Читать книгу Во имя Абартона - Дарья Алексеевна Иорданская - Страница 11

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ, в которой Мэб решает, что ей не жаль кушетку, а Реджинальд варит свой особый ночной кофе

Оглавление

В чем-то утрата контроля над собой была восхитительна. Мэб выпустила вожжи, позволяя своим страстям нестись на максимально доступной скорости, от которой кружилась голова, а перед глазами мелькали цветные пятна. Это было как катиться кубарем с холма, то и дело носом утыкаясь в метелки медоносов: и больно, и стыдно, и сладко. Остатки разума порой еще напоминали о себе, и Мэб оттащила Эншо от лестницы. Только не спальни, там им еще спать.

– Кушетка…

Эншо кивнул, такой же ошалевший, переставший сдерживать себя. Пахнущий закатившимся солнцем и теплой озерной водой. Приближающимся летом.

Желание стало почти нестерпимым. Это было острее, ярче, чем в прошлый раз, чем в позапрошлый; ярче всего, что Мэб когда-либо испытывала в жизни. Она еще пыталась сохранить рассудок, но за считанные секунды его смыло приливной волной желания. Ее затопило это желание, оно превратилось в необходимость: содрать одежду, коснуться горячей кожи, ощутить колючие золотые нитки в вычурной немного помпезной обивке кушетки. Они царапали голые ягодицы Мэб, оставляя тонкие длинные царапины, и это лишь усиливало восторг. Боль, которой обычно побаивалась, она сейчас готова была принять с радостью. Сейчас боль мешалась с наслаждением так прочно, что одно нельзя было отделить от другого. Эншо вошел, грубо, резко, кушетка скрипнула, резанув этим звуком по оголенным нервам. Мэб застонала, вонзая ногти в спину любовника, а потом, когда темп стал быстрее, резче, чем она могла перенести, впилась в его плечо зубами, глуша крики. Экстаз закружил ее, смыл в водоворот, в темноту, где Мэб, не различая времени, парила, раскинув руки и ноги в бесстыдстве.

Потом вернулось сознание, а вместе с ним и стыд. Мэб оттолкнула от себя тяжело дышащего Эншо, сдернула со спинки кушетки шаль и накинула сверху. Шаль была почти прозрачная и мало что скрывала.

Эншо поднялся, медленно, лениво – Мэб отвела взгляд от его гибкого, сильного тела, не желая, чтобы к наколдованным фантазиям прибавились еще и реальные, – и начал не спеша одеваться. Натянув брюки и наспех застегнув рубашку, он подержал свой жилет и пиджак на вытянутых руках, а потом небрежно бросил на кресло. Босой, с растрепанными волосами, в которых играли золотистые искры, он был слишком хорош собой, и странно, что Мэб прежде этого не замечала. Она закусила губу. Это все следствие чар, проклятого зелья. Она не считает Реджинальда Эншо привлекательным человеком, как и он в действительности не желает ее. В этом одна из опасностей «Грёз» – ты быстро начинает путать и смешивать реальность и фантазии.

– Кофе хотите?

Суховатый при всей дружелюбности тон вернул Мэб к действительности. Эншо сидел на корточках у камина, неторопливо разжигая магическое пламя. Оно скользило по аккуратно уложенным поленьям, танцевало, разбрасывая разноцветные искры, но не грело и даже не повреждало дерево.

– Так кофе?

Мэб неуверенно пожала плечами. Шаль, и без того ажурная, сползла, задев все еще напряженный сосок, и пришлось закусить губу. Эншо, как показалось, с некоторым трудом отвел взгляд и молча вышел. Скрипнули половицы, затем ступени лестницы. Мэб поднялась, неуверенно кутаясь в шаль, дырявую, словно сеть. Ее одежда была неопрятными кучками разбросана по всей комнате от самой двери и до кушетки. В памяти почти не осталось, как они раздевались. Только вспышки, словно из стробоскопа. Мэб посмотрела на кушетку с некоторой ненавистью, словно несчастный предмет мебели совершил предательство. Хорошо, пусть будет происходить здесь. А потом Мэб порубит кушетку на кусочки и сожжет.

Больше не оборачиваясь, не поднимая глаз от пола, Мэб дошла до двери, поднимая предметы одежды один за другим, и на пороге столкнулась с Эншо. Все еще почти обнаженная, все еще возбужденная – отголоски чар вызывали мурашки на коже. Рубашка Эншо оказалась гладкой на ощупь, сделанной из великолепного хлопка – такие продают на Грайз-сквер по десять фунтов за штуку.

– Держите, – Эншо протянул аккуратно сложенный халат, Мэб помнила, как бросила его в спальне на кресло. – Я все-таки сварю кофе.

Он вышел, так что Мэб не успела сказать «спасибо». Пользуясь отсутствием Эншо, она быстро привела себя в порядок, надела халат – застегнутый на все пуговички, перепоясанный, он вполне мог сойти за домашнее платье – и присела на краешек кушетки. Прошло всего несколько минут, а Мэб ее уже ненавидела, ненавидела тот скрип, который старая кушетка, набитая соломой, издает при малейшем движении. Больше в гостиной – за вычетом кресла Эншо, сесть было некуда.

Нужно было уйти наверх, но Мэб почему-то продолжала сидеть и ждать Эншо. Ах, да, она же собиралась поговорить о Лили Шоу и о Миро.

Запахло кофе с пряностями, цитрусами и почему-то – пеплом. Эншо вошел, легко удерживая одной рукой большой деревянный поднос, щелкнул пальцами, и столик выбежал из угла и замер на разделительной полосе.

– Выпейте, – Эншо наполнил чашки. – Полегчает.

– Да вы позёр! – фыркнула Мэб. Отчего-то эта выходка со столом, столь явно демонстрирующая магическую силу Реджинальда Эншо, одновременно разозлила и позабавила. Среди аристократии считалось хорошим тоном сдерживать свою магию, там столы и кресла не расхаживали по дому. Впрочем, расхаживали слуги.

Мэб взяла чашку, избегая соприкасаться с Эншо пальцами, вернулась на кушетку и поерзала, морщась от противного, напоминающего о минутах позора скрипа. Реджинальд словно и не замечал ничего, удобно устроился в кресле – Мэб впервые обратила внимание, насколько же оно комфортное, несмотря на свой непрезентабельный вид – закинул ногу на ногу и перевел взгляд на волшебный огонь в камине. Ложечка размешивала кофе сама, и это тоже не одобрялось светским обществом. Наконец Эншо очнулся, перехватил ложечку и улыбнулся мимолетно.

– Извините, привык.

Мэб закатила глаза. Потом она сделала глоток кофе, осторожный – никогда не была любительницей этого колониального напитка – и ощутила на языке горечь, и сладость меда, и легкую пряность. Совсем как нынешняя ее жизнь: вкусно, но в целом не по нраву. Мэб сделала еще один глоток, скрестила щиколотки и посмотрела на свои босые ступни.

– Я разговорила Лили Шоу. Это что угодно, но только не романтическое приключение. Человек, который соблазнил – если не изнасиловал – ее, угрожает проклятьем. А еще, у него есть фотоснимки.

– Проклятье? – с тревогой переспросил Эншо.

– Я ничего не почувствовала, – пожала плечами Мэб. – Но я в этом не сильна. Лили также ничего не чувствует, не знает наверняка, но верит.

– Этого уже достаточно, – согласился Эншо. Ложечка вновь принялась сама по себе размешивать кофе. Он только рассеяно щелкал пальцами.

– Я думаю, это кто-то из Королевского колледжа, – неохотно добавила Мэб. На секунду показалось – вот глупость – она предает свой класс. Потом пришло осознание, что это мамины слова. Сама Мэб никогда в жизни не ощущала себя представительницей не то, что класса – собственной семьи.

– Я тоже так думаю, – кивнул Эншо. – Подруга Лили видела парня, его значок, но не лицо. Это может быть кто угодно.

– Я бы поставила на Миро с дружками. У него есть фотокамера. А Барнли и Барклен изучают магию.

– Да, – рассеяно кивнул Эншо. – И Барклен учится у Дженезе, во всяком случае – формально. Боюсь, он столь же ленив, как и все прочие.

Мэб неприятно царапнуло при звуках имени Дженезе Оуэн. Наколдованная ревность оказалась еще противнее наколдованной страсти.

– Если все это станет известно, вспыхнет скандал, – Эншо поморщился. – С одной стороны министр Миро, с другой – ее величество. Пресса ухватится за такие новости, юного Миро в конце концов найдут, чем оправдать, а Лили Шоу навсегда ославят шлюхой.

– У вас пессимистичный взгляд на мир, – заметила Мэб. Она и сама не сомневалась, что студенты Королевского колледжа выйдут сухими из воды, просто хотелось сказать и сделать что-то в пику Реджинальду.

– Реалистичный, леди Дерован, – покачал головой Эншо. – Вы ведь не знаете, кто были родители Лили? Отец – какой-то моряк, которого занесло в Танталлон, а мать – проститутка, скончавшаяся от болезней в благотворительном госпитале. Как вы думаете, сколько пройдет времени, прежде чем на девушку навесят ярлыки?

Мэб передернуло: от тона Эншо, от сквозящего в нем превосходства и брезгливости, от слов о семье Лили Шоу, да и от себя самой тоже. «Это не мое дело», – твердил внутренний голос, и слушать его было противно.

– И что вы предлагаете делать?

Эншо отставил недопитую чашку и потер переносицу.

– Понятия не имею. У нас и без Лили хватает проблем, но… Я не могу бросить девочку, леди Дерован.

– Ясно, – кивнула Мэб. – У вас профессиональная деформация. Или комплекс рыцаря? Не забудьте про ваше обещание составить антидот.

– О, – саркастически откликнулся Эншо, – леди Мэб, не переживайте. Мне эта связь нужна не больше вашего. Поверьте, я от нее не получаю, как и вы, ни малейшего удовольствия.

Это было, честное слово, не совсем верно. При одном напоминании о сексе с этим мужчиной кровь приливала к щекам. Наколдованное оно или нет, удовольствие всегда остается удовольствием. Просто это оставляет после себя дурной привкус. Чтобы избавиться от него, Мэб сделала еще один глоток кофе, и он начал ей нравиться. Сочетание горечи, сладости и пряности делало привычный кофе, который мама подавала в огромном серебряном кофейнике, потому что колониальное – это модно, чем-то иным.

Минут пятнадцать они пили свой кофе молча, в тишине. Слышно было, как тикают часы в маленькой прихожей, как потрескивает магический огонь и как приближается к коттеджу дождь. Вот он нахлынул, сперва истрепал кустарники за оградой, затем розы, а потом ударил тысячей капель по крыше, по старинной черепице, очень музыкальной. По полу пробежал сквозняк, заставляя сожалеть о том, что ноги босы и просто неприлично подбирать их, скрещивать вульгарно под полами халата. Впрочем, кого тут стесняться? Хочет Мэб того или нет – они с Эншо любовники.

Мэб забралась с ногами на кушетку, отложила блюдце и вцепилась в чашку обеими руками, слегка подогревая ее магией.

– Боюсь, леди Дерован, вы назовете меня параноиком, но… почему столько всего произошло одновременно? – если бы Эншо не назвал ее имя, Мэб решила бы, что он разговаривает сам с собой. Он не сводил взгляда с огня в камине, а ложечка продолжала размешивать давно растворившийся мед. – Эта склянка, пожар, гибель Дьюкена, Лили Шоу. Неприятности и раньше случались одновременно, но это, как правило, прорвавшиеся в нескольких общежитиях трубы, засорившаяся канализация и прохудившаяся крыша.

– А это не может быть из-за гранта Верне? – предположила Мэб.

– Он, я так полагаю, не нам одним его обещал? – хмыкнул Эншо. Мэб кивнула. – И каковы его условия, критерии отбора, так сказать?

Мэб пожала плечами.

– Я не знаю. Однако глупо отрицать, единственные, кому принесет выгоду скандал в Абартоне – Эньюэлс.

– Дикие предположения множатся, – Эншо тяжело вздохнул. – Ладно, давайте пока не будем забивать этим себе голову, леди Мэб. Лучше будем решать проблемы постепенно. Найдите мне для начала достоверные упоминания о применении «Грёз».

– А как же Лили Шоу?

– Бросьте, это не ваша забота. Вы ведь у нее не преподаете?

Мэб ощутила вдруг себя оскорбленной этим тоном. Само собой разумелось, что ей нет дела до девушки-простолюдинки, дочери портовой шлюхи, у которой она даже не преподает. Само собой разумелось, что леди Мэб Дерован заботят только люди благородного происхождения.

– Знаете, – процедила Мэб, – если бы мне не лень было вставать, я бы вам залепила пощечину.

– Мне подойти? – хмыкнул Эншо.

Мэб сама поднялась, подошла, печатая шаг, и поставила с громким дребезгом чашку на столик. И нависла над Эншо, такое ей нечасто удавалось. Он смотрел на нее снизу вверх, взгляд ненадолго задержался на лице и скользнул вниз, туда, где халат распахнулся, почти обнажая грудь. Мэб вспыхнула и сгребла бархат в кулак.

– Я возьму Лили Шоу себе в помощницы, – процедила она. – Может быть, мне удастся узнать имя. А вы, будьте так любезны, сосредоточьтесь на составлении антидота. Я бы хотела в этом году съездить на каникулы, у меня совершенно нет настроения проводить их у вас в постели.

И, развернувшись на пятках, Мэб вышла из комнаты, гордо подняв голову. В прихожей она поскользнулась на небольшой луже, которая натекла через незакрытую входную дверь и едва успела ухватиться за лестничные перила. По счастью, свидетелей ее позора не было.

Во имя Абартона

Подняться наверх