Читать книгу Список Райской - Данила Чебоксаров - Страница 4

Моего нынешнего основного полового друга зовут Иван. Шаблонное, ставшее классическим и даже нарицательным русское имя, на самом деле являющееся еврейским – это наша славянская адаптация иудейского имени Иоханан. О чём я иногда напоминаю Жану – в лицо я его называю французским вариантом, а за глаза – иудейским оригиналом. Он начинает беситься и говорит, что я несу полную ахинею и ересь, и что я густопсовая (он выражается «махровая») антисемитка. Тогда мне становится скучно, и я начинаю дотошно выяснять, каким образом утверждение, что имя Иван имеет еврейские корни, доказывает мои юдофобские убеждения (впрочем, я действительно евреев недолюбливаю). Жан-Иоханан начинает бесноваться ещё сильнее, он остаётся без секса, а я либо отправляюсь к другому ебарьку, либо уединяюсь с Фридрихом.

Каждый раз, когда я перечитываю «Лолиту», мне до зуда во влагалище становится любопытно, каким местом думал Набоков, прицепляя своему альтер-эго Гумберту Гумберту фаллос длиною в фут? Не иначе, как своим пятидюймовчиком – уверена, у этого самодовольно-самовлюблённого мудня был не больше 12 сантиметров. Американский фут – это приблизительно 30 см, если вы не в курсе. И у меня возникает вполне закономерный вопрос: каким образом Гумберт пялил футом набоковской фантазии девчушку, совсем недавнюю целочку? Да ещё по нескольку раз в день? Возможно ли такое физически и физиологически? Возможно только в том случае, если хер Гумочки был как у козла.

Вы когда-нибудь видели эрегированный член крупного племенного козла? А я вот в своё время насмотрелась у бабки на козлиной ферме. Так вот, стоячий козлиный пенис очень длинный, как в мечтах и книге Набокова, и очень тонкий, как моё чувство юмора – причём сужающийся к концу (пардон за невольный каламбур) и завершающийся малюсенькой, с горошину, залупкой. Козлы чрезвычайно похотливые, извращённые и непритязательные создания – те ещё сладострастники – выражаясь языком Достоевского. Они пытаются трахнуть всё что движется (и что не движется тоже), у них постоянно стоит, чем они так или иначе пользуются. Если присунуть никому и ничему не удаётся, они, например, могут мощно поссать из своей торчащей елды, попить при этом свою мочу и попутно отсосать (или, скорее, отлизать) самому себе.

Но я немного отвлеклась. Я хочу рассказать не о козлах (о них позднее), не о козле Набокове, не о его грёзах о большом хере и маленьких девочках и о больших херах в маленьких девочках. Почему меня особенно возмущает в его романе неправдоподобное сожительство двенадцатилетней мокрощёлки и футового елдака, так это потому, что у Жана фаллос длиной как раз в фут (30.4 см, если быть точной – замеряла три раза) и обхватом 7 см. И это, доложу я вам, невъебательски охуенный хуй, который с огромным трудом, весьма и весьма натужно входит в мою бывалую мандёнку – не сказать, чтобы лоханку, но обслужившую 76 гостей, на минуточку. Владимир Владимирович, ау! Даже головка такого члена не войдёт в маленькую поблядушку!! Я поднимаюсь на секс с Иохананом как на маленький подвиг, и только потому что люблю его (или что-то типа того).

Но тут, сдаётся мне, самое время рассказать о моей настоящей дефлорации.

***

Как-то давно я в паутине наткнулась на понятие «телегония». Меня заинтересовала тема, и я прочла всё доступное на этот счёт (и не только в сети). Материала, кстати, было очень мало, но с тех пор, теша себя надеждой, что мои дети не родятся розовыми и пластмассовыми, я стала невольно присматриваться к подходящим кандидатам, коих оказалось ещё меньше, чем информации о телегонии. (Только этим и можно объяснить то, что при моей сексуальной необузданности я так поздно познала мужика).

У меня, a propos, есть хороший и вполне благопристойный рассказ на эту тему. Приведу-ка я его здесь, а то вы, небось, так и не загуглили про телегонию.

ТЕЛЕГОНИЯ

В ресторане пятизвёздочного курортного отеля, за столиком на открытой террасе, откуда открывался прекрасный вид на ночное море, чётко освещаемое полной луной, сидели трое.

Импозантный, экстравагантный господин лет сорока с небольшим, с подстриженной, ухоженной, совершенно, не по годам седой бородой и с каштановыми, местами тоже с сильной проседью волосами по плечи; чрезвычайно привлекательный, атлетически сложенный молодой человек нордической наружности и совсем юная миловидная девушка, практически девочка.

Мужчины пили красный винтажный португальский портвейн пятнадцатилетней выдержки, перед барышней стоял высокий барный стакан свежевыжатого ежевичного сока.

– Вы слышали о таком явлении как телегония, юноша? – осведомился серебробородый Аристарх Иванович, пыхнув длинной доминиканской сигарой.

– Послушайте, мне почти тридцать, и называть меня юношей совсем неуместно, на мой взгляд, – немного раздражённо отозвался красивый молодой человек. – И, если не ошибаюсь, в отцы вы мне не годитесь. Я же представился, меня зовут Ярополк. Можно: Ярик.

– Не прав, признаю. Приношу извинения, – поспешно, примиряющим тоном проговорил Аристарх Иванович. – Прекрасное, редкое славянское имя… – Он запнулся, словно вспомнив что-то. – Я не предложил вам сигару. Желаете? Или вы не курите?

– Практикую время от времени, по настроению, – ответил Ярополк. У него была оригинальная летняя стрижка: густые соломенные прямые волосы на макушке, длинная чёлка и выбритые затылок с висками. Щёки и скулы покрывала обильная светлая недельная щетина. – А от хорошей сигары уж точно не откажусь.

Аристарх Иванович вынул из кармана легкого хлопкового пиджака чёрный кожаный футляр на четыре сигары, газовую турбозажигалку с тремя соплами и серебряную гильотинку.

Ярополк обрезал сигару:

– А лучинки у вас, случаем, нет?

– О, да вы ценитель! – удивился Аристарх Иванович. – Нет, никогда не пользовался лучиной. Привычка. С молодости привык к зажигалке.

Молодой человек умело раскурил сигару.

– Гаванские?

– Доминикана. Могу позволить себе любые, но предпочитаю их. Каприз своего рода, – Аристарх Иванович пригубил вино. – Впрочем, мы отвлеклись. Вы знаете, что такое телегония, Ярик?

– Слово смутно знакомое, но значения не помню.

– Телегония – это наука о том, что первый самец самки млекопитающего (и не только млекопитающего) оказывает удивительное воздействие на всё последующее потомство самки. Иначе говоря, если брать в расчёт человека, первый мужчина в жизни девушки является генетическим отцом всех её детей.

– Вспомнил, – сказал Ярополк. – Но, как я понял из немногого прочитанного на эту тему, это псевдонаучная теория, не так ли?

– Я придерживаюсь противоположной точки зрения. Есть многое на свете, dear Yarik, что и не снилось нашим мудрецам. – Аристарх Иванович пустил в стол тонкую струю дыма. – Я биолог по образованию и посвятил этой проблеме несколько лет своей жизни. Проводил эксперименты на животных, в том числе. И поверьте мне, я вполне убедился, что первый самец крайне важен для женщины, – он остановил взгляд на торсе нового знакомца – тот был в открытой белой майке с логотипом Олимпийских игр в Сочи – и прервался, о чём-то задумавшись. – У вас чрезвычайно развита мускулатура. Вы занимаетесь с отягощениями?

– Нет. Подтягивания, отжимания, брусья. Плаваю много, по роду нынешней деятельности, – отозвался молодой человек. – Природа благоволила мне, я – ярко выраженный мезоморф, так что в тренажёрном зале даже нет нужды.

– О, природа во всём одарила вас крайне щедро! – живо воскликнул Аристарх Иванович. – У вас хорошие зубы, превосходная, практически без родинок, кожа – это говорит о породе. Я знаю вас менее двух часов, но уже вижу, вы умны, образованны, эрудированны. К тому же – знаете ли вы это? – вы подходите под все критерии «истинного арийца».

– Спасибо, конечно, – Ярополк вдруг насторожился. – А вы, собственно, с какой стати начали петь мне дифирамбы, позвольте полюбопытствовать?..

– Позволю. И поясню, – задумчиво произнёс Аристарх Иванович. – Дело в том, что у меня к вам весьма и весьма необычное предложение, Ярик… Я хотел бы, чтобы вы дефлорировали мою дочь.

– Фу, папа, – в первый раз за всё время беседы подала голос девушка и глотнула ежевичного сока. – Нельзя было как-то потактичнее?

– Да куда уж тактичнее, Аглая Аристарховна!

– Однако ж!.. – проговорил Ярополк, ошеломлённо покачав головой.

– Так вы согласны?

– Нет.

– То есть как «нет»?.. – опешил Аристарх Иванович.

– Вот так. Я не могу на такое пойти. У меня есть принципы.

– Это прекрасно, что вы столь принципиальны. Только какие же в данном случае могут быть принципы?.. Вы, что ли, женаты?

– Нет.

– Тогда что же? Вы готовы невесть ради чего отказаться от юного девственного тела? Всякий мужчина мечтает о подобном! Или, может быть, моя дочь вам совсем не нравится?

– Дело не в этом. Во-первых, я занимаюсь с женщиной сексом только в том случае, если испытываю к ней чувства. Во-вторых, это большая ответственность. В-третьих, у меня никогда не было девственницы. В-четвёртых, это попахивает уголовным преследованием… сколько вам лет, мадмуазель?

– Ей ***, – ответствовал отец.

– Вообще-то, *** с половиной, – поправила его Аглая.

– Слушайте, я прошу вас об одолжении, какие тут могут быть уголовные последствия? Об этом кроме нас троих никто не узнает, – поспешно заговорил Аристарх Иванович, кинув на дочь гневный взгляд. – Одумайтесь! Вы – идеальный дефлоратор. Такой материал пропадает!

– Спасибо за угощение и за столь заманчивое предложение, – Ярополк поднялся со стула. – Признаюсь, я польщён. Всего доброго.

– Подождите, пожалуйста, – устало молвил Аристарх Иванович. – М-да, никак я не ожидал от вас такой реакции. Но что ж, подобное поведение лишь удваивает вашу ценность, подтверждая ваши высокие моральные качества – в коих, собственно, я и не сомневался. – Он осушил бокал, налил ещё портвейна. – Может быть, это не заметно, но я богатый, весьма богатый человек и готов щедро заплатить за данную процедуру.

Ярополк смерил седобородого эксцентрика долгим внимательным взглядом своих умных серо-голубых глаз:

– Я похож на проститута?

– Вы похожи на исключительного дефлоратора, мой друг. Если вы не желаете сделать мне и моей дочери, и всему моему потомству… одолжение, то воспримите это как работу. Что такое работа? Вы выполняете некие возложенные на вас обязанности и получаете за это денежное вознаграждение. То же самое предлагаю вам я.

– Это разные вещи.

– В чём же отличие?

Молодой человек задумался. Пристально посмотрел на Аглаю: длинные вьющиеся тёмно-русые волосы, правильные черты лица; поразительно похожа на родителя. Из макияжа – накрашены только губы. В целом м и л а ш к а, но на его вкус слишком обыкновенна, никакой изюминки.

– А вы-то, барышня-весталка, согласны на всё это? – спросил он.

– Согласна. Вы мне очень понравились, – девушка потупила взор и зарделась. – И я… разделяю взгляды папы на… дефлорацию.

– Однако ж, донельзя странная ситуация, – растерянно проговорил Ярополк. – И сколько вы готовы мне заплатить за данную… услугу?

– Скажем, десять тысяч евро. Половину я могу перевести вам прямо сейчас. У вас ведь есть счёт в банке? – сказал Аристарх Иванович. – И да, еще одна просьба. Вы всенепременно должны эякулировать в Аглаю. Это обязательное условие.

Ярополк усердно запыхтел сигарой; та сильно нагрелась. Он крайне нуждался в деньгах. Дома, в Москве, годовой долг за квартиру. Просроченный кредит. Отсутствие постоянной работы.

– Хорошо. Я согласен. Никаких авансов не надо, всё потом.

Они поднялись в двухкомнатный суперлюкс с балконом. Просторнейшее помещение, окно во всю стену с видом на море. Кровать кинг-сайз с чрезвычайно высокой массивной деревянной спинкой.

– В верхнем ящике тумбочки лубрикант. На случай, если что-то пойдёт не так, – сказал Аристарх Иванович и вышел в соседнюю комнату, плотно прикрыв за собой дверь.

Лубрикант не понадобился. Всё прошло безукоризненно – девушка не только лишилась невинности, но и первый раз в жизни испытала оргазм.

Когда Ярополк вышел на улицу из отеля, над морем занимался рассвет. От денег он отказался.

*

Летом 20** года я гостила в Подмосковье у бабки (по материнской линии) на козлиной ферме, где каждый божий день любовалась стоячими козлиными киями (эрегированный половой орган козла действительно сильно напоминает бильярдный кий – и длиной, и обхватом, и формой). Можно было отдаться какому-нибудь бабкиному козлу (мне особенно нравился Володька, самый елдастый), но я брезговала. К тому же мне отнюдь не улыбалось стать матерью-героиней козлиного выводка. Не то чтобы я до конца поверила в теорию телегонии, но подстраховаться стоило.

Мой одушевлённый дефлоратор оказался маленьким и толстеньким, 12х5.5 (здесь и далее: это длина и объём) – реальный такой боровичок с красно-коричневой (правда-правда, это не отсыл к нацистам) шляпкой. Перефразируя Уэльбека: «Как называется мясо вокруг эрегированного фаллоса? Мужик!» Носитель весёлого грибочка (чуть не написала «грибка», прости господи!) был настоящим арийцем: рослый, атлетичный, светловолосый, серо-голубоглазый; лишь один критерий подкачал – он был маловолос телом и борода у него плохо росла (но я уж не стала идеальничать и привередничать). Лицом не молодой Брэд Питт или Микки Рурк средних лет, но около того (от Питта, у него, кстати, что-то было в лице). Черты необычные, не ширпотреб.

Пару дней я за ним наблюдала на расстоянии, на третий подошла. Здрасьте, мужчина (он на тридцатник выглядел), давайте знакомиться.

– Я Аннабель, – говорю.

Смотрит на меня с удивлением – ишь какая ламповая тёлочка сама подкатила!

– А не врёшь? – спрашивает.

– Не вру, – говорю. – Могу потом паспорт показать, с собой нету.

– Я Ярополк, – говорит.

– А вот ты врёшь, – замечаю я. Интуиция у меня nice.

Он смеётся. Я сразу в рот ему смотрю: зубы свои, хорошие вроде.

– И правда, вру, – говорит. – А как ты узнала?

– Я ясновидящая, – говорю.

– Ярослав я, – говорит. – Имя Ярополк мне всегда нравилось, даже сменить подумываю. Вот и представляюсь иногда так.

– Ярослав – тоже ничего, – говорю. – Прогуляться не хочешь со мной, Ярослав-Ярополк?

– Да с удовольствием! – говорит.

И идём мы гуляться. Я заодно решаю проверить кандидата на предмет эрудиции и умственных способностей.

– Ты себя умным считаешь, Ярослав-Ярополк? – спрашиваю.

– Да вроде не совсем глупый. Не семи пядей во лбу, но вроде не недоумок, – отвечает. – А ты много людей знаешь, которые считают себя дураками, Аннабель?

– Зачёт, – сообщаю я. – Да, у меня есть пара не очень умных знакомых, которые это прекрасно понимают, признают и принимают. Что такое «эвфемизм» знаешь?

– Когда вместо грубого слова употребляется более мягкое по смыслу.

– Например?

– Полная вместо жирная, в положении вместо беременна.

– Но это не грубые слова, – замечаю я.

– Хорошо. Голубой вместо пидорас, – говорит он и думает. – Хотя «пидорас», это скорее дисфемизм… Голубой вместо гомосексуалист.

– Зачёт, – я удовлетворена ответом. – Сколько океанов на земле?

Яр-Яр немного думает.

– Пять.

– Правильно. Кто по национальности Владимир Даль?

– Который словарь написал или актёр?

– Актёр Олег Даль. Я про филолога.

– Датчанин.

– Верно.

– У нас клуб знатоков или что? – интересуется он.

– Вроде того, – отвечаю я. – И на кону моя целочность.

– В смысле?..

– Потом поймёшь, не парься. Достоевского читал?

– Читал.

– И что читал?

– «Преступление» и «Идиота».

– Целиком? – спрашиваю.

– «Идиота» до конца не осилил.

– Не понравилось?

– Нет.

– «Анну Каренину» читал? – продолжаю допрос.

– Первый том.

– Тоже не понравилось?

– Понравилось, – смеётся Яр-Яр. – Но надоело.

– Кафку читал?

– Нет.

– Кто это, знаешь?

– Еврейский писатель. Заумный.

– Заумным его братья-жидята выставили, критики в том числе. Они же его возвели в ранг великого писателя. А чувачок графоманствовал себе в своё удовольствие в свободное от страховок время.

– От страховок?..

– Он всю жизнь проработал страховым агентом.

Пока мы гуляли, два часа, не меньше, я претендента хорошенько порасспросила и пришла к выводу, что дети у меня будут не только арийской внешности, но и не самые тупые.

Под конец прогулки уже Яр-Яр меня вдруг спрашивает:

– А ты Кастанеду читала?

Я тогда Кастанеду прочесть ещё не успела (потом ознакомилась, и поняла, что зря), в чём и чистосердечно призналась. И перешла к сути дела:

– Слушай, братан Ярослав-Ярополк, я девственница, – выкладываю я напрямую. – Хочешь лишить меня сего тяжкого бремени?

Он, само собой, делает свои серо-голубые очи круглыми. Не удивительно – не часто получаешь такого рода предложения.

– Ты хочешь, чтобы я тебе целку порвал? – также без обиняков уточняет он.

– Тут не всё так просто, – говорю я загадочно. – Дело в том, что целка уже порвана.

Его большие и широкие очи становятся ещё круглее.

– Нужна твоя помощь, Ярослав-Ярополк, – говорю я. – Целка у меня порвана, но формально я девственница.

– Это как? – недоумевает он.

– Подумай, ёб твою мать! – немножко грубовато предлагаю я.

– Сама себя дефлорировала?

– Ну во! – радуюсь я. – Можешь, когда захочешь!

– И как ты это сделала? – любопытствует Яр-Яр. – Пальцами?

– Мамкиным розовым самотыком, – сообщаю я.

– Самотык – это фаллоимитатор? – уточняет он.

– Нет, блять, это сорт кабачков! – язвлю я. – Разумеется, это фаллоимитатор.

– Зачем ты так лаешься, Аннабель? – несколько покоробившись, спрашивает Яр-Яр.

– А тебя ебёт? – на автомате отвечаю я и тут же думаю, что таким макаром отпугну очень даже подходящего кандидата.

– Очень некрасиво, – печально качает головой мой потенциальный целколом.

– Если тебя это фраппирует, я больше не буду.

– Что значит «фраппирует»?

– Это значит неприятно поражает, – объясняю я и не удерживаюсь: – По контексту можно было догадаться.

– Да, Аннабель, меня это неприятно поражает. Девушкам нельзя так ругаться. Даже в наше ненормальное время.

– Хорошо, Ярослав-Ярополк, обещаю больше не ругаться.

– Спасибо.

– Пожалуйста, – вежливо отзываюсь я. – Но между прочим, первым ты «целку» употребил, тоже не самое нормативное слово.

– Согласен. Извиняюсь.

Я про себя думаю, что корректней будет «извини», но на всякий случай придерживаю язык.

– А почему ты выбрала именно меня? – спрашивает он.

– Ты мне понравился. И…

…И я вкратце рассказываю ему о явлении телегонии и о том, как тяжело найти достойного дефлоратора, особенно в «наше ненормальное время». Про время, a propos, я с ним целиком и полностью согласна, только я бы назвала нынешние времена «ебанутыми на всю голову».

– Так что? Когда, где? – говорю. – Предлагаю сегодня вечером. Только у меня нельзя. Есть место на примете? Желательно не на природе и чтобы подмыться можно было.

Яр-Яр довольно долго думает.

– Так где и когда, Ярослав-Ярополк? (Почти Гумберт Гумберт.)

– Называй меня или Ярополком, или Ярославом, пожалуйста. Можно Яриком.

– Ярик мне не нравится, – говорю. – Где и когда, Ярополк?

Оказалось, он отдыхает здесь один – снимает отдельный домик в дачном посёлке. Лучше и придумать нельзя, хоть летний душ у него имелся только на улице. Я заскочила домой (к бабке) и прихватила с собой непочатый тюбик вазелина (заранее прикупила).

Небольшой дачный домик под двускатной крышей, крытой шифером, утопал в кустах жимолости и жасмина. Единственная комната оказалась довольно просторной. Три окна, занавешенные бело-голубыми занавесками. Под потолком лампа под матовым коническим абажуром. Квадратный обеденный стол, на нём пепельница с двумя скуренными до фильтра окурками, пачка красного «Пелл-мелла», блюдце с порезанным лимоном (попка и три тоненьких кусочка), заварной фарфоровый чайник с изображением жёлтой розы (крышка снята и лежит рядом), железный электрический чайник советских времён, початая пачка рассыпного чая «Tess» без ароматизаторов, старая общепитовская чайная ложка. Под столом высокие красные резиновые сапоги, рваные матерчатые кроссовки и пустая полторашка от крепкой «Охоты». Советский платяной шкаф 50-60 годов. Маленький чёрно-белый телевизор «Юность» и электрическая плитка на тумбочке между двух окон. Односпальная кровать с низкими спинками, аккуратно застеленная красным вязаным покрывалом. На кровати ещё не остывший труп грудастой девственницы (дайте пофантазировать). На стене над кроватью гранатомёт РПГ-16 на гвозде (шутка, даже ружья не висело). Портрет первого президента Б.Н. Ельцина с траурной ленточкой (тоже шутка). Стул с высокой спинкой, на котором сидела гиперреалистичная блондинка секс-кукла с пятым или шестым размером бюста на ХХХL-фаллоимитаторе с присоской (опять шутка). В углу у входной двери три удочки, два спиннинга и невод для ловли золотой рыбки (снова шутка – невод лежал под кроватью).

По очереди (я на этом настояла, чтобы не торопить события) мы приняли душ. Яр-Яр препоясался вафельным белым полотенцем, я натянула своё короткое лёгкое платьице на голое тело. Стояла удушливая жара, Ярополк распахнул настежь два окна и задёрнул занавески.

Я положила на стол вазелин, смартфон и брелок в виде миниатюрной метровой рулетки, который отстегнула от связки с ключами.

– Чайку, может? – предложил Хумберт Хумберт.

– С лимоном? – осведомилась Долорес Хейз.

– Ага.

– Спасибо, нет.

– Без лимона? – уточнил Ярослав-Ярополк.

– Тоже нет, мерси бьян, – отказалась Аннабела Даниловна Райская. Её французское произношение безупречно, чувствуется лионский акцент.

– Was ist das? – не понимает Ярослав Хер Его Знает Как По Отчеству и Фамилии. Хотя у него внешность истинного арийца, ощущается еврейский акцент.

– Это значит, что, пожалуй, пора бы и начать то благое дело, для которого, собственно, мы и посетили сие обширное дачное бунгало. Вы ещё не забыли, для чего мы явились сюда, мсье?

Шевалье приподнимает шляпу с тремя гусиными перьями цветов российского триколора, вынимает из ножен шпагу и делает выпад и укол невидимому противнику. Орлеанская дева восторженно хлопает в ладоши.

– Ну что, Ярополче, зачнём, помолясь?

– Боюсь, я ещё не готов стать отцом.

– А ты не боись, это фигура речи. «Зачнём» в смысле «начнём». Сними полотенце и стой на месте, Ярый Полк.

Он стеснительно, как-то неловко и нерешительно распоясал полотенце на чреслах и повесил его на шею. Член маленький, толстый и совершенно расслабленный. Двольно тёмные для блондина лобковые волосы коротко пострижены, видимо триммером, зона бикини выбрита начисто. Живот, руки, плечи и грудь знатно, но без фанатизма раскачаны (особенно пресс – это радует глаз); ногами он явно пренебрегает в зале, вероятно, не прорабатывает совсем. Тело абсолютно безволосое.

Я взяла смартфон и сделала несколько снимков: он во весь рост, расслабленные причиндалы крупным планом.

– Э, вот этого не надо! – возмутился без пяти минут целколом. – Я этого не люблю!

– Не ссыкуй, Ярополче, – успокаиваю я его и кладу телефон обратно на стол. – Сугубо для личного пользования, в есть выкладывать не буду, честное слово.

Ариец вздыхает, но не противится судьбе. И правильно делает.

– А где стоячок-с, стесняюсь спросить? – я взяла брелочную рулетку. – Я тебя не возбуждаю?

Замеряю висячий член: 3.5х3, какой-то обрубок микояновской сардельки (Ням-ням-ням! Покупайте Микоян!).

– Да странная какая-то ситуация, вот он и растерялся, – развёл руками Яр-Яр. – Ща всё будет.

Я отошла на шаг и приподняла подол платья, показывая скудноволосую, молоденькую, почти девственную писю. А чу?.. «Почти девственница» – хорошее название для эротической комедии. Или уже сняли такую?

Продукт выпрямился секунды за три – ну во, теперь полноценная сарделька, с добавлением баранины и сыра. Замеряла эрегированный: 12х5.5, залупа окружностью около 6. Дефлорировала тюбик вазелина, проткнув острием на пластмассовой крышке фольговую плеву. Присев на корточки и щедро выдавив лубрикант на ладонь, мазнула по увесистым яйцам – мошонка начисто выбрита станком. Обмазала боровичка с головки и вниз, потом сжала пальцы, и тут толстячок обильно и высоко выстрелил, попав мне на волосы – нехилый такой фонтан.

– Ну ёб твою мать! – расстроилась Аннабела Райская.

– Полгода воздержания, сорян.

После такого конфуза Ярослав-Ярополк завидно спокоен и невозмутим.

– Даже не дрочил ни разу. И поллюций не было.

Боровичок моментально сдувается проткнутым воздушным шариком и снова превращается в обрубок микояновской сардельки.

– Что так? – полюбопытствовала Райская. – Я не про дрочку, а про воздержание. Ты ж реликтовый самец!

– Так получилось, – уклонился от ответа Яр-Яр.

– Иди мойся тогда, стрелок!

– Опять?..

– Не опять, а снова! – Райская раздражена. – Подмойся хотя бы.

После иду в летнюю душевую и я, вымыть волосы – засохнет спермач, потом хер отдерёшь. Ещё и руки все в вазелине. Шампунь оказался дерьмовым, и я помыла голову с мылом. На этот раз вернулась в дом голой.

– И долго ждать восстановления? – рекламным жестом я встряхнула мокрыми длинными вьющимися каштановыми волосами.

– Хрен знает, как получится, – пожал плечами стрелок. – Минут двадцать, полчаса.

– Давай тогда чаю попьём, – сказала я. – С лимоном.

Скорострел вскипятил воду. Пока в чайнике с жёлтой розой заваривался чёрный «Tess», он положил в чашки по кружку лимона, добавил по три ложки сахарного песку и начал давить лимон чайной ложечкой – сначала в одной чашке, потом в другой.

– Сколько лет тебе, Ярослав-Ярополк, то есть Ярополк? – спросила я.

– Тридцать три. Позавчера исполнилось.

– Нормуль. Возраст Христа, все дела. Смерти не боишься?

– Чуть-чуть. Стараюсь не думать об этом.

– В бога веришь?

– В христианского? – уточнил Яр-Яр.

– В какого-нибудь.

Он продолжал давить лимон с сахаром, потом через ситечко налил в чашки одной заварки и начал методично размешивать.

– В христианского точно не верю, – наконец сообщил ариец.

– Поддерживаю! – одобрила я.

– Я, скорее, буддист.

– Одобряю! – поддержала я.

Он смотрел на меня обнажённую: юная плоть, титечки большие, высокие, объёмистые, талия широкая, но животик пилоскинький, ножки длинные, ладные (не жирные, ни анорексичные – самое оно), писечка едва припушённая, щелочка короткая, ровная, аккуратная. Боровичок снова встал молодцом, слегка подёргиваясь.

– Ну, братец, давай-ка с чайком попозже, – сказала я.

Сдёрнула с кровати вязаное покрывало и легла на спину, пошире расставив ноги. Во избежание повторных недоразумений я навазелинила только себя, совсем слегка, для подстраховки – и своей смазки выделилось предостаточно.

Залупа натужно, но вошла; живот у меня поджался, мне сделалось немного больно, но в целом хорошо. Засунув до упора, Яр-Яр кончил.

– Только теперь про воздержание не пизди, – предупредила я. – И получаса не прошло!

– Ты очень привлекательная девушка, – по-прежнему невозмутимо отозвался Ярослав-Ярополк, вынимая скользкого обмякшего дружка. – И очень тесная.

– Мерси бьян за комплимент, – отозвалась я. Ну ладно. По крайней мере дефлорация худо-бедно свершилась и теперь я была обеспечена качественным потомством (про телегонию ещё не забыли?).

Опять принимать душ стало лень и ему, и мне.

– Полотенце ещё есть у тебя? – осведомилась я.

Он достал из шкафа широкое длинное полотенце с синими слониками. Я задрапировалась так же, как хозяин, обмотав только чресла и оставив великолепные перси на свободе.

– Поздравляю, – сказал он.

– С дефлорацией?

– Ну да.

– Мерси боку, – сказала я. – И я тебя поздравляю, Ярополк.

– А меня с чем?

– Целибат прервал. Это раз. Сочную почти целочку оприходовал. Это два, – сказала райская советница. – Поди, не было у тебя такой как я, признайся?

(«Это раз» – это я, конечно, у жидогрузинчика К. Ропоткина подтибрила.)

– Не было, – признаётся он с печальным вздохом. – Мне вообще с бабами не везёт. Одни страхотии попадаются. Только две красивых было, и то, относительно.

– Относительно чего?

– Относительно восприятия.

– А сколько всего у тебя баб было? – полюбопытствовала я.

– Дюжина, около того, – Ариец задумался, ведя в уме подсчёты: – Ты пятнадцатая.

– Маловато для тридцатника, – сокрушилась я. – Я бы с твоей внешностью и полтишок обработала.

– Ты со своей внешностью и больше обработаешь, – молвил он пророчески.

– Как фамилия у тебя, Ярослав-Ярополк, в смысле Ярополк?

– Распутин.

– Опять врёшь?

– Нет. Могу паспорт показать.

– Покажи!

Дефлоратор извлёк из барсетки документ и протянул мне.

Распутин Ярослав Сергеевич, пол муж, дата рождения 11.06.1977, место рождения гор. Москва. Паспорт выдан ОВД «Крылатское» города Москвы. Дата выдачи 13.04.2001. Код подразделения 77*-**0. Серия 45 06, номер 76****.

Аннабела Райская удовлетворена – не соврал. Любовники сели к столу. Чай был едва тёплый, но очень вкусный. Вечерело. Бело-голубые занавески воздушно шелестели на ветерке.

– Распутин, ты сегодня дольше минуты сможешь? – осторожно поинтересовалась Аннабела Даниловна, отхлебнув ароматного сладко-кислого чая.

– Как пойдёт, – пожал плечами Ярослав Сергеевич.

– Ты уж постарайся. Ты же Распутин, ёб твою мать!

– Ты обещала не лаяться, Белочка, – мягко напомнил маловолосый ариец.

– Виновата, не спорю, – согласилась я. – Но и ты тоже хорош. Два выстрела за полчаса – это же натуральное безобразие! Да один ещё и холостой!

– Всё будет, – пообещал Распутин. – Ещё не вечер.

– А propos, уже вечер, – заметила Райская и почувствовала, как из неё вытекает сперма. – Пойду-ка я подмоюсь, всё-таки.

В третий раз Ярослав Сергеевич эякулировал через две минуты.

– Распутин, блять! Ты издеваешься, ёб твою в жопу, в рот и в оба уха?! – вознегодовала Аннабела Даниловна. – Ну как тут не материться, скажи на милость?!!

– Со мной такое впервые, – категорически заявил Распутин.

– Пизди больше! – не унималась Райская. – Ты скорострел, признавайся?!!

– Нет!

– Я насладиться в первый раз сексом хочу, а он брызгает направо и налево каждые три минуты, как школьник!

– Виноват…

– Если ты и в четвёртый раз облажаешься, Распутин, предупреждаю: ты меня больше не увидишь! – угрожала Аннабель. – И уж точно не потрогаешь!

– В четвёртый раз у меня, может, и вовсе не встанет, – подумал вслух Ярослав.

– Результат будет тот же, сам понимаешь.

Тут m-lle Райской приспичило погадить. Ну, блять, думаю, очень вовремя! Но делать нечего, против природы не попрёшь.

– Где туалет у тебя, Распутин?

– Нужник рядом с душевой.

– Лучше нужник, – поправила я и отправилась облегчаться. Стул, сколько себя помню, у меня всегда был идеальный – хоть не подтирайся. Тем не менее я в очередной раз посетила душевую и основательно, с мылом подмыла обе дырки. Пока голая шла обратно, с соседнего участка на меня пялились два малолетних гопника и противно, гнусно хихикали. Пусть зырят, мне не жалко.

– Мож, перекусим? – спросил Распутин.

– Я пас. Я вообще мало ем, фигуру блюду, – ответила я. – И ты не увлекайся, у нас четвёртый раунд впереди.

Пока он варганил яичницу на электрической плитке, я залегла в кровать и на смартфоне открыла последнюю книгу Пелевина. Распутин оттрапезничал и закурил пелл-меллину, предложил и мне.

– Я сигареты не курю, – отказалась я.

– Сигареты не куришь? А что тогда куришь? Вейп?

– Трубку курю.

– Ого! – восхитился Распутин. – Респект! А играешь во что?

– Я не играю, я читаю книгу, – надменно отозвалась я.

– Какая интеллектуальная сосочка! И какую книгу читаешь?

– Пелевина. Читал?

– Нет.

– Но слышал хотя бы о таком?

– Конечно.

– Почитай. Очень любопытно, – порекомендовала я. – Серьёзный автор, чтобы о нём в сети не писали.

– С чего начать?

– «Чапаев и Пустота» или «Т». А дальше как пойдёт. Если вообще пойдёт.

– Очень ты умная, я гляжу, – усмехнулся Распутин. – Для своих лет.

– Не такая глупая, чтобы считать себя очень умной, – мудро откликнулась я. – Но вроде не дурочка, это ты верно подметил.

Дело между тем клонилось к ночи.

– Ты готов к продолжению, Распутин? – спросила я, выключив смартфон. – А то… уж полночь близится, оргазма же всё нет.

– Давай попробуем… – Ярослав Сергеич усмехнулся – как мне показалось, несколько нервически. – …Мессалина.