Читать книгу Стихотворения и поэмы - Даниил Леонидович Андреев - Страница 4

Гладит предутренний ветер вечно-священные

           камни.

Над Галилеею грустной руки воздел муэдзин.

Лижет бесшумное время прах Вифлеема

          и Канны,

И с минаретов вечерних слышно: Алла-иль-Алла.

Розовым встанут миражем храмы и рощи

          Дамаска,

Жены под светлой чадрою нижут сапфир и опал.

Лишь набегающий ветер, волн благосклонная

           ласка…

Смолкли призывные трубы Ангела, Льва

          и Орла.

Но, как и прежде, задумчивы те же рыбацкие

           мрежи,

Дремлют гроба крестоносцев, миррой и кедром

           дыша,

И разноликие толпы молятся снова и снова,

К плитам Господнего Гроба с моря и суши спеша.

Над белостенною Меккою —

                    гибкой планеты хвост,

Дух песков накалённых

                    и острых могучих звёзд.

Звёзды вонзают в душу

                    тысячи звонких жал

Благоговейный трепет

                    сердце пророка сжал.

Слышится ближе, ближе

                    шум непомерных крыл:

Конь с человеческим ликом

                    россыпи неба скрыл;

Грива – белыми волнами, сам он – словно

                                                  туман;

          Имя коню – Молния,

                                        эль-Бохран.

Мчит пророка на север десятикрылый гонец,

Хлещет сирийский ветер,

                              душит, и наконец,

Весь запылён пустынею,

                              сполохами палим,

Сходит ночной наездник

                              в спящий Иерусалим.

В уединённом храме

                              ждут Моисей и Христос,

Вместе молятся трое

                              до предрассветных рос.

И в выси, откуда Солнце

                              чуть видимо, как роса,

Конь ездока возносит

                              на Первые Небеса.

Иерархи́и гигантские ширятся впереди:

Между очами ангела – тысяча дней пути…

Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:

Скрывают лицо Аллаха

                              семьдесят покрывал,

И за покрывалами – голос, как ста водопадов

                                                            шум,

Как опоясанный громом

                              и молниями

                                                  самум:

– Восстань и гряди, избранник, вдоль всех

                                                  городов и стран,

Провозглашай народам

                                        Мой истинный Аль-Коран! —

Головокруженье… омут…

                                            отпрянувшие Небеса,

Звёзды, летящие вверх… Гаснущие голоса…

Толща холодных туч…

                                 Старый кирпич

                                                       стен…

Ещё не остывшее ложе

                                            и плоти свинцовый плен.

По-прежнему бдит над Меккой

                                            белой кометы хвост,

Дух песков остывающих

                                            и острых могучих звёзд.

Ветер свищет и гуляет сквозь чердак.

На гвозде чернеет тощий лапсердак.

Жизнь – как гноище. Остру́пела душа,

Скрипка сломана и сын похоронён…

Каждый вечер, возвращаясь без гроша,

Я, как Иов прокажённый, заклеймён.

Даже дети сквозь кухонный гам и чад

«Вон, явился Богом проклятый!» – кричат.

И за милостыней рынком семеня,

Гневом Вышнего терзаем и травим,

Я кусаю руку, бьющую меня,

Как бичуемый пророком Мицраим.

А в колодце полутёмного двора —

Драки, крики, перебранка до утра.

Разверну ли со смирением Талмуд —

Мудрость пра́отцев строга и холодна:

Точно факелоносители идут

С чёрным пламенем святые письмена.

И тогда я тайну тайн, врата ворот,

Разворачиваю книгу Сефирот.

К зыби символов в двоящемся стихе

Приникаю, как к целебному ключу,

Имя Господа миров – Йод – хэ – вов – хэ —

Онемевшими устами лепечу.

Так сегодня я забылся, и во сне,

Вот, виденье громовое было мне.

Видел я одновременно все края,

Всё, что было и что будет впереди…

Синим сводом распростёрт над миром Я,

Солнце белое горит в моей груди.

Мириады светоносных моих рук

Простираются в волнующийся круг,

Свет и жар – неистощимые дары —

Мечет сердце, как бушующий костёр,

И, рождаясь, многоцветные миры

Улетают в раздвигаемый простор…

Я проснулся, полумёртвый. Тьма везде.

Лапсердак висит, как тряпка, на гвозде.

Мне радостно обнять чеканкой строк,

                   Как влагу жизни – кубком пира,

Е д и н с т в о   ц е л и,   м н о ж е с т в о   д о р о г

                   В живом многообразье мира.

И я люблю – в передрассветный миг

                  Чистейшую, простую негу:

Поднять глаза от этих мудрых книг

                  К горящему звезда́ми небу.

Как радостно вот эту весть вдохнуть —

                 Что по мерцающему своду

Неповторимый уготован путь

                Звезде, – цветку, – душе, – народу.