Читать книгу Царевна-целочка - Данила Чебоксаров - Страница 8

– Ну здравствуй, дитя! – проговорила мать церемонно. Она подкрасила с утра брови и губы – совсем слегка.

– Привет, мамуль! – живо отозвался сын. Высокого роста, сухопарый, пожалуй что красивый.

Они чмокнулись в щёчку.

– Наконец-то осенил своим присутствием! – Виктория Сергеевна закрыла входную дверь.

– Мамуль, дел по горло! Едва вырвался! Институт, работа, жена – продохнуть некогда, – Аристий снял кроссовки. На нём были лёгкие светлые хлопчатобумажные брюки и белая футболка без рисунка. – Тапки какие?

– Любые, – сказала мать. – Продохнуть некогда, рассказывай!

– Мам, без пизды – запара страшная! Я давно такого не помню, – оправдывался сын, и, чтобы перевести разговор, заметил: – У вас, я смотрю, тротуары опять меняют?

– А как же! Блядскому Ебланину надо же бабло отмыть! – молвила Виктория Сергеевна с яростью и презрительно. – Каждый год, блять, перекладывают! Каждый, блять!

Аристий усмехнулся.

– Тебе не кажется странным, мам, что мы как бы из интеллигентных семей – а материмся хуже сапожника?

– Времена, нахуй, такие! – развела мать руками, а сын расхохотался.

– Слышал бы тебя дедушка! Профессор Власьев умер бы от эстетического шока!

– Умер и без нашей помощи, – вздохнула Виктория Сергеевна. – И слава Богу! Не дожил до этой хуйни! Он бы сейчас лаялся не хуже нас с тобой.

– Не думаю, – не согласился Аристий. – Он был по-настоящему интеллигентным человеком. До корней волос. Это всё равно как Набоков бы заматерился.

– Ты ещё Лихачёва приплети! – поморщилась мать.

Аристий был единственным ребёнком. Виктория Сергеевна родила в совсем ещё несознательном возрасте, задолго до первого замужества, и можно сказать чудом не отдала сына на воспитание государству – на том, чтобы оставить мальчика, настоял её отец, уже упоминавшийся профессор Власьев. Не прилагая к тому никаких усилий, Виктория Сергеевна прекрасно сохранилась к 38 годам и выглядела старшей сестрой сына.

На кухне Аристий выложил из пакета на стол коробку «Рафаэлло», кусок дорогого пармезана, полбатона «дымовского» сервелата, бутылку аргентинского вина и металлический кувшинчик водки «Danzke».

– А дядя Вася где?

Викторию Сергеевну всю так и перекосило:

– Не называй его так, ради всего святого! Я 150 раз тебя просила! – молвила она с досадой. – Василий, Василий Петрович, Сурдин, просто Вася, наконец!..

– Ну ладно, ладно! – испуганно проговорил сын. – Я забыл, извини!

– Дядя Вася, блять! – с усмешкой потрясла мать головой. – Верх пошлости! Ты же взрослый женатый мужик, Аристий!

– Так Василий где? – быстро произнёс тот.

– На работе, где. Смена у него сегодня.

– А я думал, вместе посидим… Водчонки вон ему хорошей притаранил.

– Обойдётся! Сами выпьем, – фыркнула Виктория Сергеевна. Водку сунула в морозилку, вино поставила в дверцу холодильника. – Я вообще, если честно, не хочу, чтобы ты с ним общался.

– Это почему?! – изумился Аристий.

– По кочану. И по капусте.

– Это не ответ. Уж изволь ответить, мамуля! – сказал сын требовательно.

Мать сняла с крючка разделочную доску и принялась резать сыр.

– Я жду, мама!

– Что ты ко мне пристал, – громко вздохнула та. – Он сноб, мудак и ханжа. Поэтому и не хочу.

– Да ладно тебе, нормальный чел! И уж точно не мудак!

– Неловко мне за него как-то. Кринжую, как вы сейчас выражаетесь.

– На хуя ж ты замуж за него вышла и живёшь с ним?.. – искренне удивился сын.

– Обычная история – сначала кажется интересным чел (мать язвительно выделила это слово интонацией), появляется симпатия, что-то вроде любви даже… а потом всё как обычно, начинаешь видеть истинную суть человека. Мудак, жупел и просто гондон. Как-то так. – Она порезала весь кусок пармезана одинаковыми тонкими ломтиками. – Что живу с ним: сила привычки и леность к переменам. Что расписалась, тут хуйню сваляла непростительную – в третий раз на грабли наступила и нет мне оправдания. Бес попутал.

– И всё равно, как бы там ни было – он хороший человек, – заявил Аристий убеждённо.

– Наверное. Но не снобом, не мудилой, не фарисеем это его не делает.

– С фарисеем – это ты уж совсем загнула, мамуля, – заметил сын.

– Отъебись, дитя, – ответила мать. – Как думаю, так и говорю.

– Хорошо. Отъёбся. Я в душ схожу, пожалуй. Взопрел, как мышь.

– Сходи. Но лучше – отъебался.

– Не факт, что лучше, но хорошо – отъебался. Полотенце дашь?

– Моё возьми. Красное, махровое.

Аристий вышел из ванной препоясавшись широким и длинным полотенцем; длинные прямые ноги, широкие плечи, плоский как доска живот. Виктория Сергеевна подошла к нему вплотную и вампиршей впилась губами и языком в шею сына.

– Я думал, мы с этим уже закончили, – промолвил сын сколько возможно спокойнее, млея и <…>.

– Мы только начали, – мать оторвалась от шеи и сдёрнула на пол полотенце. – Зачем же ты в душ пошёл, если так думал?

– Не поверишь, но я действительно упарился…

– Не поверю! Хотя, может, и поверю, но в душ ты пошёл не поэтому!

<…>

Входная дверь почти неслышно открылась, и в квартиру вошёл формальный отчим Аристия. Василий Петрович прошёл на странные звуки и застыл на пороге комнаты, немо глядя на происходящее и не веря своим глазам. Его случайно, боковым зрением заметил пасынок.

– Дядя Вася!.. – воскликнул он между стенаниями.

Виктория Сергеевна с силой, больно и звонко шлёпнула сына ладонью.

– Ай! – вскрикнул Аристий.

– Хуй поймай! – сказала родительница строго и повернулась к мужу: – Откуда ты тут нарисовался в такой неподходящий момент, хуила грешный?!

– Я… я…

– Головка от хуя, блять! У тебя смена только через пять часов заканчивается!

– А… аа… атпустили пораньше! – еле выдавил из себя супруг.

– Блять!! – веско и убойно, как припечатав, молвила Виктория Сергеевна.

Мать и сын в полном молчании оделись и собрали на стол. Василий Петрович ощущал себя и двигался как сомнамбула, не в силах поверить в то, чему стал свидетелем, и тем не менее прекрасно понимая, что это правда.

Сели на кухне за стол. Виктория Сергеевна наполнила рюмки водкой.

– По странному стечению обстоятельств, сегодня Пётр и Феврония, сиречь всероссийский день семьи, любви и верности, по новому календарю, – нарочито торжественно и разъедающе ядовито провозгласила она. – Так выпьем же, блять, за семейные ценности!

Они выпили не чокаясь, как на поминках.

28.07.23