Читать книгу Оно-но-Комати - Дара Преображенская - Страница 1

«Всё кончено, заморосил осенний дождь,

И, словно листья на ветру,

Поблекли слова любви.

…..

Все говорят, что ночь осенняя длинна,

Не так это, увы,

Мы не успели слов любви произнести,

Как наступил рассвет!»

(Оно-но Комати).

……..

Я родилась в префектуре Акита, которая находится на западной окраине Японии, так что Океан с детства окружал меня со всех сторон.

Помню, будучи беззаботным ребёнком, я часто бегала на побережье и любовалась очень красивыми окрестностями. Лодки с усталыми рыбаками иногда приставали к берегу, полные серебристой рыбы. Эти люди были бедняками, но рыба могла прокормить их, потому что многие богатые землевладельцы и даже чиновники при дворе императора Ниммё покупали много рыбы, морепродуктов, ведь это, можно сказать, была наша единственная пища. Её практически не готовили, приправляли различными соусами и ели. Говорили, император очень любил рыбу, ел с удовольствием морских ежей и очень уважал изысканные вина, поставляемые ко двору торговыми караванами из Азии.

Я, также слышала о том, что император Ниммё, был тогда ещё молодым человеком, интересовавшимся философией; говорили, также, что внешне он был очень красив, но эти слухи передавались из уст в уста, потому что доподлинно никто ничего не знал.

Простому человеку нельзя было даже помыслить приблизиться к императорскому дворцу.

Я сидела на скалистом побережье и наблюдала за тем, как вдалеке медленно накатывались волны одна на другую, растворяясь в предрассветном тумане.

Каждое утро, когда в доме до меня не было совершенно никакого дела, я любила приходить сюда и думать, думать, думать.

О чём я думала? О жизни….. Что может думать о жизни десятилетняя девочка, которая и жизни-то совсем не знает? Я слышала голоса чаек, порой мне казалось, что они поют. Наверное, это мне только казалось, потому что у меня богатое воображение.

А иногда я засыпала и видела один и тот же сон – холод, яркое солнце на небе и огромную женщину, которая превращалась в моржа. Позже рыбаки рассказали мне о северной стране, где обитают люди, поклоняющиеся силам природы и Священной Матери Моржихе. Они чем-то похожи на нас, но у них своя жизнь и верования, свои обычаи и традиции. Я считала себя довольно доверчивым человеком, однако однажды моя мама как-то сказала мне:

– Нельзя раскрываться перед тем, кто недостоин тебя, кто не зрел духом.

– Почему? – спросила я, удивившись материнской мудрости, потому что моя мать раньше всегда считалась молчаливой женщиной.

Вообще-то, так всегда принято в традиционных японских семьях, чтобы женщина часто молчала, рожала детей и следила за хозяйством.

– Разве ты доверила бы огонь неразумному ребёнку? Точно так же, не раскрывай своё сердце недостойной душе. Душа, как огонь.

Однажды я спросила у мамы:

– Что такое любовь?

Она пожала плечами, посмотрела куда-то вдаль, там очень далеко белела гора Фудзияма.

– Не знаю, людям проще любить одежды, чем душу. Любовь – это когда любят твою душу.

Честно говоря, тогда я не поняла слов мамы. Мама считалась самой красивой женщиной во всей округе, она всегда ходила мелкими шажками, как обычно ходили все аристократки. В нашей префектуре считалось большим мезальянсом, если мужчина-землевладелец, хоть и состоятельный, женится на женщине из аристократической семьи.

Позже я узнала, что он присмотрел её на ярмарке урожая риса. Никто во всём округе не верил, что такая девушка даст своё согласие на брак с простолюдином. Однако помолвка состоялась, хотя я всегда подозревала, что моя мама не любила отца, а вышла замуж за него, просто потому что она бежала от своей несчастной любви.

– Мама, а ты когда-нибудь любила по-настоящему?

Мама опустила голову, посмотрела вдаль на облако Фудзиямы и спокойно ответила:

– Иди, пора ужинать, тебя и так все давно ждут.

В тот же день я поняла, что задела очень больную для неё тему. Мне вдруг стало очень грустно. Там далеко, далеко за этим огромным Океаном существует Страна Счастья, куда отправляются все умершие души. Когда-нибудь и я отправлюсь туда…..

Мой отец Су-яма Хоякито считался одним из самых влиятельных землевладельцев в нашем округе. Он был старше матери на двадцать лет, но по его нежному взгляду, направленному на неё, я поняла, что отец по-настоящему любил мать. Утром он уходил в округ префектуры, где участвовал в совете старейшин, а вечером его повозка всегда приближалась к нашему аккуратному двухэтажному дому с красивым садом, за которым всегда следила сестра Хакира.

Она немного прихрамывала на правую ногу после падения с лошади, поэтому её никто не брал замуж.

Сначала Хакира жутко расстраивалась, уединялась, как и я же, а затем решила следить за садом. Днём она лепила из глины фигурки Будды, Хоттея и ставила их в различных уголках нашего сада. Забавно, ты гуляешь, занимаешься созерцанием, и сам Будда благословляет тебя.

Если уединение Хакиры было связано с её досадой, разочарованием, то я уходила к Океану просто, чтобы понаблюдать за рыбаками, послушать плеск волн, и на душе становилось спокойно.

Ужинали мы рано, когда солнце едва-едва заходило за горизонт.

Помимо членов нашего семейства зачастую с нами ужинали паломники, которых мама всегда привечала. Но в тот день в гостях была тётя Акира. Она приезжала к нам обычно весной перед самой посадкой риса. После посадки начинались массовые праздники, в том числе и День Общения с Предками. Этот праздник мне совсем не нравился, потому что он напоминал мне о тех, кто ушёл, и кого я очень любила.

Вот, например, в прошлом году нас покинула бабушка, знавшая много обычаев, мифов, сказаний. Бабушка всегда относилась ко мне с большой нежностью и почему-то выделяла из всех детей. Я к ней тоже привязалась, зажигала свечи в её комнате, с ярмарки привозила в подарок новое кимоно, купленное на те монеты, которые отец выделил мне лично. Я просто хотела порадовать бабушку.

– А знаете, кого я сегодня видела?

Тётя Акира уже доедала рыбный ролл, она отличалась полнотой и отменным здоровьем в отличие от мамы.

– Кого?

– Хатико, мою подругу.

– И что она делает в нашей деревне?

Акира с опаской посмотрела сначала на Хакиру, затем на меня.

– Вы даже не представляете, кто такая Хатико. Она отвечает за гарем нашего императора.

Отец попросил меня и мою сестру выйти, несмотря на то, что ужин ещё не был окончен, и к тому же, половина моей порции риса ещё не была съедена. В кухне горела одна единственная свеча, отбрасывая тусклые тени на стены и пол. Обычно слуги зажигали больше свечей, но с прошлого года свечи стали большим дефицитом, и приходилось экономить.

Покинув кухню, я всё-таки подслушала дальнейший разговор между взрослыми и тётей.

– Хатико-сан искала красивых хорошо сложенных девочек для гарема нашего молодого императора Ниммё.

– Говорят, его ничто не интересует кроме созерцания и философии.

– Не скажите, наш юный император интересуется ещё и политикой, и ему нет равных в военном мастерстве. Я сама видела его на поединке и восхищалась.

– Ты? Разве позволено женщине смотреть поединки мужчин?

Я видела, как тётя Акира тяжело вздохнула, после чего ей принесли новую порцию риса, и вопрос отца так и остался без ответа.

– Так вот, моя подруга занимается подбором девушек для гарема нашего императора.

– О, чтобы я больше этого не слышал от тебя, Акира-сан!

Отец выглядел возмущённым, а я очень удивилась тогда, почему он был так раздражён на тётушку.

– Я не была бы столь категоричной в этом вопросе, Су-яма Хоакито! Сежду прочим, в гарем должны входить самые лучшие девушки: самые красивые и самые умные. А вкусы у нашего императора весьма сложные, и требования завышенные.

– Акира-сан!

– Между прочим, ваша дочь очень даже ничего….В будущем из неё вырастет красивая девушка.

– Акира-сан! Наша дочь выйдет в будущем замуж за достойного человека и станет уважаемой женщиной, она будет содержать дом, хозяйство, и попрошу больше не заводить речь о гареме!

– Но, ведь, у Вас, дорогой Су-яма, есть ещё две дочери кроме Оно-но. Почему Вы не беспокоитесь об их судьбах? Можно сказать, Оно-но – Ваша любимица, и это может вызвать ревность и зависть других.

– Кто это сказал, что я их обделяю своей любовью?

Тётя разочарованно пожала плечами. Она считала себя утончённой аристократкой, потому что служила при дворе и знала все обычаи дворцовой жизни. Она тоже считала брак моих родителей «типичным мезальянсом», и всегда смотрела на отца сверху вниз.

– В пятницу я уезжаю в Киото, и, если Вы позволите, уважаемый родственник, я бы взяла девочек, чтобы они имели представление о городе Благоденствия.

Отец нервно передёрнул плечами:

– Нет! Они останутся здесь! Пусть приобщаются к ведению хозяйства, во всяком случае, это пригодится им в будущем. Как ты считаешь, Мий-око?

Мою мать звали Мий-око, что означало «цветок красоты», я иногда ловила себя на том, что невольно любуюсь мамой, когда смотрю на неё со стороны. Она действительно чем-то напоминала цветок с её утончёнными манерами, скромностью и … печальными глазами, наполненными любовью. Мама пожала плечами:

– Я думаю, девочкам стоит посмотреть Киото, ведь в будущем им может не представиться такая возможность.

Отец промолчал, и я поняла, что он был согласен.

– Эй, Оно-но, где ты! – окликнула меня Хакира.

Она застала меня улыбающейся и хлопающей в ладоши. Я вообще была готова подпрыгнуть до потолка, если бы могла.

– Чему это ты так радуешься?

– В пятницу мы едем в Киото вместе с тётушкой!

– В Киото?

Хакира округлила глаза от удивления.

– Ты думаешь, отец отпустит нас?

Я закивала:

– Да, отпустит, мама считает, что мы должны увидеть Город Благоденствия, пока у нас есть такая возможность. Пойдём, расскажем об этом Кимико.

Кимико – моя младшая сестра, которая всегда отличалась большим любопытством.

– Пойдём, она очень обрадуется.

Кимико едва оправилась от тяжёлой болезни, поэтому пищу ей готовили какое-то время отдельно от остальных членов семьи. Кимико действительно обрадовалась, как радуется маленькая птичка, которая впервые взлетела после долгого периода полной обездвиженности.

– В Киото!

Кимико поцеловала сначала меня, затем Хакиру, радости её не было предела. На окне стояли фигурки из глины, раскрашенные яркими красками самой Кимико ещё до её болезни. Я посмотрела внимательно на эти фигурки в лучах заходящего солнца, они выглядели ещё загадочнее, ещё необычнее. Это был бог грома Райдзин и бог ветра Фуэдзин.

– Тебе нравится? – спросила меня сестра.

– Очень нравится.

Я была заворожена увиденным.

– Неужели ты сама это сделала, Кимико?

Сестрёнка закивала, она всегда энергично кивала, когда хотела убедить собеседника в чём-либо. И, вообще, она была очень смешной. Хакира открыла окно и грустно посмотрела на заходящее вечернее солнце, окрасившее дом и стены в оранжевый цвет.

– А я бы не хотела ехать в Киото, – произнесла она с оттенком печали.

– Почему?

– Некому будет смотреть за моим садом.

Но я всё равно видела и чувствовала, что Хакира на самом деле очень хотела поехать в Киото, потому что здесь, в деревне жизнь довольно скучна и обыденна, а там…в городе всё иначе. Город живёт своей внутренней жизнью, город наполнен яркими красками.

Просто, Хакира не верит в удачу из-за своей хромоты. Она, наверное, считала себя некрасивой, хотя это было не так, далеко не так. Она обладала ясными чувствительными глазами, и я до сих пор помню этот её добрый полный нежности и грусти взгляд, несмотря на то, что уже прошло столько лет, и у меня ничего не осталось от моей жизни….ничего кроме этого дневника.

…Впервые я начала писать стихи, когда была наказана и закрыта в чулане. Помню, в тот день в наше поместье приехали дальние родственники, чтобы отметить День Поклонения Богу Луны Цукиеми. Я озорничала и по чистой случайности перевернула жертвенное блюдо для храма. Помню мама была очень сконфужена, а отец удручён из-за того, что подобное произошло прямо перед гостями. В мои времена это считалось неслыханной дерзостью.

Служанки увели меня в детскую комнату, и оттуда я слышала обрывки разговора.

– Мий-око, пойми, происшествие это нельзя оставлять без внимания, – говорил мой отец.

– Но, ведь, Оно-но, она ещё совсем ребёнок.

– И, тем не менее, она нуждается в наказании. Она должна научиться почитать Цукиеми, иначе бог разгневается на нашу дочь, и в жизни её оставит удача.

Так впервые я была заперта в чулане. Было ли это реальное наказание для меня? Возможно, тогда для отчаявшегося ребёнка оказаться в чулане среди веселья, которого он был лишён, явилось в действительности реальным наказанием. Однако, если б я знала тогда, как обойдётся со мной судьба, я приняла бы этот чулан за благо.

К тому же, я очень боялась темноты, а в чулане было темно.

– Отпустите меня! Пожалуйста, отпустите меня! Я буду почитать Цукиеми! Это блюдо с рисом случайно выпало из моих рук.

Но никто не слышал меня.

И тогда в темноте я вдруг увидела светящееся существо. Я протёрла глаза, потому что боялась, уж не брежу ли я. Однако существо не исчезало.

– Может быть, ты – коварный Кицуне, способный вселяться в людей и их сны?

Кицуне – это демон-лис с девятью хвостами, он часто появляется перед детьми, и тогда по ночам они кричат от страха. Кицуне может принимать любой облик. Однако существо улыбалось мне своею доброю улыбкой, и я поняла, что ошиблась.

– Я – твоя душа, – вдруг совсем неожиданно ответило сияющее существо.

– Но разве может душа разговаривать со мной? – удивилась я.

– А разве ты когда-нибудь общалась со своей душой?

– Нет.

– Ты была занята играми, и никогда не обращала на меня внимания. Сейчас тебе одиноко и грустно, ты наказана за свой детский проступок. Но чтобы тебе не было скучно и одиноко, ты можешь общаться со мной.

– Общаться? Как?

– Стихами, ведь я – внутренняя поэзия твоего сердца.

Я тогда была всего лишь ребёнком, и не поняла, что сказала мне моя душа. Однако затем мне показалось, что услышала какую-то грустную песню. Это пело светящееся существо, которое назвалось моей душой.

….Я дорогою грёз

Вновь украдкой

Спешу на свиданье

В сновидениях ночных –

Но, увы, ни единой встречи

Наяву не могу дождаться.

…

Печальна жизнь.

Удел печальный дан

Нам,

Смертным, всем.

Иной не знаем доли.

И что останется?

Лишь голубой туман,

Что от огня над пеплом

Встанет в поле.

……

Те слова,

Где сквозят печали и радости мира,

Привязали меня

К жизни

В этой юдоли бренной,

Из которой уйти хотела……

– Откуда эти красивые стихи? – спросила я.

– Это – твои стихи, – ответило сияющее существо.

– Мои?

– Не удивляйся, это действительно твои стихи, просто тебе нужно быть ближе со своей душой. Но сегодня тебе как раз выпала такая возможность.

Помню, в тот вечер я очень долго плакала, и меня кто-то разбудил. Это была моя старшая сестра Хакира.

– Неужели всё это время я спала? – спросила я.

– Да, ты спала. Мы решили, что тебе очень плохо в этом чулане, поэтому родители простили тебя и прислали меня.

На подносе у Хакиры я заметила рисовые шарики в соевом соусе.

– Ты принесла мне поесть?

– Конечно, должно быть, ты голодна, ведь прошло столько времени.

– А где гости?

– Они уже уехали в своё поместье «Ми-яко».

– Значит, я здесь находилась около суток?

– Да, сестрёнка. Ты, ведь, очень боишься темноты, разве не так?

– Нет, уже не боюсь, – ответила я Хакире.

В тот день о своей встрече с сияющим существом сестре Хакире я так ничего и не рассказала. Я думала, она всё равно бы не поняла меня, потому что поэзия была слишком далека от мыслей сестры. Она всегда считалаь приземлённым человеком, хотя я так до сих пор и не узнала душу Хакиры. Она была чиста, как день, светла, как солнце и умела сопереживать, а это качество я всегда ценила в людях.

С тех пор я стала уединяться на побережье Японского Моря, но раньше я сидела, просто созерцая заоблачные дали, а теперь я брала с собой немного бумаги или длинные дощечки, чтобы писать. Природа навевала на меня романтические мысли, и стихи сами собой лились из моего сердца.

Сначала я внимательно прочитывала то, что было написано мной за день под спокойный плеск прибрежной волны; затем я перестала читать. Я просто писала, но никому не показывала своих творений.

Однажды я услышала, как после ужина между собой разговаривали мои родители. Я прислушивалась к тишине надвигающегося вечера.

– Мий-око, я тебе не кажется, что наша Оно-но очень изменилась в последнее время?

– Почему Вы так думаете, господин?

– Я не думаю, я вижу.

– Возможно, наша дочь повзрослела.

– Нужно начать присматриваться к будущим женихам.

– Но, ведь, она же – ещё совсем ребёнок. Рано думать о замужестве. И потом, сначала нужно выдать замуж Хакиру.

Я слышала, как отец прошёлся вдоль комнаты.

– Учитывая болезнь Хакиры, вряд ли кто-нибудь возьмёт её замуж.

– Не говорите так, господин. Хакира – добрая девушка, и она так славно ухаживает за садом. У нас очень красивый сад.

– Согласен, Мий-око, и всё же, будущее нашей Оно-но не за горами, нужно устроить её судьбу.

О замужестве я никогда не думала, более того, я всегда относилась к подобному явлению, как к рабству в отличие от других девочек, которые только мечтали, чтобы их поскорее выдали замуж.

Через неделю после этого инцидента я показала родителям свои стихи. Прочитав, мама была поражена.

– Откуда ты взяла это, Оно-но?

Я пожала плечами:

– Не знаю. Из своего сердца.

Мама поцеловала меня и прошептала:

– Ты – мой цветок любви, когда-нибудь твои стихи будут ценить потомки.

Уходя и закрыв за собой двери, я услышала:

– Но задача женщины не в том, чтобы писать стихи, Мий-око. Она должна удачно выйти замуж и родить детей.

– Разве Вам не понравились эти стихи, господин? При дворе императора они бы имели большую ценность.

– Двор императора – не судьба нашей дочери, Мий-око. Больше мы не должны наказывать её за детские шалости, иначе она замкнётся сама в себе.

…..Спустя три недели Хакира, я и Кимико вместе с тётушкой Акирой ехали в её карете и любовались видами молодого Киото. Нам пришлось для этого преодолеть большое расстояние через несколько селений и холмистую местность, испещрённую болотистыми рисовыми полями.

Нас приветствовали крестьяне, потому что карета моей тётушки имела очень яркий вид, эта карета принадлежала самой смотрительнице гардероба наложниц гарема. «Неужели император способен внушать такой большой страх своим подданным?» – подумала я, рассматривая из окна великолепные окрестности.

Вообще, природа в Японии очень красива, а особенно это бывает в марте, когда начинает цвести сакура. Как говорят монахи, в такое время сама богиня Гуань-Инь спускается на землю. Огромный вулкан Фудзи-яма возвышается над близлежащими окрестностями и мелкими поместьями, а там дальше красуются пагоды.

Цветущая сакура наполняет окрестности розовыми оттенками. Однажды я даже попыталась зарисовать один из этих видов, получилось у меня совсем неплохо. Я помню, что подарила этот рисунок Кимико. Сестра захлопала в ладоши и поцеловала меня:

– Как красиво!

По пути в Киото мы заехали в один монастырь. Тётушка Акира вышла, защищаясь от палящих лучей Солнца своим маленьким аккуратным зонтиком, как это делали типичные аристократки. Мы с любопытством уставились на тётушку.

– Тётя Акира, куда Вы? – спросила я, как та, что отличается дерзостью из всех троих.

Но тётушка вовсе не сочла мой вопрос за дерзость, она просто улыбнулась мне:

– Девочки, подождите меня здесь, я хочу вас кое с кем познакомить.

Слова тёти Акиры заинтриговали меня, однако я промолчала. Через некоторое время тётя вышла из пагоды в сопровождении буддийского монаха, который с почтением поклонился и поприветствовал нас.

– Акайо, – представился монах.

В ответ мы тоже поклонились ему.

«Акайо» означает «умный человек», и действительно, в глазах этого человека, как мне показалось, сияли ум и добродетель одновременно – довольно редкое сочетание качеств в одном человеке. Монах представлял собой молодого мужчину в одежде ярко-жёлтого цвета, на его голове была «сугэгаса» – шляпа из осоки, чтобы защититься от солнца. Загар говорил о том, что долгое время монах проводил в разъездах.

– Это и есть Ваши племянницы, Акира-сан?

– Да, ну, как они Вам, досточтимый Акайо?

Монах по очереди посмотрел на нас, несколько дольше остановившись на мне своим проницательным взглядом. Я даже смутилась от этого долгого взгляда.

– Они у вас замечательные, Акира-сан.

– Я всегда опекала девочек, но особенно больше времени я стала уделять им после смерти моего мужа, г-на Йори.

Монах вздохнул:

– Да, Ваш муж был уже солидным человеком. Император, говорят, был очень доволен им.

– Вы имеете в виду императора Дзюнно?

– Я застал почившего ныне императора лишь ребёнком. Теперь же, когда его сменил наш нынешний молодой император Ниммё, говорят, он мало интересуется политикой, предаётся больше созерцанию, даже не замечая, сколько врагов вокруг него.

Тётушка Акира только махнула рукой.

– При дворе сейчас творится такое, что я предпочитаю держаться в стороне, страшась попасть «под горячую руку судьбы». Императрица-мать Татибана удалилась в свои покои и вообще не желает видеть никого.

Акайо улыбнулся:

– Вижу, Вы, всё же, увлечены двором, хотя и стараетесь скрыть это от самой себя, Акира-сан.

Слова монаха смутили тётушку, но она сразу же нашлась:

– Ну, что Вы, уважаемый Акайо! Наоборот, в последнее время я вообще отдалилась от двора.

– Насколько мне известно, наши августейшие особы нуждаются в Ваших услугах. Они выглядят всегда безупречно благодаря Вашим стараниям, ведь смотритель гардероба гарема – весьма важная должность.

– Конечно, я не собираюсь просить об отставке, тем более, и деваться-то мне больше некуда. И потом, я хочу устроить судьбу моих племянниц, учитывая то, что их мать, моя сестра Мий-око Хоакито имеет аристократическое происхождение. Я уже рассказывала Вам, отец Акайо, об этом скандальном мезальянсе. А всё из-за того, что Мий-око так была влюблена в того самурая, что была готова броситься в омут головой, особенно когда их разлучили.

Тут тётушка замолчала, поняв, что сболтнула лишнее. Мы на некоторое время остановились в монастыре, выпили чая, подкрепившись сладкими рисовыми шариками, чтобы продолжить дальнейший путь. Напоследок, когда мы уже собирались уходить, монах Акайо обратился ко мне с очень неожиданным вопросом:

– Чем же Вы увлекаетесь, юная госпожа?

– Когда я свободна от домашних обязанностей, я смотрю на гору Фудзияма, слушаю плеск волн о прибрежные скалы….и пишу стихи.

– Стихи? Ведомо ли, чтобы женщина писала стихи?

– Я слышала о некоторых придворных поэтессах и о том, что многие восхищаются их стихами.

Монах переглянулся с тётей:

– Думаю, Вашу племянницу ждёт прекрасное будущее.

– Я уверена, всех моих племянниц ждёт прекрасное будущее.

Проницательный взгляд монаха Акайо встретился с моим.

– У неё особая миссия, дорогая Акира-сан и…., что-то подсказывает мне, что эти стихи останутся на века.

– Но ведь, Вы ещё ни разу не видели моих стихов, – наивно возразила я.

– А мне и не нужно, достаточно того, что я вижу Ваши глаза и их глубину.

Тётушка кашлянула:

– Спасибо за чай, мы, пожалуй, поедем. Девочки, идите садитесь в повозку, а мне нужно перекинуться ещё парой слов с г-ном монахом.

– Подождите, я хочу кое-что оставить на память Вашей талантливой племяннице, Акира-сан. Как её имя?

– Оно-но из рода Комати.

Он скрылся в стенах пагоды, затем появился через какое-то время с листом бумаги. Это была дорогая рисовая бумага, которую производили в этом монастыре.

– Держите, юная дама.

Он протянул мне лист, я посмотрела в нерешительности на тётушку, затем на заинтересованных сестёр. Такое внимание к моей персоне со стороны буддийского монаха, уважаемого при императорском доме, явилось событием весьма неординарным.

Тётушка кивнула, было видно, что её терпение подвергалось больщому испытанию.

– Что это?

– Разверните, и Вы всё увидите сами.

На листе был изображён портрет очень необычной женщины с крупными чертами лица, миндалевидными, как у иноземцев, глазами и завитками чёрных волос. Её взгляд был задумчив, направленный как бы сквозь меня.

– Кто это?

– Поэтесса Сапфо, – ответил монах.

– Я никогда не слышала это имя.

– Она жила на острове Лесбос.

– А где это?

– В Греции в стране Солнца и богов.

– Значит, она уже умерла?

– Мы умираем и возрождаемся вновь. Таков порядок Бытия, – ответил Акайо. Он посмотрел куда-то вдаль, взгляд монаха стал каким-то грустным и задумчивым.

– Несколько лет назад мой брат Кенджи уехал с торговым судном в Грецию в поисках своего счастья. Я уговаривал его остаться, но он не послушал меня. А год назад мне передали, что он погиб в мятеже против местных властей. При нём был найден этот лист бумаги.

Я ещё раз посмотрела на портрет Сапфо, её задумчивые глаза.

– Но, ведь, тогда, г-н, получается, Вы отдаёте мне то, что дорого Вам.

– Возьмите этот портрет, что-то подсказывает мне, что он вдохновит Вас на многое и будет помогать Вам в будущем.

– Девочки, идите в повозку.

Я поклонилась Акайо, и, спрятав портрет, последовала за сёстрами.

В жизни мы встречаемся со многими людьми, общаемся с ними, затем судьба уводит нас от этих людей. Однако бывают те встречи, которые оставляют след в нашей душе и в нашем сердце.

Что-то подсказывало мне, что эта встреча явилась судьбоносной для меня. Кроме того, монах Акайо не посмеялся над тем, что я пишу стихи, напротив, он отнёсся к моему увлечению серьёзно в отличие от остальных людей, которые подшучивали надо мной. Я прониклась уважением к этому человеку. Благодаря своему острому слуху, садясь в повозку вместе с сёстрами, я услышала, как тётушка Акира, понизив голос, произнесла:

– Прошу Вас, г-н Акайо, не нужно девочке в таком возрасте говорить о том, что она станет великой. Это лишь вырастит гордыню в её душе.

– В душе Вашей племянницы нет гордыни. Её сердце чисто и непорочно.

– Однажды порок может появиться.

– Не думаю.

– Почему Вы так уверены в этом?

– В душе девочки с такими печальными глазами не может жить порок.

– Оно-но просто очень развитый ребёнок и не по годам умна.

Я раскрыла зонтик, чтобы скрыться от палящих лучей Солнца, наша повозка двинулась по направлению к Киото – «городу мира и покоя».

……..

Киото поразил меня намного больше, чем я сама ожидала. Мы ехали по довольно широкой улице, по краям которой располагались красивые особняки местной знати.

Однако сначала наш путь лежал через «улицу артистов». Весёлые музыканты прямо на открытом воздухе разыгрывали свои представления. Мимоходом я бросила заинтересованный взгляд на одного человека, считавшегося, по-видимому, заклинателем змей, который подбрасывал в воздух ужей и ловил их на лету, как ни в чём ни бывало. От радости я даже захлопала в ладоши.

– Здорово!

– Оно-но, веди себя прилично! – пристыдила меня тётушка, – в этом городе я пользуюсь большим уважением. Что тебя так обрадовало?

Я показала на оставленного позади заклинателя змей.

– Ну, и что здесь особенного? В Киото таких проходимцев очень много.

– Тётушка Акира, уверяю Вас, Ваша репутация не пострадает. Позвольте мне ещё раз взглянуть на заклинателя змей. Пожалуйста. Я обещаю Вам, что не стану больше озорничать.

Тётушка Акира с сомнением посмотрела сначала на меня, затем на сестёр. Кимико и Хакира не на шутку были напуганы, они боялись змей в отличие от меня.

– Хорошо. Эй, возница, остановись и позови-ка сюда вон того бродягу.

Концом своего зонта от солнечного света тётушка указала в сторону заклинателя змей. Когда он поравнялся с нами, я вышла из повозки и присмотрелась к бродяге. Это был молодой человек лет двадцати пяти, одетый довольно бедно, однако ловкость его рук поражала и удивляла меня. За спиной его был перекинут холщовый мешок, иногда приходящий в движение, оттуда раздавалось громкое шипение змей.

– Кто ты? – спросила я.

– Шуджи, – произнёс бродяга и низко поклонился мне. Я была польщена его совсем не показным почтением к моей персоне.

– Моё имя Шуджи, я – покоритель змей. Меня часто приглашают на представления в императорский дворец.

– Для чего?

– Наш император любит представления со змеями.

– Неужели он совсем не боится змей?

– Нет, наш император очень мужественный человек.

– Оно-но, нам пора ехать!

Тётушка передёрнула плечами:

– Оно-но, мы опоздаем к обеду. Верх неприличия! Оставь ты этого странного бродягу.

Я посмотрела на Шуджи:

– Где я могу найти тебя? Мне бы очень хотелось посмотреть на твоё представление.

Он протянул мне небольшую фигурку из глины, покрытую снаружи лаковой глазурью. Это была фигурка рыбы.

– Возьмите это, г-жа, фигурка приведёт Вас ко мне.

– Оно-но, что за дерзость и невоспитанность!

Я наспех попрощалась с Шуджи, зажав фигурку в своей ладони и поспешила к тётушке.

Она жила в роскошном особняке на холме вокруг императорского дворца. Особняки знати располагались так, что с балкона дворец был виден, как на ладони, и ты могла видеть всё, что там происходило.

Нас встретили слуги, которые сразу же взяли багаж тётушки и начали перетаскивать его в дом. Слуги были одеты ничуть не хуже и не беднее, чем сама их госпожа: на них были красные лёгкие кимоно «юката» с чёрным поясом «оби».

В доме тётушки то здесь, то там красовались антикварные вещицы и статуэтки японских гейш, самураев. Возможно, либо муж тётушки, либо она сама были увлечены искусством.

Мне была выделена отдельная комната на втором этаже по соседству с комнатами Хакиры и Кимико. На некоторое время в доме тётушки воцарился переполох, однако вскоре всё стихло. Нас позвали к обеду, происходившему в очень торжественной обстановке в гостиной; наверное, подобный порядок всегда принят у аристократов; многое мне показалось непривычным, вычурным, потому что всё в нашем доме было простым, и я чувствовала больше внутренней свободы. Зато смена окружавшей меня обстановки пошла мне на пользу. Мои депрессии и задумчивость прошли; отныне я была занята внешней жизнью, нежели внутренней.

По ночам мне снилась гора Фудзияма, слышался плеск Океана, а днём я наблюдала за тем, что происходило во дворце. Правда, там ничего не происходило. Но мне было ничего не важно, я хотела увидеть императора, хотя за вычурными экипажами, подъезжавшими ко дворцу, я почти не могла разглядеть людей.

……К обеду подали токасоба с соевым соусом, проростками сои и кусочками свинины. Тётушка хотела приучить нас к этикету, потому что пророчила нам большое будущее при дворе вопреки желаниям отца, который хотел выдать своих дочерей замуж за сыновей соседних землевладельцев; он считал, что двор – это гнездо порока и сладострастия, которые разъедают, разлагают душу.

– Что он понимает! – возмущалась тётушка, – Тупой мужлан! Неужели и меня, уважаемую Акиру-сан, вдову придворного чиновника, он считает «обителью порока»?

Мы молчали, поглощая рис, лапшу, переглядывались между собой и глядя на раздувающуюся от возмущения тётушку. У каждой из нас было своё на уме. Например, Хакира мечтала, что со временем создаст роскошный сад, куда однажды «прилетят боги»….. Кимико мечтала об удачном замужестве, ведь её хорошенькое личико волновало многих.

Я мечтала увидеть самого императора. Если бы тётушка узнала о моей заветной мечте, она прочла бы мне длинную проповедь, насчёт того, что за подобную мечту меня могли казнить, ибо нельзя просто так увидеть императора и проявлять непочтение к Сыну Дракона. Но она не знала этого, и всё было спокойно.

На 7 июля, праздник Танабата мы ходили к реке, чтобы привязать написанные на бумаге свои желания к стеблям бамбука.

Я написала на полоске бумаги своё желание, только в отличие от моих послушных сестёр решила никому не показывать эту полоску.

– Неужели, ты не покажешь тётушке Акире? – спросила меня Кимико.

– Нет, не покажу.

– Но тётушка выразила желания посмотреть на наши желания.

– Я думаю, Кимико, если ты покажешь своё желание тётушке и вообще любому другому человеку, то оно не сбудется.

– Ты так думаешь? – удручённо произнесла моя симпатичная младшая сестричка.

Я энергично закивала и хотела, чтобы сила моей уверенности передалась и Кимико.

– Да, вполне уверена.

– Но тётушка…..

– Не важно, что хотела бы тётушка. Важно, что хочешь ты.

– И всё же, я покажу своё желание тётушке Акире, – неуверенно возразила мне Кимико.

– Хорошо, вот увидишь моё желание сбудется, а твоё – нет.

– Давай поспорим на рисовые шарики, которые ты отдашь мне после ужина, если моё желание действительно сбудется, а твоё – нет.

– Давай.

Азарт считался моей второй натурой, я, разумеется, согласилась.

Танабата – праздник звёзд. Согласно легенде, в эту ночь встречаются звёзды Пастуха (Альтаир) и Пряхи (Вега), разделённые Млечным Путём. В ночь на 7 июля нужно загадать своё заветное желание, затем написать его и привязать к стеблю бамбука.

Всю ночь перед этим я не спала, мне снился дворец, снился император, только, к сожалению, я совсем не видела его лица. А днём после нашей совместной прогулки по рыночной площади, когда тётушка прилегла ненадолго уснуть, я сбежала. Я хотела, во что бы то ни стало разыскать заклинателя змей Шуджи, поэтому захватила с собой фигурку рыбы, которую он подарил мне накануне.

Преодолев два квартала, я повернула на дворцовую площадь, прячась от жары, я старалась держаться в тени сакур. Это была длинная аллея сакур, а весной, когда деревья были в цвету, по всей площади разливался великолепный аромат. Этот аромат и привлёк меня сюда. Сердце билось в моей груди так, что, вот-вот готово было выпрыгнуть из неё. О, если бы моя тётушка узнала о моих намерениях, она, во-первых, тотчас пришла бы в неистовый гнев, а, во-вторых, на следующий день отправила бы меня обратно к родителям.

Я подошла к воротам, где стояли два стража-самурая, настороженно осматривая окрестности. Видя, что я «ошиваюсь» здесь совсем не по делу, один из самураев обратился ко мне:

– Эй, девочка, что тебе здесь нужно?

Я показала стражу глиняную рыбу, совсем не испугавшись его грозного вида.

– А-а, ты, наверное, ищешь здесь этого бродягу заклинателя змей?

– Разве он действительно такой известный человек? – удивилась я.

– Он часто бывает здесь по приглашению самого императора, но сегодня его не было, так что иди себе и не путайся под ногами.

Я посмотрела на его острую саблю, заткнутую за пояс. Ходили слухи и легенды о том, что, будто, самурайской саблей можно было легко разрезать человеческое тело, словно, лист дерева. У меня сразу же испортилось настроение, ведь поле обеда мне придётся делиться с Кимико своими рисовыми шариками. Я взглянула на высокие стены императорского дворца; казалось, они простирались до самого неба, но я-то знала, что это была всего лишь иллюзия. Был очень пасмурный день, однако дождя не было, и я прошла вдоль стены. Я не хотела возвращаться обратно, ведь тётушка ещё спала, а Кимико знала, что я возвращусь домой, так и не увидев императора – она понимала, это было очень дерзкое желание для обычной девочки, которая увлекается поэзией. Обычному смертному не дано видеть императора. Вдруг я увидела небольшую открытую калитку, которую вряд ли можно было заметить с такого расстояния, но у меня очень зоркий глаз. Терять мне больше было нечего, и я тихонько шмыгнула внутрь в открытую калитку. Через мгновенье я очутилась в таком великолепном месте, что была очень удивлена этой красотою. Вокруг стояли цветущие сакуры, под одной из них стояла маленькая очень аккуратная беседка. Я села за скамью беседки и огляделась по сторонам.

«Я стану приходить в этот сад каждый раз, – пообещала я сама себе, – и тётушка ни о чём не узнает».

Вдруг какой-то шорох заставил меня насторожиться и спрятаться в тени сакур. В калитку вошёл молодой человек в одежде самурая, он присел на скамью, посмотрел на свою саблю и о чём-то задумался, а я в это время была занята разглядыванием молодого воина. Он был красив, статен; казалось, его внимательный взгляд мог уловить мельчайшую подробность окружающего пейзажа.

«Мне нужно скорее уходить отсюда», – подумала я, и я сделала бы это, совершенно не замеченной, если б я не чихнула. Самурай вскочил и огляделся по сторонам.

– Кто здесь?

Моё долгое молчание ещё сильнее насторожило его, он обнажил саблю.

– Выходи, иначе если я тебя найду, то не пожалею.

Он замахнулся саблей в тот момент, когда я покинула своё укрытие. Самурай спрятал саблю, подошёл ко мне и очень внимательно посмотрел на меня.

– Кто Вы?

– Меня зовут Оно-но.

– Оно-но….никогда не слышал такого странного имени.

– Оно вовсе не странное…..Просто, я не здешняя.

– Не здешняя?

– Мой дом находится в округе Акита.

Самурай снова присел на скамью в беседке.

– Это – императорский сад. Как ты сюда попала?

Я рассказала ему свою историю с заклинателем змей, человек слушал меня, ни разу не перебив.

– Так Вы тоже увлекаетесь змеями? – спросил меня молодой воин, казалось, он был очень удивлён.

Я закивала:

– Да.

– А я думал, что девочки боятся змей.

– Я не боюсь, – солгала я.

Восхищение читалось в его глазах.

– Вам бы очень хотелось увидеть императора? – спросил меня самурай.

– Очень, – созналась я.

– Хорошо, я передам заклинателю змей и императору, что кроме него в Киото есть ещё любители подобных представлений.

Кто-то направлялся к беседке, воин отпустил мою руку, которую до этого крепко держал.

– Идите, приходите сюда в следующий раз, я буду ждать.

….В тот день мне пришлось отдать Кимико все свои рисовые шарики – увы, моё желание не сбылось, я увидела не императора, а простого самурая.