Читать книгу Крупицы золота в тумане - Даниил Горбунов - Страница 3

Путь будущих старателей проходил по обширной долине, простиравшейся до самого горизонта, где её сменяли высокие горы. Долгая дорога являлась отличной возможностью для каждого узнать больше о своих товарищах, и все рассказывали друг другу разные случаи из жизни и делились предположениями о процветающей Калифорнии.

Эдвин перечислил в уме всех, кого он уже знал. Впереди на лошади ехал проводник Роберт Рассел, рядом с Эдвином сидел доктор Фрэнк Беннет, а сзади ювелир Томас Митчелл и ещё странный молчаливый человек, который совсем не нравился Эдвину.

Из разговоров Эдвин узнал, что этого молчаливого парня, ехавшего в его фургоне, зовут Мэтью Робинсон, что ему тридцать лет, и он, как и остальные, хочет навсегда переселиться в Калифорнию. Мэтью определённо не нравился Эдвину. «В тихом омуте черти водятся», – любил говорить его отец, и это фраза как нельзя лучше характеризовала этого молчаливого соседа.

Также рядом с его фургоном на лошади ехал высокий человек в коричневых брюках на подтяжках, Эдвин узнал, что зовут его Конор Картер. Кожа Конора была смуглой, волосы – чёрными, несмотря на ещё юный возраст около его глаз и на лбу уже образовались многочисленные морщины. Он имел спортивное телосложение. Речь его отличалась грубостью, но остальные, кажется, даже не замечали этого. Резкие движения выдавали в нём человека очень вспыльчивого, про которых обычно многозначительно говорят: «лучше не попадаться ему на пути». Конор рассказывал разные анекдоты про индейцев и негров, все без исключения громко над ними смеялись.

Эдвину определённо нравилась вся эта компания путешественников.

– Ты, должно быть, ещё не женат? – спросил Эдвина Фрэнк и достал из кармана маленькую флягу с водой.

– Нет ещё, – ответил Эдвин.

– Я тоже. Я в Балтиморе практически жил на работе, даже выходных не брал, постоянно к пациентам ездил, потом ещё к пациентам и ещё. Но знаешь, я заметил, что все эти визиты к больными, их медицинские карты мне надоели страшно. Обычная жизнь определённо не для меня, я не хочу до конца своих дней получать стандартную зарплату врача. И вот поэтому мне и захотелось отправиться в Калифорнию, там уже всего этого не будет. Надеюсь, мне крупно повезёт, найду много золото, а потом куплю особняк в Сан-Франциско, там и женюсь. А у тебя какие планы?

Эдвин ненадолго задумался и посмотрел на горы вдалеке. Он вспомнил, как плакала мать, не желая отпускать его и как пытался переубедить его брат не отправляться в эту поездку. От этих воспоминаний Эдвину стало не по себе, и он даже поежился, словно от холода.

– Я ещё точно не знаю, – наконец сказал он, – смотря, сколько золота мы сможем найти. В Нью-Йорке у меня осталась мать, я обещал ей, что уеду только на два года, поэтому оставаться в Калифорнии навсегда я не собираюсь. Как только заработаю достаточно денег, тут же поеду назад.

– Нам обязательно повезёт, я знаю! – Фрэнк широко улыбнулся и похлопал Эдвина по плечу, что тут же успокоило его молодого товарища и вернуло ему веру в удачу.

Эдвин обрадовался, что хоть они ещё только начинали путь, а он уже нашёл себе хорошего друга, на которого мог рассчитывать в случае опасности. Вообще-то знакомства с новыми людьми всегда были для него вроде испытаний, которые должен пройти каждый. Эдвин предпочитал сначала хорошенько изучить человека, а уже потом завязывать с ним дружественные отношения. Но с Фрэнком получилось совсем не так. Друзей у Эдвина имелось немного, но зато они были, что называется, настоящими. И ценили они Эдвина больше всего за его честность.

Многие его знакомые считали, что таких честных людей, как Эдвин, днём с огнём не сыщешь. Ещё в детстве, если он что-нибудь случайно разбивал, то никогда не старался это скрыть, а шёл прямо к родителям и рассказывал им всё начистоту. Понятное дело, что Эдвину, как и любому другому ребёнку, не нравилось, когда его наказывали, но он всегда со смирением относился к наказаниям. После наказаний дети из остальных семей, живущих по соседству, обижались на своих родителей, но только не Эдвин, он внимательно выслушивал длинные лекции отца о правильном поведении и уходил в свою комнату.

Являясь кристально честным человеком, Эдвин больше всего боялся в жизни, что его могут по ошибке в чём-нибудь обвинить. Этот страх часто давал о себе знать, когда, например, учительница в школе пристально смотрела на класс, пытаясь выяснить, кто опрокинул цветочный горшок и в других подобных случаях. Эдвину представлялась просто невероятным, чтобы ему когда-нибудь пришлось что-нибудь скрывать.

Эдвин всегда старался во всём находить какую-нибудь выгоду, и его умению делать это позавидовали бы даже политики из Вашингтона. Достаточно было посмотреть, как он ест пирог: Эдвин брал дольку пирога и начинал есть её с корочки. И в этом был смысл: так он съедал сначала невкусную часть, а потом уже приступал к сладкой начинке.

Ещё одно из важных качеств, как нельзя лучше характеризующих Эдвина, заключалось в его любви к экономии. Он всегда старался, что называется, продлить удовольствие, и сэкономить на какой-нибудь вещи. Так он старался бережно пользоваться водой во время чистки зубов, оставлять на завтра пару штук печенья, хотя, конечно, мог пойти и купить ещё. Родители замечали, что в отношении еды эта чересчур старательная бережливость сына выглядела как самая обыкновенная скупость. Но на самом деле их сын никогда не жадничал, если приходили гости, то Эдвин угощал их, чем только мог. С возрастом эта его бережливость некуда не делась, но она всё-таки не могла сделать из него такого же скрягу, каким Чарльз Диккенс создал Эбенезера Скруджа, хотя именно на Скруджа Эдвин иногда и походил.

Эдвин часто говорил, что никогда не хотел иметь ничего схожего с людьми, каких встречал в Нью-Йорке. Многие из них жили в стареньких домах и, на первый взгляд, практически никуда не стремились, а такой жизни Эдвин не желал. И хоть он и старался быть не таким, как те люди, никакой оригинальности в воображаемой им идеальной жизни не было. Он, как и все, считал, что счастливый человек – это в первую очередь человек не бедный, у которого достаточно денег, чтобы не думать ни о каких связанных с ними проблемами. Он хотел разбогатеть больше всего в жизни, но никогда не задумывался, что бы он делал, окажись у него вдруг мешок денег. Ответ на подобный вопрос кажется ну очень уж очевидным, настолько, что люди даже ни на секунду не задумываются о нём, хотя многие из них в порыве радости наверняка спустили бы все эти деньги на ветер.

– Правильно. Так держать, – говорил отец Эдвина, когда тот рассказывал ему очередной невероятный план того, как сколотить состояние. Но отец, на лице которого начали вырисовываться глубокие морщины, понимал, что скорее всего ничего у его сына не выйдет и скоро вместе с молодостью мечты о богатстве неминуемо покинут его.

Одним из таких планов в одно время стало участье в скачках. Эдвин с ранних лет жизни обучался конному мастерству и многие с восхищением говорили, что ему нет равного в этом деле во всём Нью-Йорке. На соревнованиях, в которых участвовали спортсмены из всех уголков штата, Эдвин занял второе место. Радости его тогда не было предела, хотя, конечно, он немного расстроился, что отставал от победителя буквально на секунду. Но Эдвин верил, что если он продолжит усердно тренироваться, то первое место ему обеспечено. Так чётко в те времена виделось ему, как он становится знаменитым спортсменом и зарабатывает буквально по тысяче долларов в день. Никогда ещё вера в то, что его мечта сбудется не была так сильна.

Но, увы, уже в следующим соревновании Эдвин не принимал участия, потому что во время одной из тренировок упал с лошади и повредил позвоночник. Мать и отец тогда сильно за него перепугались, но, слава Богу, всё обошлось. Эдвин не мог больше участвовать в скачках и очень расстраивался из-за этого. Отказ от главного увлечения стал одним из самых сильных потрясений в жизни Эдвина, ведь он считал, что именно конный спорт – его путь к успеху, дорога к сказочному богатству. Но, тем не менее, Эдвин всё так же хорошо управлялся с лошадьми, и теперь, во время путешествия в Калифорнию, это умение здорово ему помогало.

Планы Эдвина на счёт того, как сколотить состояние, никогда не касались учебы. Природа не одарила его ни выдающимися способностями к математике, ни феноменальной памятью, ничем-либо другим в этом роде. Он, как и многие дети не любил ходить в школу, где его заставляли полдня просидеть, склонившись над учебниками. Это, пожалуй, лучше всего показывало, как сильно Эдвин отличался от своего старшего брата, который только об образовании и думал. Эрнест хотел поступить в престижный университет, но у их семьи не было на это денег. Попади он туда, его, наверное, уже на первом году обучения называли бы самым лучшим студентом.

– Всё потому, – говорил Эрнест, с досадой думая о будущем, – что в этой стране не важно, что у человека в голове, важно лишь, что у него в кошельке.

Но Эрнест хоть не любил за это свою страну, не желал никуда переезжать. Он отличался от Эдвина ещё и тем, что не любил путешествовать, даже переезд на новый дом казался ему просто невыносимым. А Эдвин думал, что будь у него достаточно денег, он бы совершил кругосветное путешествие, он часто видел во снах, как приезжает в различные страны. Эдвин верил, что когда-нибудь и эта его мечта обязательно должна сбыться…

Время летело очень быстро, Эдвин наслаждался поездкой, и часы теперь для него казались минутами. Впереди виднелась вереница таких же белых фургонов. Оглянувшись назад, Эдвин также увидел фургоны путешественников. Если и всю дорогу до Калифорнии эти группы впереди и сзади будут сопровождать их, то тогда и никакие индейцы не страшны. Индейцы наверняка не решаться напасть на такое количество человек.

Фургон Эдвина снова догнал лошадь Конора, который продолжал рассказывать анекдоты. После очередного его рассказа, все засмеялись.

– Откуда ты так много историй знаешь? – сквозь смех спросил его кто-то.

– А ты приезжай в мой город, там много этих черномазых расплодилось, размножаются как тараканы какие-то, – ответил Конор и сплюнул, а после отпил немного воды из фляги.

– Ну, скажешь тоже, тараканы, – послышался чей-то голос, а затем смех.

Конор замолчал, но все знали, что это ненадолго, через минут десять он расскажет ещё какую-нибудь смешную историю.

Иногда к фургону Эдвина подъезжал мистер Рассел, он подбадривал путешественников и делился воспоминаниями о Мексиканской войне. Бывший военный – идеальный проводник, он мог с лёгкостью поднять дух всем членам своей группы и, к тому же, обладал немалым опытом.

– Мистер Рассел, – обратился к нему Фрэнк, – а сколько будет продолжаться наша поездка?

– Где-то около полугода, – быстро отвечал Роберт, – путь неблизкий, но он того стоит. Калифорния – прекрасное место: плодородная земля, цветы, солнце и, конечно, золото! Вот приедем, и вы всё сами увидите. Жду не дождусь, чтобы на вашу реакцию посмотреть.

– А Вы бывали в Сан-Франциско?

– Спрашиваешь тоже. Конечно, был! Но мне этот город не понравился, там сейчас очень много переселенцев.

Сказав это, мистер Рассел поправил шляпу, взял за узды лошадь и, ускакав вперёд, оторвался от группы, показывая ей дорогу.

С проводником группе Эдвина, определённо, повезло. Ещё когда, они укладывали инструменты и еду, стало ясно, что Роберт очень любит порядок, он привык класть каждую вещь на определённое для неё место. Впечатление о мистере Расселе создавалось, как об очень приветливом человеке, но чувствовалось всё же, что он немного замкнут. Больше всего его, по-видимому, волновало поведение членов группы, отчего он часто говорил:

– Всё зависит от дисциплины… и как быстро мы приедем – то же.

Огненный цветок, именуемый солнцем и украшающий собой небосвод, опускался всё ниже и ниже к земле, чтобы на ещё одну ночь скрыть свою красоту от мира. С гор спускался туман, и становилось прохладно. Эдвин невольно вздрагивал, когда его нагонял ветер, а ведь они ещё даже не достигли пустыни, в пустынях, Эдвин слышал, ночная температура нередко опускается ниже нуля.

Для первого ночлега они остановились на берегу реки. Несколько человек готовили всё к ужину: наполняли котелки водой и разводили костёр. Все собрались тесным кругом, и каждый, как мог, помогал в приготовлении пищи.

Гул голосов заглушал собой различные звуки, долетавшие из густившихся сумерек. Если прислушаться, то можно было услышать шуршание, доносившиеся из небольшой рощи, или плеск воды в реке. Но если неподалёку и находились какие-нибудь опасные звери, из-за костра, свет которого виднелся далеко отсюда, они бы не решились приблизиться к людям.

Эдвин уже успел познакомиться практически со всеми членами группы, но когда очередь дошла до молчаливого Мэтью, ему не захотелось разговаривать с ним. Даже подойти к Мэтью оказалось для Эдвина непосильной задачей, потому что от того очень неприятно пахло. Черные жирные волосы Мэтью блести в свете фонаря, от чего думалось, что мылся он в последний раз на прошлое Рождество. «И как, интересно, Том весь день рядом с ним ехал?» – не мог понять Эдвин.

Мэтью в основном общался только с Конором, говорил он тихо, пряча при этом руки за спину. Его бегающий туда-сюда взгляд явно показывал, что Мэтью что-то скрывает, хотя, возможно, он был просто стеснительным, очень замкнутым человеком. Эдвину показалось странным, что Мэтью много общается с Конором, который мог бы выбрать более интересного собеседника. Эти двое явно не внушали доверия.

Вскоре приготовили ужин, все достали тарелки и подошли к котелку с ещё дымящийся ароматной похлёбкой. Аппетит на свежем воздухе был отменным, и буквально через пять минут от ужина уже не осталось и следа.

Помыв тарелку в реке, Эдвин отнёс её в фургон и вернулся к общему кругу. Мистер Рассел сказал, что пора уже ставить палатки. Фрэнк, Мэтью и Марк, с которым Эдвин познакомился всего несколько минут назад, сходили к одной из повозок и принесли несколько больших палаток, на два человека каждая. Несмотря на то, что палатки быстро поставили, и время было уже позднее, никто не высказал желания отправиться спать.

Конор принёс небольшую керосиновую лампу, Марк – колоду карт. Зажгли лампу, поставили её на походный столик, и Конор позвал всех остальных на игру.

В следующие минуты над столиком склонилось уже около пятнадцати человек, все хотели поиграть, но так как места да и карт хватало далеко не всем, многим пришлось просто наблюдать. Света керосиновой лампы было явно не достаточно, из-за чего игрокам и наблюдавшим за игрой людям приходилось низко наклоняться, чтобы разглядеть карты. Многие хотели сыграть в Блэкджек, но Марк сказал, что лучше в покер, так как карты принадлежали ему, никто не стал с ним спорить.

– Эй, Эдвин, иди сюда, – позвал Эдвина Конор.

Эдвин с удовольствием присоединился к игре. Но сегодня ему не сопутствовала удача, и он проиграл полтора доллара, но, тем не менее, не очень из-за этого расстроился.

– Что-то мне не везёт, – сказал он, вставая из-за стола.

Эдвин подошёл к уже гаснущему костру и сел на какое-то бревно, найденное на берегу, рядом с Томом, который периодически громко щёлкал пальцами. Они разговорились.

– Так откуда ты? – спросил Том.

– Из Нью-Йорка.

– Бог мой! Я ведь тоже оттуда. А я всё думал, почему твоё лицо мне так знакомо, так мы, наверное, в Индепенденс ехали в одном вагоне, возможно, даже виделись где-нибудь в Нью-Йорке.

– Вполне возможно, – произнёс Эдвин с задумчивым видом, но по правде говоря он не помнил, чтобы видел где-нибудь Тома.

– А чего ты такой грустный? – спросил наблюдательный Том.

– Я?.. – произнёс Эдвин и вздохнул. – Просто я всё думаю о матери. Наверное, я совершил ошибку, отправившись в Калифорнию. Ведь она переживать будет. Она даже отпускать меня не хотела, грозилась, что запрёт меня. А я всё равно поехал… Наверное, я и в правду дурак.

Эдвин перестал говорить, удивившись, что только что выдал всё, что скопилось у него на душе, едва знакомому человеку. Но ему действительно нужно было выговорится, ещё когда его позвали на игру в карты, его снова начали посещать мысли, что нужно вернуться в Индепенденс. Не уж-то его мечта стоит мучительных переживаний близкого человека? Когда он покупал билет на поезд, собирал чемодан, перед его глазами стояла картина того, как он в Калифорнии находит самородок за самородком и чуть ли не пляшет от радости. Мечты о богатстве, глупые, наивные, оглушили его, и он перестал слышать даже мольбы и слёзы собственной матери. Эдвину определённо нужно вернуться, но теперь это сделать сложнее, нежели когда они ещё только выезжали из города.

Том, выслушав Эдвина, смотрел на него теперь с сожалением и пониманием. Его взгляд выдал, что ему знакомо состояние собеседника. Собравшись с мыслями, он сказал:

– Я думаю, что тебе не нужно так переживать. Не пойми не правильно. Но ты же сможешь попросить кого-нибудь, кто поедет назад на Восток, передать письмо твоим родным, наверняка, найдётся человек, который согласится сделать это. У меня, кстати, тоже остались родные в Нью-Йорке.

– Правда?

– Да, да. Я год назад развёлся с женой, с ней живёт моя дочь. Если бы не проблемы с деньгами, я бы не отправился на Запад. Я понял, что это хороший шанс заработать побольше денег. Дочь – единственный человек, который держал меня в Нью-Йорке, очень её люблю и знаю, что теперь, согласившись ехать на Запад, рискую никогда не увидеть мою Мегги, если вдруг умру там. Но я так же рискую её не увидеть, потому что моя бывшая жена хочет переехать в другой город, она часто грозилась сделать это. А у меня просто нет денег на переезд.

История Тома тронула Эдвина.

– А сколько лет твоей дочери? – спроси он.

– Семь, – ответил Том, устремив взгляд куда-то вдаль.

Из-за спины всё ещё доносились возгласы игроков в покер, но они уже начинали постепенно утихать.

– Думаю, надо идти спать, – сказал Том, взгляд его просветлел, и в голосе больше не слышались те грустные ноты, какие были всего несколько минут назад. – Единственное, что нам остаётся, Эдвин, это надеяться. Может это глупо, не знаю. Но правда, раз уж мы согласились ехать в Калифорнию, то должны надеется на лучшее. Я верю, что уже через полтора года мы с тобой вернёмся в Нью-Йорк богатыми людьми! А сейчас нужно идти спать. Как говорила моя бабушка, утром думается лучше, чем вечером.

Том поднялся со своего места и вполголоса пропел известную песенку:

О, Сюзанна, не плачь обо мне,

Я еду в Калифорнию

с промывочным лотком на коленях!

Эдвина поразил положительный настрой Тома. Он подумал, что тот действительно оказался прав, что они обязательно вернуться, иначе просто быть не могло. Они вернуться уже далеко не бедными людьми и заживут совершенно по-другому, нужно просто набраться терпения. А в Калифорнии Эдвин и правда сможет с кем-нибудь передать письмо матери. Сейчас Эдвину его положение казалось не таким печальным, каким представлялось до этого.

Эдвин широко зевнул, отправился ближе к палаткам. Его ждало много ещё таких дней в дороге. Он представил себе, как завтра они опять будут ехать, разговаривая друг с другом, смеяться над шутками Конора, и всё будет хорошо, всё будет просто замечательно.