Читать книгу Вспомнить себя - Дарина Кучерук - Страница 5

А там, на улице, меня ожидал друг, самый любимый и незаменимый товарищ моего детства – Ваня. Незаменимым Ваню в моей жизни делали не в последнюю очередь его необыкновенные игрушки: целый арсенал пластмассовых пистолетов, шпаг, а также «настоящий» железный пулемет. Он трещал так громко и сильно, что это создавало незабываемый эффект войны. И мы с другом начинали бой. Сначала мы делили его военный арсенал, а потом вступали в сражение.

Еще у Вани было множество машинок практически всех советских моделей и марок: «Жигули», «Волга», «Москвич», «Запорожец». У него также имелись грузовик и паровоз. Такой коллекции, как у Вани, не было даже на полках магазинов. И всем этим товарищ щедро делился со мной. Устраивая ралли на асфальте, мы могли играть часами. Ничто меня не делало такой счастливой, как мой друг Ваня и его машинки.

И знал ли кто-то, как сильно тогда я мечтала о собственном «автомобиле»! Но это было совершенно нереально. Если мне что-то и покупали родители, так только кукол или плюшевых зверей. В лучшем случае – фигурки динозавров и первобытных людей.

Правда, однажды после долгих просьб, мне мама купила транспортный набор. В него входили миниатюрные пластмассовые модели трамвая, троллейбуса и различных автомобилей. Каждая из фигурок не превышала и двух сантиметров, но какое это было счастье! И, устроившись дома на ковре, я целый день могла играть в свой «транспорт».

Порою мне также приходилось играть в куклы, но в основном за компанию. Моя сестра настойчиво пыталась втянуть меня в свои развлечения. Иногда я увлекалась, и ее «дочки-матери» мне казались интересными, однако такое случалось нечасто. В основном на десятой минуте игры я, как правило, уставала и начинала откровенно скучать: мне не нравилось быть ни «матерью», ни «дочкой». Мне хотелось бегать и стрелять, разгонять автомобили до бешеной скорости и взлетать на них в небо. И я вспоминала о Ване, незаменимом человеке в моей жизни.

* * *

Однако летом Ваня часто гостил у бабушки в селе. И наша разлука могла длиться месяцами. Даже Полина и та летом нередко уезжала в пионерский лагерь. И тогда я оставалась совершенно одна, так как в нашем старом, еще дореволюционном доме, больше детей не было. Там жили одни древние старушки, тоже одинокие и брошенные, как я. Пожалуй, эта общая беда нас так сильно впоследствии и сроднила.

Я и сама не знаю, как эти бабушки, трясущиеся от старости и нередко страдающие склерозом, стали моими близкими подругами. Каждый день под вечер они собирались на двух лавочках в нашем дворе, чтобы поговорить о чем-то непременно важном: своем прошлом, которым в их возрасте они только и жили.

И я, шестилетний ребенок, добровольно присоединялась к ним. О чем мы тогда беседовали, я, конечно, уже не помню. Но, по словам моей мамы, я была настоящей душой компании. Когда я говорила, все внимательно слушали. Потом начинались дискуссии, порою – смех. И так, сидя со старушками на лавочке, я могла общаться часами. И никакой разницы в возрасте! Наверное, правду говорят, что старики в конце жизни превращаются в младенцев. Так это или нет, но без этих бабушек мое детство было бы неполным.

Особенно неполным оно, пожалуй, оказалось бы без бабы Розы. Маленькая, плотная, практически с лысой головой, она стала моей самой любимой подругой. Это была упрямая и немного сварливая женщина. Порой мне казалось, что там, на лавочке, ее все даже немного боялись, а поэтому уважали. И, пожалуй, только одна я знала, насколько добрым и мягким было сердце у этой старушки. Баба Роза, наверное, ничего так сильно не любила в жизни, как детей. И я, конечно, зная эту маленькую слабость, не могла ею не пользоваться.

Бабушку Розу я помню всегда с гостинцами в руках. Как правило, это были шоколадные вафельные конфеты, трюфели, иногда мятные сосательные леденцы. Старушка, как никто, знала мой вкус! Надо сказать, что в те времена конфеты, а особенно шоколадные, были невероятным дефицитом. Их было очень трудно найти в магазинах. И стоили они огромных денег. Поэтому на сладости бабушка Роза тратила изрядную часть своей скудной пенсии. Хранила угощения старушка в полиэтиленовом пакете в большом серванте. И каждый раз, когда я приходила в гости, она торжественно доставала оттуда для меня конфеты. Проделывала баба Роза это всегда с искренней радостью и любовью. Ее глаза при этом горели невыразимым экстазом. Порою мне кажется, что ради этих моментов бабушка Роза только и жила, словно они были единственным «украшением» ее жизни.

Не знаю, этой ли своей искренней любовью, либо самими конфетами старушка подкупила мое детское сердце, но я скрыто и преданно любила ее и разделяла с ней мое одиночество.