Читать книгу Рассказы - Данияр Сугралинов - Страница 5

– Андрюх, пойдём с нами? – предлагает Макс. – Посидим часок-другой, выпьем пива, футбол посмотрим.

– Да, Андрюш, – присоединяется Маринка, – пойдём! Идёшь? Да? Нет? Не знаешь?

Маринка берёт меня за руку, смотрит в глаза, улыбается. Да, Мариш, я тоже тебя хочу. А-а-а, как же хочется. Хочется посидеть с друзьями-коллегами, выпить пива, почувствовать, как тепло разливается по нутру, как становится проще и легче жить… А ещё больше хочется нормального общения.

– Ну пожа-а-алуйста! – тянет Маринка. – Всего на часок…

Я думаю. Сложно думать, когда тонешь в Маринкиных глазах. В это время Валерка Громов громко (как и полагается с его-то фамилией) со всеми прощается:

– Успешно нажраться! А меня ждёт «Каражан»!

Это он в подземелье собрался в сетевой игре. «Каражан» называется.

– Эй! Стоять! – возмущается Макс. – Какой ещё «Каражан»?

– Э-э-э, «дарагой», «какой-такой каражан-маражан»? – поддерживает Ирка. – Мы ни о «какой-такой каражан-маражан» не договаривались!

– Мы же вместе собирались! Гром! Ты идёшь с нами!

– Э-э-э… – пытается сопротивляться Валерка. – Я там ребят из гильдии обещал сводить в данж…

– Каких ребят? Какой гильдии? Мы – твоя гильдия, понял? Так идёшь?

– Э-э-э… Нет.

– А сейчас? – не теряет надежды Макс.

– Блин! Иду!

– Андрюха?

– Нет, – решаю я. – Мне. Надо. Домой. Танюшка ждёт.

При этих словах все обречённо вздыхают, а Маринка закатывает глаза. Таня, моя жена, на седьмом месяце. Я ей нужен больше, чем им. То есть это они так думают, что больше. Так что, прости, Мариш: может быть, как-нибудь в другой раз мы обязательно… В другом измерении и в другой галактике, где не будет в моей жизни Тани.

– Ладно, Андрюх, как знаешь. Танюхе привет!

Дружной гомонящей толпой, подкалывая друг друга, сваливают по Невскому в сторону Рубинштейна. Слышно, как Макс, стиснув шею Валерки, втолковывает ему: «Это ты в „вовике“ семидесятник и гильдмастер! А тут ты салага! Понял?». Валерка не теряется: «Хрен тебе, Максим Георгиевич, а не эпические доспехи!». Все на работе давно подсели на WoW. И я бы подсел, да свой компьютер дома – пока лишь мечта.

Я затягиваюсь, кидаю окурок в урну и вливаюсь в поток в метро. От Маяковки до Купчино, а там на трамвае. Нормальный привычный маршрут: работа – дом.

* * *

Дождь не прекращается. А это значит, что надо быстро добежать до трамвайной остановки. Остаться сухим всё равно не удастся, но хоть промокнуть не сильно. Чёрт, как же холодно. Курточка, рассчитанная на раннюю осень, настолько неактуальна, как и мои белые летние кроссовки. Поздний октябрь ко всему прочему принес ещё и холод. Мокрыми пальцами я достаю сигарету, закуриваю.

– Молодой человек, подайте на хлебушек…

Выгребаю мелочь:

– Держи, бабушка.

Кажется, что жизнь поделилась на три части. В первой части я был кем угодно: сыном, школьником, студентом – но только не мужем и будущим отцом. Самые большие проблемы – двойка за поведение в дневнике и грядущая сессия. В чём-то та, первая часть моей жизни, даже однообразна, но весёлая и с перспективами.

Вторая часть жизни – очень яркая, многообещающая и короткая. На последнем курсе я влюбился. К счастью, взаимно. Таня Каверина – самая красивая девушка потока – выбрала меня!..

Дохожу до остановки. Тусуется молодежь, мои ровесники… В бары, в кино. Кино… На остановке, кроме меня, две немолодые женщины, благообразный старичок в шляпе и молодая пара с ребёнком. Все с зонтами.

…Началось-то всё просто: вечеринка в общаге, обязательные медленные танцы в конце вечера. Захмелевший я – смелый. Потоптавшись для уверенности, пригласил Каверину, и она не отказалась! Во время танца мы разговорились и стали танцевать ещё. А потом… А потом ничего такого не было. Разошлись по своим комнатам. Прошло несколько дней, пока я решился пригласить её в кино. А дальше всё, как у всех: свидания, поцелуи, и все мысли только о ней.

А потом Танька залетела. Ребёнка решили оставить. Я нашёл работу, и бытовые проблемы: расписаться, снять квартиру, работать – казались вовсе не проблемами, а так, временными трудностями на пути к большому счастью. Счастье – быть с Таней, часами смотреть в её озорные зелёные глаза, просыпаться рядом.

От недосыпа с синяками под глазами мы нагими бродили по только что снятой квартире. Обнявшись и завернувшись в одну простыню на двоих, стояли у открытого настежь окна и курили. Весь город был у наших ног, а может, просто так казалось, с десятого-то этажа. Потом Танька вертелась у плиты, сооружая подобие яичницы с помидорами, а я не мог отвести от неё глаз. По телевизору что-то радостно вещал виджей MTV. Тогда мне это казалось милым: есть яичницу с гренками каждый день, на завтрак, обед и ужин. А любимый Танькой музыкальный канал был включён круглосуточно. Странно, но попсовые песенки той весны въелись в душу и уже ни с чем, кроме как со счастьем, сексом и Таней, не ассоциировались.

И наступила третья часть жизни – моё настоящее. Всё на мне. Сколько бы ни работал и как бы ни страдал от недосыпа, денег всё равно не хватает. И жалко себя. Причем самое фиговое – понимание того, что тебя больше не любят, а терпят. А терпят, потому что нужен.

И ещё хуже: ты-то всё ещё любишь. Правда, уже не знаешь, за что. И даже больше ненавидишь, чем любишь. Но от мысли, что она может быть с другим, внутри всё скручивается и хочется выть. Но как вернуть былые чувства? Неизвестно.

Совсем хреново, что не живу для себя. И этому не видно конца.

* * *

Лифт не работает. Твою мать! На десятый этаж приходится подниматься пешком. Злюсь и бегу, прыгая через ступеньки. Пакет с продуктами цепляется о поручень, рвется ручка, и вниз по лестнице нехотя катится коробка с замороженными пельменями.

Злость требует выхода – я пинаю эту долбанную коробку. Коробка ударяется о стену и лопается. Пельмени с весёлым стуком рассыпаются по площадке. Этажом ниже в какой-то квартире, захлёбываясь, начинает лаять собака. Да пошла ты, тварь! Матерясь, собираю пельмени. И, уже не торопясь, бреду наверх.

Дверь открывает тёща. Ёпрст! Вот чего я не понимаю, так это почти ежедневного присутствия у себя дома тёщи. «Мама будет сидеть с малышкой, а я буду работать», – объяснила мне когда-то Таня. До малышки ещё два месяца. Но тёща уже здесь.

Подходит Таня, равнодушно чмокает в щёку, растягивая губы в улыбке:

– Устал?

Да ей же всё равно, зачем спрашивать?! Зачем изображать радость оттого, что я пришёл?

– Продукты возьми, – протягиваю пакет.

Таня заглядывает в пакет и несёт его на кухню. Да что заглядывать, ничего нового там не обнаружишь, Таня-Танечка-Танюша. Всё, как всегда: хлеб, пельмени, молоко, фрукты. Фрукты посоветовал врач. Ибо «ребёнку нужны витамины». Не вопрос. Правда, я уже подзабыл вкус пива и перешёл на более дешёвые сигареты.

– Кушать хочешь, Андрей?

Нет, блин, не хочу! Чего бы это я кушать хотел? Весь день только и делал, что жрал, а не работал. А ещё это «Андрей». Тьфу! «Милый», «любимый» отменены, как пережиток прошлого. Теперь я нейтрально-официальный «Андрей».

– Танечка, да что ты спрашиваешь, накрывай на стол! – суетится тёща. – Андрюша, вы пока мойте руки. У нас сегодня борщ! И отбивная!

Ох уж это приторно-фальшивая тёщина забота. Лучше бы она просто молчала. Борщ с отбивной – это понятно. Тёща их любит. И под видом заботы о зяте на мои же продукты готовит себе борщ и отбивную. Пока я мою руки, на кухне о чём-то шепчутся Таня с тёщей. Да ясно, о чём. Им и без меня неплохо было. В самом деле, надо было с ребятами посидеть.

– Как дела на работе? – лицемерно спрашивает тёща.

Ещё и цепляется. Ясно, хочет меня выставить в хреновом свете. А-ля твои ровесники на «Кайенах» рассекают да по ресторанам водят. А Танька еще так участливо смотрит, типа ей тоже безумно интересно, как там на работе. Ну да, с паршивой овцы хоть зарплаты клок.

– Нормально всё, – отвечаю. – Пока не увольняют.

Тёща не улавливает иронии и крестится:

– И слава Богу!

Я ем, склоняясь к тарелке, и физически ощущаю на себе их равнодушно-презрительные взгляды.

– Как борщ? Вкусно? – спрашивает жена.

Всё ясно. Я, бездушный подонок, не оценил усилия тёщи по готовке еды, и теперь меня в завуалированной форме просят похвалить «маму».

– Спасибо, всё было очень вкусно! Только борщ пересолен, а отбивная жестковата.

Вот так вам! Сидят молча, переглядываются. Понятно: хотят, чтобы я поскорее доел и освободил кухню, им же дальше надо пошушукаться. Чёрт с вами, шушукайтесь. Отодвигаю тарелку, залпом выпиваю чай и встаю из-за стола. Бросаю: «Мне ещё надо поработать». И ухожу в комнату.

Ложусь на диван и думаю, что хорошо бы поспать. Но спать нельзя. Я набрал заказов на курсовые, так что надо работать. Встаю и сажусь за стол. Компьютера нет, всё ручками, по старинке. Потом отдам – наберут и распечатают. Глаза слипаются, но усилием воли вывожу заголовок: «Инженерно-технические службы в гостиничных комплексах». Шесть страниц курсовика… Но понимаю, что уже сплю.

Сквозь сон слышу, как звонит Танькин мобильный. «Слушаю вас, Давид!». Твою мать, что еще за Давид? Прислушиваюсь, но слышно плохо: тёща моет посуду. Всё, что удается разобрать: «До завтра, Давид!». Давид… «Каражан-маражан», твою мать!

Инженерно-технические… службы… в гостиничных комплексах…

Я перетаскиваю тело на диван и снова засыпаю.

* * *

В шесть тридцать разрывается будильник-мобильник. Вскакиваю, на автомате включаю чайник, бреду в ванную, умываюсь, чищу зубы, одеваюсь, выпиваю чашку растворимого кофе вприкуску с сигаретой и выбегаю из дома. В метро понимаю, что забыл зонт. И что я всё еще в постели, а времени уже семь! Опаздываю!

В ускоренном темпе проделываю то же самое, лишь сигарету закуриваю только на улице. Льёт дождь. Вспоминаю, что я забыл зонтик уже наяву, и бегом поднимаюсь на свой этаж. Пытаюсь отдышаться. В этот момент сквозь тонкую деревянную дверь различаю голоса жены и тёщи. Прислушиваюсь.

– …Да, Давид сегодня заедет.

От этих слов моментально бросает в пот. А там, за дверью, Таня внезапно начинает рыдать:

– Он меня разлюбил!

Я испытываю лёгкое чувство радости, по поводу того, что этот неведомый подлец Давид разлюбил Таньку. Так ей, поделом! Радость слегка омрачается треском прорезающихся сквозь череп рогов.

– Ну, перестань… Перестань, Танюш. Он тебя любит! – утешает Таньку тёща.

Ни фига! Я злюсь на тёщу, потому что Давид – мужик. Сказал – сделал. Раз Танька говорит, что разлюбил, значит – разлюбил.

– Я старалась, готовила, полдня на кухне проторчала, а ему не понра-а-авилось, – продолжает реветь Танька.

Ага, теперь ясно, кому борщ с отбивной готовился. Обычно мы едим пельмени. Порадовало только то, что Давиду борщ тоже не понравился.

– А я тебе говорила: дождись меня, научу, как правильно, помогу! А ты: я сама! – заметила тёща.

– Совсем меня не замечает, хмурый вечно, отвечает односложно, слова лишнего не вытянешь, – продолжает жаловаться на любовника жена.

– Так устаёт он на работе! – вступается за Давида тёща. – Он же вас обоих, а с малышкой и троих, тянет. Курсовые пишет по вечерам вместо того, чтобы с друзьями гулять.

Я удивляюсь нашей с Давидом схожести.

– Да, я знаю, мам, знаю. Только как мне объяснить ему, что всё это временно, что мы обязательно прорвёмся, что всё будет хорошо?! Мам, я его очень сильно люблю, я потерять его боюсь!

– Не переживай, Танюш. Вот дошьём костюм, сдадим последний заказ Давиду Арамовичу, да такой подарок твоему Андрюшке сделаем, что он тебе всё простит, и борщ недосоленный в том числе!

– Да, мам, я знаю. Он давно о компьютере мечтает, я же вижу.

Тут я понимаю, что я – олух. Речь идёт обо мне! Таня всё ещё меня любит! Борщ готовила не тёща для себя, а Танька! Для меня! Вспоминаю, что это у меня через неделю день рождения. И что Давид – это тёщин сосед по площадке Давид Арамович! И что тёща с женой днями-ночами шьют всякие вещи на заказ, в том числе костюм для Арамовича, этого старого хрыча, чтобы подарить мне компьютер! А ещё я понимаю, что мы прорвёмся! И всё будет… всё будет… всё будет офигенно!

Я спускаюсь вниз, выхожу на дождливую улицу и улыбаюсь небу.

Ведь всё будет…

2007