Читать книгу Свидетельство Молочного Дервиша - Данила Светлояров - Страница 4

Что делать, когда приходит слава? Этот вопрос услышал в своем сне мой товарищ перед выступлением на концерте нашей рок-группы лет пятнадцать назад. Примерно такое же недоумение от услышанного в своем сознании вопроса испытал я в момент своего знакомства с Воданом Верокочевым.

О каком боге речь? Почему я не понимаю слов официанта, когда они звучат вслух, но зато понимаю его мысли, когда они беззвучны? Откуда он знает обо мне и моих способностях придавать окружающей реальности новые свойства? Что за испытания, о которых он упомянул, ждут меня?

Я почти сразу заметил, что могу слышать голос Водана в своей голове, когда наши взгляды пересекаются. В иных случаях ему приходится изъясняться со мной обычным способом, на незнакомом мне языке, как я узнал от него позже – одном из диалектов старого болгарского.

Водан сказал, безмолвно вглядываясь в мои глаза, что пора отложить книгу в сторону (всему свое время – а для чтения еще это время не наступило) и пойти с ним на съемную квартиру, где он, не привлекая внимания посторонних, сможет все объяснить и убедить меня в правдивости своих слов.

Разумеется, такой заход показался мне, мягко говоря, странным. Но что оставалось делать сбитому с толку «молодому богу», если с самой первой секунды нашего с Верокочевым знакомства странным было абсолютно все? Я встал из-за столика, оставив под своей книжкой на нем деньги за зеленый чай с бергамотом и ягодами облепихи, и поспешил догнать вышедшего из кафе Водана.

Вообще, мой новый знакомый действовал стремительно, не тратя время (которым он обладал, как я узнал позже, в гораздо большей мере, чем почти все живущие на Земле люди) на толкование причин своих поступков. Он руководствовался принципом: не спрашивают – не объясняй. Привыкнуть к этому у меня получилось не сразу. Но зато, когда я осознал, сколько свободы обретаешь, не связывая себя словами, смысл и значение которых устаревает сразу в момент их произнесения, восторг ребенка, впервые оказавшегося на берегу океана, переполнил меня и превратил на долгое время в придурковато улыбающегося непонятно чему «чатланина».

Водан открыл дверь своего временного жилища, расположенного на Изюмской улице, и сразу же пригласил пройти на кухню, чтобы наш вечер вопросов и ответов проходил в теплой и дружественной обстановке, чему способствовали нехитрая снедь из итальянских хлебцов с семенами подсолнечника и домашнего сыра на столе и какой-то темный (почти черный на свет) отвар, настоянный в термосе на травах, по-видимому, заваренный с самого утра.

– Ты не смотри, что выгляжу я молодо, – начал Водан наше чаепитие. – Вообще-то я не привык объяснять, что к чему – кому надо, потом сам во всем разберется. Но сейчас другой случай – потом может не наступить. А тебе нужно стать зрячим хотя бы на уровне близорукого ботаника, потерявшего свои очки по дороге в школу.

Я попытался съязвить, что его представления о моих аналитических способностях занижены чуть сильнее, чем того требует наша реальность. На что он ухмыльнулся и ответил:

– Аналитические способности нужны тем, кто не видит целого и пытается это целое достроить. А мы с тобой боги. Правда, ты еще младенец по сравнению со мной, но вполне равный мне по своим силам и слабостям. Поэтому оставь аналитику тем, кто действует через жопу (люблю этот альбом «АукцЫона», записанный как раз, когда она приключилась с Советским Союзом), а сам включай голову и действуй с ее помощью – ты же бог! В твоей голове есть два «господних лаза», вот и воспринимай ими окружающий мир в целом, а не фрагментарно. Усек?

– Ну, так если, по твоим словам, я близорукий ботаник и на большее мне пока рассчитывать не приходится, как воспринимать нашу реальность целиком?

– Э, брат, шалишь! Я не говорил, что близоруким ботаником нужно оставаться все время, которого у нас с тобой, кстати, не так-то и много. Все, что не развивается, деградирует. Стабильность возможна только на кладбище. Как-нибудь, когда разберемся с делами, покажу тебе кладбище богов – если кто-то думает, что у богов есть иммунитет к небытию и что кому-то удастся избежать смерти, мягко говоря, он ошибается. Люди мечтают о вечной жизни, не понимая, что это такое и какова цена, которую необходимо за нее заплатить. Неискаженный смысл вечной жизни в непрерывном цикле умирания и возрождения, как у любой травинки-былинки. Просто у меня этот цикл несколько подзатянулся. Скоро наступит мой черед уходить, поэтому появился ты. Моя ближайшая цель – передать «молодому богу» то, что поможет тебе выполнять мою задачу, но своим способом. А для этого ты должен оставаться в сознании, даже когда твоя человеческая природа пытается обуздать твой божественный дух. Кто кем управляет – всадник или лошадь, на которой он сидит, зависит от того, кто более опытный, а значит, и более осознанный.

– Водан, ты сейчас для чего мне это все говорил?

– Карантин, который временно отменили, вероятнее всего, возобновится. Меньше чем через год мне придется уйти отсюда навсегда. Как бы я ни любил Землю, вернуться сюда уже не смогу – моя квалификация требует того, чтобы следующее воплощение состоялось на рубеже миров в… Хотя, тебе это знать не нужно – все равно, после того как я уйду, наши пути уже не пересекутся. Тем ценнее каждая минута нашего с тобой совместного путешествия. С твоего позволения, я приберусь на кухне и через час мы отправимся в путь. А пока у тебя есть время задать вопросы и услышать мои ответы, если я сочту эти вопросы здравыми.

– Сколько тебе лет?

– Считай мой возраст исходя из того, что ваш век равен моему году жизни. Такой нынче обменный курс валюты. Да ты не кривись недоверчиво, сам еще успеешь убедиться в этом, пока поживешь здесь с моё.

– Что-то сомневаюсь я в том, что проживу хотя бы сто лет, – ответил я, прихлебывая из чашки отвар, который бодрил сильнее любого энергетика из продуктового магазина.

– В этом-то и вся слабость человеческая, что не верят люди в то, чем живут. Иначе давно бы уже построили светлое будущее, как о том писал в свое время Ефремов. Вообще, мне никогда еще не дышалось так легко, как лет шестьдесят назад. И пусть говорят, что тогда планета была на волосок от своей гибели – она и сейчас на том же волоске висит. А все ж иначе все было – воздушнее. Уж мне-то за почти пять тысяч лет со дня рождения на Земле это хорошо ведомо.

– Погоди, так ты же не выглядишь на пятьдесят лет. От силы лет на тридцать, тридцать пять.

– Даром, что ли, я три тысячи лет назад был непревзойденным воином? Мышцы помнят, как двигаться на пределе разума, да и жилы не потеряли упругости, хотя с тех пор я и шаманом был, обучающим ремеслу ведения времен своих учеников, и путником исходил те земли, что сейчас покрыты водой. Вспомни, как индейцы Южной и Центральной Америки своего бога звали?

– Сложное у него имя было, что-то вроде на коаталь похожее. Только подлиннее.

– Это ты верно заметил, – рассмеялся Водан. – Подлинное имя было – Кецалькоатль, что значит птица и змей, или пернатый змей, как особый знак почтения моей белой бороде, которую я в то время предпочитал не брить, как сейчас, чтобы выглядеть чуть постарше. А теперь вспомни, кто на восточном побережье Средиземного моря сказал: «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби»?

– Только не говори, что ты Иисус из Назарета, – ответил я, скептически глядя в глаза Верокочеву.

– Я этого и не говорю. Просто истина, которой учил он, созвучна тому, что говорил я, потому что сказана она была примерно в одно и то же время, с точки зрения вечности, и людям с похожим складом ума. Кстати, в Перу местные жители меня прозвали так, как мои спутники, с которыми я доплыл до Америки, звали меня по-родственному дома – Виракоча.

– Ты сейчас это серьезно говоришь или шутишь?

– У тебя, если мы сделаем все правильно, после моего ухода еще будет время проверить все на месте. Я тебе подскажу, где и что ты сможешь найти, чтобы убедиться, что мои слова – истина. Боги не могут лгать.

– А как же истории из скандинавских мифов про Одина и Локи?

– Один – это мое имя на одном из северогерманских диалектов. Так что еще раз повторяю – боги не лгут. И если у тебя есть вопросы о каких-то событиях, где обо мне сказители сложили легенды как об обманщике, то я могу тебе рассказать, как все было на самом деле, и ты убедишься, что я отвечаю за каждое сказанное мной слово, как ты того хотел для всего человечества. Думаю, люди бы в этом случае стали подобны нам, научившись верности самим себе и перестав быть стрелой, меняющей направление своего полета в зависимости от дуновения ветра. Ну а насчет Локи – он не бог. Его талант заключался в умении фокусировать внимание на деталях. Он как тот самый главный герой из твоего любимого сериала «Теория лжи», научился распознавать истину и скрывать ее, в зависимости от момента и собственной выгоды. Но боги не ищут выгоду, потому что они делают то, для чего предназначены. И, кстати, как ты выразился, мифы об Одине и Локи родом не из Скандинавии, а из Ирландии, куда попали от северогерманских воинов, сражавшихся против римских легионеров намного раньше, чем норвежские и датские викинги оказались на землях Британии.

– Почему ты решил, что «Теория лжи» – мой любимый сериал?

– Ответ на этот вопрос не имеет смысла, потому что ты задал его из-за уязвленного эго. Молодой бог должен научиться не реагировать на оценочные суждения кого бы то ни было. Сейчас, когда ты подкрепился, а я – прибрался на кухне, мы можем выдвигаться в путь. Присядем на дорожку?

Я пожал плечами, потому что как в самом начале сел за стол возле окна на кухне, так и не поднимался из-за него, следя за перемещениями Водана между плитой, холодильником, кухонным столом и мойкой в углу.

Через пять минут мы двигались по ночному Бутово со стороны улицы Краснолиманской на юг – в сторону Новокурьяново, где, по словам Верокочева, находился круг Коловращения. Я так и не понял его назначение. Водан сказал, что для того, чтобы пользоваться некоторыми устройствами, совсем не обязательно знать принципы их работы, с чем я благоразумно согласился.

Почти все время, пока мы шли в ночной темноте, которая иногда нарушалась светлыми пятнами освещенных фонарями мест, царило молчание. Однако когда мы прошли мимо пруда возле Миргородской, под одним из фонарей Верокочев спросил меня, знаю ли я, что означает движение с севера на юг? Разумеется, я этого не знал. Посмотрев на меня внимательно, он сказал:

– Запомни, если ты хочешь изменить настоящее, то должен погрузиться в прошлое, и, увидев корни возникшей ситуации, ты сможешь осмысленно повлиять на нее в настоящем. Всякое движение с севера на юг есть путь в прошлое. Я когда-то совершил такое путешествие из Центральной Америки вдоль Анд на западном побережье Южной Америки на юг – до острова на озере Титикака, где прожил со своими спутниками столько времени, сколько мне понадобилось для прочтения рун (их я ношу с собой уже больше четырех тысяч лет) об истории народа, жившего на этом континенте задолго до моего прихода. Узнав, кем были эти люди, я понял, чему смогу их научить, а чему учить не имеет смысла. После этого я обучил народ Инка письменности (откуда они и обрели свое название среди других племен), научил их строить крупные здания, которые можно было бы использовать как библиотеки, дал им основы права, базирующиеся на понятии Кона или внутреннем пределе совести, который переступать нельзя. И тогда племена, жившие по соседству с инками, видя справедливое устройство общества этого народа, прозвали меня Кон-Тики, что значит управляющий течением своей жизни на основании внутреннего принципа Кона. Когда мои дела были завершены, я со своими спутниками разделился: один из нас пошел на север в сторону современного Эквадора и Колумбии по побережью Тихого океана, второй пошел по низменности (там сейчас территория Боливии), а я шел по горной цепи через Качу и Куско. Наше путешествие заняло десять лет, по истечении которых мы встретились в поселении, где сейчас расположен Гуаякиль. Раньше там находился центр торговли племени Инков. Всего в южной Америке мы провели больше шестидесяти лет и за это время научили местные племена многому, так что о нас помнят потомки тех, кого мы обучали, спустя много веков.

– Так в чем был смысл вашего путешествия сначала с севера на юг, а затем с юга на север?

– Это хороший вопрос. Смысл путешествия может осознать только лишь сам путешественник. Только он знает, что за сила им движет, чего он хочет добиться от самого себя и какой след оставить после себя. Никто иной не может приблизиться к этому пониманию, потому что не обладает тем личным опытом, который есть у путешественника.

– Тогда какой смысл нашего путешествия сейчас?

– Я должен научить тебя тому, что знаю сам. И нет другого эффективного способа поделиться своим опытом и своими навыками за короткий промежуток времени, кроме как отправиться в совместное путешествие с тем, кого оставляешь трудиться вместо себя.