Читать книгу В нужное время - Даниэла Стил, Danielle Steel - Страница 8

Новая школа была намного больше предыдущей: многолюдные классы, переполненные коридоры, шум и беготня на переменах. Ребята здесь были попроще и погрубее, чем ее одноклассники. После первого урока объявляли перерыв, и все ученики вместе с учителями отправлялись на мессу. Учителя были и обычные, светские, и монахини – но, поскольку монахини в школе не носили свою «униформу», трудно было определить, кто есть кто. Но больше всего поразило Алекс, как мало здесь задавали заданий. Школа была неплохая, но менее требовательная в сравнении с предыдущей. Что ж, сказала себе Алекс, значит, тут она будет учиться еще прилежнее!

Вернувшись вечером в монастырь, она менее чем за час сделала домашние задания, а потом села за пишущую машинку и принялась за новый рассказ, идея которого возникла у нее вчера перед сном. Рассказ был весьма мрачный и жестокий, убийца – настоящий псих, а развязка такая неожиданная, что у самой Алекс от нее дух захватывало! Она только что напечатала последнюю строчку и откинулась на стуле, улыбаясь, довольная своей работой, когда в дверь постучали и вошла сестра Ксавье.

– Помочь тебе с домашними заданиями? – Она заметила, что Алекс довольна, и решила, что первый день в школе прошел неплохо. – Как тебе новая школа?

– Все отлично, задания легкие – а я только что написала новый рассказ, и, по-моему, хорошо получилось! – радостно сообщила Алекс.

– Можно мне прочитать? – спросила сестра Ксавье.

Алекс протянула ей десять машинописных страничек, и монахиня, присев на кровать, начала читать. Время от времени она поднимала голову от бумаги, и во взгляде ее мелькало удивление. Алекс с нетерпением ждала вердикта своей первой читательницы: она ведь любит детективы, думала она, значит, сумеет оценить мою историю!

– Ну как? – поинтересовалась она, когда монахиня перевернула последнюю страницу.

– А ты всегда… такое пишешь?

Честно говоря, сестра Ксавье не знала, что и думать. Может, на девочку так подействовала смерть отца?

– Да, – кивнула Алекс. – Стараюсь, чтобы крови было побольше, но вообще и так хорошо.

– Да у тебя жестокий талант! – воскликнула сестра Ксавье. – Но… знаешь, мне понравилось!

Действительно, как литературное произведение рассказ был великолепен: крепко скроенный сюжет, выразительные герои, безупречный стиль. В нем чувствовались талант и недетская уверенность. Определенно, он сделал бы честь взрослому писателю-профессионалу! Просто… просто трудно было поверить, что подобное сочинил не взрослый мужчина, а четырнадцатилетняя девочка.

– Такого я от тебя не ожидала, – признала сестра Ксавье. – Скажи, а ты не пробовала публиковать свои рассказы?

– Мы с папой это обсуждали, но потом он заболел, и стало не до этого, – вздохнула Алекс. – У меня с собой три большие папки рассказов. – Все они лежали под кроватью, вместе с книгами.

– Тебе обязательно надо печататься, – заметила сестра Ксавье и добавила: – Теперь я понимаю, почему «Молчание ягнят» нравится тебе больше Агаты Кристи! После твоего рассказа я, пожалуй, заснуть не смогу!

Алекс рассмеялась, довольная тем, какое впечатление произвел рассказ на ее новую приятельницу.

– У меня таких много! Хотите почитать еще? – предложила она, радуясь, что ее труды наконец оценил кто-то, кроме отца. Причем рассказ понравился человеку, который вообще-то предпочитает сюжеты помягче.

– Только не на ночь! – рассмеялась сестра Ксавье.

В тот же вечер она с улыбкой, но и с волнением сообщила о творчестве Алекс матери настоятельнице. Та была заинтригована.

– Написано отлично, но, знаешь, как-то тревожно, от того что четырнадцатилетняя девочка сочиняет такое! – говорила сестра Ксавье. Она сама любила детективы, однако история Алекс… Нет, это для нее было уж слишком!

– Что же там такого страшного? – поинтересовалась мать Мэри-Мэг. – Какие-нибудь непристойности? Чрезмерный интерес к сексу?

– Нет, но… слишком уж мрачная история. Убийство – и не просто убийство, а изощренно-жестокое, с расчленением трупа, с каннибализмом… а в конце выясняется, что все это совершила его жена! Признаю, написано безупречно. Меня всерьез захватило, я не могла оторваться, пока не дочитала. Но очень уж мрачно! И эта история не выходит у меня из головы, я уже несколько часов о ней думаю.

– Что ж, может, это не отклонение, а писательский дар. Муж моей кузины хорошо знал ее отца: он рассказывал, что тот увлекался детективами и триллерами и с детства приучал к этой литературе дочь. Отец считал, что у Алекс настоящий литературный дар.

– Талант у нее есть, это уж точно! – согласилась сестра Ксавье. – Просто пугает, что у милой, невинной на вид девочки – и такое в голове!

– Что, боишься, она перережет нас всех, разделает и съест? – усмехнулась мать Мэри-Мэг.

– Нет, конечно, но… подобные фантазии у ребенка меня пугают.

– Хорошо, я взгляну.

Позднее мать Мэри-Мэг сказала Алекс, что ее сочинение произвело на сестру Ксавье большое впечатление, и она, мать настоятельница, тоже хотела бы почитать.

– По-моему, сестру Ксавье мой рассказ расстроил, – со вздохом заметила Алекс. – Но я всегда такое пишу. Стараюсь подражать папиным любимым писателям. Мы с ним всегда читали триллеры вместе: сначала он прочитывал книгу сам, потом передавал мне.

После обеда мать Мэри-Мэг прочитала рассказ Алекс и была потрясена. Но удивила ее не мрачность и жестокость истории, а талант и безупречное мастерство, с которым эта история была рассказана. В сюжете персонажи представали перед глазами как живые, а в проникновении в мышление преступника ощущались глубина и сила, несвойственная не только ребенку, но и взрослому человеку. Когда мать Мэри-Мэг возвращала Алекс рукопись, на лице ее читалось глубокое уважение.

– Алекс, у тебя действительно талант! – воскликнула она. – Смотри, не растрачивай его попусту.

Алекс просияла. Она ждала иной реакции, опасалась, что мать Мэри-Мэг предложит ей писать о чем-нибудь более «нормальном» и «здоровом», – но нет, видимо, мать настоятельница одобрила ее увлечение целиком и полностью.

– Знаешь, – позднее сказала мать Мэри-Мэг сестре Ксавье, – похоже, мы живем под одной крышей с будущей выдающейся писательницей нашего времени. У этой девочки потрясающий ум.

– Да, но тебе не кажется, что ум немного… извращенный? – произнесла монахиня, не в силах преодолеть свои опасения. Много лет она читала школьные сочинения, но такого… нет, ничего даже отдаленно похожего не встречала!

– Разумеется. В том-то и дело! Бог даровал ей изумительную способность понимать зло, проникать в его глубины и изображать без прикрас, в самом отвратительном и пугающем свете. Это огромный и редкий дар, сестра, и мы должны поощрять ее, а не препятствовать ей.

Монахини разошлись, но обе в ту ночь долго не могли заснуть. Мать Мэри-Мэг размышляла о том, что Господь дал ей возможность принять участие в судьбе девочки, одаренной редким талантом, и, вероятно, стать у колыбели будущего гения, чья слава прогремит по всему миру. А сестра Ксавье снова и снова припоминала ужасную историю, рассказанную Алекс, содрогалась и думала, что тихая английская деревушка Сент-Мэри-Мид и неторопливые расследования, которые ведет мисс Марпл за чашечкой чая, ей больше по вкусу!

Что же до самой Алекс… Ложась в постель, она уже прикидывала план следующей истории и жалела лишь об одном: ни один ее рассказ больше не прочитает папа.

Никто не понимал ее так, как отец, никто не давал таких хороших советов. В сущности, он стал ее редактором – тонким, внимательным и терпеливым. Сможет ли она так же хорошо писать без него? Но потом Алекс вспомнила, что мать настоятельница от ее нового рассказа пришла в восторг, а сестру Ксавье он по-настоящему напугал, и, улыбаясь, заснула.

Прошел первый месяц жизни в доминиканском монастыре. Через три недели после переезда Алекс исполнилось пятнадцать лет, и монахини поздравили ее и испекли пирог. Праздник получился не очень-то радостным – впервые Алекс отмечала день рождения без отца. В школе было спокойно и скучно. У Алекс появились приятельницы, однако близких подруг она не завела – не хотела никому объяснять, почему живет в монастыре. На день рождения к ней пришла Елена и все время, не переставая, плакала, а Алекс утешала ее, говорила, что здесь хорошо и монахини к ней добры. То же самое сказала она и Биллу Бьюкенену, когда тот позвонил в монастырь. Мать Мэри-Мэг сообщила ему, что Алекс отлично справляется с новой жизнью и не доставляет никаких хлопот.

Действительно, проблем с Алекс не возникало. Она охотно помогала монахиням, когда они просили, но не скучала и одна: при первой возможности скрывалась у себя в комнате и там сочиняла новые рассказы. С сестрой Региной, несмотря на тринадцатилетнюю разницу в возрасте, они стали настоящими подругами. Привязалась Алекс и к сестре Ксавье, которая помогала ей подготовиться к контрольным по математике. Благодаря ей в новой школе Алекс училась на «отлично».

В конце четверти учителя раздали школьникам приглашения для родителей на очередное родительское собрание. Алекс не знала, что делать с этим приглашением, и просто выбросила его. Оказалось, это была ошибка: приглашения следовало отдать обратно, с подписями родителей, удостоверяющими, что они в курсе и придут – и на следующий день двое учителей напомнили Алекс об этом. Печальной истории Алекс они не знали, как и того, что она живет в монастыре; эта конфиденциальная информация была доступна только директору.

В тот же вечер Алекс рассказала матери Мэри-Мэг о возникшей проблеме.

– Почему нельзя просто пропустить его? Кому нужны эти дурацкие собрания? Ведь с отметками у меня все в порядке!

Мэри-Мэг задумалась. Не надо, чтобы учителя выделяли Алекс как «девочку с трудной судьбой» и относились к ней как-то по-особенному, но не хотелось и производить впечатление, будто ее родителям наплевать на школу или на дочь. Подобного отношения учителя не любят.

– А если на собрание сходит сестра Ксавье или сестра Томас? Что скажешь?

– Наверное, нормально. Мой папа тоже терпеть не мог родительских собраний и не всегда на них ходил. После того как учитель литературы вызвал его в школу, чтобы пожаловаться на мои рассказы, он только смеялся над учителями.

Мать Мэри-Мэг знала эту историю и, прочитав еще несколько рассказов Алекс, уже не удивлялась тому, что они напугали учителя.

– Что ж, спрошу, у кого найдется время и желание – у сестры Ксавье или у сестры Томми. – Так звали в обиходе сестру Томас.

Сходить на родительское собрание вызвались обе монахини – они успели привязаться к своей юной воспитаннице. Алекс получила новые приглашения, они расписались на них и в условленный день отправились в школу.

Учителя в основном хвалили Алекс и говорили о ней только хорошее. Лишь один педагог заметил: она, мол, слишком погружена в себя, ей нужно больше общаться со сверстниками. Но монахинь это не встревожило. Они знали Алекс с другой стороны – как она ведет себя с людьми, кому доверяет, в месте, которое уже привыкла считать своим домом. В монастыре Алекс бывала и разговорчивой, и веселой, и озорной. Но вне дома робела, стеснялась – и со взрослыми сходилась легче, чем со сверстниками. Что ж, такой уж характер дал ей Бог.

Монахини не стали говорить, кем они приходятся Алекс, и учителя этого толком не поняли. В школе один из педагогов упомянул, что общался с тетушками Алекс, другой – что приходили ее мать и тетя. Алекс ничего им не объяснила – не хотела, чтобы ее начали жалеть, узнав, что ее родители умерли, или смотреть на нее как на «бедную сиротку». Она не желала выделяться.

Мать Мэри-Мэг была довольна школьными успехами воспитанницы. На каникулы она решила отправить Алекс в католический лагерь в Нью-Гэмпшир, где сама работала помощницей директора. Поначалу Алекс ехать не хотела, однако в лагере ей неожиданно понравилось. Два месяца она купалась, ходила под парусом, присматривала за детьми помоложе, вернулась загорелой и поздоровевшей. Лишь одно в лагере угнетало ее – совсем не было времени и возможности писать. Едва вернувшись домой, она снова села за пишущую машинку. Теперь Алекс сочиняла не рассказы, а скорее небольшие повести – выстраивала более сложный сюжет, уделяла внимание подробностям, и монахини, увлеченно читающие эти истории, отмечали, что мастерство ее растет. Сестра Ксавье говорила, что истории становятся все страшнее и страшнее, и Алекс принимала это как комплимент, особенно когда та призналась, что после одной особенно мрачной повести ее две ночи мучили кошмары.

– Ага! – воскликнула Алекс, подпрыгнув от восторга. – Подождите, вот прочитаете следующий – целую неделю спать не сможете!

Сестра Ксавье молча закатила глаза. Однако все сестры скучали по Алекс, пока она находилась в отъезде, и теперь с удовольствием слушали ее восторженные рассказы о лагере, вожатых, играх и развлечениях, о том, как она играла за команду вожатых в бейсбол – и как это напомнило ей игры в бейсбол с отцом.

В следующем году Алекс начала работать в школьной газете. Появились у нее и подруги, она гуляла с ними, но никогда не приглашала к себе. В монастыре Алекс уже вполне освоилась, однако по-прежнему не хотела, чтобы кто-нибудь знал, где и как она живет. Однажды подруга пригласила ее на вечеринку, и Алекс пожаловалась сестре Регине, что ей нечего надеть. Втроем с сестрой Ксавье они отправились по магазинам – устроили себе настоящий праздник – и в конце концов выбрали для Алекс четыре новых модных платья и первые в ее жизни туфли на каблуках. Теперь ей было в чем выйти в свет!

– А ходить-то ты на них сможешь? – спрашивала сестра Ксавье, недоверчиво разглядывая босоножки на шпильках – сложное переплетение черных и золотых ремешков.

Алекс надела «шпильки» и продемонстрировала, что прекрасно на них ходит. Затем смеха ради примерила туфли и сестра Регина – и ей они понравились. А вот мини-юбка у Регины вызвала шок, но тут за Алекс вступилась сестра Ксавье:

– Почему бы и нет? Посмотри, как ей идет!

Сами монахини, разумеется, мини-юбок в жизни не носили, но Алекс, тоненькая, стройная, с прямыми темными волосами, выглядела в таком наряде прелестно – и совершенно невинно.

Кроме этого, купили они новые джинсы и несколько свитеров для школы – и вернулись домой поздно вечером, нагруженные сумками с покупками и совершенно счастливые.

Выбирать себе одежду в компании монахинь Алекс понравилось. Прежде она всегда ходила за покупками с отцом – а он терпеть не мог это занятие и, едва войдя в магазин, думал лишь о том, как бы побыстрее отсюда сбежать. Мерить наряды вместе с кем-то, кому это по душе, кто хихикает, восхищенно цокает языком и предлагает примерить еще вот это и вон то, – подобного с Алекс до сих пор не бывало. Не в пример другим девочкам, ей не случалось ходить по магазинам с матерью, с сестрами или подругами. Но теперь вместо одной нерадивой матери у нее было две, или три, или, может, двадцать шесть.

Хохочущие девушки с покупками в руках влетели в монастырь, и сестра Томми потребовала, чтобы они предъявили ей все сегодняшние приобретения. Потребовала строго, а в глазах ее плясали смешинки. Над мини-юбкой и шпильками она долго качала головой, но в конце концов одобрила и сказала, что в следующий раз обязательно пойдет с ними. «Не все же вам одним развлекаться», – добавила сестра Томми.

С помощью сестер Регины и Ксавье Алекс убрала все свои обновки в шкаф и в тот же вечер написала рассказ об убийстве в примерочной.

– У тебя просто больная фантазия! – вздохнув, заметила сестра Ксавье. – Превратить чудесный день в такое… – Однако не могла не признать, что рассказ отличный.

Уже год Алекс жила в монастыре. На глазах у монахинь росла, расцветала, превращаясь из девочки в юную девушку. Добрая, приветливая и отзывчивая, она очаровывала тех, кто ее знал, и монахини полюбили ее всей душой.

В конце года Алекс получила школьную награду за работу в газете, а еще набралась храбрости отослать два своих рассказа в литературный журнал. Там напечатали оба за подписью «А. Уинслоу», прислали ей чек на двести долларов и письмо с похвальным отзывом и просьбой не бросать писательство. В восторге Алекс бегала по монастырю, показывая всем письмо и чек, и еще несколько дней в монастыре только и шли разговоры о том, что она наконец напечаталась. В конце лета, вернувшись из лагеря, Алекс продала в журнал еще два рассказа.

Алекс было уже шестнадцать лет, пора задуматься о том, куда поступать после школы. Сестра Ксавье и сестра Томми вместе с ней просматривали списки и рекламные брошюры колледжей, в некоторые из них Алекс ездила сама. Она хотела учиться в Бостоне, чтобы не находиться далеко от монастыря, ставшего родным домом, однако мать Мэри-Мэг настоятельно советовала ей, поступив, переселиться в студенческое общежитие. «Ты сможешь приезжать к нам, когда захочешь, – говорила она, – но пора тебе уже выйти в большой мир и учиться налаживать отношения со сверстниками. А где брать для этого время, как не в студенческие годы?»

Алекс посетила колледжи в Бостоне и окрестностях, а также Миддлбери в Вермонте, Браун на Род-Айленде, Йель в Коннектикуте. Вместе с сестрой Региной съездила на день в Нью-Йорк, чтобы побывать в Нью-Йоркском университете и Университете Колумбии. Но вскоре остановила свой выбор на Бостонском колледже. Она решила подать документы в несколько учебных заведений сразу, однако именно Бостонский колледж стал для нее выбором первой очереди.

В последнем учебном году Алекс с помощью сестры Ксавье и сестры Томми подготовила и разослала документы. В ее вступительных сочинениях, по совету сестер, не было ни слова об убийствах; обычные приглаженные работы на нейтральные темы. Уже год Алекс печаталась в детективных журналах, но об этом сообщать не стала, ведь свои рассказы она публиковала под псевдонимом. Да и без этого ей хватало о чем упомянуть: три года работы вожатой в летнем лагере, две награды за школьную газету, разнообразная внешкольная деятельность в вечерней школе при монастыре. Учителя, школьный куратор и мать настоятельница написали ей блестящие рекомендации. Монахини не сомневались, что Алекс всюду примут с распростертыми объятиями, и действительно, ей прислали приглашения Йель, Браун, Миддлбери, Бостонский колледж и Бостонский университет, а еще несколько учебных заведений написали, что поставили ее в свой лист ожидания. Алекс выбрала Бостонский колледж, как и собиралась.