Читать книгу Дава в заснеженных горах - Цю Шаньшань - Страница 3

Шел третий день праздников в честь образования КНР. Хуан Юэляну со стариной Суном доверили роль гонцов – они отправились в город закупить что нужно для заставы, а заодно и помочь сослуживцам: кому отправить письмо, кому что купить в магазине, кому пополнить телефонный счет и так далее. Список поручений занимал целую страницу, так что в путь они выдвинулись еще до рассвета.

Когда все было выполнено, Хуан Юэлян и старина Сун скромно пообедали и разделились. Старина Сун пошел в интернет-кафе звонить жене и детям по видеосвязи. Его младшему было всего три года, и старина Сун ужасно скучал. Юэлян же направился в книжный магазин: осень кончалась, и перед долгой зимовкой стоило запастись «пищей для ума». Они договорились встретиться в три, чтобы вместе выдвинуться обратно.

На улице было людно. Хотя большинство народа, похоже, составляли приезжие. Приезжать сюда теперь стало удобно: прямым рейсом из Чэнду долетаешь до Шигадзе и уже оттуда – на автобусе – до Ядуна. Вся дорога занимает часов семь-восемь. Раньше от Чэнду до Ядуна добирались несколько дней, а если начинался снегопад, дорогу перекрывали, и поездка растягивалась на неделю с лишним. Сам Юэлян так никогда не ездил, но знал об этом по рассказам матери. Раз в год она уезжала в деревню навестить родителей, и добрая половина отпуска уходила на дорогу туда-обратно. Так было в те времена, когда Юэлян еще не появился на свет.

Шигадзе – крупный тибетский город. Оттуда начинается маршрут на Эверест – самую вершину мира, – и потому в Шигадзе приезжает множество любителей приключений. Когда Юэлян вступил в армию, они проезжали Шигадзе, но останавливаться не стали: машины довезли их прямиком до Ядуна.

Этот городок Юэлян полюбил, как только там очутился. Он и не подозревал, что в Тибете встречаются настолько живописные места: раньше ему казалось, будто там – сплошь ледяные вершины без единой живой души. И хотя Ядун располагался не очень высоко, сам пейзаж, конечно, поражал своей красотой: именно там, в кольце обледеневших гор, и раскинулась их застава.

Впрочем, Юэляну здесь нравилось не только из-за пейзажей. Красивой природы везде хватает, но здесь… причин находилось много. Главная – этот город стоял у самой границы. Нести дозор на рубежах родины он мечтал с тех пор, как стал солдатом. Когда же начальник гарнизона рассказал об истории Ядуна, гордость охватила юношу с новой силой.

– Ядун не только жемчужина приграничного края, но и очень важный стратегический пункт. Было бы легкомысленно ценить его только за красоту пейзажа; нужно перенестись во времени и разглядеть его славное прошлое, покрытое пороховой пылью. За право контролировать Ядун испокон веков сражались целые армии! – рассказывал начальник.

– Как? Здесь сражались? – удивился Юэлян.

– Да, и не раз! – кивнул начальник. – Взгляни на карту: Ядун – это ворота из Китая в Бутан, в Индию и к Бенгальскому заливу. Городок находится в уникальном месте, во все времена он много значил для всех. Британцы нападали на Тибет дважды, последнее нападение вылилось в особенно жестокие битвы. В декабре 1903 года британские солдаты, прорвавшись через снега и льды, тайно пересекли китайскую границу через перевал Нату-Ла, проникли в ущелье Ядун. В апреле они дошли до Гьянгдзе и окружили город всеми своими пушками и винтовками. Мы помним те дни как знаменитую оборону Гьянгдзе от Великобритании. Она продолжалась около ста дней – с апреля по июль – и стала самым масштабным, самым страшным и самым мужественным сражением против иностранных захватчиков за весь период новой истории Тибета. Тибетский гарнизон сражался до последнего, но, когда иссякли все запасы провизии, все до единого солдаты спрыгнули со скалы и погибли героями. После падения Гьянгдзе британские солдаты стали быстро продвигаться вперед. Столица Тибета оказалась в огне, мародеры разграбили реликвии и религиозные книги. Только в 1954 году правительство Индии подписало с Китаем соглашение: в нем Индия отказывалась от всех прав на тибетские территории, которые достались ей от Великобритании по наследству.

От рассказа начальника гарнизона у Юэляна застучало в висках и сильнее забилось сердце. В голове не укладывалось, что этот чудесный приграничный городок когда-то утопал в дыму войны, что эту благодатную землю топтали сапоги захватчиков. И все-таки наряду с гневом он испытывал гордость за то, что ему посчастливилось служить в таком героическом и столь важном для родины погранпункте.

Хуан Юэлян вдруг вспомнил отца. Теперь понятно, почему тот никогда не жаловался на пережитые в прошлом невзгоды. Несомненно, отец тоже знал историю этого рубежа и прекрасно осознавал, как важно его охранять. Когда Юэлян вернется домой, то непременно расскажет все это матери, чтобы она поняла наконец и отца, и его самого.

Еще совсем недавно Юэлян служил в отряде полковых связистов и, хотя тоже нес дозор, в военных действиях не участвовал. Он жаждал большего: его тянуло именно на передовую – испытать то, что когда-то чувствовал отец. Тогда он подал руководству заявление, которое вскоре одобрили. В первые же дни весны он перебрался на заставу Годунла – в местечко неподалеку оттого, где когда-то служил его отец.

И вот теперь он бродил по залам книжного в поисках нужных книг. Писать сочинения он любил еще в старшей школе, но, оказавшись в армии, все острее чувствовал, что плохо выражает свои мысли. И теперь решил, что было бы полезно погрузиться в книги сразу нескольких авторов, чтобы поучиться у них искусству письма.

Стоял у них на заставе и книжный шкаф, но книг там хранилось совсем немного, и все были очень старые. Их страницы, давно отсыревшие и вновь пересохшие, крошились, как передержанные над жаровней коржи, а подборка авторов и произведений давно уже требовала обновления.

«Толстых книг не покупай, – настаивал старина Сун. – Все равно не дочитаешь, как ни старайся. В горах мало кислорода – голова кружится с утра до вечера, да и других дел по горло».

В итоге Юэлян подобрал себе несколько сборников прозы и поэзии, пару военных песенников да с дюжину комиксов: и китайских, и заграничных. Потом остановился перед стеллажом со школьными пособиями для подготовки к выпускным экзаменам и, поколебавшись, выбрал еще несколько книг. Юэлян решил, что, пожалуй, в свободное время можно и повторять уже пройденное, а после службы поступить в университет. В конце концов, и мама, и учитель Суй так этого ждут! Учитель Суй вел в их школе китайский язык и был его классным руководителем в старших классах, к Юэляну он относился с большой симпатией. Когда мальчик заявил, что после школы собирается в армию, учитель поразился: с такой успеваемостью, может, Хуан Юэлян и не пробился бы в лучшие вузы столицы, но для обычного университета был подкован очень даже неплохо! Но Юэлян упорствовал: нет, мол, сперва отслужу, а уж потом попробую поступать. Ведь для этого нужно сперва «закалиться физически»!

Хотя, конечно, была на то и другая причина, о которой он не рассказывал никому.

– Ладно, закаляйся, пока молодой… – вздохнул учитель. – Но потом – непременно в университет, уж поверь мне!

И тут Юэлян не спорил.

Расплатившись за книги, он взглянул на часы. Полтретьего – до встречи со стариной Суном еще полчаса. Он достал телефон, проверил историю звонков. Пусто. В последнее время ему никто не звонил даже из дома. Неужели мама, узнав о его решении перевестись на заставу, разозлилась? Всю его затею с армией она и так не одобряла, но теперь…

«Ладно, тогда посмотрю, что нового у друзей», – решил он и начал листать ленту в соцсети, но ничего интересного не увидел. Все, что творилось в жизни его знакомых, вдруг стало таким далеким, словно происходило на другой планете. На эти же праздники многие из бывших одноклассников разъехались в путешествия, кто куда – лента пестрела пейзажами со всего света. Но вскоре он пришел к выводу, что ни один из этих пейзажей все-таки не сравнится с красотами Тибета. Здесь у него было все: заснеженные горы, ледяные вершины, полноводные реки, ущелья, леса, пустыни, болота… Ни одна из их фотографий не шла ни в какое сравнение с окружавшим его изобилием.

В какой-то момент он и сам захотел выложить пару-тройку снимков тибетских вершин, но не знал, что про них написать. Напишешь много – сочтут разглашением тайны, ничего не напишешь – не поймут…

Странное дело: в дозоре он днем и ночью мечтал выйти в интернет, а теперь, когда сеть наконец появилась, потерял к ней всякий интерес. Может, если оставаться без доступа к интернету подольше, зависимость пропадает? Без особых эмоций он лайкнул несколько постов от друзей и закрыл приложение.

И тут его окликнули.

Перед ним стояли парень и девушка. У каждого – по рюкзаку за спиной. Сразу видно – туристы из каких-то дальних районов Китая. Они называли его «старший брат-солдат». Занятно. Юэляну только-только исполнилось девятнадцать, он вряд ли был старше их. Очевидно, они относились к «братьям-солдатам» с большим уважением.

– Старший брат-солдат, здравствуй. Ты не мог бы нам помочь? – спросила девушка.

Юэлян оглядел их внимательнее и заметил, что она прижимает к груди щенка. Парочка наперебой принялась рассказывать, что случилось.

– Щенок совсем маленький! Оставлять его на улице опасно. Только и остается, что просить помощи у тебя. Кому же доверять, как не освободительной армии? – улыбнулась девушка.

Поколебавшись, Хуан Юэлян взял щенка на руки. Уж очень милый: золотистый, с мягкой пушистой шерстью и огромными, как виноградины, блестящими глазами. Попав к солдату в руки, песик прижался к его груди, как младенец к матери, и сердце Юэляна мгновенно растаяло.

– На горной заставе жизнь не сахар: высота четыре с половиной тысячи метров – очень холодно. Уж не знаю, выдержит ли этот проказник… – Юэлян все еще сомневался. У его сомнений была серьезная причина: старина Сун, если узнает, уж точно будет против собаки.

– Да он же родился в горах! Наверняка привыкнет, – заявил парень.

– Главное – любить его. Остальное не важно! – добавила девушка.

Довольно долго Юэлян молчал, а они все повторяли, как глубоко верят в освободительную армию. И наконец он сказал единственно возможное:

– Ладно. Если вам пора уезжать, я его заберу.

– Вот и отлично! – просияла девушка. – Я сразу поняла: у тебя доброе сердце! Цзиньчжумами ягуду!

Юэлян знал, что по-тибетски это значит «слава солдатам-освободителям!», и от смущения покраснел.

Парочка тут же добавила Юэляна к себе в «ВиЧат»[4], пофотографировала щенка, к которому уже успела привязаться, и наконец отправилась в путь. Провожая их взглядом, Юэлян подумал, что характер у этих ребят наверняка такой же решительный, как их твердая поступь.

Опустив голову, он потрепал щенка по загривку:

– Ну что, приятель? Поедем ко мне на заставу?

Щенок молча лизнул его руку. Сообразив, что к чему, Юэлян открыл рюкзак, вынул хлеб, отщипнул кусок и протянул щенку, но тот отвернулся. Тогда Юэлян достал пакет молока и плеснул немного себе в ладонь. Щенок вылизал все начисто. Он налил снова, щенок вылизал все опять. Так ушла почти половина пакета. «Так-так… – отметил про себя Юэлян. – Аппетит-то у нас будь здоров!»

Когда он добрался до места встречи, старина Сун уже ждал его. Без лишних слов они выдвинулись к вокзалу, но не прошли и пары шагов, как старина Сун спросил:

– Эй, братишка Хуан! Что это с тобой?

– Н-ничего… – отозвался Юэлян.

– А почему мне кажется, что ты как-то странно шагаешь?

– Нормально шагаю… – смущенно пробубнил Юэлян.

Старина Сун посмотрел на него в упор, и Юэлян поспешно отвел глаза.

Но тут у него из-за пазухи послышалось тихое повизгивание.

– Ладно! – не выдержал Юэлян. – Это щенок, он потерялся. Парочка туристов отдала его мне, чтобы я за ним присматривал.

Старина Сун уставился на него:

– У нас на заставе и так три собаки. Этого что, для тебя мало?

– Но он такой маленький, жалко беднягу… – шепотом отозвался Юэлян.

– Вот именно, что маленький! Куда мы его возьмем? На заставе холодно! Да и вообще!

Тогда Юэлян громко объявил:

– Его отдали мне, потому что я солдат освободительной армии. Я не могу не оправдать надежды людей.

Старина Сун не нашел, что ответить.

Они сели в автобус. Юэлян снял рюкзак и поставил себе на колени, чтобы щенок мог высунуть морду. Распахнув свои милые глазенки, тот смотрел то на Юэляна, то на старину Суна. Старина Сун потрепал его по голове:

– В горах холодно. Уж не знаю, выдержит ли этот проказник.

– Думаю, справится. Я сам позабочусь о нем, чтобы не добавлять никому хлопот.

Юэлян заглянул в послушные щенячьи глаза и подумал: «А вдруг он явился не просто так, а чтобы помочь мне пережить эту зиму?»

Автобус некоторое время ехал вдоль реки, потом свернул с берега и стал подниматься в горы. Склоны покрывала пышная зелень. Дорога круто повернула и стала похожа на змею, обвивающую гору вокруг пояса. Они быстро набирали высоту. Подъем оказался крутой: целых полтора километра в высоту – настоящее скалолазание. Путь был коротким, километров двадцать или тридцать, но разница в высоте – колоссальная.

Старина Сун вдруг спросил:

– Братишка Хуан, скажи честно, не жалеешь, что оказался у нас на заставе?

– Почему я должен жалеть?

– За год на заставе жить надоест сильнее, чем за целых три в отряде связистов в Ядуне. Особенно утомляет уединение. Ладно мне, самому старшему на заставе и потому привыкшему, уже все равно, но ты ведь совсем мальчишка…

– Я привыкну, – ответил Юэлян. – Все равно у связистов тоже не разрешают сидеть в интернете.

– Ты просто еще ни разу не зимовал на заставе, – сказал старина Сун. – Это тяжко до смерти. Лишь переживший зиму может называться тибетским солдатом, только ему известно, почем фунт лиха. Скажу тебе так: ты точно еще пожалеешь!

– Я нисколько не пожалею, – отозвался Юэлян. И помолчав, добавил: – В жизни как в шахматах. Если ход сделан, жалеть уже нельзя!

Старина Сун хмыкнул и ничего не ответил.

Юэлян знал, что на высокогорной заставе тяжелые условия, причем их Годунла – еще не худший вариант. Но как бы ни было сложно, если другие справляются, справится и он. «Как солдат Народной освободительной армии я мечтаю на собственном опыте осознать, что такое охранять границы родной страны на пограничной заставе. Я не боюсь ни испытаний, ни усталости», – так Юэлян написал в своем заявлении о переводе. Правда, кое о чем писать все-таки не стал: он хотел знать, в каких условиях служил отец, через какие испытания прошел. Юэлян давно сказал себе: «Если отец выдержал, то и я смогу».

Какое-то время они ехали в тишине, а потом Юэлян поинтересовался:

– Так почему же ты сам до сих пор не уехал?

– А что я? – ответил старина Сун. – Вот должен был уехать в этом году, да начальство велело остаться еще на годик, помочь новому взводному, так что придется мне и эту зиму здесь с ребятами тосковать…

Юэлян отлично знал эти слова. Отец в своих письмах сетовал на то же самое…

Солдаты молча уставились за окно на все больше пустеющие горы. Пышная зелень потихоньку пропала: автобус поднялся выше снеговой границы. Попадались только низкие кусты на обочине. За окном все было покрыто, устлано, занесено снегом, мороз сливался с морозом и порождал этот суровый ледяной мир. Ширины дороги едва хватало на одну машину. Еще чуть вверх, и пропали даже кустарники – остался лишь безбрежный океан снега.

Уже по тому, как старина Сун произнес «тосковать», было ясно: жизнь тут невеселая. Но Юэлян утешал себя: «Отец в те годы жил в куда худших условиях и как-то перетосковал. Значит, перетоскую и я!»