Читать книгу Однажды на том берегу… - Данияр Куантканов - Страница 4

На следующий день Ерболат с отцом приехали на вокзал. Состав уже подали на первый путь, до его отхода оставалось минут пятнадцать, не больше. Вокруг бегали торговцы с ведрами знаменитых алма-атинских яблок и предлагали их всем отъезжающим. Люди всё прибывали, и у вагонов уже появились ручейки из пассажиров с тюками, чемоданами и сумками. Каждый из них поочередно показывал билет проводнику, затем взбирался в вагон, держась за поручни, и исчезал внутри. Куанткан предложил сыну переждать основной поток пассажиров. Они присели на скамейку напротив состава, и отец начал что-то говорить сыну.

– …яркая… бросит…

В вокзальном гомоне не разобрать, о чем шла речь, но было ясно, что молодой человек заметно расстроен словами отца.

– …найду тебе покладистую… не пара… чеченцы… аргыны…

Парень все это время сидел молча, без движения, и просто смотрел в одну точку перед собой. Вот толпа отъезжающих значительно уменьшилась, проводники начали объявлять отправку.

Отец с сыном встали, обнялись, и Куанткан напоследок сказал:

– Береги себя, – потом зашел в вагон, нашел свое место у окна и успел увидеть, как его сын помахал рукой, развернулся и вошел в здание железнодорожного вокзала.

Поезд медленно тронулся.

Через некоторое время он оставил позади цветущий город у подножия гор, суета улеглась, пассажиры расселись по местам, и каждый занялся своим делом.

В плацкартном вагоне все всегда на виду: мужчины справа играли в карты, женщина слева снимала ножичком с яблока кожуру, а кто-то уже лег и вовсю храпел. Пассажиры, которым достался билет у окна, задумчиво наблюдали за проплывающими мимо домами, деревьями и, как волны плывущими электрическими проводами.

Куанткан прислонился спиной к стенке и еще раз перебрал в памяти события последних дней, особенно смотрины девушки его сына.

«Ерболату сейчас двадцать пять, почти столько было и мне, когда я женился», – прикинул он про себя.

Вспомнился тот год, когда его назначили председателем рыбацкой кооперации «Боген» Аральского района. Как он ездил в Кызыл-Орду с отчетами и впервые увидел там Жансаю…

В украшенном по-новогоднему актовом зале было много народу, люди заняли весь партер, проходы. Даже те, кто толпился в коридоре, старались выхватить обрывки фраз, доносящиеся с трибуны:

«…нужно, чтобы эти партийные решения, благодаря указаниям товарища Сталина…», «…надо оценить в полном объеме значение работы…»,

«…мы можем сейчас твердо сказать, что решение ЦК, решения съезда, как показала сама жизнь, уже целиком и полностью себя оправдали…»

Всюду царила приподнятая праздничная атмосфера не только в связи с новой советской традицией отмечать новый год. В 1938-м году в жизни страны произошли важные изменения, которые дали людям надежду на свободный вздох после нескольких лет ежовщины, когда сотрудники НКВД, Народного комиссариата внутренних дел, только и занимались тем, что ночью и днем без разбору забирали и расстреливали людей. В ноябре вышло постановление, запрещавшее массовые выселения и аресты. Самого главу НКВД Николая Ежова на посту сменил Лаврентий Берия, кроме того, были ликвидированы «тройки», заменившие суд, которые, собственно, и терзали все население СССР, держа всех в постоянном страхе и напряжении.

В этом же году Аральск вместе с Аральским районом вошел в состав вновь образованной Кызыл-Ординской области Казахской ССР и получил статус города. Специально организованное отчетное партийное собрание подытоживало 1938-й год, столь богатый на такие значимые и радостные события.

Они столкнулись в коридоре, когда Жансая несла очередную стопку бумаг в канцелярию, а Куанткан выходил с несколькими товарищами из актового зала. Они встретились глазами только на миг, и оба с того момента перестали быть прежними людьми. В этот же вечер на специально организованном праздничном мероприятии в доме культуры он пригласил ее на танец и уже влюбился окончательно.

Свадьба была скромной, но в те времена других и не проводили. Жансая была из интеллигентной семьи со связями и относилась к именитому роду Кожа из Кызыл-Орды. В Казахстане считается, что род Кожа ведет свое начало от арабских миссионеров ислама. Они не входят ни в один из трех казахских жузов и относят себя к духовной аристократии.

Ей польстила его должность председателя, и покорили его черные глаза, которые смотрели прямо, властно, будто пронзая насквозь. Куанткан был безупречным красавцем: высокий, смуглый, с копной волос, глаза большие, голос низкий, бархатный. Знающие его люди вспоминали, что он был оратор и умелый организатор, легко мог убеждать людей и повести за собой. Поэтому, несмотря на молодой возраст, он сумел в свое время возглавить и колхоз и трест, умело руководя подчиненными. Помимо всего этого он хорошо пел и играл на домбре, во всех поездках его обязательно сопровождала «свита» из музыкантов.

Куанткану, в свою очередь, понравилась та эффектность, с которой Жансая умела себя преподнести. Она могла себе позволить одеваться с шиком. Вместо платка носила модную шапочку-таблетку, сапоги на каблуках, красила губы. Девушка хоть и была небольшого роста, но ее белая кожа, правильные черты лица и женственная фигура дополняли образ той редкой казашки, которая точно не станет смотреть на первого встречного во всей Кызыл-Орде и ее окрестностях.

У нее были две сестры, обе замужем за влиятельными людьми. Воспитание все три девушки получили даже для тех времен слишком вольное. Они курили, Жансая любила сесть нога-на ногу и манерно закурить папиросу. В этот момент для нее ничего не существовало в мире. Сестры позволяли себе хорошо выпить и при этом могли поддержать любую беседу. Мало кто из девушек так вел себя в то время. Куанткан отметил, что Жансая была скрытной по характеру, зато она умела грамотно писать, много читала, была неглупа, говорила негромко и вела себя с достоинством. Ее уважали и к ней прислушивались. Куанткан и Жансая подходили друг другу, они были красивой парой, и окружающие им завидовали.

Прошло несколько лет. Жансая ушла с должности машинистки и ездила с Куантканом всюду, куда посылала его партия. Конечно, делила с ним трудности, но и участвовала в многочисленных застольях. Детей ему родить она не смогла, зато супруги жили радостно, хотя богатства нажить, пользуясь своим положением, почему-то не старались. Да и кому нужны были богатства в советской стране, где торговля, промышленность и земля принадлежали государству? Советские чиновники получали квартиры, дачи и машины, но не в личную собственность. Пока ты был у власти, власть тебя баловала, но такое положение дел могло быстро измениться… Репрессии пожирали не только простой народ, но и управленцев, советских чиновников.

Куанткан и Жансая жили на широкую ногу, помогали многочисленной родне, не заботясь о накоплениях. Так жили многие в те времена…

Но вот однажды благополучный брак рухнул.

Случилось так, что на очередной гулянке Куанткан приревновал свою жену к одному из гостей. Он настолько был оскорблен, что чуть ли не на следующий день отправил Жансаю обратно в Кызыл-Орду. Считай, бросил. Он чувствовал, что может себе это позволить не только из-за своего положения, хотя в те годы стремительно набирал вес и авторитет. Куанткан не смог вынести удара по своему уязвленному самолюбию.

В тот вечер Талгат, муж одной из сестер Жансаи, отмечал свой день рождения. Он возглавлял городской военный комиссариат, был важным человеком, отвечал за военно-мобилизационную работу. С ним старались завести знакомство и дружить многие в Аральске. На празднество был также приглашен начальник отдела актов гражданского состояния, его звали Марат. Они с Талгатом в каком-то роде были коллегами, оба относились к НКВД, только к разным его подразделениям. Куанткан вспомнил, что видел этого лейтенанта, когда они с Жансаей регистрировали свой брак. Он понял, что Марат давно знаком со всей родней Жансаи.

Застолье было в самом разгаре, все пели песни, звучали пожелания имениннику. И только Марат сыпал красивыми тостами «за милых дам», при этом то и дело томно поглядывая на Жансаю. Он быстро набрался и начал неудержимо икать. Заметив это, Талгат предложил сделать перерыв, чтобы проветриться. Кто-то из женщин остался в доме, чтобы прибрать со стола, остальные вышли на улицу.

«М-да, выпили немало, но я еще держусь», – подумал Куанткан и тут обнаружил, что кого-то среди мужчин не хватает. Чувство тревоги и смутного подозрения нарастало, и он поспешил вернуться в дом. В большой комнате никого не было. Только в маленькой кухоньке из-за занавески доносилась какая-то возня. Вдруг раздался резкий звук, будто в ладоши хлопнули. В дверном проеме кухни появился Марат, он держался за левую щеку. Встретившись глазами с Куантканом, суетливо обошел его стороной и, шатаясь, вышел из дома…

До Куанткана не доходили никакие оправдания Жансаи, что тот первым полез и, что она дала ему отпор. Словно не лейтенант, а он сам был оглушен этой пощечиной. И задал ей только один вопрос:

– Как давно вы знакомы?

Куанткан корил себя за то, что они с Жансаей порой слишком увлекались застольями. Его супруга чувствовала себя в этой атмосфере как рыба в воде, да и он с удовольствием втянулся в череду праздников со статусными и важными гостями. Но этот случай словно отрезвил его.

«Неужели ей польстило внимание этого начальника из НКВД? А кто тогда я для нее и для всего ее семейства из рода Кожа? Муж, собутыльник, любовник? Или выгодная партия? – думал Куанткан.

«Карьерист хренов!» – ругал он себя.

Ему вдруг нестерпимо захотелось простого семейного уюта. Того уюта, что веками царил под сводами юрт предков. Где не надо из себя кого-то строить, чтобы соответствовать статусу. Ты всегда можешь найти поддержку простой любящей женщины. Тебя окружат теплом, заботой и… детьми. В то время многодетность все еще оставалась безусловным мерилом счастья и благополучия. Но дело было даже не в этом. До сих пор Куанткан не печалился из-за отсутствия детей и никогда не упрекал Жансаю за это. Но сейчас все враз поменялось. Куанткан понял, что ему нужна полноценная семья, он решил найти себе новую жену. И за него пошла бы любая, но любая ему была не нужна.

Ему нужна была та, что лучше Жансаи. Возможно, не такая яркая, но открытая, искренняя и чистая в своих мыслях и поступках. Та, что посвятит всю себя ему, любимому мужу, и их детям.

Жансая была для него больше другом, соратницей, чем женой.

Роль заботливой матери ей никак не подходила, даже если бы она и сумела родить.

– Ага (обращение к старшему. Прим. автора), хотите чаю? Я вам принесу.

Куанткана отвлек от мыслей сосед, молодой казах, сидевший напротив.

– Да, если не трудно, – согласился Куанткан и протянул стакан, который он обычно возил с собой.

Парень сходил в конец вагона и принес ему крепко заваренный чай.

– Вот, у меня есть сахар, если хотите.

– Спасибо, дорогой, спасибо, – поблагодарил его Куанткан и попытался вспомнить, о чем он сейчас размышлял. «Да! Фарида! Моя Фарида…»

В тот приезд в Аральск он договорился со знакомыми, и под видом вечера танцев в сельском клубе ему устроили тайные смотрины. Из-за занавески он рассматривал местных девушек, одна из них ему очень понравилась. Высокая, с длинными косами. Фарида. Ей было 19 лет, она умела писать и читать на русском и казахском, работала в местной библиотеке, а жила с матерью и младшим братишкой Азатом. Отец их задолго до этого умер от тифа.

Куанткан познакомился с нею и, не долго думая, через месяц женился и привез к себе домой.

Судьба преподнесла Куанткану еще один подарок. Второй после той любовной истории, когда будучи совсем молодым председателем, он только начинал жить и любить. Дело теперь оставалось за малым – бережно распорядиться этим счастливым случаем.

Благодаря работе в библиотеке Фарида была очень начитанной девушкой. Она обладала природной интеллигентностью и душевной чуткостью и помимо своей основной работы занималась тем, что помогала неграмотным аульчанам оформлять разные бумаги, пенсии, составлять другие документы. В библиотеке к ней часто стояла очередь из просителей. Но Куанткана она поразила даже не этим. Фарида всерьез увлекалась сочинением стихов, для этого даже вела специальный дневник.

В недолгий период ухаживания Куанткан был сражен наповал ее посланиями к нему. Он и сам неплохо владел поэтическим слогом, а тут встретил девушку, которая написала ему письмо, открыв свои чувства и переживания в лирической форме.

А что такое поэзия в культуре казахов? Письменностью владели единицы, книг в степи не было, поэтому жила поэзия в устном народном творчестве. Музыка и поэтическое слово веками сопровождали казахов. Они вбирали в себя и традиции, и историю, и лирику степного быта. Отсюда и навык выражать сложнейшие чувства максимально точно и емко, придерживаясь иносказательной формы высказывания, ведь о многом говорить прямо было не принято. В казахской поэзии живет вековая народная мудрость, которая выражается через меткое слово, пословицу, легенду и требует высокого уровня мышления, как самого сказителя, так и его слушателей. В особом поэтическом стиле часто создавались даже обычные послания, не говоря уже о любовных письмах. Вот уж где мелодичность, богатый словарный запас и, главное – живые эмоции. Не зря в народе говорят: «Душа казаха – с колыбели душа поэта».

После разрыва Куанткан с Жансаей не общались несколько месяцев. Уже началась война, и она надеялась, что муж остынет и приедет за ней, однако на этом фронте всё было без изменений. Жансая даже и мысли не допускала о разводе. Из-за войны мужчин в стране не хватало в принципе, да и бросать такого перспективного джигита, как Куанткан, женщина не собиралась. Ей давно сообщили о его новой жене, однако у нее никак не находилось повода развернуть ситуацию в свою пользу. Пришлось подключать высокие связи по партийной линии.

Не зря говорят в народе, «врага остерегайся один раз, плохого друга – тысячу раз».

– Что же ты из-за бабы теперь всех нас погубишь? – поочередно вопили жены его старших братьев. Этот вопрос теперь задавался Куанткану регулярно во время семейных встреч.

– Их же заберут на фронт, опомнись!

Младший брат кивал головой, вроде как соглашался, но ничего не предпринимал. Он просто не знал, как ему быть, поэтому, сколько мог, тянул время. А тут еще первый секретарь райкома не унимался, без веской причины уже в который раз грозился перевести Куанткана из Аральска в другой регион. «Будто все сговорились», – про себя думал Куанткан.

Одна из сестер Жансаи была замужем за начальником военкомата. В его власти было решать, кого и когда призывать на фронт. У самого Куанткана была бронь, то есть освобождение от призыва, он возглавлял рыбтрест и обеспечивал фронт рыбой. Но у его братьев такой брони не было, и через них Жансая решила надавить на своего мужа. Кольцо неумолимо сжималось…

– Оставь, наконец, свою молодую жену и верни Жансаю домой, – почти хором продолжали уговаривать его родственники, чуть не плача.

Как раз в это же время в августе 1943 года Фарида родила Куанткану первенца Ерболата, а это уже могло толкнуть заступников первой жены на более решительные действия, ведь Куанткан стал кандидатом в ряды Коммунистической партии, что сулило не просто укрепление его позиций, но и продвижение по службе. Хоть к многоженству в мусульманских республиках в годы войны иной раз и относились снисходительно, но лишь до поры до времени.

Проводник неожиданно громко объявил какую-то промежуточную станцию, и поезд остановился. Некоторое время по вагону сновали люди, но через несколько минут состав тронулся, и Куанткан снова погрузился в свои воспоминания.

«Как мне тебя не хватает, моя Фарида», – вздохнул он и вспомнил тот позорный момент, когда нашел глупый повод, чтобы поругаться с ней и вернуть Жансаю.

В тот день девушка мыла в доме полы, и к ним заглянул давний приятель Куанткана.

– Одну минуточку, я как раз домываю, подождете? – сказала ему Фарида.

– Да не переживай, я подожду на улице, – ответил гость.

В этот момент домой пришел Куанткан и набросился на Фариду:

– Что же ты моего друга держишь в коридоре?! Разве так надо гостей встречать?

Это была их первая и последняя ссора.

На следующий день Куанткан поехал в Кызыл-Орду и привез Жансаю. Дом был на два входа, на одной половине теперь жила Жансая, на другой стороне – Фарида. Узнав об этом, разъяренная мать Фариды Кульпаш приехала из далекого аула, высказала Куанткану все, что она о нем думала, и увезла свою дочь и Ерболата к себе.

Жансая взяла власть в свои руки.

Отныне каждый шаг Куанткана контролировался ее людьми, но братьев мужа оставили в покое. Развестись официально, по-тихому, с первой женой Куанткан уже не мог, опоздал. В 1944-м году в стране была введена норма: хочешь развестись – будь добр дать объявление в местной газете. Разводить стали публично. Ну, какой нормальный гражданин СССР с партийным билетом в кармане станет выносить этот позор на всеобщее обозрение? При этом повод для развода определялся судом, а ревность или отсутствие детей – разве это доводы?

Больше всех страдала Фарида. Она писала ему письма одно за другим, сочиняла целые поэмы о своих чувствах и переживаниях. Куанткан сильно ее любил, но знал, что за ним могут следить, поэтому ездил к ней окольными путями, запутывая след. Он бывал у нее по два-три дня. Дверь снаружи Фарида закрывала на замок, чтобы никто ничего не заподозрил, а Куанткан забирался в дом через открытое окно с другой стороны. Вскоре родились еще две девочки: Нургуль и Гульмира.

В середине 50-х Фарида неожиданно тяжело заболела, непонятно что это была за болезнь, но она сгорела буквально за неделю. Трое детей: Ерболат двенадцати лет, Нургуль семи, и Гульмира двух лет остались на руках у бабушки Кульпаш.

Куанткан с опозданием получил весть о кончине Фариды. Когда он приехал, тело уже предали земле. Все родственники с ее стороны проклинали его и избегали с ним встреч. Он стоял совершенно один у еще свежего холмика и в голос просил у любимой женщины прощения за все горести, которые принес ей и своим детям.

"Мне твердят: я должна упрекать тебя, милый,

Но слов для упреков я в сердце своем не нашла.

Даже если придется прождать тебя вечность –

Одиноким цветком на ветру буду ждать я тебя.

Эти муки как вынести бедной усталой душе?

Как забыть эту радость – быть рядом с тобой?

Я дышу лишь надеждой на счастье и жду.

Возвращайся, любимый, скорее ко мне…"

Вагон, плавно раскачиваясь, набрал ход, и Куанткан незаметно для себя задремал…

***

После того как Ерболат проводил отца, на следующий день вечером они с Фаризой встретились, и девушка первым делом возмущенно спросила:

– Ерболат, что это было вчера? Я чувствовала себя жутко неловко.

Ерболат, сегодня какой-то поникший, совершенно не настроен был разговаривать на эту тему. Потом нехотя выдавил:

– Да отец в город по делам приезжал, и я хотел показать ему тебя.

– Зачем? – спросила его Фариза.

Ерболат долго молчал. И вдруг ему в голову пришла идея проверить реакцию своей девушки. «Долго ли она будет дуться, если я выдам ей свой разговор с отцом? Оскорбится до глубины души или слегка расстроится?»

И он сказал:

– А может, мы надумаем пожениться?

– С чего ты так решил? – скептически протянула она, но любопытство все-таки взяло верх. – И что сказал папа?

Парень выдержал паузу, потом сказал, медленно выговаривая слова:

– Сказал, не женись на ней. Не будет она с тобой жить, слишком яркая, красивая, бросит тебя… К тому же аргынка, чеченка… Мол, они строптивые, непослушные… Предложил брать из наших краев, говорит, сам тебе сосватаю покладистую.

– Что-о-о? – вырвалось у Фаризы, а про себя она подумала: «Да, я непростая! И мы еще посмотрим, выйду я за тебя или нет!»

Больше они встречу с отцом не обсуждали. Долго гуляли по вечерней Алма-Ате, говорили о фильмах и книгах. Фариза шла, держась за руку своего новоявленного жениха и, когда разговор затихал, едва заметно чему-то улыбалась.

Ерболат не стал произносить вслух только одну единственную фразу Куанткана:

«Ты ей не пара!»

Сначала он обиделся за это на отца, но, пока ехал от вокзала домой, понял, что выбрал именно ту девушку, которая ему и была нужна. В чем-то более решительная, чем он, красивая под стать ему, непохожая на казашку – модная тенденция тех лет, ну и главное – с великолепным русским языком.

На нем говорили все алма-атинцы, без его знания принимали далеко не на каждый факультет, учеба и карьера были связаны только с ним. Казахоязычный Ерболат все еще с трудом читал и писал на великом и могучем. Теперь же у него появился азарт и стимул доказать, что он достоин Фаризы и может стать лучше.

А через два дня к Фаризе неожиданно нагрянула ее рассерженная чеченка-мать.

– Мам, ты что, просто так решила приехать, город посмотреть?

– Думаешь, мне совсем делать нечего? Я за тобой приехала!

– Но я тут в оперную студию сдаю…

– Если ты в сарае песни распевала, решила, что из тебя обязательно артистка должна получиться? А как же медицинский? Или у тебя тут другие дела завелись?

Строгая мама не приняла такую самодеятельность и со словами «певичкой не будешь» забрала дочь назад в село под Карагандой, откуда та отбыла еще в апреле этого года, «всего лишь на 20 дней отдохнуть в санатории».