Читать книгу Подорожник - Дарья Алавидзе - Страница 3

В популярной химии есть такой опыт: перекись водорода смешивают с йодистым калием. При этом очень эффектно выделяется кислород, и можно просто смотреть, как это все дымит, можно что-нибудь поджечь, а если добавить в смесь моющего средства для посуды, повалит густая пена. Со стороны выглядит завораживающе: две абсолютно ничем не примечательные субстанции наливаются в стакан, а оттуда – йииихааа – на тебя выпрыгивают кубометры чего-то совершенно неожиданного.

Точно так же можно описать все лучшее, что происходило в моей жизни. Когда в самых непримечательных обстоятельствах в самом обычном городе встречаются обычные люди… то иногда из этого рождаются лучшие разговоры, самые интересные идеи, самые безумные поступки, бурлящие потоки практически осязаемой энергии.

В Нью-Йорк я приезжаю каждую зиму. У меня там живет часть семьи, с которой я отмечаю праздники, друзья, которые устраивают лучшие рождественские вечеринки, я хожу на выставки в MoMA, катаюсь на коньках в Брайант-парке, слушаю джаз в Dizzy club, а также немножечко нелегально посещаю все спектакли «Метрополитен-опера» по студенческому билету своей сестры, студентки Университета Колумбии. Нью-Йорк – это город, который может предложить все что угодно любому самому избалованному туристу. Это столица моды, гастрономии, музыки, клубная, экономическая, литературная, джазовая, да какая угодно столица.

Но иногда все самое интересное происходит совершенно на пустом месте.

Однажды я ехала к себе домой в Гарлем с «Турандот». Полночь, в метро дым коромыслом. Экспресса долго не было, на платформе на локальную ветку метро собралась толпа разномастного народа: подростки, нарядные граждане из театров, обычные люди с поздней работы. Никто не обращал ни на кого внимания. По платформе телепался паренек самого неприятного возраста и что-то сам себе напевал. Вообще в Нью-Йорке люди много поют для своего удовольствия, на улице, в метро. Я даже смотрительницу в Метрополитен-музее видела, которая читала какой-то рэп себе под нос. А уж у нас в Гарлеме такое сплошь и рядом. Вообще никого не удивишь.

Другое дело, что для этого требуется особый драйв, тут вам не Большой зал Консерватории имени Чайковского, просто создавать музыку недостаточно. Тут нужно уметь людей собой заразить, передать им свой ритм, свою волну, зажечь своим огнем, втянуть в свою крейзу. Я лично считаю, что тем, кому подвластна толпа в нью-йоркском метро, не страшен и Карнеги-холл.

А у этого паренька совсем не получалось. Вообще, если честно, он по всем объективным показателям вряд ли пользовался огромной популярностью. Уже в этом возрасте у него было совершенно лишнее пузо, щеки такие серьезные, какие-то лузерские серые спущенные треники, непонятного вида толстовка с капюшоном, полиэтиленовый пакетик в руках. Полиэтиленовый! Пакетик! Все какое-то несуразное. И почему-то огромный желтый шарф. И самое главное, голоса-то нет. Ну вот нисколечко. Мне даже как-то стало его жалко.

А вот ему на мою жалость было глубоко наплевать, поэтому он продолжал напевать. Мы всей толпой вошли в вагон, заняли свои места и поехали. И паренек разошелся, он вдруг во весь голос запел: «We are building it up to break it back down» – это из песни Linkin Park «Burn it down».

Пассажиры поездов в Гарлем – ребята закаленные, и не к такому привыкли. Поэтому никто даже внимания не обратил. Мне как-то стало обидно. Человеку, может, лет пятнадцать. Старается, хочет выделиться – тинейджер же, ищет себя, ищет поддержки. Но народ сидел совершенно равнодушно и ничем не выдавал ни раздражения, ни удовольствия.

И вдруг сидящий в том же вагоне парень (ослепительный, ослепительнейший мышцатый красавец, аж голова закружилась) в какой-то очень удачный момент крайне смачно на весь вагон ввернул «yeah, c’mon» и ногой начал отстукивать ритм. Именно с той самой харизмой, которой недоставало солисту, с харизмой, которой достаточно, чтобы повести за собой толпу. Толпа встрепенулась и уставилась на красавца. Кто-то начал улыбаться.

Компания девчонок напротив принялась раскачиваться, пуская волну, как на настоящем рок-концерте. Кто-то сзади стал отстукивать ритм ногами, хлопать в такт. Паренек, видя такую поддержку, запел с удвоенной силой. Куда девалась вся его несуразность? Там в песне есть момент, где солист переходит на рэп. Так вот, парнишка совершенно самозабвенно прокричал его на весь вагон, светясь от счастья. Стоящие рядом девчонки начали изображать подтанцовку.

Последний куплет пели всем вагоном. Если бы у меня была гитара, то я бы разбила ее об пол. Когда парень допел до конца, как раз была его остановка, мы все устроили ему овацию. Кто-то оглушительно засвистел.

Он раскланялся и вышел. Ну то есть в вагон он зашел несуразным тинейджером, а вышел суперзвездой, только что пережившей главную минуту славы.

А все немедленно занялись своими делами: уткнулись в киндлы, в телефоны, в газеты, отвернулись к окну. Как будто ничего не случилось. Я ехала еще две остановки и смотрела на них: на ослепительного красавца, который все это начал, на толпу, которая с таким удовольствием его поддержала. Обычная толпа в обычном метро. Какой… ну какой химией объяснить то, что тут только что произошло?

Меня часто обвиняют в любви к попсе и банальности. А любить Нью-Йорк – это банально и попсово. Поэтому скажу так:

Гарлем (промежуток от Коламбуса до 145-й улицы), я люблю тебя!