем это никоим образом не связано с чьим-либо образованием, а уж тем паче еще и с тем явным умением умиленно внимать всеми фибрами души всему тому исключительно и вправду до чего трепетно возвышенному всевозможного рода искусству…

Желание чего-либо этакое невообразимо новое в единый миг сварганить из всего того старого, вконец уж прохудившегося общественного котла более чем непосредственно проистекает совсем не от некоей весьма обостренной жажды общественной справедливости, а от склонности к дикости и лютости, наскоро и поверхностно преображенных в слепое орудие донельзя аморфного, праздно мыслящего ДОБРА.

Именно в этом и был заключен весь тот до чего печальный парадокс эпохи вездесущего идеологического просвещения!

Чрезмерно замечтавшиеся умы, так вот и поймавшие за лисий хвост светлую мечту об изумительно ярких днях грядущего вселенского счастья, вполне всерьез вознамерились изменить весь этот мир к чему-либо сказочно и несусветно изумительно лучшему…

Да только сколь явно всею душой проникнувшись до чего и впрямь безгранично святой обязанностью того еще донельзя вот яростного изничтожения в нем именно так корней всего того, что даже подчас и случайно мешало беззаветно и истово верить, а вовсе не того, что извечно портило кровь, никому не давая жить по-людски.

А между тем всякое старое зло более чем целенаправленно довольно-то быстро вскоре затем сумеет само себя до чего неминуемо столь ведь торжествующе еще возродить: скажем, ранее то был царского времени циркуляр, ну а теперь, в стране «победивших все прежнее» пролетариев, он исключительно нагло прозовется, куда многозначительно поболее всесильной большевистской резолюцией.

И это при том, что сама суть дела всегда же останется неизменно так вполне полноценно полностью прежней.

Ну а бездушный бюрократический аппарат еще и окрепнет, поскольку свежеиспеченным «тавтологическим обоснованием всей этой новой власти» обязательно уж тогда станет подушная и беспошлинная торговля светлыми мечтами, а этот лежалый товар, без сомнения, потребует значительно большей волокиты перед любым даже и самым мало-мальским исполнением буквально-то любых самых насущных дел.

Вот как оно, собственно, некогда оказалось в том государстве, что совершенно-то наспех было скроено полузадушенными в чьих-либо грязных душонках бесправными рабами, которые, кстати, вскоре так вновь вполне обрели все свои прежние оковы, причем как раз, дабы в виде новоявленных холопов-господ и обратить всех живых в один совершенно бессловесный человечий скот.

Ну а всем тем наиболее «наилучшим» его представителям было и впрямь донельзя так свойственно даже и под ножом беззаветно славословить отца и учителя всего того более чем наглядно ведь бесподобно «чудного» новоявленного бытия.

Причем это именно он безо всякой в том тени сомнения и породил всю эту серую братию, крепко-накрепко скованную одним лишь до чего скверным душком леденящего все их нутро нисколько не человеческого, а истого звериного страха.

А началось уж все это как раз-таки с того, что чьи-то радужные мечты кровавыми строками, затем столь выпукло вписанные в историю всех тех без исключения народов России во всем дальнейшем более чем однозначно и превратились в блестящую шелуху распрекрасных слов, расходящихся с делами в самые подчас именно противоположные стороны.

И главное, все это было организовано совсем не для убийства и смерти, а как раз во имя праздника жизни тех, кто мыслил себя вполне вправе верховодить всею толпой своих, отныне безликих сограждан, начисто отныне лишенных всякого своего былого гражданства, зато столь наспех получивших право на безысходность серого беспросветно тягостного бытия.

Причем вдосталь кое-кому до тех бесславных времен безмерно приевшиеся сущие серость и скука – всего-то лишь производные обычного тихо дремлющего прозябания.

И вот и впрямь сколь исключительно рьяно сменить его на ярую усладу извечной борьбы было бы возможно, разве что лишь совсем на короткое время столь ведь неистово разорвав путы, сдерживающие обывателя в рамках строгого соблюдения всех уж тех социальных и уголовных законов.

А соответственно сему, вытеснить серость и скуку неизбежно само собой означало породить вездесущую темень, да и промозгло скабрезную комиссарскую ложь.

И кстати, серость, по всей ее сути, нисколько не есть самое естественное преломление чьих-либо столь низменных человеческих качеств, а прежде-то всего являет она собой вполне наглядную канву во всем незатейливо суетливого существования, в котором слишком мало еще действительно творческого, зато немыслимо много в ее сути истинно житейского и неприметно серого.

Ну а когда на землю нисходит красная мгла революции, серыми оказываются буквально-то все, а тот, кто не становится таковым и сердцем своим никак не принадлежит к той заглавной нынче все на раз безудержно буйно решающей силе, изничтожается или низводится до самого откровенно неприметного уровня.

И той и впрямь именно что одной-единственной для него возможностью от всего этого бедлама еще уберечься, дабы зачастую честь и жизнь свою спасти… мог бы оказаться один лишь столь ведь поспешный отъезд, куда явно только подалее от всего этого полуночного кошмара, который тогда стал истинно для всех самой безутешной явью.

Причем довольно многие из людей интеллектуального труда тогда именно это довольно-то быстро и сделали – скрылись они совсем уж неведомо куда за моря и бескрайней синей глади океаны.

Ну а хоть сколько-то стояще иной альтернативой могла бы еще оказаться как раз-таки та крайне и впрямь насущная надобность надеть на себя маску извечной вездесущей серости, что со временем обязательно явно станет самой неотъемлемой частью и впрямь-то повседневного чьего-либо духовного облика.

То, что сохранится где-либо глубоко внутри, отныне предстанет разве что в виде одной лишь отдушины в мире бесконечно теперь бескрайне сером, да и до чего неизменно во всем отвратно никчемном…

Выглядывая оттуда разве что рядом с точно такими же его полноценными носителями… в точности тех совершенно несметных духовных благ.

Серость и неприметность в ночи это ведь и есть наилучшая защита от всех тех двуногих, самых что ни на есть опасных во всем этом мире полуразумных животных-хищников.

Разумеется, что движение истории ведет нас строго вперед и у прошлого зла вовсе нет никакого будущего в том-то его старом издревле весьма давно укоренившемся облике.

Однако он у него непременно всегда еще разом отыщется свежий и новый, призрачно светлый, да и до чего изумительно беззастенчиво праздничный.

Но этак-то оно явно не на веки вечные, и сегодняшнее положение вещей – нисколько не что-либо абсолютно незыблемое, как, впрочем, и тот самый каменный век с его давно всеми нами почти уж раз и навсегда позабытым бытом.

Да только пройдет не иначе как не одно это нынешнее тысячелетие – срок довольно-то весьма малый в общих масштабах действительно необходимых для посильного и пошагового усовершенствования всего ведь общего потока сознания у того ни о чем так высоком и близко пока не рассуждающего, изрядно же всегдашне приземленного думами среднего человека.

Нет, до чего еще безбрежно много воды утечет до тех самых пор, пока не сольются в единое целое мечты сегодняшних идеалистов и повседневная реальность наших явно исключительно уж вовсе до чего невероятно отдаленных потомков.

Хотя вполне еще возможно, что будущими жителями нашей благодатной планеты сколь непременно окажутся совсем иные, куда и впрямь еще поболее нас разумные существа, которые, кстати, наверное, куда только явно поболее рачительнее отнесутся ко всем тем нисколько не задарма им доставшимся (разве что кажущихся несметными) богатствам природы…

И то, что и вправду на наш сегодняшний день исключительно вот до безумия важно, так это будут ли грядущие обитатели планеты Земля хоть сколько-то сродни нам или окажутся они по всему своему облику и подобию абсолютно же непременно, значит, иными?

Но то еще столь однозначно покажет одно лишь то медленно в вечность текущее время.

Но ему, как и понятно, суждено течь всегда, ну а мы уж именно что столь скоропостижно все умираем, не прожив на этой земле даже и века.

Однако то будет нисколько не лучший выбор – буквально ведь наспех воспользоваться всеми теми и впрямь-то на данный день буквально вдоволь имеющимися ресурсами именно в наше сегодняшнее благо и главное все это за тот самый явный счет исключительно никак не светлого грядущего всех тех когда-нибудь еще безмерно бедствующих последующих поколений.

И то столь, несомненно, будет разумно разве что с точки зрения весьма благодушно и потребительски обо всем ведь полностью безупречно фактически что одинаково мыслящих людей-амеб, а вовсе не для того действительно зрелого умом и годами здравомыслящего человека.

И когда яркий свет далеких звезд, что отдалены от нас на многие сотни световых лет (в нашей галактике), излученный ими в данный момент времени, и вправду доберется до наших палестин – дети матери-земли, пожалуй, окажутся несколько иными, или их тогда попросту не останется здесь совсем.

И именно это мы и вправду без тени сомнения действительно со временем уж всецело так мирным путем еще явно ведь сдюжим!

Поскольку совершенно неминуемую лютую смерть всему живому на этой земле, вполне способен почти уж в одночасье разом принести и тот смертельно опасный «яд технически чрезмерно переразвитого воображения».

Поскольку это именно он и распространяет по жилам живой природы тот чудовищно разрушительный код, чего-то при этом самому себе восторженно вереща о столь могучем всесилии грозного разума в свете безмерно важных научных достижений, совершенно рассевающих пред собой мглу нашего всеобщего мглистого и приземистого невежества.

Этот «вирус слепой и самодостаточной мудрости» столь уж весьма ведь частенько выявляет себя в виде неких призрачных бликов ярчайшего сияния и впрямь-то до чего ярко отражающегося зайчиком в чьем-либо крайне так до сих пор сумбурном животном естестве.

Ну а оно, как правило, буквально-таки доверху переполнено скотским страхом за всю свою душевную сущность в преддверии вечного атеистического небытия.

То, что продолжение явно грядет и если не для нас, то для всех других точно таких, как и мы, грядущих людей, в мыслях законченных эгоистов, пожалуй, занимает самое незначительное, исключительно же крохотное место.

Они, несомненно, живут с тяжким предощущением собственного грядущего конца, а потому им и надо было столь беззастенчиво старательно и незамедлительно переделать сразу ведь весь этот подлунный мир, дабы максимально так прочно оставить о себе в нем память на все те некогда разве что лишь грядущие последующие тысячелетия…

Ночное небо согревает их томные сердца сладостными мыслями о том, что, уж, будучи почти ведь именно таковым, оно некогда навевало думы и создавало сладостные грезы в душах многих и многих поколений тех еще древних греков и римлян.

Однако поэт Маяковский был нисколько не прав: вовсе не для нас сегодня зажигаются далекие звезды, а куда вернее – для тех, кто будет жить через многие сотни лет после нашего и впрямь-таки чрезвычайно бурного катастрофическими событиями века.

Ну а будет ли там кто-нибудь жить или нет, то непременно еще окажется всецело зависимым и от всей этой нашей сегодняшней вширь необъятно разве что лишь и далее расширяющейся необузданной тупости, а впрочем, и от того самого всесильно безответственного невежества всякого ведь разного рода представителей нашего сегодняшнего научного мира.

Да нет уж, мы все очень ведь даже ныне сегодня невероятно умны, а высокие сферы духа всенепременно проникнуты неземной красотой, исходящей из некоего иного, более чем наше истинного бытия?

И вправду, к чему бы все это было кое-кому столь безоглядно и бездумно более чем бессмысленно отрицать?!

Попросту сходу необходимо признать незыблемо верным именно то исключительно ведь крайне до чего только незатейливое положение вещей, при котором столь неистово стремительный ход развития высокого творческого сознания у сугубо отдельных личностей до чего во многом более чем многозначительно схож именно с тем яростно низвергающим свои воды горным потоком.

Причем он действительно реален во всей своей вполне осязаемой и полностью доступной всякому взору основе.

Чье-либо воспаленное воображение (само по себе явно бесталанное или по сущей лености и близко не способное ко всякому подлинному творческому труду) может создавать одни яркие блики, кидая их в равнодушную толпу, которая между тем, если чему и внемлет, так это одному тому никогда и ничем попросту ненасытному инстинкту потребления.

Поскольку буквально всякое простодушно мыслящее население только лишь и всего столь немыслимо радостно жаждет самого ведь наиболее наилучшего усвоения всех тех хоть сколько-то доступных во всем этом мире благ и удобств.

А при таких делах и без того безгранично невзрачная действительность в исключительно еще так наихудшем своем виде явно предстанет перед глазами именно вот тогда, когда всеблагие народные просветители и впрямь до конца же уверуют в свою единственно верную «святую ложь».

Им было свойственно исступленно исповедовать принцип священной силы, способной разом одарить весь этот мир радостью вполне вот полноценного освобождения от всех тех, прежде всего именно внутренних его вековых оков.

Причем до чего весело добиться данного всеобщего блага было бы в их глазах и вправду действительно на деле возможно разве что лишь исключительно внешними чрезвычайно насильственными действиями.

Ну а в результате всех тех высоких и благих намерений еще уж и возникнет затем отъявленно воинственное государство извечно так вовсе-то никем не выполняемых, насквозь лживых обещаний.

И сердце народа будет тогда снова буквально доверху переполнено тоской по новому избавителю от всего этого крайне неприглядного засилья той-то самой бывшей голодранной черни.

И ведь окажется она куда вороватее и ухватистее всех тех, кто сразу вот уродился барчуком, ибо, откуда тем вообще, собственно, знать про все те чисто житейские народные хитрости?

К тому же еще и в сердца тех, кто (в той ныне полностью прежней царской России) уже изначально родился богатым, вовсе-то никак и никогда не заползала зимняя стужа самым целевым образом безыскусно и до чего приторно обволакивающей людские души большевистской идеологии.

А она, между тем, охватывала сердца ледяными нитями совершенно донельзя абстрактной логической правоты…

И это ведь как раз она столь простецки и обезличенно все и вся более чем безразлично взвешивала на весах всеобщего и донельзя обезличенного абстрактного блага.

Причем это самое пресловутое всеобщее благо явно еще и проецировалось на чьи-либо самые конкретные насущные нужды, надеваясь на них, словно бы чулок на изящную женскую ножку.

Ну а прежние господа были людьми степенными, пожалуй, излишне кичливыми, но, однако при этом во всей своей основной массе не было им свойственно явное злорадство по поводу всех тех извечных бытовых народных трудностей.

Да и не страдали они в свое время от холода и голода, а также и не испытывали на самих себе все те тяготы самого так еще непосильного физического труда.

Однако если и впрямь завести разговор обо всех тех новоявленных господах-товарищах, то надо бы сразу так до чего безоговорочно то и подметить, что уж упустив из своих загребущих лап власть, они как минимум рисковали именно к тому самому простому и крайне незатейливому житью-бытью вслед, затем разом и возвратиться…

Они явно хотели только как лучше, стремились всею душой к счастью и освобождению угнетенных и голодных народных масс?

И кстати, были они тогда, впрочем, как и сейчас до той еще самой последней нитки полностью обобраны, да и всегдашним непосильным своим трудом вконец бесконечно же обездолены и заморены…

Да вполне может быть, что прекраснодушные либералы, поигрывая при этом стальными мускулами своих праздных и надуманных убеждений, и впрямь безмятежно ласково всею душой стремились к улучшению жизни всех тех серых масс простого народа.

Однако их рьяные последыши, идя след в след по их кровавому следу, затем явно перешли от бесшабашных и взбалмошных планов по принципиально вовсе так совершенно бессмысленному облагораживанию и прихорашиванию всего уж рода людского к делам еще лишь значительно более неприглядно темным, да и попросту КАТАСТРАФИЧЕСКИ БЕЗОТРАДНЫМ…

Цели всех тех, кто явно весьма ведь обезличенно наскоро присобачил все свое изуверски потребительское мировоззрение ко всем тем довольно аскетическим революционным нуждам, были гораздо прозаичнее, а души – куда только во всем безнадежно черствее.

Поскольку были те рьяные прихлебатели именно теми явными же врагами собственного народа и сущими нахлебниками из столь бесславной породы тех, что и впрямь неизменно тянулись своими лапищами к одной лишь личной выгоде и совсем ни к чему, собственно, большему.

Однако и те еще самые первоначальные без царя в голове «благодетели народные» были, что называется, несусветно садистки жестоки, а также и непроглядно темны во всем том своем исключительно до чего только сурово идейном невежестве, да и столь, несомненно, безгранично воинственно слепы…

Наилучшим образом всю их беспримерную за всю же историю цивилизованного мира люто суровую бессердечность полностью во всем и до самого конца выразил большой писатель Владимир Тендряков в своем автобиографическом рассказе «Хлеб для собаки».

Может, это было их трудным, но верным путем достижения грамотности, культурного развития нации – превращения аграрной державы в техногенно вполне ведь разумно сформированное современное государство?

Что же, пусть чисто формально оно и будет именно так, однако защищать своих граждан нужно бы не только от некоей той подчас донельзя пресловутой внешней угрозы.

Нет, столь важно их всецело оберегать и от всех тех сугубо внутренних факторов, что могут подчас полностью до конца нарушить пасторально обыденное и неспешное течение всякой обывательской жизни.

Ну а тем паче совершенно уж нисколько нельзя было еще, и создавать причины для всеобщей скорби, голода и лишений, причем именно так со столь отдаленным прицелом весьма высокоидейно, да и столь немыслимо пафосно воодушевленно революционно…

Злу ли бежать совсем без оглядки,

Коль у добра точно те же повадки?

И вообще, звезд не нахватаешь с небес, разрушив чертоги старого рабства, оно ведь всенепременно еще себя возродит, поскольку все его корни – глубоко внутри человеческой психологии, а вовсе так не заключены они в тех уж исключительно внешних формах буквально так всеобщего государственного обустройства.

Но, ясное дело, откуда именно взялось этакое поверье: «Мы старый мир разрушим, мы новый…»

Однако возродили они разве что лишь мир стародавнего прошлого, сменив при этом религию, словно бы разом напялив на себя некое свежее нижнее белье.

От жизни никак нельзя требовать перемен, пока не был изменен сам образ мысли всего того и по сей день в точно том же довольно невзрачном виде существующего общества.

Резко к лучшему жизнь может всецело перемениться разве что для кучки всю уж страну под себя, подмявших интриганов, истинно лишь удесятеряющих весь тот донельзя всегда столь невозмутимо прежний государственный деспотизм.

Ну да, они поначалу действительно несколько ослабили путы эксплуатации на производстве, прекрасно то понимая, что хоть чего-либо, а надо бы временно людям дать!

Но то ведь было одним лишь крайне недолговечным послаблением, да еще и разве что лишь в тех не столь уж жизненно важных отраслях всего того «народного хозяйства».

В дальнейшем буквально повсюду были вновь сурово завинчены гайки, а потому и не было более ни грамма свободы от буквально всеобъемлющего, а в том числе и столь воинственно идеологического рабства.

А если и было у советского человека еще кое-чего, кроме самых прямых его гражданских обязанностей…

Ну, так заключались они, в том числе и в довольно сомнительном праве трудового народа на тупое и бездеятельное присутствие на всех уж тех совершенно нескончаемо бесконечных партийных собраниях, а также еще иногда и в возможности до чего только сугубо полодырничать во все те рабочие часы…

Интеллигенции, однако, тогда сколь весьма благодушно и впрямь-то столь весьма ведь нелепо привиделось, что она исключительно принципиально уж смело заразила массы пламенем всего своего безмерно восторженного книжного энтузиазма…

Но на самом-то деле все это были одни разве что глупые россказни да миражи, наскоро впитанные из мечтаний блаженно восторженных духом гениев всеславной литературы.

Им было свойственно сознание всецело отстраненное от довольно многих бытовых мелочей так и горящее ярым вдохновением, а потому и не могли они оказаться судьями жизни, поскольку их творчество – разве что ее великое зеркало, посмотревшись в которое мы можем лучше оценить себя, да и все окружающее, но никак не более того…

Да и сама по себе порожденная вполне достойной подобного названия литературой возвышенная духовность зачастую явно всегдашне превыше ума и сердца всех тех, кто никоим образом вовсе не был причастен к ее еще самому первоначальному возникновению.

Правда все это касается разве что лишь людей прекраснодушно и слепо прямолинейных, а не тех совершенно уж искренне прямодушных, что столь смело и благородно будут готовы во имя всеобщего блага рискнуть как раз-таки своими жизнями, а не жертвовать во имя «светлой идеи» существованием абстрактных и серых простонародных масс.

Ну а в этом и есть самая принципиальная разница между теми, кто дорогу к настоящему светлому будущему будет готов уложить своими костьми и тех, кому его разом ведь подавай прямо сейчас на блюде и уже готовым…

Так что все эти бессмысленные призывы идти разом вверх по пути всеобщего самоусовершенствования есть одна лишь сущая блажь и отрыжка после весьма сытной трапезы, а также и самых радостных прений по поводу до чего сладостно же вкушаемых разного рода яств…

А между тем простым людям нисколько не свойственно вдруг подниматься с колен, дабы устремить свой понурый от всех тех повседневных забот взор куда-либо столь вот сразу стремительно вверх.

Нет, уж вовсе никак ведь не зачерпнуть им от некоего возвышенного духовного источника даже и самую малую толику всей его и впрямь исцеляющей души волшебной силы.

Да и вообще, весь тот набор необъятных и невероятных благ был одним лишь совершенно нелепейшим миражом в знойной пустыне сущего мещанства и по-вселенски же безгранично склочного собственничества.

Обычных людей вообще уж никак абсолютно не интересуют сладкие плоды преображения всей окружающей их жизни во что-либо искристо доморощенно доброе и приторно безоблачно райское.

А главное еще и в той довольно-таки весьма расплывчато зыбкой и блаженно кроткой дальнейшей перспективе.

Уж чего-чего, а их и на весьма неприхотливо холмистой всеми своими естественными трудностями равнине очень так даже неплохо и сытно кормят.

Так что ровным счетом не имеет никакого значения, сколько еще усилий будет столь ведь явно до чего усердно предпринято, дабы действительно появилась возможность хоть как-либо вообще суметь приучить к «альпинизму» слепую и самодостаточную во всех своих низменных и плотских устремлениях, вечно вот чего-то смачно жующую серую людскую массу.

Она ведь при любом раскладе никуда далее любимого своего корыта уйти вовсе-то и близко никак не сможет, а впрочем, ничего другого людская толпа ни в жизнь, ясное дело, что совсем ведь абсолютно и не захочет.

Чехов в своем рассказе «Ионыч» пишет об этом так:

«Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например о политике или науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти».

И все это более чем неизменно было именно так, и столь немногое хоть как-то, собственно, уж вообще еще хоть сколько-то переменилось с тем самым исключительно благословенным появлением всевозможных новоявленных живых картин, чуда технически развитого века – синематографа.

Однако все то, что, так или иначе, хоть с какого-то бока было, и впрямь столь весомо и вправду касаемо, как правило, той донельзя ведь столь беспринципно одиозной официальной пропаганды…

Нет, тут уж, разумеется, все и стало до чего безудержно более чем на редкость явно ведь только совершенно иначе…

Промывать мозги стали значительно жестче, хотя и поверхностнее, но все тут дело было именно в том, что личную душу при этом попросту загодя полностью вот отменили, заменив ее целевым устремлением пронзенных острием идей восторженных трудящихся масс.

Причем само как оно есть сильнейшее чувственное воздействие более чем так самых наглядных образов на простую и крайне при этом до чего неказисто наивную душу человека было еще до чего и впрямь весьма четко и чутко подмечено далеко совсем не вчерашним же днем.

Еще в пору раннего Средневековья духовные поводыри серых и неграмотных прихожан обратили внимание, насколько жития святых, ярко и красочно расписанные на церковных иконах, более чем неизбежно оказывают весьма вот значительное влияние на саму душу исключительно же невежественного, полудикого человека.

Товарищ Ленин не зря как-то сказал:

«Из всех искусств для нас важнейшим является кино»

Знал он, о чем это он тогда во все свое горло картавил, поскольку всецело являлся, хотя и тошнотворно гнилым, а все ж таки вполне полноценно образованным, зрелым интеллектуалом.

Да, именно этак то буквально всегда ведь было и есть!

Попросту нечем опровергнуть сей бесспорный, во всем исключительно так абсолютно аксиомный жизненный факт.

Кинематограф и музыка самого различного жанра и впрямь-то, пожалуй, до чего непременно затрагивают тонкие струны многих и многих сердец.

Причем им это и вправду дано, и вовсе совсем не на мнимом, безликом и полувоображаемом уровне, как это подчас и впрямь происходит со столь многими произведениями художественной литературы.

Нет, в данном до чего весьма конкретном случае это ведь становиться явью именно в свете доподлинно яркого своего явления почти что всему же своему народу.

Однако нет, никто тут ради одного красного словца буквально-то на корню нисколько не отрицает весьма этак явно до чего только весьма благотворное влияние художественной литературы.

Да вот, однако, она вполне всерьез и столь наглядно еще уж действительно повлияет на сознание всякого человека, разве что лишь, если все ее образы исключительно вполне так достоверно полностью оживают во всех окружающих какого-либо индивидуума праведных людях.

Во всем остальном скорее уж той изумительно подчас хорошей эстрадной музыке, а также и всем тем талантливым, и впрямь берущим за душу фильмам и будет доступно в самой доподлинной мере придать той вовсе неброско простой и неразвитой человеческой натуре несколько большее совершенство самых искренних чувств…

А этим-то им и будет дано хоть в чем-либо еще весьма и весьма исключительно до чего основательней и последовательней во всем поспособствовать, куда ведь разве что значительно большей чистоплотности всех тех столь обыденных и более чем простых повседневных помыслов.

И все ж таки иногда (в случае более чем искусного насаждения общественных предрассудков любого рода и толка) и может медленно, но верно, постепенно происходить самая явная деградация буквально именно что всеобщего человеческого духа.

Раз уж вместо большой и светлой правды ему столь сметливо подсунут дешевую аппликацию в стиле «просто, понятно и доступно всем».

И этак-то оно случается именно оттого, что целое учит и вдохновляет к душевному подъему, ну а рваные клочки расхожих истин запросто еще приучат человека к нигилизму, отрицанию природы как сложнейшей структуры, в дебри, которой попросту никак так нельзя вламываться носорогом.

Ну а в действительности можно разве что лишь столь еще и впрямь осторожно расчищать себе путь посреди ее бескрайне до чего только запутанных зарослей.

Вот что пишет по этому поводу писатель Сомерсет Моэм в своем романе «Луна и грош»:

«Неужели, по-твоему, красота, самое драгоценное, что есть в мире, валяется, как камень на берегу, который может поднять любой прохожий? Красота – это то удивительное и недоступное, что художник в тяжких душевных муках творит из хаоса мироздания. И когда она уже создана, не всякому дано ее узнать. Чтобы постичь красоту, надо вжиться в дерзание художника. Красота – мелодия, которую он поет нам, и для того чтобы она отозвалась в нашем сердце, нужны знание, восприимчивость и фантазия».

Да только фантазия эта должна быть именно творческой, а не исключительно почти вульгарной или еще бесцельно прекраснодушной.

Поскольку естественная простота чего бы то ни было может быть выкуплена одним только тяжким интеллектуальным трудом, и он обязательно должен будет еще оказаться всецело продуман, а то чувство блаженного полета для всего человечества… запросто может продлиться и куда явно подолее, нежели чем несколько каких-либо самых злосчастных секунд.

Идеалистическое препарирование всей окружающей нас действительности есть сущее снятие с нее шкуры, и уж когда будет она совсем так до конца полностью освежевана, то и человек может при этом оказаться на этой земле чем-либо нисколько не нужным и попросту исключительно лишним.

Природа его, в конце концов, неминуемо как пить дать еще вытеснит, совершенно так не стерпя над собой насилия, и произойдет это именно из-за одной той извечно донельзя глупой привычки – все, значит, разбивать на куски, дабы затем наскоро склеивать его заново, но уж во всем до конца непременно «по-своему».

То есть как-либо по-иному всему тому процессу познания происходить будет и близко вовсе нисколько нельзя, а потому, исходя из всего того доселе вышеизложенного, истинному конструктивному созиданию явно ведь должно будет столь еще своевременно предшествовать время нашего «новаторского» познавательного разрушения.

И это и впрямь кое-кому кажется чем-либо вполне достойным и естественным – поначалу уж все то до основания под самый его корень полностью разрушить, разбив все чьи-то составные части на всяческие мелкие, мелкие осколки.

Ну а лишь затем составить в уме подробный и весьма основательный план, как это именно его в дальнейшем переоформить заново в некое единое, разумное, но главное – теперича как раз по-нашенски скроенное целое…

Это находит свое более чем доподлинное отображение во всей ведь культуре и искусстве, но прежде всего это касаемо самой уж более чем весьма этак до чего разнообразной человеческой натуры.

Раз у нее столь умелой рукой безукоризненно наскоро полностью отсекается все то в ней кажущееся столь явно чрезмерным и полностью излишним, а вполне вот раскрыто передаются одни те наиболее наглядные, поверхностные черты.

Причем именно подобным образом все это буквально вот кувырком и проделывается и разве что лишь ради того, дабы далее уж нисколько не составило бы ровным счетом никакого труда со всех видимых сторон его столь исключительно пристальнее разглядеть, как и сходу, все его признаки до самого конца целиком вполне полностью распознать.

Хотя на самом-то деле из всего этого до чего поневоле получается одна слащавая и гнилая полуправда, в которой разом уж столь многогрешно утопнет все неискусственное, никем не придуманное, а останутся на самой поверхности одни лишь те и впрямь выпирающие наружу сломанными ребрами – благие намерения.

Да еще и из весьма и весьма насущного разряда тех, что сколь явно хотел бы всеми силами уж разом со всем тем мясом для пущей ведь явной наглядности выдрать из всей той столь повседневно окружающей его действительности их явно нисколько не в меру блаженный духом, столь донельзя чрезвычайно добропорядочный душка-автор.

Яростные устремления гения Чехова по столь исключительно непримиримо деятельному устранению всех тех ростков праздности из широчайшего поля всей общественной жизни русского общества более всего нагляднее и вернее переданы в трех его пьесах.

Причем они-то как раз для всего своего поколения и века отнюдь не являлись ничем, собственно, большим, кроме как страстными агитками, хотя вместе с тем и без тени сомнения действительно полубезумно гениальными произведениями величайшего искусства.

То есть вполне возможно, что для некоторой части публики они, может, и были одними лишь беспримерно виртуозными шедеврами пера великого гения своей эпохи…

Однако для подавляющего большинства им было дано оказаться одним уж тем исключительно ведь наглядным подтверждением вездесущей правильности и без того витавших в воздухе идей безгрешной, а главное – излишне же воинственно классовой справедливости.

А идейки те были остры, словно ножи, а посему и столь срочная чья-то надобность их самого скорейшего применения в рамках всего существующего веками бытия в итоге и привела к страшнейшим тяготам народа во времена всех тех бесконечно долгих и тяжких лет невероятно чудовищных испытаний и лихолетий советского периода российской истории.

И чего это тут вообще может быть на деле хоть сколько-нибудь совсем уж вовсе так непонятного…

Демагогии всеобщего трудового сподвижничества был, безусловно, сколь исключительно явно более чем неотъемлемо нужен до чего же весьма надежный, и столь долговременно вполне ведь безупречно и довольно успешно работающий великий катализатор.

И очень уж действительно жаль, что столько таланта было истрачено разве что ради того, дабы наглядно и подробно передать всю эту донельзя непотребную словесную фальшь!

Советский лозунг «Слава труду!» – более чем явное чеховское наследие, производное всех его великих пьес.

Однако и другие авторы тоже зачастую ловят один лейтмотив современной общественной жизни, но вовсе не саму ее вполне же во всем полновесную суть.

Причем почему-то именно от духовной и физической сытости автора в нем и проявляется вся эта столь немыслимо твердая убежденность в самой так неотъемлемой необходимости до чего смело обогатить весь этот мир какими-либо несусветно популистскими идеями добра и света.

Это ведь как раз из-за них Пикассо и нарисовал свою голубку мира, а не отобразил на широком полотне развалины города после действительно, не дай Бог еще приключится во всем этом до чего ныне злосчастном мире, всесокрушающей ядерной войны.

И это именно Брэдбери в своих «Марсианских хрониках», как и во всем своем творчестве, довольно верно предвосхитил весь тот дальнейший крен всей нашей цивилизации в сторону полнейшего медленного, но верного техногенного саморазрушения.

Причем всякая та неимоверно грубая утилитарная восторженность и расхолаживает всю же душу современного человека.

И это одни лишь те и впрямь-таки настоянные на истинно благочестиво мыслящем разуме эмоции, явственно выражающие всю полноту человеческих чувств, собственно, и есть именно то, что столь непременно еще послужит всяческому вообще дальнейшему развитию неподложно настоящей разумной, а не приторно ласковой духовности.

Вот как до чего и впрямь умело передает все вышеизложенное автором этих строк великий писатель Иван Ефремов в своем романе «Лезвие бритвы»:

«Уметь видеть, но не пытаться сложить из виденного целое, превратить в реальность, заставить поверить в него силой труда и таланта. Наоборот, они стараются рассыпать целое на крохи. Разбить вазу, чтобы любоваться причудливой формой черепка. Выбрать из живой игры светотени изображения две-три черты, пару красочных пятен и назвать это именем целого, заменяя мудрость собирателя красоты умением анатома. Это неизбежная расплата за разрыв с природой, с ее изменчивой игрой форм».

Да, может, оно и действительно правда, что в буквально любой, пусть даже и самой примитивной, игре с человеческим сознанием всенепременно порою возникает некое подобие внешнего развития.

А все-таки оно исключительно жалко и убого, а потому и не достичь ему тех самых еще изначально всей же культурой перед всяким нынешним человечеством отнюдь вот не наспех поставленных задач.

Однако это как раз некоторого рода искусство, что столь неимоверно доверху же переполнено весьма ведь ласковой патокой вездесущей слюнявой слащавости, подчас и вытравливает из самых глубин человеческого сознания еще издревле в нем имеющейся дикий хаос, да только чисто внешне, а вовсе не глубоко изнутри…

Воспитание это и есть именно тот наиглавнейший фактор, всеобъемлюще формирующий новое человеческое сознание.

Однако современное общество никак так пока не намерено перевоспитывать простого обывателя в духе любви к высоким материям, поскольку тогда им действительно станет на редкость весьма посложнее более чем бессовестно манипулировать, да и с величайшей бездумной легкостью нахраписто управлять всеми теми на наш сегодняшний день до чего вдоволь имеющимися социальными механизмами.

Поскольку все уж общество, именно что вне всяких сомнений, явно тогда еще потребует несколько иного к себе более ответственного отношения.

Ну а заодно и начнет оно и вправду вполне осознавать всю несуразность нынешнего своего обустройства, при котором вся власть во всем мире сосредоточена в руках кучки олигархов, чье крайне неповоротливое сознание никак ведь не ищет какого-либо вполне надежного и спасительного выхода из явно довольно давно уж устрашающе назревающего экологического кризиса.

Ну а, кроме того, техническое развитие без соответствующего подстегивания со стороны внутренней и при этом истинно со всех сторон изящной культуры всенепременно всех нас еще выведет на тропу войны со всей вселенной.

И победителям, столь последовательно и старательно уничтожившим весь озоновый слой, еще обязательно затем вполне всерьез предоставится более чем прискорбная участь окаменелостей в доисторических (в далеком будущем) геологических слоях матери-земли.

Мировоззрение тертое и перетертое в поисках всяческих материальных благ имеет форму до самых дыр облезлой, видавшей виды ресторанной скатерти, и в этаком виде оно не золотой век, а куда скорее век золотушный, не дай Бог на всех нас столь непременно вскоре до чего и впрямь всевластно совсем нездраво накликает.

«Святое потребление», как принцип всеобщего последующего существования во благо всех грядущих людей, никак тут ни в чем совершенно не сгодится.

Ну, уж нет, именно нечто подобное и окажется той самой явной ловушкой, в которой все человечество всенепременно увязнет, и если не головой, то, по меньшей мере, одной из своих бесчисленно длинных «оконечностей».

И коль скоро глубокий экологический кризис может и несколько пока обождать всего своего ныне почти ведь нисколько фактически так неминуемого грядущего часа…

Однако вовсе-то никак нельзя исключить и тот на редкость ужасающий казус, когда в руках у фанатика и идиота и вправду ведь может еще вдруг оказаться так называемый «волшебный ключик» самого отвратительного шантажа перед всем остальным миром, как известно, буквально повсеместно состоящего из всецело различных стран и народов.

Да только все они до чего неизменно привязаны стальными тросами нашего времени к величайшему чертовому колесу невероятно необъятного технического прогресса…

Пока что несет оно нас вертикально вверх, но все это происходит разве что только здесь и сейчас, ну а что еще, собственно, и впрямь способно с собою принести все то вовсе пока явно так нисколько неблизкое грядущее, про то и знать ведь никто, ясное дело, заранее уж совершенно не может.

Для новоявленного Архимеда всяческих точек верной опоры слишком ведь много нынче теперь заготовлено, а потому и та всем небезызвестная метафора может еще, безусловно, уж стать более чем полноценной и безнадежно безотрадной реальностью.

И этаким ярым изобличителем «ВСЕОБЩЕГО ВЕЛИКОГО ОБМАНА» всех прошлых времен и народов вовсе никак не обязательно должен уж стать именно так некий большой политик.

Нет, кем-либо подобным может и впрямь еще оказаться и тот столь до чего нескромный обладатель чудодейственной вакцины, имеющий весьма до чего только действенное противоядие супротив им и созданного, а затем и разосланного во все края и веси смертоносного вируса.

И тот, кстати, вполне однозначно будет способен еще оказаться гораздо более живучим, нежели чем буквально всем исключительно так небезызвестная сибирская язва.

А то, что он работал нисколько не на себя лично, а на свое правительство, никак не сможет уничтожить каких-либо его собственных идей по всему тому дальнейшему применению тех самых столь успешно им разработанных боевых вирусов.

Но все это так одни лишь те еще отдельные предположения крайне нигилистического толка, да только тех действительно уж вполне реальных возможностей сотворить бед всему человечеству в связи с тем и впрямь истинно титаническим техническим развитием может на деле уж приоткрыться слишком ведь безотрадно, немыслимо много…

Мирные воды большой науки бьются о берег доселе неведомого и постепенно размывают его, однако о том, что еще непременно способно затем оказаться в руках у грязного пирата, этак-то до чего ловко взявшего на абордаж все то, что являет собой «судно всеобщих трудов тяжких»…

Нет, обо всем этом мало кто ныне действительно заранее думает, главное для современной науки – одолеть в неравной борьбе все подступы ко всем тем главным загадкам природы, а вовсе не обеспечить всему роду людскому более чем достойное и во всем действительно до конца полностью так приемлемое грядущее.

Да только как бы это разом не уплыть всем нам в то самое более чем полноценное небытие со всем этим нашим уютным и благим на одну злобу дня безнадежно вот скороспелым подходом ко всему тому нынче-то нас всегдашне везде окружающему!

Ведь даже если и можно будет чего-нибудь этакое разом создать в форме самого всеисцеляющего противоядия за какой-либо довольно короткий месяц…

Да только все человечество по самому объективному анализу вымрет всего-навсего через пару-другую недель, то какой это тогда от данной всесильной вакцины еще уж и впрямь окажется действенный прок?

Человек, кстати, вполне ведь реально способен совершенно сознательно создать более умные вирусы, от которых никакая марля попросту ни в чем вовсе-то и не поможет, имея при этом в виду уничтожение неких вражеских городов…

Но враг он разве что для одного лишь человека враг, а для вирусов ни друзей, ни врагов попросту вообще нисколько не существует.

Да и вполне то еще может, собственно, статься, что у нас впереди не одно лишь то светлое титанически невероятно совершенное техническое будущее, но и самая явная возможность, что кто-либо сколь запросто весьма уж безнадежно загубит великую массу народа простым устранением исполнителя каких-либо полностью обыденных и вполне рутинных действий.

И вот тогда, нагло усевшись на его место, террорист и впрямь задаст еще жару действительно многим, в чем-либо безмерно перед ним даже и безо всякой вины провинившимся людям.

И где это и когда некогда явно последует тот нисколько неминуемый грядущий удар, заранее на глазок никак не предскажешь и совсем ведь навскидку не определишь.

И кстати, снова хотелось бы то явно так жирно подчеркнуть, что уж сделать это может и человек, безусловно, исключительно далекий от каких-либо фундаменталистских кругов, попросту взявший на вооружение именно столь единолично свою собственную философскую систему, смело зовущую его к массовому изничтожению всех своих более чем беззаботно порхающих по жизни сограждан.

А посему из всего этого вполне однозначно следует, что максимальный контроль в этаком новом техногенном мире это, попросту говоря, самая элементарная жизненная необходимость.

А есть между тем и средства массовой информации, которых ранее попросту уж совершенно вовсе никогда не бывало в тех еще довольно-то примитивных условиях той самой ныне истинно прежней природы вещей.

И все их досконально продуманное применение, именно в том самом ключе, как некогда всесильные диктаторы подчас ведь использовали новейшие (на тот момент времени) технические приспособления, будь то кино или радио, в конечном итоге может еще оказаться весьма уж ощутимой угрозой миру и спокойствию во всех тех сытых и хорошо обеспеченных, а потому и крайне беспечных странах Запада.

Кто-то, конечно, может и впрямь сгоряча спросить, а откуда это теперь всему этому нынче отыщется место в нашей современной технически до чего только славно подкованной жизни?

А вот станет повсеместно плохо с климатом и природой – и тогда новоявленные суровые горлопаны, словно те еще вши, тут же сами собой более чем незамедлительно разом и заведутся!

И в точности так, как то и было в том самом не столь отдаленном прошлом, технические средства вновь уж явно вполне полноценно послужат тем еще надежным и безупречно верным способом для, куда значительно более плотного охвата населения диким злом и впрямь-то взбунтовавшейся против всего человеческого, столь беззастенчиво ехидного ярого варварства.

А возвышенному искусству в этом деле еще уж обязательно будет предоставлена одна из наиболее главенствующих и исключительно важных ролей!

О, это, конечно, самое ведь безнадежно безнравственное отклонение от буквально всех на этом свете когда-либо еще действительно существовавших общественных норм.

Ну а вполне на деле естественным столь исключительно так многозначительно и полностью ведь незыблемо является практически уж беспроигрышное устремление носителей высоких муз к тем самым заоблачным и белоснежным вершинам истинно высокой духовности.

Однако оно ведь порою бывает довольно-таки жалким, причем даже и при всей своей глубочайшей искренности, что вовсе, однако, не умаляет доподлинного благородства всех тех еще изначальных намерений – кое-что ведь и от таланта уж тоже зависит, как и от высоты полета чьей-либо безмерно воспаренной к звездам творческой фантазии.

Ярким тому примером может послужить «Обитаемый остров» режиссера Бондарчука.

Однако бывает и наоборот!

Это когда некий возвышенный гений станет звучно и наглядно создавать идеально же слепленные из крови и плоти иллюзии, которые затем будут чествоваться целыми поколениями, а это и отравит жизнь целой империи, и случится это как раз из-за тех «раскаленных, словно лава» инсинуаций, смело ведущих в гиблую мглу сущего кровавого безвременья.

И это совсем не то, что, скажем так, наспех отобразить, пусть и на более чем нелепом и крайне примитивном уровне, всю ту столь брутальную суть доподлинного лика гитлеризма.

И, несмотря на то, что всякое настоящее высокое искусство всецело превыше всей той элементарной пользы, которую оно всем нам и впрямь столь уж отчаянно радостно всегда преподносит, да вот, однако его все-таки следует хоть как-либо весьма вдумчиво и последовательно довольно-то пространно всесторонне классифицировать.

Поскольку тот самый чисто техногенный фактор, появившийся за последние сто лет, должен был всецело еще обязать интеллигенцию более чем пристально смотреть на любые искрометно одухотворенные вещи, в том числе и с точки зрения их сколь еще явной социальной полезности или более чем неотвратимо злой сущей опасности.

Причем их истинно благостное (с умом и расчетом) приложение к житейской практике бытия должно было быть не только ведь всецело целесообразным, но и вполне надобно было ему еще и содержать в себе исключительно здравое зерно.

И это как раз именно оно, будучи столь умелыми руками, всецело взлелеяно и взращено, и помогло бы, затем явно уж еще переменить всю общественную жизнь хоть к чему-либо возвышенно во всем величественному и отныне и впрямь-таки безгрешно многозначительно наилучшему.

Ну а стенания великих душ, запертых «в темнице лютой общественной несвободы», нисколько никак не могли донести до большей ведь части всего того дореволюционного общества самую явную необходимость взять себе на вооружение принципы столь действительно вполне ведь до конца разумного облагораживания каких-либо именно своих совсем нисколько не притязательных черт.

Да и адские муки людские никакими глубочайшими (в сырой глине быта) самокопательными изысканиями добра быть оправданы, ну никак ведь и близко совершенно не могут!

Тем более что все те и впрямь доподлинно плодотворные поиски некоего общего светлого пути это совсем не ярое насилие над всею той от века еще неизменно вполне уж одинаково существующей действительностью.

Нет, это, прежде всего планомерное созидание и самое то еще весьма ведь до чего благотворное конструирование совсем так иной, куда только более действительно лучшей жизни…

Ну а в случае, если кто-либо сколь недвусмысленно выступает с «бравыми идеями» самыми ударными темпами весьма этак скоропалительно приступить к мерам неистово агрессивного подавления всего того что во все времена почти безотрадно весьма неизменно, а именно крайне уж столь необъятно широкого общественного зла…

И главное, в конце-то концов, он и вправду ведь добивается именно всего и впрямь своего…

Да только при подобном раскладе у того изумительно бескрайне вездесущего прежнего недобра разве что лишь вмиг поменяются те самые довольно трезво мыслящие хозяева на тех вечно же осоловело нетрезвых временщиков, ну а сама суть при этом столь неизменно останется в точности прежней.

И этакого рода отныне и впрямь столь безалаберная власть всего-то явно довольно взвешенно и рассудительно еще и обзаводится до чего многозначительно весомой и солидной идеалистической прибавкой, если и существующей то именно во имя необычайно неприглядного и самого вот беззастенчиво идеологического «окучивания» всяческих и доселе праздных нисколько-то совсем невежественных умов…

При этом все их сознание доверху заполняется никогда (В РЕАЛЬНО ОБОЗРИМОМ БУДУЩЕМ) совсем уж никак на деле не осуществимыми блеклыми миражами.

А, кроме того, все те, кто мог бы, пожалуй, даже и ненароком разоблачить тупоголовых деятелей мнимого грядущего счастья, были более чем незамедлительно превращены во врагов Отечества, да и всего же вообще честного народа…

Вот и вправду, не слишком ли бесконечно много их затем оказалось – тех зачастую наиболее светлых духом людей, что были сущими нелюдями явно вот как есть отобраны для всех тех стылых бараков в Заполярье?

А бывало и того хуже: в очень даже немалом их числе совершенно ведь пред той властью невинные люди были вообще столь наскоро лишены жизни, причем еще же в самом начале всех этих явно «общественно бесполезных» социальных преобразований.

Однако ведь осуществлялось все это именно под те до чего только несмолкаемые литавры бешеного энтузиазма тех серых масс, которые интеллигенция того времени очень-то явно захотела разом освободить от тех донельзя сковывавших их оков – и надо же, освободила, сходу лишив свое государство всякой его головы…

Добро и свет так и маячат на небосклоне грядущего.

Однако, притягивая небеса к земле, всенепременно выпускаешь наружу демонов зла, а уж они именем наивысшей справедливости вполне однозначно посеют, куда исключительно большее пущее невежество, обучив свой народ грамоте разве что ради его же значительно большего закабаления в рамках рабства, и слепой покорности всем тем мерцающе бледным реалиям сумрачно сумасбродной идеологии.

Причем все ведь некогда началось именно с тех еще апостолов великой художественной литературы.

Чехов, Лев Толстой и Горький так и стремились освободить весь свой народ от столь тяжкого (для них лично) его более чем явно вот именно что извечного прозябания в зловонной луже на добрую половину ими самими и вымышленного впрямь-таки до чего невероятно горестного быта.

Он им попросту разве что издали таковым грезился в ярком электрическом свете до чего и впрямь горестного и тягостного их неприятия всей той так или иначе окружающей их на веки вечные столь беспросветно обыденной, да и безысходно житейской действительности.

Их взгляд совершенно же бессильно скользил по самой поверхности людского быта, попросту сколь неизменно избегая проникать во всю его грязную и крайне неприглядную житейскую суть.

А между тем русский народ в атмосфере подобного крепостного рабства жил уже лет триста, четыреста, а посему и не очень он примечал все свое приниженное, бессовестно скотское состояние.

Нет, он, конечно, не раз восставал, но в этом вовсе не было никакой действительно твердой системы, да только этак оно было разве что до тех самых пор, пока его не начали поедом есть все те чрезмерно взыскательно ласковые и искрометно добродушные идеалисты.

Алексей Пешков даже и имя себе подобное из-за всего того большого горя от ума сходу ведь, ничтоже сумняшеся, выдумал, дабы раз и навсегда до конца явственно выразить всю полноту своих всеблагостных задушевных устремлений.

Он и другие подобные ему хотели одного лишь не в пример всему тому злосчастному прошлому всегдашне уж во всем столь безрассудно хорошего?!

Да только ведь между тем тот самый неподдельно итоговый, конечный результат зачастую уж напрямую зависит вовсе не от духа добра, заложенного в чье-либо произведение, а как раз-таки от более чем истинно кровной его взаимосвязи со всем, тем столь давно, долгими веками отлаженным, самым что ни на есть вполне реальным житьем-бытьем.

Ну и какой из всего этого нужно бы сделать до чего так существенный и весьма неутешительный вывод?

А собственно говоря, именно тот, что как уж оно само по себе до чего и впрямь исключительно ведь безбожно выходит, чеховская «Чайка» – это исключительно ярко разукрашенная всеми цветами радуги сущая ирреальность.

И в ее-то призрачном и неверном свете в душах у многих интеллигентных людей начала прошлого века надолго еще, затем засела заноза довольно-то быстрого переустройства всех тех довольно неприязненно существующих реалий в некие иные, куда более сочные и изящные тона.

В чьих-то глазах вдруг, словно бы разом потускнели, покрылись густым темным мраком все те до чего бесконечно долгие тысячелетия «сущей обездоленности», что навсегда так и остались в том-то самом незыблемо «тяжком прошлом».

Однако все уже выше сказанное нисколько не означает, что автор имеет хоть что-либо против русских классиков или искусства вообще.

А все-таки ему более чем принципиально должно было по возможности явно так еще оказаться столь исключительно полностью вполне согласованее со всей той и по сей день уж невзрачной обыденностью, а не выпирать из нее острым и длинным гвоздем.

Искусство – оно безо всякой в том тени сомнения действительно столь так всецело участвует во всяком том вполне еще должном формировании внешнего скелета всей человеческой натуры!

Именно благодаря ему он и становится жестче, прочнее и массивнее, да и внутрь его столь ведь нередко бывает ему суждено заронить некое довольно полезное зерно.

Да только безо всяческой серьезной подпитки со стороны всех тех окружающих людей ему уж действительно долго ведь никак не оттенять собой тьму буквально одеревеняющего душу страха…

Злоба отравит, одиночество сгубит, а люди совсем уж вовсе не сумеют вдруг оказаться намного лучше самих себя, разве что лишь благодаря тому, что им довелось несколько соприкоснуться душой со всем тем безмерно радостным миром прекрасного…

Искусство непременно способно породить к себе столь неустанное задушевное устремление, однако отнюдь никак так и не более того…

Нет, то уж точно истинная ведь ничем неопровержимая аксиома именно всем тем глубокомысленным проявлениям высокого духа и вправду вполне свойственно придавать всему этому нашему житейскому естеству несколько большую восприимчивость к высоким нотам действительно совершенно так подчас необыденных частот.

И они весьма явно столь во всем уж донельзя отличны по всему своему звучанию от всяческой мелкой суеты простейших и будничных вездесущих проблем.

А все-таки самое что ни на есть положительное воздействие высот духовности на всю эту нашу серую и обыденную жизнь, в конце концов, вне всяких сомнений, еще уж окажется, по всей своей сути, до чего неизбежно поистине ведь ничтожным.

Потому что, несмотря на всю большую живость образов, как кинематограф, да точно так и хорошие книги навсегда уж останутся одними перилами, довольно-то наспех подвешенными кем-либо в воздухе.

Ну а потому и окажутся они исключительно вот малоспособными действительно еще удержать человека от глубочайшего морального падения.

А кроме того, они вообще могут более чем осознанно увести всякого своего читателя или зрителя в самую глубочайшую бездну и мглу новоявленных диких времен.

Автор вполне же способен быть злым и жестоким, стремиться к насаждению в душе человека наиболее низменных, примитивных инстинктов.

Да только коль скоро товар его на полках магазинов никак не залеживается, а весьма бойко распродается, никто и смотреть на это совершенно так вовсе нисколько не станет.

Тот же Стивен Кинг, безусловно, может еще послужить тому, самым что ни на есть явным именно что до чего преотличным примером!

А кроме того, всякое реальное воспитание личности за самым редчайшим исключением может быть осуществлено одними лишь живыми людьми и никем этак, собственно, более.

В принципе, буквально любого человека будет еще возможно хоть сколько-то явно попытаться постепенно уж переиначить, а в том числе нечто подобное иногда будет возможно предпринять даже и в чьем-либо довольно-таки зрелом возрасте.

Да только и вправду уж заниматься подобного рода просветительством чьей-либо и впрямь столь давно заблудшей души можно будет разве что совсем ведь явно недолго, коль скоро сам человек о том никого, собственно, совсем не просил.

Ну а яростное форсирование данного процесса более чем предметно предзнаменует все этапы бескомпромиссной борьбы с почти же всегда остающимся на самом том донышке души добром, а вовсе не наоборот.

А еще, даже и попросту столь до чего ненавязчиво указав человеку на тот фильм, который ему вполне стоило явно так внимательно посмотреть, или на ту книгу, которую ему крайне важно было бы вдумчиво прочесть, тоже его хоть в чем-либо на деле, а не на одних праздных словах, действительно же перевоспитываешь.

Причем в особенности полезным все это станет как раз тогда, когда ему заодно и подскажут, на чем это именно при просмотре или при прочтении ему непременно бы следовало действительно акцентировать все свое основное внимание.

И ведь в наиболее праведном ключе все вышеизложенное было бы и впрямь до чего логичнее соотнести именно как раз ко всем тем истинным же сокровищам художественной литературы.

Однако никак так нельзя совершенно неразрывной нитью привязывать возвышенную духовность к привитой еще с детства привычке к прочтению книг.

А тем более что некоторые из славных поглощателей бессмертных произведений искусства бредят одним лишь тем еще святым его духом, а именно потому они со столь божественно лирическим упоением и воздают почести одному только своему безмерно большому, ненасытному аппетиту.

Это и позволяет им смотреть на других (простых смертных) сверху вниз, а они в точности те люди, а потому и все, что потребно для вполне стоящего изменения всех их повседневных привычек заключено как раз в постепенном создании условий, дабы само чтение книг стало для них делом истинно комфортным и уютным.

Этой, безусловно, наиважнейшей цели и могут до чего целенаправленно послужить многие и многие нынешние аудиокниги.

Однако то вовсе не вопрос, а что это именно более всего оказывает на всякого человека самое существенное влияние – прочитанная ли книга, увиденный фильм или то, как вели себя, да точно так уж ведут себя и теперь, его родные отец и мать.

И кто это вообще решил, что все человеческое общество действительно достойно всей той своей чисто внешней цивилизованности?

А между тем почти вся современная духовность и человечность – это плоды стараний довольно-то малочисленной группы интеллектуалов.

Вся вот так называемая общечеловеческая культура в случае некоего всеобъемлющего катаклизма, что, не дай Бог, сотрет с лица матушки-земли все ее современное политическое устройство, даже и часа не устоит перед натиском чрезвычайно быстро отупевших орд не более чем вынужденно (безо всякой на то особой охоты) приодевшихся и остепенившихся дикарей.

Они степенны и учтивы разве что исключительно из-за внешне навязанных им законов всего того полностью ведь единовременно с ними и поныне до чего только неотъемлемо существующего современного общества.

В случае же весьма явственного тупика на пути всего современного прогресса процесс деградации культуры и возникновения новых врагов народа может занять не более одного лишь кратчайшего мига во всей так или иначе имеющейся истории всего этого нашего цивилизованного существования.

На то, без тени сомнения, вполне может хватить и года, а уж тем паче двух лет столь ведь весьма жалкого существования в свете вновь совсем не на пустом месте разом возникших вовсе-то заранее никем и не предвиденных до чего и впрямь только ужасных трудностей.

И вот именно тогда многотонные колеса телеги вроде бы так навеки прежнего тоталитаризма очень уж даже быстро и до чего безудержно раздробят кости всему тому внешне ярко демократическому, но пока еще во многом, несомненно, полностью аморфному…

Ну а все великие достижения светлого разума, что без тени сомнения и вправду смогли бы всех нас постепенно приблизить к чему-либо высокомудрому и чистому, с той еще легкостью, непременно, смогут оказаться задействованы именно ради того, дабы насильно привить всем нам любовь к наиболее грязным нечистотам весьма ведь отменного скотского себялюбия.

Они же, между прочим, в прошлом и посодействовали укоренению в неграмотном и невежественном человеке столь беспочвенной веры в то, что хватит, мол, и того, чтобы толпа хором проорала «халва» – и через одно мгновение у всех во рту разом станет приторно сладко.

Нет уж, вовсе не может тут быть никакой существенной разницы, делалось ли это во славу дикой жестокости или во имя всеобщего блага и любви к ближнему, раз было то отныне попросту явно ведь именно что совершенно полностью до чего явно так безразлично.

Разве что именем истой черной ненависти будет весьма значительно так труднее столь еще открыто творить наиболее темные и грязные дела, поскольку некоей усредненной душе человека все это довольно быстро вскоре раз и навсегда совсем опротивеет.

Однако и само ее наличие еще непременно можно будет до чего незамедлительно взять под очень даже большое и более чем беспристрастное сомнение, а то и вовсе ведь напрочь ее отменить!

Коммунистическая и нацистская идеологии, создавшие в чьих-либо близоруких глазах невообразимо заманчивый проект по ранее нисколько и небывалому ускорению политического и духовного преобразования всего рода людского, поставили во главу угла самое принципиальное отсутствие у всякого человека какой-либо собственной вообще же души.

Варварские диктатуры признавали одно лишь наличие у него интеллекта, проявляющего себя в самых основных инстинктах, кстати, присущих даже и живущим в некоем едином сообществе насекомым.

При этом сугубо подчеркивалось все явно так чисто звериное родство, классовое или этническое, что никакого существенного значения далее вовсе так никак не имело.

Главной целью тут было яростно сплотить людей пристроив к ним до чего немыслимо угловатое клише – «наши» и «не наши», ну а чужих, совсем не своих, мы ведь разом всех до единого пустим с ходу в расход – оптом и в розницу.

И их действительно отныне уж всех и следовало буквально повсеместно нещадно уничтожать, словно тех еще злобных вредителей, извечно строящих, да и осуществляющих, коварные планы супротив всего того в тех до чего и впрямь принципиально же строгих рамках ярко выделенного – благородного рода людского.

Причем безукоризненно веря светлому уму Федора Достоевского – это явно не что-то такое исключительно новое, а давно извечно исхоженное старое.

Вот что он пишет по этому поводу в его незабвенных «Бесах»:

«Во всякое переходное время подымается эта сволочь, которая есть в каждом обществе, и уже не только безо всякой цели, но даже не имея и признака мысли, а лишь выражая собою изо всех сил беспокойство и нетерпение. Между тем эта сволочь, сама не зная того, почти всегда подпадает под команду той малой кучки „передовых“, которые действуют с определенною целью, и та направляет весь этот сор куда ей угодно, если только сама не состоит из совершенных идиотов, что, впрочем, тоже случается».

Но этих идиотов еще вполне возможно будет раз и навсегда попросту разом отодвинуть от бушующего вулкана людских страстей.

Поистине дав массам вместо лубочных светлых идеалов фигурку кумира, что и будет отныне полностью ознаменовывать более чем наглядную суть сущего воплощения всех чаяний и надежд на все то некогда разве что лишь грядущее всеобщее славное благоденствие.

История знает тому довольно немалое число весьма красноречивых и до чего и впрямь наглядно выразительных примеров, и из последних – это, конечно же, Великая иранская революция.

Она-то еще изначально возникла как раз оттого, что кучке тех крайне растрепанных во всех своих наилучших чувствах либералов столь невероятно некогда и впрямь захотелось заполучить значительно большее количество гражданских и общественных свобод.

Причем это несмотря на то, что у них и без того их было нисколько уж явно вовсе совсем так немало.

И именно с этого все разом и начинается!

Ну а затем любая революция, что весело и безмятежно изумительно же бездумно, но многословно прекрасна, столь весьма деятельно возвышает на самые небеса те ничтожества, что затем проявят тот своекорыстно злой интерес ко всему тому безупречно последовательному и до конца с виду явно так праведному перераспределению всеобщего истинно чужого народу блага.

Да и тут же столь резво и мимоходом разом изыскивает братия, ревностно блюдущая традиции массового террора себе ярых и до чего тщательно скрытых врагов, дабы затем бесшабашно утопить в их крови все то до чего стародавнее проклятое прошлое.

Неистово пытаясь при этом буквально уж с ходу сплотить весь «свой» простой народ супротив всякого их до чего только, невпример ничему иному весьма ведь коварнейшего и вездесущего присутствия.

И, ясное дело, что это именно большевики весьма ответственно и спровоцировали капиталистический мир на поиски и впрямь-то более чем насущной антитезы осатанело яростному большевизму.

А им и стал половозрелый фашизм, так и втиравший все то свое свирепо лютое мировоззрение исключительно безыскусной и немыслимо на редкость всепоглощающей ненависти в довольно подчас столь поверхностно образованные умы чрезвычайно во всем беспечно серых масс немецкой и итальянской наций.

Правда если и дал нацизм клятву верности капитализму, то ведь сделал он это разве что лишь только потому, что всякий иной противоположный путь был ему отныне абсолютно прегражден всеми теми местными нисколько так уж совсем невзыскательно неприемлемыми для всякого того настоящего социализма – имперскими реалиями.

И было в нем, кстати, значительно больше ничем не прикрытой варварской агрессии, нежели хитрости, и был он столь и впрямь смертельно опасен всею своей истинно дьявольской продуктивностью.

Однако та самая всеядная хитрость при всей своей довольно грубой житейской тупости все-таки может оказаться значительно же похуже, причем совсем не только для всех тех отдельных с чьей-либо точки зрения нисколько неполноценных народов, но и для всего дальнейшего существования всего этого мира.

Русский народ был и есть один из сильнейших по всему своему духу народов мира сего.

Ну а потому и вполне еще могла оказаться столь несоизмеримо горше судьба всего человечества, если бы тот самый осатанелой лихости большевизм действительно изыскал все нужные идеологические средства, дабы как раз именно его значительно лучше и весьма этак обстоятельнее действительно еще оседлать.

Ну а затем и можно было бы повести вконец заблудшие трудовые массы на бастионы того неистово озверелого и социально столь и впрямь бешено чуждого им по духу капитализма.

А, тем более что уж делалось бы все это как раз во имя любви, а вовсе не во имя расовой животной ненависти!

Да, именно так!

Во имя любви, хотя и путем убийств и яростно безрассудных и разрушительных свершений!

По куцей логике комиссаров, само собой, то сколь невозмутимо и впрямь-таки весьма своенравно всегда выходило, что как раз посредством чего-либо подобного и пребудет во всем этом мире их столь безумно радостный (даже в предощущении его) до чего только отныне чисто земной рай, а не тот никогда нисколько не существовавший – небесный.

Однако на самом-то деле столь явно горестно оно всегдашне ведь разом нисколько никак вовсе уж совсем не благочинно выходит, что чем это только более радости будет присутствовать в людских сердцах от смерти лютых классовых врагов, на которых, пусть и пришлось до этого безропотно целыми веками гнуть себе спину…

Да только со всей той явной безысходностью надо бы сразу заметить, что лучше от всего этого никому вовсе-то совершенно нисколько не станет.

Раз еще лишь значительно гуще затем сгустятся тучи ненависти, отравляющие громом и молниями осатанелой идеологии простым людям их наивные души, да и, в принципе, всегда уж искренне добрые сердца.

Ведь никоим образом нельзя путем убийств и насилия над ближним своим (пускай он и будет хоть в чем-либо всегда единолично полностью сам виноват) приблизить эпоху всеобщего счастья.

Таким макаром разве что, наоборот более чем незамедлительно отодвигаешь общество назад в пещеры к мамонтам и троглодитам.

Вот и генерал белой армии Краснов более чем однозначно рассуждал в примерно схожем ключе – ниже приведено его мнение, изложенное им в книге «От двуглавого орла к красному знамени».

Жаль только, что всего через год после написания этих строк Краснов вполне вот всерьез душевно подгнил, и в конце последующего своего романа «Единая-неделимая» ему с чего-то вдруг явно вздумалось прославлять убийцу отца, матери и деда исключительно за то, что тот свернул шею какому-то одному никудышному большевику…

«Она думала. Она пришла уже в своих думах к тому, что, может быть, они правы. Они, трудящиеся над землей, они, живущие в маленьких тесных избушках, где спертый дурной воздух, они, голодающие и мерзнущие. «Мир и все его богатства принадлежат им, и буржуи – словом, все те, кто не умеет сам работать и добывать все своими руками, должны или стать такими, как они, или уйти в иной мир, на земле не место тунеядцам…» Придя к этой мысли, Оля почувствовала страшную жажду жизни. «Ну, хорошо, – говорила она, – я буду работать, как они, я буду прачкой, я стану садить и полоть огороды…» С этою мыслью она задремала. Но сейчас же вернулась в явь от новой яркой мысли. «Да ведь тогда, – думала Оля, и мысли точно торопились в ее мозгу, стремясь что-то доказать ей важное и убедительное, – тогда,

когда все станут, как они, и не будет нас, погибнет красота. Тогда погибнет вера в Бога, погибнет любовь. Тогда исчезнет сознание, что позволено и что не позволено. Тогда убийство не будет грехом и сильные и дерзкие станут уничтожать слабых. Слабые станут раболепствовать перед сильными, угождать тем, кто свирепее осуществляет свое право жизни. Тогда все обратится в сплошную резню. Христос с Его кротким учением уйдет из нашего мира, с Ним уйдут красота и прощение, и в дикой свалке погибнут люди. Они, как хищные звери, разбегутся по пещерам и будут жить, боясь встретиться с себе подобными»».

И как раз именно это, собственно, и произошло в России во времена ленинско-сталинской оторопи от всего того, что совсем этак до чего только нисколько неправильно уж явно соотносилось ко всему тому до чего «беспутно треклятому прошлому».

Через двадцать долгих и мучительных лет неистово сурового правления Антихриста люди вообще стали бояться разговаривать с какими-либо посторонними прохожими из-за одного глубоко гнездящегося в самом их сердце страха, что вдруг это они и есть те самые враги, о которых столь много и подробно пишут во всех газетах.

А потому люди тогда буквально до смерти боялись, что и их тоже безо всяких излишних каверзных слов огульно и безотлагательно явно уличат в том, что они, может, и мельком с кем-либо не тем, переговорив, с лютым врагом вступили во вполне осознанный предварительный сговор.

Причем все это стало возможным разве что лишь путем медленного, но планомерного удушения России в кошачьих объятиях большевистского вождя всех тех волей-неволей отныне столь безропотно ведь подвластных ему народов.

Он-то точно до чего и впрямь умело играл со СВОЕЙ страной в ту самую всем небезызвестную игру кошки с уже пойманной ею мышкой…

Да только довольно многим представителям тогдашней интеллигенции, что была в то время столь уж усердно догматически взрыхлена и идеологически верно раз и навсегда пропесочена весь тот нисколько неудержимо победоносный процесс бескрайнего и безудержного закабаления народа ярмом окаянного большевистского рабства, был вовсе не столь явственно и зримо вполне ведь приметен.

Наверное, тут сыграло свою решающую роль именно то обстоятельство, что большевики столь вот даже так явно умело, создавали в народе великие пароксизмы беспричинного восторга.

Причем уж делалось это и впрямь исключительно явно во всем разве что подобно тому, как то и по сей день сколь развязно, нахраписто, бойко и толково весьма вот умело проделывают всяческие прохиндеи, строители финансовых пирамид.

Писатель Андрей Платонов в своей знаменитой повести «Котлован» разоблачает это в своем более чем безо всяких прикрас доподлинно исторически верном описании всего того вдоволь так тогда разросшегося, словно снежный ком, беспросветно дутого энтузиазма:

«Я этих пастухов и писцов враз в рабочий класс обращу, они у меня так копать начнут, что у них весь смертный элемент выйдет на лицо… Но отчего, Никит, поле так скучно лежит? Неужели внутри всего света тоска, а только в нас одних пятилетний план?»

А показухи в те времена и впрямь было попросту столько, что и сами вожди по этому поводу до чего и впрямь подчас так невольно спесиво и весьма жизнерадостно умилялись.

Уж как это им столь легко удалось буквально разом более чем казенно и бесслезно поднять весь свой народ на «святую» войну за все то полнейшее исключительно бескомпромиссно всесильное его последующее порабощение?

Ну а столь изящно соткано все это было как раз из тончайших нитей тех донельзя искрометных и ослепительно бравых иллюзий, что плавили не одну тугоплавкую сталь, но и сердца и души загоняли в ад и не какого-либо там еще загробного грядущего, а этого нашего земного настоящего.

Ну а пресловутое всеобщее счастье это одна лишь гулкая приторная фальшь медных труб дешевого и разгульного духового оркестра.

Ничего подобного уж никогда на этом свете попросту и не может быть, поскольку в живой природе каждый отдельный разум должен иметь именно ведь свою яркую индивидуальность и полностью так разве что во всем свое личное большое счастье.

Ну а создать из вообще ничего счастье общее, а главное грядущее означает попросту отнять у буквально каждого его личное благо, а вместо него выдать ему на сменку грязное и потное ожидание того же, что и все когда-нибудь в одни руки также ведь действительно со временем может быть еще и получат.

Внешне вроде бы все как оно и надо!

Хотя на самом-то деле все это являлось разве что одним тем исключительно плоским, словно блин, прикрытием наиболее главной для всех трудовых людей весьма же донельзя во всем ответственной их задачи…

Им вот еще обязательно предстояло найти себе столь невозмутимо во всем достойного и вполне искренне им подходящего великого кумира, наилучшего из всех людей, дабы затем именно его и сделать наивысшим существом, пред которым все остальные, несомненно, будут обязаны молча склонить свои головы и колени в жесте чрезвычайной преданности и любви.

А иначе и быть оно тогда никак этак вовсе совсем не могло!

И, конечно, кто-либо может и впрямь столь истинно благородно и громогласно во всеуслышание заявить как раз ведь о том, что можно, мол, в единый миг разом видоизменить весь род людской, попросту дав ему совершенно другую, куда более достойную жизнь.

А, в особенности, путем до чего и впрямь самого того еще более чем незамысловатого переиначивания всего его никуда отныне и близко более не годного обывательски житейского мировоззрения.

Однако все это не более чем несусветная до чего только бредовая чушь.

Писатель Ефремов в своей книге «Таис Афинская» вполне доходчиво разъясняет на примере Древнего Египта, чем уж все то довольно-таки бессмысленное понукание всего того общественного, да только никак не своего личного разума и впрямь-то может исключительно ведь плачевно и совсем не бескровно разом когда-нибудь еще действительно так окончиться:

«Другое заботило его – недавно он понял всю тщету усилий преобразовать Египет, внедрив сюда дух Эллады и гений Александра. „Эту глыбу древних верований, обычаев и уклада жизни, подобную скале из черного гранита Элефантины, – объяснял он Таис, как всегда, умно и убедительно, – невозможно изменить иначе как расколов ее на части. Но поступать так немудро. Разрушая, невозможно сразу заменить прежнее новым, ибо страна останется без закона и обычая, обратясь в сборище одичалых негодяев“».

А как уж иначе?

Всю ту еще издревле существующую жизнь никак за одно поколение нисколько и близко вовсе не переиначишь!

Однако все те и впрямь до чего невообразимо подлые негодяи, что истинно так до самой распоследней крайности, столь невообразимо увязли во всем своем осатанело бесноватом фанатизме на этот счет, пожалуй, мыслят безнадежно ведь, значит, разве что только люто по-своему.

Поскольку именно этого им и было некогда, собственно, надо!

Они, видите ли, только лишь и желают слепить из общества некий единый организм, в котором все те гнусные лицемеры, вооруженные знаменем великих пламенных идей, явно ведь вскоре еще окажутся неким наивысшим все отныне раз за разом за любого и каждого в этаком людском конгломерате всесторонне и всесильно решающим существом.

Ну а для самого наибольшего успеха на этом поприще им всенепременно надобно было до чего и впрямь совершенно незамедлительно отменить все когда-либо ранее существовавшее прежнее, наспех до чего тщательно утрамбовав все общество самыми разнообразными видами совершенно же вездесущего дьявольского террора.

А между тем любая фанатически превозносимая идея может еще послужить не одним лишь тем столь и впрямь до чего сугубо во всем внешним мерилом всего того нынче и вся, но и стать действительно главным краеугольным камнем отныне и на долгие века бескрайне безотрадного общечеловеческого существования…

Причем люди культурные и грамотные будут ее чествовать как раз-таки уж только ведь, именно потому, что самая главная заслуга нынешней власти именно в том и впрямь непримиримо твердом и вполне устойчивом ее существовании, сулящем безбедную жизнь и блага всем тем, кто ее будет до чего только искренне во всем поддерживать.

И так тому, в принципе, собственно, и положено быть, поскольку жизнь течет и надо бы плыть разве что лишь по ее безупречно главному течению…

То есть при каком-либо даже и наиболее нелепейшем своем выверте «новая жизнь», никак не осуждалась всем тем безмерно прекраснодушным либеральным мировоззрением.

И ведь на деле оно еще и оказалось и столь до чего весьма этак воинственно примиренческим со всеми теми удушающе бездушными реалиями нынешнего века.

Что впрочем, и стало столь мощнейшей же внутренней подпоркой, сладостно поддерживающей совесть интеллигенции в более чем для нее самом надлежащем состоянии полнейшего безбрежного покоя.

И всякий современный диктатор в его собственных глазах вообще ведь попросту столь уж неизменно видится себе чем-то навроде муравьиной королевы, от которой впредь и будет зависеть жизнь и судьба всего остального гигантского муравейника.

Его мысли и чувства всесторонне (в его глазах) отображают некое глобальное мнение, и устремление всецело выдуманной идеалистами-фанатиками коллективной души всей его нации, так что категорически нет и не может быть никакого иного мнения или уж какого-либо еще совершенно так постороннего всеобъемлюще отображающего всеобщие чаяния чувства.

Вот чего пишет по этому поводу писатель Алексеев в своем романе «Крамола»:

«Принцип коллективного, классового мышления напрочь уничтожал автономию личности, оставляя это качество одним лишь вождям».

Вождь – он же отец нации – то ведь вовсе никак не король, помазанный на царство небесами…

Однако он, как тот еще вполне истинно полновластный прародитель всего того нового сущего, и впрямь-то в своих собственных глазах имеет более чем полнейшее право на его самое так абсолютное действенное и планомерное уничтожение.

Ну, или, по меньшей мере, на его столь уж бесподобно смелое переоформление в рамках лично ведь своего обо всем на этом свете исключительно весьма и весьма до чего только несусветно одиозного понимания.

Вот как беспардонно вкрадчиво, столь и вправду старательно при этом избегая всех ведь острых углов, о том до чего только всласть глаголет великий классик французской литературы – Виктор Гюго, «Девяносто третий год»:

«Разрушить все Бастилии – значит освободить человечество; уничтожить феодализм – значит заново создать семью. Виновник наших дней – начало всяческого авторитета и его хранитель, и нет поэтому власти выше родительской, отсюда законность власти пчелиной матки, которая выводит свой рой: будучи матерью, она становится королевой; отсюда вся бессмысленность власти короля, человека, который, не будучи отцом, не может быть властелином, отсюда – свержение королей; отсюда – республика. А что такое республика? Это семья, это человечество, это революция. Революция – есть будущее народов; а ведь Народ – это тот же Человек».

Народ – он и вправду, действительно тот же человек, и с этим довольно трудно, взвешенно о том, подумавши, сколь и впрямь обреченно, вовсе никак так нисколько не согласиться.

Однако при этом сущего и вполне полноценного единства всего его духа всенепременно придется добиваться великое множество всех тех невыносимо тягостно и бестолково гуськом друг за другом идущих тысячелетий.

Причем столь долго еще самой обыденной практикой жизни так и будут те времена, когда наиболее главными побудительными факторами во всех действиях почти что всякого человека более чем безвременно окажутся именно те направо и налево столь ведь броско цветущие чисто эгоистическими страстями безудержно собственнические побуждения.

Поскольку действительно видоизменить еще от века как раз-таки подобным образом сформировавшуюся людскую породу – отнюдь не то же самое, что и вполне полноценно, трезво уяснить более чем законченно и здраво обоснованную концепцию самой той еще явной необходимости довольно резвого движения именно в этом исключительно верном направлении.

Да только идти к чему-либо подобному надо бы без каких-либо излишне резких рывков и (по возможности) безо всякого этически нисколько ведь никак не обоснованного напрасного насилия…

Правда, суровую и совершенно бескомпромиссную силу порой действительно необходимо применять, но разве что лишь по отношению к людям предельно отсталым, все еще живущим в самом отдаленном прошлом.

Именно против них и должны были буквально на пределе всех их возможностей всецело оказаться задействованы все силовые структуры внутри всякого действительно большого общественного организма.

Путь же вперед при помощи тотального насилия всем нам, безусловно, всецело явно заказан.

Попросту потому, что донельзя бравое и безотчетно самонадеянное улучшение жизни – это процесс вовсе ведь никак нисколько не единожды уж праведно и столь непримиримо явно созидательный.

Да и вообще всяческим неуемным разрушением старых оков еще ведь сколь, безусловно, разве что лишь куда значительнее усугубляешь все то, что из века в век именно подобным образом кирпичик за кирпичиком в глухую и высоченную стену довольно-то давно слепо и несокрушимо именно исторически само уж собою явно сложилось.

Попросту то, что до чего вдоволь накапливалось и накапливалось в общественном организме в течение многих и многих поколений, никак так нельзя было наскоро вымести, словно бы то был старый и совершенно ныне полностью бесполезный мусор.

И разом же перемениться могут одни лишь начальственные лица и внешние декорации, но ничего и никогда, собственно, более.

Нить, из которой сплетена самая сердцевина обыденности, никак не удастся именно вот наспех единым усилием воли всемогуще еще разорвать.

Поскольку вся паутина злосчастного людского рабства фактически всегда сплетена изнутри, а совсем не снаружи.

Отдельные истинные (не избранные серой и безликой толпой) вожди действительно смогут повести свои народы дорогой славы и привнести к их ногам военные победы, благодать, как и доподлинно безоблачное счастье…

Однако ведь все то, что было тем или иным образом вовсе не вскользь явно касаемо всех тех взятых кем-либо на щит философских течений…

Нет уж, более чем незыблемым и непреложным в них абсолютно всегда было, да и останется, именно то совершенно безбрежное наличие всяческой и всевозможной разноцветной словесной шелухи.

Причем вот основано это было как раз на всех тех весьма глубокомысленно восторженных теоретических выкладках, что вовсе так никогда нисколько не были хоть сколько-то существенно ограничены какими-либо вообще столь ведь подчас суровыми житейскими реалиями.

И их, собственно, никто и не пытался, как следует до чего и впрямь продуманно обкатать на какой-либо деловой и действительно обыденной основе.

Буквально все в них возвышенно и проникновенно светлое столь уж разом насильственно облекалось в аляповатые полотнища крикливых лозунгов, становясь при этом самой той еще весьма так неразрывной частью всей той никак не воздержанной на самовосхваления чрезвычайно вот бесноватой идеологии.

Причем все эти кроваво-красные знамена и впрямь-то на ходу затем рвались, обнажая при этом всю наготу исключительно эгоистических побуждений всех тех новоявленных вождей серой и совершенно бессмысленной толпы.

Однако простых людей до чего только наспех разрушивших тот будто бы давно отживший свое старый мир, попросту более чем бесстыдно злодейски обманули, слащаво поманив их тем еще бескрайне далеким миражом, до которого им было, вовсе-то никак затем никогда нисколько уж и не добраться.

Они были наивны и безграмотны, а потому и до чего бескрайне так простодушны.

Ну а потому им и было дано бездумно и сразу «во все то безгрешно светлое» всею душою до чего и впрямь столь весьма радостно и беззаветно слепо поверить.

И вот и впрямь судорожно же осознав ту самую более чем вездесущую необходимость явного так и столь непосредственного сокрушения всего того навеки отныне отжившего, они и раздавили всю нравственную суть во многих простых и отчаянно невежественных людях.

Ну а что уж до некоторых особо рьяных разрушителей оков всего того непомерно огромного прежнего зла, то это именно в них и сосредоточилось все то, что, в принципе, и являлось сущим экстрактом до чего только действенных наработок всего того светлого разума.

И было оно ими столь до чего только весьма и весьма беззастенчиво цинично перевернуто вверх дном, причем уж сделано это было как раз-таки во имя той старой, как и сам этот мир, более чем безобразной уловки – всемогущего идолопоклонства в одной разве что только новой его наиболее, зловещей нынешней одушевленной интерпретации.

Да еще и возникли при этом слуги народа рангом поменьше, которых ранее уж никак нельзя было призвать ко всему их столь ведь праведно восторженному услужению своему кумиру, безо всех тех современных технологий, ранее и близко пока никак так не существовавших в самой как она только есть природе и жизни человека.

Разумеется, что к идеальной диктатуре все человечество еще бы явно пришлось очень так даже долго и весьма старательно приноравливать, и вернее всего, что совсем не иначе, а вовсе не одну ту донельзя злосчастную тысячу лет.

Поскольку «вымести мусор» до чего и впрямь исключительно так последовательного восприятия самого себя как более чем во всем и впрямь нисколько неизменного центра всей той действительно видимой всякому невооруженному глазу вселенной…

Нет уж, ничего путного из всего этого нисколько и близко совершенно не выйдет, даже и при исключительно деятельном к тому содействии более чем тщательно продуманной пропаганды, начинающей все свое более чем энергичное воздействие на мозг человека еще вот с самого нежного его возраста.

Единственным надежным способом к быстрому переустройству психики в этом направлении было бы лишение детей их «государственных врагов» – родителей, но и это тоже явно заняло бы довольно продолжительное время, раз совершенно невозможно было бы проделать чего-либо подобное именно в одночасье с большей частью всего своего, пусть даже и совершенно беспечного народа.

Он ведь тогда всенепременно безумно взбунтуется…

Однако же исподволь и крайне постепенно дети недругов государства, отнятые от материнской груди еще до того, как в них вообще ведь успело проснуться действительно до чего полностью вполне самостоятельное сознание…

Уж сколь запросто они могли бы затем и впрямь-то со временем оказаться весьма и весьма значительной прослойкой всего того исключительно так полностью явственно нового механизма государственного аппарата.

И это именно из них, начисто лишенных всяческой обычной человеческой психологии, и вышли бы когда-нибудь затем самые наилучшие устроители коммунистической или же нацистской эры.

Янычары или Мамлюки могут являться тому самым так наилучшим историческим примером.

Гитлеровцы, правда, никогда ничего такого бы нисколько не учинили со своей собственной нацией, а разве что максимум с чужими для всего того действительно ведь наиболее так явно подходящими!

Подобного рода вещи некогда доподлинно имели свое место и время и дети, рожденные от связей немцев с норвежками, так вот и прозывались «подарками» бесноватому и бездетному фюреру.

Уж будто бы их не «аист в клюве» принес, а Санта Клаус в своих санях на радость всему руководству Третьего Рейха в своем мешке во имя столь доблестного выведения ими расы сверхчеловеков и вправду привез.

Ну а Сталину в подарок нужны были дети сироты врагов народа и чем их будет разве что весьма и весьма до чего только значительно больше, тем оно, ясное дело, еще уж затем окажется столь безупречно до чего надежнее для всего его по-заправски людоедского и душегубского спокойствия.

Ну а нацисты были столь явно, куда поболее схожи со всей той еще первоначальной большевистской гвардией, да вот, однако их учение было куда жестче и продуктивней в плане максимально быстрого освоения столь явно безотказно действенного уничтожения под корень или почти так под самый корень целых уж больших и малых народов.

Однако ведь вся та его не вполне до конца предостаточная ожесточенность супротив всего своего народа более чем так безукоризненно объясняется разве что лишь отсутствием «большого взрыва», подорвавшего все прежние устои общества.

Нет, в нацистской Германии подобных вещей вовсе нисколько и близко совершенно не происходило.

А разве что имело в ней место одно лишь столь значительно большее ужесточение всех тех и ранее существовавших наиболее так отвратительных черт всего того еще стародавнего империалистического государства.

А, кроме того, то было и столь неразрывно увязано еще ведь и с кратковременностью существования нацизма, как и с несколько большей, нежели чем в России, внешней культурой немецкого народа.

Однако нисколько никак то будет вовсе не дело донельзя ведь праздно приплетать ко всякому еще разговору мысли о хоть сколько-то действительно лучших душевных качествах изуверски деятельных и донельзя бесноватых вождей Третьего рейха.

Ими было взращено поколение солдат, вовсе ведь отныне более не знавших ни жалости, ни хоть какого-либо чувства сострадания.

Правда, они любили родину, были очень набожны, благочинны, со всеми были приветливы, да и вполне между тем ласковы к приезжим.

Однако вот вдали от родных мест все эти домашние немецкие качества явно довольно-таки заметно же быстро значительно вот выветривались, а наружу из наиболее потайных уголков разом выглядывала столь свойственная всем западным европейцам недюжинная ядовитая спесь.

Причем самым худшим образом она выражалась как раз уж в полнейшем так бесчеловечном пренебрежении к местному населению своих-то новых заморских или чужеземных колоний.

Нацисты в этом вопросе были людьми максимально продвинутыми, да только никак не успели они, как следует развернуться и повсеместно показать себя во всей своей и впрямь до чего только неприглядной красе.

При этом все их злодеяния абсолютно достоверно наглядны, а потому и всецело известны всей той довольно-таки широкой общественности.

Зверства англичан в Африке и Индии, в том числе и по отношению к бурам (голландским переселенцам) – они куда менее во всем всецело исключительно небезызвестны.

А между тем это как раз англичане и создали наиболее первые во всем этом мире концлагеря.

Попросту все тут тогда во всей уж своей невообразимо хлопотной сути и впрямь ведь сводилось именно как раз к тому, что гоняться за партизанами было делом довольно-таки утомительным, к тому же еще неизбежно чреватым засадами…

Ну а морить голодом чьи-то оставшиеся на фермах семьи… то ведь и было для британского льва занятием правильным, честным и, несомненно, исключительно так вполне объективно разумным.

Однако пример тот оказался совсем не в меру чрезвычайно заразительным и, более чем очевидно, весьма и весьма столь безотрадно наглядным.

И главное все тут, как и всякая другая бездушная имперская подлость, более чем определенно всегда вот стоически осуществлялось именно во имя одних лишь тех истинно наилучших идей, громогласно провозглашающих светлый путь, несомненно, ведущий всех нас в объятия вселенской любви, да и самого обворожительно восторженного гуманизма.

И сколь «праведной» заглавной целью всех тех до чего бездушно деятельно предпринимаемых мероприятий, как всегда же, являлось только ведь самое несомненное насаждение благородного царства культуры, пусть даже и путем посильного истребления всего того как оно только есть нелепейшего дикого варварства.

И если подобным образом вели себя люди, и впрямь столь наглядно представлявшие из себя истинный свет и ум своего времени, то чего это тогда еще вообще следовало ожидать от всех тех низкопробных и низменных людишек – самопровозглашенных всевластных диктаторов?

У них, знаете ли, в практически полном соответствии с их собственным пониманием всех тех исключительно так до чего безгранично различных исторических событий всегда были одни лишь наиболее наилучшие и весьма ведь довольно-то благие чаяния.

И им то явно казалось вполне же естественным, что этот мир и вправду можно будет изменить одним лишь разве что тем еще весьма властным движением руки, а между тем тут явно был нужен строгий и верный математический расчет.

Да только весь тот бурный полет их фантазии ясное понимание всего этого буквально начисто полностью так ведь на самом уж корню отрицал.

Поскольку всесильные диктаторы явственно видели именно самих себя в качестве главных заправил всех тех больших и малых государственных дел.

Да ведь и не только это поскольку в их глазах фактически любое широкое общественное действие уж неизбежно будет сколь отменно само собою еще явно так подразумевать столь весьма и весьма однозначное осуществление некоей наивысшей диктаторской правды, даже и в наиболее зауряднейших проявлениях каких-либо вообще тех или иных общественных деяний.

Ну и как то до чего на редкость вполне этак более чем полноценно однозначно, как и исключительно и вправду столь уж безупречно исключительно естественно, великие мысли вождя и есть тот единственно возможный способ мышления, способный хоть как-либо еще вообще сформулировать выводы в буквально-то любых серьезных проявлениях людского интеллекта.

Подняться наверх