Читать книгу Антикиллер-3: Допрос с пристрастием - Данил Корецкий - Страница 2

На экономической карте России провинциальный Придонск был отмечен крупным желтым кружком, как Питтсбург на карте промышленности США. Причиной такого признания являлись два металлургических комбината, судоремонтный завод, морской порт, песчаный карьер, автозавод и авиаполк с собственным аэродромом, который, впрочем, официально не входил в экономическую структуру города.

Однако, в реальности, Придонск не мог тягаться ни с Питтсбургом, ни с Детройтом, ни с Бирмингемом, да и ни с одним другим городом, имеющим развитую промышленность. В нем явно еще не наступило экономическое процветание. Сильно растянутый, он имел явно выраженный сельский облик, у неказистых домишек возились аборигены в майках и линялых трениках, даже куры кое-где лениво копошились в больших захолустных лужах, выплеснувшихся мутными волнами из-под широких колес двух джипов «BMW Х5». При этом сидящие в них сдержанные, молчаливые люди первый раз многозначительно переглянулись.

Вскоре блестящие черным лаком внедорожники с московскими номерами выкатились на центральную площадь, которая разительно отличалась от всего остального города. Здесь экономический расцвет уже наступил: огромный фонтан, английские газоны и ухоженные цветники, новый черный асфальт. А четырехэтажное здание посередине вполне могло конкурировать с мэрией Питтсбурга, причем дало бы ей сто очков форы. Когда джипы мягко затормозили у центрального входа, их пассажиры переглянулись второй раз – еще более многозначительно.

Бесшумно распахнулись дверцы. Из первой машины упруго выскочили на мозаичную плитку три молодых человека усредненной внешности высокооплачиваемых менеджеров крупных, процветающих фирм. Подтянутые фигуры, деловито-отрешенные лица, короткие стрижки, внимательные глаза, строгие темно-серые костюмы, обязательные белые сорочки и галстуки, блестящие, будто полированные, туфли из качественной кожи. Двое держали металлические чемоданчики, в которых голливудские гангстеры обычно носят деньги и наркотики. У третьего в руках был обычный кожаный кейс с шифрованным замочком.

Из второго джипа выпорхнула молодая красивая женщина. Черный жакет, прямая черная юбка до середины колена, белая блузка с черным бантом под горлом, черные дымчатые колготки, черные туфли на «шпильке», через плечо – плоский черный чехол с ноутбуком. Блестящие черные волосы строго заколоты на затылке.

Водители остались в машинах, остальные вошли в претенциозные дубовые двери с резьбой и блестящими медными прямоугольниками внизу. Придонцам и гостям города эти двери казались верхом респектабельности и престижности, но сейчас от них пахнуло смешным показушным шиком глубокой провинции.

– Здравствуйте! – напряженно приветствовал гостей дежурный сержант. Телосложение постового позволяло при необходимости спрятаться за малогабаритный автомат «АКС-74У», висящий у него на шее. И при виде столь внушительной делегации ему очень хотелось воспользоваться такой возможностью.

– Здравствуйте, товарищ сержант, – солидно ответил шедший впереди и, раскрыв бордовое кожаное удостоверение, поднес к лицу постового. – Мы к Степану Васильевичу, из Москвы. Вопрос согласован.

Взволнованный постовой прочел только несколько слов: «Фонд», «Совет Федерации» – и рассмотрел фамилию того, кто подписал документ. Этого оказалось вполне достаточно. Впрочем, и всего предыдущего было вполне достаточно. Милиционер отдал честь.

– Пожалуйста, товарищ Коломиец вас ждет, второй этаж, направо!

Когда приезжие свернули за поворот лестницы, он потной рукой схватил трубку внутреннего телефона.

Поэтому, когда москвичи зашли в приемную, их уже действительно ждали, даже представляться не пришлось.

– Здравствуйте, господа, с приездом! – ослепительно улыбаясь, блондинка а-ля Мэрилин Монро поднялась навстречу из-за полированного стола.

Секретарь-референт мэра Анна Сергеевна считалась одной из экстравагантнейших красавиц Придонска. Ее макияж был похож на боевую раскраску индейца племени апачей, вышедшего на тропу войны. Напоминающий купальник красный сарафан больше открывал, чем скрывал и туго облегал сдобное тело, подчеркивая развитые формы. Красные босоножки открывали красный педикюр – точно такого тона, как маникюр. Анна Сергеевна ревниво оглядела даму с ноутбуком, в которой явно заподозрила коллегу. И поняла, что не она сегодня будет Снегурочкой на елке. Костюм и манеры незнакомки, а особенно колготки в такую жару показали, что та выигрывает по очкам, причем с явным перевесом.

– Прошу, мэр вас ожидает, – Анна Сергеевна распахнула полированную дверь. Улыбка не поблекла: в конце концов, эта краля, как приехала, так и уедет, а она останется.

В огромном кабинете было прохладно – сплиты работали на полную мощность. Пятидесятилетний Степан Васильевич Коломиец сидел за своим столом – высокий, дородный, с загнутыми кверху казачьими усами. Он действительно был казаком с Верхнего Дона и когда-то давно умел скакать на коне, крутить и перебрасывать из руки в руку острую шашку. Сейчас эти навыки за ненадобностью были утрачены, кроме одного – умения выпить стопку прямо с клинка. Такую процедуру приходилось повторять частенько, подавая пример гостям, которых принимали в казаки. Вот и сегодня он приготовил для москвичей баньку в заповедном месте, донскую уху, шашлыки, раков и рыбцов, подарочные шашки и грамоты о присвоении казачьего звания. Все как положено для донского гостеприимства.

– Здравствуйте, Степан Васильевич! – Вошедший первым уверенно протянул руку. – Меня зовут Максим Викторович, фамилия Кашин, это Денис, это наш юрист Владимир, а это Галина…

Максим Викторович улыбался, но фальшиво – только губами: остальные мимические мышцы, а главное, глаза в улыбке не участвовали. И губы тоже складывались как-то странно.

– Мы представляем московскую компанию «Консорциум». Возможно, вы о ней не слышали, но это очень серьезная фирма, с большими возможностями.

Коломиец кивнул и, отвечая настоящей, искренней улыбкой, вышел из-за стола и поручкался с гостями.

– Слышал, слышал, как же, действительно серьезная!

Тут он не лукавил и не пытался из вежливости подыгрывать гостям. О предстоящем визите ему напряженным голосом сообщил вице-губернатор, по поручению губернатора, а тому позвонили из Правительства. К тому же, когда навели справки, то оказалось, что несколько лет назад в Тиходонске с «Консорциумом» была связана темная история, в которой стреляли, взрывали и травили ядами. Поэтому на сердце у мэра было неспокойно.

Он усадил москвичей за большой стол для совещаний. Юрист сразу разложил листки схваченных скрепками документов, секретарша раскрыта свой ноутбук, тонкие, с неброским маникюром пальцы повисли над клавиатурой.

«Хорошая штучка, умная, – одобрительно подумал Степан Васильевич. Он сам так и не освоил компьютер, поэтому большой дисплей на столе всегда светился видом рабочего стола. – Интересно, кто ее дерет? Наверное, старший, этот Максим… А может, начальник повыше…» Мэр хорошо знал существо подобных вопросов.

Но вдруг Галина бросила на него острый взгляд, и Kоломиец увидел себя со стороны ее глазами: реликт советского управления в мятом старомодном костюме, пережиток ушедшей эпохи… Кулик провинциального болота. Излишне большой кабинет с ламинатными панелями под карельскую березу, вульгарно накрашенная секретарша, корейская машина местной сборки…

«Ладно, – подбодрил он сам себя. – Какое ни есть болото, а я в нем хозяин! И мы тоже не пальцем деланные. Вон, в бухте, сколько яхт стоит, а коттеджный поселок на горе вашу Рублевку заткнет за пояс, так еще море из окна видно! И дома у меня два новых костюма имеется, не хуже, чем у этих, а Анька завтра же умоется да перекрасится…»

– Чай, кофе? – по-хозяйски спросил Степан Васильевич.

Он почувствовал себя увереннее и даже ощутил некоторое превосходство. Приезжие годились ему в сыновья. Он старше, опытней, да и физически, наверное, посильнее… Во всяком случае, поджарые спортивные фигуры гостей казались мелковатыми на фоне его массивного начальственного тела. Детишки! Усыновить их, что ли? Научить уму-разуму… Да нет, зачем ему такие сыновья. А вот Галку вполне можно бы удочерить… И уже через неделю она бы смотрела на него совсем по-другому!

Степан Васильевич улыбнулся.

– Может, коньяк? У меня французский найдется!

– Давайте сразу перейдем к делу, – предложил Максим Викторович. Когда он перестал улыбаться, бросилась в глаза особенность лица: правый угол рта поднят вверх, зато левый опущен вниз, в результате рот остается прямым, но перекошенным.

– Мы представляем отдел инвестиций и развития «Консорциума». И хотим купить ваш порт.

Судя по всему, он привык брать быка за рога.

– Что?! – У Коломийца отвисла челюсть.

– Придонский порт. Купить. Будем очень благодарны за содействие.

Кашин положил перед Коломийцем блестящий чемоданчик. Рядом Денис положил такой же. Они синхронно щелкнули замками и подняли крышки. Так в новомодных дорогих ресторанах одновременно снимают с тарелок зеркально блестящие колпаки, открывая сочные стейки, политое малиновым сиропом жирно лоснящееся фуа-гра, румяные креветки и прочие деликатесы. Степана Васильевича однажды водили в Москве в такой ресторан, ему понравилось, хотя чувствовал он себя там не очень уютно, потому что не знал, как правильно есть омара. Сейчас он испытал еще большее напряжение: оба чемодана были набиты стодолларовыми пачками.

– Что это?!

– Это наша благодарность вам лично, – доброжелательно пояснил Максим Викторович. Сейчас он улыбался вполне искренне. На правой щеке проявился тонкий белый шрам, изогнувшийся хищной змейкой от скулы к уху.

Коломиец никогда не видел таких денег. На фоне набитых стодолларовыми пачками чемоданов провинциальный апломб мэра приобрел ощутимый привкус дешевых понтов. Когда на кону такая сумма, то жизнь одного, двух, трех, даже десяти человек ничего не значит. Даже если они мэры придонсков, подонсков и задонсков.

Он посмотрел на сопляков, уверенно расположившихся в его кабинете. Чувство превосходство растворилось в исходящих от них волнах могущества и силы. Взрослый опытный мужик, руководитель, хозяин всего города, ощутил неприятный холодок страха. Да что там холодок – душа ушла в пятки! Как у карася в тихом пруду при появлении наглой зубастой щуки… Больше всего ему хотелось, чтобы незваные гости исчезли вместе со своими деньгами!

Казалось бы – чего проще? Грохнуть кулаком по столу и гаркнуть со всей казачьей удалью. Чтобы вся кодла вылетела к чертовой матери из его кабинета, из его города, из его жизни!

Если бы на столе лежали сто тысяч, или даже миллион рублей, он бы так и сделал. Но на столе лежали другие деньги. Владельцев таких денег не выгоняют взашей. Это они выгоняют кого угодно и откуда угодно…

– За-а-чем вам порт? – хрипло спросил Коломиец, хотя это его совершенно не интересовало. У него внезапно разболелась голова.

– Геополитическая и экономическая роль Южного округа повышается, – тоном опытного лектора пояснил Максим. – Черноморские порты перегружены – что Туапсе, что Новороссийск. Суда по десять дней ждут разгрузки. Потом грузы надо вывезти, а железная дорога тоже перегружена. Горный рельеф затрудняет расширение путей. Проблема давно назрела. А придонский порт позволяет ее решить. Потенциально, грузооборот в нем даст оборот порядка двух миллиардов долларов в год…

– Два и семь десятых миллиарда, – заглянув в бумаги, уточнил Денис.

Степан Васильевич помассировал виски. Он никогда не оперировал такими цифрами.

– Ничего себе… При таких доходах кто разрешит его продать?

– Вы и разрешите, – спокойно сказал Максим. – А насчет доходов… Ведь их еще нет. И чтобы они появились, вначале надо понести расходы. Углубление акватории, строительство новых терминалов, комплекса наземной инфраструктуры, реконструкция транспортных коммуникаций. Инвест-проект обойдется примерно в полтора миллиарда долларов, это по самым скромным подсчетам. Ни город, ни область подобными средствами, естественно, не располагают. Финансирование из Центра не предвидится: Придонск не включен в планы перспективного развития…

– Но это федеральная собственность… Я не могу ею распоряжаться…

– Не беспокойтесь, Степан Васильевич, – вмешался Володя. – На первом этапе мы оформим акционирование и долгосрочную аренду. За семьдесят миллионов долларов. Это входит в компетенцию муниципальных властей, но требуется согласие Правительства. Предварительно вопрос согласован, вот, посмотрите…

Юрист положил перед мэром серьезного вида документ, потом второй, третий…

– Когда наступит второй этап – приватизация, вам это не доставит беспокойства: мы все оформим сами. А бюджет пополнится еще на тридцать миллионов!

Коломиец молчал. От этих миллионов и миллиардов у него закружилась голова. Такие суммы не укладывались в сознании. В крутом боевике героический супермен завладел бы этими чемоданами, рванул куда-нибудь на Карибы и жил долго и счастливо… Но это хорошо только в кино. Где они, эти Карибы? Как туда рвать? Как вывозить такие бабки, как их сохранить и не потерять голову? Да и что делать на тех Карибах? Кем руководить? Кому подчиняться? К тому же вся родня, друзья, знакомые и любовницы находились здесь, в Придонске…

– Итак, Степан Васильевич? – спросил Максим, и в голосе его прозвучали требовательные нотки.

Мэр вздохнул и отодвинул чемоданы.

– Я сам не могу решить этот вопрос. Его надо согласовать с руководством.

– Пожалуйста, согласовывайте, – согласился Максим. – Думаю, недели вам хватит?

Коломиец не очень уверенно кивнул.

– Хватит…

– Вот и прекрасно. В следующий понедельник, в двенадцать, мы вам позвоним.

– А сейчас я предлагаю выехать на природу, – без особого воодушевления предложил Степан Васильевич. – Отдохнем, в казаки вас примем. Банька, шашлычок, пиво, раки…

– Раки? Какая прелесть! – восхитился Максим. – Но сейчас не получится. В следующий раз, когда будем обмывать сделку.

Визитеры синхронно встали, быстро собрали документы, ноутбук и чемоданы, без особой теплоты попрощались и направились к выходу. Секретарша шла последней. Приглушенно процокали каблучки. У нее были стройные ноги и круглая, даже на вид упругая попка, видимо, накачанная в дорогом столичном фитнес-центре. А черные колготки в жару выглядели очень сексуально… Многозначительно хлопнула дверь.

Милиционер в вестибюле принял строевую стойку и отдал честь.

– Ну, как, Галина Васильевна? – спросил Максим, когда они оказались на улице. – Правда, очаровательный идиот?

Строгая дама в черном без улыбки кивнула и сухо сказала:

– Не знаю. Но это типичный «красный директор». А они самостоятельных решений не принимают. И риска на себя не берут.

Мэр Придонска из-за портьеры наблюдал, как москвичи рассаживались в дорогие джипы. Секретарша почему-то ехала отдельно. Два внедорожника обогнули клумбу. Солнце отражалось в черных блестящих крышах. Объехав площадь, они свернули в сторону Тиходонского шоссе и скрылись из глаз.

– Ну и ладно, – возвращаясь за свой стол, сказал Коломиец. – Не пропадать же ракам. С Анькой и Николаем поедем!

Бесшумно приоткрылась огромная полированная дверь, и в кабинет осторожно проскользнул только что помянутый Николай Спиридонов – невысокий, невзрачный человечек с простецким лицом, выдававшим его деревенское происхождение.

– Чего они хотели, шеф?

– Порт покупали, – буркнул Коломиец. Он не любил своего заместителя, не без основания полагая, что тот метит на его место. Даже называл за глаза кацапом. Но Спиридонов всячески демонстрировал максимальное почтение и преданность, старался быть полезным, и это у него получалось. Поэтому неприязнь мэра быта завернута в видимость дружбы.

– По-о-о-рт?! А за сколько? Степан Васильевич поморщился.

– Николай, ну что ты глупые вопросы задаешь? Ну, положим, семьдесят миллионов – дальше что? Или сто.

Какая разница! Это не наша с тобой компетенция. Завтра поеду к Пастрякову доложу, пусть они там решают…

– А чего в чемоданах было? – не унимался Спиридонов.

Коломиец поморщился еще сильнее.

– Что я, смотрел? Давай, собирайся, там уже Арсен шашлыки жарит!

Два черных «BMW Х5» с московскими номерами неслись в Тиходонск. Двойное превышение скорости их не волновало.

* * *

– Привет, Ребенок! Чем занимаешься? – Когда Лис говорил с женой, его каменное лицо разглаживалось, носогубные морщины утрачивали обычную резкость, и голос смягчался.

– Да вот, с Оксанкой журналы смотрим. Слышишь? – На другом конце эфира зашелестела толстая бумага.

– Слышу. Заехать за тобой?

– Зачем? Мы еще поболтаем, Ирка должна подойти, чаю попьем…

– Ну ладно. Ты меня хорошо слышишь?

– Да, отлично.

– Тогда развлекайся дальше. Пока.

– Пока.

Лис спрятал телефон. Он находился в читальном зале университетской библиотеки. Цокольный этаж, толстые, отделанные мрамором стены, но связь почти везде была нормальной. Только в дальнем углу уровень сигнала падал до нуля, да здесь, под лестницей – тоже. Ладно.

Он подошел к стойке выдачи литературы, показал удостоверение. Худощавая женщина в круглых очках перестала перебирать потертые карточки в допотопных деревянных ящиках.

– Что-нибудь случилось?

– Не у вас. Мне надо проверить формуляры выдачи книг.

– Пожалуйста. Назовите фамилию, я посмотрю.

– Я сам точно не знаю. Только приблизительно. Мне нужны буквы от «К» до «М».

– Ну, пожалуйста, пройдите сюда, посмотрите…

Он принялся быстро перебирать затертые карточки из тонкого картона. Неровные записи, многочисленные карандашные пометки, потертости и исправления. Все, как было в его школьной библиотеке тридцать лет назад. Карточку Ребенка он нашел быстро. Мостовая Екатерина. Почему она не изменила здесь фамилию? По всем документам уже давно Коренева. Впрочем, это ерунда. Когда она здесь была? Вчера? Но в формуляре имелись отметки только недельной давности.

– А без записи вы выдаете книги? Библиотекарь пожала плечами.

– Вообще-то не положено, но если мы знаем студентов – активистов, отличников, то выдаем под залог студенческого билета. Но только на несколько часов, без выноса из зала.

– Спасибо, – сказал Лис и вышел.

Сегодня начальник оперативного отдела Тиходонского РУБОПа получил информацию о серьезном конфликте между Питоном и Валетом, организовал задержание Крученого – быка из группировки Карпета, написал объяснение в УСБ о вторжении в «Общество защиты малого и среднего бизнеса»… И узнал о порядке регистрации книг в студенческой библиотеке. Причем последняя информация оказалась для него самой важной. Но неопределенной. Может, Ребенок была здесь вчера, а может, и нет. Может, телефон не принимал сигналов, а может – и принимал.

Подполковник Коренев терпеть не мог такой неопределенной информации. И горе оперу, который осмеливался ее докладывать. «То ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет!» – кричал начальник отдела и был прав. А сегодня он принес двойственную информацию сам себе! На кого орать? Конечно, можно было прямо спросить: «А Катя Мостовая быта здесь вчера? Вы выдавали ей книги без регистрации?» Студентка Мостовая-Коренева как раз активистка и почти отличница, ее наверняка помнят библиотекари… Но не хватало привлекать к Ребенку негативное внимание: «А чего это ею милиция интересуется?» А если еще дознаются, что это старый муж, используя служебное положение, контролирует молодую жену, вообще позор! Маразм какой-то!

Лис вышел на улицу, сел в машину, включил двигатель, задумался. У него огромные оперативные возможности: можно пустить за ней «хвоста», можно подвести агента, можно поставить телефон на прослушку, можно включить систему мобильного позиционирования, наконец! Вот только стоит ли? Это и есть основной вопрос…

Он включил передачу и мягко тронулся с места.

Ложь не так сложно выявить. Гораздо труднее ее покарать. Как на службе, так и в семейной жизни. Сейчас время пофигизма и полного всепрощенчества. Начнешь рубить мечом направо и налево – останешься без друзей, подчиненных, близких людей и приобретешь репутацию полного мудака. И потом, так ли уж хороша правда? Если знать все, как есть, то можно с ума сойти. И опять-таки потерять друзей, сослуживцев, родственников, жену…

Нет, полная правда никому не нужна. Намного проще «не заметить» какой-то мелкий обман или простить его. Когда дело касалось работы, Лис делал это редко. И очень неохотно. Если подчиненный врал, даже в малом, он переставал для него существовать, а вскоре и переставал быть подчиненным. Конечно, оперативная работа строится на лжи и обмане, но это совсем другое дело. Ради результата можно пойти на компромисс. Как в шахматах допустимо жертвовать фигуру ради выигрыша качества. Но когда ложь пыталась пролезть в его личную жизнь, он не знал – как себя вести.

Нет, знал! Если ложь втиснется между ним и Ребенком, они начнут отдаляться друг от друга – вначале на миллиметр, потом на два, натри… Щель будет только разрастаться, до тех пор, пока они не станут чужими людьми!

«БМВ» остановился у дома Оксаны. Лис набрал номер Ребенка.

– Привет, малыш! Ты где? – Сердце отчаянно колотилось, будто он готовился выбить дверь, за которой стоял отмороженный вооруженный бандит.

– Ты что, Фил? – удивилась Катя. – Мы же недавно разговаривали! Я у Оксанки, вот Ира пришла, чай пьем.

– А я подъехал тебя забрать. – Голос был нервным и напряженным. – Поедем покупать тебе платье. И туфли. Нравится программа?

Вот и наступил момент истины. Если Ребенок действительно у подруги, то она с радостью выскочит к машине. Если нет – придумает какую-нибудь отговорку. Но она не поможет, потому что он поднимется и проверит!

– Конечно, нравится, Фил! – взвизгнула Катя. – Хочешь, зайди, мы тебя вначале чаем напоим!

– Спасибо, малыш, я уже пил чай. – Теперь у Лиса был совершенно обычный голос. – Давай быстрей, я соскучился!

Она выскочила через полторы минуты.

* * *

– И какого размера те чемоданы?

Под пристальным оценивающим взглядом белесых глаз Пастрякова Коломиец чувствовал себя неуютно.

– Вот такого, – показал Коломиец. – И такой толщины.

Пастряков поднялся и задумчиво прошелся по кабинету. Коломиец тоже встал. Это в Придонске он был самым умным, значительным и важным, даже иностранные языки знал лучше всех. А здесь стоял дурак дураком и ждал, пока ему откроют глаза. И ощущал себя маленьким, жалким и никчемным, совершенно неподходящим для того ответственного поста, который занимал и без которого не мыслил жизни. Как подсолнух следит за солнцем, так и Степан Васильевич, сопровождая движения вице-губернатора, поворачивал голову вправо-влево, вправо-влево.

Кабинет был огромным. Модный стиль безликого «хай-тека» вице-губернатор не уважал. Он предпочитал классическую солидность. Тяжелые стулья с резными спинками, массивный письменный стол, ковер на полу, многорожковая хрустальная люстра. В таком антураже не хотелось суетиться и мельчить… А небольшие датчики акустической защиты на окнах показывали, что здесь велись очень важные разговоры.

– Знаю я такие чемоданы, – наконец задумчиво проговорил Пастряков. Он был похож на огромного номенклатурного медведя с растрепанной седой шевелюрой, чем-то очень озабоченного. – В каждый входит три миллиона. Может, три с половиной, если новыми купюрами…

«Откуда вы…» – чуть не спросил мэр, но вовремя поймал себя за глупый язык.

– Ладно, сиди здесь, – подвел итог размышлениям вице-губернатор и, пригладив волосы, вышел.

Вернулся он почти через час, в довольно раздраженном настроении.

– Ты хоть понимаешь, что значит продать порт?! – с порога обрушился он на Коломийца. – Это все равно что продать весь город! Чем ты тогда управлять будешь?!

– Так я и не собирался… Я же к вам пришел… Доложил все как есть, ничего не скрыт…

– А чего ты вообще приходишь с такими глупостями? И меня перед губернатором дураком выставил! Ты что, не мог сам этих варягов на хер послать? Или тебе их чемоданы мозги совсем замутили?

От несправедливости обвинений Коломиец побагровел. Сердце колотилось, как отбойный молоток, на глазах выступили слезы. Он шагнул вперед, прижимая руку к груди. Голос его дрожал.

– Да как же так, Сергей Петрович… Вы же мне позвонили, велели их принять… Я принял и вам докладаю… В чем же я виноват?

Вице-губернатор сбавил тон, но ненадолго.

– Что я тебе велел? Порт продавать? Шефу кто-то из аппарата Правительства позвонил: мол, у солидной фирмы есть вопросы по Придонску. Тебе и сказали: прими, разберись! Ты же мэр? Вот и принимай решение! А ты норовишь на других переложить!

– Да я и не думал перекладывать… Я же советуюсь… Раз так, я их пошлю к чертовой матери!

Пастряков смягчился.

– Ладно, Степан, не обижайся. Это рабочие моменты. Шеф на меня накричал, я – на тебя. Просто на своем месте надо быть хозяином. Деньги у этих залетных, понятное дело, большие. Только не все они решают, не все. Ты у себя в городе власть, сам и разбирайся в своих вопросах. А мы тебя поддержим.

На душе Коломийца полегчало.

– Да я… Да мы… Да их на пушечный выстрел… Ишь чего захотели!

– Вот и молодец! – улыбнулся вице-губернатор. – А порт мы и сами в порядок приведем. Дойдут и до него руки. Обойдемся без чужих как-нибудь.

– Конечно! Правильно! Сами справимся! – истово кивал приободрившийся Коломиец, упираясь подбородком в выпуклую грудь.

Он был словно загипнотизирован и искренне верил, что даже своими силами выведет порт на оборот два миллиарда долларов в год. Пусть и без семисот миллионов. В номенклатурных кругах способность впадать в транс от речей вышестоящего начальника называется «зрелостью» и является показателем готовности занимать руководящие должности.

Пастряков проводил Степана Васильевича до приемной и даже обнял напоследок. Коломиец как на крыльях вылетел к своей машине. Когда «Соната» выехала на трассу, он выпил коньяку из плоской бутылочки и окончательно успокоился. Номенклатурное благополучие мэра, которое определяло и все его будущее, зависело от областных властей, олицетворяемых Сергеем Петровичем Пастряковым. А он хоть и поругал вначале, но всерьез не рассердился, а в конце и вовсе приголубил, значит, все в порядке. А москвичи пусть провалятся в тартарары вместе со своими деньгами!

Когда проехали сорок километров – половину расстояния до Придонска, Коломиец стал наливаться прежней номенклатурной значимостью и авторитетом, к тому же стремительно умнеть. В здание родной мэрии он вошел самым умным человеком города. И через десять минут рассказывал открывшему рот заместителю:

– Я им так и рубанул напрямую: порт продать, это все равно что весь Придонск отдать! Надо самим изыскать резервы и реконструировать наши морские ворота! И они со мной полностью согласились! «Молодец, Степан, сказали (мы-то наедине давно на „ты"), ты в Придонске хозяин, а мы тебя завсегда поддержим!» Потом выпили на дорожку – губернатор, Пастряков и я! Вот, чуешь?

Коломиец дыхнул, и Николай Николаевич ощутил густой коньячный дух. Это был не очень убедительный аргумент, но Спиридонов сделал вид, что поверил и всему остальному. Ему тоже надо было постоянно демонстрировать и подтверждать свою «зрелость».

* * *

Совещание о подготовке Придонска к зимнему сезону проводил лично мэр. Докладчики выступали вяло и неубедительно, поэтому в конце получили хороший нагоняй.

– Какие, к черту, трубы?! – гремел Степан Васильевич, стуча кулаком по столу. – Вы каждый год трубы меняете, уже можно было десять раз тепло из Тиходонска провести! И со снегоуборочными машинами та же картина: мы уже столько средств выделили – весь парк должен быть обновлен!

Понурив головы, коммунальщики черкали что-то в своих блокнотах, терпеливо дожидаясь, пока пройдет очередная служебная гроза, в которой раскаты грома почти никогда не сопровождались грозными молниями оргвыводов.

– А дороги? Делаете ямочный ремонт, а расходы – как на замену полотна! Куда это годится?!

В батарее разноцветных телефонных аппаратов зазвонил белый кнопочник прямой городской связи.

– Да! – грозно сказал в трубку Коломиец.

– Здравствуйте, Степан Васильевич, это Максим Викторович.

Незнакомый голос звучал очень спокойно, почти равнодушно.

– Какой Максим Викторович?

– Мы у вас были неделю назад. Насчет порта.

– А-а-а. – Мэр снизил тон и взглянул на часы. Ровно полдень. Пунктуальный, соплячок…

– Слушай, Максим, порт не продается. Мы решили развивать его само…

– Ясно, извините за беспокойство, – это быт бесстрастный голос автомата.

– Но приглашение на раки и пиво остается в силе.

В механической тональности появилась человеческая нотка. Нотка удивления.

– Спасибо… Пискнул сигнал отбоя.

Коломиец обвел присутствующих взглядом победителя. Только Спиридонов понял смысл разговора, поэтому мэр пояснил остальным:

– Приехали крутые из Москвы, деньги в чемоданах носят, стали порт торговать за сто миллионов долларов… Заманчиво? Конечно! Городу деньги нужны. Только надо по-хозяйски подходить. Порт – это наше все! Без порта нет Придонска! Ну, вот я им и дал от ворот поворот – сами слышали! Он даже попрощаться забыт!

Мэр лукаво усмехнулся и подкрутил усы.

– Только чую я, они еще приедут на раки и пиво, еще уговаривать будут да цену поднимать. Ну, пусть пробуют!

Эта история быстро облетела городок, как водится обрастая подробностями. Но основной смысл сохранялся: Коломиец – герой и патриот, подлинный заступник народа. Если бы не его железная воля, бескорыстие и принципиальность – попасть бы Придонску в кабалу к жадным чужакам. Придонцы верили и восхищались. Если бы сейчас было время выборов, за него без всяких подтасовок проголосовало бы абсолютное большинство. Так продолжалось ровно три дня.

В четверг с утра мэр с журналистами посетил порт. Зрелище было незавидным: ржавые баржи и сухогрузы, нефтяные пятна на воде, краны времен строительства египетских пирамид, обветшалые железнодорожные пути… Но на этом ни телевизионщики, ни фотографы акцентов не делали: только выгодные ракурсы и рассказы хозяина города о скором преображении морских ворот Придонска. Потом Коломиец совершил объезд города, ознакомился с перекладкой труб теплоцентрали, дал очередной разгон коммунальщикам и заехал домой пообедать перед совещанием о состоянии правопорядка.

Он любил домашнюю кухню, и недаром: супруга подала великолепный украинский борщ и нежные котлеты – все с пылу-жару даже в закрытой столовой мэрии не умели так готовить.

Погода насупилась, пошел холодный дождь.

– Возьми зонтик, Степа! – обеспокоилась Галина Ивановна, но он только усмехнулся.

– Где ты видела, Галя, чтобы начальники сами зонты носили? Мне до машины три шага…

Но и три шага могут оказаться непреодолимым расстоянием.

Во дворе элитного трехэтажного дома из радостного желтого кирпича было пустынно: холодный колючий дождь разогнал гуляющих с колясками молодых мам и дышащих воздухом старушек. «Соната» ждала на дороге, за клумбой, водитель сидел за рулем, не сводя взгляда с запертого на кодовый замок подъезда.

Ответив на приветствие консьержки, Степан Васильевич вышел из подъезда. В своем городе он был полновластным хозяином. Это чувствовалось по походке, облику, суровому начальственному взору, выискивавшему всевозможные нарушения и неправильности. На этот раз мусорные баки стояли так, как положено, к тому же были заново покрашены, неправильным, конечно, был неуместный осенний дождик, но он не проходил по ведомству городской мэрии. А вот какой-то парень в мятых затертых джинсах и несвежей куртке, возящийся у мусорных баков, быт явной неправильностью, и Коломиец уже хотел властно его окрикнуть, но тот сам быстро пошел навстречу. И это тоже было неправильно: в Придонске все знали мэра в лицо и боялись его крутого нрава, поэтому бомжи и всякие сомнительные элементы старались не попадаться Степану Васильевичу на глаза. Да они обычно и вообще не заходили в его двор! А этот идет, как будто именно мэр ему и нужен… И что у него за пакет в руке? Точнее, рука в привязанном к ней пакете… Странно. Очень странно!

Коломийцу внезапно стало страшно и захотелось нырнуть обратно в подъезд, отгородившись от подозрительного незнакомца стальной дверью, но он устыдился этого порыва.

– Вы что здесь делаете, молодой человек? – сурово спросил властный грузный мужчина, делая первый шаг к своей машине.

– Вас жду, Степан Васильевич, – буднично ответил тот. Этот ответ должен был успокоить мэра: бывало, в самых неожиданных местах ему пытались всучить всевозможные ходатайства и петиции… Но не успокоил: человек с рукой в пакете не был похож на просителя с очередной жалобой. Скорей на…

Коломиец нахмурил брови. Парень поднял руку, раздался тихий хлопок, сильный удар в грудь развернул Коломийца и отбросил на газон. Парень наклонился. Раздался второй хлопок. Водитель застыл в своей «Сонате», как будто превратился в камень. Хотя оружия он так и не видел, но понял, что происходит нечто ужасное, во что невозможно поверить.

Парень внимательно посмотрел в сторону машины, поднял руку с пакетом. Лицо у него было невыразительным, а оттого еще более страшным. Водитель нырнул под «торпеду». Еще одного хлопка он не услышал, зато услышал, как звякнули стекла, и постарался забиться глубже под сиденье, чтобы его вообще не было видно… Парень, отвязывая пакет, скрылся за углом. Там его ждал старенький мопед, который, как ни странно, завелся с первого раза. Парень оседлал его и неторопливо уехал.

Во дворе по-прежнему лил дождь. В окнах за занавесками мелькали чьи-то силуэты. Стекла в «Сонате» запотели, «дворники» исправно сгоняли воду. Тело мэра Придонска в неестественной позе лежало на газоне, и одежда насквозь промокла. Но ему уже было все равно.

* * *

Катя уснула как всегда тихо и незаметно. А Лис поворочался, поворочался – и встал. Привычный к хроническому недосыпу и постоянным стрессам организм раньше двух ночи отключаться не желал. Лунные лучи освещали детский профиль Ребенка. Пухлые губы едва заметно улыбались. Небось заново переживает радость от сегодняшних покупок. Ведь она живет в совершенно ином мире, где «двойка» – повод для расстройства, а новое платье – праздник. Про расчлененные трупы, жестокие убийства и кровавые банды она ничего не знает. Лис провел ладонью по душистым шелковистым волосам, почти не касаясь, словно хотел уловить биотоки, проникнуть в ее мысли, увидеть ее сны… Но это не может сделать даже такой изощренный опер, как он. Стараясь не шуметь, он вышел из комнаты.

На вешалке, в специальном прозрачном чехле, красовалось платье ценой в три месячные зарплаты подполковника милиции. Прямо под ним, без коробки стояли диковинные туфли – с молнией на заднике и на высоченной «шпильке». Еще две зарплаты. Ребенок прекрасно знала, где продаются такие вещи, и явно понимала в них толк. Лис почему-то вспомнил Натаху которая радовалась просто новым сапогам к зиме. Но это было давно, в другое время…

Лис прошел в гостиную, подошел к широченному четырехстворчатому окну, оперся на подоконник. Несмотря на полночь, Магистральный проспект был полон машинами, но двухкамерный стеклопакет гасил уличные шумы. В Покровском сквере отблескивал золотом купол недавно построенного храма. За ним возвышались темные громады недостроенных двадцатиэтажных высоток, в которых квадратный метр стоил пять тысяч евро за стройвариант – голые бетонные стены и пыльный бетонный пол. Отделка с мебелью – еще столько же. Неужели заокеанские миллионеры, мистеры Твистеры, переедут сюда жить? Нет, обычные скромные тиходонцы. Хер его знает, где они взяли такие бабки! Уж не заработали точно. И налоги с них не заплатили – сто пудов. Раньше таких называли крупными экономическими преступниками, хищниками. Но теперь с них никто не спрашивает. Закона такого нет, говорят… Поэтому они уважаемые люди, которые ни от кого не скрываются, а наоборот – бравируют своим богатством…

Да, многое изменилось в городе и во всей стране. Вся жизнь изменилась. И преступная тоже. В отличие от «белых воротничков», для ночных волков законы по-прежнему имеются: для разбойников, грабителей, насильников и прочей нечисти. Вот сейчас выходят из кинотеатра веселые довольные люди, будут продолжать вечер – кто пойдет кофе выпить, кто коктейлями побалуется, кто на ужин… А уже рыщет по ночному Тиходонску симпатичный мужчина лет тридцати пяти, ищет в злачных местах девушку для знакомства – дело обычное, наверняка найдет… Только потом скоропалительной подруге придется ой как плохо… Два мотоциклиста поджидают водителей дорогих машин возле ресторанов Левобережья… Пока отбирали только деньги, часы и ценности, но войдут во вкус – начнут забирать машины, бить, калечить… Ну и «таксист», возможно, выйдет на охоту со своей удавочкой…

Лис вздохнул. Смотреть в окно расхотелось. Он прошел на кухню, вскипятил чайник, но пить не стал. Открыт холодильник, потрогал рукой бутылку «Тиходонской особой» – холодная… Если одну рюмку для хорошего сна, то ничего страшного. Только одной рюмкой, как всегда, не обошлось…

* * *

Похороны Степана Васильевича Коломийца прошли торжественно, но нервозно. На улицах было много милиции, кладбище тщательно прочесал и оцепил прибывший из Тиходонска ОМОН. Полированный гроб тонул в море цветов. От венков на могиле было тесно. Провожали мэра в последний путь сотни полторы разнокалиберных придонских руководителей, родственники, товарищи и друзья. Ярко светило солнце. Прибывший из области вице-губернатор произнес прочувствованную речь, из которой следовало, что погибший был кристально честным человеком, прекрасным руководителем, несгибаемым борцом за процветание Придонска и счастье его жителей. Причину и обстоятельства «трагической гибели» мэра Пастряков обошел молчанием, хотя в конце туманно сказал, что виновные получат по заслугам, при этом почему-то огляделся по сторонам.

По правую руку от вице-губернатора стоял Николай Николаевич Спиридонов, он же вел траурную церемонию и вторым произнес прощальную речь. Опытные номенклатурщики тут же сделали далеко идущие выводы. И не ошиблись: только приехав, Пастряков отозвал заместителя мэра в сторону и объявил:

– В общем так, есть мнение тебя поставить. Потом поговорим подробно. Давай, руководи, исполняй обязанности.

Николай Николаевич испытывал двойственные чувства. С одной стороны, сбылась его давняя и затаенная мечта, а с другой – уж очень трагические обстоятельства этому способствовали. Ладно бы Коломийца отправили на пенсию, или он покинул бренную землю естественным путем. А так… Хотя никто ничего официально не сообщает, но каждому ясно – Степана Васильевича убили за отказ продать порт. И история эта не закончена! Недаром не приехал губернатор, недаром Пастряков распорядился принять невиданные меры безопасности, недаром он так напряжен и излучает волны страха… Да и голоса прибывших с ним чиновников заметно подрагивают, и уж конечно не от жалости к убитому мэру… Все боятся! А чего, спрашивается, им бояться? Это мэру Придонска надо бояться, это у него расстрельная должность!

На поминки Пастряков не остался. Расселся по машинам со своей свитой и укатил в Тиходонск. А и. о. мэра Спиридонов долго смотрел им вслед.

* * *

Самый удобный столик бара «Сапфир» был зарезервирован давно и навсегда. Табличку «Reserved» с него никогда не убирали. Садиться сюда запрещалось, даже если свободных мест в баре не было. Случалось, перепившие гости или заезжие отморозки пытались нарушить это правило, но осторожно подошедший официант, деликатно склонившись, шептал что-то им на ухо – и они беспрекословно освобождали места, ждущие строго определенных людей.

Эти люди появлялись, когда хотели: утром, днем, вечером или ночью, – их всегда здесь ждали. С девушкой или другом, с деловым партнером, с гостем или знакомым. Всем обеспечивались сверхтеплый прием, исключительное внимание персонала и эксклюзивный сервис: вместо обычного кофе и коктейлей прямо за особый стол приносили любые блюда из гостиничных ресторанов, при необходимости могли привезти шашлыки с Левбердона, специально сваренных на Нижне-Гниловской раков, домашние соленья с Центрального рынка, или даже спасающий от жесточайшего похмелья хаш из Чалтыря, который, как известно, надо кушать в пять-шесть утра, не позже.

Иногда, чтобы «перетереть» очередной вопрос, они собирались все вместе – шесть членов правления. АОЗТ «Аксинья». Их исключительные права не ограничивались столом в престижном баре. Они распространялись вверх – на все двенадцать этажей гостиницы, расположенной над баром. А также вширь – на пристроенный ресторан, вместительную автостоянку, летнее кафе и кондитерскую, изготавливающую любимые тиходонцами пирожные. Все это хозяйство объединялось под вывеской акционерного общества закрытого типа «Аксинья».

Но полномочия членов правления не ограничивались «Аксиньей». Им вполне официально и на законных основаниях принадлежали магазины, кафе и рестораны, ночные клубы и сауны, игорные заведения, акции ведущих предприятий региона и многое другое. Они были вхожи в районные и городские администрации, их хорошо знали в налоговых инспекциях, в модельном агентстве «Престиж» и постоянно действующей комиссии по проведению конкурсов красоты, которые они спонсировали. Самоокупаемые глянцевые журналы регулярно писали о них хвалебные статьи (от 30 тысяч рублей) с цветными фотографиями (от 50 тысяч), а иногда даже с портретом на обложке (от 100 тысяч).

Кроме того, неофициально и внезаконно каждый имел власть над определенным районом города, а все вместе они являлись теневыми хозяевами Тиходонска и признанными криминальными авторитетами. И хотя эта сторона их биографий хранилась в стальных сейфах РУБОПа, а следовательно, быта заключена в скобки, очень многие горожане знали как об одной, так и о другой ипостаси этих людей.

Антонов Сергей Иванович – Президент Фонда ветеранов спорта, общественный деятель, спонсор и меценат, неоднократно награждался грамотами и ценными подарками органов власти и управления. (Прозвище Антон, занимается льготной торговлей спиртным и контрабандой, координирует связи криминалитета с официальными структурами, имеет общероссийский авторитет, широкие межрегиональные и международные связи, не судим.)

Михаил Петрович Квасков – замдиректора и член правления Тиходонского речного порта (Валет, руководитель Речпортовской ОПГ, «держит» порт и прилегающую территорию, негласный хозяин трех сухогрузов типа «река-море» и двух нефтеналивных барж, дважды судим, судимости погашены).

Рубен Гаригинович Карапетян – инвалид второй группы (Карпет – руководитель Нахичеванской ОПГ, фактический хозяин Нахичеванского района, судим, судимость погашена).

Константин Ким – генеральный директор оптово-розничного овощного рынка (Кореец, курирует всю овощную торговлю в Тиходонске, руководитель самой крупной силовой «бригады», численность которой точно не известна, но ориентировочно составляет около 300 человек, не судим).

Георгий Иванович Краско – генеральный директор ликеро-водочного завода (Гоша Тиходонец, руководит нелегальным производством спиртных напитков и их реализацией на Северном Кавказе, дважды судим, недавно освободился из мест лишения свободы).

Гуссейн Ильяс Гуссейнов – председатель общества русско-азербайджанской дружбы (Гуссейн, руководит азербайджанской диаспорой, «крышует» земляков, торгующих на тиходонских рынках и занимающихся другим бизнесом. Имеет межрегиональные связи, не судим).

Сегодня за именным столом собрались все члены правления. «Авторитетные бизнесмены», если прибегать к толерантным эвфемизмам последнего времени, любили производить впечатление, выражаясь их собственным языком – «колотить понты», хотя по их же понятиям это было «западло». Сейчас они с интересом рассматривали прекрасно оформленные городские журналы «Элита Тиходонска», «Честный бизнес» и «Я потребляю», ревниво определяя, кому из них уделено больше внимания.

– Валет у нас на каждой странице, как кинозвезда, – скрывая завистливые нотки, проговорил Карпет. – Не жалко столько денег тратить?

Квасков снисходительно улыбнулся.

– Ты побрейся, Рубик, и тебя фотографировать станут. Да рубашку черную сними, хочешь, я тебе красивую подарю, красную, как у цыгана?

Члены правления засмеялись, с уважением глядя на Кваскова. Валет перенес тяжелейший инфаркт, и врачи отмерили ему год жизни. А он полетел в Америку, и там за пятьсот тысяч долларов ему вшили искусственное сердце. «Атомное, – пояснял Миша. – Триста лет будет работать…» Это считалось очень круто: выкупить собственную жизнь! Причем не где-нибудь, а в самой Америке, где и по русски-то никто не базарит!

– Ничего, в следующем месяце я во всех журналах буду, – похвастался Георгий Иванович. – Причем бесплатно! Еще мне гонорар заплатят. Такой тачки ни у кого нет!

Авторитеты не стали развивать эту тему. Каждый старался выпендриться новой машиной пошикарнее, поэтому их автопарк постоянно обновлялся. Сегодня под окнами «Сапфира» выстроились в ряд «Ренж Ровер», «Хаммер», «Мазератти», «Бентли», «Роллс-Ройс»… Но Гоша Тиходонец испортил всем настроение: он приехал на чудовищном монстре-траке с широченными, метрового диаметра колесами, возвышавшемся над землей на добрых три метра.

– Хотите, выстройте в ряд ваши тачки, а я по ним проедусь, – довольно хохотал Гоша. Он имел колоритный вид – огромный, с бритой головой и окладистой бородой. В своем восьмисотсильном «монстре хаоса» Гоша смотрелся весьма живописно. Но главное – второго такого авто действительно не было ни в Тиходонске, ни на всем Юге, ни в самой Москве. И можно было не сомневаться, что он заполонит все следующие номера элитных журналов.

– Слушай, дарагой, хватит бить хвостом, – недовольно сказал Гуссейн, совсем недавно «запаливший» двести тысяч евро на «Роллс-Ройс». – Это ты в кино видел. И мы тоже видели…

И, не выдержав, тут же с детской непосредственностью спросил:

– Где взял, а? Сколько отдал?

Остальные сидели с отстраненно-кислыми физиономиями и делали вид, что ничего заслуживающего внимания не произошло. Это был верный признак черной зависти. Только Антон, пожалуй, был искренен в своем безразличии – он ездил на обычном «ровере», зато увлекался яхтами, к которым сотоварищи были равнодушны.

– Хватит толочь воду в ступе, – нарушил он недоброжелательное молчание. – Чего хотят москали-то?

– Сейчас узнаем, – Карпет повел небритым подбородком в сторону входа.

По свободному от посетителей залу, мимо развалившихся в креслах нагломордых, жующих жвачку телохранителей, похожих на бандитов, а скорей бандитов, изображающих телохранителей, шел директор «Аксиньи» Скворцов в сопровождении двух интеллигентного вида парней, в костюмах и галстуках. Навскидку они были похожи на лохов, но лица, а особенно холодные, чуть прищуренные глаза не подтверждали первого впечатления. Да и не полезли бы лохи в самое волчье логово, откуда можно уехать на Левбердон в багажнике, в сопровождении угрюмых ребят без галстуков, но с бейсбольными битами и лопатами.

– Это наши акционеры, члены правления, – искусственно-бодро объявил Скворцов, обводя рукой сидящих за столом людей. – А это наши московские гости. Вот Максим, вот Владимир…

Не смущаясь специфического вида акционеров и их колючих испытующих взглядов, москвичи спокойно подсели к столу, ничуть не озаботившись тем, что директору места не досталось, и он остался стоять.

– Здравствуйте, господа! – уверенным тоном начал парень с перекошенным ртом. – Мы представляем «Консорциум». Думаю, вы о нем слышали.

Гуссейн Гуссейнов, Валет и Карпет обменялись многозначительными взглядами.

– Хотим купить вашу гостиницу, – продолжил Максим, внимательно осматривая собравшихся.

– А кто ее продает?! – наклонившись вперед, спросил Тиходонец. У него было такое лицо, что казалось, сейчас из-под оскаленной верхней губы выглянут клыки. – И кто вас сюда звал?!

Гуссейн под столом пнул его ногой, а Валет сделал предостерегающий жест.

Тиходонец замолчал и нехотя откинулся на спинку дивана.

– Мы планируем реконструировать весь квартал, – не обратив внимания на недружественный выпад, продолжил Максим. – Это потребует серьезных вложений. Мы предлагаем вам…

Названная цифра превышала истинную стоимость «Аксиньи» на добрый миллион долларов. Акционеры переглянулись. Столичные гости были «в теме» и не держались за карман. Но одной солидности мало, чтобы произвести благоприятное впечатление на хозяев Тиходонска. Впрочем, гости и не пытались это делать.

– Подумайте, посоветуйтесь, обсудите, – сказал Максим и встал.

За ним поднялся Владимир.

– О результате позвоните, – на стол легла золотистая визитка. – Думаю, недели вам хватит. До свиданья.

Гости ушли. Директор остался стоять, как соляной столп.

– Что за бакланов ты нам привел?! – тут же наехал на него Тиходонец.

Скворцов пожал плечами.

– Они пришли ко мне, я сказал, что не решаю. Они сказали: сведи с теми, кто решает. Я и свел.

– Помните «Консорциум»? – возбужденно спросил Гуссейнов. – Это они Тахира завалили. И Кондрата. И других ребят…

– Да, тогда немерено братвы положили, – кивнул Валет.

– И банкиров, – добавил Гуссейн. – Все руководство «Тихдонпромбанка»…

– Об чем базар? – раздраженно спросил Тиходонец. – Когда я бабло вкладывал, этих хмырей здесь не было. И о продаже базара не шло!

Компаньоны молчали.

– Что метлы привязали? – ярился Гоша. – Одному мне впрягаться?!

– Слушай, друг, я тебе говорю: за ними серьезная контора, сильная! – размахивая руками, обратился к нему Гуссейн. – И другие тебе говорят! Почему не понимаешь? Почему слушать не хочешь?

– Короче, я этих ваших раскладов не знаю! Меня здесь тогда не было, я девять лет на лесной зоне в Коми отмотал! Только скажу так: под Москву нам ложиться западло! Пусть они у себя банкуют! А здесь мы сами будем бабло делать! Теперь давайте, слово за вами!

– «Консорциум» – сильная контора, – медленно произнес Антон. – Но почему они на меня не вышли? Я Москву знаю, и Москва меня знает…

Он выглядел очень задумчивым, если не сказать – озадаченным.

– Да с какого перепуга мы должны что-то продавать залетным бакланам?! – заорал Тиходонец. – Хоть бы они и через тебя просили! Ты что, главней меня?

Антон смотрел на него молча, не меняя выражения лица. Он явно быт умнее. И никогда не использовал бандитских замашек. Трезвым. Пьяный – это быт другой человек.

– И какое нам дело, кто за ними стоит? – процедил Ким. – Это наш город!

Он знал, что говорит.

– Правильно, пусть у себя в Москве банкуют! – присоединился к ним Карпет. – Неделю нам дают, суки! Вконец обнаглели!

Гуссейн Гуссейнов улыбнулся вкрадчивой восточной улыбкой:

– Только на рожон лезть не надо, кричать не надо, спешить не надо… Чем дольше мясо тушится, тем оно вкуснее…

– Я больше шашлык люблю! – скривил губы Валет. – Чего кота за хвост тянуть!

– Значит, посылаем их на хер? – подвел итог Тиходонец.

– Посылаем, – согласился Ким.

– Только ты, Гоша, им сам объяви, – доверительно посоветовал Гуссейн. – Ты пацан авторитетный, и вид у тебя крутой, солидный…

– Да нет проблем! – Гигант встал. И спросил у Скворцова: – Они здесь живут?

Тот кивнул.

– Этот, главный, в двадцатом люксе на последнем этаже. У него охрана. Серьезная.

Тиходонец только скривился и направился к лифтам.

Внушительных габаритов бритоголовый бородатый мужчина в элегантном бежевом костюме поднялся на двенадцатый этаж и направился в конец длинного коридора, в торце которого находилась двустворчатая полированная дверь с цифрой двадцать. Ковровая дорожка гасила тяжелые шаги, но неожиданных посетителей здесь ждали – внезапно из холла вышли и преградили дорогу два похожих, как близнецы, молодых человека. Невысокие, не больше метра семидесяти, коротко стриженные, крепко сбитые, они напоминали пистолетные патроны.

– К кому? – негромко спросил один, очевидно, старший.

Он не смотрел визитеру в лицо, уставившись в выемку на горле между ключицами. Второй внимательно контролировал руки. Интуиция травленого волка подсказала Тиходонцу что перед ним те, кто специально натаскан травить таких, как он. Какой-нибудь спецназ: СОБР, ОМОН или другие костоломы. Вон, как щурятся, будто целятся. Да, это боевые псы… Видно, обкатались на кавказской войне!

Гоша даже не стал выступать, тем более что зрителей, способных оценить такое геройство, здесь не было. А риск получить пару переломов – быт.

– Зови хозяина! – процедил он, что было верхом вежливости и обходительности.

– Хозяева у собак, – тем же тоном ответил крепыш. – К кому?

Это был предельно наглый ответ. Но Гоша сдержался. Достал золотистую визитку, показал.

– К этому.

– К Максиму Викторовичу? А он вас вызывал? Терпение Гоши Тиходонца лопнуло.

– Слышь, ты, муфлон, ты базар-то фильтруй! Это тебя хозяин вызывает! Беги и скажи: Тиходонец пришел!

Но грозный тон не произвел впечатления на охранника. А грубости он просто пропустил мимо ушей.

– Если не вызывал, то может и не принять. Но я доложу. Старший достал телефон, неторопливо набрал номер.

Его напарник чуть заметно улыбался. Было видно, что он не воспринимает Тиходонца всерьез и, если понадобится, легко выбьет ему зубы.

– К вам посетитель, Максим Викторович. Назвался Тиходонцем.

Москвич вышел почти сразу. Он был в белом гостиничном халате, а в руке держал надкусанное яблоко. Перекошенные губы неестественно шевелились. Неожиданный визит его не удивил.

– Хотите что-то уточнить? – спокойно спросил он.

– Чего тут уточнять, и так все ясно, – прогудел Гоша. – Короче. Мы с пацанами перетерли, как и что. «Аксинью» никто продавать не будет.

– Так быстро? – Максим Викторович с хрустом откусил яблоко. Брызнул сок. – Ну ладно.

Он повернулся и скрылся в номере.

«Наверное, у него там телка», – подумал Тиходонец. Безразличие москвича его задело. Но, в конце концов, он сказал, что хотел.

Вернувшись в бар, Гоша, значительно приукрасив события, рассказал компаньонам, как поставил на место наглого москвича.

– У него аж челюсть отвалилась! Думали – нашли лохов! – под громкий смех завершил он свое повествование.

– Молоток, пацан! – больше всех веселился Карпет. – Опустил козлов по полной!

– Выпей, Гоша, я угощаю, – широким жестом Гуссейн Гуссейнов подозвал испуганного официанта – худенького молодого человека в униформе. – Чего хочешь?

Гоша загоготал.

– Там у тебя коньяк есть за тридцать тысяч… Неси бутылку!

– Пей брат, на здоровье, пей, хоть за сто тысяч! – кивал Гуссейн, но улыбка его утратила естественность.

– Тогда неси за сто тысяч! – распорядился Тиходонец.

Официант зажмурился и виновато замотал головой.

– Извините, такого нет. За тридцать тысяч самый дорогой…

Гуссейн перевел дух. Все громко рассмеялись. У компаньонов было хорошее настроение. Они пили и смеялись весь вечер. Напоследок все повеселились: когда стали разъезжаться, изрядно набравшийся Гоша никак не мог забраться в свой «монстр хаоса» по длинной железной лестнице. Это действительно было смешно – животики надорвешь!

Потом он все же вскарабкался в кабину и, разворачиваясь, раздавил багажник «Мазератти» Карпета. Веселый вечер, за малым, не кончился перестрелкой. Но все обошлось.

* * *

Супруги Тучковы были работягами, в хорошем смысле этого слова. Они могли трудиться по двенадцать часов в день, имели по несколько специальностей и не ленились получать новые. У них были умелые руки, к тому же и головы работали неплохо, они постоянно учились, неудивительно, что их портреты висели на Доске почета родного стекольного завода. Владислав из рядового стеклодува дорос до замдиректора, а Лариса из браковщицы стала главным бухгалтером. Если бы не грянула перестройка, приватизация и всеобщий грабеж, они так бы и оставались наемными работниками до гробовой доски. Но неразбериха первоначального накопления капитала вынесла их на другой уровень.

Заводик быт планово-убыточным, типичный «красный директор» Матвей Фомич возможностей акционирования не понимал и, когда убытки перестали считать нормальным явлением, а главное, перестали списывать, мирно ушел на пенсию. Зарождавшиеся акулы нового времени откусывали от тела государства жирные куски и вмиг становились миллионерами. А Тучковы, проделав обычные нехитрые манипуляции, превратились в хозяев не приносящего дохода предприятия, не привлекающего ничьего внимания.

Производство агонизировало, оборудование было вконец изношено, толстое волнистое стекло и тяжелый мутный «хрусталь» никаким спросом не пользовались. Нужны были новые подходы и современная стратегия. Тут в полной мере и проявились коммерческие способности и художественные таланты супругов. Взяли кредиты, закупили новую печь и линию по производству цветного стекла, нашли молодых художников и принялись выпускать яркие, современные цветные панно и художественные витражи. Как раз начался строительный бум – нажравшиеся акулы стали строить коттеджи и обустраивать огромные квартиры, а проснувшаяся тяга к прекрасному требовала художественных ценностей. Новая продукция пользовалась колоссальным спросом и разлеталась, как горячие пирожки в голодный год.

Дела пошли в гору, и через несколько лет Тучковы украсили своими панно уже собственный двухэтажный дом, устроили детей-погодков, мальчика и девочку, в престижный институт, стали выезжать за границу, словом, вкушать ранее недоступные радости жизни. Теперь можно было нанять директора, управляющего и переложить на них всю работу, но, к удивлению многих, они этого не сделали и продолжали «вкалывать» лично.

В конце рабочего дня супруги любили сидеть в новом кабинете Владислава и смотреть с крутого берега на серую ленту Дона, по которой время от времени разноцветными щепками проплывали баржи, сухогрузы, речные танкеры и пассажирские теплоходы.

– Территория большая, можно еще пару цехов построить, – сказала как-то Лариса.

Прозвучал гудок, извещающий об окончании работы. Остановилась конвейерная линия, погасли форсунки печи. Завод засыпал. Через проходную вереницей потянулся рабочий люд.

– Почему именно цехов? – Супруг затянулся сигарой. Горький дым ему не нравился, но привычку к сигарному табаку он вырабатывал для солидности. – Лучше поставить внизу гостиницу или дом отдыха – как раз на берегу. Или яхт-клуб устроить. Или…

Телефонный звонок прервал его размышления.

– Владислав Николаевич? Здравствуйте, – раздался в трубке голос уверенного делового человека. – Меня зовут Максим Викторович, я с коллегами приехал из Москвы. Можно зайти к вам на десять минут? Есть интересное предложение.

– Да, конечно, – немного удивленно ответил Владислав. – Можно завтра, прямо с утра…

– А если прямо сейчас? Мы уже подъезжаем.

– Ну… пожалуйста…

Он положил трубку и ответил на вопросительный взгляд жены:

– Какие-то люди из Москвы. Наверное, хотят сделать заказ!

Лариса покачала головой.

– Вряд ли. Неужели из Москвы надо ехать за тысячу километров, чтобы заказать панно? Тут что-то другое… Ой, Владик, а вдруг это рейдеры?

– Сейчас узнаем, – сказал Владислав. – Но для рейдеров мы слишком мелкая добыча. У нас не те обороты.

Через несколько минут в дверь постучали. В кабинет вошли четверо. Трое мужчин и одна женщина. Несмотря на вечернее время, вид у гостей был свежий, бодрый и энергичный. Мужчины в деловых, идеально сидящих костюмах и галстуках выглядели крайне представительно. Так же, как и женщина. В черном костюме, черных колготках, черных туфлях, неброский макияж, подчеркивающий правильность черт, – настоящая бизнес-леди.

– Максим Викторович, – представился один из мужчин, с тонкой полоской старого шрама на правой щеке и перекошенным ртом. – Московская инвестиционная компания «Консорциум». Это мои коллеги.

Его спутники синхронно кивнули. Владислав Николаевич радушно показал на кресла, расставленные у стены кабинета.

– Здравствуйте, присаживайтесь. Чем обязаны?

Вошедшие присели, развернули папки с бумагами. Дама раскрыта и включила ноутбук. Оказывается, это обыкновенная секретарша!

– Вы, наверное, по поводу заказов? – спросил Тучков.

– Нет, – внушительно произнес Максим Викторович. – Мы хотим купить ваш завод. Дело в том…

Недослушав, Владислав Николаевич поднял руку:

– Тут какое-то недоразумение. Мы не собираемся ничего продавать.

– Дело в том, – невозмутимо продолжил Максим Викторович, – что дела у вас идут далеко не блестяще. Нужны радикальные меры. Но с вашими инвестиционными возможностями существенная перестройка производства затруднительна.

– Если не сказать – невозможна, – добавил его спутник.

– Позвольте, откуда вы все это взяли? – агрессивно спросила Лариса. – Дела у нас идут очень хорошо!

Секретарша извлекла из папки несколько скрепленных вместе листков и передала Максиму.

– Конечно, явных признаков неблагополучия пока нет, но темпы продаж во втором квартале снизились на шесть процентов по сравнению с прошлым годом. А в третьем – еще на восемь процентов, – сказал тот и передал бумаги Тучкову. – Вот, ознакомьтесь.

Владислав просмотрел таблицы цифр и растерянно передал листок супруге.

Лариса тоже выглядела обескураженно.

– Год на год не приходится, – пожала плечами она. Но прозвучало это не очень убедительно. – И зачем вам убыточный завод?

Перекошенный рот скривился в неестественной улыбке.

– Инвестиции всегда основаны на нестандартных решениях. Спрос на хрусталь упал, а на броню – возрос, и в Гусь-Хрустальном теперь делают бронированные стекла…

Лариса покачала головой.

– Мы предлагаем вам три миллиона долларов, – сказал Максим.

Тучков развел руками.

– Эта цифра завышена. Завод столько не стоит. У нас ведь мелкие партии… И потом, я же сказал, мы не собираемся ничего продавать! Мы ведь подняли предприятие с нуля. Это наша жизнь!

– Тем более, – Максим Викторович почему-то усмехнулся. – Подумайте две недели. Проконсультируйтесь со специалистами. У нас очень серьезная компания, она не меняет своих планов. Лучше будет, если вы согласитесь…

Последние лучи заходящего солнца преломились в витраже, украшающем окно кабинета. Лица москвичей приобрели красноватый оттенок с неприятными синими пятнами, как у вурдалаков. Этот новый облик обострил восприятие каждого слова, тона, жеста. Лариса по-женски, интуитивно, уловила… если не прямую угрозу, то намек. Очень прозрачный намек на угрозу. Она привстала и обвела незваных гостей взглядом:

– Лучше для кого?

– Для всех, – спокойно ответил Максим Викторович. – Извините за беспокойство. Вот моя карточка, жду звонка. Две недели. Но можно и раньше. До свидания.

Визит завершился. Тучковы вышли в коридор и наблюдали через широкое окно, как москвичи рассаживались в большие черные внедорожники. Машины рванули с места. В сумерках их габаритные огни казались горящими глазами злобных механических зверей.

– Странно это все, – Владислав Николаевич тряхнул головой. – Зачем им наш завод? И почему дают такую большую цену? И почему они решили, что завод продается?

– Ох, не знаю, – Лариса вздохнула. – Не нравится мне все это.

– Ерунда! Поехали домой…

О заманчивом коммерческом предложении Тучковы забыли через два дня.

* * *

С одной стороны, иметь телохранителей престижно: сразу видно, что ты не простой человек, а Богатый Мэн – важный, могущественный и надежно защищенный. С другой, быть телохранителем – круто! И платят нормально, и пушка по закону, и к шефу приближен, и телкам легко мозги запудрить… Поэтому телохранителей в России с каждым годом становится все больше и больше. Хотя профессионалов среди них не прибавляется. Ведь откуда их взять? Профессионалы – штучный товар. Основная масса «бодигардов» – это просто здоровенные парни, окончившие двухнедельные курсы и получившие лицензию. Они носят за хозяином портфель, открывают ему двери и выполняют мелкие поручения. Кстати, телохранителям такое прямо запрещено – это работа прислуги. Но широкоплечие «шкафы» тактику охраны практически не знают. Как не знают и того, что в мире удается предотвратить только восемь процентов покушений. Не знают они и об основной обязанности охранника – закрыть «объект» своим телом.

Охранники Георгия Ивановича Краско также не были отягощены подобными знаниями и не задумывались над профессиональными проблемами. Потому что вероятность покушений на их шефа приближалась к нулю, ибо в определенных кругах господина Краско знали как Гошу Тиходонца. Таких людей репутация защищает гораздо надежней, чем крупногабаритные парни со стволами под мышкой. А охрана – это так, дань приличиям, показатель солидности, понты, если хотите.

Около пятнадцати часов Гоша вышел из четырехквартирного коттеджа красного итальянского кирпича – одной из первых новостроек Лысой горы, в которой он купил просторную трехкомнатку с прекрасным видом на Дон – для Любки Блондинки, с которой жил уже полтора года. Ездить по городу на «монстре хаоса» оказалось практически невозможно, поэтому у подъезда его, как и прежде, ждал черный «Мерседес» с шестилитровым двигателем.

Явно умиротворенный Тиходонец шел широким шагом, сверкали лаковые туфли, бежевый пиджак расстегнут с небрежной элегантностью, открывая легкий кремовый гольф, левая рука засунута в карман брюк, на запястье блестят огромные золотые часы. Надвинутая на глаза шляпа, каплеобразные темные очки «Феррари» и сигара, воинственно торчащая из бороды, придавали ему сходство с кинематографическим гангстером. Чего он, собственно, и добивался.

Завидев хозяина, один охранник живо выскочил из машины и распахнул дверцу, а вооруженный водитель запустил двигатель.

Внезапно из-за забора строящегося рядом дома вынырнули двое в заляпанных известкой черных рабочих комбинезонах, желтых пластиковых касках и зеленых респираторах. Для Гоши Тиходонца они были пустым местом, так как стоили меньше, чем его золотые часы или костюм, и даже меньше, чем штучные башмаки из страусиной кожи. Но в руках у них вдруг появились пистолеты с глушителями, и это резко меняло дело и коренным образом изменяло прейскурант стоимости каждого человека, фигурировавшего в данной ситуации.

– Пс-с! Пс-с! Пс-с! Пс-с! – раздались четыре негромких хлопка. С такими звуками открывались бутылки шампанского «Вдова Клико», которым Гоша совсем недавно поливал в ванне роскошное Любкино тело.

– Пс-с! Пс-с!

Распахнувший дверь телохранитель застыл, превратившись в гранитную статую и с ужасом рассматривая, как опрокидывается большое тело шефа, как расцветают на светлой ткани красные цветы, как один из нападающих производит контрольный выстрел, а второй разворачивает удлиненный глушителем ствол в его сторону… Он успел отпрыгнуть и спрятаться за машину, очередная пуля пробила стекло над головой, и водитель тут же кулем вывалился из салона, закрывая голову руками.

Однако киллеры ими не заинтересовались. Они пробежали через кусты, рванули вниз по склону и скрылись из поля видимости. Только тут охранники Гоши Тиходонца принялись беспорядочно стрелять в воздух.

Но шефу это помочь не могло. Он лежал, раскинув руки и ноги, в залитом кровью костюме, и остывал с положенной скоростью – примерно полтора градуса в час.

Через час трагическая новость облетела Тиходонск. А в течение суток все члены правления АОЗТ «Аксинья», участвовавшие в переговорах с москвичами, исчезли из города. Как стало известно, они разъехались по своим зарубежным виллам – кто на Кипр, кто в Испанию, кто в Арабские Эмираты.

* * *

Приближалась осень. Над Тиходонском все чаще дули степные ветры, особенно холодные по утрам. Супруги Тучковы приезжали на работу рано – в половине восьмого. Выйдя из машины, они поежились и, защищаясь от студеного дыхания Дона, плотней закутались в обновки наступающего сезона – длинные французские плащи со стальным отливом. Воздух быт чистым и свежим, радостно светило негреющее, но поднимающее настроение солнышко. День быт распланирован и обещал быть успешным, как и все остальные дни трудолюбивых и старательных людей.

Спортивный мотоцикл с ревом выскочил на небольшую площадку перед парковкой. Муж обернулся и оторопел. Молодой парень в шлеме и очках держал руль и смотрел в упор, а пассажир на заднем сиденье целился из небольшого автомата. Длинная очередь в упор буквально разорвала грудную клетку Владислава Николаевича. В последний момент он успел сделать шаг вперед, пытаясь заслонить жену. Но ничего не вышло. Плотный рой злых пуль изрешетил и ее. Супруги Тучковы упали накрест друг на друга в нескольких метрах от собственного завода. Мотоцикл ловко развернулся на узком пятачке, разогнался до ста километров за пять секунд и, встав на одно колесо, исчез за поворотом.

Шел пятнадцатый день с момента визита покупателей. Срок, отведенный на раздумье, истек вчера. Донской ветерок шевелил новые, безнадежно испорченные пулями плащи.

* * *

База стройматериалов располагалась неподалеку от стекольного завода – тоже на крутом правом берегу Дона. Это было особенно удобно, потому что внизу устроили причал и многие грузоперевозки производили по воде. Это гораздо экономичней и удобней.

– К вам посетители, Леонид Петрович! – доложила секретарша, и директор кивнул.

– Пусть заходят.

Через минуту три молодых человека в хороших костюмах и с уверенными манерами непринужденно расположились в глубоких кожаных креслах.

– Мы из Москвы, представляем «Консорциум», – без предисловий начал один, назвавшийся Максимом Викторовичем. – Предлагаем купить вашу базу. Цена – пять миллионов долларов. Что скажете?

Вобликов потерял дар речи. Это был человек опытный и битый. По молодости работал следователем в Нахичеванском РОВД. Потом получил восемь лет по нашумевшему делу о коррупции в органах, отбыт шесть в спецзоне Нижнего Тагила, после чего успешно занимался бизнесом. Всякое случалось за эти годы – и «наезды», и «непонятки», и смены «крыши», и «кидки»… Но все улаживалось с помощью методов, которые были хорошо известны: «стрелки», «терки», «черный арбитраж», привлечение «разводящего» или самый обычный арбитражный процесс, иногда – обращение к бывшим коллегам…

Но в последнее время все изменилось. Мир бизнеса, еще недавно казавшийся понятным, стабильным и незыблемым, преобразился. Старые правила игры превратились в дым. В город хлынули огромные столичные капиталы. Москвичи приходили и предлагали продать нужный им объект за хорошие деньги. Они не торговались и не повторяли предложения. Если хозяин отказывался – его убивали. А объект покупали все равно, но уже за гораздо меньшую сумму. Причем валили всех подряд, без разбора – и мэра Придонска, и Гошу Тиходонца, не говоря о менее известных и значимых людях… Вон, Тучковы, они тут рядом работали… Конечно, об этом не сообщалось официально, газеты и телевидение не раскрывали причины загадочных расстрелов, но все всё знали. Среди тиходонских бизнесменов прокатилась волна паники.

И вот московские захватчики пришли к нему! Вобликов утратил обычную невозмутимость и ослабил узел галстука. Одно дело, когда знаешь о наездах и расстрелах абстрактно. И совсем другое – когда это касается тебя самого!

Пауза затягивалась.

– Что скажете, Леонид Петрович? – спокойно спросил Максим Викторович. Он презрительно скривил рот.

Вобликов налил стакан воды, жадно выпил. Что тут можно сказать? Часть крупных предприятий, банков и коммерческих структур уже принадлежит никому не известным фирмам. То тут, то там всплывают сделки на миллионы долларов, проведенные без ведома «авторитетных» людей. Московская лавина накрывала Тиходонский бизнес, и ничего с этим не поделать…

– Цена нормальная, даже с «верхушкой», – стараясь держаться солидно, произнес Вобликов, но голос срывался, выдавая волнение. – Так что можно продать…

– Очень хорошо, – кивнул пришелец. – На оформление у нас есть три дня.

– Три?! – изумился Вобликов. – Всего три дня?!

– Да, – спокойно подтвердил Максим Викторович. – В четверг здесь будет работать новый менеджмент.

– Ну что ж… Да, только у меня есть одно условие! – Зоновская закалка придала директору сил, голос его окреп.

– Условие? – В голосе москвича прозвучало пренебрежение. – Какое условие?

– Речь о рабочих. Они акционеры. Если их кинуть, это крысятничество. Надо выплатить стоимость акций.

– Это сколько будет?

– Порядка шестисот тысяч зеленых. Бухгалтеры скажут точно.

– Не вопрос, – кивнул Максим Викторович. – Договорились. Володя наш юрист, он остается и готовит с вами документы. А мы пока прощаемся. Вы не приглашаете нас на раков с пивом?

Издевается он, что ли? Вобликов поднял глаза. Максим едва заметно улыбался перекошенным ртом. Но не издевательски, а благодушно. Хотя все равно это была дьявольская улыбка.

– Нет, – покачал головой бывший следователь и бывший зэк, а ныне успешный бизнесмен. – Что-то нет аппетита.

Юрист достал бумаги, его коллеги вышли из кабинета. Когда они садились в машину, Максим толкнул Дениса локтем.

– Видишь? Лед тронулся! Завтра поезжай в Придонск!

* * *

В Придонске ничего не изменилось. Да и в мэрии все осталось по-прежнему. Только секретарша изменила имидж: перекрасилась в брюнетку, изменила одежду, макияж и надела тонкие черные колготки. И в кресле мэра сидел совсем другой человек.

Денис приехал один, на одной машине, в руке у него быт обычный черный кейс. Спиридонов принял его с максимальным почтением, хотя быт заметно напряжен и испуган.

– Я слышал про несчастье со Степаном Васильевичем, – начал Денис. – Очень, очень жаль. Такой приятный человек! Мы почти обо всем договорились, он даже приглашал нас раков кушать. И тут такое!

Спиридонов смотрел в стол. Сердце его тревожно колотилось, ладони вспотели. Он еще не чувствовал себя настоящим мэром. Потому что не успел войти в роль, к тому же не обладал десятой долей связей и влияния Коломийца.

И вот теперь он оказался на переднем крае, на линии огня. И ему предстояло принять решение, за отказ от которого его предшественник поплатился жизнью.

Вьдержав скорбную паузу, Денис перешел к делу.

– Речь шла о продаже порта. Собственно, это не совсем продажа – задействуется сложная многоэтапная схема, на выходе которой каждая сторона получает то, что ей нужно. С учетом экономико-политических поправок мы оцениваем порт в сорок миллионов долларов. Вы получаете один миллион. За одну подпись это немало.

Денис положил перед новым мэром блестящий кожаный кейс. Тот поспешно убрал его со стола и поставил себе под ноги.

– Главное, чтобы все было абсолютно законно.

– Даже не сомневайтесь! – заверил его Денис.

* * *

О человеке можно судить по его связям и местам, где он бывает. Но к оперативнику криминальной милиции это правило не подходит. Потому что тот не может выбирать собеседников и места встречи с ними. Точнее, нормальных собеседников и нормальные места. Если бы Лис ограничивал свое общение коллегами, сотрудниками городской администрации, студентами, инженерами и честными бизнесменами, он бы не раскрыл ни одного преступления. Ибо перечисленные лица понятия не имеют о криминальных замыслах, совершенных преступлениях, спрятанных вещдоках, «лежках» беглых зэков, короче, об обстановке на тиходонском «дне», которое, впрочем, если верить глянцевым журналам, и не дно вовсе, а небеса, на которых обитает «городская элита». Но в такую перевернутую оценку верят только лохи педальные, про которых эти журналы пишут, которыми оплачиваются и для которых, собственно, и существуют.

Вчера Лис прогулялся пешком по набережной и, улучив момент, нарисовал мелом на опоре Южного моста знак доллара, только перечеркнутый одной черточкой, а не двумя. В век увлечения «граффити» рисунок не привлекал внимания и даже терялся на фоне жирных разноцветных линий, уродующих любую, необязательно гладкую, но просто ровную поверхность. Между тем скромный меловой чертежик содержал важную информацию для того человека, которому быт адресован, а именно – обозначал место и время завтрашней явки. Конечно, такие сигналы – из арсенала разведки, а не уголовного розыска, но в связи с удобством Лис их оттуда и заимствовал, опустив чрезмерные сложности, вроде сигналов о постановке и съеме знака. В конце концов, агенты существуют не только у разведок, но и у милиции, и он стремился обхитрить не государство в лице контрразведывательных органов, а босяков, среди которых даже покойный Гангрена или Ваня Карман особой изощренностью не отличались.

И вот сейчас, в отстойнике списанных на металлолом судов за грузовым портом, он встретился с человеком, один вид которого быт способен скомпрометировать любого собеседника. По лицу, манерам, одежде, лексикону и десятку других признаков это быт опытный уголовник, матерый зэк, сын тюрьмы…

Но Лиса это не смущало. Именно такие люди осведомлены о жизни криминального дна.

– Здорово, дружище! Чертовски рад тебя видеть! – Он совершенно дружески пожал руку сомнительному знакомцу, взял его под локоть и повел по грязному берегу, вдоль черной, в разводах нефти воды, между ржавыми остовами катеров, буксиров, торчащих из реки и перегораживающих путь сухогрузов и барж, которые приходилось обходить.

– Что-то происходит, дружище, – начал Лис озабоченным тоном, чтобы агент проникся серьезностью задачи. – Залепили несколько «мокряков» – один за другим. Кто, что – неизвестно… Вообще глухо! Похоже, не наши работают…

– Я слыхал, Михалыч, – сказал спутник, перебрасывая папиросу из одного угла рта в другой. Голос у него был глухой, с привычными блатными интонациями. – Но эти вещи не перетирают,[9] сам знаешь. Да я в последнее время и отошел от дел, мало кого вижу…

– Во-во! – Оперативник назидательно похлопал агента по согнутой сутулой спине. – Если сидеть на жопе, то сорока на хвосте новостей не принесет! Давай, влазь обратно в дела, скажи – «воздуха» не хватает.[10]

Агент пожал плечами.

– Его и так не хватает. Ты знаешь, Михалыч, я всю жизнь ворую, а не разбогател. Вот скажи, откуда столько богатых взялось?

Лис хмыкнул.

– Ты философию не разводи. Я ведь не по этой части, да и ты тоже. Давай, влазь в дела, бей хвостом, поднимай муть, ищи информацию. Если где-то вылезет оружие, или заезжие «спецы», или какая байка про киллеров – вцепляйся зубами, руками и ногами!

– А не отрубят руки-то? – спросил собеседник и тяжело вздохнул.

– Ты чего как девочка? – удивился Лис. – Первый раз, что ли?

Агент вздохнул еще раз.

– Устал я, Михалыч. Годы свое берут, здоровье уходит. А главное, в душе что-то перевернулось…

– Подлечим душу, не бойся. На вот, держи…

Лис достал пятьсот рублей, потом пошарил по карманам, добавил еще двести, протянул. Рука с купюрами повисла в воздухе.

Было тихо, только плескалась покрытая радужной пленкой вода. Пахло ржавым железом и унынием. Агент бросил окурок в воду, махнул рукой и взял деньги.

– Эх, Михалыч! Да разве я об этом…

– А о чем?

– Ты сколько человек посадил? – вопросом на вопрос ответил агент.

– Пс-с-с… Да что я, считал? Много, наверное…

– И убивать, знаю, приходилось…

– Было. Но к чему ты завел шарманку?

– Не снятся они тебе?

– Ну, ты даешь! Ты скоро будешь проповеди читать! Снятся только невинно убиенные! Запомни – невинно! На моей совести ни одного невинного нет! Тебе же тоже те двое у ИБС не снятся?

– Те не снятся. Другие снятся. И наяву приходят.

– Да брось ты! Что-то не узнаю своего старого другана! Опер обнял агента за плечи, прижал, потряс.

– Это ты от безделья заржавел. Сейчас войдешь в работу, ржа и оботрется. Ну, чего ты расклеился?

– Не знаю… Старый стал. Да и изменилось все вокруг. Все сдают, всё сливают, за бабки что угодно сделать можно. Воровские короны продаются! Менты все продажные, прокуроры! Времена нынче паскудные… Сейчас нужна крепкая подписка…

– Я – твоя подписка! – раздраженно сказал Лис. – Мало, что ли?

Но опомнился и изменил тон на сочувственно-дружеский.

– Я тебя хоть раз подводил, дружище?

– Нет.

– А продавался? Или кого-нибудь подставлял?

– Тоже нет. Ладно, я пошел. Бывай.

– Давай. Только выходи там же, где зашел.

Последнюю фразу он произнес не случайно. Через несколько минут у Лиса должна состояться встреча еще с одним агентом, и «светить» их друг перед другом не следовало.

– Бывай, Михалыч…

На этот раз они обошлись без рукопожатия. Лис долго смотрел в согнутую спину. Потом встряхнулся, с силой провел руками по лицу и, лавируя между гулкими корпусами барж и катеров, пошел к другому концу этого кладбища металлолома. Встреча с агентом Лешим прошла хоть и не очень сердечно, но в целом успешно. Она отняла много нервной энергии и душевных сил. Теперь предстояла встреча с агентом Горгулей, и на нее следовало выходить в отличной форме.

Через триста метров, между изъеденным ржавчиной сухогрузом и лежащим на боку танкером его ждал человек. По внешнему виду манерам и повадкам он был похож на предыдущего, как брат-близнец.

– Здорово, дружище! – широко улыбаясь, Лис потряс не очень чистую ладонь. – Чертовски рад тебя видеть!

* * *

На следующий день Спиридонов поехал в область. Пастряков встретил его настороженно. Но все-таки приподнялся с места и протянул руку:

– Что такой возбужденный, будто за тобой черти гнались?

Новый мэр Придонска, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул, словно из него выпустили воздух.

– Вчера опять приезжали москвичи насчет порта. Я подписал все бумаги.

Белесые глаза заместителя губернатора медленно выкатились из орбит. Его бледное лицо приобрело предынсультную – синюшно-багровую окраску.

– Ты что, охрене-ел?!! Распоряжаешься федеральной собственностью?!

Николай Николаевич встал по стойке «смирно», вынул из папки и положил перед вице-губернатором лист бумаги.

– Извините, Сергей Петрович… Распоряжаюсь собственной жизнью. Вот заявление об отставке. Пусть другой им отказывает. Только тогда его отнесут на кладбище, а они придут к вам. Вы, конечно, другое дело – у вас возможностей больше, да и охрана…

Пастряков натужно, с хрипом, перевел дух и машинально потянул за узел галстука, словно тот пытался затянуться на шее удавкой. В глазах плескался страх. Он хорошо помнил многозначительную фразу из «Крестного отца»: «Если история чему-то и учит, то только тому, что убить можно кого угодно…» И ему явно не хотелось встречаться с москвичами, а тем более им отказывать.

– Пошли, лично губернатору доложишь…

Но мэр Придонска отрицательно мотнул головой. Он уже принял для себя решение, и перечить начальству стало намного проще.

– Извините, Сергей Петрович. Это не мой уровень. Пока я мэр, надо городскими делами заниматься. Скоро отопительный сезон, а теплотрасса не готова… Если примете решение освободить – приказывайте, передам дела кому скажете!

Ему позвонили вечером. Бесцветный сухой голос Пастрякова быт холоден:

– Работай пока… Губернатор сказал – тебе на месте видней!

– Спасибо за доверие, – скрывая радость, ответил Спиридонов.

Но вице-губернатор не клал трубку.

– А что они тебе принесли? – будто невзначай спросил он.

– Ни-че-го! – уверенно, по слогам, произнес мэр. – Я слышал, они второй раз ничего не предлагают. И цена за порт уменьшилась в два раза.

На другом конце провода вздохнули.

– Да… Вначале задействуют интерес, потом страх, – сказал Пастряков, будто размышляя вслух. – Учись, Спиридонов!

Начальственный басок сменился короткими гудками.

Мэр медленно, чтобы не спугнуть удачу, опустил телефонную трубку на аппарат.

«Не учи ученого, дядя! – презрительно посоветовал он далекому Пастрякову. – Я за тебя под пули не пойду!» Правда, этот совет он дал даже не шепотом, а мысленно. А к самому себе обратился уже вслух.

– Молодец, Коля! – тихо сказал он и постучал костяшкой среднего пальца по умной голове. – Всех обвел!

И действительно, проявив изворотливость и мудрость, он враз сохранил жизнь, должность и стал миллионером! Теперь он почувствовал себя настоящим мэром. И эта работа ему нравилась. Правда, Коломиец как огня боялся областного начальства. «Руки вяжут, кровь пьют, пернуть без спроса не дают!» – частенько жаловался он. Из-за этого страха и погиб. Надо было больше киллеров бояться! Те стреляют – и жизнь кончается. А областное руководство… Когда вопрос встал ребром, не захотели подставлять свои лбы!

Новый хозяин Придонска ухмыльнулся. Немного свысока, как по-настоящему богатый и могущественный человек. Чувства, которые им владели, он сформулировал в не очень изящную, но верную фразу:

– Все ссут, когда страшно!..

* * *

Прокуратура стоит над остальными правоохранительными органами. В основном потому, что именно она расследует дела в отношении сотрудников всех других ведомств.[11]

Попался на фальсификации милицейский следователь – обвинение ему предъявляет прокурорский коллега. Схватили за руку судью-взяточника – арестовывает его следак из прокуратуры. Разоблачили предателя в ФСБ или изменника в Службе внешней разведки – уголовное дело ведет опять же следователь прокуратуры, только военной. Даже если сам прокурорский следователь или, еще хуже, надзирающий прокурор оскоромятся – ведь люди есть люди, привлекает их к ответственности все тот же следователь, на этот раз из вышестоящей прокуратуры.

Надо сказать, что прокурорские, судейские и эфэсбэшные чины – не частые гости следственных кабинетов. Это элита правоохранительных органов, «белая кость», оберегаемая неприкосновенностью, особыми условиями привлечения либо могущественным руководством. В основном отдуваются милиционеры, которые без белых перчаток роются в уличном мусоре и защищены только бронежилетами, да и то не всегда.

Городская прокуратура Тиходонска каждый год отдавала под суд пять-семь ментов, еще с десяток по ее представлениям увольняли из органов – с позором и без пенсии. Поэтому дело подполковника Коренева было вроде бы совершенно рядовым и обыденным – превышение должностных полномочий с применением оружия и причинением тяжких последствий. Типичная ментовская статья – от трех до десяти лет. И сложностей тут вроде бы никаких нет: показания потерпевших имеются, свидетелей – выше крыши, заключения экспертиз – железные…

Старший следователь Карен Апресян – маленький худощавый человечек лет сорока, тяжело вздохнул. Именно он специализировался на «милицейских» делах и «съел на них собаку». Вроде бы все просто: предъявляй обвинение, арестовывай или отбирай подписку, да передавай в суд, а там как хотят – так пусть и решают…

Вроде бы, вроде бы, вроде бы… Апресян вздохнул еще раз, покосился на пухлую папку «вроде бы» обыденного уголовного дела. Нерядовым, сложным и непростым делала его личность подозреваемого. Вроде как обычное ДТП,[12] в котором за рулем оказался генерал. Или мэр. Или губернатор. Коренев, конечно, не генерал и даже не полковник. Но он Лис. И этим все сказано.

Апресян встал, нервно прошелся по кабинету. Несколько лет назад его коллега – старший следователь городской прокуратуры Горский арестовал Коренева. Тогда еще майора, но уже Лиса. Наплевал на то, что репутация у него серьезная, что он в «уважухе» – как среди своих, так и среди бандюков. Раскрутил майора по полной, собрал железные доказательства – даже прямую видеозапись преступления нашел, и отдал под суд. А тот вынес обвинительный приговор, и отправился ершистый мент прямо в нижнетагильскую спецзону. Горский тогда внеочередную звездочку получил и ходил гоголем, улыбался пренебрежительно: мол, вы все его боялись – Лис, да Лис, а я его законопатил, как положено, пусть теперь гниет в зоне! Прямо былинным богатырем себя чувствовал, героем…

Только ведь не сгнил Лис в зоне! Вдруг ни с того ни с сего дело отправилось на пересмотр в областной суд, где и развалилось. Хваленая видеозапись оказалась подделкой! Лиса реабилитировали и восстановили в органах, теперь он уже подполковник, начальник основного отдела РУБОПа. А где старший следователь Горский?

По какому-то странному стечению обстоятельств, после возвращения везучего мента к полковнику юстиции Горскому густым косяком пошли неприятности. Сначала развалилось несколько громких, как теперь говорят, «резонансных» дел. Обвиняемые вдруг стали дружно отказываться от признаний, а те рычаги, которыми старший следователь их выдавливал, вдруг перестали действовать. Свидетели уточняли свои показания, и общая картина существенно менялась: обвинительные доказательства получали совсем другую трактовку и превращались в нейтральные факты. Дела возвращались на доследование, по двум даже вынесли оправдательные приговоры, что в то время и вовсе не практиковалось.

Как раз поменялся городской прокурор и сделал вывод, что лучший при прежнем руководстве следователь на самом деле оказался беспомощным фальсификатором. Горский получил два выговора, неполное служебное соответствие и был вынужден уволиться от греха подальше… Как водится, устроился адвокатом, но уже через три месяца взял деньги под судью, был пойман с поличным и, с шестью годами за спиной, поехал в нижнетагильскую спецзону.

Следователь Апресян стал старшим следователем и занял более светлый и просторный кабинет Горского. И вот перед ним лежит дело подполковника Коренева! Колесо жизни сделало очередной оборот, и теперь ему предстоит привлекать Лиса к уголовной ответственности. Если бы Карен Георгиевич мог выбирать, он бы предпочел других обвиняемых.

В дверь без стука, по-свойски, уверенным шагом вошел начальник оперативного отдела РУБОПа.

– Добрый день. Давненько я здесь не был…

– Проходите, Филипп Михайлович. Присаживайтесь. Апресян старался быть предельно корректным и учтивым и в этом старании перегибал палку.

– Может быть, хотите кофе или чаю? Коренев едва заметно усмехнулся.

– Кофе еще надо заслужить. Своих клиентов я угощаю, когда они уже признались…

Апресян пропустил «шпильку» мимо ушей и достал протокол допроса.

– Надо кое-что уточнить, Филипп Михайлович. Скажите, налет… гм, захват офиса «Общества по защите малого и среднего бизнеса» проходил под вашим руководством? То есть вы официально командовали операцией?

– Я командовал.

– Поймите меня правильно, Филипп Михайлович, – очень мягко и доброжелательно произнес следователь. – Лично я хочу вам добра. Но факты упрямая вещь. Офис разгромлен, причинен значительный материальный ущерб. Генеральный директор и его заместитель получили травмы различной степени тяжести. Но это вызвано непосредственными действиями СОБРа. А СОБР, насколько мне известно, вам не подчиняется…

Апресян действительно сделал все, что от него зависело: подсказал лазейку, через которую Коренев может выскользнуть из дела. Стоит ему заявить, что СОБР перестарался, и вина будет мгновенно переложена на командира группы захвата. А сам подполковник отделается выговором. В самом худшем случае – строгим. Следователь наглядно подтвердил, что желает Лису добра. И тот это оценил.

– Спасибо, Карен Георгиевич. Группа захвата была придана мне в оперативное подчинение, и я ею командовал. Характер наших действий определялся опасностью для жизни гражданина Хондачева.

– Да в том-то и дело, что никаких оснований для боевой атаки не имелось! – развел руками Апресян. – У нас имеется запись разговора с банкиром, есть результаты экспертизы лекарства, которое ему якобы собирались ввести, – это обычный витамин. Собраны показания всех участников событий. Так вот – никакой угрозы жизни не было! И шантажа, соответственно, тоже. Достаточно внимательно прочитать распечатку переговоров, и любой суд признает, что штурм со столь тяжкими последствиями совершенно безосновате…

– Да, подстава грамотная, – скучным голосом прервал его Лис. – А спрашивается, зачем же я туда полез?

Он очень внимательно смотрел в черные блестящие глаза следователя, и тот запнулся, внезапно представив, как ушлый мент вот так же сидел когда-то напротив Горского. Слушал, кивал, сохраняя непроницаемое выражение лица, скупо отвечал на вопросы… Некстати вспомнилась и еще одна легенда: как Смотрящий за Тиходонском вор Черномор неуважительно отнесся к пришедшему по делу Лису, а через несколько дней его изобличили в предательстве и он застрелился. Говорят, что этот дьявол знает все и обо всех. Наверное, и о нем тоже… Вон как смотрит… Может, что-то и раскопал, все ведь не святые…

Карен Георгиевич почувствовал, как от напряжения потеют ладони. Он нервно переложил с места на место карандаш. Локтем сдвинул протокол и тут же поправил.

– Филипп Михайлович, я вас прекрасно понимаю и вам верю. Но мы говорим не о понимании и вере, не о догадках и симпатиях. Мы говорим о фактах, подтвержденных надлежаще собранными доказательствами. А они таковы, как я сказал. Увы. Что бы вы делали на моем месте?

Лицо Лиса, до этого не выражавшее никаких эмоций, слегка оживилось.

– Я бы нашел людей, которых эти долбаные «защитники» прессовали до Хондачева. Могу подсказать вам фамилии, хотите? И тогда выстроится линия продолжаемого шантажа, и оценки наших действий станут совсем другими!

– Я, конечно, с удовольствием запишу все фамилии, но они ведь не обращались с заявлениями? А значит, вряд ли подтвердят угрозы и насилие…

– Смотря как спрашивать, – пожал плечами Лис. – Одно дело спросить – и записать ответ: «Так? – Так! – Хорошо». «Так? – Не так. – Опять хорошо…» Это бесстрастная регистрация, а не следствие, тут обычный писарь справится. А следователь должен с душой спрашивать, заинтересованно! Чтобы подследственный видел: он своей ложью не абстрактное государство вокруг пальца обвести хочет, а вот этого конкретного человека унижает! Тогда разговор совсем по-другому идет…

– Но пристрастность следователя противоречит процессуальным принципам, – возразил Апресян. – Следователь, конечно, и должен быть беспристрастным!

Лис усмехнулся уже в открытую.

– Вот и результаты этих принципов! – Он показал в окно, за которым по Магистральному проспекту катились в одну и другую сторону автомобили и двигались плотные потоки прохожих.

Следователь машинально повернул голову, но никаких катаклизмов не увидел. Хотя знал, что суточная сводка происшествий будет ими насыщена в полной мере. Вдруг вспомнилась еще одна история – о банде отморозков, терроризировавшей Тиходонск несколько лет назад. Они плевали и на государственные, и на криминальные законы, убивали авторитетов с такой же легкостью, как и милиционеров. А потом внезапно пропали. Точнее, неизвестные порезали их на куски. По официальной версии воры отомстили за своих товарищей. А по слухам – с ними разделался Лис!

– Да-да-да. Сердцем я понимаю, что некоторые аспекты этого дела вызывают сомнения. Скажу честно, если бы потерпевшие не настаивали, я бы с удовольствием прекратил это надуманное дело. Но сейчас такое время, сами понимаете… За москвичами стоят очень влиятельные силы, и они не хотят идти на мировую. И знаете, Филипп Михайлович, – Апресян доверительно понизил голос, – мне кажется, на вашем примере они хотят отучить всех совать нос в их дела. Вот такие «воспитатели»!

Следователь внимательно смотрел в глаза Лису.

– И если бы вы с ними договорились… Ну, убедили бы их отказаться от своих претензий… Поверьте, их нажим – единственный двигатель вот этого дела. – Апресян приподнял увесистую папку и шлепнул ею о полированную поверхность стола.

Намек был очень прозрачным, следователь в очередной раз продемонстрировал объективность и лояльность. Лис нейтрально улыбнулся:

– Что ж. Благодарю за разъяснения. Конечно, договариваться с преступниками я не привык, но время сейчас действительно… Хотя все зависит не от времени, а от людей…

Апресян поспешно дописал протокол, Лис очень внимательно прочел и расписался.

– Я так понимаю, сегодня вы обвинения предъявлять не будете?

– Нет, – закрутил головой следователь. – Не в моих правилах проявлять поспешность. Есть обстоятельства, требующие дополнительного изучения.

– Очень хорошо. – Лис встал. – Я могу идти?

– Да, само собой, Филипп Михайлович.

Они попрощались за руку, как хорошие друзья.

* * *

Телефон прозвонил мелодией близких связей. На связь вышел Кустин – заместитель начальника городской налоговой инспекции.

– Ничего не вышло, Филипп, – отрывисто сказал он. – Мы только начали проверять документацию, как позвонили из Москвы, из Министерства, и нас отозвали. Попробуй подключить огнеборцев… Хотя думаю, будет то же самое. Эти ребята хорошо обставились…

– Спасибо, Женя, – поблагодарил Лис и отключился.

С пожарников он начал. Комиссия из пожарного надзора нагрянула в офис «Общества по защите малого и среднего бизнеса» первой. Для начала придирчивым борцам с огнем предложили деньги, но те отказались, сразу обратив внимание на пластиковую отделку, выделяющую при возгорании ядовитый дым, отсутствие аварийного выхода и препятствующие эвакуации решетки на окнах. Это было только начало, но продолжения не последовало: поступила команда прекратить проверку и вернуться на исходные рубежи… Н-да… Потом, в качестве тяжелой артиллерии «Общество…» накрыл ОБЭП, но результат оказался тот же самый – солдаты правопорядка стройными рядами промаршировали в свои казармы…

И вот теперь звонок Жени Кустина…

Лис обескураженно почесал затылок.

Всем известно, что современные «проверки» хуже, чем средневековый мор – чума, холера или оспа. Без всякого уголовного дела, без судебных санкций и прокурорских разрешений бесконечные «проверяющие» могут парализовать работу любого учреждения: вывезти компьютеры, изъять документы, опечатать склады и кассы, вынести запретительные предписания… От подобного наката может рухнуть любой бизнес, потому что на устранение нарушений уходят долгие месяцы, за которые ситуация на рынке меняется, поставщики переключаются на новые каналы, контрагенты находят других партнеров… Но против «защитников бизнеса» ни силовой наскок СОБРа, ни проверенные рычаги «проверок» не сработали…

Что ж, остается юридическая казуистика. И подполковник Коренев пригласил к себе Виктора Фомича Чекулдаева, имеющего славу первейшего тиходонского крючкотвора – разрушителя уголовных дел и «разводящего» в сложных конфликтных ситуациях. Лис подгонял ему клиентов, улаживал конфликты, неизбежно возникающие с босяками, а потому пользовался непререкаемым авторитетом.

Точно в назначенное время массивная фигура адвоката показалась в дверном проеме.

– Здравствуйте, Филипп Михайлович. Как здоровье? Чем могу быть полезен? – Он излучал образцово-показательное участие.

– Можете, можете, Виктор Фомич, – кивнул Лис. – На этот раз лично мне…

Он подробно изложил историю с «Обществом по защите малого и среднего бизнеса».

Чекулдаев внимательно слушал, черкая золотым карандашиком в толстом блокноте с блестящим кожаным переплетом. Потом немного помолчал.

– Это оценочный вопрос, – наконец произнес он. – Можно посчитать, что штурм произведен в результате извинительной ошибки. А можно предъявить превышение должностных полномочий. Вы хотите, чтобы я принял на себя вашу защиту?

– Нет. Я хочу мирно уладить вопрос с заявителями. Вы можете провести с ними переговоры? Что они хотят? Черт с ними, я пойду на компромисс! Раз такое время…

Чекулдаев сунул блокнот в портфель и солидно кивнул:

– Разумеется, я проведу переговоры. Думаю, все упрется в деньги. Или, скорей, в услуги.

– Смотря в какие услуги! – мрачно сказал Лис. – В «шестерки» к ним я идти не собираюсь…