Читать книгу Дубль 2 - Даниил Шишкин - Страница 5

Грохот столичного подземелья эхом раздавался в ушах пассажиров. Седой монах, опираясь на тросточку, усаживался на место, предложенное пятилетней девочкой. Она взаимно улыбалась старичку в тёмной рясе и смотрела вверх на маму, будто спрашивая о правильности своего поступка. Напротив затворника, оказавшегося в мирке нескончаемой суеты, сидел мужчина за пятьдесят, по-профессорски всматриваясь в газету. Он постоянно поправлял синий галстук, вальяжно стряхивая пыль с желтоватого пиджака, и хмуро глядел сквозь очки, соблюдая преподавательскую осанку. К желтоватому пиджаку с подозрением принюхивался йоркширский терьер с бантиком на макушке, дрожа и озираясь на людей из хозяйской сумочки. Рядом с парнем, трагически потонувшим в телефоне, стояла светловолосая девушка с бумагами в руках и грустно смотрела в пустоту. В вагон зашли двое глухонемых, энергично жестикулируя друг другу и смеясь. При резком толчке поезда из всех пассажиров только они схватились за локти друг друга.

«Надо же, а ведь только они здесь могут спокойно понимать друг друга, не напрягаясь от шума», – подумал худощавый молодой человек в джинсах, кроссовках, салатовой рубашке, тёмно-синей кофте и красной кепке. На поясе висела чёрная барсетка. Парень сидел напротив профессора и ручной собачонки.

Поезд в тысячный раз сменил прилипал-пассажиров. Вошла толпа китайцев и, по обычаю предков интонируя каждое слово, бурно залилась впечатлениями о северной стране.

«Делаешь зло – сердце бьётся, потому что боится последствий. Творишь добро – сердце бьётся, потому что просится в двери рая, открывшие для него в этот момент едва заметную щёлку, – промелькнуло в голове парня в кепке, когда он уступил место пожилому гостю с Востока. – Хм. Надо записать!»

Поезд выпрыгнул дельфином из туннеля в космос столичных светлячков. За стёклами было непроглядно-темно, что создавало ощущение, будто рельсы остались далеко внизу под поездом, парящим над рекой, которая пыталась светиться сильнее фонарей. Все, кроме ручной собачки, глухонемых и паренька в кепке, продолжили смотреть вниз, в телефоны, в пустоту или же вовсе спать. Всё тот же молодой человек на секунду слишком заметно для окружающих представил вагон доской для сёрфинга.

Он встал у дверей, достав из барсетки блокнот, и случайно уткнулся носом в букет цветов. Молодой человек глубоко вдохнул аромат лютиков, маргариток и сирени, посмотрел на часы и вышел из вагона, куда тут же забежал человек под градусом и выкрикнул что-то вроде: «С наступа-а-ающим!» Все – ну почти все – включая нашего пассажира, улыбнулись. Он прошёл с руками в карманах к эскалатору, после чего черканул в блокноте пару строк. Затем, подняв голову, приписал:

«Сравнение эскалатора с работой фабрики: люди, как детали на механической гусенице. Глаза смотрят под ноги, а душа – вверх из подземелья».

Его рука, держась за полоску перил, обгоняла талию незнакомой блондинки, побуждая своего хозяина самозабвенно перемещать улыбку к ушам и рисовать ямочки на бритых щеках. На выходе в полуоткрытый туннель с турникетами и кассами его рука всё же догнала нежную ручку блондинки, открывшую ему стеклянную дверь. Прикосновение попало в такт романтической музыки в наушниках, пробудив мурашки.

Паренёк с блокнотом шёл или, скорее, плыл под музыку на радио. Иван Балагуров работал там уже три года. Работать ему нравилось, потому что не нравилось работать. Весь ад пробивания стены кастингов он уже давно прошёл, так что можно было в определённой степени расслабиться. Больше всего ему доставляло удовольствие передавать приветы и включать запрошенную музыку, так как это требовало гораздо меньше хлопот, чем серьёзные эфиры. Раз в неделю он брал интервью у разных людей: от музыкантов до литературоведов. Балагуров иногда восхищался своим гостем, но часто ему приходилось мысленно играть с самим собой во время рассказа интервьюируемого – нет, не в скороговорки. Когда Ваня начинал подозревать, что эксперту не интересно всё это рассказывать, в мыслях возникало слово: «Бу!» Если таких «буканий» набиралось хотя бы три, Балагуров начинал едва заметно подтрунивать над беззаботным спикером, иногда выкидывая вслух каверзные вопросы.

Так продолжалось изо дня в день, то есть четыре раза в неделю. Ваня выходил в эфир вечером, так что всё остальное время он либо готовился к эфирам, либо отдыхал с друзьями, либо материализовывал мысли. К упомянутому дню Балагуров вывел в свет уже тройку романов, где издевался над своими героями и возносил их на пьедестал счастья как мог.

Самым ярым поклонником творчества Балагурова оказался его сосед по институту Эрнест Чопарев – или, если угодно, просто Эрик. Он заскакал верхом на пегасе вдохновения, когда прочитал одно из произведений радиоведущего. Сам он закончил режиссёрский факультет и, как все начинающие творческие люди, после успешных попыток пробить себе дорогу в профессию захотел начать поскорее работать. Свой первый фильм он решил снять по мотивам романа Балагурова «Последний шанс». Решил сам, окончательно и бесповоротно, после чего целыми днями названивал другу. Сегодня на протяжении двухчасовой встречи он пытался доказать писателю, что сценарий можно создать потрясающий. Ваня был не в восторге от этой затеи, но после выслушивания азартных восклицаний дебютанта он задал вопрос:

– Кто будет играть?

– Найдём! Будешь присутствовать на кастинге! Но только присутствовать, вести буду я.

На том и порешили. Новоиспечённый автор идеи и начинающий режиссёр пожали друг другу руки. Балагуров ехал на работу как раз после той роковой сделки.

Иван составил сценарий за неделю, а Эрнест, в свою очередь, с официальным одобрением ждать не стал. Балагуров высказал желание посвятить первый кастинг исполнительнице главной женской роли и уточнил, что это должна быть дебютантка. В просьбе скрывались и радость от предстоящей работы, и почти лишённая надежды ирония.