Читать книгу Место в будущем - Дарджей Линг - Страница 1

«Звезды… так много звезд на небе. Как манят они своей красотой и многообразием, как манят далекие миры, разбросанные по всей Вселенной. Как же хочется улететь вдаль, раствориться в бесконечной широте нашего мира. Возможно, где-то вдалеке от нас, на дальней звезде, которую люди наблюдают сотнями и тысячами лет, существует рай. Тот рай, о котором мечтает каждый человек на этом свете. Пока этот рай далеко, для каждого он может быть свой: нарисованный, описанный, воспетый по-своему. Пока люди живут в окружающем их аду, их взоры всегда будут обращены туда – в рай.

На практике, когда речь идет о дальних звездах, мы часто думаем о менее абстрактных вещах, пусть и обобщаем их донельзя. Воодушевляющих нас. Кто-то хочет, подобно Колумбу или Берингу, открывать что-то новое, встать в ряд с другими великими. Кто-то хочет, подобно Кортесу и прочим конкистадорам, наладить контакт с иными цивилизациями, взять их в свои руки, поиграть в Бога, который решает чужую судьбу, упиваясь властью из-за своего превосходства. Кто-то желает заиметь собственную планету, кто-то – назвать звезду в честь себя или близких, иные желают продвижения науки и открытия тайн мироздания. Широта желаний человека в неизведанном столь же велика, сколь широка сама неизведанная нами Вселенная.» – когда думаешь о космосе, всегда приходят какие-то мысли о далеком, недостижимом. Сложно назвать это философствованием, но на мирские заботы не походит совсем.

С самого раннего детства каждый задумывался о космосе. И я не был исключением. Таков уж наш век, такая эпоха окружает нас. Моя голова была переполнена фантазиями и рассуждениями о нём. Смотря на достижения современной науки, на мечты фантастов прошлого и настоящего, меня всегда преследовали мысли о переселении с Земли куда-нибудь на другую планету. Кто-то резонно называл эти желания мелочными, но, в отличие от многих, я делал шаги, вел поиски своего применения там в этих далях, в черном полотне за пределами нашей атмосферы.

Перспективы у меня, признаюсь, были. И все же, меня всегда терзали сомнения о будущем. Может, необоснованные сомнения, глупые, походящие на бред сумасшедшего, но все равно сильные и никогда не отступающие. Даже сейчас, собирая чемоданы, меня преследовала тревога насчет всей моей затеи. Насчет выбора, насчет перелета, насчет моей жизни там, далеко от дома, несмотря на то, что полпути уже пройдено. Конечно, моя мечта о звездах оставалась. Я изо всех сил шел к ней, а потому выбрал для себя самый космический объект из всех, доступных на Земле. Возможно, я врал себе, думая, что связываюсь со звездами, с космосом. И я врал, не потому что меня что-то не устраивало. Моя ложь исходила из моего романтического начала, которое отказывалось принимать суровую реальность. Не сказать, что это расстраивает, но совесть каждый раз поправляла мои рассуждения, создавая в голове ощущение борьбы самим с собой, что далеко от понятия «приятно». По крайней мере, это не так сильно доводило, как волнение, просочившиеся в каждую клеточку моего тела.

По сто раз я проверял, все ли взял с собой. Благо, мои пожитки занимали очень мало места. Еще бы, ведь я холост, молод и не имею ничего за душой. Удобно менять свою жизнь, будучи молодым и злым. Одиноким и свободным. Кто-то сказал бы, что мне повезло, но я убежден, что это – результат моих трудов.

В чемодане было всякое: банные принадлежности, несколько комплектов сменной одежды, самые дорогие моей душе вещи, деньги и другое, что необходимо в поездке.

Собираясь, закладывая какие-то вещи в кармашки чемодана и делая прочие дела к отъезду, я совершено витал в облаках, представляя, что будет, когда я сойду с трапа и направлюсь к своей новой жизни: к работе, к дому. Кто знает, может, здесь я смогу найти милую девушку, с которой смогу провести всю жизнь в идиллии, или же найду работу своей мечты, на которой и умру самым счастливым человеком всей станции?

Меня разбудил звук открывающейся каюты соседней двери, откуда вышел мой сосед. Мужчина средних лет, одетый кое-как, забывчивый и рассеянный – по моим небольшим двухдневным наблюдениям. Он редко выходил из каюты – мне кажется, что ему вообще свойственен малоподвижный образ жизни, о чем говорила его легкая полнота и тучность. Сегодня он выглядел так, будто вчера праздновал всю ночь – это при том, что из его комнаты никогда не доносилось ничего более громкого, чем скрип койки. Не сказать, что мне удалось с ним познакомиться, но пару раз приходилось общаться.

Казавшийся мне каким-то ненужным этому миру, он стал еще одним якорем, останавливающим меня. Вероятно, он услышал, как я собираю вещи, и вспомнил о нашем прошлом разговоре.

– Ничего не забыл? – раздалось тихо после пары шагов. Он достал сигарету, подошел к иллюминатору на противоположной стороне прохода и посмотрел куда-то вдаль. Я смотрел на него как на персонажа какого-то старого фильма: старого солдата или бывалого рабочего – хотя было это далеко не так.

Мне пришло в голову, что ни за что нельзя стать таким, как он: изо всех сил надо бороться со стереотипным существованием, с клишированными позами и выражениями лица. Сразу приходили на ум вопросы: «А я не таким же буду? А я уже не такой же?»

– Нет, вроде как нет… – отвечал я и ему, и себе, – Мы еще спишемся, я думаю, так что… Я думаю, ты пришлешь, как там на твоей «работе». – ответил я каким-то подавленным голосом. Не было сил говорить громко и четко.

– Да, конечно. Если буду жив. – в его словах была дрожащая ирония, будто это вовсе не шутка. После этого он протянул мне руку и повернулся, по-прежнему боясь смотреть в глаза. – ну, удачи тебе.

– Спасибо. И тебе удачи. – ответил я и пожал ему руку. Затем, после некоторой паузы, мне пришлось неловко выдавить: «Ну… До свидания.» – после чего лучшим решением было поспешить уйти.

– Прощай. Еще раз удачи. – так же неловко отреагировал мой собеседник и поспешил укрыться в своем темном уголке. Так быстро, что, обернувшись, я уже услышал хлопок закрывания его двери. А ведь он еще не докурил.

Я сам не знал, зачем так много внимания давал деталям и каким-то очевидно второстепенным персонажам. Мне нравилось смотреть на мелочи окружающего мира, подмечать странности – что уж говорить про людей – сборников этих странностей.

Если честно, конкретно с этим человеком мне не особо хотелось общаться вновь. Он разочаровал меня – и не каким-то поступком. Даже не своим бездействием и бессмысленностью. Он просто не завлекает так, как должен завлекать мало-мальски интересный человек. Кто-то сказал бы, что нужно узнать его поглубже, прочесть эту книгу дальше… Но кто захочет неволить себя первые 100 страниц, чтобы лишь в конце получить хоть что-то интересное? А если и конец окажется скучным и избитым? Проще выбросить, забыть – как сделал я, только шагнув в сторону от своей каюты.

Идя по коридору с чемоданом, я уже точно знал, что остается финишная прямая. Я даже знал, как зовут мое будущее высокое начальство. Конечно, перед отъездом я готовился, изучал информацию по поводу компании, станции, повторял свои учебники и прокручивал в голове ситуации с мест практики. И все же, было страшновато ехать туда, где я ни разу не был, не жил и даже не представляю, как там устроена жизнь.

Рай – желанный исход. И в неизведанном люди стараются видеть рай. Но опыт показывает им иное. Они много чаще боятся неизведанного, неотработанного, непривычного. Такой есть я. Ради успокоения я часто выстраивал у себя в голове стройное описание всего этого, рассказывая самому себе по десять раз о той или иной вещи. И даже эти моменты не были исключением. Очистив свой разум от праздного, я начал с самого начала, пересказывая то, что мне говорили в школе.

«Прогресс в химических ускорителях позволил построить корабли, способные быстро передвигаться по нашей Солнечной Системе, что, в свою очередь, подстегнуло освоение близлежащих космических объектов, наиболее пригодных для жизни. Первые коммерчески успешные разработки вне Земли были государственными: эти проекты называли «Пилоты»2. На базе «Пилотов», в ходе приватизации, было образовано несколько корпораций, позже завоевавших огромную долю рынка космических перевозок, разработок, а позже – колониального строительства и освоения новых космических тел.

«Пилоты», теоретически, подчинялись государствам Земли, но, пользуясь дырами в законах, они обходили антимонопольные постановления, нещадно прижимая старые корпорации на Земле. Вышедшие в космос компании соглашались на уступки на родной планете, но на внеземном пространстве суверенитет государства над той или иной территорией считался спорным вопросом. Рано или поздно это должно было привести к кризису – и привело, в ходе которого семь космических корпораций (не только из числа «Пилотов») объявили о своей независимости.

Параллельным процессом шло развитие корпораций Земли, старающихся выйти в космос, сделать свой бизнес транспланетарным. Эти корпорации, попадая под полный нормативный контроль Земли, а также под жесткую конкуренцию в космосе со стороны «Пилотов», разделились на две условных группы. Первая группа корпораций – это «корпорации-конформисты», старавшиеся жить по старым законам, лоббируя свои интересы в государствах, и сращиваясь с ним – поглощая его по ходу дела.

Вторая группа корпораций – колонисты дальних миров. Не в силах конкурировать с «Пилотами», они наращивали свою долю на космическом рынке при помощи работы в «белых» участках. Иными словами, эти компании активнее всего открывали новые месторождения, строили новые колонии. Риски их были велики, но политика оправдалась, постепенно сделав их равноправными игроками на этом поле. Конечно, это лишь преувеличение, гиперболизация с целью объяснить основной принцип, но общие тенденции были таковы.

Государства, некогда пытавшиеся подавить силой «Пилотов» в мирах Солнечной Системы, со временем превратились в бессильные марионетки

«корпораций-конформистов» – стратегия этих компаний в долгосрочной перспективе позволила им просто перевернуть чашу весов в свою сторону – еще бы, ведь государства по-старинке располагали лишь теми ресурсами и людьми, что были на их физической территории, а весь колониальный «профит» уходил корпорациям.

Это не могло не вынудить общество преобразоваться, повиноваться переменам, которые, временами, называют даже революцией4, построившей современность.

Правительства прекратили свою работу в области инвестирования во внешние и внутренние проекты, защиту, здравоохранение, законопроизводство и другие присущих полноценным государствам дела. Государства, порой, обращаются в новую коммерческую компанию, являющуюся филиалом компании покрупнее. В функции такой компании входит уборка улиц, поддержка зданий в надлежащем состоянии и другие работы, связанные с облагораживанием и обслуживанием земли.

Есть мнение, что такой строй продлится очень мало, а затем сменится вновь старым, как это было сотни, тысячи лет назад. Однако, я могу точно сказать, что новые государства будут называться не по территории или национальности, а по компании, которая являлась материнской для него. С другой стороны, Земля настолько интегрирована в своей «дифференциальной» форме, что можно ожидать очень больших потрясений в случае смены режима в обратном направлении – что наносит невероятный вред экономике. Локальные конфликты всегда были намного более полезными для сильных мира сего.»

Тем временем, я почти добрался до вестибюля: большого зала, имеющего входы во все «гражданские» помещения на корабле. В отличие от жилого отсека, откуда я шел, здесь постоянно вещало радио самого корабля, сообщая новости, погоду, время до прибытия на те или иные станции. В перерывах играла обычная музыка-заполнитель пространства: ненавязчивая, без настроения, не нагруженная словами или инструментальными соло.

Сегодня я будто взглянул на него заново. Когда я заходил на борт, да и когда просто перемещался между отсеками, мне всегда приходилось сталкиваться с толпой, рыскающей по данному объему. Сейчас здесь были только те, кто собирался высадиться со мной – т.е. те, кто готовился к пересадке на экраноплан к конечной станции.

Остановившись на пару секунд, дабы оценить пространство, вскоре я направлялся к двери, ведущей в посадочную зону. Как только я дошел дотуда, музыка прервалась, и какой-то из помощников капитана четко объявил в микрофон: «Уважаемые пассажиры, корабль проходит мимо порта станции «Асука» в сторону «Востока». Если Вы следуете далее, пожалуйста, приготовьтесь к посадке на шаттлы, отбывающие в 00:00 по Нью-Йорку. Расчетное время прибытия шаттлов в док «Асука» – 00:14. Расчетное время бытия в док «Восток» – 00:41. Расчетное время прибытия в док «Энцелад-2» – 1:23» – здесь я и закончил слушать, так как мой путь лежал на «Энцелад».

Там, на Энцеладе, как мне казалось, было хорошо. Это не захолустье системы, но и не древний тесный мегаполис Земли с непомерно высокими темпом и стоимостью жизни. Из крупного города, говорят, сложно переехать в мелкий, но работа, предложенная мне, была слишком предпочтительной среди остальных занятий: она не была гнетущей или малооплачиваемой. Читал я книжки про «Энцелад-2»5, про его развитие, предназначение, про историю: все это было интересно, но мне хотелось посмотреть вживую, ощутить его воздух.

Распахнулись ворота, ведущие к ангарам, и люди повалили на свои шаттлы, боясь не успеть. Времени было немного – всего двадцать пять минут. Я так же немедленно проследовал в ангар, достал билет и сверил номер корабля. «Все верно, PSX(1)» – подумал я и двинулся к очереди, образовавшейся у его трапа. К счастью, она быстро продвигалась. Так быстро, что не успел я оглянуться, как меня попросили показать билет. Оглянувшись, я заметил, что за мной почти не было очереди. Всего три-четыре человека – это все. Итого, на мой взгляд, нас было всего человек пятнадцать-двадцать. Лишь двадцать посвященных, которым дан доступ на Энцелад.

А доступ этот было получить не так уж и просто, наверное. По крайней мере, мне хотелось, чтобы было так. Хотелось быть избранным. Мой взгляд снова опустился на уже порванный билет, который освежил в моей памяти номер своего сидения. Я мигом нашел его и устроился поудобнее, поставив пожитки в ногах. На меня нахлынуло какое-то благоговение и предвкушение перед путешествием.

Когда волнение и суета посадки-пересадки отступила, я, наконец, обнаружил небольшой иллюминатор, закрытый шторой. За мощным стеклом этого окошка во внешний мир в тот момент открывался вид на ангар, на то, как люди садятся в свои шаттлы из посадочной платформы корабля-экраноносца. Больше всего людей следовало на Асуку – и не удивительно, ведь это была крупнейшая станция во всей Антарктиде. В отличие от Энцелада-2, она уже была открыта для свободной эмиграции (конечно, только под эгидой осуществляющей деятельность там компании).

Те трое-четверо человек пребывали в салон, пока, наконец, ко мне подсел другой путешественник. На самом деле я был немного сбит с толку, ведь вокруг было достаточно свободного места: рассчитан этот салон был на двадцать-тридцать человек. Впрочем, какой билет у него – то и место он занимает. Сознательный человек – это хорошо. Этот сознательный человек выглядел довольно типичным, в моем представлении, бизнесменом. Он был одет в темно-синий-сероватый костюм, дорогие ботинки, светлую рубашку и, конечно, какой-то глупый галстук с совершенно неуместным и нелепым рисунком. По своим мимолетным ощущениям я могу сказать, что он был очень опрятен, особенно на пересадках. Вероятно, сказывался опыт деловых поездок. Лицо его говорило о том же: идеально выбритое, с наличием небольших шрамиков и белых пятен из-за долгого отсутствия солнца в условиях космического перелета.

Все это мне сказало мое боковое зрение и аккуратные повороты головы в его сторону, но довольно скоро мною была совершена критическая ошибка: я устремил свой взгляд прямо на него. Он ответил тем же и сказал:

– Ну, что будете делать на Энцеладе? – без тени смущения деловитым голосом и интонациями в стиле «игроков с Уолл-стрит» прогремел сознательный гражданин. – Меня зовут Морган Фолкс, – он протянул мне руку. Я, признаться, немного оторопел от этого: моя скромность и застенчивость были слишком явными всю жизнь.

– Роман Свиридов, – я собрал волю в кулак и ответил так же резко и уверенно. По крайней мере, я старался, чтобы выглядело именно так.

– Очень хорошо. Так зачем ты туда едешь? – он повторил вопрос, будто он для него принципиален.

– Да… Я устроился в управление по энергоснабжению. – довольно слабо и невыразительно получилось у меня. Не особо и хотелось распространяться насчет работы, по правде, ведь она была не очень престижна или высокооплачиваема по меркам «белых воротничков» вроде него. Мне так казалось.

– Отлично! Свежая кровь всегда нужна там, в энергетике. Свежая энергия на выработку энергии станции! Кхм… – как мне показалось, наигранно, но в то же время довольно прямо произнес он. Я никак не мог понять его отношения ко мне и к своей поездке, хотя сам по себе он казался радостным, пусть и с немного натянутыми эмоциями. К тому же, это нормально для таких деловых людей, как он: всякие сделки, собрания – все ради выгоды. Не дав мне ответить, мужчина в костюме продолжил:

– Так-с-с, что у нас сегодня..? – после этого он будто бы ушел в свою дополненную реальность и начал читать, по-видимому, новостную страницу. Все как по шаблону: улыбчивый вид, новости, костюм… У меня было ощущение, что я попал в дурацкую комедию, причем в роли второстепенного персонажа, когда как он – немного странноватый семьянин, отправившийся в еще более странную командировку, в которой обязательно что-то должно произойти, чтобы получилось смешно и весело, как это никогда не получалось у подобных творений.

Еще какое-то время я поглядывал на него и удивлялся активно изменяющейся мимике от характера новостей. Все-таки было в нем что-то необыкновенное, особое. Такое обычно доходит уже тогда, когда с человеком больше уже точно никогда-никогда не увидишься – будто закон Мёрфи. Я сталкивался с ним частенько…

На оценке врожденного и приобретенного потенциалов, когда все вокруг стремятся улучшить свои способности, чтобы проложить путь в более светлое будущее, я действовал довольно прямо и незамысловато – не так, как стоило бы действовать. Перед самыми днями оценок я не готовился, а просто занимался своими делами, лишь вспоминая перед сном о том, что учил предыдущие года в школе. Уравнения, параметры, производные и интегралы – все вспоминал, если не вспоминал – смотрел в учебник, но никогда не зазубривал. Моя философия на тот момент была предельно проста: «Каждый должен быть оценен объективно. Если я не буду специально готовиться к оценке, то у меня будут самые реальные и объективные результаты! Судьба и справедливость решат, каково мое место в будущем!» – по правде, я и сейчас не знаю, стоит ли мне жалеть об этом. В конце того лета, когда я прошел оценку, мне сказали мой уровень развития на 17 лет: всего-то 18 баллов из 30 возможных. Чуть-чуть больше половины… Встав на биржу образования, я поступил почти туда, куда хотел, и вроде был рад, но… Я и думать забыл, что я один ратую за справедливость, а все вокруг готовятся и зубрят, используют дополнительное школьное образование и персональных преподавателей. «А у меня 24 балла!» – крикнул кто-то из моей компании. Я подумал: «Ну, он готовился несколько лет, а я «затащил» своим умом без единого урока сверх обычного.» – сейчас я уже понимаю, что это лишь отговорка, оправдание моего бездействия.

После того случая многие звали меня умным, кроме меня самого. И далеко не из-за оценки, а из-за слабости и лени, одолевших меня и переродившихся в длительную и едва заметную апатию, сопровождающую меня до сих пор. А я, по правде, не так уж и страдаю от нее. Последнее время мои мысли были только в двух направлениях: как бы мне прокормиться и продолжать свою жизнь «гедониста», и как бы мне превознести себя выше других, ведь подсознательно я всегда этого хотел, хотя логикой и строгим кнутом рассуждений вгонял себя в грязь перед своей же публикой – воспоминаниями и понятиями, столь дорогими для меня.

Рвение к тому, чтобы заслужить себе место, и моя слабая натура вновь делили меня пополам, как и десятки других внутренних конфликтов, от которых, как я полагаю, страдает любой человек. «Ну не могу я быть особенным среди всего этого многообразия.» – мой горький и справедливый девиз на все невзгоды, накрученные депрессии или расстройства.

– Кхм-кхм, – «позвал» меня от мыслей мой попутчик, сложив планшет, – Вы знаете, Роман, ведь наша с Вами компания заботится о своих работниках, и Вам даже может быть предоставлена надстройка программного обеспечения Вашего чипа дополненной реальности. – как коммивояжер начал он мне «втирать» какой-то совершенно «левый» товар.

– Нет, – мягко ответил я, а затем уже более твердо продолжил, – Нет, извините, не стоит. Я предпочитаю самозаполняющиеся карты. SLAM6.

– Но дело же только в картах, – вставил он.

– А что мне еще нужно после карт? Да и те же карты через какое-то время потеряют свое значение. – сразу стало понятно, что нужно отстаивать свое мнение более яро, а потому я постарался стать немного грубее и увереннее.

– Вы, значит, старомодный, не любите дополненную реальность?

– Нет же. Наоборот люблю, просто не хочу, чтобы в моей голове был хлам. – я усмехнулся после этой фразы, вспомнив о своей якобы «эрудиции», построенной на визуальных описаниях предметов из Всемирной Паутины.

– Вы зря смеетесь: то, что разработали наши специалисты, может быть очень полезно. Вы же сами идете сюда работать. Если не доверяете – зачем? – надавил на меня попутчик.

– Не буду я закачивать Ваше ПО без надобности. Не буду! – я немного повысил тон.

– Ох… Ну, рано или поздно все равно Вы его поставите, попомните мои слова, – он поднял палец вверх, словно уже знал, что это случится. Мне же этот разговор напрочь отбил желание ставить ПО для станции. Уже не столько из целесообразности, сколько из принципа: ненавижу, когда мне что-то навязывают подобным образом.

– Если надо будет – поставлю. Сейчас не буду. Помогло Вам это Ваше ПО? И как? Что такого Вы видите, чего я не вижу? – я поднял брови, наезжая на него в ответ, забыв про свою робость.

– Я вижу уникальный мир. Такой, каким его хочу видеть я. Хотя… больше в силу опыта, а не Ваших этих новомодных имплантатов7. – раздражительно сказал он и снова погрузился в дополненную реальность.

Мне не престало отвечать ему на такую грубость, а потому я лишь отвернулся к иллюминатору и посмотрел в белизну снегов, изредка разбавленных чернеющими звездами камней.

Через пару минут экраноплан начало немного потрясывать, а на земле виднелись рукотворные скалы – что-то из стекла, что-то – из металла, местами – из стальмода и бетона. Не успел я и вглядеться в какую-нибудь черную «Альфу-Центавру», как изображение начало плыть – мы меняли курс, происходил крен экраноплана, открывая перед окном ворота ангара порта станции. Этот порт-исполин был настолько огромен, что по сближению я не видел ничего, кроме него самого, распустившего свои заметенные щупальца-трубопроводы на километры в стороны.

Сама Антарктида, с ветров которой мы уходили в это убежище, поразила меня еще больше именно сейчас. Снаружи порта были видны потоки ветров, вихри циклонов или антициклонов, беспорядочно двигающиеся по всей планете. А ведь такая непогода была сопоставима с размерами всего материка. Я невольно сравнил свой дом с таким чудом.

Сколько же везения, совпадения совершенно случайных и несвязанных обстоятельств решили нашу человеческую судьбу. Да и какое же чудо есть Антарктида – почти безжизненная пустыня, – когда есть остальная Земля, обретшая развитую биосферу, уникальное многообразие… Что уж говорить про космос?

Мы все выиграли в лотерею с, казалось бы, нечеловеческими шансами победить. Все человечество родилось в рубашке и по-прежнему живет, полагаясь на удачу во всех вопросах: от войны до катаклизмов на Солнце. Может, потому что у нас нет выбора. Может, потому что за нас этот выбор сделал кто-то другой. Может, мы сами сделали его когда-то давным-давно, построив себя такими, какие мы есть.

Мой попутчик продолжал читать что-то в своей дополненной реальности, когда я посмотрел на него. Удивительно, что он даже не обратил внимание на то, что душу мою захватило в самые настоящие тиски и не отпускало до тех пор, пока я не рассмотрел каждый сантиметр видимого мною пространства. А может, я просто не заметил, как он смотрел? Так или иначе, его положение почти не изменилось.

Я вновь повернулся к Антарктиде и заметил, что начала прогружаться моя дополненная реальность, сигнализируя об изменении обстановки. Буквально через минуту после моей отметки раздался голос по громкоговорителю: «Уважаемые пассажиры, мы пребываем в док Энцелад-2. Просим Вас незамедлительно пристегнуть ремни. Спасибо.» – сам пилот своим утомленным басом объявил начало сборов, что повлекло за собой шум и суету вокруг, кроме наших двух сидений. Конечно, салон был полупустой, но и те, кто там был, создавали достаточный фон, чтобы голова начала раскалываться, особенно после перемен давлений, скоростей и долгого времени без нормального отдыха.

Спустя пару мгновений к сильному шуму добавились хлопки в ладоши и бряцанье чемоданами, и я вместе с этой какофонией поднялся на ноги, взяв багаж с верхней полки. После этого, стараясь не трогать моего «соседа», я попытался вылезти – тот даже не шевельнулся и не посмотрел! «Что за пренебрежение!?» – подумал я и вытолкнул свое тело вперед, откинув его ноги в сторону. В ответ мне было послано недовольное, раздраженное и ужасно приятное для меня цоканье. До ушей дошел сладкий звук отряхивающих штаны хлопков. Получил по заслугам – вот и все.

Мне удалось протиснуться среди толпы вперед, ближе к дверям, но, как назло, на двери шаттла даже не было окна. Я не мог посмотреть, куда сейчас сделаю шаг. Входной шлюз откинулся вниз, открыв мне путь вперед в… Тускло освещенный тоннель. Этот посадочный рукав освещался какими-то белыми лампами, которые не могли, я бы сказал, дать освещение для чтения книги, давая лишь возможность не запнуться о ступеньки и неровности пола. Я буквально вылетел из экраноплана и спустя несколько секунд уперся в дверь на противоположном конце коридора.

Дверь позади закрылась, тусклые лампы мигнули три раза. Приятный женский будто бы синтезированный голос четко и ясно сказал: «Внутреннее давление уравнивается с атмосферным.» – сразу же за этим раздался хлопок и тяжелый звук, напоминающий разгон электродвигателя. И наконец… Дверь впереди меня отворилась, показав вид на немного потрепанный ангар, вдали которого на латинице белым по темно-синим стенам было написано «E-2». Ступив вперед на металлическую плиту, подложенную явно наскоро, я осмотрелся вокруг. Тут же меня обогнали, бестактно и вероломно толкнув в плечо. Впрочем, я должен быть благодарен, ведь это разбудило меня и наставило двигаться дальше. Еще пара шагов в сторону – я и мой чемодан одиноко стояли у рукава и не могли опомниться. Единственное, что я тогда чувствовал – это холод. Здесь было ужасно холодно, хоть и одет я был нормально: на мне был старенький костюм, который я носил еще будучи студентом, легкие брюки, купленные специально на собеседование и шляпа, чтобы «быть как сэр».

Я уже стучал зубы, дрожь начинала надоедать, но на ум не приходило ничего, кроме как продолжать стоять как истукан и рассматривать окружение: это же надо подумать – такой большой ангар для небольшой станции. Сам ангар был странной формы: выход оттуда был выше по уровню, чем «накопитель-площадка», к которой вело множество рукавов, выходящих из стены на разных уровнях. Рукава эти иногда были заменены дверьми, очевидно, в ту часть ангара, что находилась «снаружи». Чувствовал себя у огромного контроллера, по пинам которого случайным образом были раскинуты провода.

Именно у выхода были все ящики, инструменты, множественные резервуары с топливом и подобные вещи, лежавшие почти беспорядочно по всей площади приподнятой платформы, множество механиков, одетых в синюю униформу шныряли туда-сюда. Некоторые из них проходили мимо меня, идя в мой же шаттл по рукаву. Кто-то – в специальной одежде выходил наружу.

Потолок был самым удивительным для меня: над «платформой» у выхода был прямой обычный потолок с очень яркими лампами, излучающими «устаревший» яркий желтый. Там же и другие лампы, судя по окрасу, излучающие синий и красный. Надо было также отметить, что все провода, по-видимому, были пущены сверху, потому как они каким-то безумным беспорядком были сплетены там, высоко, а затем приходили по боковым стенам в специальные ящики, на которых было несколько табличек с пояснениями и огромный желтый знак опять же на латинице «DONT PUSH!». Начиная с посадочной – нижней платформы-накопителя, потолок начинал спускаться вниз, пока не достигал «стены с разъемами». Здесь были усиленные очень основательные опоры, а между ними располагалось все остальное. Все это было окрашено в синие цвета, как и одежда механиков, а потому создавалось впечатление, будто бы здесь было темно – как бы не так.

В отличие от увиденного мною ранее на крупных портах, здесь был относительный беспорядок. Нужная мне дверь светилась неоном, будто это лифт в человеческий рай. Двери куда-то туда, в неизвестное, но так желанное, куда отправляются только те люди, что прошли проверку на профпригодность, уверенность и… безрассудность в какой-то степени.

По мере приближения к выходу из ангара на станцию, количество людей увеличивалось, к механикам и техническим работникам, прочим пассажирам, добавились офицеры Гражданской Обороны, дополняющие стандартную охрану станции.

Это почему-то быстро остужало мою голову и возвращало на Землю. Все-таки, я в человеческом обществе. Здесь… всякое бывает. Признаться, я не считал, что общество и на «Старой Земле»3 уже давно отбросило многие насущные проблемы, как об этом твердили президенты корпораций на очередных выступлениях перед инвесторами. Да и не то, чтобы я считал окружающее общество действительно лишенным проблем или же наоборот кошмарным, наполненным ржавчиной из бесчисленных противоречий – нет. «Старая Земля»10 всегда в моей жизни считалась оплотом спокойствия. В родном городе я ни разу не видел наркомана, проститутку или нищего. Проблемы начались в более высоком уровне потребностей и устройстве жизни. Все это походило на наркоманию, но более опрятную и скрытую. В давние времена наркоман мог валяться в переулке с иглой в вене, закатив глаза от наслаждения, полученного после длительной ломки. Сейчас наркоманом можно назвать человека, который попробовал вещества, но пристрастился к ним не из-за физической зависимости, а из-за психологической. И такой наркоман уже сидит у себя дома, риск заразиться заразой у него на минимуме, да и пагубное воздействие веществ сошло на нет благодаря современной медицине. Все проблемы нашего времени не от покоренной природы человека, а от его собственной психологической постройки. Если люди когда-нибудь предстанут перед судом, то их признают невменяемыми.

Дрожь пробудила меня, и я сдвинулся с места, прихватив свой чемодан. Буквально проталкиваясь между людьми, валандающимися без дела в ангаре, я наконец-то подошел к цели, которая тотчас открылась передо мной: момент этот был столь медленным в моем восприятии, что я успел уже десять раз представить то, что увижу за ними.

А ожидания мои были жестко обмануты: здесь была регистрация с огромной очередью перед ней и десятки неприкаянных душ. Что характерно, попасть внутрь ангара мог почти кто угодно, но оттуда – только через контролируемую силовиками дверь. Впрочем, здесь, должно быть, столпотворение только тогда, когда прибывают корабли.

Очередь двигалась довольно медленно, так, что я успел не то, что задубеть в этом ужасном холоде: мое тело уже клонило ко сну, руки отнимались, а ноги буквально подкашивались – благо мы все стояли вдоль низкой стены, на которую можно было облокотиться – так все и делали. Довольно странное помещение: охранники, находившиеся тут постоянно, стояли в боевых шлемах по углам, а проверяли наши документы с помощью компьютера, который на удивление медленно работал. Еще и освещение здесь было менее яркое, чем в ангаре – лампы дневного света будто начинали портиться, люди стояли хоть и не в полумраке, но в недостаточном освещении.

Через полчаса подошла моя очередь: показанные мной документы долго забивались в базу, а у меня начинали закрываться глаза. Практически «на автомате» я прошел в следующую комнату, представлявшую из себя что-то наподобие вокзала или метро, где вместо путей была огромная труба, судя по всему, для вакуумных поездов9. Спасибо огромной желтой стрелке на полу, я сориентировался и принялся ждать поезда, который прибыл практически сразу. Я был чуть ли не последним в очереди: радовало, что работники станции хотя бы имеют базовые знания о логистике.

Двери распахнулись, толпа зашла в поезд, где вместо общего пространства были специальные капсулы, на которых красным на нескольких языках было написано: «Во избежание летального исхода от переохлаждения категорически запрещается выходить за пределы вашей ячейки, пока поезд пребывает в пути». Это логично, учитывая, что нормальное отопление порта они реализовать не смогли, куда уж до поезда, который «плывет» в трубке с вакуумом, где температура близка к абсолютному минимуму (не говоря об Антарктиде в целом).

Я нашел свою ячейку, сел в кресло и закрыл дверь, не дожидаясь команды от управляющего поездом. Мне так хотелось спать, что я отключился в самом начале пути, пока мы, наверное, не вышли за пределы порта. В любом случае, я бы не узнал, вышли ли мы за его пределы, ведь здесь нет ни интерактивной карты, ни окон – ничего. Голые стены из какого-то материала, сохраняющего тепло, и весьма удобное кресло, в котором так удобно отойти в царство Морфея…