Читать книгу По велению сердца - Даниэла Стил - Страница 5

В Нью-Йорке опять шел снег. Наутро после возвращения Хоуп выглянула в окно и, увидев, что Принс-стрит покрыта шестью дюймами снега, решила на море не ездить. Лондонская поездка напомнила ей, что и в городе можно интересно провести время, и, когда после обеда все отправились за покупками, Хоуп поехала в музей Метрополитен посмотреть новую выставку средневекового искусства, после чего пешком вернулась к себе в Сохо под непрекращающимся снегопадом, перешедшим в настоящую метель.

Город словно вымер. Машин на улицах не было, найти такси невозможно, и только немногие несгибаемые личности вроде нее шагали домой, пробиваясь сквозь снег и ветер. Государственные учреждения закрылись рано, а школьников уже распустили на каникулы. С раскрасневшимися щеками, слезящимися глазами и окоченевшими от холода руками Хоуп вернулась к себе домой и первым делом приготовила чай. Прогулка придала ей бодрости. Она едва устроилась с чашкой горячего чая, когда позвонил Марк Веббер. Он звонил из дома – его бюро закрылось до самого Нового года. Едва ли можно было ожидать заказов между рождественскими и новогодними праздниками.

– Как все прошло? – спросил Веббер, разбираемый любопытством, ведь клиент был весьма неординарный.

– Замечательный человек! Содержательный, умный, снимать – одно удовольствие. И внешностью не обижен. О таком заказчике можно только мечтать, и знаешь, он не имеет ничего общего со своими мрачными героями. Я еще не смотрела, что получилось, но наверняка несколько отличных кадров будет.

– Он что же, даже не попытался тебя изнасиловать? – со смехом спросил Марк.

– Представь себе, нет! Пригласил на ужин не куда нибудь, а в «Хэррис», потом в «Аннабелс» выпить. Обращался со мной, как с какой нибудь знаменитостью. Или престарелой богатой родственницей.

– Уж это вряд ли! Кто станет вести престарелую родственницу в Лондоне в фешенебельный ресторан и ночной клуб?

– Он вел себя весьма достойно, – заверила Хоуп. – И оказался необычайно интересным собеседником. Такой разносторонний человек! В какой то момент я даже пожалела, что мы снимаем не в Дублине, там он, наверное, смотрелся бы более органично, но я уверена, что хорошие кадры у нас все равно будут. И даже больше, чем нужно. С ним было легко работать, он все схватывает с полуслова. – Не говоря уже о внешности кинозвезды. Но об этом Хоуп промолчала. – В Лондоне у него домик величиной со спичечную коробку, с аппаратурой пришлось помучиться, но мы справились. Зато другой дом, под Дублином, похоже, не уступает Букингемскому дворцу. Вот бы где мне понравилось.

– Что ж, спасибо, что оперативно откликнулась. Издательству крупно повезло. Что собираешься делать на праздники? Не отказалась от затеи съездить на Кейп-Код? – В такую погоду этот план не выглядел привлекательным. Марк надеялся, что она передумала.

Хоуп выглянула в окно и улыбнулась, она любила смотреть на снег. Земля уже была укрыта покрывалом толщиной не менее двух футов, а снег все шел и шел, и нестихающий ветер взметал его вверх белыми спиралями. К утру обещали толщину снежного покрова до трех футов.

– В такую погоду, конечно, не поеду, – усмехнулась Хоуп. – Я хоть и сумасшедшая, но не настолько, хотя там, конечно, сейчас очень красиво. – К вечеру большинство трасс оказались закрыты для проезда, и можно было представить, каким кошмаром в такой ситуации обернется дорога. – Останусь дома. – Финн дал ей прочесть свою новую книгу, а еще предстояло выбрать фотографии для выставки, которую устраивал музей в Сан-Франциско. Но главное – посмотреть, что вышло из лондонской фотосессии.

– Ну, звони, если заскучаешь, – сказал искренне Марк, он, впрочем, не надеялся, что она позвонит. Хоуп была очень независима и за несколько последних лет привыкла к уединенной жизни. Но Марк хотел, чтобы она по крайней мере знала, что есть человек, который о ней думает. Временами он начинал за нее беспокоиться, хотя и знал, что она умеет занять себя. Ее с таким же успехом можно было встретить с фотокамерой на улицах Гарлема в ночь перед Рождеством, как и в придорожном кафе для дальнобойщиков где нибудь на Десятой авеню в четыре часа утра. Это была ее работа и ее жизнь. Марк ею восхищался, тем более что именно так и появлялись на свет фотографии, составлявшие ее славу.

– Со мной все будет в порядке, – заверила его Хоуп.

Распрощавшись с Марком, она зажгла свечи, погасила свет, села у незанавешенного окна и стала смотреть на падающий снег. Она не стала закрывать жалюзи. В комнату лился свет уличных фонарей, и Хоуп откинулась на спинку дивана, любуясь зимней сказкой за окном. Но тут опять зазвонил телефон. Кто бы это мог быть, в ночь перед Рождеством, подумала она. Телефон у нее звонил только в рабочее время и только по делу. Она ответила, но голос показался ей незнакомым.

– Хоуп?

– Да. – Она подождала немного, давая звонившему возможность представиться.

– Это Финн. Звоню удостовериться, что вы благополучно долетели. Говорят, у вас в Нью-Йорке метель. – Его голос звучал тепло и дружелюбно, а сам звонок стал для Хоуп приятной неожиданностью.

– Так и есть, – подтвердила она. – Снег валит не переставая. Я прошла пешком от музея Метрополитен до Сохо. Какое наслаждение!

– А вы смелая женщина! – восхитился О’Нил. До чего у него глубокий, бархатный голос! – Мой ирландский дом стоит в горах, вот где бы вам понравилось! Там можно гулять часами, от одной деревни до другой. Я тоже люблю пройтись, но по Нью-Йорку в метель – увольте! Я сегодня пытался дозвониться до своего издательства, но даже они закрыты.

– Просто все офисы уже закрылись на праздник, снегопад тут ни при чем.

– А как вы проводите Рождество, Хоуп? – Он уже понял, что из за разыгравшейся непогоды поездка на море не состоится.

– Буду болтаться тут в округе, фотографировать. Есть у меня кое какие идеи. Еще хочу отсмотреть нашу с вами сессию и заняться портретом.

– И нет ни одного человека, с кем бы вы хотели встретить Рождество? – прочувствованно спросил он.

– Нет. Люблю проводить праздники в одиночестве. – Хоуп немного кривила душой, но так складывалась ее жизнь на данный момент. Пройдя отличную школу в индийском ашраме и тибетском монастыре, она научилась не противиться обстоятельствам. – Что такое праздник? Еще один день, не более. А как ваш сын? – переменила она тему.

– Превосходно. Сейчас отправился ужинать с приятелем. – Хоуп взглянула на часы – в Лондоне было одиннадцать. И сразу вспомнился тот дивный вечер, что они провели вместе с Финном. – Через два дня он улетает в Швейцарию. У меня он теперь надолго не задерживается. Вот что значит ребенку двадцать лет. Но я его не виню, я тоже был таким в его возрасте. Ни за что не стал бы торчать с родителями! Правда, Майкл намного послушнее. Завтра прилетает его девушка, так что хоть Рождество они проведут со мной, а в ночь им уже лететь.

– И чем предполагаете заняться после их отъезда? – поинтересовалась Хоуп. Порой ей думалось, он ведет такой же уединенный образ жизни, как и она, хотя, конечно, намного чаще выходит в свет, и, кроме того, у него есть сын. Но то, как он описывал свою работу над каждой книгой, вполне соответствовало ее образу жизни в Сохо или на Кейп-Коде. Похоже, у них было много общего.

– Да вот думаю, не отправиться ли завтра в Дублин. Надо книгу закончить, да и новая уже вырисовывается. Знаете, сейчас все бегут из Лондона, как с тонущего корабля, по своим загородным домам. Вот и мне, наверное, лучше быть в Руссборо. – Так назывался маленький городок под Дублином, рядом с которым и стоял его особняк. За ужином в «Хэррис» Финн ей об этом рассказывал. Она знала, что его родовое гнездо находится к северу от Руссборо, а по соседству – еще один такой же особняк, только, по его словам, в гораздо лучшем состоянии. Но Хоуп не сомневалась, что и дом О’Нила очень красив, даже если и нуждается в реставрации. – А вы, как метель утихнет, – на Кейп-Код?

– Пожалуй, несколько деньков повременю. Тем более объявили, будто бы буря сдвигается к океану, а значит, на побережье будет очень ветрено и холодно. В любом случае надо сначала дождаться, пока дороги расчистят. А в доме в любую погоду уютно.

– Ну что ж, Хоуп, веселого вам Рождества! – пожелал Финн, и в голосе послышалась грусть. Финн был рад с ней познакомиться, но дальше поддерживать контакты не было никаких причин, сперва надо хотя бы фотографии увидеть. Ему не терпелось поскорее посмотреть, что вышло, и снова поговорить с ней. Он чувствовал, что между ними существует странная, необъяснимая связь. Милая женщина, одни глаза чего стоят – в них можно утонуть и не очнуться! Финну хотелось узнать о ней больше, хотя она уже многое рассказала ему о своем браке с Полом и о разводе, но его не покидало ощущение воздвигнутой стены, за которую никому не дозволено проникнуть. Она была довольно сдержана, но в то же время доброжелательна и полна сострадания к людям. Для него Хоуп осталась женщиной-загадкой, точно так же, как какие то стороны его души остались тайной для нее. И незаданные вопросы теперь мучили обоих. Они принадлежали к породе людей, привыкших читать в людских душах и сердцах, но друг для друга в какой то степени остались закрытыми.

– И вам! Приятно провести Рождество с вашим сыном, – сказала Хоуп, и они распрощались. Хоуп осталась сидеть, с недоумением глядя на телефон. Звонок Финна ее удивил. Ни к чему не обязывающий и ничего не обещающий разговор, но такой теплый, такой доброжелательный. Хоуп невольно вспомнила проведенный вместе с Финном вечер. Казалось бы, прошло всего два дня, а ощущение такое, что сто лет. И что Лондон с Нью-Йорком разделяют миллионы миль галактического пути.

Но еще больше ее удивила пришедшая от него тем же вечером электронная почта. «Получил большое удовольствие от сегодняшнего разговора. Ваши глаза преследуют меня, как наваждение. А еще – те тайны, что они скрывают. Надеюсь скоро увидеть вас снова. Берегите себя. Счастливого Рождества! Финн». Ей бросилось в глаза, что он пожелал ей «счастливого Рождества», а не «веселого», как принято у англичан. Хоуп была в недоумении, она не знала, как реагировать на это послание. Ей сделалось немного не по себе и вспомнилось предостережение Марка Веббера, что О’Нил – записной бабник. Может, он просто подбивает к ней клинья? Жаждет очередной победы? И все же нельзя не признать, что в Лондоне он вел себя исключительно корректно. И на какие такие тайны он намекает? Что он прочел в ее глазах? Или все это только игра? Однако и тон этого письма, и их сегодняшний разговор по телефону не оставляли сомнения в его искренности. Может, за другими женщинами он и ухлестывает, но в отношении себя она чувствовала нечто иное. И еще ее поразило слово «наваждение». На его почту Хоуп ответила только на следующий день. Не хотелось, чтобы он заподозрил ее в нетерпении, да его и не было. Она надеялась, что они станут друзьями. У нее уже бывали такие случаи с клиентами в прошлом. Со многими из тех, кого она снимала в прошедшие годы, она стала дружить, пусть и видятся они нечасто, а от случая к случаю.

Утром в сочельник Хоуп присела к письменному столу с чашкой чая и составила ответ на электронное послание О’Нила. За окном царило белое безмолвие, все было укутано девственно-белым снегом, а в Лондоне уже вечерело.

«Спасибо за письмо! И за вчерашний звонок. Мне тоже было приятно с вами говорить. Сегодня у нас очень красиво, настоящая зимняя сказка, все покрыто снегом. Я собираюсь в Центральный парк – поснимаю детвору на санках, банальная вроде бы тема, но меня она завораживает. Никаких секретов нет, только вопросы, на которые нет ответа, и память о людях, которые были в нашей жизни и покинули ее, пробыв с нами столько, сколько было предначертано. Мы не в силах изменить нашу жизнь, а можем лишь наблюдать ее течение и с достоинством принимать все перипетии. Пусть нынешнее Рождество принесет вам радость и счастье! Хоуп».

К немалому ее изумлению, уже через час пришел ответ, как раз когда она собралась выйти на улицу – тепло оделась и взяла камеру на плечо. Ее остановил писк компьютера, возвестившего о пришедшей почте, она вернулась проверить, стянула перчатки и открыла письмо. Оно опять оказалось от Финна.

«Никогда не встречал такой благородной женщины, как вы. Жаль, я сегодня не с вами. Хочу тоже пойти в Центральный парк и кататься с детьми на санках. Возьмите меня с собой! Финн». Хоуп улыбнулась, мальчишеские повадки сквозили в каждой строчке. Отвечать она не стала, натянула перчатки и вышла из дому. Она не знала, что ответить, да и вступать в серьезную переписку в ее планы не входило. Она не хотела идти у него на поводу и принимать его правила игры.

Пройдя квартал пешком, она взяла такси у отеля «Мерсер» и уже через полчаса была в Центральном парке. Некоторые улицы успели расчистить от снега, но большинство – нет, а снегопад продолжался. Таксист высадил ее возле южного входа в парк, и она пошла вдоль зоопарка. В конечном итоге ноги принесли ее к горкам, где вовсю резвилась детвора, кто на обычных санках, кто на круглых пластиковых ледянках. Чуть в стороне стояли мамаши и следили за своими отпрысками, поеживаясь от мороза, а отцы катались вместе с детьми и быстро ставили на ноги упавших с санок ребятишек. Дети визжали и смеялись, явно получая удовольствие, и Хоуп украдкой фотографировала, наводя объектив на озаренные радостью и весельем детские лица. Неожиданно, помимо ее воли, эта картина отбросила ее назад, в прошлое, к той ране в сердце, что никак не хотела заживать. У Хоуп на глаза навернулись слезы, на сей раз не от мороза, а от грустных мыслей, и чтобы отвлечься, она принялась снимать причудливо застывшие в снежном обрамлении ветви деревьев, но это не отвлекло ее от тягостных воспоминаний. От нахлынувшей боли перехватило дыхание, и, обливаясь горючими слезами, Хоуп опустила камеру, отвернулась и стремглав сбежала с горки. Она выскочила из парка, словно спасалась бегством от атаковавших ее призраков, и пробежала до самой Пятой авеню, после чего повернула в сторону центра. Такого с ней давно не случалось. Когда она вошла к себе домой, ее всю трясло.

Хоуп сняла пальто и долго стояла у окна, а когда повернулась, то увидела на мониторе компьютера утреннее письмо Финна и перечитала его. У нее не было ни сил, ни желания ему отвечать. Пережитые эмоции оставили ее без сил. Хоуп отвернулась от компьютера, вспомнила, что сегодня сочельник, и ей стало еще тяжелее. После развода она всеми силами старалась уберечься от воспоминаний, сязанных с праздниками, особенно с Рождеством. Но сейчас, после того как она увидела счастливых ребятишек в парке, все, от чего она раньше пряталась, ударило по ней с новой силой. Пытаясь отвлечься, Хоуп включила телевизор, и тут же на нее обрушились рождественские песнопения в исполнении детского хора. Она горько рассмеялась, выключила телевизор и села за компьютер в надежде, что сочинение ответа Финну ее немного отвлечет. Она не знала, чем еще себя занять. Впереди была долгая и тоскливая ночь – как горный хребет, на который, хочешь не хочешь, а надо взбираться.

«Привет! У нас сочельник, а я в разобранном виде, – быстро набрала она. – Ненавижу Рождество! Сегодня меня навестили призраки прошлых праздников. Чуть жива осталась. Надеюсь, вы с Майклом чудесно проводите время. Веселого Рождества! Хоуп». Она отправила письмо, но, перечитав, тут же пожалела – слишком оно показалось слезливым. Однако отменить отправку было уже невозможно.

В Лондоне была полночь, и Хоуп не ожидала ответа раньше завтрашнего дня – если он вообще придет. Поэтому она крайне удивилась, когда компьютер подал сигнал о полученном сообщении. Это был ответ от Финна.

«Скажи призраку прошлых рождественских праздников, чтобы убирался, и запри за ним покрепче дверь! В жизни важнее будущее, чем прошлое. Я тоже недолюбливаю Рождество. Хочу тебя снова увидеть. И поскорее! Финн». Письмо было коротким и чуточку пугающим. Он хочет ее увидеть? К чему эта переписка? И главное – зачем она сама пишет ему? Этого она не могла себе объяснить, как не понимала она и того, чего ждет от Финна.

Она живет в Нью-Йорке, он – в Дублине. У каждого своя жизнь, свои интересы, он для нее лишь объект фотосъемки, не более. Но у нее из головы не шло то, что говорил ей Финн за ужином, и еще глаза, какими он на нее смотрел. Это было какое то наваждение, и то же самое он сказал о ней. Хоуп чувствовала растерянность, но все же ответила на его послание, постаравшись сохранить деловой и непринужденный тон. Ей вовсе не хотелось затевать с Финном какой нибудь подростковый роман по той лишь причине, что сейчас Рождество и ей одиноко. Она прекрасно понимала, что это будет большой ошибкой. К тому же он совсем не ее поля ягода, он человек международной известности, у его ног – все женщины мира. Ей не хотелось становиться одной из них, и еще меньше хотелось соперничества.

«Благодарю. Прости за слезливое послание. У меня все прекрасно. Просто праздничная хандра. Горячая ванна и крепкий сон помогут с этим справиться. Всего наилучшего! Хоуп». Она отослала почту и сразу почувствовала себя лучше. Ответ пришел сразу, и в нем сквозило некоторое раздражение.

«Для всякого человека старше двенадцати праздничная хандра – дело обычное. Но что означает это «Всего наилучшего»? Не надо так пугаться! Я тебя не съем, и я не призрак твоих прежних праздников. Ай-ай-ай! Выпей ка бокал шампанского. Всегда помогает. С любовью, Финн».

– Черт! – воскликнула она, прочтя письмо. – «С любовью» – подумать только! Полюбуйся теперь, что ты натворила! – сказала она себе и еще больше разнервничалась. Она решила не отвечать, но одному его совету последовала и налила себе шампанского. Всю ночь письмо так и висело на экране компьютера, и Хоуп его не замечала, но перед тем как идти спать, все же перечитала и решила, что все это ничего не значит и будет благоразумнее не отвечать. С этой мыслью она забралась в постель. «Утро вечера мудренее», – сказала себе Хоуп. Она повернулась, чтобы погасить свет, и взгляд ее упал на фотографии юной танцовщицы, развешанные на стене. Она долго смотрела на них, а потом выключила свет и зарылась головой в подушку.