Читать книгу Огненная мансуба - Дамина Райт - Страница 10

Гроб королевы Агрей был сделан из дерева эрмера – оно прочнее, чем дуб, а растёт на востоке страны. Эрмера, как помнила Эсфи со слов учителя, были низкими и очень толстыми. А летом сиреневые листья на фоне тёмной коры, наверное, создавали ощущение сказки.

Сейчас Эсфи, разумеется, было не до сказок. Она стояла в королевском склепе, где хоронили потомков Райланда Неистового на протяжении столетий, и водила пальцем по гладкой древесине гроба.

После дворцового переворота лорд Дайвель был вынужден похоронить, как подобает, королеву, которую сам же отравил через преданных ему людей. Если бы Дайвель не провёл по Эльдихаре скорбную процессию, в народе обязательно пустили бы слух, что королева жива. Нет, хоронить надо было со всей пышностью.

Глаза Эсфи затуманились от слёз. Ей хотелось бы думать, что, открыв гроб, она увидела бы мать такой же, как при жизни, но это бывает только в сказках. Намажут волшебной мазью тело героя – и оно остаётся нетронутым. Не оглядываясь, Эсфи махнула рукой – и все, кто сопровождал её, молча отошли. Эсфи собиралась поговорить с матерью, как обычно.

– А слышит ли она меня? – ещё пару месяцев тому назад спросила Эсфи у нового Верховного жреца Четырёх Богов. Прежний сидел в темнице, и на днях его судьбу должен решить королевский совет. И, конечно, Эсфи. При мысли о том, что ей придётся сидеть в тяжёлой мантии на троне, высоко подняв голову, и твёрдо отстаивать своё будущее решение под взглядами советников, у Эсфи заранее холодели кончики пальцев.

– Слышит, – ответил жрец тогда. У него был приятный, хоть и немного грустный голос. – Души тех, кто похоронен в склепе, слышат, когда к ним обращаются в этом священном месте.

Склеп располагался под Благословенным храмом – построенным из белого камня, в отличие от остальных эльдихарских храмов. Возможно, это и уберегло его, когда город пылал, подожжённый бей-ялинцами. А деревянные храмы, как мрачно заметил Верховный жрец, горели, подобно сухому мху при лесном пожаре.

Королевский гроб украшали нарисованные символы четырёх стихий: рыба, символизирующая воду, жар-птица – огонь, сокол – воздух и медведь – землю. Всё вместе сплеталось в одну причудливую картину, и Эсфи обвела её пальцем.

– Мама, – прошептала она, чувствуя, как слёзы стекают по щекам. Во время путешествий в Ничейных Землях и Гафарса Эсфи как можно реже старалась вспоминать о своём горе. Иначе она бы плакала без остановки, не находя в себе сил идти вместе с Мэриэн. Но теперь…

– Я хочу, чтобы ты мне подсказывала, – глотая слёзы, тихо говорила Эсфи. – Одна… я не могу. Мэриэн помогает, но… Ты же меня слышишь?

Её опьянение ролью королевы сменилось растерянностью и желанием убежать. Как тогда, в гафарсийском дворце, когда король Аранжи принимал её в тронной зале. Да, взрослая Эсфи почти задавила маленькую. Но когда речь заходила о таких решениях, как казнь или пожизненное заключение в тюрьме, Эсфи снова возвращалась к мысли, что лучше бы она бежала, чем выносить приговоры.

– А ещё лучше, если бы Мэриэн правила вместо меня, – Эсфи закрыла глаза и попробовала представить Мэриэн на троне. Та была бы сурова, но справедлива… Эсфи тут же встрепенулась – как бы тяжело ей не пришлось, на троне должна сидеть истинная наследница. А значит, нет у неё права жаловаться. И Эсфи вытерла щёки обеими ладонями.

– Мама, подскажи, что мне делать с предателями. Лишить их всего и бросить в подземелье? Или казнить? Я и так тяну… не знаю, как лучше.

Тишина. Конечно, Эсфи не ждала серебристого звона и ощущения уверенности, что нужно поступить так-то и так-то. Но если души и вправду слышат, то мама даст знак. Не сейчас, так потом.

– И как мне найти того предателя, который отправлял послания хану?

Здесь всё было гораздо сложнее, и Эсфи сомневалась, что получит подсказку. Не поручить ли это дело Мэриэн? У той, правда, свои заботы – её земли, земли Тарджиньи. Но Эсфи думала, что с её стороны будет неразумно довериться кому-то другому, кроме Мэриэн.

Кагард? Ди Гунья? Эсфи покачала головой, словно говорила с кем-то невидимым. К счастью, её свита держалась поодаль и не мешала, только доносились шепотки.

– Да… именно Мэриэн и поручу. Ты бы одобрила, мама.

Было и то, с чем Мэриэн не справится – дела, касающиеся дэйя. Теперь у них был свой совет отдельно от королевского, и там состояли не только особы благородного происхождения. Эсфи хотелось слышать всех.

Она ещё о многом поговорила с матерью, и здесь было так тихо и хорошо, что Эсфи ушла умиротворённой. Может, впредь стоило почаще приходить не только в склеп, но и в сам храм Четырёх Богов?

Заседание королевского совета было после обеда, и у Эсфи оставалось время, чтобы посидеть в своей спальне и поразмыслить над решением. Эсфи пришла на ум молитва, которой её научил Верховный жрец: «Помоги, да ум проясни, земля, моя стихия, дающая мне силу, питающая меня». Божество земли было темно лицом, а в жилистых руках держало чёрный жезл. У божества воды – голубой жезл, у божества огня – красный, у божества воздуха – прозрачный…

– Помоги, да ум проясни, – прошептала Эсфи, забравшись с ногами в постель. Мама не пришла во сне – быть может, читать молитвы? И помогут ли они, когда применяешь волшебство?

Эсфи вспомнила о том, как чуть не уверовала в Кальфандру. Интересно, что бы сказал Верховный жрец, услышав о таком?

Всё Амарель виноват.

Эсфи подтянула к себе подушку, из—под неё вылез твёрдый зелёный камушек, который Эсфи туда прятала. Бывший амулет волшебника… Да, теперь он поменял цвет и обрёл совсем другие свойства, поэтому Эсфи больше не носила его на шее. Она так и не рассказала правду Мэриэн и Тарджинье, а надо бы… давно пора. Тем более, что они недоумевали, по какой причине Эсфи перестала носить амулет. Она объяснила, что он принёс несчастье, и она начала испытывать к нему неприязнь, но Тарджинья, скорее всего, почувствовала неискренность в этих словах.

Эсфи показалось, что камушек слабо засветился, и она схватила его, сжала в руке. Нет. Он оставался таким же тусклым и светился только раз… несколько месяцев тому назад.

В памяти Эсфи встали, как наяву, острые скалы, речной поток, не скованный льдом, и распростёртое на камнях, израненное драконье тело…

…В сумерках Эсфи подбиралась всё ближе, чувствуя, как сердце колотится в груди. Тёмная кровь стекала с груди и крыльев дракона в воду. Он стонал от боли.

– Сверн! – позвала Эсфи. Она пришла одна, чтобы узнать, вправду ли дракон умер, и хотелось бы думать, что следом за ней не прибежит пылающая гневом Мэриэн. Да, Эсфи поступила безрассудно; она приказала Юэну и Арне – женщине-дэйя, умевшей пускать из рук искры, чтобы всем говорили: королева спит вон в той палатке и запретила туда заходить. А в это время Эсфи украдкой выбралась из лагеря и вернулась к реке, где днём сражались дракон и джинния. Используя волшебство, спускаться было совсем не страшно…

Сверн с трудом повернул голову, увенчанную гребнем. Эсфи дрожала от вечернего холода и страха, к которому примешивалось немного сострадания.

– Принцесса… – Из пасти у Сверна полилась струйка крови. – Он… жив?

Эсфи сразу поняла, о ком речь, и сострадания в ней стало больше. Искалеченный, умирающий дракон думал только о своём друге.

– Амарель жив. С ним всё хорошо, – Эсфи неловко переступила ногами на камнях. Брызги воды долетали до неё, и скоро накидка и платье промокнут.

– Ты… не боишься? – Сверн тяжело дышал. Он изрыгнул слабые язычки пламени, но они тут же погасли.

– Боюсь, – и, поколебавшись, Эсфи спросила:

– Но я… могу тебе чем-то помочь?

Сверн издал какой-то странный звук – неужели смеялся? Всё его тело затряслось, а потом он снова застонал.

– Я… теперь понимаю, почему Амарель не хотел… убивать тебя.

Эсфи стало тоскливо.

– Я не хотела, чтобы всё так закончилось! Амарель… он… я же согласилась стать его ученицей! А он всё разрушил, – Эсфи сжала кулаки и чихнула. Как бы не простудиться здесь. Тогда поход на Эльдихару сорвётся.

– Зря я не помешал ему… – прошептал Сверн. – Послушай, Эсферета… последняя в роду Райланда Неистового… ты совсем не похожа на него, – ему было трудно говорить, он то и дело выплёвывал кровь, – помоги мне.

Эсфи подалась вперёд.

– Что надо сделать?

– Я умираю. Но пока Амарель жив, я не могу уйти…

– Как это?

– Мы связаны… Дыханием Жизни, – Сверн испустил прерывистый вздох. – Мне нужен предмет. Волшебный. Любой. Иначе… не знаю, что будет.

В слабеющем голосе дракона прозвучала неподдельная тревога, и хотя Эсфи по-прежнему ничего не понимала, она не могла ему отказать. Сверн достаточно заплатил за своё нападение на людей, он мучился несколько часов. Эсфи просто не смогла бы развернуться и уйти, бросив его.

– Хорошо, – она сняла с шеи амулет волшебника и протянула дракону. Вода уже основательно намочила Эсфи подол.

– Держи его покрепче, – пробормотал Сверн. – И… прощай.

Эсфи только хотела спросить, что же произойдёт, как вспыхнул яркий зелёный свет, и она зажмурилась. А когда открыла глаза, камушек поменял цвет и слабо сиял в руке. Эсфи перевела взгляд на Сверна – и вопрос застрял у неё в горле. Огромные золотистые глаза смотрели на неё мёртвыми зрачками, и тело дракона обмякло на камнях. А затем его охватил огонь, и прежде чем Эсфи успела испугаться, от Сверна осталась лишь кучка пепла, и та бесследно растворилась в воде.

Что-то холодное и щекотное скользнуло по щеке. Опомнившись, Эсфи вытерла слезу и пожелала:

– Мира тебе… Сверн.

Он так и не сказал ей, что делать с камушком. Отдать Амарелю? Да, наверное, лучше всего было поступить именно так. Но пока Эсфи добиралась до лагеря, продрогшая и чихающая, ей стало не по себе: а что, если дракон заточил в этом артефакте свой дух? Он захочет являться к Амарелю, давать ему советы… да мало ли, что сделает! Ещё напугает повстанцев. Эсфи побоялась отдавать Амарелю зелёный камушек.

К счастью, она так и не заболела, и поход на Эльдихару состоялся.

Теперь Амарель находился в Бей-Яле, а камушек ещё у Эсфи. Стоило его хранить? Не лучше ли куда-нибудь выбросить и забыть? Но Эсфи вспомнила умирающего Сверна и его отчаяние. Он доверился той, кого считал своим врагом, и теперь у неё рука бы не поднялась выкинуть камушек.

Пусть лежит. Найдётся ему применение… однажды.

А Эсфи пора было идти на заседание королевского совета. И пока служанки одевали и причёсывали её, она осознала, что так и не успела принять решение.