Читать книгу Провинция - Данил Сазонтов - Страница 6

Вьюга ревела и выла, как взбешенное животное. Летящие наискось острые снежинки превратили все сущее в сплошной белый шум, закрыли небо, закрыли мутное солнце, спрятали за своим белым покровом землю и горизонт. Крапа замутило, сталкер обессиленно упал на колени, от чего утонул в сугробе почти по грудь. Пальцы, несмотря на толстые перчатки, почти не работали, лицо закоченело даже под тканевой маской, а очки залепил снег. Кое-как выудив из кармана КПК, Крап смахнул снежинки с очков, нажал непослушным пальцем на кнопку включения «машинки» – экран тускло засветился белым светом, а потом тут же погас. КПК сломался от холода. А это значило, что мужчина заблудился и был обречен на гибель посреди заснеженного поля. Навалилась безысходная усталость, и Крап, поддавшись ей, мягко опустился в снег. Бороться без смысла он никогда не умел. Да и зачем окончательно выбиваться из сил? Чтобы проползти еще сто метров в этом белом аду? Нет уж. Крап предпочел легкую смерть – заснуть в сугробе и тихо отойти в иной мир (если он есть) в объятиях Морфея.

Снег принял сталкера охотно, как мягкая перина. Застывшие от боли конечности нудно зудели, но это не мешало сознанию засыпать. Снег долбил его по затылку, и эти удары чувствовались даже сквозь натянутую поверх лыжной маски шапку, убаюкивая сталкера.

Кажется, Крапа ждал рай. Умирающих грешников ведь не забирают ангелы. А дьяволами белые фигуры, мягко поднявшие его из сугроба, просто быть не могли. Крап попытался что-то сказать, но губы и язык не слушались его. А после мир погас.

Очнулся сталкер на топчане у костра. В помещении с бетонными стенами, а вовсе не в райских садах. Кисти и стопы болели так, будто их сунули в огонь. Верхнюю одежду с него кто-то стянул, рядом с головой поставили термос. Со стоном Крап сел, схватился за гудящую голову.

– Проснулся? – спросил голос за его спиной.

Крап обернулся и увидел мужчину в советском армейском бушлате. В одной руке мужик держал алюминиевую кружку, а в другой – шапку-ушанку.

– Мы где? – хрипло выдавил Крап.

– В укрытии мы. Полдня назад тебя наши притащили. Ты кто такой вообще?

– Сталкер я… А «ваши» – кто?

– Наши – это зимние. А тебя я что-то не помню. Первый раз в Зоне что ли?

– Иди ты… Третий год хожу.

Мужик недоверчиво сощурился, а потом хлопнул себя по лбу.

– Так ты не зимний, наверное!

– То есть?

– Зимой в Зону ходишь или в остальное время?

– Первый раз зимой.

– Ну, так, значит, никакой ты не опытный, а новичок, и весь твой опыт – туфта. Зимой вам в Зоне нечего делать. Придет Промокашка, у него поспрашивай, он у нас тут самый вумный.

– А ты кто?

– А я Сова. Квартирмейстер, типа. Ты сам-то чего в Зоне сейчас забыл? Не сиделось на большой земле?

– Мне к ЧАЭС надо.

– Не дойдешь, – отрезал Сова. – Тебя Зона холодом убьет или заплутает. Как тогда. Знаешь, где тебя нашли?

– В поле. Со стороны Агропрома заходил.

– Как бы не так. Мы сейчас в котельной. А тебя нашли вон, двести метров от стен. Заплутал ведь, да?

– Мне казалось, я в поле чистом.

– Это Зона зимняя. Думал, небось, раз половина мутантов спит, а аномалии как на ладони, так ты до ЧАЭС дорвешься?

Крап замялся.

– Честно говоря, так и думал…

– Не все так просто. Что забыл-то там?

– Монолит. Нужно к Монолиту.

– Придурок…

Откуда-то со стороны входа донеслись тяжелые шаги, приглушенные голоса. Вернулась группа Промокашки. Сталкеры ввалились в жилое помещение, как группа бигфутов – высокие, мощные, усыпанные снегом, что-то невнятно ревущие.

– Эй, эй! А Минус где? – воскликнул Сова, едва сталкеры постягивали с лиц балаклавы.

– Все, Сова. Минус в минусе. В «жарку» прыгнул, – ответил, кажется, главарь.

– Сам?! – квартирмейстер хлопнул себя по коленям.

– Сам. У него от холода в голове помутилось, – сказал другой сталкер, веснушчатый рыжий парнишка. – Все только и ныл, что мерзнет, а как проталинку от «жарки» увидел, так сразу к ней. «Погреюсь», грит, аккуратно. Он, зараза, замыкающим шел, никто цапнуть не успел. Ну и все – сгорел.

– Да если б не он, мы бы не дошли, хоть согрел… – включился в разговор третий сталкер.

– Дело говоришь, Боря, – кивнул лидер, сбрасывая со спины тяжелый рюкзак.

– Надыбали хоть что-нибудь? – поинтересовался Сова.

– Ага. Ни шо, а сущи, так скать, цінністи! – подмигнул товарищу пожилой мужик с пышными усами.

– «Светляков» пара, «рыбка», «пузырей» три, ну и мелочь, «медузы», «цветки», – пояснил Промокашка, выгружая из рюкзака контейнеры.

– Куда дойти-то смогли? – спросил Сова.

– Недалеко. Дальше завода на Янтаре не заберешься. Излучение бьет. Минуса, походу, им и накрыло.

Крапа, кажется, игнорировали нарочно, и тогда он решил заявить о себе кашлем. Промокашка обернулся на спасенного через плечо.

– Ну, тетеря сонная, рассказывай парням, кто таков, откуда и зачем, – молвил лидер зимних сталкеров, возвращаясь к рюкзаку.

– Да что рассказывать? Крапом кличут. Сталкер, из опытных…

– Это в сезон, имеется ввиду, – вставил Сова.

– Да уж ясно, что в сезон, – кивнул Промокашка.

– Мне на ЧАЭС надо, – выпалил Крап.

Вот тогда-то мужики и притихли.

– Тебе, паря, мозги, наверное, отморозило, да? – снисходительно, как клинического дебила, спросил его сталкер, которого до этого назвали Борей.

– Та он ёкнутый, хлопцы! – воскликнул украинец, нервно дергая себя за ус.

– Тише! Подумаешь, первый раз мужик тут. Нет хода к ЧАЭС, Крап. Забудь. В Зоне зима – это тебе не на Большой земле. Тебя холодом убьет раньше, чем ты до Складов доползешь. В аномалию, положим, не влетишь, раз уж опыт, хоть и сезонный, есть, а вот Хладом накроет – будешь на одном месте топтаться, пока не помрешь. Нет, брат, бросай эту затею.

– Мне либо на ЧАЭС, либо в гроб. Я должен попробовать, – Крап сжал челюсти.

– Монолит ему нужен, – снова подал голос Сова.

– Для чего? – строго спросил Промокашка, разворачиваясь к новичку лицом.

Крап смотрел в пол, сжав губы.

– Отвечай, – приказал Промокашка.

– Рак у меня. Неоперабельный.

– Серьезно, – крякнул Боря.

– Вот что, Крап… У тебя деньги есть? – поинтересовался Промокашка, после полуминутной паузы.

– Есть.

– Тогда готовься платить. Будем тебя собирать к Монолиту.

Ветер утих, и снежинки замедлили свое падение, кружились плавно и грациозно, похожие на маленьких балерин. Крап и парни Промокашки стояли на холме, осматривали окрестности. Это была вторая вылазка новичка с тех пор, как сталкеры спасли его от смерти. Вылазка преследовала две цели: собрать артефакты и показать Крапу, что такое Зона зимой.

Теперь мужчина узнал, что холод в Зоне – самая опасная и самая огромная аномалия. Спасения от него не было. Мертвые когти стужи пронзали любую одежду, рано или поздно. Ничего не помогало. Сталкеры носили с собой сразу по несколько термосов каждый, и то хватало их ненадолго, точнее, недалеко. Выпили половину – дуй домой, то бишь, на базу. Спастись от холода было можно в зданиях: зашел, развел огонь и сиди, грейся… Только вот здания, не занятые постоянно, быстро захватывали твари. В зимний период большая часть мутантов впадала в спячку или вообще подыхали, во всяком случае, кровососов, псевдогигантов, снорков и прочих жертв экспериментов сталкеры не видели. Зато кабаны, плоти, собаки и псевдопсы никуда не девались, а наоборот, сбивались в крупные стаи и представляли вполне реальную угрозу немногочисленным бродягам. В прошлом году огромная свора псов терроризировала Кордон и сталкеры оттуда оказались вытесненными на блокпост, где вместе с военными отбивали атаку мутантов. Отбили успешно, а потом успешно же отправились в тюрьму. С тех пор сталкеры военным помогать не спешили. Были еще химеры, но те, в отличие от остальных активных мутантов, так и бродили в одиночку, причем по всей Зоне, иногда даже до Свалки добредали. Промокашка рассказал Крапу, что в прошлом году наблюдал сцену охоты стаи псевдособак на одинокую химеру. Из пятнадцати собак погибли шесть, но химеру-таки завалили и сожрали. А заодно и собратьев тоже – зима же, нельзя мясу пропадать. Про контролеров Крап тоже спрашивал, но лидер зимних сталкеров честно признался, что не знает, впадают ли псионики в спячку или нет. Часть бродяг, что забирались дальше Свалки, к пустому и вымершему «Ростку», рассказывали байки, мол, контролеры и изломы – как люди, закутываются в тряпье и ходят по сугробам, грустные и поникшие. И если увидишь вдалеке сутулую фигуру в рваной шинели или кособокой шапке-ушанке, то знай – это мутант. Впрочем, оговорился Промокашка, наслушавшись таких легенд, можно ненароком и своего подстрелить – того же Сову, например. Но мутанты, это так, отчасти ерунда, сказали новичку бывалые зимние сталкеры, куда страшнее – Хлад.

Хладом в Зоне звали обширную и очень мощную галлюцинацию. Механизмы и природа этого помешательства были неизвестны. Выжившие (в том числе и Крап) рассказывали всегда одно – Хлад коварен, он пробирается в твою голову аккуратно и незаметно. Тебе не кажется, что ты шел по лесу и вдруг оказался в поле, нет. Хлад подменяет твою память. Ты выбьешься из сил и замерзнешь в сугробе, потому что будешь помнить – шел по снежному полю огромное количество времени и поэтому нет смысла идти назад, как и вперед, раз там тоже нет ничего кроме снега. И умрешь, может быть, в пяти метрах от стен базы. Коварная штука Хлад, хотя бы потому, что непредсказуемая. Но, в отличие от того же пси-излучения, Хлад не накрывал массово, только одиночек. Поэтому зимние сталкеры предпочитали держаться группами. Крап же планировал идти один, и от Хлада застрахован не был. Но не боялся. Все-таки двум смертям не бывать.

Кроме элементарных знаний о зимнем мире Зоны, новичок получил и ответ на то, зачем сталкеры лезут сюда в столь непригодное для жизни время. Зимой аномалии рождали артефакты особенно активно. Хотя, может, так просто казалось из-за отсутствия конкуренции. Каждая ходка обеспечивала группе Промокашки полные контейнеры артефактов, в том числе и очень дорогих. Как признавались нехотя сами ходоки, вырученных за зиму денег им потом с лихвой хватало на то, чтобы безбедно существовать целый год. В любой другой ситуации Крап бы без вопросов остался с Промокашкой и его товарищами, но ни артефакты, ни вырученные за них деньги не способны были вылечить рак…

Чуть позже, на базе, лидер сталкеров отозвал новичка в сторону, прихватив рюкзак. Они сели на старую паллету, закурили.

– Есть у меня для тебя план, Крап, – поведал Промокашка.

– Что придумал?

– В общем так. Деньги тебе у Монолита не особо нужны будут, так что давай так – отдаешь нам остатки, не считая. Мы скидываемся тебе артами, патронами к карабину, термосов пяток с собой и главное – лыжи.

– Арты мне чем помогут? – недоверчиво покачал головой Крап, решивший, что Промокашка просто хочет выцыганить у него оставшиеся деньги.

– Смотри сам: вот «глаз», – сталкер извлек из рюкзака продолговатый красный артефакт, похожий на каплю. – Тонус организма поддерживает, от некроза при обморожении спасает, проверено. Ну и удачу, вроде как, приносит. А вот тут – «огненный шар». На вес золота ценятся, больше одного дать не могу.

– Так он же барахло, почему на вес золота? – фыркнул Крап.

– Это в сезонное время он, может, и барахло. А зимой тебе такая вечная печка в кармане может жизнь спасти.

– Слушай, а это «пустышка» там?

Промокашка кивнул, показал собеседнику два синих диска, склеенных меж собой склизкой субстанцией.

– Ее не дам. Чтобы подействовала, надо неделю как минимум носить, а в таких условиях… «Пустышка» тепло тянет. Она тебя убьет просто-напросто.

– Ладно, что еще дашь?

– Пару «пузырей», чтобы все остальное заглушить. Таскал на себе такие когда-нибудь?

– Не приходилось, – ответил Крап. – Я артефакты обычно сдавал сразу.

– В общем, «пузырь» – штука не вечная. Первое время нуклиды глотает очень хорошо, но, в конце концов, забивается, как забьется, начнет сам излучать. И тогда – лучше все артефакты сразу выбрасывай, мало не покажется.

– Как понять, что «пузырь» забился?

– Не прозеваешь – он у тебя почернеет и соплями такими вонючими начнет течь.

– Понял. Что-то еще?

– Нет, с артами закончили. Теперь еще маршрут неплохо бы обсудить. Ты как идти собирался?

Крап прикинул в голове маршрут.

– Ну, как… Бар, Склады, Радар, Припять и… – он махнул рукой.

– Опасно. У тебя КПК с собой?

Новичок достал карманный компьютер, открыл спутниковую карту. Промокашка, в свою очередь, углубился в свой аппарат совсем старого образца (такие были более устойчивы к холоду).

– Вот, видишь, – сказал лидер, тыкая стилусом в экран. – Мы тебя выведем на «железку», вдоль нее махнешь к «Ростку». Пересиди там с полдня, восстанови силы, снегу на чай натопи, ну ты понял… Может, кого из сталкеров застанешь. Дальше – дуй к Складам. К базе «свободных». Если очень повезет, и мутантов не будет, перекантуешься.

– Ну, а потом на Радар, – нетерпеливо перебил Крап.

– Не вздумай даже. Выжигатель кто-то осенью врубил опять, излучение аж до самого Барьера бьет.

– Как же тогда быть?

– Гляди сюда, – стилус постучал по карте. – Вот здесь, восточнее Складов пройдешь…

– Знаю, это Распадок. Палестинка, – кивнул Крап.

– Понятия не имел… Так вот, через этот Распадок дуй на реку, по льду запросто пойдешь, быстро. В районе речного порта поднимись в город, пережди. Ну а дальше уже напрямик. В плане ЧАЭС я тебе не советчик.

– В общем, понятно. Спасибо, Промокашка. Пойду собираться.

– Иди. И, это… Удачи тебе, Крап. Врать не буду – шансов почти нет, и только на словах все просто.

– Я знаю. Я знаю… – задумчиво ответил Крап, кивая головой.

Он выдвинулся с базы утром, едва забрезжил рассвет. Тяжелый рюкзак с полными термосами чая и котелком за спиной, связка артефактов под курткой, на ногах массивные охотничьи лыжи, а на шее – карабин. Сталкеры из группы Промокашки решили не провожать безрассудного коллегу. Сухо пожелали удачи, похлопали по плечу и скрылись в своей уютной котельной.

Крап остался один на один с белой обледеневшей Зоной.

А погода, кажется, благоволила одинокому путешественнику. Ветер улегся, с белесого неба перестало сыпать. Только вот холод действительно не сдавался. Медленно, но верно подступал к сталкеру, пытался пробраться под его одежду, сковать мышцы…

Крап поднажал. Насыпь железной дороги возвышалась над безжизненной равниной. Вскарабкавшись на нее, мужчина приложил руку ко лбу. В ясном и прозрачном воздухе окрестности прекрасно просматривались – далеко впереди высились корпуса «Ростка», многообразие его фабричных труб и легкий дымок, сигнализирующий о том, что на территорию завода забрели разумные гости. Это приободрило Крапа, и он прибавил шаг. К лыжам сталкер привык, ходить удавалось достаточно быстро. Снежок вкусно хрустел под ногами, и этот звук был единственным в утренней ледяной тишине. Краем глаза бродяга заметил какое-то движение слева, в стороне Янтаря. Повернув голову, он увидел черную фигуру псевдопса. Мутант сидел на снегу метрах в ста от железной дороги и смотрел на человека. Крап остановился как вкопанный, схватился за карабин, но тварь не спешила нападать. Наоборот, пес, зевнул, медленно поднялся на четыре лапы, развернулся, махнув хвостом, и побрел в сторону пересохшего озера. Крап сглотнул слюну. Псевдособаку он видел далеко не впервые, было дело, сталкивался. Но сейчас ему стало страшно. Быть может, от того, что животное повело себя совсем нетипично. Не бросилось, не зарычало, а просто сидело и смотрело. Как черный призрак, предзнаменование смерти. По спине пополз неприятный холодок. Который вполне мог оказаться следствием стояния на одном месте. Несколько глотков из термоса разлили по телу драгоценное, но такое недолговечное тепло, прогнали страх и тоску. Крап убрал чай обратно и продолжил путь. Шагать в тишине было скучно, и сталкер решил запеть. Только вот песня получилась какая-то невеселая:

А не спеши ты нас хоронить,

А у нас еще здесь дела.

У нас дома детей мал-мала,

Да и просто хотелось пожить…

Допев до конца, Крап замолчал. «Росток» медленно, но верно приближался.

Железная дорога уперлась в закрытый наглухо ангар, и сталкер сошел с нее, негнущимися пальцами стянул с онемевших ног лыжи и не без труда воткнул их между спиной и рюкзаком. Снега между бетонными коробками зданий «Ростка» было немного, а вот заборов – порядочно, и сигать через них с лыжами на ногах мог разве что циркач. Клоун, например. Бродяга усмехнулся этой мысли, но вскоре снова нахмурился – здесь, на задворках комплекса, все было настолько однообразным и одинаковым, что можно было запросто заплутать. Через пятнадцать минут блужданий среди нагоняющих клаустрофобию зданий, сталкер заметил, наконец, знакомую дорогу. Пролез в дыру в сетчатом заборе, огляделся по сторонам и с удовлетворением понял, что находится на самом краю так называемой дикой территории «Ростка». За его спиной пролег путь к Янтарю, а впереди – дорога к бару. Крап шмыгнул носом, помахал цепенеющими от холода конечностями и поплелся туда, откуда поднимался над крышами корпусов легкий дымок.

Дымило из подвального окошка большого склада прямо напротив базы «Долга», предусмотрительно закрытой на огромный навесной замок (вряд ли «красные» ограничились им, наверняка еще и растяжек понаставили). Крап вошел в здание, спустился в подвал, вход в который приветливо выделялся в темноте теплым светом, и увидел, что в дальнем углу, у небольшого, но яркого костра, сидит согбенная фигура в шубе. Сразу вспомнились страшные рассказы Промокашки, и сталкер взял наизготовку оружие, только потом откашлялся, привлекая внимание. Человек у костра поднял голову, целиком замотанную шерстяным шарфом, кивнул Крапу.

– Садись, не обижу, – глухо, но вполне громко сказал неизвестный.

Замерзший бродяга с удовольствием подошел к костру, не опуская, впрочем, карабина, сел на бетонный пол, быстро стянул обувь и перчатки, хотел расстегнуть куртку, но не стал, вспомнив о целой россыпи артефактов у тела, протянул к пламени руки и ноги.

– Издалека? – поинтересовался закутанный в шарф человек.

– С Агропрома, – ответил Крап, откручивая крышку термоса.

– Как зовут?

– Крап.

– А я – Старый.

– Давно в зиму ходишь? – поинтересовался Крап, отхлебывая чай.

– Я весь год тут.

Сталкер замер. Вот это уже было странным. Палец лег на спусковой крючок.

– Не слышал о таких сталкерах, – осторожно проговорил он.

– Я не сталкер, – признался вдруг неизвестный. – Я… Ты говоришь мы контролер. Не думай о стрелять. Не хочу убить. Трудно сейчас в Зоне. Нельзя много драться. Да-да, перемирие, спасибо, не знал слово. Читаю их, да. Давно. Сразу. Хочешь говорить ртом? Будет удобнее?

– Да, – хрипло ответил Крап глядя на замотанную в тряпье фигуру.

– Дай мне помощь. Дам услугу.

– Какую? – насторожился мужчина.

– Твоя посуда для горячего…

– Это термос.

– У тебя много. Подари один.

– А что взамен?

– За тобой идет волчья стая. Я могу прогнать.

– Волчья? Псевдособаки?

– Да. Много. Но смогу. Если не дашь термос, уйду, тогда придут и разорвут. Если убьешь – разорвут.

Крап задумался. В принципе, сделка выглядела очень выгодной. Один из пяти термосов взамен на безопасность.

– Ладно. Спасибо, Старый.

– Дай, – потребовал контролер.

– Держи, – Крап закрутил крышку сосуда и протянул его Старому, выпроставшему из-под шубы четырехпалую кисть. – Вскипятишь воду, закроешь – и будет долго горячей.

– Спасибо, – контролер кивнул и, спрятав термос за пазуху, поднялся. – Идти надо. Стаю гнать.

– А мне что делать? Вечереет уже, не в ночь же бежать?

– Сиди, держи огонь. Ночь спи, никто не придет. Утром ходи, – Старый пошел в сторону лестницы. Медленно, неуверенно, мелкими шажками, как ходили все контролеры.

– Будет безопасно? – продолжал спрашивать Крап.

Контролер остановился.

– Я не знаю. Это Зона. Тут безопасно нет. Но стаи не будет. Я иду. За мной не иди. Лучше…

И мир для сталкера погас.

В себя Крап пришел уже в густых сумерках. Костер почти потух. По-видимому, контролер усыпил его. Грязно выругавшись, сталкер принялся перебирать содержимое рюкзака, боясь, что коварный мутант украл что-нибудь. Но Старый его не обманул. Ограничился честно полученным термосом.

Костер сталкер оживил заготовленными кем-то (еще до контролера, потому что кострище было явно давнишним) деревянным хламом и с удовольствием лег на пол, подложив под голову рюкзак. Почему-то слова мутанта вселили в него уверенность.

Утро разбудило спящего холодом. Костер догорел, и в подвал проникла стужа. Оживив пламя, Крап наскоро перекусил галетами, оделся и покинул укрытие. Сегодня Зона не молчала. Наоборот. Холодное утро гомонило собачьим лаем и редкими дальними выстрелами. Ну, хоть небо цвета лунного камня не сыпало снегом. Это подозрительно походило на затишье перед бурей, поэтому сталкер поспешно нацепил лыжи и отправился в путь.

В принципе, база «свободы» находилась совсем недалеко от «Ростка», и Крап всерьез подумывал о том, чтобы просто-напросто пройти мимо, сэкономив время. Вспомнив карту, мужчина уже собрался повернуть сразу, углубиться в поля и лощины, но выйти на лед Припяти заранее, стараясь не думать о возможных опасностях, что таили пустые безымянные пустоши, но, на счастье Крапа, ветер поменял свое направление, подул с севера, бросил в лицо сталкера пригоршню сухого снега и принес с собой тонкий, протяжный рев. Рев мотора. «Двухтактовый, снегоход, наверное», – определил бродяга. Снегоход гнал где-то недалеко, на территории складов. А значит, поход к реке отменялся. Крап передумал обходить армейские склады, коль уж там сейчас находились люди, да еще и с техникой. Промелькнула злая шальная мысль: а не угнать ли снегоход? Хозяин наверняка пешочком до укрытия доберется, он-то вряд ли на ЧАЭС собирается… Отогнав нечестивые думы, Крап ускорил шаг, протаптывая широкую лыжню в нетронутом снежном покрове. Моторы вдали к тому времени стихли.

Дойдя до каменных завалов, сообщающих о начале территории армейских складов, Крап благодарил Зону и всех известных ему богов за то, что ветер донес до него звук мотора, не дав повернуть. Погода вновь обманула бродягу и он, пройдя буквально пару километров, уже не чувствовал ни рук, ни ног от холода. До реки он бы попросту не дошел. Или дошел бы, но не осилил переход до города. Подумалось, что парни Промокашки наверняка его уже похоронили за глаза – никто из них не скрывал того, что не верит в успех похода к Монолиту. Хотя до Монолита было еще слишком далеко. Он, в конце концов, и половины дороги не прошел. А Зона, как говорили сталкеры, не любит, когда кто-то обсуждает вероятный успех.

Допив остатки чая и схрумкав галету, бродяга двинулся к маленькому хутору у стен военной части. Хутор этот, все время, которое Крап ходил в Зону, ассоциировали с группировкой «Долг», но сам сталкер черно-красных парней не то, что здесь, на территории складов-то не видел ни разу. Вроде бы, рассказывали, что «долгари» использовали хутор, как перевалочный пункт перед провальным нападением на базу «Свободы». Знаменитую дыру в кирпичном заборе сделали, видимо, тогда же. Как раз к этой дыре направлялся Крап. Сталкеру не хотелось переть на базу по главной дороге и мосту, который простреливался с четырех сторон. А так – втихаря обойти, осмотреться, это было в его привычках. Если бы не жуткий холод и не окоченение, постепенно захватывающее конечности, он бы вообще устроил где-нибудь на дереве засидку и понаблюдал за базой. Но сидеть было нельзя, нужно было двигаться. Крап помахал руками, оттолкнулся ногой и покатился по склону оврага вниз. Чутье подсказывало ему, что на базе кто-то есть. Хорошее, верное чутье, присущее опытным сталкерам. Оно его обычно не подводило. Подтвердили это чувство голоса, донесшиеся со стороны двухэтажного штаба. Карабин сам прыгнул в руки, палец лег на спусковой крючок, и бродяга медленно пошел на звук.

У здания он увидел два снегохода, большие черные «ямахи», тяжелые и дорогие. Крапу довелось когда-то прокатиться на таком – пятьдесят три «лошадки», максимальная скорость почти девяносто километров в час, подогрев руля… И стоимость – как у вполне неплохой легковушки. Определенно, ребятки, приехавшие сюда на таких монстрах, деньги имели. Бродяга подкрался к первому снегоходу, нагнулся к замку зажигания, сдвинув очки на лоб. Тут его и засекли.

– Эй, ты! Стоять, нах…! – рявкнул голос со стороны штаба.

– И ствол брось! – добавил второй, хриплый и неприятный.

Крап поднял руки, снял карабин с шеи и скрепя сердце бросил оружие в снег. После чего выпрямился и посмотрел на хозяев снегоходов. Сказать, что парни выглядели круто – ничего не сказать. Вычурно, пафосно, но, черт побери, круто. Одни только зимние камуфляжные комбинезоны чего стоили – наверняка и покрытие у них было изнутри теплосберегающее какое-нибудь. А автоматы… Крап АК-12 видел всего один раз в жизни – у «долговского» генерала, и то издалека. Баяли, что стоит такая пушка бешеных денег, и достать ее крайне проблематично. А у этих парней, вот, пожалуйста, аж две штуки.

– Кто такой? Че тут забыл? Снегоход спионерить решил, гнида?

– Нет! – выкрикнул сталкер. Холод им мигом забылся, от страха бросило в жар. – Я сталкер, мимо шел просто, лю-любопытно стало, мужики, я ж… Я это… Крап меня звать! – зачастил бродяга, заикаясь.

– Сталкер, говоришь? Откуда приперся?

– С «Агропрома».

– А, знаю, там вроде сталкерня кучкуется. На склады зачем прешь? Смерти ищешь?

– Я… Я на ЧАЭС иду! Тут просто отдохнуть хотел, погреться. Я про вас не знал, мужики!

– Ладно-ладно, расслабься, – незнакомец засмеялся и опустил ствол автомата.

– А вы сами-то кто, сталкеры? – осторожно поинтересовался Крап.

– Не, – ответил хриплый. – Наемники мы, мужик. Я Двенашка, это – Семерка.

У Крапа мороз по спине пробежал. И вовсе не от холода.

Наемников в Зоне считали полулегендой. Во всяком случае, в той среде, в которой вращался бродяга. Говорили, что есть, мол, отдельные группки профессионалов, выполняющих тут какие-то заказы, псы войны, солдаты удачи, все такое. Хорошо вооруженные, отлично экипированные. И свидетелей всегда убирают. Вот последнее и напугало сталкера. Из оцепенения его вывел вопрос одного из мужчин.

– Че замолчал-то? – небрежно бросил хриплый Двенашка, спускаясь со ступенек. – Я говорю, в Припять с нами поедешь что ли?

– А я… отказаться могу?

– Да запросто, оставайся тут, замерзай, нах, – хмыкнул Семерка.

– Тогда я с вами.

– Ну, давай, хрен ли, залазь, – наемник оседлал снегоход и кивнул на заднее сиденье.

Крап снова стянул лыжи, забрался на пассажирское место. Рядом завел свою машину Двенашка.

И они погнали.

Крап, к вящему своему стыду, сидел, зажмурив глаза. Пассажиром ехать было действительно страшно. Территория складов кончилась, наемники вырулили на территорию распадка и, видимо потому что аномалий там отродясь не бывало, прибавили ходу. Бродягу замутило, от скорости его вжало в спинку сиденья. Семерка что-то прокричал, но свист ледяного ветра заглушил слова наемника. Сталкер что-то промычал в ответ, повернул голову в ту сторону, где летел Двенашка. Тот увидел, что Крап смотрит на него, поднял руку, оттопырил пальцы в виде буквы «V». Отвернулся при этом от дороги. И тогда бродяга увидел…

Снегоход на полном ходу влетел в «воронку». Здоровую, откормленную «воронку». Стального коня и его седока смяло в одну секунду. Брызнули, смешались кровь, масло и бензин, и даже до Крапа сквозь шум ветра в ушах и рычание двигателя донесся скрежещущий хруст, с которым здоровенный снегоход превратился в плотный брикет из смятых чудовищной силой металла, пластика и плоти.

Семерка посмотрел через плечо, выругался, но скорость сбрасывать не стал. Видимо, понимал, что и товарищу помочь уже нельзя, и выгоды из того, во что превратила Двенашку аномалия, не получишь. Хорошая логика, сталкерская, подумал Крап.

А впереди раскинулась панорама белого полотна спящей подо льдом реки Припять.

Ехать на снегоходе было чертовски холодно, поэтому вторую половину дороги Крап запомнил с трудом – не до осмотра окрестностей было, старался сберечь крохи тепла. А вот Семерке, похоже, все было нипочем. Гнал по льду реки, веселый, бодрый.

В город они въехали с востока, со стороны госпиталя. Объезжая немногочисленные аномалии и препятствия, наемник подкатил к подъезду девятиэтажного многоквартирника. К другим снегоходам. Заглушив мотор, Семерка повернул голову к сталкеру.

– Слезай, приехали, нах.

Крап честно попытался слезть со снегохода. Не получилось: просто завалился набок и съехал в утоптанный снег. Заледеневшие конечности заболели разом, как по команде.

– Ну екарный баба-а-ай, – протянул наемник.

Склонившись над пассажиром, он с трудом взвалил его на плечи и тяжело зашагал к двери подъезда. Крапу было стыдно, но поделать он ничего не мог. Мозг постепенно отказывался работать, мысли застывали на морозе. Меланхолично отметив, что его карабин Семерка бросил на снегу, сталкер попытался сказать об этом наемнику, но челюсти не слушались, а получившееся мычание на членораздельную речь не было похоже совсем.

Семерка взобрался на третий этаж и забарабанил в облезлую дверь. Открыли. Сталкер, висящий лицом к лестнице, не видел, кто. Только услышал мужской голос:

– Это еще кто? И Двенадцатый где?

– Сталкер. Подобрали тут, на Складах. А Двенадцатый в аномалию заехал.

– Жетон его где? – грубо настаивал голос.

– Ты екнулся что ли? Его «воронка» вместе со снегоходом в один брикет превратила, мля, как я тебе оттуда жетон должен был достать?

– Ладно. Проходи. Этот живой вообще у тебя?

– Живой, замерз только.

– Мышке скинь, мож, отогреет, – и голос неприятно захохотал.

Семерка хмыкнул и вошел в квартиру.

Когда лица Крапа коснулось тепло, он понял, что теряет сознание.

В себя сталкер пришел быстро, уже лежа на старой, заплесневелой кровати. Одежду и обувь с него наемник стягивать не стал, бросил, как попало. Подняв голову, тяжелую и непослушную, мужчина осмотрел комнату. На первый взгляд здесь было пусто. Потому что девчонку лет четырнадцати, прячущуюся за деревянным креслом, он сразу не заметил. Зато, когда увидел, искренне ею заинтересовался.

– Эй, ты кто? – осторожно спросил Крап, пытаясь рассмотреть девчушку, которая, услышав его, спряталась еще дальше за кресло.

– Хер она тебе ответит. Немая, – раздался голос Семерки, вставшего в дверном проеме.

Сталкер посмотрел на наемника. Тот уже скинул комбинезон и балаклаву, стало видно, что он еще совсем, в принципе, молодой мужик.

– Откуда она у вас?

– Когда сюда шли, подобрали на границе. Бомжиха или что, я понятия не имею. Перла в Зону, походу даже не знала, куда чешет. Ты как, согрелся? Давай, вставай к нам. Выпьем, закусим. Разуйся только, куртку сними.

– Не, куртку не хочу, – прохрипел Крап, вспомнив об артефактах. – Холодно.

– Ладно, – кивнул Семерка и удалился.

Крап посидел немного, затем скинул ботинки и встал, борясь с головокружением. Из гостиной доносился гомон голосов и музыка, но идти туда почему-то совершенно не хотелось. Наемники внушали сталкеру вполне оправданные опасения. Они не были своими. Вот группа Промокашки – те да, братья-сталкеры, хоть и зимние. А наемники… Мутный народ, себе на уме. Да и чувствовал Крап – так просто его никто не отпустит. Скрепя сердце мужчина прошел в большую комнату, остановился на пороге, с содроганием осматривая собравшуюся там компанию.

Наемников было пятеро. Младшему лет двадцать семь, старшему глубоко за сорок. Все какие-то одинаковые – идентичная форма, похожие лица и прически. Клоны. Машины. Роботы. Они отдыхали. Самый молодой сидел в углу, держа на груди портативный музыкальный центр, что изливал из себя какую-то попсу (причем на французском), и покачивал головой, смежив веки. Старший наемник и Семерка сидели на старом диване, занятые разговором. Остальные расположились у выдвинутого на середину комнаты стола, заставленного выпивкой и сухими закусками. Старший заметил Крапа, жестом приказал Семерке замолчать, вперился своими злыми, ястребиными глазами в сталкера.

– Проходи, садись, – сказал он, наконец.

Крап осторожно вошел в гостиную, сел рядом с Семеркой. Остальные наемники не удостоили его вниманием, чему мужчина был даже рад.

– То, что ты сталкер, Седьмой уже рассказал, – начал главарь. – А вот остальное… Будешь отвечать честно и четко. Понял?

– Да.

– Как давно в Зоне?

– Несколько дней.

– Что забыл на Складах?

– Шел мимо.

– Куда?

– В Припять.

Наемник заметно напрягся.

– Зачем? Кто послал? Какие цели?

– Никто не подсылал. Припять – промежуточный пункт. Остановиться, передохнуть. И дальше.

– На станцию?

– Да.

– Цели?

– Личные.

– Ты не понял? Повторяю вопрос. Цели? Третий раз по-хорошему не будет.

– Мне нужно в Саркофаг. К Монолиту.

– Для чего?

– У меня рак. Другое не поможет.

– Где гарантии того, что не врешь?

– Знал бы, справку бы от врача захватил, – начал заводиться Крап.

– В общем так. Считай, что тебе поверили. Только вот придется тебе, бродяга, какое-то время перекантоваться на базе.

– Это еще почему?! Я вообще не просил меня сюда тащить.

– Не кипешуй. Если бы ты влез в Припять сам по себе, тебя бы, просто сняли издалека, нах. Думаешь, город пустой? – вмешался Семерка.

– Седьмой прав. Отрядов в Припяти несколько. Не только наш. До выхода из города ты бы не дошел.

– И что мне делать?

– Расслабляться. Поешь, поспишь. Через пару деньков выведем тебя. А пока – извиняй. Седьмой, иди, накорми его, угости там, – главарь наемников небрежно махнул рукой, давая понять, что допрос окончен.

Спаситель Крапа встал с дивана, ткнул пальцем в коридор:

– Пошли на кухню, заодно и поговорим нормально.

Бродяга охотно последовал за солдатом удачи.

В тесной, выложенной казенным кафелем, кухоньке было неуютно и холодно. Крап сел за покрытый плесенью стол, опустил голову. Ситуация складывалась – паршивее некуда. От размышлений его отвлек Седьмой, поставивший на стол бутылку дешевого коньяка и банку тушенки. Судя по иероглифам на этикетке – китайской. Вслед за тушенкой, на столе оказались два граненых стакана, ржавый нож и погнутая вилка. Только потом Седьмой сел напротив гостя и потянулся за бутылкой.

– Вот такие дела, нах, – извиняющим тоном проговорил наемник.

– Давно здесь? – безо всякого интереса спросил сталкер, принимая у собеседника рюмку.

– Да как сталкерье схлынуло, так и подъехали. Снег выпал – снегоходами разжились, поставщики есть, – Семерка выпил, зажмурился.

– А занимаетесь чем?

Наемник покачал головой.

– Извиняй, нельзя говорить, сам понимаешь.

– Синдикат не позволяет? – Крап решил щегольнуть знаниями, которые нахватал у сталкерских костров.

Но Седьмой ухмыльнулся.

– Скажешь тоже, «синдикат»… Брехня это все, нет никаких синдикатов. Частная компания, вот и все, мля. И неразглашение интересов в контракте прописано. Мы одним занимаемся, другие группы – другим. Все просто. На Первого не обижайся, он параноик, всех на подозрении держит, с тех пор как контузило.

– И как вам Припять зимняя? – свернул с темы Крап.

– Хреново, браток. Видел, сколько нас? Пятеро. Было тринадцать. Так и звались – «Чертова дюжина». Больше половины потеряли, мля.

– Что-то скорби не видно, – подначил сталкер.

Седьмой моментально озлобился:

– Потому что мы тут – не братья, не друзья-товарищи. И потому что у нас, сука, работа такая. И подыхать на ней – норма, нах. Я скорбеть разучился, когда каннибалов черножопых в Замбии мочил, которые моих напарников жрали.

– Ничего себе…

– Угу. Это вы, сталкерня, тут пальцы веером делаете, типа, мля, все повидали, одни вы, нах, не пальцем деланные. Ни хера вы не видали.

– Может быть… Кстати, девчонка вам зачем?

– Мышка? Мы ж ее подобрали, когда в Припять перли. Бомжевала, мразота мелкая. Напросилась. Ну а хрен ли – бросать что ли ее? Взяли. Недельку пожила нормально, решила сваливать. Пацаны к ней подкат – кто, типа, за харчи, за обогрев платить будет, мля? Она кочевряжиться затеяла. Ну, ее заломали и… – Семерка красноречиво ударил себя кулаками по бедрам. – Дернули по кругу. С тех пор онемела, пищит только. Зато дает без вопросов. Скучно станет – можешь тоже натянуть. Или правду говорят, что вы, сталкерье, заднеприводные все?

Теперь разозлился Крап.

– Неправду. Только девчонку я не трону.

– А че, брезгуешь? Брось, у нас все ребята в этом плане здоровы. Или сам того, цепанул чего? Тогда да, не смей даже. А, во, слушай, че вспомнил: в Африке с этим делом пиндец какой-то был. Там бабы через одну с трипаками или сифилисом вообще. А трахаться-то охота, мы же не роботы, епт. И знаешь, че придумали?

– Нет.

– Приходишь, короче, в деревню, спрашиваешь, у кого тут дочки-целки, выбираешь одну, мамке пять сотен зеленью на лапу – и все. Делай что хочешь, можешь даже не возвращать. Типа женился. Всем отрядом ее по кругу, а потом, того – в расход.

– Зачем? – ужаснулся сталкер.

Тушенка комом встала у него в горле. Захотелось опрокинуть хлипкий стол на этого мерзкого урода, так легко рассказывающего такие мерзости.

– А куда ей потом? Только в могилу. В деревню хер вернешься, да и не нужна там никому. Думаешь, эти мамки не знают, куда дочек продают? Как же! Знают. Только там на пятьсот баксов можно всю жизнь горбатиться. А детей рожать – каждый год. Приоритеты, понимаешь?

– Понимаю.

– Чего не жрешь-то? Зря, наверное, я тебе про трипаки сказал?

– Да нет… – задумчиво ответил Крап, отрешенно глядя на Седьмого. – Я так, о своем…

И вдруг сталкер закашлялся. Хрипло и надрывно, все больше краснея с каждым мгновением. Решив, что гость подавился, наемник встал из-за стола, бросился на выручку.

Этого Крап и ждал. Когда собутыльник подошел на достаточное для удара расстояние, сталкер выбросил в его сторону руку с зажатой в ней вилкой. Кривые, как пьяные, зубья прибора воткнулись в горло Семерки, тот засипел, повалился на стол, по вилке на руку сталкера полилась теплая кровь. Крап рывком вскочил, схватился за кобуру убитого и вытащил из нее пистолет – увесистую девяноста вторую «беретту». Выщелкнув магазин и убедившись, что он полон, Крап ухватил пистолет поудобнее и шагнул в коридор, вспоминая, как именно расположились наемники.

Первую пулю схлопотал, как смешно ни звучало, Первый. Потом досталось парню с магнитофоном на груди, а уж за ним – сидящим за столом наемникам. Крап сработал так быстро, что ни один из солдат удачи не успел ничего сделать. Видимо, сталкерский опыт оказался все-таки покруче наемничьего.

Что-то шелохнулось за его спиной. Крап резко повернулся, поднимая пистолет на ходу. И почти ткнул его стволом в лоб Мышку, вышедшую на выстрелы. В груди колыхнулась ненужная и дурацкая гордость: смотри, девочка, я убил их, ты свободна!

Ничего она не была свободна. В памяти всплыли одни из последних слов Седьмого: «А куда ей потом? Только в могилу». Ублюдок был прав. Чертовски прав. Оставь Крап ее тут – обречет на тяжелую смерть от голода или холода. Не с собой же брать…

«Беретта» выстрелила еще раз, еще одно тело грузно упало на пол.

Гадко было на душе у Крапа. Слишком гадко. Показалось даже, будто что-то холодное потекло по животу. Из-за стыда, наверное, или…

Расстегнув куртку и взглянув на тканевый контейнер с артефактами, мужчина увидел, что тот пропитался черной слизью. Она и просочилась сквозь одежду. Крап выругался и, открыв отсеки с «пузырями», нашел драгоценные артефакты почерневшими, мягкими и осклизлыми. Выбросив их на пол, Крап немного подумал, а потом вытряхнул вообще все, кроме «огненного шара». Пусть он излучал радиацию, не такая уж беда, зато хотя бы грел, причем неслабо. Имело смысл покопаться в вещах убитых наемников, но сталкеру не хотелось даже прикасаться к этим выродкам и их скарбу. Обувшись, мужчина покинул квартиру, гордо задрав голову.

Ветер усиливался, поднимал в воздух снежинки и кружил их в сумасшедшем танце. От этого ветра безумно хотелось укрыться, забиться с головой в теплую уютную норку, желательно до самой весны. Потому что здесь, на крыше высотного здания, ветер пронизывал до самых костей, не жалея.

Но часовому-снайперу прятаться было нельзя. По крайней мере, не сейчас. Наемник закряхтел от холода и помахал руками, чтобы немного согреться. Его угрюмый напарник, сжавшийся в комок в углу крыши, глухо хмыкнул из-под балаклавы.

– Давай, терпи, казак, еще немного до смены.

– Да сил уже нет. Замерз, как собака… – снайпер осекся, прислушался к вою ветра.

– На снегоходе едут, – ответил ему корректировщик. – Эти, из корпорации. Не парься.

– Что значит, «не парься»? Они согласовывать должны. Ну-ка, вызови командира. Еще раз полезут без предупреждения в мою смену, мне похер, завалю и скажу, что так и было.

– Ладно-ладно. Сейчас, – напарник снайпера не без труда достал из кармана рацию, листок с частотами, вгляделся в него, надавил на нужные кнопки прибора и заговорил, пытаясь перекричать ветер. – Эй! Группа! Ответьте, мать вашу! Куда без согласования намылились?!

Рация не отвечала.

– Снегоход всего один! – почему-то злобно крикнул снайпер, уже припавший к оптике винтовки.

– Не отвечают, – отозвался корректировщик. – Видишь его?

– Нет!

– Как увидишь – вали.

– Понял…

Чувство холода у часовых отошло на второй план.

Крап гнал по улицам мертвого города, до отказа надавив окоченевшим пальцем на рычаг газа. Снегоход шел отлично, бодро. Скорость теперь чувствовалась совершенно по-другому, нежели когда он сидел на пассажирском сидении. Теперь сталкер был хозяином положения, теперь он не боялся. Снегоход вырулил на одну из последних улиц Припяти, открылся вид на последние высотки города. За ними ждала дорога к ЧАЭС.

Аномалию на своем пути Крап заметил в самый последний момент. Резко, до боли в руках, дернул на себя тяжелый, тугой руль, не желавший поддаться, чуть не свалился со снегохода, но смог свернуть. «Жарка» дохнула на него теплом, едва не подпалив рукав куртки, а через мгновение – разрядилась. Уносимый надрывно ревущей машиной в соседний дворик, сталкер так и не понял, что аномалию разрядила пуля, выпущенная снайпером на крыше высотки окраины. Того, что это был единственный шанс часового на верный выстрел, Крап тоже не узнал. Он уже катил к станции.

Громада ЧАЭС молчала. Зимнее, мертвое безмолвие давно окутало эти места, заковав станцию в кандалы ледяного анабиоза. Как никогда беззащитная, как никогда защищенная. Ни одно живое существо не пройдет здесь – умрет на подходах, не нарушая величественную тишину застывшей колыбели Зоны. Иней покрыл бетонные стены саркофага, как пушистая ледяная шкура, воздух едва не трещал от мороза.

И вдруг эту тишину нарушило жужжание. Словно большая назойливая муха пыталась прорваться к безмолвным цехам АЭС. Это снегоход со скорчившимся за его рулем седоком несся по заснеженной дороге вперед, к фаллическому ориентиру вентиляционной трубы.

Сердце Зоны не могло допустить столь наглого вмешательства. В ста метрах от входа в саркофаг перед носом «ямахи» с хлопком разрядился «трамплин», нос снегоходной машины подкинуло вверх, она надрывно рыкнула, завалилась набок, придавив ногу почти окончательно окоченевшему Крапу и затихла, растапливая разгоряченным от долгой езды боком снег. Несколько тягучих мгновений сталкер лежал без движения. Потом все же завозился, медленно, вяло, как ленивец, не без труда выпростал из-под техники онемевшую от холода ногу, попытался встать на четвереньки и увидел, что его пальцы до сих пор скрючены, как будто он все еще держится за руль снегохода. Попытки пошевелить ими успехом не увенчались. Стараясь не паниковать, мужчина неловко выпрямился, приложил руки к теплому от перегрузок двигателя боку снегохода. Немного помогло, пальцы нехотя и слабо отозвались на попытки согнуть их. Теперь нужно было согреться изнутри… Чай еще остался. Перчатка скользила по крышке термоса, и Крап снял ее. Снял и ужаснулся – рука была иссиня-фиолетовой, а пальцы черными. Обморожение. Зажмурившись от боли, сталкер отвернул крышку и припал к горлышку термоса. Горячий чай потек в рот, обжег глотку, стек по обмороженному подбородку, едва тронув его теплом. Нужно было вставать и идти. Последняя сотня метров – и он в саркофаге, он почти у цели. Крап выпрямился, сбросил с шеи карабин и рюкзак, отшвырнул сломавшиеся в падении лыжи и поплыл по снежному озеру к черному провалу разверзнувшейся пасти ЧАЭС…

В бетонном нутре саркофага было не так холодно, как снаружи. И все равно стужа была невыносимой. Стены, когда-то грязно серые, с потеками грязи и ржавчины, спрятались за девственным белым покровом колючего инея. Саркофаг походил на огромную морозильную камеру и, в принципе, ею и являлся. Звуки умерли от холода. Цвета потонули в безжизненной белизне. Даже ползущее по ледяному полу существо, когда-то бывшее человеком, сейчас же представляющим из себя лишь жалкую согбенную и почерневшую пародию на это гордое звание, почти не издавало звуков. Существо карабкалось по груде спрессовавшегося, окаменевшего мусора взорванного реактора, тяжело дыша. Содранные почти до кости, полуотмершие пальцы, цеплялись за раскрошившиеся бетонные блоки. Еще один рывок – и человеческое существо увидело Его.

Черный кристалл идеальной формы, с безупречными гранями, стремящимися ввысь, был закован в толстую броню прозрачного льда, как древний мамонт, навек уснувший в водяной толще. Но, в отличие от мамонта, Монолит был жив. Даже сквозь толщу льда чувствовалась его энергия, его потусторонняя жизнь, неспящая в глубине черной глыбы. Не было такой силы, которая могла бы сломить эту жизнь в камне. Не было человека, способного погасить черную искру в сердце Монолита. Как и того, кто сумел бы ему воспротивиться…

Человеческое существо, умирающее от холода, на мгновение ожило. Крап не помнил, кто он, откуда, зачем он шел сюда, он позабыл почти все, кроме одного желания. Самого заветного. Самого настоящего. Единственного.

Обкусанные синие губы разлепились. Сжатые от холода челюсти пошевелились, издавая едва слышный звук:

– Дай мне… согреться…

Монолит гордо и молча возвышался над ничтожным червем. Но даровал ему желаемое.

Крапа сначала затрясло. Жар начался с рук, постепенно захватывая все тело. Конечностям вернулась подвижность, на мгновения зажглись погасшие уже клетки больного, пораженного раком и холодом мозга, наполняя голову мыслями и образами. Засверкали подернутые предсмертной мутью глаза.

А потом черные руки сталкера вспыхнули. Огонь охватил ладони, жадно вгрызся в рукава куртки, будто пробуя мужчину на вкус, а потом с ревом окутал его целиком. Человек сгорел быстро, как спичка. Обугленный труп упал в снег, растапливая его своим, не нужным более никому, теплом.