Читать книгу Красная тетрадь - Дария Беляева - Страница 13
Запись 12: Ночное беспокойство
ОглавлениеПо поводу прошедшей ночи необходимо отметить несколько вещей. Во-первых, я снова очень мало спал. После отбоя Максим Сергеевич ничего не контролировал, и началось. Во-первых, Боря курил на балконе, а Володя его покрывал. Я сегодня обязательно расскажу об этом Максиму Сергеевичу. Во-вторых, позже Володя вообще ушел, сказав, что у него запланирована «встреча». На все расспросы отвечал уклончиво, вернее, почти ничего не прояснял. Боря сказал, что у Володи свидание. Это грубо нарушает правила, но я был слишком уставшим, чтобы как-то решить эту проблему, да и не обладал достаточными полномочиями.
Потом Боря вроде как лег спать, и мы говорили с Андрюшей. Андрюша жаловался на боли в мышцах. Я сказал, что такое бывает из-за нервных перегрузок. Я перевернулся, заглянул под его кровать и увидел там полотенце из набора белья, который выдали нам в поезде.
Я страшно удивился, и мне не хотелось в это верить.
Я спросил Андрюшу:
– Зачем ты это сделал? Ты ведь украл.
Андрюша сказал:
– Не знаю. Просто мне захотелось, чтобы у меня было такое полотенце. На память.
Он говорил ровным, ничего не выражавшим тоном, будто озвучивал заданный текст. Мне стало грустно. Я сказал:
– Ты – большая умница. Я думаю, ты очень сильно нервничаешь из-за того, что будет.
– Да, – сказал Андрюша.
– Но полотенце надо вернуть на вокзал.
– Да, – сказал Андрюша.
– И сдать в поезд.
– Да, – сказал Андрюша.
– Потому что это наша социалистическая собственность.
И он, конечно, еще раз сказал:
– Да.
А я разволновался. Мой лучший друг – и ворует. И такую вещь – полотенце. Я бы разозлился, если бы Андрюша воровал то, что могло бы ему по-настоящему пригодиться. А своровать полотенце – это так беспомощно. Я стал думать, как бы мне ему помочь, какие найти верные слова, как успокоить его и убедить в том, что все будет хорошо, потому что когда человеку плохо, тогда он и занимается всякими антиобщественными делами. Мне хотелось найти нужные слова.
Андрюша не спал, он смотрел в потолок.
Я сказал:
– Ты боишься сейчас, потому что все будет новое. Но ничего страшного нет, потому что все тяжелые вещи произойдут с тобой совсем не просто так. Ты будешь частью чего-то великого. Тебе не будет страшно умирать. Я читал в одной книжке, что умирать страшно тем, кто жалеет о прожитой жизни. Тогда хочется что-то исправить, переиграть. А если ты будешь героем, то тебе не будет хотеться ничего исправлять. Жить надо так, Андрюша, чтобы не захотеть изменить ни дня.
– Ты всегда так хорошо говоришь, Арлен, – сказал мне Андрюша. Он и не пошевелился толком, и губами двигал едва заметно.
– Но ты боишься?
– Я боюсь. Я всего всегда боюсь. А мы пойдем завтра откапывать майских жуков? Они уже закопались?
– Нельзя их откапывать, – сказал я. – Они там делают детей, это очень ответственное дело.
– Жуки мне нравятся. А вдруг на других планетах их нет?
– Но ты же вернешься на Аврору.
– Умирать.
– На пенсию, а еще в отпуск, что будет не так уж редко, – сказал я. – Но ты ведь не просто так это выбрал.
Андрюша перевернулся набок, посмотрел на меня, и мне показалось, будто он хочет что-то сказать, но вот никак не может решиться.
– Смелее! – сказал я, прижав руку к сердцу. – Ты мне можешь во всем довериться, ты же мой товарищ.
– Да «еб твою мать», Жданов, твое бедное коммунистическое сердечко не выдержит, если дрочер скажет правду!
Наверное, мы разбудили Борю.
– Господи боже мой, Борис Шиманов в стране удивительных лошар.
– Бога нет, – сказал я.
– Да «отъебись» ты! В общем, дрочер сюда сам попросился, чтобы убивать людей. Не чтоб его родителям жилплощадь расширили, не чтоб много денег получить, не чтоб то, не чтоб се, а просто ему хотелось убивать как можно больше людей, и чтоб ему за это ничего не было.
– Большей чуши я в своей жизни не слышал!
Боря громко засмеялся, заблестели в темноте его зубы.
– В общем, дрочер, скажи, если б ты знал, что завтра тебе отхреначат башку к чертовой матери, ты бы как провел свой последний день?
– Я бы гулял и читал книжку.
Но Борю ни в чем никогда нельзя переубедить.
– Ну да-да-да. А на самом деле ты бы нас всех убил? А?
– Да, – сказал Андрюша очень печально и просто. Это была шутка Володи и Бори, давняя и обидная, про то, что Андрюша – потенциальный маньяк-убийца. Здесь сошлось несколько факторов:
1) Андрюша – Андрей Романович, как известный серийный убийца земных времен.
2) Андрюша странный, он любит за всеми подглядывать, у него есть дурные и чудаковатые привычки, и он много фантазирует.
3) Однажды он случайно выстрелил в Фиру. Все, к счастью, обошлось, пуля только поцарапала ей руку, но Володя и Боря (и, мне кажется, сама Фира) были уверены в том, что Андрюша сделал так специально.
Сначала он, мне кажется, обижался на эти шутки, а теперь принимает их послушно, и совсем привык, и даже сам как будто комедианствует на эту тему в своей странной манере. Я таких шуток не одобряю и считаю их обидными. Я так Боре и сказал.
А Боря ответил:
– Глаза разуй. Дрочер собирается резать межгалактических проституток, сто пудов.
– Что?
– В межгалактических борделях.
«Межгалактический» – его любимое слово, хотя люди еще даже не освоили соседние Галактики.
– Жаль, что мы разбудили Борю, – сказал Андрюша.
А Боря принялся рыться под наволочкой, вытащил пачку сигарет и пошел на балкон. Я, конечно, выбежал за ним. Было холодно, и ветер дул, и так темно, и так звездно. Красный огонек Бориной сигареты мерцал, то он угасал, то вспыхивал вновь.
Я сказал:
– Брось эту гадость и веди себя прилично! Твои пустые способы самоутвердиться позорят честь пионера!
Боря мне сказал:
– А ты отбери!
И я попытался, и он снова, как и месяц назад, ткнул сигаретой мне в руку, ловко, прямо в то же самое место. Я разозлился не на шутку: сегодняшний морской эпизод, и ожог, и обидная запись в этой тетрадке, все меня будто ослепило. Я кинулся на него, а его на месте уже не было. Клянусь, я совсем теперь не хотел спать, у меня даже зубы скрипели от злости.
А Боря легко вскочил на парапет балкона, уселся лицом ко мне.
– Давай-давай, – сказал он, сделал пустую затяжку (сигарета потухла, когда он меня обжег), а потом щелчком отправил окурок вниз.
– Беги, пожалуйся Максе, – сказал Боря, а потом откинулся назад, раз – и он висит вниз головой. Я страшно испугался, а Боря засмеялся. Он сказал:
– Дрочер трусит, а ты – скучная зануда, девчонок не считаем. Володя ничего, но лучше всех все равно я. Я просто огонь! Когда я отправлюсь в Космос, стану межгалактической звездой. Буду зажигать по полной и умру героем. Не хочу подохнуть беспонтово. Хочу умереть красиво, я буду таким красивым, когда я умру!
– Если ты это не прекратишь, то умрешь сейчас, – сказал я.
– Ну, – сказал Боря. – А я готов.
Голос его казался гнусавым из-за того, что он висел вниз головой.
– Я готов умереть, – сказал он. – Ну просто в любой момент. По любой самой незначительной причине. Хочешь расскажу прикол?
– Что? Не надо мне ничего рассказывать, слезай.
Я стоял босой, ногам было холодно, и ночной ветер жег между пальцами.
– Значит так, если б батя скопытился раньше и меня б сюда не отдали, я б пошел в психологи или в психиатры. И мне б когда-нибудь сказали сделать доклад, «заебатый» такой доклад. И я бы взял такую тему: предикторы суицида.
– Кто суицида? – спросил Андрюша. Он стоял рядом со мной, а я и не заметил его сразу. Андрюша тоже был босой, и пальцы у него на ногах покраснели.
– Предвестники, – сказал Боря. – Предвестники суицида. Я бы прочитал длинный доклад: как это, понять, что кто-то хочет себя мочкануть. А потом знаете, знаете, знаете, что бы я сделал?
– Нет, – сказал я.
– Я бы достал пушку и выстрелил себе в висок.
Я сказал:
– Не смешно.
– Но смешно же!
Мне было страшно к нему подойти, и я боялся, что он сиганет вниз.
– Если так идти по балконам, – сказал Боря, – можно и до девчонок добраться. Но Максе все равно «по хуям». А знаете почему ему «по хуям»? Он нас жалеет.
– Глупости, – сказал я. – Во Вселенной множество людей куда несчастнее, им нужна наша помощь.
– А то! Голова так кружится, кружится, кружится!
Я испугался, сделал шаг к нему, и меня посетила страшная и постыдная мысль: если Боря свалится, больше не будет ничего такого ужасного и унизительного. А Боря – сам виноват. Мысль эта меня испугала и расстроила.
Боря засмеялся, будто знал, о чем я думаю, а потом сделал очень страшную вещь – отцепил одну руку от перил.
– Помоги мне, – сказал он.
Поступать по-товарищески необходимо даже тогда, когда это сложно. И ценнее всего так поступать именно тогда, когда это сложно. Я крепко схватил его за одну руку, за вторую и помог подняться. Потом ладони у меня еще долго пахли чем-то металлическим, железный запах перешел с Бориных рук на мои.
Боря сказал:
– Ну, счастливо оставаться, стукач и «дрочер», до свиданья, господа, и удачи вам во всем!
– Не господа, – сказал я. – А товарищи.
– Ну товарищи.
Мы с Андрюшей еще некоторое время стояли на балконе. Я совсем-совсем замерз, но почему-то не мог заставить себя вернуться в комнату. Мне больше не хотелось спать. Я видел звезды и знал, что люди умеют летать, я тоже хотел летать.
Звездное небо казалось низким, отчетливым и ярким, как картинка.
Андрюша стоял рядом со мной. Он вдруг сказал:
– Тебе не нравится, когда тебе причиняют боль?
Вопрос такой странный. Я сказал:
– Нет.
– Понятно, – сказал Андрюша. – Если бы Боря упал, наверное, его мозги вытекли бы на асфальт.
– Наверное, – сказал я.
– Пойдем спать, Арлен. Мы с тобой совсем устали.
– Ладно, – сказал я, хотя спать мне не хотелось.
Я взял Андрюшу за рукав пижамной рубашки и потянул за собой в комнату.
Очень замерз, никак не мог отогреться. Потом пришел Володя, и они о чем-то шептались с Борей, а я думал: если бы я не подал ему руку, как бы я жил тогда дальше? Хуже нет – предать товарища, даже если тебе товарищ и не нравится-то вовсе.
Я не мог разобрать, о чем они там шепчутся. Блеснуло по векам светом, и Володя сказал отчетливей:
– Во, глядите, тут к кому-то черная машина приехала!
– Значит, кто-то «шизоебнулся», – сказал Боря.
– А если б батяня неудачно «шизоебнулся», нас бы с тобой не было.
Так они разговаривали о черных машинах, которые приезжают ночью за теми, у кого долго держится очень высокая температура.
Есть, конечно, и другие виды врагов и вредителей. Все вредители одинаково вредны.
Я заснул не сразу, но все-таки заснул.
Снился мне случай, который со мной в самом деле произошел, однако сон вышел еще более тревожный, чем сам тот случай. Это случилось на праздновании дня рождения Володи год назад. Мы сидели за столом с ребятами, я чувствовал себя некомфортно, а Андрюша – еще более некомфортно, чем я. Фира показывала нам красивые открытки. Товарищ Шиманов зашел нас проверить.
– Веселимся, молодежь? – спросил он.
Так мне все это и снилось, как было на самом деле.
Товарищ Шиманов сел за стол, засмеялся, отрезал себе кусок торта. Шиманов был пугающим и обаятельным.
– Водку вам вроде бы рано, – сказал он. – Или ты взрослый уже, Володь?
Товарищ Шиманов плеснул в Володин стакан газировки, отпил, поставил. Потом кровь потекла у него из носа. Кровь потекла, а он не обратил внимания. Лимонад стал розовым, и он его выпил. Все лицо было в крови, но мы почему-то ничего ему не сказали.
Тогда я понял, что он умирает.
А во сне я понял, что тоже так умру.
Вот какой тревожный мне приснился сон. А проснулся я оттого, что меня куда-то несут. Боря и Володя швырнули меня в комнату к девочкам. Все могло бы быть ужасно, но девочки уже не спали. Я быстро вскочил с пола, отряхнулся, сказал:
– Доброе утро!
И принялся колотить в дверь.
– Выпусти меня! Выпусти меня отсюда!
Но дверь не поддавалась.
– Это что же, Арленчик, с нами так страшно? – спросила Фира. Она расчесывала свои густые, темные волосы. Но сколько бы Фира ни расчесывала их, они никогда не становились гладкими.
«Когда-нибудь, – говорила Фира, – я совсем перестану это делать».
Валя завязывала шнурки на ботинках.
– Не обращай на них внимания, – сказала Валя. – Будешь паниковать, они и вовсе не отстанут.
Я вздохнул, развернулся и прислонился к двери. В комнате девочек пахло шампунем и было светло-светло.
Через пять минут меня выпустили, и Максим Сергеевич повел нас на зарядку, а теперь мы уже скоро пойдем на завтрак.
Очень мне хочется бутерброд с маслом.