Читать книгу Лазурь - Дарья Андреева - Страница 4

Яркий солнечный свет мерцал и дразнил даже через сомкнутые веки. Особенно через сомкнутые веки: назойливо и даже немного раздражающе. Лучик, вероятнее всего, пробившийся через щель в занавеске, маленьким блестящим крючком проник в дремлющее в темноте сознание, зацепился за него, поддел один раз, скользнул мимо, поддел еще и медленно, но настойчиво поволок на поверхность, к свету. Аня вяло зашевелилась, понимая, что скоро придется проснуться, открыть глаза, идти приводить себя в порядок, а потом все утро выслушивать недовольство отца об их с друзьями выходке. Разумеется, он уже примчался из командировки первым же рейсом, как только узнал, где нашли его дочь. Отчетливо слышно, как он шагает по старому линолеуму на кухне (он всегда так ходит, когда нервничает) и тихо переговаривается с мамой. Вот уж отличный повод, чтобы приехать, не то что Анины дни рождения или выпускной… Но с другой стороны, Аня спаслась, она дома, а значит, выжила и даже не попала в больницу, а самое главное, это значит, что все пережитые ужасы – всего лишь сон! Ей приснился кошмар, страшный и реалистичный, но теперь он закончился! Как же здорово!

Мысленно улыбаясь, Аня потянулась и вдохнула запах резины, одновременно ощутив плечом и ребрами грубые доски пола, а в следующую секунду проснулась окончательно. Она лежала там же, на полу в заброшенном доме, под кучей хлама, в большой бесконечной ловушке с коротким названием – Зона. Одна, без друзей, в одежде, забрызганной кровью товарища, а теперь еще и с нелепым противогазом на голове. Свет, который девушка приняла за утренние лучи, разбудившие ее, оказался слабым свечением бледного пятна, ненадолго проступившего сквозь облака, а шаги воображаемого отца отстукивал тонкий кусок рамы в хлопьях облупившейся краски, повисший на единственном ржавом гвозде в углу окна. Его раскачивал ветер, тот же, что тряс сухие листья сорняков снаружи, чей шелест отдаленно напоминал тихие голоса. Вот она, настоящая реальность, все такая же равнодушная, серая и холодная.

И все же что-то изменилось. Аня по-прежнему была жива! Она дышала, не без дискомфорта, но ее легкие работали, органы получали кислород, она больше не задыхалась, не кашляла. Вкус крови пропал, появились запахи, разные запахи, не только вонь противогаза, но и многие другие: пересушенное дерево досок, уличная пыль, сухие листья, гнилые листья, влажные терпкие листья, земля, сырой мох, шерсть. Столько ароматов: сильных, слабых, едва ощутимых! Она была напугана и не замечала их раньше, да и кто станет замечать какие-то запахи, когда жизнь висит на волоске, а сам ты ничего не соображаешь от страха?

Аня села, с удивлением отметив, что головокружения нет, ничего не болит, нет тошноты, только легкая сонливость, какая бывает сразу после пробуждения. Поврежденная ядовитым растением рука вновь обрела прежнюю чувствительность, хотя шевелить ею было еще неприятно; тем не менее воспаление прошло, а волдыри сдулись и покрылись подсохшими струпьями. Возможно, это такой эффект от растения: острый и болезненный, но недолгий?

Несмотря на столь позитивные новости, Аня сомневалась: а все ли так хорошо, как кажется? Еще со школьных времен она помнила уроки по ОБЖ, где им рассказывали о симптомах лучевой болезни. А в том, что недавно она пережила именно их, девушка была уверена на все сто. Не нужно таскать с собой счетчик, чтобы понимать, какой уровень радиации накопили в себе все эти вещи, пыль и мусор, да и сами дома. Аня же сперва надышалась пылью, потом влезла в едкий мох, поддавшись панике, напялила противогаз, лежавший тут не иначе как с самой аварии (какая глупость!), а теперь вот проспала в доме, рядом с кучей хлама, черт знает сколько времени. Оно ведь фонит еще как, ну точно!

Ане снова стало не по себе, сердце забилось быстрее, кожа пошла мурашками, кажется, ее замутило… Но нет, это удары сердца раздражают пищевод и желудок, а гусиная кожа – от сквознячка из дыры в окне. Два глубоких вдоха – и признаки испуга стали почти незаметны. Аня даже немного удивилась: несколько часов назад она сходила с ума, а сейчас в голове наступил непривычный штиль, словно за прошедшее время она исчерпала все свои запасы страха, и теперь в ее страхохранилищах гуляет ветер. Разумеется, девушка не разучилась бояться, вот только это чувство как будто отошло на задний план, доказав свою бесполезность.

Памятуя все тот же школьный курс, Аня предполагала, что чудесное улучшение ее самочувствия, скорее всего, временное, ведь при лучевой болезни всегда наступает период мнимого выздоровления, своего рода маленькая передышка продолжительностью от нескольких часов до дней, прежде чем начнется настоящий кошмар. Аня видела все подробности в фильме, который ее классу крутили на том же уроке. Еще тогда, под впечатлением от увиденного, девушка передумала поступать на врача и выбрала более безопасную, по ее мнению, профессию учителя. Нынешние же обстоятельства намекали, что где-то она ошиблась.

Сколько у нее времени? Поразмыслив, Аня решила, что сутки ее организм продержится. Возможно. Отключилась она во второй половине дня, скорее всего уже вечером, а сейчас вроде бы утро, хотя точно сказать сложно: солнечное пятно заволокло тучами. Выходит, спала она вечер, ночь и часть утра. Допустим, время до вечера у нее есть, а может, даже следующий день. Что можно успеть за сутки? Попытаться выбраться отсюда? Аня не пройдет и половины пути, а если учесть, что дорогу она не помнила, то до границы ей не добраться и за неделю. Ориентироваться по солнцу она не умела – это смогла бы Катя, а Аня даже с компасом в трех соснах заблудится. Тогда что ей остается? Какой смысл пытаться выживать, если в скором времени придет смерть, да еще какая. Мучения, что Аня пережила несколькими часами ранее, покажутся ей цветочками, когда боль вернется с новой силой и все ее тело оплавится и будет заживо гнить и разваливаться, как нагретый воск. Тогда уж лучше умереть сразу, быстро, пока еще можно сделать это не так мучительно… Аня даже улыбнулась от абсурдности собственных размышлений. Самоубийство? Она? Даже если Аня и решилась бы на такое, то как? Повеситься – где она возьмет хорошую веревку в этих условиях, тут же все давно сгнило, а ее штаны и футболка не слишком годятся для таких целей. Надежного и смертельного яда у нее нет. Можно, конечно, порезать вены – битого стекла хоть отбавляй, но… Аня прекрасно понимала: она слишком любит жизнь, чтобы так просто и легко принять смерть, подарить ее самой себе. Нет, не здесь и не так. У нее еще есть немного времени и последний вариант: попытаться найти кого-то здесь, в Зоне. Их лже-проводник явно не единственный в своей профессии ходок за периметр, есть и другие… сталкеры (кажется, так называют этих людей), среди которых найдется кто-то, кто сможет и согласится ей помочь – довести до границы, например.

Все выглядело логично: она заблудилась, потерялась в незнакомом месте, попала в беду, значит, нужно найти кого-то из местных и попросить помощи. Да, детали ситуации не совсем стандартные, но в остальном-то суть не меняется. Только вот где их искать? Судя по виду Ивана, люди его рода деятельности постоянно перемещаются и не бывают подолгу на одном месте, к тому же они носят оружие и, вероятнее всего, пользуются им без зазрения совести. И с какой стати суровому, отрешенному от остального мира и отказавшемуся от благ цивилизации человеку с оружием помогать какой-то потерявшейся девочке, которая без одного дня труп? Да тут уж проще пустить ей пулю в голову и не заморачиваться. Так, наверно, тут и живут – не заморачиваясь над смертью, жизнью, опасностями, завтрашним днем. Проснулся живой – и слава богу! Пойду-ка ограблю пару студентов.

Однако, невзирая на всю свою сомнительность, текущий план смотрелся куда более привлекательно, чем предыдущий, и Аня решила остановиться на нем.

Девушка окончательно пришла в себя и, прежде чем куда-либо двигаться, взялась стаскивать теперь уже бесполезный противогаз. Казалось бы, сейчас с ним не должно было возникнуть проблем: слабость ушла, руки работали исправно. Несмотря на это, поддеть резинку получалось только там, где между ней и кожей были волосы, далее она как будто присохла. Аня стянула часть с головы, но как только дело дошло до лица, кожа натянулась, резко заболела, ее защипало. Сцепив зубы, девушка надела резиновую маску обратно и минуту спустя повторила попытку. С тем же результатом. Неудача одновременно злила и пугала, противогаз ужасно раздражал, а то, каким мистическим образом он не хотел отлипать от ее лица, приводило девушку в замешательство, что влекло за собой новый приступ паники (а она только начала о ней забывать). Чертовщина какая-то! В памяти вдруг всплыл фрагмент из старой сказки, которую Аня читала еще в далеком детстве, про то, как мужик надел на себя шкуру какого-то животного, а она потом приросла к нему навсегда. Тогда сказка казалась забавной, но сейчас от детского воспоминания веяло пугающим реализмом.

Аня зажмурилась и замотала головой. Ну что за ерунда? Как ей могла прийти в голову такая чушь? Резина не может прирасти к телу. Ее лицо обожгло ядовитым мхом, оно воспалилось, пошло волдырями, как на руке, потом она противогаз сверху надела, создала парник, кожа взопрела, а пока Аня спала, это все начало засыхать и слиплось. Вон, на руке та же картина, с той лишь разницей, что на ней ничего не надето. Подумать только, как может напугать собственное разыгравшееся воображение! Девушка понемногу успокоилась. С подобным она уже сталкивалась: как-то по пути в школу Аня упала и поранила колено, но не стала ничего предпринимать, а так и ходила до вечера, благо под колготками было незаметно, зато дома оказалось, что ссадина подсохла, и ткань пристала к корке так, что пришлось отмачивать перекисью и потихоньку отрывать. Тут перекиси нет, но сойдет и обычная вода. Она размочит раны и аккуратно снимет резину. Нужно только найти воду.

Аня встала, осторожно потянулась – организм не протестовал, – открутила тяжелый и бесполезный фильтр, сделав противогаз значительно более легким, и положила рядом со странной кучей хлама. Тут ему и место. Затем прислушалась и, убедившись, что вокруг по-прежнему тихо, бесшумно направилась к выходу.

Окружающий мир встретил Аню низким серым небом, прохладой сырого воздуха и стеной сорняков выше ее роста. Быстро сообразив, что продираться через густые заросли – дело слишком энергозатратное, она присела на корточки и полезла почти на четвереньках, стараясь не касаться коленями влажной земли и используя голову в противогазе как своего рода таран. Должен же он приносить хоть какую-то пользу, а так Аня хотя бы глаза себе не выколет.

Внезапно заросли кончились, сменившись длинной поляной, сплошь засыпанной прошлогодней бурой листвой и редкими высохшими стеблями растений. Местами листва лежала пятнами, сбитая ветром в небольшие углубления и примятая давно стаявшим снегом, вокруг рябила старая трава, свалявшаяся и пыльная, как шерсть бездомной собаки. И повсюду сквозь мертвое старое пробивалось зеленое и живое новое. Весна чувствовалась даже здесь, в пасмурном мире, пусть и не такая буйная и дерзкая, как снаружи. В Зоне она действовала будто партизан, осторожно, не привлекая к себе лишнего внимания: пучок травы тут, несколько листьев там, глядишь, а вот уже и деревья зеленые стоят, и сорняк свежий заколосился…

Аня вышла на открытую местность, стряхивая с себя мелкие листья и паутину, отодрала несколько репьев, приставших к одежде и волосам, осмотрелась. Поляна уходила длинной полосой ей за спину, теряясь в сосняке, и такой же полосой шла далеко вперед, обрамленная с обеих сторон дикой растительностью и невысокими деревьями, сквозь ветви которых кое-где угадывались покосившиеся темные крыши в пятнах зеленого мха. И тут Аню осенило. Догадка оказалась настолько очевидной, что девушке даже стало немного стыдно. Ну какая же это поляна? Это дорога! Аня пришла в заброшенную деревню, зашла со стороны дворов и поэтому разглядела только три ближайших дома; теперь же она вышла на главную улицу или то, что ею было много лет назад. Как же здесь все заросло! А ведь когда-то эта деревня была живой: в ней жили и работали люди, вот по этой широкой улице наверняка бегали дети, гоняли мяч, взрослые ходили или ездили на работу, скорее всего, на поля где-то неподалеку, их возила большая машина с кузовом, колхозная – Аня видела в старых фильмах. Люди в машине смеялись, следом летела пыль, бежала, заливаясь звонким лаем, дворовая собака, а хвост у нее был пушистый и закручен в тугой бублик. Кто-то ее окликнет, и она отстанет от машины, забежит во двор. Солнце яркое, весеннее, теплое, яблони в белых цветах, гудят пчелы, окна сияют чистотой, свежевыкрашенными рамами, стены крепкие – еще не один год простоят, не одно поколение в них вырастет, в тепле, сытости, уюте…

Прохладный ветерок робко коснулся кожи; от этого внезапного касания Аня вздрогнула. Видение из прошлого померкло, растаяло, расплылось, словно выцветший кадр кинопленки. Аня, как прежде, стояла под серым пологом облаков в сырой, давно покинутой мертвой деревне, прямо по центру улицы, с зажатым в ладони колючим шариком чертополоха. Колючки мягко, почти нежно царапали пальцы. Легонько покалывало в груди. Девушка ясно ощутила тягучую тоску и то, как сильно ей хочется домой, к солнцу, к живым, нормальным людям. Аня разжала ладонь, и цепкая головка неслышно упала в листву.

Мой дом не здесь. Надо идти дальше. Найти воду. Снять противогаз.

Держа эти мысли как основополагающие, Аня начала свой путь.

* * *

Деревня занимала не слишком большой участок, а улица, вдоль которой следовала Аня, являлась центральной и единственной, во всяком случае, ничего похожего на более узкие ответвления она не заметила. Если они и были когда-то, то уже давным-давно заросли. Девушка продвигалась не торопясь, стараясь не шуметь лишний раз, и инстинктивно держалась правой стороны, где сорняки, по ее мнению, выглядели более приветливо. Местами дорогу перекрывали стволы упавших деревьев. Особых проблем они не создавали: Аня легко перешагивала или перелезала через них. Древесина, все еще покрытая толстой корой и пушистым мхом, сделалась мягкой и рыхлой – прогибалась и пружинила под ногами. Изредка девушка примечала комочки уже знакомого ей волосатого мха и предусмотрительно соблюдала дистанцию. В остальном деревня оставалась довольно тихой и безжизненной. Изредка Аня слышала звуки, похожие на пение птиц, вроде бы она даже слышала подобные раньше, но опознать их так и не смогла. Иногда ее отвлекали шорохи в траве и прямо под ногами: это выпрыгивали мелкие коричневые, в цвет опалой листвы, лягушки. Пару раз Аня замечала мышей.

Пройдя еще немного, девушка услышала отдаленное кваканье. Лягушки, встретившиеся ей ранее, скакали посуху и молчали, а значит, эти квакуны – в воде. Еще с детства Аня запомнила, что любой естественный водоем обязательно звучит лягушачьими голосами. Звуки доносились из-за домов справа, и девушка принялась высматривать наименее заросший участок, который мог бы сойти за тропинку. Таковой нашелся через пару метров, где два соседних дома стояли поодаль друг от друга, а за тонким кустарником двумя стройными, пусть и весьма поредевшими шеренгами в небо тянулось несколько высоких сосен. Несложно было догадаться, что их высадили намеренно еще во времена расцвета деревни, и по этому светлому и ароматному хвойному коридору местные ходили купаться в жару. Ныне тропинку заняли редкая растительность и толстый ковер рыжей хвои – он не давал сорнякам слишком уж буянить и словно хранил дорожку в надежде, что когда-то сюда вернутся люди, и все станет как прежде.

Аня преодолела редкий кустарник и вошла под сосновый полог. Деревья выглядели старыми и больными, с сочащимися бледной смолой стволами, приближаться к которым интуитивно не хотелось. Одно дерево разломило на щепки угнездившейся прямо в стволе аномалией: воздух волнообразно плыл, очерчивая ее округлые границы, от чего аномалия казалась похожей на прозрачный бесцветный шарик в обрамлении длинных щеп-лепестков. Аня видела ее так ясно и четко, что удивилась, как Степан мог не заметить подобную там, на холме? Или, может, это другая аномалия, более заметная?..

Девушка прошла мимо, чувствуя, как непривычно густой воздух жадно скользит по коже, тянется к волосам, пытается ухватить, но тщетно: Аня слишком далеко, и это ощущение словно нарисовало четкую границу, по краю которой она шла, не боясь попасть в смертельную мясорубку.

Несколько других сосен лежали впереди поваленные, но без признаков аномалий, а в остальном путь был безопасен, и довольно скоро впереди показалась водная гладь.

Аня пролезла меж тонких, но длинных веток кустарника, заполонившего берег до самой воды, и оказалась у края небольшого лесного озера. С громким плеском прыгнуло несколько испуганных лягушек: здесь их голоса звучали отовсюду. Земноводные плевать хотели на аномалии и радиацию – у них была весна и инстинкты, заложенные с незапамятных времен.

Девушка присела у воды на извилистые корни, за которыми едва виднелась плотно сбитая земля, и посмотрела вниз. На мгновение она испугалась, увидев в отражении черную маску с круглыми стеклами вместо глаз, – со стороны она выглядела жутко, – но быстро переключила внимание на саму воду. У берега, под корнями, сразу начиналась глубина, на вид небольшая, возможно, по колено или чуть выше, однако до дна, казалось, можно было дотянуться рукой – настолько прозрачной была вода! Аня осторожно опустила руку и тут же отдернула – ледяная! От озера тянуло прохладой, пахло водорослями и немного рыбой, а вода оказалась самой обычной, без каких-либо подозрительных свойств. Аня уселась поудобнее, зачерпнула немного из озера, сложив ладонь ковшиком, и поняла, что намочить стыки кожи и маски противогаза будет не так-то просто. Вода скатывалась обратно, почти не задерживаясь там, где нужно, – так можно и до ночи плескаться. Девушка принялась обшаривать карманы в поисках хоть чего-нибудь полезного – как некстати она оставила там, на просеке, сумку с вещами! Ее содержимое было не богатым, но всяко лучше, чем сидеть сейчас с пустыми руками. Аня наткнулась на горсть мелочи в одном из карманов и, внезапно, на свой студенческий билет. Девушка не смогла сдержать смех: эта находка выглядела настолько глупо и иронично, что тут можно было только похихикать, ну или поплакать. Смех получился приглушенным и хриплым, сбился на кашель. Какой толк от этих монеток тут, в глуши? А студенческий? Как он вообще тут оказался? Ну конечно! Мелочь. Девушка оплачивала проезд по дороге на тот самый вокзал, а по билету студентам делают скидку, вот она и не стала копаться в сумке, чтобы положить его обратно, а просто сунула билет в карман вместе со сдачей и забыла. Аня повертела в руках пластиковую карточку: с ламинированной фотографии на нее смотрела милая зеленоглазая девчушка в синей блузке, взгляд полон надежд, планов и ожиданий… Чем теперь полнится ее взгляд? Чьи глаза смотрят сквозь стекло черной маски? Аня не хотела сравнивать. Аня не хотела знать. Снова смотреть на отражение в воде? Нет уж, спасибо. Когда она умрет, пусть ее запомнят такой, как на фото. Когда ее не станет, по этой карточке опознают искалеченный труп с противогазом вместо лица, ведь после того, как лучевая болезнь доест ее тело, опознавать будет уже нечего. Наверное. Так что в этом кусочке пластика есть смысл. Его нужно сохранить.

Аня спрятала студенческий поглубже в карман штанов, постаравшись вместе с этим отбросить и мысли о своей смерти.

В другом кармане обнаружилась смятая бумажная салфетка. Вот оно! То, что нужно. Девушка аккуратно расправила ее и сложила ровным квадратом в несколько раз, окунула в холодную воду и приложила разбухший комочек бумаги к сухой коже. Так дело пошло гораздо лучше: намокшие участки пощипывало, но ледяная вода притупляла боль, а резина стала понемногу отлипать.

Аня начала с наиболее удобной части лица – с подбородка, решив постепенно продвигаться выше, чтобы потом, когда она станет стягивать противогаз с головы, он не повредил лицо еще больше, чем уже есть. У нее получалось довольно неплохо: маска отстала по краям, за них уже можно было ухватиться пальцами, вот только далее противогаз сужался и плотно присох к подбородку и щекам. Аня попыталась залить туда воду, но поняла, что рискует отморозить себе лицо. Если бы у нее были ножницы или нож – надрезать края маски и снимать их по частям… точно! Стекло! В заброшенных домах полно осколков стекла, которые острее любых ножниц. Догадайся Аня раньше – взяла бы несколько по пути сюда, а теперь нужно возвращаться. Ничего, деревня совсем близко, она быстро сбегает.

Путь в обратную сторону и правда занял гораздо меньше времени: девушка знала дорогу, шла быстро, а проходя мимо аномалии, даже не глянула на нее. В деревне она не стала отходить далеко и сразу свернула во двор ближайшего дома, перешагнула сгнившие дочерна доски упавшего забора и насторожилась. Дом выглядел обычно для деревянной заброшки: ветхие стены в остатках облупившейся когда-то синей краски, заросший и засыпанный листвой двор, окна без стекол, никаких посторонних звуков… Аню насторожило другое. От дома шел странный запах. На расстоянии он не ощущался, зато вблизи был различим достаточно хорошо и не вызывал приятных ассоциаций. Впрочем, страха девушка не чувствовала, как и чьего-то постороннего присутствия, поэтому решила поддаться любопытству и заглянуть хотя бы в окно. Она обошла дом вдоль стены до дальнего угла, откуда странный запах доносился особенно четко, и осторожно подкралась к окну. Прислушалась – тишина. Аня зацепилась за раму, аккуратно, дабы не порезаться о торчащие по углам осколки, подтянулась, узкая досочка завалинки натужно скрипнула, но выдержала ее вес. Девушка заглянула внутрь и замерла со смесью удивления, замешательства и легкого испуга.

Этот дом не так сильно разграбили, как первые три: в комнате, в которую сунула нос Аня, виднелись остатки мебели, ободранные обои на стенах. У стены справа, совсем рядом с окном, стоял железный каркас от кровати, весь в ржавчине, а на нем, свесив ноги на пол, лежал труп. Когда Аня наклонила голову и присмотрелась, поняла, что немного ошиблась: тело лежало здесь давно и успело полностью истлеть и усохнуть. О том, что когда-то это был человек, говорила обувь и одежда, похожая на военную, грязная и рваная. Голова в поле зрения не попадала, а может, и вовсе отсутствовала, зато Аня приметила пистолет, зажатый в костлявой руке. Оружие давно пришло в негодность, но мертвец по-прежнему не хотел с ним расставаться. У стены напротив окна лежало еще что-то: большое, бесформенное, обтянутое мохнатой кожей, как мешком. Вокруг на полу расплылось темное пятно – следы разложения и деятельности местных трупоедов.

Содержимое комнаты являлось источником того странного запаха, насторожившего Аню. Теперь она узнала в нем застаревший запах разложения. Еще день назад она бы и не подумала искать, чем это так воняет, а услышав подобную вонь, испытала бы рвотные позывы. Сейчас же она не чувствовала ни отвращения, ни даже тошноты. Это было странно, но в большей степени хорошо: девушка могла спокойно соображать, не отвлекаясь на ненужные реакции. Она списала это на эффект от пережитого стресса и решила больше не забивать себе голову.

Аня осторожно вынула из рамы длинный осколок, достаточно острый на вид, спустилась на землю и, все еще обдумывая увиденное, поспешила назад.

Уже на подходе к озеру девушка удивилась еще раз: она внезапно захотела есть.

* * *

За то время, пока Аня ходила до деревни и обратно, кожа на лице успела снова подсохнуть и, прежде чем опробовать стекло, ей пришлось несколько минут повозиться с салфеткой. Фоном она обдумывала увиденное в доме. Останки на кровати не вызывали сомнений: это был человек, возможно, один из сталкеров или солдат, что стоят по всему периметру на своих КПП. Хотя что тут забыл военный? Решил дезертировать? Жизнь в армии оказалась настолько плоха, что он предпочел сбежать в Зону? Вот уж вряд ли солдат догадывался, какой исход ему уготован. Но куда больше вопросов вызывала та бесформенная мохнатая куча на полу. Чем или кем оно было при жизни? Слишком велико для собаки, но и с человеком мало общего; впрочем, Ане показалось, что она видела нечто похожее на длинные узловатые пальцы среди комков шерсти, а может, это ее воображение дорисовало. В любом случае, с живым аналогом девушка предпочла бы не встречаться. Нужно быть осторожнее, ведь если это существо тут сдохло, значит, и обитало неподалеку, а свято место пусто не бывает – вокруг могут водиться его сородичи. Мысли о мутантах, реальных живых мутантах пугали больше, чем радиация: во-первых, радиация невидима, и пока Аня чувствовала себя нормально, потому беспокойство о ней отошло на второй план, во-вторых, мутанты видимы, и девушка была готова поспорить на свой студняк, что в доме лежат останки одного из них, а выходит, столкнуться с диким зверем она может гораздо раньше, чем ее добьет лучевая болезнь.

Аня замерла на пару минут, прислушиваясь к звукам вокруг. Беззаботно квакали лягушки, попискивала в камышах какая-то незаметная птаха, тихо шуршали о берег волны. Идиллия. Пусть оно так и будет на самом деле.

Подергав края маски, Аня поняла, что пора браться за стекло. Отгибая резину понемногу, по миллиметру, она надрезала ее плавными и аккуратными движениями, стараясь не порезать при этом руки и само лицо. Маска медленно и нехотя отставала, оставляя с внутренней стороны прилипшие струпья и кусочки обожженной кожи. Аня успешно отрезала большой лоскут справа от края челюсти до подбородка и оборвала его у самого клапана. Свежий прохладный воздух озера хлынул под маску, и девушка с наслаждением вдохнула. Этот глоток прибавил ей сил и поднял настроение – не стоит останавливаться. Следующим она освободила подбородок: узкий кусок резины скользил и крошился, царапал и без того саднящую кожу, но в конечном итоге плюхнулся в воду. Аня пошевелила губами: они болели, пересохли и потрескались, но оставались целы, и к ним резина не пристала. Довольно легко удалось очистить уши: там противогаз почти не касался их из-за волос, но ими можно было заняться позже – слуху это не повредит.

Аня ненадолго прервалась – руки ощутимо устали от одной и той же монотонной нагрузки, спина и плечи ныли. Бледное пятно в облаках висело над головой и немного клонилось к горизонту. Стоит поторопиться, а то скоро вечер, а она еще даже из деревни не вышла. Девушка вновь подняла стекло и взялась за самую неудобную сторону слева. Она спешила и уже почти закончила, как вдруг кусок стекла треснул, рука дернулась, и осколок полосонул ее по щеке. Аня испуганно ахнула и выронила стекло, но тут же спохватилась и прижала свежую рану салфеткой. Та почти сразу пропиталась кровью, несколько капель протекло на руку и подбородок.

Да что же это такое? Сначала ожоги, потом этот противогаз, а теперь еще и рана! Судя по кровотечению, порезалась она глубоко. В голове пронеслись неприятные мысли про инфекцию, заражение крови, опасные бактерии: это все могло находиться в озере, водой из которого она отмачивала маску, и теперь вот зажимает рану салфеткой, мокрой от той же воды. Впрочем, за последние сутки Аня увидела столько потенциальных возможностей отправиться на тот свет, что перспектива заразиться чем-то из озера казалась очередным заурядным событием из сотни возможных других. Плакать, паниковать и сокрушаться у нее даже в мыслях не было, поэтому девушка просто сидела, глядя в воду, рассматривала усыпанное лесным мусором дно и ждала, когда остановится кровь.

Сквозь толщу воды на нее смотрела большая кирпично-коричневая жаба. Земноводное засело у дна, среди затонувших листьев и веток, растопырив конечности, покрытые толстой бугристой кожей под стать ее среде обитания, и таращило на девушку большие круглые глаза насыщенно-оранжевого цвета с почти перламутровой текстурой радужки. Аня не смогла вспомнить, видела ли подобное животное раньше. Может, просто никогда не обращала внимания? Жаль, что она крайне мало изучала биологию – сейчас эти знания ей бы очень пригодились. Тем временем жаба неспешно закопалась под листья, оставив после себя лишь маленькое облачко ила.

Аня отняла салфетку от лица и, убедившись, что кровь больше не хлещет, облегченно выдохнула. Она осторожно потрогала вокруг раны – больно. Порез пришелся на угол нижней челюсти, ближе к подбородку – очень неприятное место. Салфетка совсем раскисла от крови и воды и пришла в негодность, а значит, продолжить работы над противогазом придется позже, когда Аня найдет ей замену. Но слева еще оставался наполовину отрезанный лоскут резины, и оставлять его девушка не собиралась. Действуя чуть ли не с хирургической точностью, она оттяпала и этот кусок оставшимся обломком стекла, ухитрившись больше не задеть себя и не потревожить уже полученную рану. Теперь ее рот и частично нос были свободны и, хотя кольцо клапана она так и не смогла убрать, даже такой половинчатый результат вселял надежду: по крайней мере, от истощения она не умрет. Если, конечно, найдет еду – недавно проснувшийся голод никуда не делся, а вот где искать пропитание в этих условиях, Аня понятия не имела. Еще одна проблема до кучи, а ведь самая главная неприятность еще даже не началась.

* * *

Дальнейший путь, по Аниному плану, лежал через деревню и куда-то вперед. Куда именно, она пока не знала. Сориентировалась она приблизительно, по солнцу: там, где оно взошло утром, – восток, там, куда опускается сейчас, – запад. Увы, но с горем пополам определенные направления ей мало о чем говорили: перед путешествием никто из компании даже не подумал посмотреть карту местности – все положились на проводника, не предполагая, что приключение может обернуться бедой. С Аней же сработал стандартный стадный инстинкт: иду не одна, значит, все в порядке, кто-то да разберется. Действительно, это же просто экскурсия, а не зачет по ориентированию на местности. Ей и в голову не приходило как-либо серьезно подготовиться. Зато теперь девушка сполна ощущала недостаток знаний в естественных науках.

Отойдя от берега, Аня поняла, что не слишком горит желанием возвращаться в ту же деревню: трупы в одном из домов этому не способствовали. Как раз неподалеку она заприметила тропинку, ведущую вдоль озера, сквозь прутья кустарника и камыши. Судя по многочисленным следам копыт, дорожка пользовалась популярностью у животных и имела соответствующий запах, но сейчас на ней было пусто и тихо. Решив, что не будет ничего страшного, если она проверит, куда ведет эта дорога, Аня с первых же шагов прижалась к ее краю, так как земля на ней превратилась в густое месиво из болотного мусора и грязи, а промочить ноги девушке хотелось меньше всего. Кое-где тропа поднималась повыше и земля оставалась сухой – там Аня шла по центру, почти расслабившись. В одном из таких мест на дорогу, прямо девушке под ноги, выпрыгнула серая округлая тень и, ни на миг не останавливаясь, умчалась в соседние кусты. Аня подскочила, будто ее током ударило, проехалась ногами по грязи и почти шлепнулась в лужу, но успела кое-как ухватиться за ближайшие прутья. В последний момент она разглядела короткий хвост и длинные уши.

Заяц! Обычный серый заяц. Чтоб ему пусто было, напугал же до чертиков!

Получается, помимо мутантов, тут и обычные звери есть? С другой стороны, отчего им не быть? Для животных нет четких границ: они живут там, где есть подходящие им условия, а места с повышенной радиацией и аномалии можно просто обойти. Вот, например, кабан, напавший на Ивана, выглядел нормальным.

Следующие несколько сотен метров девушка преодолела без приключений, не считая особо заболоченных участков. Их Аня обходила, пробираясь через кустарник. Вскоре болото закончилось, уступив редкому сосняку. Тропа здесь расширялась, а сорняков и кустарника стало заметно меньше. Впереди, за деревьями, проступали очертания крупной старой постройки с отсыревшими стенами в пятнах от облупившейся побелки, ставшей теперь грязно-серого цвета. За первым строением поодаль виднелось еще одно, своими формами вызвавшее ассоциации с колхозной фермой. Возможно, далее были и другие здания или целая деревня, но Аня поняла, что, скорее всего, их не увидит. Укрывшись за старой сосной, девушка наблюдала за большой стаей (или стадом?) странных крупных животных. Некоторые из них выглядели точь-в-точь как кабан, боднувший проводника, только массивнее: толстые ноги, тяжелое туловище с клочками редкой щетины на загривке, массивная голова с внушительными клыками. Больше всего они походили на помесь кабана и бегемота. Зверь с просеки по сравнению с ними был милым поросенком. Если бы такая махина врезалась в проводника, от него и мокрого места не осталось бы. Впрочем, вместе с ними бродили и особи поменьше – более привычного вида. Но больше всего Аню заинтересовали животные третьего типа, преобладающего в стаде. Их отличал оттенок шкуры и короткая (а у некоторых и вовсе сплющенная) морда без клыков. Эти напоминали одновременно и кабанов, и домашних свиней, словно природа не определилась до конца, кем им быть. Некоторые из них хромали, у других не хватало ушей, а у третьих не видно было глаз, как будто животные собрали в себе изъяны со всего стада. Но в то же время вокруг них резво скакали нормальные и здоровые на вид рябые поросята.

Увидев детенышей, Аня окончательно решила дальше не соваться: дикие кабаны очень агрессивно защищают свое потомство, а попадись им на глаза человек – быть беде.

Девушка уже приготовилась к долгому и нудному пути назад, опять обходить лужи и грязь, как внезапный раскат выстрела, прозвучавший над болотом, словно гром, заставил ее вздрогнуть. Стадо зашевелилось и занервничало, а следом за первым выстрелом раздался целый залп – стрелок не целился, а просто палил в перепуганную звериную толпу, будто наудачу. Животные метались, в панике сбивая с ног сородичей, затаптывая слабых, не выбирая, в какую сторону убегать. Аня сообразила быстрее: она помчалась обратно к деревне за минуту до того, как визжащее и хрюкающее стадо ринулось в ту же сторону.

Аня летела со всех ног, так быстро, как только могла, подгоняемая грохотом пальбы и топотом многочисленных копыт у себя за спиной. У животных было четыре ноги, а у нее – всего две. Животные не хотели попасть под пули, а Аня не хотела попасть еще и под их копыта. Гонка казалась испытанием на равных условиях, пока нормальная дорога не сменилась болотистой тропой, а впереди не показалась первая лужа. Но девушка слишком разогналась, чтоб сворачивать в обход, да и вообще, какой идиот будет терять на это время, когда ему на пятки наступает стадо обезумевших кабанов? Не сбавляя скорости и проклиная все на свете, она перемахнула лужу, которая казалась не меньше двух метров в длину, неловко приземлилась и больно ударилась пятками о землю, но быстро собралась и побежала дальше.

Вот бы так же получалось прыгать на уроках физкультуры! Преподаватель вечно корчил недовольное лицо, глядя на Анины попытки из раза в раз сдать ненавистный норматив. Если бы он видел этот прыжок, какое лицо скорчил бы? Никакое. Помер бы в первой же аномалии.

Аня сжала зубы и перемахнула еще одну лужу поменьше, а за ней еще и еще. Она поскальзывалась, падала, но цеплялась руками за землю, вскакивала и бежала дальше. Ступни ног уже начали ныть от прыжков, когда девушка добралась до знакомой сосновой аллеи с подвохом. Этот отрезок пути она преодолела легко, а вот свиньям, судя по паническим визгам, повезло меньше. От страха мозги у животных не работали совершенно: они перли сплошной толпой, повинуясь стадному инстинкту, и жадную аномалию не видели в упор. Сколько кабаньих душ она унесла, Аня выяснять не хотела – она уже на всех парах вылетела на улицу, едва успев ухватиться за молодое деревце и свернуть вправо. Тонкий ствол согнулся и с коротким треском переломился пополам, но девушка уже вписалась в поворот. Через секунду на дорогу вылетел первый кабан и протаранил заросли на другой стороне под хруст ломающихся веток. Следом появились другие животные, и вскоре маленький перекресток заполнился хрюкающим и визжащим стадом. Некоторые последовали примеру первого, убежав в кустарник напролом, остальные разбежались в противоположные стороны улицы, в том числе и вслед за Аней. Девушка понимала, что животным нет до нее дела – они бегут куда попало, однако легче от этого не становилось: она порядком устала, а деревенская улица подходила к концу. Дальше лежали неизведанные земли, и врываться в них на бегу было не лучшей идеей. Аня еще издалека заприметила дом на окраине и, перескочив через ветхую ограду, втиснулась в приоткрытую дверь. Шершавый косяк с остатками замка расцарапал ей плечо, но Аня была на адреналине и не заметила такую мелочь.

Дом, как и большинство его соседей, был пуст и пропах сыростью и пылью. В большой комнате неплохо сохранилась печь и немного мелкой утвари, разбросанной вокруг. В углу у окна одиноко грустил покосившийся раскуроченный шкаф, а открытые настежь дверцы демонстрировали пустоту его внутреннего мира.

Снаружи донесся топот и приглушенный треск ломающихся досок – похоже, один из кабанов снес гнилой забор. А что, если кто-то из них сдуру забежит в дом? Аня подняла глаза к потолку: между досками виднелись щели, а несколько сломанных частей перекрытия покоились на полу.

Залезть на чердак. Там можно переждать, пока животные успокоятся и разойдутся.

Аня покрутилась, прицеливаясь к дырам меж досок, выбрала самую широкую и подпрыгнула, вцепившись в край. Дерево заскрипело, но вес выдержало. Девушка подтянулась, забросила одну ногу, затем другую, помогла себе руками и буквально заволокла свое туловище наверх. Мышцы немели от напряжения и усталости, но она была на чердаке.

Как ни странно, тут оказалось не так грязно, как внизу: большие окна отсутствовали, и пыль сюда почти не заносило, только в одной из стенок виднелось маленькое квадратное окошко. Его двойник с противоположной стороны перекрывала криво приколоченная доска. Смахивая паутину и разгоняя потревоженных пауков, Аня пробралась в сухой угол между скосом крыши и потолком, где последний был наиболее цел, и умостилась там. С этого ракурса чердак выглядел даже уютно: щепки и обломки досок вовсе не казались мусором, паутина, свисавшая повсюду с комочками спутанных мелких насекомых, напоминала новогодние гирлянды. В бледной полоске света, сочившейся из окошка, лениво плавали крошечные пылинки. Несмотря на покинутость и мертвую пустоту всей деревни, этот дом словно все еще пытался быть домом, помнил, как это: быть живым, уютным, безопасным, хранил в себе память, ловил ее в паутине на чердаке, прятал в давно остывшей золе в печи, укладывал на донышко каждого горшочка, тарелки или чашки, завалявшихся в пыли, целых, разбитых, с отколовшейся эмалью, в трещинках и в пятнах ржавчины. Каждый их изъян хранил память о руках, что заботливо готовили еду, мыли, ухаживали, берегли. Дом помнил. И это притягивало к нему живых.

Поначалу Аня хотела сесть, но быстро поняла, что из-за косой крыши это будет не слишком удобно. Кроме того, она очень устала: от бега и прыжков болели ноги, рана на лице ныла и дергала, кожа на левой руке и открытой части лица чесалась, на теле не осталось живого места. Девушка решила не мучить себя и просто улеглась поудобнее. Если эти глупые звери не улягутся до темноты, она тут и заночует. Ее самочувствие не слишком изменилось за этот день, может, у нее еще есть время в запасе?

Снаружи периодически доносились топот и визг, иногда хрюканье. В какой-то момент в дверь что-то с силой ударило, так, что хрустнули ржавые петли, следом послышалось жалобное верещание и возня. Хорошо, что Аня сообразила спрятаться наверху. Слушая шум с улицы, она прикрыла глаза. Полноценный сон не шел, это больше походило на вялую дрему, сквозь которую девушка все слышала и сознавала.

Основная масса животных схлынула очень быстро: они были так напуганы, что разбежались кто куда. Менее расторопные особи застряли по пути, запутались в кустарнике, растерялись и как попало метались, сбитые с толку, шумели, пока не находили наконец выход и не бежали прочь. Еще менее удачливые свиньи попали под раздачу своих же сородичей, получили травмы разной степени тяжести и волоклись, как могли. Остальные отсеялись еще по пути с фермы.

Когда активность за стенами стихла, кусочек неба в окошке стал серо-синим. Впрочем, Аня не особо расстроилась. Дом ей понравился, к тому же она страшно хотела спать. Девушка потянулась, размяла усталые конечности и улеглась вновь, как вдруг с улицы послышались отчетливые шаги и (не может быть!) приглушенные голоса.

Их было двое. Мужчины. С оружием.

Аня поняла это еще до того, как они подошли к двери. Оба нагруженные, тяжелые и уставшие. Их тоже привлек дом.

Переговариваясь вполголоса, они отодвинули дверь, расширив проход – та издала мученический стон, осыпав гостей завитками отсохшей краски, пылью ржавчины и лесным мелким мусором. Грохоча тяжелыми ботинками, мужчины вошли в дом.

Из своего укрытия Аня наблюдала, как они осмотрели комнаты, заглянув в каждый угол, при этом в руках у них что-то тихо пикало. «Счетчик! – догадалась Аня, – проверяют, нет ли тут радиации». Один из мужчин снял с плеча массивное ружье и стукнул несколько раз прикладом по потолку. Доски затряслись, посыпалась пыль, где-то в дальнем углу запищала мышь. Девушка сжалась, став живым воплощением неподвижности.

– Порядок. Заночуем тут. – Мужик опустил ружье. – Давай, запри дверь, чтоб никакой гость сюда не залез.

Пока эти двое обустраивались, Аня смогла получше их разглядеть. Оба сталкера (девушка определила эту касту по умолчанию) были рослые, крепкого телосложения, в плотных комбинезонах защитного цвета со множеством карманов и сумок, у одного поверх комбеза имелась плотная жилетка (броня?), на ногах – высокие ботинки с толстой подошвой, за спиной – вместительные рюкзаки, не такие большие, как притащила с собой Катя, но явно собранные с умом и без лишней ерунды. У каждого было оружие, которое Аня охарактеризовала бы как ружье, но покруче. Девушка плохо разбиралась в этой теме, просто видела, что пушки у сталкеров разные и при этом похожи на охотничьи. В памяти всплыло слово «дробовик». Да, наверное, у того в жилетке – дробовик, и, видимо, он главнее. Вообще мужчины больше всего напоминали ей охотников. Охотников, собравшихся на войну.

Аня сразу догадалась, что это они стреляли по стаду. Только вот зачем? Это же зараженная местность, разве тут разрешена охота? Может, просто отстреливали поголовье? Девушка понятия не имела о порядках, царивших в Зоне, об обычаях и образе жизни местного населения, поэтому увиденное вступало в конфликт с ее логикой и теми скудными знаниями, что у нее уже имелись. Зачем стрелять в диких свиней? Откуда у отшельников недешевое оружие и патроны, амуниция, приборы и прочая странная техника? Как они добывают пропитание в таких условиях и на что живут? Аня ничего этого не понимала, и ей казалось, что она попала в странный фильм о войне с элементами фантастики. А еще девушка внезапно поняла, что эти люди ее пугают. Да, она помнила свой план: найти людей и попросить отвести ее до границы или хотя бы помочь, но теперь, увидев вживую, что представляет собой здешний контингент, показываться не спешила. Ее не покидало тревожное ощущение опасности, витавшее рядом с этими мужчинами, и от этого ее тело отказывалось двигаться.

Тем временем сталкеры обустроились в комнате, над которой пряталась Аня, занавесили окно, достали небольшой фонарик с мягким рассеянным светом и приступили к ужину.

Запах еды разбудил задремавшее было чувство голода, и Аня, давясь слюной, что было сил втянула живот в надежде, что это не позволит ему издавать слишком громких звуков. А охотники, как назло, ели неторопливо, параллельно обсуждая свои темы про снаряжение, походы, заказы, мясо. Опять еда! Аня стиснула зубы, уже начиная ненавидеть эту парочку, словно нарочно дразнившую ее несчастный желудок. Она зажмурилась и попыталась дышать ртом, дабы не слышать запаха. Какое-то время это работало, но потом аромат еды начал проникать и через рот, точнее не так: девушка будто ощутила вкус воздуха, и этот факт немного отвлек ее от зацикленности на чувстве голода. Аня принялась с интересом смаковать новое ощущение, пока разговор двух сталкеров не прервал это занятие.

– Да не очкуй! Все туши надежно спрятаны. Я этим складом уже давно пользуюсь: двери крепкие, замок тоже, – говорил сталкер, которого Аня условно назначила главным.

– А это мясо правда потом на еду пойдет? – подал голос второй мужчина.

– Ты чего, первый день в Зоне? Ужин наш откуда, по-твоему?

Пауза. Видимо, второй сталкер изобразил на лице неподдельные эмоции, потому что первый громко рассмеялся, а когда его хрипловатый смех затих, заговорил:

– Местных кабанов уже давно можно есть, но не всех. Нужно знать каких. Вот мы с тобой сегодня стреляли правильных.

– Тех, что поменьше, и поросят.

– Верно. Само собой, их потом еще перепроверят, но будь спокоен – они окажутся чистыми.

– Ну а как же радиация, мутации, нуклиды эти всякие? Они же едят, вон, растения, в земле роются…

– Вот чего не знаю, того не скажу. Как меня Живодер научил, так я и делаю и ни разу не облажался. А уж как он до этого всего допер – не мое дело. И не твое.

– Секрет фирмы?

– Типа того. – Сталкер зашуршал одеждой. – Давай на боковую. Завтра с утра пригонят транспорт. Надо встретить, загрузить улов. У них там какой-то форс-мажор, но машина придет вовремя, так что надо выспаться.

Потом слышалось только шуршание и возня. Мужчины укладывались минут пять, после чего наступила тишина.

Аня навострила уши, как только услышала знакомую кличку. Живодер вез их в Зону, и с ним же списывался проводник Иван, когда вел их на убой. Как метко сложилась мысль: на убой, совсем как этих кабанов. Аня нахмурилась. Вряд ли тут имеется второй такой Живодер, это не большой город, чтобы встречались сталкеры с одинаковыми именами-кличками. Скорее всего, это один и тот же человек. Интересно, эти двое внизу знают, чем занимается их работодатель (или кем он им приходится) помимо разделки мяса? Впрочем, проверять это Аня не имела ни малейшего желания. Вероятнее всего, они ей не поверят, а если в курсе его делишек – прибьют на месте, и тогда в этой деревне станет одним трупом больше. Вот уж повезло так повезло. Девушка даже догадывалась, что за форс-мажор имел в виду сталкер. Живодер потерял связь со своим дружком-проводником. Хотелось надеяться, что какой-нибудь кабанчик по пути все же добил его. Какие ценности он рассчитывал найти у студентов? У них не было при себе больших денег или дорогой техники. Ну, может, у Ленки новый айфон, который ей недавно родители подарили, или ее же золотые украшения? У Кати была зеркалка, но это не то чтобы слишком дорого. Да все их вещи в сумме не окупили бы даже части снаряжения на одного сталкера! Аня поняла, что злится, но эта злость причиняла только мучения, так как изменить что-либо девушка не могла – только неподвижно лежать и надеяться, что ее присутствия не заметят до утра.

Снаружи уже совсем стемнело, и окошко теперь почти не отличалось по цвету от стен. Ночь проникла в дом и наполнила комнаты чернотой, скрыв изъяны, трещины, грязь и мусор, подарила иллюзию жилых помещений, хозяева которых погасили свет и спят. Где-то через час Аню начало знобить. Она не сразу заметила, что воздух остыл, а когда обратила внимание на легкий сквознячок, ее уже вовсю трясло. Девушка осторожно заползла поглубже в угол, где, по ее ощущениям, холод чувствовался меньше всего, сжалась в позе эмбриона и попыталась расслабить мышцы, ибо озноб мог выдать ее с головой. Другого выхода она не видела: единственная теплая кофта осталась в сумке, а внизу храпели два мужика с пушками. Оставалось только терпеть. И Аня терпела.

В какой-то момент ей пришла на ум мысль, что у нее температура, последствия облучения решили проявить себя, и это начало конца. Глубоко внутри зашевелился страх, и лихорадка стала сильнее. Возможно, утром она обнаружит, что не в состоянии слезть с чердака, а часть ее кожи останется здесь, на досках в углу, если, конечно, к тому времени она будет в состоянии хоть как-то передвигаться.

Аня медленно вдохнула и так же медленно выдохнула. Помогло. Усилием воли она расслабила мышцы и дала холоду обнять себя. Глаза закрылись сами собой, и девушка погрузилась в странное состояние между сном и явью, слыша и почти осязая, как живет мир вокруг. Вот плавно и тихо дышит ветер, за стеной тихонько скребется мышь, беззвучно плетет сети паучок под крышей, покачиваются прошлогодние плоды на искореженных ветках яблонь, дремлет в сосновом гнезде сытая аномалия. Ночь вела свою скрытую от глаз жизнь, которую можно было только услышать, и Аня слушала.

* * *

Рано утром, едва начало светать, сталкеры собрались и покинули дом. Двигались они на удивление тихо и почти не разговаривали, но в тех немногих обрывках фраз, что ей удалось уловить сквозь сон, она разобрала кое-что крайне полезное. Уходя, сталкеры оставили тайник на случай очередной ночевки. Где конкретно, Аня не видела, но это была еда! Она слышала шуршание пакета и запах. Только бы поскорее слезть и найти ее!

Девушка выждала, пока шаги охотников окончательно стихнут, и еще дополнительное время после – на всякий случай, и собралась уже выбраться из укрытия, как вдруг поняла, что не может двигаться. Ее тело и мышцы обмякли, словно превратились в вату, а конечности практически не реагировали на попытки пошевелить ими.

Что за ерунда? Не могла же она так замерзнуть за ночь? Да и в таком случае она вовсе бы не проснулась, Аня никогда не слышала о подобных эффектах от переохлаждения, и необычные ощущения заставили ее занервничать. А что, если это следствие воздействия радиации и ее мышцы просто-напросто атрофировались? Чушь. Это вызвало бы жуткую боль и вообще проявлялось бы иначе. Но Аня не чувствовала никакой боли. Она хотела есть.

Спустя несколько минут раздумий девушка обнаружила, что ее тело постепенно оживает. Подвижность сперва вернулась к рукам, а позже вяло и лениво – к ногам и всему телу. Аня осторожно выползла из угла, поочередно разминая конечности и потягиваясь. Из окошка тянуло прохладой влажного утреннего воздуха, снаружи не доносилось ни звука. Раннее утро было тем самым коротким промежутком времени, когда ночная жизнь уже притихла, а дневная еще не проснулась.

Аня подобралась к краю, свесила ноги вниз, упершись в доски локтями, перегнулась и спрыгнула. Резкая боль пронзила ее голени до самых колен. От такой внезапности девушка сложилась пополам и повалилась набок, прямо на усыпанный щепой пол. Вот не хватало еще ноги переломать! Но боль ушла так же неожиданно, как и вспыхнула. Аня осторожно пошевелилась, встала – никаких переломов, все работает, все цело. С опозданием она поняла, что снова сглупила: боль появилась от внезапной нагрузки на еще сонный организм, к которой тот банально не успел подготовиться. Тело еще не проснулось до конца, а девушка уже принялась прыгать-скакать.

Слегка прихрамывая, скорее от боязни, чем от реальных ощущений, Аня отправилась на поиски сталкерской заначки. Тайник нашелся легко: возле раскрытого шкафа, под половицей. Внутри, завернутые в целлофановый пакет, лежали ломоть хлеба и консервы без этикеток. Отдельно от них нашлась небольшая пластиковая бутылка с водой. Вытащив ее, девушка почуяла, что откопала клад. В одно движение скрутив крышку, она жадно выпила сразу половину, наслаждаясь каждым глотком. Кто бы мог подумать, что обычная чистая вода может оказаться настолько вкусной! Отставив бутыль, Аня взялась за хлеб, откусила огромный кусок и чуть не подавилась в попытке проглотить его, толком не прожевав. Желудок неистово требовал еды, и в первые минуты девушка поддалась животным инстинктам, но кашель, вызванный застрявшим комком теста, протрезвил ее, напомнив, что никакой голод не должен стать причиной настолько глупой смерти. Следующий кусок Аня уже тщательно пережевывала, сосредоточенно сопя. Есть с противогазом на лице, пусть и частично оборванным, было не слишком удобно. Приходилось подносить еду под определенным углом и широко открывать рот, но Аня быстро наловчилась отрывать кусочки пальцами, а не откусывать их. Она почти доела хлеб, когда вспомнила про консервы. Там были готовое мясо и вкусный бульон, который можно вымочить оставшимся кусочком хлеба или выпить. Только вот как открыть банку?

Нужно что-то твердое и острое.

Аня обвела взглядом комнату в поисках подходящего предмета. Стекло она отмела сразу, куски досок тоже, не годились и осколки кирпича. Был бы у нее нож…

Девушка метнулась в соседние комнаты и принялась обшаривать их сверху донизу, каждый угол, каждую кучку мусора. Она заглянула за корпус старой плиты, прошерстила сломанные шкафчики, остатки полок, и на одной из них наткнулась на заржавевшую полоску металла, по форме похожую на нож без ручки. Так себе инструмент, но зато не стекло. Она схватила шершавый обломок, обтерла об штанину – тот оставил на ткани густой рыжий след, но этого было мало. Девушка вернулась в комнату с едой, подобрав по дороге кусок кирпича, и принялась счищать с лезвия ржавчину. Под слоем рыжей пыли скоро заблестели остатки железа. Аня очистила чуть меньше половины, но больше ей и не требовалось.

Острым концом она уперлась в край банки, а саму ее крепко зажала между подошвами кед. Немного усилий, и уголок ножа вошел в жестянку, выпустив наружу золотистую лужицу мясного сока. Аня вдохнула его запах, и желудок призывно заурчал. Но теперь девушка держала себя в руках, хоть ее руки и дрожали от нетерпения отправить содержимое банки в рот, пускай даже и вместе с банкой. Она аккуратно слизала выступивший бульон и воткнула нож обратно, раскачивая его и медленно продвигая лезвие по кругу. Постепенно разрез дошел до середины, а потом и дальше, круг замкнулся, Аня отломала верхнюю крышку консервы и выкинула, предварительно облизав. Ну наконец-то!

Девушка набросилась на полуфабрикат с не меньшим аппетитом, чем на хлеб и воду до этого. Она хватала кусочки мяса прямо из банки и глотала, едва прожевав. Раньше Аня всегда считала тушенку чем-то вроде еды для ленивых и ставила ее в один ряд с пельменями и лапшой быстрого приготовления, проще говоря, не воспринимала ее как нормальную еду. Сейчас же эти консервы казались ей самой вкусной и самой лучшей едой на свете. Аня съела все до последнего кусочка и вылизала банку досуха, закусив остатками хлеба и запив водой из бутылки. В желудке стало приятно тепло, и девушка сразу почувствовала себя лучше.

Какое-то время она просто сидела и тупо смотрела в стену, наслаждаясь прекрасным чувством сытости. Организм постепенно оживал: почесывалось лицо, легонько покалывало недавнюю рану, обожженная рука зудела, но здоровая подвижность к ней вернулась полностью. Никакой тошноты, головной боли, жара или ломоты в суставах. Видимо, у нее больше времени, чем казалось, и это существенно поднимало настроение и давало надежду, что Аня все же выберется из Зоны или хотя бы доберется до ее границ.