Читать книгу Четыре времени мира. Город - Дарья Андреевна Степанова - Страница 2

Старый Бродяга, создавая Город, смешал пространство и время, расколов день и ночь на четыре единовременно существующие области, независимые друг от друга. Западный край, Сумерки, что понятно из названия, соответствовал тому временному отрезку, когда светило уже близится к горизонту, но еще не скрывается за ним. Дни от ночей тут отличались лишь тем что в относительно "светлое" время, примерно часов с четырех утра, ночной туман сменялся на осадки, снег или дождь в зависимости от времени года.

Чем ближе к побережью, тем меньше красок вокруг. Больше грязи от постоянной влажности. И небо выцветало, теряя сумеречные, сине–голубые оттенки, становясь просто серым.

Торговый обоз вереницей подвод, повозок и телег неспешно пробирался сквозь серость, все ближе и ближе к океану. К ночному туману добавился еще и промозглый ветер, оставляющий на лицах и одежде соляной налет. Караванный люд – не обычные торгаши.

Кочевники, почтовики, перевозчики… По сути, их культура построенная на постоянной смене места обитания, существовала вместе с общепринятой – оседлой. Возле каждого поселения, достаточно большого, чтобы появиться на маршрутах кочевых путей, традиционно выделялось место для размещения их временных домов. Дети караванщиков, старики, мужья и жены, случайные попутчики, бродячие творители, частенько сопровождающие обозы, все они жили единым организмом, находясь в постоянном движении, мигрируя от солнечных берегов Полудня, до холодных гор Рассвета. Некоторые, особенно отчаянные, заворачивали и в Полночь. Маршрут у каждого каравана был свой, рассчитанный с точностью до суток. А вот состав путевого царства на колесах мог быть самым разнообразным, как и количество разумных в нем. Самые крупные караваны имели названия и мигрировали очень долго, растягиваясь на несколько поселений разом, живым морем захватывая большие отрезки дороги, по сути являясь настоящим городом на ходу.

Конкретно этот обоз крупным не был, да и средним тоже. Так, всего тридцать повозок примерно, с количеством человек, которых никому не пришло бы в голову считать. Никакой точности – потому что караваны существуют в движении, они могут сливаться, разделятся и меняться составляющими между собой. У каждого транспортного средства имелся возчий – хозяин или хозяйка, глава "дома на колесах". Сменить обоз было вполне возможно, хоть и стоило денег. Порой несусветных, особенно если речь шла о крупных, процветающих обозах–городах, следующих по самым выгодным путям, к примеру, рядом со столицей.

К утру, когда небо из серого стало белым, обоз уже прибыл на месте временной стоянки. Пригород, рядом с которым раскладывались временные дома, вбивались сваи, раскрывались тенты, был совсем крошечным, даже для приморского поселения, которыми все пригороды являлись, будучи "при" Городе, то бишь на побережье.

Существовали и другие поселения такого типа, по–настоящему обширные и густонаселенные, но все они в основном строились в Полудне, где берега омывало теплое море, а не бескрайний и совершенно мертвый океан, как тут. Ничто живое не водилось ни в его водах, ни на бесконечно пустом, будто выжженном побережье, с которого частенько мело дурным ветром, и приносило кислотные дожди, разъедавшие побелку зданий, оставляющие на крышах домов потеки и соляные наросты.

Глава обоза, возчик Атур Раан, гора на коротких, крепких ногах, с седой роскошной гривой и не менее впечатляющими усами, по–хозяйски осматривал место стоянки, неодобрительно щурясь. Не нравилось ему здесь. Пусто, серо, воды питьевой попробуй достань, да и людей мало. Выгоды никакой. Но путь обязывал. К тому же у него имелись некоторые обязательства, так что пропустить неблагополучное место, караванщик не мог, как бы ему не хотелось.

Убедившись, что все идет как надо, Атур отправился в пригород. Пешком. Мог конечно оседлать одного из тяжеловозов, но ноги своих вабари⁵, возчий берег больше собственных – нечего упряжным лишний раз грязь месить, пусть отдохнут.

Пригород выглядел ровно так же, как возчий его помнил: низкие дома в один этаж, деревянные крыши, неожиданно чистая улица, типичные для Сумерек дороги, приподнятые над землей сваями. Слева от входа в пригород – беседка отдохновения, невысокое кованое строение, единственное дозволенное пактом о сокрытии место для публичных молебнов. Причем любого верования, без исключений. Разве что Ворона здесь запрещено восславлять, но его и нигде нельзя. Притом прозвище ученика–предателя Старого Бродяги прочно вплелось в простую речь, только использовали его как проклятие. Вот и сейчас, Атур бормотал под нос что–то гневливое об этом месте у Ворона на хвосте. Конечно Раан видел пригорода и похуже, но предстоящее дело раздражало. В обязанности караванщиков входило и доставлять некоторые письма, обычно – весточки из соседних пригородов, небольшие посылки и прочие мелочи, несущественные для почты вестников. Эту обязанность благополучно перевесили на бродячих торговцев.

Раан в другом случае отправил бы в пригород кого–нибудь из своих подчиненных, младших возчих, но увы, письмо с печатью Наместника, приходилось нести самому. Неясно вообще, отчего такой ценный документ доверили главе захудалого обоза, но Атур не спрашивал лишнего. Опыта хватало понимать, когда стоит спорить с мастером торговой гильдии, что и дал ему поручение, а когда – нет.

И все же раздражало Атура не это. Возчий, здоровый добродушный дядька, на дух не выносил только два типа людей. Докторусов, и кровников–дворян. Письмо адресовалось доктору по крови, то бишь полный комплект. Именно потому, походка Раана была рваной, тяжелой, взгляд хмур, и увалень даже запыхался на подходе к дому адресата, так спешил поскорее разделаться с неприятным ему поручением.

Дом доктора был виден издалека, надменно возвышаясь над остальными строениями пригорода. Крыша выложенная черепицей, беленые стены, статуи у входа, сторожевой варан – все свидетельствовало о былом достатке хозяина.

Теперь же крыша поблекла, изумрудно–зеленые чешуйки черепицы потеряли первоначальный блеск, а побелка осталась лишь на третьем этаже, где от постоянных сумеречных дождей её закрывала крыша. Дом среди окружающей его серости выглядел немного нелепо.

Человеческие поселения всегда казались нарядней городов других рас за счет врожденного людского стремления украшать свою обитель. Вот только здешняя погода красоте не способствовала, так что и особняк смотрелся после многих лет сумеречных дождей даже хуже окружающих его крепких, приземистых домиков, не таких вычурных, но более ухоженных.

– Еще одно письмо? Одни беды от них! – возчего встретила местная домоправительница, невысокая угловатая женщина, с проседью в светлых волосах и очень живым приятным лицом. Атур удивился: её слова звучали, словно для этого дома письмо с печатью главного человека Города после Мэры это так, дело привычное.

– Как предыдущее принесли три недели назад, так хозяин и слег сразу. Недавно вот только начал снова из покоев выходить. Как бы снова беда не случилась от таких известий!

– Кровники, – презрительно пожал плечами Раан. – Тонкая, Ворон их побери, душевная организация, – возчий следовал за домоправительницей по богато обставленным комнатам докторского дома. Атур ввиду профессии прекрасно разбирался в дорогих вещах, но все же в интерьере было нечто, что зацепило взгляд наблюдательного возчего. Пока прислуга докладывала о его приходе, он расселся с удобством в мягком кресле, и после некоторых раздумий, понял что именно.

Убранство дома было собрано словно из фрагментов. Часть мебели – дорогая, хорошей людской работы, явно родом из столицы: только там делают настолько изящные вещи – гнутые ножки, стеклянные вставки характерны для тамошних мастеров. Остальное – явно местное, попроще. Часть и вовсе вразнобой. Никакого порядка и подчеркнутого лоска, что обычно встречается в дворянских домах. Все это создавало впечатление временного обиталища. Будто жители дома особо и не стараются, обставляя его. Ждут.

Раан сидел долго. Кабинет хозяина, в который его, наконец, пустили, еще больше усиливал первое впечатление. Гады, заспиртованные в банках, самые разные травы, стеклянная лабораторная утварь и прочее – это для докторского дома вполне обыкновенно, как и множество книг. А вот остальное убранство – будто соткано из частей столичной жизни.

Сам хозяин выглядел под стать дому. Если Атур старел, в общем–то не меняясь особо, как был в молодости мохнатым здоровяком с явной примесью северной крови, так и остался, разве что раздобрел малость, да поседел, то докторус, по летам его сверстник, выглядел так, словно лучшие его времена остались уж очень позади. Весь какой–то светлый, невзрачный, глаза цвета сумеречного неба, глубокие морщины у тонкого рта, худоба, граничащая с истощением. Бледная немочь, даром что высок и дворянин. Еще и не поздоровался, рявкнул только "письмо" и получив от возчего конверт, скрылся в своей берлоге и запер дверь. Вот такие они, кровники. Возчий, ничуть не удивленный холодному приему, спустился вниз. Общество домоправительницы пришлось ему по вкусу, да и требовалось подождать ответ. Так что теперь пусть их благородие само по лестнице спускается, если он, Атур, понадобится.

– Вы, достопочтимый сирра Раан, на нашего хозяина не сердитесь, – Домоправительница представилась по домашнему просто, Карой, и вела себя безо всякого высокомерия, так типичного для прислуги в богатых домах. – Доктор Зорон исключительный человек, умный и талантливый. Я прачкой работала двадцать лет, руки волдырями покрылись от местной воды, кровили так, что жить не могла. А он мне помог. Вылечил и в дом пустил. Хоть конечно и гнал сначала, как простолюдинку. Но потом же помог!

– Да, история, – хмыкнул Атур, запивая утренние впечатления чаем и заедая принесенным угощением. – Зорон. Никак не вспомню откуда знаю фамилию, – здоровяк нахмурился. – Постойте–ка, Кара, не тот ли это Консул от людей, которого из столицы поперли… лет тридцать тому назад?

– Верно, – улыбнулась Кара.

Это многое объясняло. Консулат – высший совет, в который входили главы рас – этнархи, и просто консулы, говорящие от имени гильдий. Над Консулатом стояли лишь двое Наместников и Мэр. К нынешней правительнице Атур относился, как человек более всего ценящий силу и порядок, с уважением. И как многие, надеялся, что Селестина Трой выздоровеет от ослабившей её болезни, в Городе вновь наступит тишь. Правда, методы Владеющей сложно было назвать гуманными: непокорных и оппозицию она начисто искореняла бесконечной чередой казней или тихих расправ, но такие люди, как возчий, считали это свидетельством твердой руки и холодного разума. Да и странно ждать от человека, практически истребившего в свое время целую расу, особенной милости.

Так что для Консула, пусть и бывшего, это захудалое местечко на краю мира и впрямь место ссылки что надо, хуже не придумаешь.

– За что ж его так? Теням что ль помогал в последней войне? – предположил Атур. Дело было давнее, современной политики не касалось, так что и обсуждать можно было безо всякого страха и оглядки.

– Побойтесь Пса! – возмутилась Кара такому предположению. Этого ученика Бродяги, поминали в качестве образца чести и справедливости. Ну или воплощения мести, от случая зависело. – Сирра Зорон сами уехали!

– Понятное дело, значит власть не поделили, – хмыкнул в усы Раан. – Премного благодарен за гостеприимство, сирра Кара, но что–то долго ваш хозяин ответ пишет. А мне уж и идти пора, – Атур сверился с простенькими механическими часами на цепочке – эйрийская работа, точная. Возчий очень ими гордился, и любил так, слегка прихвастнуть, щелкнув бронзовой крышкой, и демонстративно открыв циферблат.

– Видно придется мне сходить и спросить, – после еще десяти минут ожидания решила Кара.

Возчий сидел спиной к лестнице, да еще и прикрытый большим угловым шкафом, так что когда домоправительница остановилась и завела разговор, её собеседника возчий не увидел. Как и не услышал первые фразы.

– Кара, смотри, это лекарство для прядильщицы, но пусть учтет – на свой страх и риск, – звучал позади молодой мужской голос.

– Сирра Зорон, опять вы себя недооцениваете, – донесся с лестницы ответ Кары. – Может сами отнесете? Пригорожане давно вас отблагодарить за доброту хотят, да отца вашего побаиваются, вот к дому и не подходят. А так сами выйдете, с пациентами пообщаетесь. Хватит через меня лечить. Мне уже неловко делается, вместо вас людей щупать и расспрашивать. Да и старая я уже, забываю что кто говорит.

– Может когда–нибудь. Ты же знаешь, я не мастак говорить с людьми.

– Так вы и не пытаетесь, – ответила ему Кара с укоризной. – Вон на госте потренируйтесь, пока я наверх схожу.

Атур развернулся вполоборота, хотел встать, чтобы встретить собеседника, но спустившийся с лестницы темноволосый молодой человек, только поклонился ему вежливо, и тут же поспешно скрылся в смежной комнате. Странная семейка, что еще сказать.

Сторожевой варан лежал на пороге дома и судорожно дышал, раздувая бока. Теплолюбивому ящеру родом из Полудня тут не хватало солнца. С последней линьки он облез как–то неряшливо, наполовину, старая шкура так и не сошла, обвиснув лохмотьями, а кожа под ней оставалась бледной и тонкой.

Статусное животное Зорону–старшему подарил прошлым летом очень состоятельный сирра. Не то мастер гильдии, не то торговец. В принципе все его клиенты были таковы: в отличие от сына, хозяин дома благотворительностью среди простого люда не занимался. Они вообще были категорически не похожи друг на друга, разве что ростом. Сын – белокож, темноволос, черты лица не в отца и не в мать – последняя тоже была блондинкой. Но он умудрился родиться вот таким, чернявым и зеленоглазым, чем породил немало сплетен среди пригородских. Правда, когда оказалось, что мальчик унаследовал отцовский дар, говорки притихли.

Доктор по крови – не просто красивые слова. Они значили, что семья несет в своих жилах кровь первых людей, и их врачевательская династия ни разу не прерывалась, умножая знания, передавая способность видеть, иным людям, а уж тем более другим расам, недоступную. Вот и сейчас, сидя рядом с вараном, и почесывая его по сухим складкам шеи, молодой доктор смотрел, как сердце ящера ленивыми толчками перекачивает холодную кровь, видел каждый сосуд, и желтую кость с прикрепленными к ней мышцами, при всем при этом не причиняя ему никакого вреда.

– Сирра? – окликнула Кара парня. Женщина выглядела обеспокоенной , даже напуганной.

– Что случилось? – наследный доктор вскочил со ступеней. К домоправительнице он относился хорошо, можно сказать, любил. Не как родного человека, но все же был очень привязан к ней.

– Вас отец зовет, срочно!

Бледный юноша, нервно поглядывая в сторону незваного гостя, вернулся в дом. Он следил за отцом, ухаживал и берег его. Предыдущие вести "из цивилизации" чуть не убили его. У старшего Зорона случился приступ, хорошо хоть сын оказался рядом и смог помочь. После доктор закрылся в себе – и в кабинете, и лишь крыл руганью домашних, что пытались нарушить добровольное, щедро смоченное алкоголем, заключение люда. Так что на лестницу юноша взбежал очень быстро.

Отец стоял у окна, нервно сцепив за спиной худые руки. Пальцы подрагивали, судорожно, немного неестественно сгибаясь. Он молчал, проигнорировав сына, пока в кабинет не вернулась запыхавшаяся от бега по лестнице Кара, и не встала за писчую доску.

– Скажешь деревянщику, пусть начинает готовить ящики под вещи. Проконтролируй слуг, когда станут складывать лабораторию, чтобы ничего не разбили и не потеряли. Я продиктую список, что нужно взять с собой. Как договорю с сыном, позовешь этого, Раана, ко мне. Поговорим.

– Куда–то едешь? – Зорон–младший встал в дверном проеме, опираясь о дверной косяк плечом. Отец редко покидал Яму, но пару раз за десяток лет были такие случаи, когда его вызывали особо важные люди из других пригородов. Обычно же к хозяину дома приезжали сами – и не с пустыми руками. Вот только, учитывая состояние врачевателя, заботливый наследник был заранее против таких неожиданных сборов.

– Я? Нет. Ты едешь, – отец стоял у окна темным, строгим силуэтом на фоне светло–серого неба. Воплощенная категоричность.

– Еду? Куда? – изумился парень, глядя на отца с недоумением. К своему неполному совершеннолетию он практически никогда не покидал дом, хотя никто и никогда не запрещал ему это делать. Разве что отец порой ворчал о грязных простолюдах, но общению сына с ними не препятствовал. Самая дальняя и единственная поездка юноши за всю жизнь – в соседний пригород, и то только потому, что у отца разболелось колено, и его понадобилось сопровождать. Поэтому сейчас он был по настоящему обескуражен. Больше всего на свете Зорон–младший не хотел покидать пригород, к которому был искренне и сердечно привязан. Даже мысли не допускал, что это возможно в принципе, до этого вот момента.

– Я надеялся что хоть в этот раз ты начнешь спорить. А нет. Все молчишь.

Доктор обернулся. Уставший старик. Хоть и старается держаться. В последний год глава семейства сильно сдал, превратившись из светского льва в собственную жалкую тень. Волосы, когда–то длинная светлая грива, а теперь почти полностью седые, лезли клочьями, оставляя пролысины, он сильно состарился, и кожа натянулась на скулы. Доктор, почти тридцать лет тому назад, появившись здесь, уже был не молод. Сейчас и вовсе возраст брал свое. По сравнению с ним особенно резко ощущался контраст с наследником семьи, смуглым, молодым, хоть и без присущей юности горячности. Категорически разные, никакого сходства, разве что рост.

Кара стояла в довольно неудобной, скованной позе, опираясь о писчую доску, и смотрела на парня с искренней жалостью. Ей было явно неуютно в обществе двух Зоронов, между которыми нарастало напряжение.

– Давай сразу перейдем к делу. Ты едешь в столицу, нужно выполнить одно поручение, – отец, прихрамывая, отправился к полкам, где хранил курительные смеси.

Любой другой юноша возраста младшего Зорона, в зависимости от воспитания, уже кричал бы на отца или гневно расхаживал по комнате, бросая едкие, колкие слова, выражая несогласие с родительской волей. Этот же парень лишь выдохнул медленнее обычного, и не растеряв ни крупицы самообладания, уточнил:

– И что же это за поручение? – голос молодого дворянина был неуверенным, как у мальчишки, которого вот–вот отругают за совершенный проступок. Окружающие люди в принципе доктора Зорона побаивались. Сын не был исключением.

– Кара, милая, пойди пока займись чем–нибудь полезным.

Женщина одобряюще улыбнулась юноше, поймав его беглый взгляд, кивнула и вышла, сказав напоследок:

– Я прослежу , чтобы вас не беспокоили.

Из всех женщин старшего Зорона, которых стены этого дома видели немало, Кара нравилась младшему больше всех.

– Дело–то простое, но не совсем, – Зорон старший вышел на середину комнаты, явно размышляя, с чего начать, и тут заметил приоткрытую дверь. Кара не захлопнула её, когда уходила. Доносились голоса с первого этажа.

– Закрой дверь. Прислуга и так слишком много знает, сплетни мне не нужны, – доктор взял с полки табак, одну из своих стеклянных трубок и сел в кресло, вытянув больную ногу. Болезнь его была нервной. С точки зрения врачевания, старший Зорон был абсолютно здоров, хромать он начинал только на почве сильных переживаний. – А теперь слушай и не перебивай. Мне прислали письмо. Вон оно, на столе. Можешь прочесть, если хочешь.

Юноша закрыл дверь и прошел комнату. Кабинет отца находился в вечном безумном разгроме, пропитанном табачным дымом, проветривать который слугам было запрещено. Прямоугольник письма не бросался в глаза на обтянутой бархатной тканью столешнице, среди бутылок, отбрасывающих зеленоватые тени, и высохших пятен от ликера.

Неудивительно, что сын доктора не обратил внимание на конверт. А мог бы догадаться сразу! То, что внизу сидит возчий, юноша понял с полувзгляда, даже не применяя к незнакомцу врожденный дар. Стоптанные башмаки, видавший виды сюртук, и при том множество цепочек и узелков на одежде. Люди дороги суеверны, и традиционные символы Кошки, любимой ученицы Бродяги, вестницы удачи, в виде такой вот мелочевки, очень среди них распространены. Весть, которую возчий доставил лично, определенно была важной. Правда, парень пока и предположить не мог, при чем тут он. Письмо было написано на простом языке, человеческом, том самом, который люди принесли с собой в Город. Пригородской диалект отличался от принятого на Площади высокопарного слога, юноша хмурился, пытаясь вникнуть во вроде бы и знакомые, но при том с трудом понятные слова.

– Скоро будет официально объявлено. Владеющая Селестина Трой скончалась две недели назад.

Весть юношу впечатлила. Он нахмурился, читая письмо. Удивительно, но смерть Мэры потрясла юношу куда меньше, чем перспектива путешествия через пол материка в столицу. Несмотря на то, что голос отца ощутимо дрогнул когда тот произносил такую–то новость, это казалось слишком нереальным, чтобы быть правдой. Конечно, Мэра болела долго, лет десять, может, больше. Даже до таких захудалых пригородов, как этот, долетали весточки о все ухудшающемся здоровье главы Города, являясь поводом для пересудов и разговоров.

Старик безотрывно следил за сыном, в надежде хоть на слово, хоть на единый проблеск своего собственного горячечного нрава в сыне. Но нет, пусто.

– Кто бы сомневался, что они не справятся. – Продолжил он. Глаза старшего Зорона лихорадочно блестели. – Врачеватели Площади. Лучшие из лучших. Те, что носки сапог готовы были мне целовать, когда я был в фаворе. А потом плевали в спину! Они все проиграли. Сирра Тан, личный доктор Владеющей… – старик активно и нервно жестикулировал. – Знаешь что он сделал? Отравился, умер на пороге собственного дома. Мой старый, жалкий наставник… не справился с позором. А я ведь мог помочь. – Седовласый Зорон снова повернулся к окну. – Никто не желал меня слышать. И вот результат.

– Но сирра Владеющая была больна очень долго, – осторожно возразил юноша. Строить догадки о болезни кого бы то ни было, даже если речь шла о Мэре, не имело смысла издалека. Тем более сирра Тан считался лучшим в своем периоде. Отец чуть ли не благоговел перед ним, отзывался всегда с уважением и восхищением. Что же изменилось?

– Именно. Она болела. За десять лет, могли бы уже найти причину. Десять лет! Но зато теперь… Теперь у нас есть шанс! У тебя есть шанс пробиться в люди, а не загнивать в этом болоте, – отец кивнул в сторону окна, в котором белое небо утра сменялось светло–серым дневным.

– Я тысячу раз говорил, отец, что мне нравится это болото, – юноша дочитал письмо и наконец мог возразить. – Да, здесь сказано, прибыть в связи со смертью, – он пропускал куски витиеватого официального приглашения, – в Мэрию, десятого дня, но тебе, доктору Зорону! Причем тут я?

– Ты – Зорон, мальчик, – отец выдохнул облачко серебристого дыма. – И ты молод. Я вбил в твою дурную голову все, что знал и видел. Ты справишься с поручением и заодно мелькнешь при Мэрии. Все, что от тебя требуется – привлечь внимание знати рангом повыше. Я же вижу твой талант и старание! Но растрачивать его на простой люд, уволь. Зороны от начала времен были и будут впредь у власти. Пока не вынесено решение Консулата о назначении следующего Мэра, у тебя будет возможность хорошо устроится, и ты её не упустишь!

– Услышь меня хоть раз в жизни, прошу! – Юноша, до этого момента, отличавшийся редкостным спокойствием, начал вскипать. – Допустим, я неплох. Но ты учился в столице, ты практиковал, как я могу равняться с тобой хоть немного? Знаю, мое желание не имеет значения для тебя, но я… – он сделал паузу, наклонив голову и глядя в пол, не желая встретиться даже мельком с пустым взглядом отцовских водянисто–серых глаз. – Я не справлюсь. Это просто невозможно. Тут написано, что доктор Зорон нужен Наместнику. А у меня нет твоего опыта! Я лечил только людей! И то больше полагаясь на интуицию и теорию, чем на практику. Как можно сравнивать нас?

– Ты справишься, – отец беспечно отмахнулся. – Я знаю Анжея, – доктор имел привычку называть высшую знать Города безо всякого пиетета, по имени. Исключением были лишь почившая Мэра да сирра Тан. – Он не доверяет мне. Его поручение – не имеющий значения пустяк. Вот зачем Наместнику понадобилось возвращать Зоронов на Площадь – другой вопрос.

– Не думаю, что хочу знать ответ на него, – нахмурился темноволосый парень, опираясь спиной о книжный стеллаж и сложив худые руки на груди.

– Бестолочь! Ничего не понимаешь! – Отец зло хмыкнул. – В игру вступает большая политика. А ты, мальчишка, думаешь только о себе! Ближайшие полгода Город будет переживать уход Владеющей, а потом начнется настоящая грызня за власть. Конечно, делу помогает то, что Мэра в свое время устранила всех своих братьев, и теперь наследниц всего две – её дочери. А две – это уже считай раскол. Будет буря, сын. Такая, которой Город не видывал лет сто.

– И ты хочешь бросить меня в самый её круговорот, – юноша сложил руки на груди, выдержав, наконец, прямой взгляд отца. Скорее утверждение, чем вопрос. Оскорбления он привычно игнорировал.

– Дурак, – беззлобно отрезал старый дворянин, вытягивая больную ногу. Пальцы рук его нервно дрожали, он с трудом удерживал трубку. – Ты не понимаешь. Нам выпал шанс вновь оказаться у верхов, вернуть себе все потерянное, вернуть славу семье. Тебе выпал шанс. Я в столицу не вернусь, есть на то причины. Но и упускать шанс устроить наследного Зорона в Мэрию не собираюсь. Ты молод, тебе кажется, что мир заканчивается за воротами пригорода, но это не так. Город огромен, величественен, и жизнь только начинается за этими воротами. Я знаю, знаю, вижу, ты хочешь меня перебить. Помню–помню о твоих мечтах и желаниях. Думаешь, я не слышал тебя все эти годы? Ты живешь как старик! Прозябаешь в этой серости, да еще и хочешь жить тут до старости, жениться на какой–нибудь дочери водоноса или пекаря и лечить коровью сыпь! А теперь ты послушай меня хорошенько, наследник. Я не дам тебе умереть… – доктор резко задышал, чуть не выронив из ослабевших пальцев трубку, в очередной раз с трудом сдерживая нахлынувшую ярость, – пригородским врачевателем! Пусть наши, Зороньи амбиции как–то умудрилась перебить кровь твоей… – он сделал паузу, безо всякого удовольствия вспоминая погибшую жену, – матери. Она была на редкость безвольной, я не удивлен результатом. Но ты – не просто мой и её сын, а наследник целой фамилии, которая от начала времен, когда был создан этот проклятый Город, была там, в самом его сердце! Молчишь? Правильно, молчи и слушай! Все твои предки были там. При Троях, и раньше. И ты будешь. Хватит гнить здесь, ты – Зорон!

– Ты не даешь об этом забыть. Никогда, – слишком взрослый взгляд для такого юного лица. Юноша отвел глаза и добавил – твердо, коротко, безо всякого протеста: – Я сделаю все как ты скажешь. Выполню поручение Наместника, но потом вернусь домой. Доволен?

– Нет, – кратко, каркающе оборвал доктор сына, глядя на него тревожно, с подозрением, которое впрочем не покидало его взгляд ни на миг. – Ты должен спорить! Проклятие… это все он, он…– Слова старика ушли в невнятный шепот. Поняв что продолжения разговора не будет, юноша кратко кивнул, отмечая свой уход, и вышел.

Еще через час покрасневшему, гневно взбудораженному Раану, которому пропахший лекарствами старикан устроил выволочку у себя в кабинете, пригрозив всеми самыми страшными карами если что–то случится с его драгоценным сыном, был представлен новый спутник, Зорон младший.

Все, что так ненавидел возчий. Доктор и дворянин в одном лице.

Вот Ворон!