Читать книгу Слишком живые звёзды 2 - Даниил Юлианов - Страница 6

Да что это за чувство?!

Женя успел его возненавидеть за то, что никак не мог понять его, и полюбить, потому что… просто потому что. Описать его невозможно. Это похоже на обжигающее пламя, кончики которого подпаливают стенки лёгких и обжигают грудь. Иногда сердце начинает сходить с ума: вдруг резко сжимается, куда-то проваливается, а потом с силой бьёт по рёбрам, желая вырваться наружу. Всё это безумно странно, даже…пугающе? Как будто внутри сидит какой-то маленький монстр, незаметно поедающий твои внутренности, но мешать ему совсем не хочется.

Что бы это ни было, было приятно.

Это странное чувство Женя испытал, когда рано утром вылезал из палатки. И так и остался в ней, замерев в той позе, в которой находился – на четвереньках, в одних потёртых джинсах.

Спиной к нему стояла Катя, потягивающаяся после сна и вытянувшаяся во весь рост.

Она была прекрасна. Лучше, чем прекрасна. Лучи утреннего солнца мягко ложились на её кожу и переливались волнами света на распущенны русых волосах. Они стелились по белой ткани футболки, и хоть Женя видел только спину, он знал, что если развернёт Катю лицом к себе, то увидит на груди надпись ROCK, выведенную большими чёрными буквами. Солнце подчёркивало красоту её фигуры и очерчивало контуры лучами, ведь они не должны укрываться от мира. Низ футболки задрался вверх и приоткрыл вид на упругие ягодицы, от взгляда на которые Женя похолодел.

И вспыхнул одновременно.

Окружающие деревья шелестели листвой, и шелест этот разбавляло пение птиц, восхваляющих полуобнажённую женщину. Голые, такие прекрасные ноги так и манили к себе. Только ради них стоило писать песни, сочинять стихи и петь. Петь, пока не пересушит горло. Петь, пока не порвутся связки. Петь, пока не остановится сердце, потому что Катя… потому что Катя заслуживала всех песен на Земле. Она ведь даже не подозревала, насколько красива, как грациозна она в простых потягиваниях среди природы, среди пустого парка.

И как же хотелось подойти к ней и обнять! Прижать к себе и стоять так вечность, забыв обо всём на свете! Этого хотел Женя, этого хотели утренние лучи, этого хотели поющие птицы. Поэтому он вышел из палатки и начал подходить к Кате, пытаясь успокоить своё сошедшее с ума сердце.

Но она повернулась, как только услышала его шаги. Инстинктивно сделала шаг назад и чуть не споткнулась, но сумела удержаться на ногах. Её серые глаза широко раскрылись, а руки тут же вцепились в низ футболки, оттянув его.

– Отвернись! Быстро отвернись, а не то я тебя ударю!

Женя остановился, больше удивлённый её тоном, чем просьбой. Ветер нежно прошёлся по его плечам, как бы подсказывая, что нужно развернуться. Он так и поступил, но перед этим позволил глазам прогуляться по обнажённым ногам и вновь почувствовал пламя в груди, только на этот раз оно продолжило распространяться ниже, поджигая всё вокруг.

– Сними джинсы.

На миг Женя похолодел и перестал дышать, но его сердце тут же забилось ровно (или попыталось забиться ровно), когда он понял зачем. Руки тут же расстегнули ремень, ширинку и стянули с ног джинсы, после чего протянули в сторону. Чужие ладони забрали их, и вскоре Катя разрешила повернуться, хоть в её голосе и скользнуло нежелание.

Она полностью обличилась в одежду Жени – не хватало только носков и кроссовок. Его пропитанная потом футболка висела на ней, но даже так проглядывали линии Катиной фигуры. Джинсы оказались великоваты, но не настолько, чтобы в них невозможно было ходить. Видеть свою одежду на той, к которой неравнодушен – безумное чувство. Оно порождает внутри теплоту и вызывает нежность, хотя, казалось бы, ещё пару секунд назад ей неоткуда было взяться. Разве что из воздуха, гонимого прохладным утренним ветерком.

Женя улыбнулся, представив, как они с Катей, оба обнажённые, купаются в озере и плескают друг в друга водой. В воображении ярко блеснули их улыбки, и он буквально ощутил, как проводит рукой по влажной, такой желанной коже.

Опять это чувство… Рёбра начали нагреваться, грозясь расплавиться.

– Хватит на меня пялиться. У тебя такой же взгляд как и у большинства мужиков, когда я начинала с ними говорить. Прекрати.

– Ты очень красива, Кать. Поэтому я так и смотрю. И такой взгляд только у тех, кто часами стоит перед полотном великого художника и разглядывает шедевр. – Он немного помолчал, проходя взглядом по её телу. – Если природа – художница, тогда ты – её шедевр.

Катя хотела что-то ответить – это бы заметил даже слепой. Но губы её замерли, не выпустив ни одного слова. Женя увидел, как скулы начала заливать краска, и на фоне пунцовых оттенков ещё выразительнее казались широко раскрытые серые глаза. От их радужек отразилось солнце и утонуло в зрачках – таких глубоких, что из них можно было и не вынырнуть.

– Не неси чушь, – она говорила одно, но глаза…не умели врать. Краска на щеках стала ещё гуще, воздух вокруг Кати нагрелся, будто от неё исходил жар. – Хватит говорить мне такие вещи. Мне это ни хрена не нравится!

Нравится. Ещё как нравится. Я бы говорил тебе это всю ночь, если б мы продолжили танец.

– Вот об этом не надо! – Она резко повысила голос, и вместе с тем Женя понял, что говорил всё это вслух. Теперь уже его лицо начало воспламеняться, заполняться кровью. – Мы были пьяны, вот и всё! Тот поцелуй… он… ДА ТВОЮ Ж МАТЬ, ДАЙ МНЕ НОРМАЛЬНО СКАЗАТЬ! – Катя отвернулась и втянула в себя воздух полной грудью. Ветер баловался с русыми волосами, пытался проникнуть под футболку и один раз даже смог, заставив мурашки пробежать по коже.

Женя подошёл ближе и положил руки на спрятанные под его джинсами бёдра, но они тут же вырвались из-под пальцев. Катя развернулась, и теперь солнечные блики отражались не только от её радужек, но и от блестящих глаз в целом.

– Послушай, Жень. Давай… давай сразу всё разъясним. То, что было вчера – неправильно. Это…

– Ты пыталась меня убить. Это тоже неправильно, Кать. Мы делали друг другу больно, и это тоже неправильно. Сейчас нет ничего правильного. Ни-че-го.

– Мы были пьяны.

– А значит были откровенны.

Они стояли друг напротив друга, обдуваемые ветерком, но каждый из них чувствовал только жар – свой и чужой. Дыхание Кати сбилось, сердце Жени рвалось наружу. Птицы замолкли, наблюдая за происходящим. Шёпот листьев притих, боясь нарушить ту робкую тишину, что повисла между двумя безумно разными людьми.

Она слишком прекрасна.

– Мы не можем так поступать. Мы совсем не знаем друг друга, не знаем даже дни рождения.

– Пятнадцатое марта. – Он взял её ладони и легонько сжал. – Рыбка. Теперь ты.

– Двадцать седьмое июля. Лев.

– А львы едят рыб? – Улыбка мгновенно расплылась на лицах обоих – одинаковая, слегка стеснительная.

– Ну, только если очень хочется. Но… Господи, Жень, нет. Я не могу. Ты… – Губы перестали подчиняться, зажили своей жизнью. – Скажи честно: ты влюблён в меня?

Вот оно. То самое слово, которое могло попытаться описать те чувства, что бушевали глубоко внутри. Как только Катя произнесла его, Женя почувствовал, как расплавились рёбра. Растаяли и начали растекаться по груди, заливая её обжигающим кипятком.

Влюблён…

– Да, – он легонько притянул её к себе, всё ещё держа за ладони, – я влюблён в тебя. Я хочу быть твоим мужчиной.

Рэндж, давно наблюдающий за всем этим, высунул язык наружу и улыбнулся – искренне, по-настоящему радуясь.

– Вот этого я и боялась. Жень, мне тридцать два года, тебе – шестнадцать. Так нельзя.

– Давно ты стала следовать правилам?

– Послушай меня. Я слишком стара для тебя и к тому же неадекватна. Мы никак не можем…

– Ты жалеешь о поцелуе?

Вопрос выбил её из колеи. Катя слегка пошатнулась и упала бы на землю, если б её не удержали сильные руки. Пользуясь моментом, Женя прижал её к себе, и когда их животы соприкоснулись (её – скрытый под футболкой, его – полностью оголённый), из лёгких обоих рывком вышел воздух в лицо другому. Катя теперь не дышала, она пыталась вдохнуть, но с каждым разом получалось хуже, потому что всё внутри занимал огонь.

– Мне…понравилось. Поцелуй был сладким, но его не должно было быть. Нужно это прекратить, Жень. Пожалуйста, перестань, потому что я не могу. Я…не могу.

– Ты обнимала меня ночью. Всю ночь ты обнимала меня и плакала в спину. Плевать, что тебе тридцать два. Плевать, что мне шестнадцать. Зачем это прекращать, если нам нравится? Ты тянешься ко мне, я тянусь к тебе. Кто нам что скажет? Может, мы сейчас проживаем последние дни. Ты об этом не думала? Давай проживём их так, как хотим! Делать то, что хотим! Мы вместе, Катя. Началась новая жизнь – без законов, без правил.

– Тебе хорошо со мной?

Её голос дрожал как у плачущего ребёнка. Горячий воздух гулял меж трясущихся губ, всё тело сгорало в огне. И у Жени, и у Кати. Они чувствовали жар друг друга, игнорируя прохладный ветер. Приближаясь к ним, он раскалялся до предела и превращался в опьяняющий пар, что проникал глубоко в голову. Серый лёд полностью растопился и растёкся вокруг тёмных зрачков. Карие глаза отливали золотом в солнечных лучах, и в их бликах казалось, будто глаза Жени действительно светились золотом.

Тёплым, таким прекрасным золотом.

– Мне хорошо с тобой, Катя. Хорошо так, как не было никогда в жизни.

– Это странно. Это всё очень странно…

– Тебе хорошо?

– Да. – Она накрыла его скулы горячими ладонями. – Мне хорошо. Давай жить так, как хотим.

– Так, как хотим… – Их лбы соприкоснулись, глаза закрылись, опустились тяжёлые веки. – Это теперь наш мир, наши джунгли. Никто не в праве нам что-то говорить. Потому что мы делаем то, что хотим.

– То, что хотим… – Огонь внутри вырвался наружу – заполнял губы магмой и пускал искры на кончиках пальцев. – Скажи мне, что всё будет хорошо. Скажи мне это на ухо и обними.

Он чуть наклонил голову и вдохнул аромат её светлых волос.

– Всё будет хорошо. Мы с тобой хищники, а значит выживем. Помни: надежда – это огонь, согревающий нас.

– Надежда – это огонь, согревающий нас. – Голос полностью ушёл из-под контроля и теперь дрожал в сумасшедшем, безумном возбуждении. – Прости меня за всё, Женечка. Прости.

Вместо ответа он прильнул к её губам и ощутил, как они подались. Всё происходило медленно, словно время превратилось в вязкую массу. Два огня, два языка пламени встретились в двух ртах, начав сливаться друг с другом. Птицы вновь запели, да так радостно, что захотелось плясать. Но нет… они целовались, растягивая наслаждение, сняв с себя все оковы. В этот момент Женя чувствовал себя счастливым. Если этот поцелуй стоил всех тех мучений, что он прошёл, апокалипсиса и ужаса, то пусть. Эти движения её губ… её дыхание… за него не страшно умереть, лишь бы оно продолжало раздаваться. Лишь бы это продолжалось и продолжалось…

Катя зацепила нижнюю губу Жени и нехотя отпустила, после чего медленно открыла глаза. Серые радужки тут же блеснули, подчеркнув глубину чёрных зрачков.

– Неплохо целуешься. Особенно для новичка. – Её рука заскользила по прессу и скрылась за резинкой трусов, нащупав то, что буквально пылало пламенем. – Сними с меня эту вонючую футболку. И чёртовы джинсы тоже. Давай уже жить так, как хотим.

Он начал раздевать её, чувствуя, как всё больше и больше разгорается пах. Вновь прильнул к губам и громко застонал, когда чужая ладонь резко сжалась.

Рэндж, всё ещё улыбаясь, встал и отвернулся, затрусив куда-то вдаль, меж деревьев. Он увидел всё, что нужно, а дальше пусть они развлекаются и наслаждаются утром.

Сегодня просто отличная погода!

* * *

Первый раз был ужасным.

Женя кончил сразу же, как вошёл внутрь. Но (за это он полюбил её ещё больше) Катя не засмеялась. Наоборот – продолжала поддерживать сексуальную атмосферу. Но вот Женя… он мгновенно залился краской, как только оргазм отступил – то есть, через семь секунд. Больше всего на свете ему хотелось выбежать из палатки и рвануть Бог знает куда, лишь бы не видеть этих серых глаз! Господи, какой позор! Лучше бы он сдох днём ранее и не выдал такой номер! Это было не то что ужасно – просто, мать его, отвратительно! Был бы рядом заряженный пистолет, Женя без раздумий вынес бы себе мозги. Уж лучше так, чем смотреть в глаза женщине, перед которой ты не продержался и пяти секунд!

Но Катя повела себя подобно ангелу. Она не сделала вид, будто ничего не заметила, но и не акцентировала на этом внимание. Продолжала целовать Женю и говорила, что ничего, это лишь первый раз, всё нормально, а пока можешь хорошенько изучить женское тело.

И доставить удовольствие пальцами. Так тоже можно.

Женя даже представить не мог, что всё может быть именно ТАК. Он чувствовал себя учеником, направляемым опытной женской рукой. Катя объясняла, показывала и громко стонала, когда движения его становились увереннее. И Женя тоже получал удовольствие. От того, что работал языком. От возникшей в палатке духоты и от блестящего от пота женского тела. Губы обоих пропитались солью, слюни кочевали изо рта в рот, горячие выдохи вырывались из голых грудей. Катя направляла Женю, помогала ему, придерживая его голову руками, пока по телу пробегала сильная вибрация. И когда прошло чуть более десяти минут, он почувствовал, что сможет. Сможет приумножить её крики и подарить оргазм.

И он смог. На этот раз продержался достойно, чувствуя, как в спину вонзаются острые ногти. Пятки Кати вжимались в его тело и задёргались в воздухе во время оргазма. Она обняла Женю и завизжала в его плечо, не в силах справиться с похотью. Их бёдра стучались друг об друга, но ударялись мягко, с бережливой нежностью. Мужская и женская ладони сплели пальцы, пока их хозяева любили, любили и любили. Стоны растворялись в воздухе, глаза сияли страстью, пока весь мир вокруг них лежал замертво, перестав дышать. Катя и Женя занимались сексом, забыв про окружающие их смерть, трупы и страхи. Они полностью отдались друг другу, ведь начали жить так, как хотят. И пусть светлячки продолжают пугать – ни одному из них не по силу одолеть их обоих.

Потому что они вместе.

Потому что они верят.

Когда Женя кончил, Катя сжала его бёдра и произнесла:

– Я люблю тебя.

Он убрал с её лица волосы и тихо проговорил:

– Я тоже люблю тебя. Всегда любил, с первой нашей встречи.

– Теперь ты мой мужчина. А я твоя женщина. Теперь мы вместе, Жень.

– Да. – Их губы сомкнулись. – Теперь мы вместе.

* * *

– Это, оказывается, классно!

Брови Кати сдвинулись домиком, а глаза вопросительно посмотрели на Женю, заставив его рассмеяться.

– Что классно?

– Заниматься сексом, что же ещё! Это просто…волшебно!

Они сидели на траве и завтракали тем, что стащили с полок магазинов днём ранее. Голод дал о себе знать звонким урчанием, когда яркие вспышки оргазма остались позади. Это утро определённо можно назвать лучшим за всю жизнь, ведь когда ещё Женя обнимал в утренних лучах девушку, ради которой хотелось покорить мир? Когда ещё он чувствовал себя настолько счастливым, просто сияющим от счастья?!

Да никогда.

Потому что рядом не было её – Кати. Сероглазой, такой прекрасной Кати.

Она доедала уже четвёртую баночку йогурта и соскрёбывала с её стенок остатки вкусностей. На коленях спал Рэндж, уютненько устроившись, вытянув лапы и положив на них голову. Женя и Катя были одеты абсолютно одинаково (за исключением кроссовок): на обоих были новые белые майки с надписью ROCK по центру груди, одни и те же чёрные трусы-боксеры и тёмно-синие джинсы с кожаным ремнём. Всё это они достали из рюкзака Жени, взявшего себе несколько комплектов одежды. Если бы рядом были прохожие, то они наверняка подумали бы, что, сидя на траве, устроили пикник брат и сестра или мама и сын, обличённые в один наряд. Но нет. Это были мужчина и женщина, только что занимавшиеся в палатке сексом, признаваясь друг другу в любви.

– Слушай, Кать, а где твоя одежда? Почему ты с самого утра была в моей футболке?

– Я… – На миг она запнулась, но тут же взяла себя в руки и продолжила: – Я купалась в озере. В одежде. Мне было страшно, ещё и эта звезда… В общем, всё намокло, а тут рядышком твоя футболка валялась. Ну я и взяла, надела, ты же не против?

– Да нет конечно, надевай. Мне нравится снимать с тебя мою одежду.

Улыбка озарила её лицо, и на миг Женя увидел перед собой юную девчонку, которой даже не исполнилось восемнадцать лет. Её ямочки на щеках сводили с ума, а губы…так и манили к себе. В такую красавицу невозможно не влюбиться. Внезапно Женя возненавидел судьбу за то, что родился позже. Если бы он встретился с этими серыми глазами, когда им было шестнадцать лет, то без раздумий стал бы их защитником и связал с ними всю жизнь. Но…может, оно и к лучшему? Может, всё складывается именно так, как и должно? Теперь они вместе, не скрывают друг от друга пламенных чувств и радуются, смеются! Может, это действительно лучший исход? Каждый из них сейчас счастлив: и Женя, и Катя, и Рэндж. Судьба могла творить всё что ей угодно, но на этот раз дела пойдут по-другому.

Потому что они вместе.

Потому что они верят.

– Что будем делать? Надо же куда-то двигаться, Жень. Пора поднять свою задницу и отправить её в приключение!

– Я думаю, нам нужно убраться из города. Куда-нибудь в загородную местность. Начнём там новую жизнь и будем счастливы. Только представь: ты просыпаешься в нашей общей постели, думаешь: «Куда же этот козёл опять пропал?», выглядываешь в окошко, а там я грядки копаю и виляю загорелым задом. Как тебе?

– Звучит романтично. – Катя соскребла с обёртки немного йогурта и, наклонившись к Жене, положила ложечку ему в рот. Конечно, улыбаясь. Вынув ложечку, Катя облизала её и вновь принялась за йогурт, на этот раз со вкусом киви. – Если у нас будут грядки, тогда определённо должны быть и пионы. И ландыши! И розы – их я тоже хочу. Мы посадим огромный такой сад! Самый большой в мире! И… – Она замерла, зажав край ложки меж губ. – Мне же теперь за духи платить не надо! Охренеть, Женя! Мы сорвали джек-пот!

Катя накинулась на Женю совсем как девчонка, и они вместе повалились на землю, смеясь и улыбаясь друг другу. Рэндж еле уместился между ними и попытался вылезти наружу, но он всё так же оставался в объятьях двух пар рук. Солнышко приятно грело кожу. Казалось, погода прекрасно понимала, какой сегодня день, и всеми силами старалась сделать его ещё лучше. Птицы не переставали петь ни на секунду, восхваляя непонятно что: то ли Матушку-природу, то ли обнимающуюся на траве пару. Если прошедшей ночью мир и казался враждебным – листва грозно шепталась за спиной, вода на озере обжигала холодом, – то сейчас он будто бы просил прощения за несвойственную ему грубость. Всё вокруг вызывало улыбку. Не могла не вызывать! Когда твою шею обвивают руки любимой, улыбнёшься хоть дьяволу.

И улыбнёшься так, что растает любой лёд.

После того как Катя и Женя покувыркались на траве, тиская бедного Рэнджа, они кое-как смогли успокоиться, хоть и удалось им это с большим трудом. Из каждого рекой выливался смех, потому что с ним становилось легче. Пережитые дни были наполнены ужасом и страхом, не позволяющим даже по-настоящему улыбнуться. Но сейчас смех был необходим как вдох свежего воздуха после долгого погружения. Он расслаблял и добавлял яркие цвета в ту тёмную гущу красок, что разлилась в груди. Пусть они хохотали без причины. Какая разница? Им хорошо – это самое главное. Всё остальное – чушь.

Они теперь живут, как хотят, и будут смеяться столько, сколько захотят.

– Так значит, мы поедем в пригород?

– Да. – Женя разорвал пачку с батоном, посмотрел, нет ли на нём плесени, после чего стал укладывать на него тонко нарезанную колбасу. Два бутерброда протянул Кате, два оставил себе, а оставшиеся салями отдал на растерзание Рэнджу. Волноваться было не о чем – еды в магазинах хватало с навалом. – Правда, я не знаю, на чём мы доберёмся. Я водить не умею, на велосипеде кататься тоже не могу.

– Я раньше ездила на мотоциклах. В молодости. – Она чуть не подавилась, когда смешок вылез наружу. – Ну, когда мне было около двадцати. Думаю, если сяду за руль, то вспомню, как это делается. Но если мы кого-нибудь задавим, то я здесь не причём!

Она вновь засмеялась, и внезапно Женя понял, почему Катя так смеётся.

Потому что наконец может.

* * *

Они замерли у ворот парка. Все трое уставились в небо, широко раскрыв глаза.

Когда-то давно – год или два назад – Жене удалось тайком пробраться в зал кинотеатра на один из сеансов, он посмотрел фильм о нашествии инопланетян на Землю. 3D-очки, что Женя своровал с коробки, вытащили с экрана огромный космический корабль. Каким же он выглядел пугающим…и величественным. Помнится, Женя подумал, что у режиссёра (или кто там за всё отвечает) хорошая фантазия, раз он смог придумать ТАКОЕ.

Но то, что Женя видел сейчас, не шло ни в какое сравнение с тем, что было на экране кинотеатра.

По голубому небу плыло огромное судно, сотканное из самой тьмы. Если у дьявола и был свой транспорт, то по небу плыл именно он. Солнечные лучи врезались в тёмную материю и пропадали в ней, утопая во мгле. Кто-то растянул корабль в стороны и загнул его края, превратив их в тонике острия. По поверхности пробегали бледные линии, но они могли быть и галлюцинацией. Всё могло быть галлюцинацией.

Это глаз, подумал Женя. Глаз Сатаны, следящего за нами. Он навис над миром, чтобы наблюдать. И есть попкорн.

Светлячки пронизывали взглядом тело, но его можно было стерпеть. Алая звезда тянула к себе, но и это Женя мог стерпеть. А вот огромный чёрный глаз… в его центре, в глубине тёмного зрачка собрались все светлячки мира, а по центру сияла кровавая звезда, забирающаяся в самую голову.

– Хватит. – Женя сжал ладонь Кати. – Хватит на это смотреть!

Она не пришла в себя – всё так же продолжала стоять и, опустив челюсть, смотреть наверх пустыми глазами. Тогда Женя закрыл их ладонью и встал напротив, чтобы перегородить собой корабль. Какое-то время Катя ни на что не реагировала. Но когда Рэндж слегка прикусил её за ногу, из груди вырвался тяжёлый выдох, а сама Катя отшатнулась, будто притронулась к кипятку.

– Что это было?

– Я не знаю. Послушай, постарайся не смотреть на эту хрень. Я буду всё время держать тебя за руку, чтобы суметь вырвать из транса. Будь рядом со мной. Хорошо?

– Хорошо, – но голос её витал где-то далеко, звучал неубедительно, совсем как после сна.

– Катя, очнись. Я здесь, я…

– Посмотри на улицу. Просто посмотри.

Женя отвёл взгляд от её глаз и направил на улицу, ведущую к парку. Ветер прогуливался меж брошенных машин и заглядывал в салоны. В пустые салоны. Тротуары, что ещё вчера были усыпаны десятками тел, сейчас избавились от них, оставив на своей поверхности лишь лужи потемневшей, уже засохшей крови. Люди пропали – на этот раз и неживые тоже. Ни в одной машине не сидел за рулём мёртвый водитель, пока за его спиной молчаливые глазницы смотрели в никуда. Улица опустела от мешков с костями, днём ранее хрустящих под ногами. Исчезли даже воробьи, валявшиеся тут и там. Будто сам Господь провёл здесь рукой и очистил от ужасного напоминания о прошедшей трагедии.

Но, конечно же, никакого Господа не существовало. Были только светлячки, звезда и глаз – вот те три кита, на которых всё ещё держался мир.

– Что за хрень? – Катя задрожала и, осознав это, ещё сильнее сжала руку Жени. – Что за, мать её, хрень?! Где все?! Почему здесь нет трупов?! Что… – Она не выдержала и прижалась к нему, вцепившись мёртвой хваткой утопающего. – Мне страшно, Жень. Не знаю почему. Не… Они… Господи, они забрали их всех.

– Кто «они»?

– Они… но зачем? Зачем им мертвецы? Что они собираются сделать?

– Катя, о чём ты…

Она зажала его рот рукой, пытаясь контролировать дрожь во всём теле. В её серых глазах отражался ужас, какой бывает у маленького ребёнка, смотрящего ночью на чуть приоткрытую дверцу шкафа. Страх. Он скрывался в тенях зрачков и выступил наружу в тот момент, когда губы судорожно задрожали. Женя бы успокоил Катю или хотя бы попытался, но твёрдость её движений заставила его подчиниться.

Катя боялась. Непонятно чего, но боялась ужасно. Страх буквально выходил из неё при каждом выдохе и ощущался на коже, пытался проникнуть внутрь Жени.

– Пообещай мне одну вещь. Раз и навсегда. Дай грёбанное слово и сдержи его. – Тишина слушала, не смела перебивать. – Пообещай мне, что не отвернёшься от меня, узнав какие-то факты. Пообещай, что не бросишь меня. Я не святая, мне есть чего стыдиться, но если ты со временем разочаруешься во мне, то лучше покончить со всем сейчас.

Она опустила ладонь, но не услышала ответа. Женя молчал, не говорил ни слова. Они простояли так минуту, пока по щекам Кати не покатились крупные слёзы. Ручейки, оставляемые ими, купались в лучах солнца. Художник смог бы увидеть в этом красоту, но любящий человек видит в этом лишь боль.

– Не отворачивайся от меня. Никогда. Даже если тебе что-то скажут, что-то расскажут. Я… стараюсь быть хорошей. Просто, – всхлип сорвался с губ, и ветер тут же подхватил его, – не всегда это получается.

– Я не отвернусь от тебя, – он обвёл руками её спину и прижал к себе, чувствуя, как она трясётся в его объятьях. – Обещаю. Катя, мне плевать на то, кем ты была. Хоть женой дьявола – плевать. Мы начинаем новую жизнь, и мне важно только то, кем ты являешься сейчас, со мной. Ты мне нравишься.

– Но я же пыталась тебя убить.

– Иногда и мне хотелось тебя убить. Но забудь про прошлое. Наплюй и размажь, иначе оно размажет тебя. Конечно, шрам не исчезнет, но я его принимаю. Я никому не позволю нанести тебе ещё хоть один. Мы начинаем новую жизнь, Кать. Новую жизнь! Будь тем, кем хочешь. Я люблю тебя такую, какая ты сейчас стоишь передо мной. Всё остальное неважно. Мы вместе, а значит выстоим.

Она обняла его, повиснув на шее. Ноги оторвались от земли, руки вцепились в тело – такое сильно, рельефное и приятное. Катя закрыла глаза. Опустила веки. Вдохнула аромат мужского пота и улыбнулась, хоть губы её и прижимались к шее. Она слышала, как стучит его сердце. Слышала, как он дышит.

И вместе с ним задышала она – только по-новому, полной грудью, не боясь задохнуться.

– Повтори то, что ты только что сказал.

– Мы вместе, а значит выстоим.

Катя коротко всхлипнула и поцеловала Женю в уголок рта.

Поцеловала так, как не целовала никого на свете.