Читать книгу Живая вода. Часть I. «Арктика» - Дарья Беликова - Страница 1

Глава первая. Золотоморск.

Альтерика – седьмой обитаемый мир Содружества Веера. Основное население – homo sapiens. Примерно 10% населения обладают способностью к управлению одной из трёх стихий: воздух, огонь, земля. Примерно 1% обладает способностью к управлению всеми тремя стихиями. Стихийники часто работают в соседних мирах и легко подстраиваются под особенности менталитета других народов и рас.

Ещё одной характерной особенностью является то, что дети никогда не рождаются по одному. 97% населения Альтерики – близнецы и двойни, 3% – тройни и более. Связь между детьми одного поколения крайне тесная. Если погибает один из пары, следом погибает другой. Исключения крайне редки (см. «гибель «Арктики»).

По традиции детям даются имена представителей флоры и фауны.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.2, стр. 42 – «Альтерика»

Золотоморск был типичным приморским городком юга Тарии и одним из любимых мест летнего отдыха жителей северных регионов страны. С марта по сентябрь пляжи города усеивали «баклажанчики» – как в шутку называли туристов местные жители, по ночам шумела музыка и в открытые настежь окна долетал смех гуляющих курортников. К середине сентября пляжи заметно пустели, владельцы лавочек закрывали свои владения, оставляя нераспроданные магнитики, бусы из ракушек и сушёные морские звёзды пылиться до начала нового сезона. Город вымирал, и в нём оставалась лишь маленькая горстка местных жителей – около тридцати тысяч золотоморчан. И ещё воспитанники детского дома-школы, стоявшего на окраине Золотоморска.

Этот дом оставался бы таким же, как тысячи подобных заведений по всей Тарии, если бы не одна обитательница, прославившая его на весь мир.

Честно говоря, Лиса своей не самой завидной славе нисколько не радовалась. И каждый раз, когда город вымирал и незаметно подкрадывалось двадцатое октября, она становилась всё смурнее и всё чаще убегала на заветное местечко на берегу Золотого моря. Оно в середине осени никогда не было спокойным, и Лиса никак не могла понять – кому пришла в голову идея отправить огромное судно в круиз именно в это время?

«Арктика» являлась чудом инженерной мысли. Огромный ультрасовременный лайнер, который гордо именовали «покорителем воды». Жители мира, где три стихии из четырёх успешно подчинены, испокон века мечтали об одном: приручить воду.

«Арктика» не могла затонуть. Она была воплощённой идеей покорения стихии, она была защищена от любого воздействия. Лучшие умы Альтерики поручились бы за надёжность судна головой.

И всё-таки «Арктика» затонула. В первый же рейс, в первый же день пропав с экранов радаров. В Золотом море, где нет ни подводных скал, ни неизведанных течений. Посреди морского простора, словно в назидание за горделивую попытку побороться с водой.

В тот рейс на борт «Арктики» взошли семь тысяч пассажиров и членов экипажа со всей Альтерики и соседних миров Веера. Среди прочих была и семья Лисы в полном составе.

Погибли шесть тысяч девятьсот девяносто девять человек – просто ушли под воду, оставив миру ещё одну неразрешимую загадку. И всего один выжил. Маленькую девочку-пятилетку, судорожно вцепившуюся пальчиками в плавучий мусор, кружившийся на месте гибели «Арктики», нашла одна из поисковых групп, прочёсывавших местность в поисках пропавшего без вести лайнера.

Вся Альтерика и большая часть обитаемых миров Веера в едином скорбном плаче проводили злосчастный корабль, а несчастного ребёнка сделали едва ли не символом ужасной трагедии. Судьба её казалась тем печальнее, что брат её, Фенек, погиб вместе со всеми, и девочка была обречена на скорую смерть.

Однако Лиса, окружённая даже чрезмерной заботой психологов и врачей, вовсе не думала умирать. Очень скоро она поправилась и была помещена в приют до тех пор, покуда не найдутся родственники семьи. Но время шло, родственники не находились, и Лису официально признали сиротой, оставив девочку в приюте на берегу всё того же Золотого моря.

Удочерить юную звёздочку желали тысячи людей. Педагоги долгое время не теряли надежду передать Лису в семью, но старое дурацкое правило «Согласие ребёнка», распространявшееся на всех сирот от пяти лет, поставило крест на их стремлениях. Лиса раз за разом решительно отметала старания познакомить её с «очаровательными тётей и дядей», болезненно воспринимая любую попытку вырвать её из детдома, и вскоре по рекомендации психологов от неё отстали, оставив своенравную девочку в покое.

Со временем в большом мире привыкли к статусу девочки, да и вспоминали о ней от силы раз в год, в годовщину гибели «Арктики», причём чаще всего – СМИ и всевозможные благотворительные организации, стремившиеся сделать пиар на громкой трагедии.

Сама Лиса давно смирилась с тем, что ей приходится раз в год выносить паломничество безразличных к её судьбе людей. Зато потом в родном приюте вдруг появлялись ультрасовременные компьютеры, новые игровые комнаты, ребятам дарили красивые игрушки, билеты на разные мероприятия и кучи сладостей, которые нещадно отбирались встревоженными воспитателями – мол, нельзя же есть столько конфет!

Лиса честно, совсем честно ничего не помнила об этой трагедии, и сильно забавлялась, наблюдая за ежегодными попытками журналистов вытянуть из «единственной свидетельницы величайшей катастрофы» нечто интересное. Каждый раз она сочиняла что-то новое, противоречившее предыдущим её рассказам, и с удовольствием потом читала, как журналисты умудряются связать её бредовые россказни в единое целое. Что ж, она не напрашивалась, пусть сами разбираются… Может, рано или поздно до них дойдёт, что их дурят, и они наконец-то оставят её в покое…

Для неё, смутно помнившей маму и папу, не помнившей самой гибели «Арктики» – ничего, кроме того, что корабль утонул, а она – нет, было только одно неприятное последствие трагедии. Фе́нька. Первое время она страшно злилась на психологов и врачей, которые утешали её, уверяя, что пусть брата уже не вернуть, но это не повод отчаиваться, и нужно жить дальше. А Фе́нек самодовольно сидел позади них на тумбочке и корчил ей рожицы.

Однако на все её попытки доказать, что Фенька живее всех живых, взрослые лишь грустно вздыхали – мол, у бедной девочки посттравматический шок. Лиса вскакивала, хватала брата за руку, показывала его взрослым, но те огорчались ещё больше, а Фенька, зараза, только смеялся как дурак.

Лиса сердилась на брата, на глупых врачей, на весь мир. Однажды, совсем уж отчаявшись, она напрямую спросила у Фенека: «А ты правда, что ли, умер, и тебя вижу только я?» Брат обиженно фыркнул и ответил: «Если ты живая, чего это я должен умирать?»

Однако очень скоро Лиса поняла, что Фенека и вправду видит только она. И если она продолжит убеждать взрослых в его реальности, её сочтут сумасшедшей. И Лиса перестала говорить о нём. Фенька первое время страшно бесился, что сестра не реагирует на него при посторонних, дёргал её за косы, щекотал, пытался сбросить со стола вещи. Но – Лиса с ужасом осознала это – он не мог ничего сделать.

«Ты думаешь, я правда мёртвый?» – однажды спросил он, печально нахохлившись на краешке её кровати. Лиса ласково приобняла брата – наедине у неё это получалось – «Не переживай, – прошептала она. – Если я живая, почему это ты должен умирать?»

Со временем Фенек стал спокойнее и не тревожил сестру при посторонних. А потом всё стало совсем странно. Всё чаще и чаще он стал уходить куда-то один, не говоря ни слова.

Лиса страшно злилась на него, отчитывая после каждого ухода – мол, не дело оставлять её одну! Но Фенька отмахивался, смеясь, и говорил, что есть место, где ему спокойно. И лишь через пару лет Лиса узнала, что брат убегает от неё к Золотому морю. «Здесь лучше», – виновато вздыхал он, когда сестра раскрыла его тайну. – «Здесь я чувствую себя живым. Здесь я ощущаю движение жизни. Позволь мне остаться здесь, я не могу находиться вдали от Моря, я словно исчезаю в этом мире». Лиса долго скандалила, пугая ночными криками соседку по комнате, но в итоге с ужасом осознала, что он прав. И ей пришлось отпустить брата. Теперь, когда ей становилось нестерпимо скучно, Лиса приходила к морю, и там они сидели, часами болтая ни о чём.

Ребята из золотоморского детского дома старались обходить Лису стороной. Мало того, что она была «девочкой с «Арктики» – так она ещё и совсем одна. О чём можно говорить с той, у кого нет ни брата, ни сестры? Как принять её в свой круг? К тому же Лиса вечно разговаривала сама с собой, неохотно вступала в совместные игры, а в последнее время то и дело уходила на весь день непонятно куда. И вот поди-ка с такой пообщайся.

Кое-какой диалог выстроился у неё разве что с Белкой и Соней, тихими спокойными девочками, страдавшими лёгкой степенью аутизма. Вполне самодостаточная троица, казалось, не нуждавшаяся ни в ком более.

Нынешний год был десятым после гибели «Арктики», и волна ажиотажа начала подниматься гораздо раньше, чем обычно. Ещё в июле праздные зеваки из числа туристов, заметив на улицах Золотоморска Лису, старались на свой лад подбодрить девочку – мол, дата-то какая, трагедия-то какая! Лиса привычно кивала, даже не пытаясь, как бывало раньше, убедить сочувствующих, что её ну совсем не колышет эта «Арктика». И про маму с папой она помнит только, что они были. И кажется, были неплохими.

Фенек как мог успокаивал сестру, уверяя, что это временно и скоро пройдёт. Лиса грустно вздыхала, уже представляя себе, что устроят местные власти в октябре.

– Они же памятник открывать надумали! – вдруг вспомнила Лиса, всплеснув руками.

Фенек хмыкнул, проводя рукой по песку.

– И что же там будет?

– Край корабля, уходящий в море. А море создано из шести тысяч девятисот девяносто девяти имён погибших. На открытие приедет президент.

– Лиска будет жать руку президенту! – засмеялся Фенек. – Надо же, какая ты у меня важная персона!

– Не смешно, – ответила Лиса. – Твоё имя тоже будет среди этих шести тысяч девятисот девяносто девяти.

– Ага, – легко согласился Фенек. – А ты будешь снова рассказывать всё то же, что и обычно. Им никогда не надоест.

Лиса насупилась, обхватив коленки руками. Море сегодня казалось на редкость спокойным, и волны почти не доставали до того места, где они сидели.

– Этого я и боюсь, – пояснила она.

Президента Тарии знали и уважали во всех мирах Содружества Веера. Мало того, что он был одним из немногих, умевших управляться со всеми тремя стихиями, он ещё и просто являлся удивительного ума человеком. Так что то, что его переизбирали уже второй раз подряд, не удивляло никого.

Лиса знала про него только то, что говорилось в медийных источниках. И ей казалось, что он ни минуты не сидит на месте. Постоянные перелёты из одной страны в другую, укрепление дипломатических контактов с соседними мирами, вечные собрания, доклады, совещания – из этого, по мнению Лисы, и состояла его жизнь. Потому, услышав, что на траурной церемонии будет присутствовать Сервал Оцелотович, она лишь пожала плечами. Что ж, приедет, постоит пару минут – и уедет, позабыв про всё в тот же миг. Неудивительно – с его-то загруженностью!

– Пусть, – хмыкнула она. – Мне не жалко.

Пантера Тигровна, старшая воспитательница, засмеялась.

– Надо же, разрешила, – сквозь смех ответила она. – В порядок себя приведи, а не как обычно! Чтобы стыдно не было.

Лиса вздохнула.

Ежегодно, из чистого протеста, она выходила к журналистам в чём попало. То в пижаме, то в старом платье, которое воспитатели уже третий год порывались выкинуть на свалку несмотря на протесты Лисы. Она могла взлохматить волосы, чтобы выглядеть порастрёпаннее, скорчить рожицу, когда её просили попозировать для фото – в общем, никогда не отличалась примерным поведением. На все упрёки со стороны педагогов она отвечала, что журналистам абсолютно всё равно. По сути, так оно и было. Честно говоря, что-то подобное она планировала и на сей раз, мстительно потирая руки, но Пантера и Рысь Тигровны, старшие педагоги-психологи, работавшие в детском доме, являлись для неё самыми близкими людьми. Подводить их не хотелось.

– Я подумаю, – ответила она, вскакивая с места.

– Лиса, ты куда? Я ещё не закончила! – охнула Пантера Тигровна.

– Думать, – коротко ответила та.

Фенек, как всегда, смеялся до слёз. Казалось, он своим поведением компенсировал угрюмую скрытность сестрёнки.

– Так ты думала, что тебе позволят прийти на церемонию в костюме Снежинки? – переводя дух, спросил он.

– Нет, а что? – пожала плечами Лиса. – Снег, «Арктика» …

– Дура ты, хоть и пятнадцатилетняя. Он же Президент! Да тебя прежде чем к нему пускать вылижут и выгладят, и будешь ты стоять как розочка алая и пахнуть соответственно. А позади будет стоять снайпер с во-от такой винтовкой! – Фенек вскочил, изображая происходящее в лицах. – И если ты не так улыбнёшься, то ка-ак…

– Ну тебя, – перебила его сестра, поёжившись. – Не будет там никаких снайперов.

– Вот увидишь, – уверил её Фенька. – Так что и не надейся, что твои штучки в этот раз прокатят. Слыханное ли дело – трансляция по всему Вееру!

Лиса вздрогнула.

–Как же я хочу, чтобы всё поскорее кончилось…

Фенек был прав. Нет, не насчёт снайперов – насчёт одежды. Хотя после того, как девятнадцатого октября в приют нагрянула толпа стилистов, тщательно подбирая наряды не только Лисе – всем педагогам и воспитанникам учреждения – она уже и про снайперов начала задумываться всерьёз.

– Заплетём тебе завтра две косы колосками, – мурлыкала Сова Соколовна, один из ведущих столичных стилистов, расчёсывая волосы Лисы.

– Совушка, подумай, под это платье, пожалуй, лучше подойдёт одна растрёпанная коса с широким плетением, – пролепетала Неясыть Соколовна, её сестра и по совместительству ведущий дизайнер одежды.

– Правда? Хм… – задумалась Сова, старательно разглядывая подготовленный наряд.

Лиса сидела, насупившись, и сердито молчала. Ей не нравилось ни слишком девичье платье, ни то, что они натёрли воском её голову – якобы, дабы придать волосам блеск, ни то, что она уже почти три часа вынуждена слушать их нелепую болтовню.

– Лисушка, лапочка, а ты как думаешь? – заискивающе-мягко спросила Неясыть.

– Совсем всё равно, – выдавила Лиса.

Сова покачала головой.

– Значит, попробуем и то, и другое.

Лиса страдальчески закатила глаза.

Лишь поздно вечером, за полчаса до отбоя, ей удалось вырваться к морю.

– Я думал, ты уже не придёшь, – грустно улыбнулся Фенек, садясь на песок рядом с крайне сосредоточенной сестрой.

– Я тоже, – ответила она. – Ничего, осталось пережить всего один день, и всё вернётся в прежнее русло. По крайней мере, на год. Ты будешь завтра со мной?

Фенек досадливо поморщился.

– Площадь слишком далеко от моря. Да и зачем? Ты же понимаешь, как это неприятно – когда никто тебя не видит… Приходи вечером, и расскажешь всё, что было.

Лиса кивнула, поднимаясь.

– Пожелай мне удачи, – прошептала она.

Фенек ободряюще улыбнулся, крепко сжав руку сестры.

Двадцатое октября началось с панических сборов и хаотичных наставлений. От Пантеры Тигровны пахло валерьянкой, а Рысь Тигровна то и дело хваталась за сердце, когда выяснялось, что кто-то из воспитанников в очередной раз выкинул финт ушами. Лама и Антилопа переругались из-за того, кто из них наденет платье какого цвета и в итоге в битве за синий наряд умудрились порвать его едва ли не пополам. У Соболя разболелся живот, а Бобёр из вредности запульнул в волосы маленькой Козочки жевательную резинку.

Лиса, поднятая ещё затемно, равнодушно дремала, покуда Сова старательно, с прилежностью, достойной лучшего применения, заплетала её непослушные волосы в заранее продуманную до последнего локона причёску.

Неясыть тем временем грустно вздыхала, пытаясь на ходу починить разорванное юными модницами синее платье.

К девяти часам делегация воспитанников золотоморского детского дома была готова. Нарядные, умытые, аккуратно заплетённые дети стояли по парам, едва не сверкая от чистоты. Измотанные педагоги, потратившие все силы на сбор своенравного отряда, мужественно улыбались, готовые ко всему.

Последней из комнаты вышла Лиса. В новом платье мятного цвета и с незаметным, почти неосязаемым макияжем, который, однако, значительно улучшал её внешность – и с изысканно уложенной косой. Образ, созданный Совой и Неясытью, источал нежность, юность и невинность. И только презрительный взгляд выдавал истинную сущность Лисы.

Гордые проделанной работой стилисты, сияя, вышли следом за протеже.

– Лисонька, дорогая, ты как? – в привычной кошачьей манере протянула Сова Соколовна.

– Ужасно, – хмуро ответила Лиса. – И вообще, я, кажется, заболела и плохо себя чувствую. Можно, я никуда не пойду?

Сова и Неясыть взволнованно переглянулись.

– Что с тобой, деточка? – тревожно спросила Неясыть.

Рысь Тигровна громко вздохнула.

– Ничего с ней. Очередное воспаление хитрости, -пояснила она. – Лиса, вставай вперёд, у нас нет времени.

– На кой я там нужна, – ворчливо ответила та, нехотя прошаркав в начало отряда.

К десяти на площади собралась куча народа. В пресс-зоне, занимавшей четвёртую часть пространства, устанавливали десятки камер с логотипами ведущих каналов не только Альтерики, но и многих миров Веера. Фотографы сновали туда-сюда, выискивая среди толпы известных деятелей культуры и искусства.

Отряд детского дома безо всяких препон прошёл через службу безопасности, старательно проверявшую всех, кто намеревался попасть на площадь. Один из охранников, заметив Лису, расплылся в сочувственной улыбке, окончательно испортив ей и так не сильно радостное настроение.

Фотографы накинулись на детей, словно хищники на добычу.

Сова и Неясыть привычно улыбались, Рысь и Пантера щурились от вспышек, а ребятишки, довольные всеобщим вниманием, махали журналистам руками.

Их поставили на специальный участок недалеко от сцены.

Лиса уже было спряталась за спинами товарищей, но Сова выловила её, не прекращая улыбаться.

– Нам туда, дорогуша, – кивнула она в сторону трибуны для особо важных гостей.

– Но… – пыталась протестовать Лиса, с ужасом представив себе, что на этом месте она будет видна всем на площади.

– Поторопись, милая, поторопись! – подтолкнула её вперёд Неясыть.

Лису усадили по центру трибуны, Сова и Неясыть обосновались сразу за ней.

– Держи спинку ровно и веди себя как подобает, – наклонившись, прошептала ей на ухо Неясыть. – Не забывай, будет вестись прямая трансляция по всем центральным каналам Веера, и поверь мне, камеры будут показывать тебя не реже, чем Сервала Оцелотовича.

Лиса вздрогнула, представив, сколько глаз будет устремлено на неё, и в животе у неё неприятно заныло.

«Ничего, – тихо подумала она. – Ничего, это ненадолго. Скоро всё будет как прежде».

Сервал Оцелотович появился за пару минут до начала мероприятия, деловито осведомился у распорядителей, все ли на месте и, убедившись в положительном ответе, тут же, без подготовки, вышел к микрофону.

С опозданием на долю секунды громкоговорители объявили главу государства. Зазвучал гимн Тарии. Площадь сначала захлопала в ладоши, а потом замерла под звуки гимна.

Важные гости с трибуны, куда усадили Лису, почтительно встали, и она, на мгновение замешкавшись, последовала их примеру.

– Дорогие друзья! – начал Сервал Оцелотович, и вокруг воцарилась тишина. – Я обращаюсь сегодня к вам, жители Веера. Тем, кто потерял близких в страшной трагедии, случившейся на Золотом море ровно десять лет назад. Вся Тария, вся Альтерика, весь Веер сегодня склоняет голову, скорбя вместе с вами. Нет таких слов, которые смогли бы передать ужас произошедшей катастрофы. «Арктика» стала символом скорби, горя и отчаяния для тысяч и тысяч людей. И всё же… Во всей этой бездне печали есть одно светлое пятнышко. Катастрофа, унёсшая жизнь шести тысяч девятисот девяноста девяти людей, пощадила маленькую девочку, наш живой символ веры, надежды и любви. Лиса, лишившаяся в страшной аварии всех родных, смогла не только спастись, но и наперекор всему выжить. Выжить одна, проявив чудеса мужества и отваги.

Лиса, слушавшая патетическую речь президента, чувствовала, что все камеры направлены на неё. Сейчас тысячи людей, потерявших на «Арктике» близких, с ненавистью смотрят на экраны, думая только об одном – «почему она? Почему не мои родные?». И, прекрасно зная это, Лиса просто мечтала показать им какой-нибудь неприличный жест. Но слева от неё сидел министр иностранных дел, справа – президент соседней Антарии, и за любую её выходку серьёзно досталось бы Пантере и Рыси, так что ей волей-неволей приходилось вести себя прилично.

– Лиса! – девочка вздрогнула, услышав отражённое тысячей динамиков обращение к ней, и подняла глаза. Сервал Оцелотович обернулся в сторону их трибуны и смотрел прямо на неё. – Ты дала нам надежду. Ты сумела доказать, что человек способен вынести всё и остаться человеком. Ты достойна самого лучшего. И сегодня, сейчас я говорю: ты получишь то, чего достойна. Я подписал приказ о зачислении тебя в качестве студента в Президентскую академию. И пусть будущее твоё начнётся уже сегодня.

Толпа изумлённо охнула и рьяно зааплодировала. Поступить в самую элитную школу Тарии было непросто даже имея и способности, и связи – абитуриентов подвергали жесточайшему отбору. Учёба там автоматически давала зелёный свет в жизни каждому выпускнику. Так что подарок был несказанно щедрым. Рысь и Пантера взвизгнули так, что их было слышно даже на трибуне. А Лиса, услышав эти слова, ошарашенно замерла. Страшный холод разлился по всему телу, а в глазах неприятно зарябило. Она не могла покинуть Золотоморск. Не могла.

– Не надо… – еле слышно прошептала она, схватившись рукой за спинку стула перед ней. – Не надо…

Сидевшая позади Сова вцепилась пальцами в её плечи и, наклонившись, прошептала: «Молчи! Молчи – и улыбайся! Это огромная честь!»

Лиса замерла, пытаясь побороть нахлынувшую дурноту.

А Сервал Оцелотович уже отвернулся, продолжая проникновенный монолог.

Потеряв счёт времени, Лиса судорожно соображала, как отменить распоряжение президента. Может, стоит объяснить, что ей и тут хорошо, и она благодарна за честь и всё такое, но…

«Конечно, – подумала Лиса. – Конечно. В академию столько желающих! Они лишь обрадуются, если я откажусь. Да, так и сделаю…»

И она немного успокоилась.

– А теперь, – зазвучал в динамиках хорошо поставленный голос ведущего. – Мы начинаем торжественную церемонию открытия монумента в память о жертвах «Арктики». И право открытия предоставляется Президенту Тарии Сервалу Оцелотовичу Торову и ученице Президентской академии Лисице Корсаковне Беловой.

Услышав своё имя рядом с гордым званием «ученица Президентской академии», Лиса подскочила. Надежда угасала в ней с каждой секундой.

Кто-то помог ей выбраться с трибуны. Кто-то подвёл её к красной дорожке, на которой уже стоял Сервал Оцелотович. Кто-то прошептал заботливо на ушко «подойдёте к памятнику, вместе возьметесь за белую ткань, дёрнете, она упадёт, повернётесь – и попозируйте для фотографов».

Расстроенная, бледная, она подошла к президенту.

– Ты готова, Лиса? – тихо спросил он.

Она кивнула, вставая рядом.

– Я… – прошептала она, почти не шевеля губами. – Я не хочу ехать в академию.

Сервал Оцелотович нахмурился.

– Иди вперёд, – так же бесшумно прошептал он ей.

Они прошли по ковровой дорожке к накрытому белой тканью монументу.

Президент привычно взялся рукой за полотно. Лиса неуверенно повторила его жест.

– Я сказал об этом на весь Веер. Я не беру слова обратно. Так что с этого мига ты – ученица академии. Лучше скажи «спасибо», – он резко дёрнул ткань.

Белое полотно с шумом упало на пол, открывая искусно созданный памятник: прекрасный лайнер, уходящий в пучину из тысяч имён погибших. Засверкали вспышки фотоаппаратов, запечатлевавших исторический момент.

Сервал Оцелотович повернулся к фотографам, давая им возможность сделать удачный кадр. А Лиса так и стояла, не моргая глядя на монумент. Вместе с белым полотном окончательно рухнула её надежда на то, что всё будет как раньше….

Мероприятия, приуроченные к скорбной дате, тянулись допоздна. Лиса, вынужденная почётная гостья всех церемоний, была расстроена и едва не плакала, не отвечая никому ни на какие вопросы. Однако журналисты даже не удивились такому её поведению: новый образ, созданный Совой и Неясытью, превратил её из нелюдимого сорванца в нежную и ранимую девушку, которой как раз впору печалиться в столь скорбную дату. Так что фотографии лирично-грустной Лисы украсили передовицы половины тарийских газет.

Вечером, с трудом сбежав с последнего закрытого мероприятия, Лиса стрелой понеслась к морю.

Набережная в этой части города была каменистой, и Лиса в непривычных на ноге туфельках на низком каблучке то и дело поскальзывалась на заросших тиной валунах.

В очередной раз оступившись, она полетела вниз.

– Ну и ну! – Фенек подхватил её в последнюю секунду. – Осторожнее, так и разбиться недолго. Ты что, перебрала на фуршете? – смеясь, спросил он.

Лиса, всхлипнув, уткнулась носом в плечо брата и заревела.

Фенек растерянно заморгал, с изумлением глядя на сестру.

– Эй Лисичка-сестричка, ты чего? – удивлённо спросил он, успокаивающе гладя её по волосам. – Всё уже кончилось, всё прошло…

– Ничего не прошло, – сквозь слезы прошептала Лиса. – Он велел мне уехать в столицу. Он зачислил меня в Президентскую академию.

– Что? – непонимающе переспросил Фенек. – Зачем?

– Я не знаю…

– Не уезжай, – отрезал он.

– Не могу. Они даже не спросят, – всхлипнула Лиса. – Фенька, Фенечка, скажи мне, ты же поедешь со мной? – с надеждой в голосе прошептала она.

Брат нахмурился.

– Не уверен, что это хорошая идея.

– Я так и знала, – обречённо ответила Лиса. – Я не поеду без тебя! Лучше убегу прочь, а, Фенька?

– Не глупи, – сердито сказал тот. – Твоё лицо здесь каждый пёс знает, тебя сразу найдут.

– Я спрячусь!

– Тебе нужно будет приходить к людям за пищей, водой и одеждой. Твой вариант безнадёжен.

– Тогда как мне быть? Броситься в море – и остаться там с тобой навсегда?

Фенек резко отстранил сестру, сердито сверкнув глазами.

– Дура! – крикнул он, топнув ногой. – Даже не думай!

– Но что нам делать? – в отчаянии вскрикнула Лиса.

– Не паникуй. Мы что-нибудь придумаем. Улыбайся, Лисичка-сестричка, всё будет хорошо! Я обещаю. Никто нас не разлучит, – он вновь обнял озябшую сестрёнку.

Рысь и Пантера заметили отсутствие Лисы на мероприятии и поспешили уверить гостей, что девочку отправили домой. Время было позднее, и объяснение выглядело вполне правдоподобно, тем более, что после отлёта президента мероприятие резко утратило официальный характер.

Сами же воспитательницы, зная характер подопечной, внутренне содрогнулись. Если бы Лисе и вправду хватило ума вернуться в детский дом, было бы превосходно. Но скорее всего она, как обычно, отправилась на набережную. А море к вечеру не на шутку разбушевалось, и утренний штиль превратился в вечерний шторм. По осени так всегда – сезон дождей отличался крайне нестабильной погодой и постоянными штормами, после которых пляжи усыпали выкинутые волнами из морских глубин причудливые ракушки.

Многозначительно переглянувшись, воспитательницы дружно поднялись и вежливо попрощались с организаторами. Пантера, пожав руку сестре, повела изрядно утомившийся и основательно насытившийся отряд воспитанников домой. Рысь обречённо направилась на ближайшую набережную, с тяжёлым сердцем понимая, что берег здесь был крайне опасным и нетипично каменистым.

Этой ночью в Золотоморске, прибранном к приезду главы государства, горели все фонари. Даже те, что обычно не зажигали в целях экономии и те, что традиционно считались любимыми мишенями для хулиганов.

На освещённых улицах было многолюдно. Праздно шатались не уехавшие засветло репортёры, пытаясь отыскать сенсацию среди оставленных гуляющими пустых бутылок, смеялась сбившаяся в кучки по ночному времени бесстрашная и бесшабашная золотоморская молодёжь. Рысь старалась остаться незамеченной ни теми, ни другими. Короткой дорогой, знакомой лишь уроженцам города, она выбралась из лабиринтов прибрежных улиц на безлюдную набережную. Сюда свет фонарей почти не попадал, и Золотое море освещала только полная луна, проскальзывавшая сквозь облака. Волны с шумом взмывали, разбиваясь о волнорезы, установленные вдоль всего города, и падали, теряя первозданную силу, на покрытые выброшенными на берег водорослями камни.

Где-то у самого берега, громко гогоча, бегали по скользким валунам наперегонки с волнами отчаянные и не совсем трезвые молодые люди. Если Лиса и вправду отправилась сюда, найти её будет весьма проблематично.

Внимательно оглядываясь по сторонам в поисках одинокой фигурки, Рысь Тигровна, осторожно перешагивая с камня на камень, медленно двигалась вдоль полосы прибоя.

Внезапно из темноты навстречу ей появилась знакомая фигура.

Лиса, опустив голову, босиком шла по валунам. Туфли она прижимала к груди, чтобы не потерять. Старательно уложенная утром коса под воздействием солёных брызг растрепалась, платье намокло и потеряло форму, и весь эфемерный образ, придуманный для сегодняшнего дня, исчез безвозвратно.

– Лиса, – с облегчением выдохнула Рысь, остановившись. – Ну и что ты тут делаешь?

Девочка на секунду подняла голову, окинув воспитательницу равнодушным взглядом.

– Домой иду, – ответила она, продолжая путь по камням.

– Хорошо, что ты здесь делала? – поправилась Рысь.

– Ничего, – Лиса добралась до воспитательницы и замерла, по-прежнему глядя вниз.

Рысь Тигровна покачала головой, протягивая руку воспитаннице.

– Пойдём, нам пора. Пантера Тигровна, наверное, уже места себе не находит.

– Счастливая ты, Лиска, – грустно сказала Окапи, глядя на соседку по комнате, расчёсывавшую стоявшие клином от солёной воды и лака волосы. – Считай, что твоя жизнь удалась. Это надо же – вот так, просто так – взять и попасть в академию! Эх, многое бы я отдала, чтобы оказаться на твоём месте!

Звякнула расчёска, падая на пол. Лиса, ещё мгновение назад спокойно сидевшая на стуле перед зеркалом, оказалась прямо перед носом лежавшей на кровати Окапи.

– Всё, говоришь? – прошипела она, яростно сверкая глазами. – А если бы ради этого вас с Жирафом разлучили навсегда? Как тогда?

Окапи испуганно заморгала, глядя на пышущую гневом соседку.

– Ты в своём уме? Кто же близнецов разлучает? – удивлённо прошептала она, прячась от пристального взгляда Лисы под одеялом. – В худшем случае, по разным комнатам разводят, как нас… – пискнула она из надёжного укрытия.

Лиса громко хмыкнула. Она качнула головой, словно сбрасывая наваждение, и спрыгнула с кровати растерянной соседки.

– Спи, – кинула она высунувшей было из-под одеяла голову Окапи. Та, решив не спорить, снова укрылась с головой и повернулась на бок.

– А всё равно, ух и повезло же тебе, дуре, – пробормотала она в полудрёме.

Лиса, подняв с пола расчёску, горько усмехнулась.

Может, и повезло. Может быть. Если Фенька и вправду будет с ней.

А он должен. Он обещал.

Утро началось с дождика и завистливых взглядов птенцов золотоморского детского дома.

Лиса старательно делала вид, что ей всё равно.

Белка и Соня, сидевшие с ней за одним столом, меланхолично размазывали кашу по тарелкам.

– Поедешь? – спросила Соня, переводя бесцветные рыбьи глаза с тарелки на подругу.

– Придётся, – ответила Лиса.

– Там все чужие, – предупредила Соня.

– Знаю. А выбор? – сказала Лиса, размешивая ложечкой чай.

– Бедняжка, – грустно протянула Белка.

Лиса кивнула, делая глоток приторно-сладкого чая. Хорошо, когда хоть кто-то тебя понимает…

После завтрака Рысь и Пантера Тигровны вызвали воспитанницу к себе.

– Лисонька, вчера было не до того, но мы так за тебя рады! – с порога защебетала Пантера, обнимая девочку.

– Мы сегодня же начнём готовить документы, и уже с первого ноября ты будешь официально зачислена в академию, – подхватила Рысь.

– Поначалу будет непросто, – строго сказала Пантера Тигровна, отстранив от себя Лису и глядя ей в глаза. – Конечно, уровень образования регионального детского дома и лучшей школы Тарии отличается, как небо и земля. Но тебя зачислят на класс ниже, чем сейчас, плюс приставят к тебе личного куратора, так что скоро ты сумеешь нагнать одноклассников. Придётся попотеть, но оно того стоит.

– Подумать только! – Рысь, копавшаяся в бумажках, мечтательно закатила глаза. – Президентская академия! Вот уж воистину щедрый подарок, правда?

Лиса хмуро молчала, не разделяя восторгов воспитательниц.

– Ты хоть в гости нас потом пригласи, я всегда мечтала побывать в академии! – продолжала Рысь Тигровна. – И пиши, не забывай. А то знаю я вас, только за порог… – она печально улыбнулась.

– Ну? Наша счастливая студентка скажет хоть слово? – спросила Пантера, хитро глядя на Лису.

– А я могу не ездить? – хмуро уточнила Лиса.

В комнате повисло молчание.

– Лиса, ты в своём уме? –прошептала Рысь. – Это… Это же не наказание! Это возможность, которая выпадает всего один раз! Ты пойми, для девочки из детского дома существует не так-то много способов хорошо устроиться в жизни. А тебя вводят в такие круги, что даже у меня голова кружится. И я не позволю тебе потерять единственный шанс. Да и у тебя, к счастью, нет выбора. Нам приказано перевести тебя. Не рекомендовано – приказано. Так что хочешь ты того или нет, но твоя жизнь скоро изменится. Кардинально. И к лучшему.

– Что, прям так и сказала? – хмыкнул Фенек, зарывая руку в песок.

Лиса кивнула, покрепче прижавшись к брату и положив голову ему на плечо.

– А ты что?

– А что я могу? – печально произнесла она. – Может, они в чём-то и правы… Если бы ты мог отправиться со мной, все проблемы бы исчезли… Ты же обещал придумать что-то, чтобы нас не разлучали!

Фенек едва заметно улыбнулся.

– Мне сложно будет выполнить это обещание, – сказал он.

– Но… – вспыхнула Лиса, резко оборачиваясь к нему.

– Да не перебивай же, торопыга! – фыркнул Фенек, приобняв сестру. – Вот же… Я обещал, что мы не расстанемся?

– Обещал, – кивнула Лиса, вновь доверчиво прижавшись к нему.

– Я тебя хоть раз обманывал?

Лиса отрицательно качнула головой.

– Тогда спокойно отправляйся в путь. Я всегда буду рядом.

– Так ты поедешь со мной?

– Дурочка, я – это ты. А ты – это я. Неужели я оставлю тебя одну во имя чего бы то ни стало? Я всегда буду рядом с тобой, обещаю.

– Ты точно меня не обманываешь? –всхлипнула Лиса, готовая расплакаться.

– Ни в коем случае. Зачем? – Фенек потрепал сестру по непослушным волосам. – Ну же, не будь нюней, пошли, я покажу тебе, какую удивительную ракушку сегодня вынесло на берег! – он протянул Лисе руку.

Глава вторая. Калан.

Тария – крупнейшее государство Альтерики. Территория составляет более 17 млн км2. Население – около 400 млн чел. Столица – Листвень. Государственный язык – тарийский. Имеет сухопутные границы с десятью и морские – с пятью странами. Является многонациональным государством, отличающимся большим этнокультурным многообразием. Главой государства является Президент, избираемый раз в три года путём прямых всеобщих выборов.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.2, стр. 311 – «Государства Альтерики»

Академия Лисе не понравилась ещё с порога.

Слишком пафосное, слишком неуютное здание, созданное, казалось, только для того, чтобы вселять трепет в каждого, кто находится в его жадной утробе.

В огромных пустых коридорах жилого корпуса носилось эхо от каждого мало-мальски громкого звука. Это Лиса поняла в первый же день, когда оступилась на лестнице и взвизгнула от неожиданности. Как и то, что шуметь здесь было не принято: ровно через секунду из дверей соседних комнат высунулись крайне раздражённые лица будущей элиты Тарии. Они молча взглянули на растерянно извиняющуюся Лису и, не говоря ни слова, словно устрицы, снова захлопнули раковины.

Комнатки учеников напоминали кельи: серый стол, кровать и шкафы для одежды и книг. За отдельной дверцей – маленькая ванная давящего тёмно-зелёного цвета. И окна, выходящие на серую улицу столичного Лиственя.

Столица, прятавшаяся за решётками Академии, пугала не меньше. Шумная, безразличная, кирпичная, чужая.

Всё в этом новом мире было чужим для Лисы.

Но самыми чужими оказались воспитанники академии.

Здесь каждый являлся звездой. У каждого – свои амбиции. И никому, казалось, нет никакого дела до других. Педагоги обращались к детям на «Вы», а дети звали учителей по имени, без отчества.

На Лису – протеже президента, ко всему прочему оказавшейся ещё и самой взрослой ученицей в седьмом классе, одноклассники смотрели как на пустое место. Каждый её промах – а они были сплошь и рядом – сопровождался обидными и меткими комментариями, подобранными столь тщательно, что усомниться в креативности их авторов было невозможно. Отвечать достойно у Лисы не выходило, и она только бессильно злилась, мысленно представляя, как на головы этих хозяев жизни сыплются изощрённые проклятия.

Педагоги академии дружно делали вид, что не замечают давления на новенькую. В конце концов, ничего дурного дети не делали, а противоречить тем, кто вскоре будет вершить судьбы мира, себе дороже.

А ещё был куратор. Тот самый, что должен помогать ей на первых порах.

Калан Куньевич. Ах, нет, простите, по местной традиции – просто Калан.

Молодой преподаватель, который, как казалось Лисе, вообще не умел улыбаться. Она иногда думала, что если он попытается раздвинуть губы в хотя бы лёгкой ухмылке – они порвутся от непривычного жеста. А ещё ей казалось, что он видит её насквозь.

Когда её привезли в академию и представили куратору, Калан лишь окинул её беглым взглядом своих пронзительных глаз.

– Лисица Белова? Хм, ясно, – кивнул он. – Калан. Ваша комната на втором этаже, занятия начнутся через час, будьте готовы.

И через час она уже окунулась в серое болото наследников Лучшей Жизни.

За неполный месяц обучения она почти забыла, что в мире бывают какие-то цвета кроме белого, чёрного, тёмно-зелёного и серого.

Белыми были книжные листы. Чёрными – буквы на них. Сотни, сотни книг – учебников, художественной литературы, справочников – которые ей приходилось зубрить, чтобы соответствовать уровню класса. Чтобы стереть ухмылки с самодовольных лиц юных гениев. Тёмно-зелёными были стены академии и фирменная форма заведения. Серым – небо осеннего Лиственя и мысли в голове Лисы.

Утро было забито уроками. День – дополнительными занятиями с куратором, монотонно вбивавшим ей прописные истины академических знаний. А вечера – подготовкой к занятиям. И только ночью, когда в жилом корпусе гасили свет, накатывала тоска. В комнате, предназначенной для двоих, казалось бесконечно холодно и пусто…

– Фенька! Фенечка, ну где же ты? – звала она, впиваясь ногтями в подушку. Но брат не отзывался. Уже почти месяц.

Он не мог обмануть. Не мог предать. Но почему он не приходил?

Лиса страшно переживала, и если бы не колоссальная нагрузка, она бы давно сошла с ума. Однажды ей приснилось, что брат её плачет на берегу моря и зовёт её, зовёт… Проснувшись в холодном поту, ещё не совсем осознавая, где явь, а где сон, она прямо в ночной рубашке кинулась из опостылевшей комнаты на улицу, намереваясь вот так, пешком, броситься сквозь промозглую серую столицу за тысячи километров, туда, где плещется тёплое море…

Калан вышел из здания академии уже в сумерках. Машина его оказалась зажата между роскошными внедорожниками родителей учеников, ожидавших любимых чад. Грустно окинув взглядом стоянку, он решил, что проще пройтись пешком, чем пытаться усовестить хозяев жизни. Благо, что дождь кончился, и вечер обещал быть даже тёплым, насколько это вообще возможно в Листвене в конце ноября.

Он шёл по набережной Лиственки, перебирая в голове осколки прошедшего дня. Афалина идеально разобрала «Серые стаи», хоть бери и записывай. Молодец девочка, далеко пойдёт. Если не будет ориентироваться на своего не особо прилежного в учёбе брата. Дельфину можно себе это позволить – у него, прирождённого воздушника, и так в жизни всё будет прекрасно. Корсак просил принести новый сборник научных статей – нужно сразу же положить его в портфель, иначе некрасиво выйдет. Мальчик уже неделю ждёт. И подготовить материал для Лисы…

Калан нахмурился.

Лиса. Ну надо же… Когда он устраивался в академию, последнее, о чём он мог подумать – что их дороги пересекутся. И вот теперь, будто в насмешку, девочка с «Арктики» не просто появилась на горизонте – она постоянно рядом, словно немое напоминание.

Словно вечный упрёк.

Калан остановился, глядя в мутную воду Лиственки.

– Теле́ду, ну как же так? – прошептал он, глядя на своё отражение. И отражение грустно улыбнулось ему, пожав плечами.

Теледу с детства отличался непоседливостью.

Пока спокойный Калан сидел, изучая яркие картинки в детских книжках, Теледу умудрялся взобраться по лестнице на крышу, разворошить там осиное гнездо и с воплем слететь вниз, набив себе три шишки и получив пять осиных жал в бок.

– Эй, Лан! Смотри! Я умею управлять огнём! – кричал он, размахивая горящим факелом.

Калан испуганно шарахался от брата, уже зная, чем закончится его попытка примкнуть к стихийникам. А потом держал Теледу за руку, покуда тому, стонущему от боли, обрабатывали ожоги.

Калан любил литературу и лингвистику. Теледу вечно манили стихии.

Им было семнадцать, когда была построена «Арктика».

– Я должен попасть на первый рейс! – как всегда категорично заявил Теледу.

Калан только добродушно засмеялся: билеты распродали за год до пуска лайнера, и сейчас приобрести их можно было только на чёрном рынке за баснословные деньги. У воспитываемых одной матерью выпускников с этим имелись сложности.

Никто даже не хватился, когда Теледу вдруг пропал. С его характером было вполне нормальным умчаться куда-то на сутки и потом с раскаянием в глазах долго извиняться перед мамой и братом. Но когда через день раздался звонок, и весёлый голос Теледу в трубке сообщил, что ему удалось тайком пробраться на борт «Арктики», Калан впервые по-настоящему рассердился на брата.

– Ты что творишь? – кричал он в трубку так, что мама выскочила из комнаты, испуганно замерев в дверях. – Ты не понимаешь, чем твой проступок может обернуться для всех нас? Немедленно возвращайся!

– Не кричи, Лан, – обиженно протянул Теледу. – Я уже на борту. Никто не узнает.

– Не придумывай, на каком ты борту? Откуда ты в таком случае звонишь? – продолжал напирать Калан.

– Выпросил сотовый у одного из пассажиров, – легкомысленно ответил Теледу.

– Ты идиот! Ты что, разгуливаешь там вот так просто?

– Да успокойся, здесь семь тысяч человек, никто понятия не имеет, что на борту заяц.

– Ты… Самовлюблённый эгоист, вот ты кто! – Калан гневно бросил трубку.

Это был их последний диалог с братом.

На следующий день «Арктика» затонула.

Затонула, унеся с собой семь тысяч жизней. Ровно семь. Никто и вправду не знал, что на борту был лишний пассажир. Сведений о нём не имелось ни в одном журнале регистрации.

Калан не мог поверить в то, что случилось.

Он не чувствовал, что их связь с братом прервалась, и надеялся, что Теледу всё-таки пошутил. Глупо, жестоко, как всегда, – но пошутил. И что он жив и просто боится показаться им с матерью на глаза.

Но когда мать от горя и понимания, что потеря одного сына вскоре обернётся потерей и второго, слегла, осознание ужаса произошедшего навалилось и на Калана.

Мама уже не встала. Первого ноября, в день, когда он похоронил мать, пришла телеграмма о том, что его тётя смертельно больна. Но приехать проститься с ней у племянника не хватило сил. Еле-еле добравшись до маленькой квартирки, он упал на кровать, думая, что ему уже не суждено будет подняться.

Он видел, как над головой смыкается вода, чувствовал, как она наполняет лёгкие, как он, впиваясь ногтями в деревянную спинку кровати, несётся сквозь пустоту в небытие. Вокруг был хаос, и только старая, рассохшаяся спинка кровати чётко стояла перед глазами, словно смеясь над его беспомощностью. Было холодно и страшно, и хотелось только, чтобы всё как можно скорее закончилось. Постоянно слышался звон телефона, и Калан бессильно протягивал руки вперёд, надеясь нащупать трубку. Звонить мог только Теледу, и ответить было жизненно необходимо. В какой-то момент звон стал настолько сильным, что Калан невольно зажал уши. Почему-то откуда-то из спины выросла ещё одна пара рук, и в одной из них оказалась та самая вожделенная трубка.

– Лу! Ты слышишь? Кончай эти жестокие розыгрыши! Я так устал! – крикнул он собеседнику.

И из трубки, сквозь шипение и помехи, зазвучал знакомый голос.

– Хватит изводить себя, Лан! Хватит! Тебе пора просыпаться. Вставай, немедленно поднимайся! Всё будет хорошо! Вставай же!

Последние слова прозвенели набатом, и противиться им стало просто невозможно.

Он открыл глаза, с удивлением осознав, что находится в своей квартирке. Там, где они втроём с мамой и братом были вполне счастливы ещё несколько недель назад.

В серую комнату сквозь пыльное окно попадали лучи света. И это казалось весьма странным. Во-первых, на всю неделю обещали затяжные дожди – а тут синоптики не ошибаются. И во-вторых, даже если бы вдруг погода решила наладиться – окно точно не было таким пыльным, когда Калан в последний раз его видел.

Он с трудом поднял голову, оглядываясь вокруг. Клочья пыли катались, повинуясь сквознякам, гулявшим по квартире. Цветы, которые мама с такой нежностью выращивала, сколько Калан себя помнил, сухими тряпками повисли в горшках.

Сколько же времени минуло?

Калан сел, с трудом сдержав стон: виски ломило нестерпимо. Нащупав рукой пульт, всегда валявшийся на прикроватном столике, он включил телевизор.

Громкий звук резанул по ушам, и Калан автоматически постарался заткнуть правое ухо свободной рукой. Ухо показалось шершавым, словно покрытым коростой. Удивлённый новым открытием, он осторожно опустил ладонь. На ней мелкими соринками осело что-то тёмно-коричневого цвета, похожее на запёкшуюся кровь.

Кровь?

Калан нахмурился. Что ж, всё могло быть.

На телеэкране ярко накрашенная девица счастливым голосом рассказывала о том, как прекрасен рекламируемый ей продукт. В левом верхнему углу красовался логотип канала, а снизу, в бегущей строке, мелькали строчки прогноза погоды. Прогноз на шестнадцатое ноября.

Прошло пятнадцать дней.

Шатаясь от слабости, Калан встал и медленно, придерживаясь руками за стены, добрался до зеркала.

На него смотрел не семнадцатилетний подросток, мечтающий о светлом будущем. Существо в зеркале скорее походило на узника концлагеря, только что освобождённого из плена. Осунувшееся, заросшее бледно-синюшное лицо со вздувшимися венами, красные глаза, едва заметные из-под отёкших век, грязные спутанные волосы. На шее, слева и справа – корочка засохшей крови. Может быть, виноват тот самый нестерпимый звон? Когда он был? Сегодня? Неделю назад?

– Теледу, что же ты наделал, – прошептал Калан, смутно понимая, что кризис миновал. И что ему предстоит жить в этом мире совершенно одному.

Зазвонил телефон.

Медленно, едва держась на ногах, Калан добрался до аппарата.

– Калан? – крикнул в трубке встревоженный голос.

– Гелада, – прохрипел он, сам испугавшись звука своего голоса.

– Лан, милый, что с тобой? – кузина едва не плакала. – Вы не приехали на мамины похороны, а потом я узнала, что тётя… Калан, почему ты не сказал нам? Ладно Теледу, с него станется, но ты… Я звоню вам четвёртый день, я обзвонила всех знакомых, но никто ничего не знал. Я уже написала заявление о пропаже в полицию и прямо сейчас собиралась отнести его, но решила набрать ещё раз… Калан, куда вы пропали? Что случилось?

Так значит, телефонный звон был не только в бреду. Значит, Гелада и вправду беспокоилась…

– Прости, – еле слышно сказал он, прижавшись спиной к стене.

– Что с тобой? Ты болен? – продолжала засыпать вопросами Гелада.

Звонкий голос кузины вспышками отзывался в ещё не совсем ясной голове Калана. Тихо, по стенке, опустившись на пол, он тяжело выдохнул.

– Лан, – решительно раздалось в трубке. – Что бы там ни было, сиди дома. Я заеду за Лемуром, и мы будем у вас в ближайшее время. И только попробуй не открыть мне двери! – закончила Гелада. – Слышишь?

– Хорошо, – покорно ответил Калан.

– Значит, так, – Лемур расхаживал по комнате, сосредоточенно сцепив руки за спиной. Гелада осторожно, но уверенно оттирала губкой засохшую кровь с шеи Калана. – Во-первых, это ужасно. Теледу всегда был безответственным, но чтобы так… – Калан и Гелада хором вскинули головы, с осуждением посмотрев на него. – Прости, я всё понимаю, но так оно и есть. Во-вторых, я рад, что он отпустил тебя. Это уникальный случай, но вы были такими разными… Может, именно это тебя и спасло. И хватит сверлить меня глазами!

Калан вздохнул.

Лемур и Гелада были на семь лет старше – и намного мудрее. Их советы всегда здорово помогали, и Калан привык доверять кузенам. Даже Теледу прислушивался к их словам, а это чего-то да стоило.

– Нам нужно решить, что дальше. Если общество узнает, что ты остался один, твоя жизнь будет весьма печальной. Отношение к одиночкам, сам знаешь, предвзятое. Их считают сумасшедшими, не от мира сего. Никто не воспримет всерьёз человека, который выжил после смерти близнеца.

– Лем, выбирай выражения! – одёрнула его сестра.

– Мы взрослые люди, и давайте хоть сегодня называть вещи своими именами, нам придётся ещё слишком много врать, – резко ответил тот. – Послушай, Калан, ты умный и целеустремлённый мальчик, и я не позволю кому-то сломать твою жизнь. А значит, никто не должен знать правды. Сейчас нам сыграет на руку то, что вы с Теледу были не сильно общительны и то, что тебе пора поступать в университет. У мамы осталась квартира в Листвене. В декабре проводится набор на подготовительные курсы для абитуриентов. Так что твой переезд будет вполне объясним. А в Листвене должны появиться двое. Умный мальчик Калан и его нелюдимый брат Теледу. Тебе предстоит жить за двоих и не позволить кому-либо усомниться в том, что твоя легенда истинна.

Предложение, так легко созданное Лемуром, на первый взгляд показалось Калану бестактным и абсолютно невозможным. Жить в одиночестве, в незнакомом городе, тянуть лямку – для чего? Чтобы пустота внутри разрасталась до невозможности? Чтобы каждый день понимать, как всё вокруг серо и хмуро?

А потом, после многочасовых бесед с кузенами, он понял истинную суть их плана: жить за двоих. За Теледу. И эта идея придавала сил.

Он и вправду переехал через месяц, немного оклемавшись после болезни. И в Листвене появилось два новых жителя. Калан, молодой литвед, страстно увлечённый наукой и не замечающий ничего, кроме неё. И Теледу. Нелюдимый лингвист, затворник, пишущий удивительные статьи, которые его брат периодически приносил в научные издательства для публикации. Статьи были отменные, даже Калан не писал так хорошо, как его брат. Однокурсники, заинтригованные таинственным Теледу, никогда не появлявшимся на людях, шептались, что он прикован к постели, что страдает неизлечимой болезнью, что его лицо страшно обезображено в результате несчастного случая – в общем, пытались выяснить причины нелюдимости гениального лингвиста. Калан не говорил ничего, и однокурсники вскоре решили, что оба братца немного не в себе. А истина никому не приходила в голову.

Со временем Калан так привык жить за двоих, что порой сам верил в свой обман. Он писал статьи двумя разными почерками, на автоответчике было записано послание, в котором значились два имени, а из коммунальной компании приходил счёт на двух жильцов.

И ему казалось, что брат всегда рядом. Невидимый, неосязаемый, но – рядом. Иной раз он замирал, глядя на отражение. В эти минуты он не видел себя. Он видел Теледу. И тот ободряюще улыбался ему.

Сам Калан уже давно забыл, что такое улыбка.

Старый сторож задремал, убаюканный монотонным голосом диктора, вещавшего в ночном эфире о том, как изменился официальный курс валют в связи со скачками цен на нефть. Задремал на пару минут, и очнулся от громкого стука турникета, установленного перед входом в жилой корпус.

Испуганно встрепенувшись, он успел краем глаза заметить, что кто-то стрелой промчался по холлу и скрылся в дверях, ведущих на улицу.

– Только этого не хватало, – с ужасом прошептал он.

Воспитанники академии не убегали в неположенное время из здания. Почти никогда. Пять лет назад одна неуёмная пара близнецов впервые умудрилась сбежать посреди ночи в поисках острых ощущений, и в итоге была отчислена. А сторож, упустивший сорванцов – уволен с волчьим билетом. Так что перспектива вырисовывалась ужасающая.

Вскочив с места, бедный вахтёр кинулся к выходу, надеясь перехватить дезертира прежде, чем об этом станет известно начальству.

Лиса сама толком не понимала, куда бежит. Вылетев из тёплого здания на промозглую осеннюю улицу, она окончательно проснулась и поняла, что казавшаяся в полусне вполне реальной идея умчаться обратно к Золотому морю на практике не выдерживает никакой критики.

Она уже собралась вернуться обратно, пока никто не заметил её проступка, как навстречу из жилого корпуса выскочил разгневанный сторож Барсук Горностаевич. Единственное, о чём она подумала – как же ей достанется за попытку к бегству. И как самодовольно будут взирать на это её разлюбезные одноклассники. Мысленно представив такую картину, Лиса вздрогнула. Не зная, как ей быть, она бросилась прочь от сторожа, вдоль набережной Лиственки.

Решение нашлось само собой. На сумеречной вечерней улице она даже не заметила одинокого прохожего, замершего у ограждения набережной.

– Лиса! – строго окрикнул её смутно знакомый голос, и девочка резко остановилась, оборачиваясь.

– Вы? – удивлённо произнесла она, пытаясь восстановить дыхание.

– Что Вы здесь делаете? В такое время, да ещё в таком виде? – спросил Калан, недоумённо оглядывая подопечную.

– Я…

– Стой! – раздался голос Барсука Горностаевича. – Стой, кому говорят! – тяжёлая фигура старика появилась из сумрака.

– Смею Вас заверить, она стоит, – спокойно ответил Калан.

– Калан Куньевич! – испуганный сторож остановился в паре метров от него и Лисы, тяжело дыша. – Ну… Эта…Девица…

– Что? Что-то не так? – как ни в чём не бывало, спросил Калан.

– Сбежать хотела, – нехотя выдавил сторож.

– Нет, – качнул головой Калан. – Она заметила, что я забыл ключи, и принесла мне их. Только и всего.

– Но… – начал было Барсук Горностаевич и осёкся, словно обжёгшись о ледяной взгляд педагога.

– Всё хорошо, я провожу её. Возвращайтесь на пост, – тоном, не терпящим возражений, произнёс Калан.

Кинув непонимающий взгляд на невозмутимого учителя, на растерянную ученицу, зябко поёживающуюся на холодном ветру в тонкой ночной рубашке, сторож пожал плечами.

– Смотрите, как знаете, – неуверенно проворчал он и отправился в обратную сторону.

– Я… – жалостливо пропищала Лиса, глядя на Калана.

Тот молча снял куртку и накинул ей на плечи.

– Потом поговорим, – резко ответил он.

Лиса замолчала, послушно понурив голову, и поплелась обратно к жилому корпусу. Калан шёл чуть позади, и она даже спиной ощущала на себе его пронзительный взгляд. И в принципе, его можно было понять.

Холод и сумрак вокруг создавал ощущение какой-то нереальности происходящего. Лисе почему-то казалось, как будто она одновременно здесь – и где-то далеко. Может быть, виноват холод, а может быть, абсурдность ситуации.

Уже перед самым входом в жилой корпус, взявшись рукой за дверь, она вдруг услышала, что откуда-то из темноты мягкий женский голос напевает песенку. Тихо, так, что, не зная слов, не поймёшь, о чём она…

Успокойтесь, непоседы,

спать пора, приходит срок

сказку на ночь мне поведать,

вам, Лисичка и Фенек.

Ждёт вас счастье и свобода,

словно пташек в небесах,

пронесите лишь сквозь годы

чистоту в своих глазах…

Лиса замерла, выпрямившись.

Фенек рассказывал, что эту колыбельную сочинила для них мама. И сейчас Лисе показалось, будто она слышит голос именно матери. Смутно знакомый – и такой родной… Но как?

– Лиса, что с Вами? – спросил стоявший позади Калан.

– Что? – начала Лиса, растерянно озираясь. Мелодия, и без того едва ли не эфемерная, пропала, будто её никогда и не было. А может, и не было, а она уже понемногу сходит с ума… – Нет, всё в порядке. Показалось, что кто-то меня окликнул.

– Заходите уже внутрь, Белова, никто Вас не звал. И будьте так любезны, впредь, если решите прогуляться, одевайтесь соответственно погоде, – холодно ответил Калан, подгоняя озябшую Лису.

– Простите, – смущённо протянула та, стягивая с плеч куртку. – Спасибо!

– Белова, немедленно наденьте! – нахмурился Калан. – У Вас зуб на зуб не попадает, а в коридорах нежарко. Отдадите завтра.

Лиса удивилась, но возражать не стала. Закутавшись в тёплую куртку, она прошла через турникет, виновато кивнув подозрительно косящемуся на неё сторожу, и направилась в сторону своей комнаты.

– Всё равно спасибо! – крикнула она Калану, оставшемуся по ту сторону турникета и внимательно следящему за ней.

– Идите, Белова! – ответил он, покачав головой.

Глава третья. Знаки и знамения.

Листвень – столица Тарии,  город федерального значения, административный центр Центрального федерального округа. Крупнейший город Тарии (по данным последней переписи население составляет 16,7 млн. человек). Климат – умеренно-континентальный, с чётко выраженной сезонностью.

Название города происходит от названия реки Лиственки, в устье которой и был заложен город. Официальный символ – золотой лист на голубом фоне.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.4, стр. 68 – «Столицы государств Альтерики»

После вечернего променада босиком по осеннему Лиственю Лиса, что вполне логично, умудрилась простыть. Нос заложило, горло болело нестерпимо. Ко всему прочему одноклассники, заметив состояние Лисы, брезгливо отворачивались, демонстрируя, что опасаются подхватить от неё заразу.

К третьему уроку эти гении успели нажаловаться воспитателям, что в классе рядом с ними находится источник инфекции, и Лису вежливо сопроводили в медицинский кабинет.

Молоденькая медсестра осмотрела хлюпающую носом пациентку и вынесла вердикт: не заразна.

– Само собой, – хмуро пробубнила Лиса. – Просто им нужен предлог.

– Вы так думаете? Что ж, в таком случае лучше не нервировать класс, – задумчиво ответила медсестра. – Вы же знаете, как они восприимчивы! Пожалуй, дня три Вам стоит поучиться отдельно. Потом, когда симптомы простуды пройдут, мы сможем вновь вернуть Вас в класс. Вы не против?

– Я буду не против, если Вы меня вообще туда не вернёте, – сердито ответила Лиса.

Медсестра растерянно засмеялась, видимо, решив, что это такая шутка.

– Пока позанимайтесь с куратором, это даже на пользу, верно? – ответила она. – Я назначу Вам курс лечения.

Лиса откинулась на спинку стула, закатив глаза.

После вчерашнего она страшно боялась встречи с Каланом. Зачем он прикрыл её перед сторожем? Расскажет ли обо всём воспитателям? Или использует данный эпизод как ещё один козырь перед не слишком послушной ученицей? Впрочем, гадать – дело неблагодарное. Всё будет так, как будет.

– Вы в порядке? – встревожено встрепенулась медсестра, увидев развалившуюся на стуле Лису.

– В полном, – ответила та.

Афалина заливалась соловьём. Не особо успешная в точных науках, на уроках литературы она словно расцветала. Калан был уверен, что она в своё время станет большим светилом в этой науке. По крайней мере, так тонко чувствовать произведения дано далеко не каждому. Аллюзии, которые, словно пасхальные яйца, находила в сложнейших текстах Афалина, зачастую поражали даже его воображение.

– И всё же мне кажется, что переход героев через реку Снов обозначает как раз границу мира живых и мёртвых. Если смотреть по тексту, то на правом берегу реки – солнце, счастье, зелёная трава и мирная деревушка поселенцев. На левом – туман, уходящая в него дорога, безлюдье и тишина. Кажется, это очевидно, – выдохнула Афалина, глядя на Калана.

– Да, конечно, – кивнул он, задумчиво глядя в окно. Не надо было быть особым гением, чтобы догадаться, что мысли его витают далеко отсюда.

– А ещё серые выдры скачут на радужных пони и машут разноцветными селёдками. Когда с неба падают зефирки, гномики выпускают золотых гусей, и те собирают синие зефирки в белые корзинки, а оранжевые – в салатовые, – столь же невозмутимым тоном продолжила Афалина. – Верно, Калан?

– Да, конечно, – рассеянно ответил тот.

Класс еле слышно захихикал.

– И конечно же, фонтаны из морковки намного важнее, чем фиолетовые башмачки! – закончила Афалина. – Калан, Вы со мной согласны?

– Молодец, Афалина, впрочем, как всегда, – ответил Калан, переводя взгляд на ученицу.

– То есть Вас совсем не смущают выдры с селёдками в контексте «Летописи Времён»? – уточнила та, хитро прищурившись.

Смех в классе стал чуть громче. Почуяв неладное, Калан мысленно обругал себя за рассеянность. Но нужно как-то выкручиваться.

– В этом произведении каждый может найти что-то для себя, и если Вам хочется видеть там выдру, Вы её непременно найдёте, не сомневаюсь. Спасибо, Вы провели хороший анализ, несмотря на некую вольность в конце. Хотя, это показатель развитого воображения. Так что прерывать столь искусную речь мне не хотелось.

Афалина хмыкнула, садясь на место. Спорить с педагогом ей не хотелось.

– Да Вы же ворон считали! – не преминул вступить в разговор её братец.

– Что ж, Дельфин, главное, что Вы их не считали. Давайте с Вами обсудим образы главных героев первой части «Летописи Времён».

– Ну… Может, я присоединюсь к авторитетному мнению сестры? – состроив печальную рожицу, протянул Дельфин.

– Так в чём же её мнение? – уточнил Калан.

– Да во всём, – пояснил тот.

Класс беззлобно засмеялся. Дельфин не отличался острым умом, но был славным парнишкой и прекрасно освоил все хитрости управления воздухом, так что в школе его уважали.

– Кажется, Вы помогали мне считать ворон, – резюмировал Калан.

Тишина в классе была восстановлена, и Калан спокойно продолжил урок. В конце концов, его настроение не должно влиять на учебный процесс.

Вчера вечером, проводив Лису, он вышел на улицу, зябко поёживаясь под холодным ноябрьским ветром. Безо всякой надежды, скорее для успокоения совести, он решил проверить, не отъехал ли один из загородивших ему выезд внедорожников, и с удивлением обнаружил, что проезд свободен.

Усевшись в машину и включив печку на максимум, Калан спокойно выдохнул. Что ж, зато пробки уже рассосались, и минут через десять он будет дома. Он уже приготовился тронуться, когда свет фар выхватил из темноты смутно знакомую фигуру.

Приглядевшись к замершему в отдалении незнакомцу, Калан не сразу понял, кого он напоминает. А поняв, вылетел из машины, позабыв про всё на свете.

Незнакомец был его точной копией.

– Теледу! – крикнул он, устремившись вперёд. За пару секунд в голове пронеслись тысячи мыслей: и надежда, что брат всё-таки жив и скрывался столько лет, и радость, и страх, что он мог обознаться.

Вылетев на дорогу, Калан растерянно замер.

Обзор в этой точке города превосходный – едва ли не на полкилометра вокруг. Да, стоял небольшой туман, смазывавший очертания, но всё-таки не настоль густой, чтобы в нём могла затеряться одинокая человеческая фигура.

Но нигде в поле зрения никого не было.

– Те… – Калан прервался на полуслове, уже поняв, что плохая видимость и туман сыграли с ним злую шутку. Скорее всего, он увидел в зеркале собственное отражение. Да и в самом деле, откуда тут взяться Теледу? Пора бы уже привыкнуть…

Раздосадованный собственной глупостью, Калан вернулся в тёплый салон машины и, пристегнув ремень, медленно тронулся с места.

Полночи он ворочался, пытаясь понять, как мог столь нелепо ошибиться, вспоминал увиденное и так и не мог решить – был ли кто-то там, на дороге, или ему почудилось?

К обеду разыгралась страшная гроза. Гремело так, что вздрагивали даже самые смелые воспитанники академии. Потоки воды хлестали по окнам, заслоняя завесой картину серого города, готовящегося к зиме.

Лиса пришла в класс для индивидуальных занятий первой и, усевшись за стол, уставилась в окно на бушующую стихию. К трём часам гроза достигла кульминации, и на улице громыхало практически беспрестанно.

Калан вошёл, как ни в чём не бывало, сдержанно поздоровался, сел за стол напротив и, не обращая внимания на гром, принялся объяснять незадачливой ученице основные принципы геополитических связей Веера. Удивлённая Лиса растерянно хлопала ресницами, наблюдая за педагогом.

– Вы ничего не хотите у меня спросить? – сказала она, прерывая его монолог.

– А я должен? – скептически спросил Калан.

– То есть Вам всё равно, почему я оказалась на улице в ночной рубашке?

Калан вздохнул.

– Так. Лиса, давайте расставим все точки над «i», – произнёс он, потирая рукой лоб. – Если Вы хотите сбежать из академии, не в моей компетенции Вам мешать. Если у Вас проблемы психологического характера – здесь работает целый штат психологов, они помогут Вам куда лучше, чем я. Моя задача до предела мала – сделать так, чтобы уровень Вашего развития соответствовал заведению.

– Так как же Вы справитесь с задачей, если я убегу? – ехидно спросила Лиса, слегка подавшись в сторону сидящего напротив неё педагога.

– Если Вы убежите, задача аннулируется, – ответил он, в ответ тоже слегка наклонившись вперёд.

– Значит, Вам всё равно, что со мной будет?

– Мне не всё равно, какой Вы будете ученицей. Личные вопросы – не в моей компетенции.

– Что ж, – произнесла Лиса, отметив, что диалог крайне неприятен Калану и что он выходит из рамок вечно спокойного, как удав, педагога. – Тогда зачем Вы соврали сторожу?

– Не твоё дело, – ответил Калан.

Отметив про себя непривычное здесь «ты», Лиса самодовольно улыбнулась.

– Вы соврали, чтобы защитить меня. Значит, Вам не всё равно, – она с вызовом смотрела ему в глаза.

Калан нахмурился, не отводя взгляд.

Ученицы нередко проверяли его на прочность, и он давно научился противостоять девичьему напору.

– Прекратите балаган, Белова, – спокойно сказал он, вставая. – У нас не так много времени, чтобы тратить его на задушевные беседы. Так что давайте-ка уделим внимание геополитике Веера.

Лиса хмыкнула и раскрыла тетрадь.

За окном громыхнуло уж очень сильно, и они одновременно обернулись на источник звука. Вновь сверкнула молния, выхватывая из серого полумрака фигуру, стоящую по ту сторону окна. Лиса вскочила, громко вскрикнув. Калан выронил мел, удивлённо глядя в окно.

Гром догнал молнию, огласив округу мощным рыком. А следом полыхнула новая молния. Но на прежнем месте ничего не было.

– Подожди! – крикнула Лиса, подбегая к оконному проёму.

– Белова, сядьте на место, это всего лишь гроза, – одёрнул её Калан.

Лиса растерянно смотрела на окно, залитое водой. Улица за ним была пустынна.

– Он же был там! – обернувшись, сказала она. – Вы его тоже видели!

– Кого «его»? – слегка наклонив голову набок, спросил Калан, скептически глядя на ученицу.

– Фе… – Лиса осеклась. – Мальчика за окном. Моего ровесника, такого же рыжего, с тёмными глазами. Вы так смотрели, Вы не могли не видеть! – с чувством крикнула она.

– Ещё раз повторяю, сядьте на место, Белова. Ваши фантазии оставьте до свободного времени.

– Но… – расстроено прошептала Лиса. – Вы так смотрели, Вы тоже что-то видели, ведь так?

– Да, – ответил Калан, поднимая мел. – Очень яркую молнию. Не люблю грозы, – нахмурившись, уточнил он.

– Он был там, я уверена! – строптиво качнула головой Лиса.

Вздохнув, Калан повернулся к по-прежнему стоявшей у окна ученице.

– Что бы Вы там ни увидели, это было исключительно в Вашем воображении. Может, тени легли так, что Вы увидели нечто своё. Успокойтесь, это простой обман зрения. Садитесь, и давайте уже начнём урок.

Совершенно расстроенная Лиса, едва сдерживая слёзы, вернулась за стол. За окном вновь вспыхнуло – и незамедлительно раздался гром.

Калан спешно отвернулся, чтобы не встречаться с ней взглядом.

Пока он рисовал на доске схему геополитических связей Веера, в голове его крутилась одна мысль, которую он пытался заглушить, но которая всё равно выскакивала вновь, словно чёртик из табакерки: «Значит, Лиса видела мальчика, похожего на неё… Брата? Возможно, она же не может не ощущать той же пустоты, что и я. Может быть, поэтому я увидел за окном Теледу?..»

Лиса едва смогла досидеть до конца занятия. В голову не шло ничего из того, что говорил Калан. Она старательно записывала всё в тетрадь, а мысли её то и дело устремлялись к видению за окном. Разве можно ошибиться, увидев своего брата? Нет, это точно был Фенек! Вдруг, он пытается достучаться до неё?

Как только отмеренное время закончилось и Калан отпустил её, Лиса, скинув в портфель тетрадки, ринулась прочь из кабинета, на ходу накидывая куртку.

На улице по-прежнему бушевала гроза, медленно угасая.

Лиса, выбежавшая стрелой из здания, замерла под струями ледяного дождя, подставив под тяжёлые капли ладони.

– Фенек? Фенечка, ты меня слышишь? – шептала она, глядя на воду, собравшуюся в сложенных лодочкой ладошках. Она стояла, продолжая, словно молитву, шептать имя брата, не замечая, что волосы её насквозь промокли, что ледяная вода попала за шиворот, а ботинки потемнели от влаги. Но никто не отвечал ей. От навалившегося чувства беспомощности, от безнадёжности, последовавшей за крушением её призрачной надежды, Лиса заревела. Громко и горько. И ей было совсем неважно, что мимо пробегают, укрывшись под зонтами, окончившие занятия воспитанники академии, и что они могут подумать о ней всё, что угодно. Она не ощущала ни холода, ни промокших ног – только полную пустоту и безысходность.

Внезапно она заметила, что дождь больше не попадает на неё.

– Белова, – с укором произнёс знакомый голос. – Вы что, жаждете подхватить пневмонию?

Подняв заплаканные глаза, Лиса увидела, что над ней, раскрыв большой чёрный зонт, стоит Калан.

– Вы! – сердито зашипела Лиса, сжав ладони в кулаки и свирепо глядя на педагога. – Вы видели его! Признайтесь! – она грозно топнула ногой.

– Лиса, Вы не в себе, – спокойно ответил тот, едва заметно качнув головой. – Я всё понимаю, новое место, интенсивный график… Но держите себя в руках, Вы уже не маленькая!

– Вы видели его, я знаю! Пожалуйста, скажите, что видели! – срывающимся голосом продолжила напор Лиса. – Просто скажите, почему Вы боитесь?

– Пойдёмте, я провожу Вас до жилого корпуса, – ответил Калан, положив руку на плечо Лисы и мягко, но уверено подталкивая её вперёд. – Иначе Вы простынете ещё сильнее.

Лиса громко всхлипнула, но сопротивляться не стала. Диалог с Каланом вернул её из тёмного мира грёз в реальность, и она вмиг осознала, что замёрзла и промокла. Тихо, не говоря ни слова, она в сопровождении педагога дошла до стоявшего рядом жилого корпуса.

– Спасибо, – прошептала Лиса, не поднимая взгляд. – И простите, – ещё тише дополнила она.

– Это становится уже какой-то нехорошей традицией, – ответил Калан. – Согрейтесь, как следует, Вы и так простужены, не усугубляйте! – напоследок сказал он и, развернувшись, направился к выходу.

Машина завелась только с третьего раза. В очередной раз отметив, что пора заменить свечи, Калан откинулся на сидении.

Что бы там ни было, они видели это вместе. Правда, каждый своё. И сейчас, после того, как расстроенная девочка с праведным гневом в глазах умоляла его признать очевидное, он ощущал себя едва ли не предателем.

Что же это такое? С ума обычно сходят поодиночке. Очень ёмкое выражение, – Калан хмыкнул. – И подходит им обоим. Может, все одиночки видят призраки погибших близнецов? Как там она описала мальчика за окном? Рыжие волосы, тёмные глаза…

Дождь всё не переставал, хотя стал заметно тише. Потоки воды неслись по улицам – водостоки традиционно не справлялись с ноябрьскими ливнями. Калан медленно тронулся, стараясь не угодить в огромную лужу справа. Сосредоточенно глядя на дорогу, он поневоле абстрагировался от дурных мыслей, и очень удивился, когда понял, что пытается представить себе брата Лисы. Мальчик с острыми глазками и яркими, непослушными, как у сестры, волосами, торчащими во все стороны. Картинка была настолько чёткой, будто он не раз встречал этого подростка. Мальчишка казался донельзя шкодным – совсем не таким, как его нелюдимая, избитая жизнью сестра. Может быть, судьба и вправду была к нему более благосклонна. К нему и к Теледу.

Лиса точно знала, что Калан что-то скрывает. Нельзя же так удивиться простой молнии, тем более что ни на предыдущие, ни на последующие он не обратил никакого внимания. Почему он отрицает, что видел Феньку? А что видел – Лиса не сомневалась ни на миг.

Сердито обхватив руками коленки, она сидела в горячей ванне. Тёплая вода помогла согреться, и даже горло, нестерпимо болевшее, от тепла на время перестало напоминать о себе.

– Я заставлю Вас признаться,– глядя в пустоту, повторяла Лиса. – Вы что-то скрываете, и я узнаю, что. Вы его видели. Никто, кроме меня, не видел Феньку раньше. Фенька, – она снова всхлипнула, опустив голову на колени. – Фенечка, я так долго не смогу. Клянусь, если ты не найдёшь способ связаться со мной, я сбегу отсюда, и мне неважно, какие последствия меня ждут! Я просто хочу, чтобы ты был рядом, слышишь? – из глаз её, и без того красных, вновь побежали слёзы.

Наутро насморк только усилился, а голова стала словно ватная. Медсестра, осмотрев Лису, нахмурилась и заменила лекарства на более сильные. Однако температуры не было, а жаловаться на другие симптомы Лиса не стала, и в итоге карантин продлили, но индивидуальные занятия не отменили. Лисе это было только на руку: она решила, что сейчас идеальное время, чтобы выяснить, действительно ли Калан что-то скрывает, или ей в её маниакальном желании вновь встретиться с братом уже кажется невесть что.

На следующем занятии Калан был, как всегда, вежлив и спокоен, не давая Лисе никакой возможности ухватиться за события прошедшего дня. Лиса в ответ играла примерную ученицу, старательно записывая всё сказанное педагогом и лишь изредка задавая уточняющие вопросы.

Погода не думала улучшаться. Дожди сменялись грозами, а грозы уступали место мелкой мороси. Серое небо не пропускало ни одного солнечного лучика. По радио говорили, что мощный циклон будет господствовать над столицей ещё день-другой, а потом его сменит антициклон, который принесёт последние тёплые дни перед тем, как на город опустится зима.

Назавтра Лиса пришла в класс чуть пораньше. Однако, к её удивлению, Калан уже был на месте. Он стоял у окна, заложив руки за спину.

– Добрый день, – поздоровалась она, присаживаясь за стол.

– Добрый, Лиса, – ответил он.

Лиса удивлённо заморгала. Голос педагога звучал непривычно-звонко.

– Всё хорошо? – настороженно спросила она.

– Сейчас узнаем, – ответил он, оборачиваясь. – Как ты себя чувствуешь?

– Уже получше, – Лиса недоуменно смотрела на Калана, пытаясь понять, что с ним не так.

А через секунду наконец-то поняла.

Глаза. Они были не холодными, как обычно – казалось, в них скачут озорные огоньки.

– Я рад за тебя, – ответил он, мягко улыбаясь.

И в это мгновение Лиса точно, как никогда, осознала, что перед ней – не Калан.

– Вы кто? – тихо произнесла она, глядя на собеседника.

Собеседник её открыл было рот, чтобы ответить, но тут позади хлопнула входная дверь.

Лиса обернулась и вскрикнула от неожиданности.

Калан, удивлённо глядя на ученицу, замер в проходе.

– Что-то случилось? – спросил он, слегка качнув головой.

– Но… – Лиса резко обернулась к окну, где пару мгновений назад стоял тот, кого она приняла за Калана. Там никого не было.

– Лиса, что с Вами? – обеспокоенно произнёс Калан, глядя на встревоженную подопечную.

– Я… Там… – начала она, но тут же осеклась. – Скажите, Ваш брат сегодня не приходил в академию?

Калан растерянно заморгал.

– Простите, что? – недоумевающе спросил он.

– Ваш брат. Он не приходил сегодня в академию? – ещё раз упорно повторила Лиса.

– Отчего Вас заинтересовал мой брат? – настороженно уточнил Калан.

– Это же простой вопрос, – продолжала напирать Лиса.

– Нет. Определённо нет, он не любит выходить из дома, – ответил Калан, подходя к столу.

– Почему? – требовательно спросила Лиса, пристально глядя на педагога.

– Это не имеет к Вам никакого отношения, – парировал он, вытаскивая из портфеля учебники.

– А мне почему-то кажется, что имеет, – строптиво выдала Лиса.

Калан замолчал, глядя на напряжённую ученицу.

– Лиса, с Вами творится что-то неладное, – сказал он. – Я не знаю Вас, может, Вы такая с самого детства. Но если всё началось недавно, посетите психолога. И перестаньте столь бесцеремонно вторгаться в моё личное пространство. В конце концов, это как минимум бестактно.

– Почему? – поинтересовалась Лиса, не сводя глаз с педагога. – Разве есть что-то дурное в моих вопросах?

– Они не имеют отношения к процессу обучения. А у нас впереди ещё вся программа шестого класса по истгео.

– Вы неадекватно реагируете на простые вещи, – фыркнула Лиса.

– Давайте уже перестанем обсуждать мои личностные качества и начнём урок, – предложил Калан. – Порадуйте меня, Белова. Расскажите мне, что Вы запомнили со вчерашнего занятия?

Лиса обиженно замолчала.

Она уже не сомневалась, что где-то тут кроется некая тайна, но как её узнать, если любой вопрос натыкается на ледяную стену?

– Белова, Вы меня слышите? – строго спросил Калан.

– Слышу, – буркнула Лиса.

– Так чем закончилась Пятилетняя война между Тарией и Синтерикой?

Лиса обречённо вздохнула и принялась за пересказ событий двухсотлетней давности.

Примерно через полчаса в кабинет вежливо постучались.

– Да? – Калан, чертивший на доске схему расстановки политических сил в годы после Пятилетней войны, обернулся в сторону двери.

– Простите, – в дверь заглянула Тайра Хорьевна, заместитель директора по учебной части. – Калан Куньевич, могу я отвлечь Вас на пару минут? Нужно уточнить кое-какие вопросы по расписанию, – тихо сказала она.

– Да, конечно, – кивнул Калан. – Лиса, прочитайте пока седьмой параграф, – обратился он к подопечной и, положив мел на подставку, вышел вслед за Тайрой.

Дверь хлопнула, и Лиса осталась в помещении одна. Убедившись, что шаги педагогов стихли, она резво вскочила с места. С опаской поглядывая на дверь, она пробралась к столу Калана и осторожно потянулась к его портфелю. Аккуратно расстегнув застёжки, она засунула внутрь руку.

– А вот этого не советую, – раздалось позади.

Испуганно вздрогнув, Лиса резко обернулась, вскакивая.

Позади стоял Калан.

Нет, не Калан. А тот, кто был в классе перед началом урока.

– Кто Вы? – ошеломлённо прошептала Лиса.

– Теледу. Меня зовут Теледу, – улыбнувшись, ответил собеседник. – И знаешь ли, мой брат – жуткий педант. Если ты постараешься что-то вытащить из его портфеля, он непременно заметит. И к чему нам лишние проблемы? – он развёл руками.

– Вы брат Калана? – чуть успокоившись, спросила Лиса.

– А ты удивительно наблюдательна, – засмеялся тот.

– Но он сказал, что Вы не любите выходить из дома.

– Врёт, – отрезал Теледу. – Но ты не спеши его осуждать. Поверь, у него есть все основания так себя вести. Видишь ли, вы с ним очень похожи.

– Вы хотите сказать… – начала Лиса, но Теледу перебил её.

– Спроси у него, что я делал на «Арктике».

– То есть… – Лиса непонимающе качнула головой.

– Спроси, – вновь перебил её Теледу. – Может, хоть так удастся до него достучаться…

Дверь позади скрипнула.

– Лиса, то, что педагог отлучился на несколько минут, ещё не даёт Вам повода разгуливать по классу. Сядьте, пожалуйста, на место, – строго сказал Калан, входя внутрь.

Лиса, всё ещё изумлённо глядевшая на место, где только что стоял Теледу, вздрогнула, оборачиваясь в сторону вошедшего педагога.

– Да, конечно, – тихо ответила она, возвращаясь за парту.

– И прекратите вздрагивать каждый раз, когда я вхожу в класс, – продолжил Калан. – Вы успели прочитать параграф?

– Нет, я была немного занята, – пояснила Лиса.

– Интересно, что столь важное отвлекло Вас от занятий?

– Один вопрос, – продолжила Лиса, поднимая взгляд на педагога. – Думаю, Вы сможете на него ответить.

– Так, – Калан взял в руки учебник, открытый на нужной странице. – Заинтриговали. Задавайте, я жду.

– Скажите, что Теледу делал на «Арктике»?

Калан вздрогнул, словно от удара плетью. Пальцы его впились в картонную обложку учебника так сильно, что она выгнулась дугой. Он сжал губы, стараясь скрыть волнение. А потом медленно положил учебник на стол, осторожно разжав руки и, глядя куда-то вниз, тихо произнёс:

– Понятия не имею, о чём Вы.

Лиса, наблюдавшая за метаморфозами педагога, недовольно поморщилась.

– Имеете. Что Ваш брат делал на «Арктике»?

– Мой брат никогда не был на «Арктике», Лиса. Ваши фантазии переходят все границы.

Сзади, со стороны входа, раздался глухой стон.

Лиса обернулась, увидев, что у дверей замер Теледу, обречённо закрыв лицо рукой.

– Вот же упрямый идиот, – грустно констатировал он. – Ну серьёзно!

– Ваш брат говорит, что Вы упрямый идиот, – передала его мысль Лиса.

Калан сердито стукнул ладонями по столу.

– Хватит, Белова! Или Вы сейчас же прекращаете цирк, или я прекращаю наше занятие.

– Вам совсем неинтересно, откуда я знаю про Теледу и «Арктику»?

– Нет, – резко ответил Калан, поднимаясь. – И ещё раз повторяю, это не Ваше дело. Пожалуй, на сегодня занятие окончено. Надеюсь, Вы подумаете над своим поведением, и завтра будете вести себя, как подобает, – он подхватил портфель, даже не обратив внимания на то, что застёжки на нём открыты, и, не говоря ни слова, вышел из класса. По дороге он едва не задел плечом Теледу, со страдальческим выражением наблюдавшего за паническим бегством брата.

– Это неисправимо, – простонал он. – Прости, Лиса, я хотел как лучше…

– Почему он Вас не видит? – тихо спросила Лиса, глядя на Теледу.

– Потому, что зануда. А ещё потому, что слишком взрослый, чтобы верить в такие вещи. Вы с Фенеком общались с раннего детства, когда никем не видимый брат кажется чем-то самим собой разумеющимся, и то сумели потеряться, едва исходные данные изменились.

– Вы знаете про Феньку? – встрепенулась Лиса. – Где он? Он обещал мне, что будет рядом.

– Он рядом, Лиса, – пояснил Теледу. – Просто ты почему-то его не видишь. Точно так же, как Калан не видит меня. Если мы поймём, в чём причина, счастливы будем и ты, и я, и наши братья. Так что, ты поможешь мне?

– Конечно! – Лиса подскочила, с готовностью подавшись вперёд. – И… – она смущённо опустила взгляд. – Вы передайте Фенечке, что я очень сильно скучаю…

– Он знает, – улыбнулся Теледу. – Прости, мне пора, – он кивнул ей на прощание и вышел из аудитории.

Калан стрелой вылетел из класса, даже не закрыв за собой двери. Не глядя по сторонам, он пронёсся по коридорам академии и выбежал на улицу, ругая себя всеми известными ему нехорошими словами. Нельзя было так остро реагировать. Но как иначе? Он не был готов к подобному повороту событий. Откуда она могла узнать? Откуда? Лемур или Гелада? Исключено. Кузены не выдали бы их тайну даже под пытками, в этом Калан уверен. Но как тогда? Больше ни одна живая душа не знает о тайне Теледу.

Ни одна. Разве что Теледу всё-таки не был на «Арктике» и в самом деле по какой-то причине столько лет скрывался. Это же объясняет, почему сам Калан до сих пор жив и не сошёл с ума.

Калан, быстрым шагом направлявшийся к парковке, замер от неожиданной мысли. Это был самый невероятный, но единственно возможный вариант. В ином случае, – Калан усмехнулся, возобновляя движение, – Лиса разговаривает с призраками, что по определению бред. Значит, всему случившемуся есть рациональное объяснение, и ответить на все вопросы может только она. Следовательно, надо успокоиться, привести мысли в порядок и завтра, со свежей головой, спокойно выяснить, что она знает.

– Да, так будет разумнее всего, – прошептал он, обращаясь к самому себе.

Калан вытащил из кармана брелок сигнализации. Машина громко пикнула, оповещая, что вход разблокирован. Сев в салон, он ещё несколько минут бессмысленно смотрел на кусочек своего отражения в зеркале заднего вида, прежде чем завести машину.

– Ваш брат говорит, что Вы упрямый идиот, – усмехнувшись, процитировал он последнюю фразу Лисы. – Это вполне в духе Лу.

– Говорил, говорю, и буду говорить, братец, – ответил ему Теледу, устроившийся на переднем пассажирском сидении. – Если бы ты не был таким правильным, может, уже давным-давно заметил бы, что я всегда рядом.

Калан включил фары и, посмотрев по сторонам, медленно выехал с парковки.

Теледу, подперев подбородок рукой, грустно смотрел в окно на проплывавшие мимо виды осеннего Лиственя. Шёл мелкий дождь. Непрекращающийся, противный, затяжной ноябрьский дождь.

Лиса сидела на подоконнике, зажав в руках учебник по физике и безучастно глядя на полутёмную улицу за окном. Фонари ещё не зажгли, и Листвень      в сумеречном свете казался поблёкшей переводной картинкой, смазанной косыми струями непрекращающегося дождя. Лисе, привыкшей к тёплому климату Золотоморска, казалось удивительным, что этот вечно сырой город до сих пор не смыло с лица земли. Нет, само собой, дожди не были редким явлением и в её городе, но тёплые, обильные и быстротечные ливни Золотоморска, сменявшиеся солнцем, казались полной противоположностью этой бесконечной ледяной мороси.

Обычно в такие предвечерние часы она старалась как можно больше заниматься, штудируя учебники, поскольку именно в это время тишина и одиночество давили сильнее, чем когда-либо. Но сегодня в голову не шло ни одно слово из раскрытой книги. Какая уж тут физика, когда такое творится!

Странный визитёр, явившийся ей сегодня, неоднозначно дал понять, что связан с тайной «Арктики». И что он знает Фенека. Вот только… Неужели он прав, и она действительно не видит брата, который всё время рядом? Но почему? Что случилось?

– Фенька, Фенечка, скажи, ты правда тут? – тихо спросила она, глядя в полутёмную комнату. Если ты здесь, дай мне какой-нибудь знак, пожалуйста!

Тишина.

Ни звука, ни шороха. Только по-прежнему стучали по стеклу капли, словно медленно, но упорно старались размыть стекло – неприятную преграду, отделявшую сидящую в тёплой комнате девочку от холодного мира снаружи.

Лиса громко вздохнула, закрывая книгу.

– Конечно, кого я обманываю, – грустно сказала она. – Теледу же сказал, что я почему-то перестала тебя видеть. Но если ты тут, знай: я очень скучаю. И мы найдём способ всё вернуть обратно!

– Эх, Лисичка-сестричка, знала бы ты, как я на это надеюсь! – тихо ответил ей Фенек. Он сидел на подоконнике напротив сестры, прижавшись правым плечом к окну и, грустно улыбаясь, смотрел на Лису. Он тоже не понимал, почему она до сих пор не смогла увидеть его.

Глава четвёртая. Соучастники.

Стихийники – общепринятое название жителей Альтерики, имеющих способности к управлению воздухом, огнём или землёй. Стихийники составляют примерно 10% населения Альтерики. Примерно 1% обладает способностью к управлению всеми тремя стихиями. Данная способность является врождённой, не передаётся по наследству и не появляется в процессе развития личности. Механизм появления у того или иного жителя Альтерики до сих пор не выявлен. В настоящее время стихийники применяют свои способности исключительно в бытовых целях. Данное правило было утверждено всемирно признанной Париканской конвенцией после последней стихийной войны между Тарией и Ринирой, унёсшей примерно треть населения вышеназванных стран.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.4, стр. 115 – «Стихийники»

Лиса практически не спала этой ночью.

Где-то ближе к полуночи её вдруг озарила глупая мысль: она не помнила, чтобы в сотни раз изученных ей списках пассажиров «Арктики» числился некто по имени Теледу. Столь редкое и замысловатое имя она бы, пожалуй, точно запомнила.

Вскочив с постели, она ринулась к учебникам, стараясь найти хоть в одном из огромной кучи принесённых из библиотеки пособий полный список пассажиров. И само собой, ни один из них не стал печатать все шесть тысяч девятьсот девяносто девять имён.

Раздосадованная внезапной помехой, Лиса едва досидела до утра и прибежала в библиотеку ровно в восемь, одновременно с библиотекарем.

Удивлённый Енот Олингович пожал плечами, когда Лиса набросилась на него, умоляя помочь найти полный список пассажиров «Арктики».

– Странный запрос в Вашем случае, Лиса, – сказал он. – Зачем оно Вам?

– Это личное, – коротко ответила та, и Енот, ещё раз пожав плечами, направился куда-то вдаль стеллажа.

– Есть энциклопедия, она вышла к пятилетию трагедии. В конце приведён полный список. Тех, кто погиб во время крушения. Тех, кто погиб в силу того, что на борту были его брат или сестра. Мелким шрифтом списки занимают более ста страниц, – Енот Олингович внимательно обвёл глазами стеллаж. – Где она? Стояла же, такая большая, в суперобложке….

Лиса в нетерпении переступала с ноги на ногу за его спиной.

– А, вот, – библиотекарь наклонился, вытаскивая снизу увесистый том. – Держите, Лиса. Надеюсь, поможет.

Лиса что-то благодарно прощебетала, выхватывая книгу из рук Енота Олинговича.

Через пару минут Лиса, закрывшись в комнате, открыла доставшийся ей том. В приложении в алфавитном порядке шли данные обо всех пассажирах, не вернувшихся из того злосчастного рейса. Перелистав список до буквы «т», она внимательно пробежалась взглядом по фамилиям. «Тирнов, Тирнова, Тисаев, Титова, Титурина» – Лиса ещё раз прочитала этот ряд. Тисов. Фамилия Калана – а значит, и Теледу – Тисов. Его нет в списках.

И тут Лиса вдруг вздрогнула, медленно, но верно понимая, что Теледу не могло быть среди жертв катастрофы. Потому, что все – все, кроме неё – люди, потерявшие на борту «Арктики» близнецов, погибли. Так было всегда. Близнецы редко выживают поодиночке, а если и выживают, то сходят с ума. И ведь именно поэтому её история являлась ещё более уникальной. А значит, брат Калана не мог находиться на «Арктике». Иначе об этом уже давно было бы известно.

Лиса сердито захлопнула книжку.

– Ничего не понимаю, – в отчаянии прошептала она. – Что за бред?

Фенек грустно наблюдал за крайне растерянной сестрой с подоконника.

– Ну же, моя умная девочка, пойми наконец, в чём дело! – с мольбой в голосе произнёс он, не сводя с неё глаз.

Лиса отодвинула энциклопедию в сторону и замерла, подперев рукой подбородок.

Всё должно быть крайне просто, но она никак не могла ухватить ту самую ниточку, что помогла бы распутать узел.

– Хорошо, – решительно сказала она, вытаскивая из ящика в столе блокнот и ручку. – Что мы имеем? Есть я и Фенек. С нами всё просто. Ну, почти… – Лиса вздохнула, рисуя два первых кружка в схеме.

Фенек соскочил с подоконника и с любопытством взирал на записи сестры, стоя у неё за плечом.

– Мы никогда не терялись, покуда я не переехала в эту чёртову академию. Вопрос: почему я не могу видеть его сейчас?

– Хороший вопрос, – согласился Фенек.

– Далее. Есть Калан и Теледу, – Лиса нарисовала ещё два кружка, напротив. – Если верить Теледу, он тоже связан с «Арктикой». Но как? – она задумчиво почесала лоб кончиком ручки.

– Спроси у него, – посоветовал Фенек.

– Думаю, самое логичное – спросить напрямую у него, – продолжила Лиса, и Фенек одобряюще улыбнулся. – Но… – она оторвалась от схемы и вновь задумалась. – Но если Теледу говорит правду… Значит, наши с Каланом истории поразительно похожи. Не на это ли мне намекал его брат? И почему Калан не видит Теледу? Почему тогда я его вижу? Видит ли Калан Феньку? – Лиса уверенной рукой добавляла вопросы на схеме. – Что ж, – решительно поднявшись, она слегка качнула головой. – Ответ на все вопросы мне могут дать только эти двое.

Фенек едва успел отпрянуть от резко вскочившей сестрицы.

– Да что же… – фыркнул он. – Если ты не можешь видеть и чувствовать моё присутствие, это ещё не значит, что я не ощущаю твоего! Осторожнее, Лисичка-сестричка, не подпрыгивай так резко!

Лиса, не обращая внимания на монолог брата, принялась собирать в сумку учебники и тетради. Сегодня её дополнительные занятия начнутся чуть раньше срока.

– Давай, давай, метеор! – напутствовал её Фенек, лениво падая на кровать. – Иди и порви их! – он засмеялся.

Такой долгой ночи Калан не помнил уже давно. Нервно расхаживая из угла в угол и пытаясь хоть немного успокоиться, он вновь и вновь прокручивал провальный диалог с Лисой.

– Ничего не понимаю, нет, она не могла это узнать. В чём моя ошибка? Где я просчитался? За десять лет никто не усомнился в нашей легенде. Полный бред, – он рассеянно потёр рукой лоб. – Так, хватит паниковать! – сердито одёрнул он самого себя, громко хлопнув в ладоши. – Успокойся, в конце-то концов!

Однако умные слова никак не действовали на организм. Руки предательски дрожали, сердце бешено колотилось.

Калан подошёл к холодильнику и вытащил оттуда настой валерианы.

–Ты уже четвёртый раз этот бутылёк вытаскиваешь, скоро на запах сбегутся кошки со всей округи, – пробурчал Теледу, наблюдая за страданиями брата. – Что ж ты у меня такой нервный-то?

Тёмно-янтарные капли настойки медленно падали в прозрачный стакан, окрашивая воду в нежный золотой цвет. Калан методично считал их количество, пытаясь хоть на пару секунд абстрагироваться от произошедшего.

– Мне нужно поговорить с ней. Спокойно, размеренно, без эмоций. Может, она решила проверить, как я отреагирую на совершенно абстрактный вопрос. Может, просто угадала. Бывает же такое? Бывает, и это самое логичное объяснение. А может… – Калан запнулся, словно боясь продолжить фразу. – Может быть, Теледу и вправду… – Нет, – он решительно качнул головой, так резко, что рука с бутылочкой дёрнулась, и тёмная капля упала на стол. – Не надейся. Такое невозможно. Невозможно.

– На всё у тебя находятся разумные ответы, – досадливо подметил Теледу. – Если бы в тебе было хоть немного духа авантюризма, может, всё стало бы куда проще, мой правильный братец.

Калан вздохнул, закрывая крышкой бутылёк.

Из комнаты послышался истошный писк будильника.

На часах была половина седьмого утра.

Лиса быстро вышла из жилого корпуса, стараясь не переходить на бег.

Первым делом ей необходимо было зайти в медпункт на утренний приём, и эта досадная помеха сильно расстраивала решительно настроенную Лису. Кстати, – она вдруг наконец-то обратила на это внимание – последние события, кажется, мобилизовали все внутренние силы её организма, и Лиса с удивлением обнаружила, что легко дышит и горло почти не болит.

– Замечательно, – резюмировала медсестра, осмотрев пациентку. – Сегодня ещё побудьте на карантине, потом как раз будут выходные. А с понедельника, если всё будет в порядке, я дам «добро» на Ваше возвращение в общую группу. Продолжайте лечение по прежней схеме. Вы же не забываете пить таблетки и полоскать горло?

Лиса с трудом вспомнила, что где-то в сумке, на самом дне, и вправду валяются выданные ей лекарства, которые она даже достать забыла.

– Конечно, – уверенно ответила она, всем видом показывая полную сознательность.

– Ну и чудно, – медсестра доброжелательно улыбнулась. – Что ж, удачного дня! И не ходите по улице без шарфа!

– Хорошо! – кивнула Лиса, вскакивая со стула. – До свидания!

Вылетев из медпункта, она помчалась к расписанию, надеясь, что успеет выловить Калана до начала первого урока. Однако звонок застал её в тот момент, когда она подходила к холлу, и Лиса, опустив голову, сбавила темп. Спешить уже было некуда.

Неспешно добравшись до расписания, Лиса пробежалась по нему взглядом. В пятницу литература стояла первой у двух параллелей пятого класса, у трёх параллелей седьмого и у одной – десятого. Шестые классы синхронно начинали день с лингвистики, а третьи – с введения в языкознание. Знать бы ещё, в каком классе преподаёт Калан…

Лиса мысленно чертыхнулась, что до сих пор не удосужилась выяснить такую простую вещь. Теперь поиски становились на порядок сложнее.

Немного подумав, Лиса решила начать с третьеклассников. По крайней мере, их классные комнаты находились на одном этаже, а старшие ученики бегали из кабинета в кабинет.

Кстати, стоило бы выяснить и то, в каком классе Калан проводит занятия…

– Нельзя быть такой растяпой, – шёпотом обругала себя Лиса, направляясь в сторону крыла начальной школы.

– Определённо нельзя, – услышала она за спиной знакомый голос и моментально обернулась.

Теледу, добродушно улыбаясь, смотрел на растерянную Лису.

– Доброе утро, – произнёс он.

– Доброе, – ответила та. – Вас нет в списках пассажиров.

Теледу засмеялся.

– А ты стремительна, как северный ветер, – взмахнув рукой, произнёс он. – Бьёшь прямо с места и наповал.

– И всё же, – продолжила свою линию Лиса.

Теледу обернулся по сторонам.

– Хорошо, это даже к лучшему, что ты так упорна. Только холл академии – не самое удачное место для общения с невидимыми знакомыми. Здесь даже во время занятий всегда есть посторонние, – он кивнул на замершую поодаль группу восьмиклассниц, занятия у которых сегодня начинались со второго урока. – Ты же ещё на карантине? Почему бы нам не вернуться в жилой корпус? Не побоишься пригласить в гости незнакомого взрослого дядьку?

Лиса скептически окинула Теледу взглядом. Он, в отличие от брата, совсем не казался взрослым и чопорным. Несмотря на абсолютное внешнее сходство, что-то во взгляде, в жестах, в речи выдавало инфантильность одного и чрезмерную строгость другого.

– Хорошо, – кивнула она. – Только Вы не очень похожи на взрослого дядьку.

– И всё-таки ты обращаешься ко мне на «вы», – отпарировал Теледу.

Теледу и Фенек сидели рядом на кровати. Первый, закинув ногу на ногу и положив на них сверху сцепленные в замок руки, наблюдал за Лисой, смущённо пытавшейся привести комнату в относительный порядок. Второй, нахохлившись, ревниво смотрел на гостя.

– Вот почему тебя она видит, а меня – нет? – обиженно спросил он, наконец нарушив повисшее молчание.

– Не знаю, – честно ответил Теледу, пожав плечами. – Но мы над этим работаем.

– Ты с кем там? – спросила Лиса, подхватив со стола кружку с недопитым чаем.

– А, значит, таки «ты», – отметил Теледу. – Давно пора. С братом твоим, с кем ещё?

Лиса громко вскрикнула, выронив кружку из рук. Та с глухим звуком упала на деревянный пол. Чай выплеснулся на доски, и лужица настойчиво устремилась к ковру.

– Фенька? – она в один прыжок подлетела к Теледу. – Где он? Как он?

– Грустит по тебе, – ответил Теледу, перекинувшись с Фенеком взглядом. – Знаешь, я как никто другой его понимаю. Только я жду уже десять лет.

– Почему я его не вижу? – Лиса испытующе смотрела на Теледу. – Почему?

– Он задаёт мне тот же вопрос, – пояснил Теледу. – Но если бы я знал ответ, думаешь, я бы держал его в тайне? Для меня понять происходящее столь же важно, как и для вас. Я тоже разлучён с Каланом. И за минувшие десять лет ты и твой брат – первые, кто смог увидеть меня. Ты – моя надежда. Мы нужны друг другу, и ты это знаешь. Если ты сможешь понять, что мешает нам с Каланом, то сумеешь найти и причину, разлучившую вас. Понимаешь?

Лиса с готовностью кивнула.

– Конечно. Теледу, расскажи мне вашу историю. Расскажи, что ты делал на «Арктике» и почему твоего имени нет среди пассажиров.

Теледу опустил глаза.

– Это была моя самая ужасная ошибка. Самый плохой поступок. Я разрушил свою семью только потому, что хотел удовлетворить собственное любопытство, Лиса. И, наверное, за это никогда не прощу себя. Знаешь, девочка, на «Арктике» было много людей. Но почему-то никому не приходило в голову, что среди официальных пассажиров может оказаться заяц в лице неуёмного подростка.

– То есть? – непонимающе переспросила Лиса.

– То есть я всего-навсего пробрался на борт накануне отплытия и затаился в полутёмных коридорах ожидавшего своих первых пассажиров лайнера. А когда началась посадка, смешался с толпой.

– О, – произнесла Лиса. –Теледу, а ты помнишь, как стал… Таким? Что случилось на «Арктике»?

Тот усмехнулся.

– Какой интересный вопрос… Если бы я сам понимал, что мы такое. Призраки, души, воспоминание или живые люди, просто в иной сущности, невидимой другим?

– Разве это так уж важно? – удивилась Лиса.

– Конечно, важно! – ответил Теледу. – Видишь ли, даже спустя столько лет я не нашёл ответа на этот вопрос.

Фенек, внимательно слушавший их диалог, встрепенулся.

– Теледу, а ведь ты прав… Я тоже никогда не задумывался над этим! – охнул он.

– А всё потому, что привык к своему положению с детства, – пояснил Теледу.

– Ты говоришь с Фенькой? – уточнила Лиса.

Теледу кивнул.

– Он подтвердил мои слова. Итак, мы не знаем, что мы такое. Мы ощущаем себя вполне живыми, мы растём и развиваемся, но нам не нужно питаться, мы не испытываем голода и не подвержены болезням. Мы тесно связаны со своими близнецами и ощущаем странную привязанность к воде. Вот и все исходные.

– Это я и так знаю, – отметила Лиса. – Теледу, скажи, что произошло с «Арктикой»?

– Ты же была там! – удивился тот. – Неужели ты не знаешь?

Лиса смутилась, опустив взгляд. А потом едва заметно качнула головой.

– Я ничего не помню, – тихо ответила она. – Мои воспоминания начинаются с того момента, как я очнулась в больнице. Всё, что было раньше, я знаю лишь по рассказам других людей.

– Странно, – произнёс Теледу. – Я надеялся, что ты знаешь больше, чем говоришь. Выходит, что и ты тоже… Лиса, я так же не знаю, что случилось с лайнером. Правда, для меня всё было несколько иначе. Мы тихо плыли по морскому простору, а в следующую секунду я уже оказался в тесной квартирке, где остались мои мама и брат… Сначала я понял, что родные не видят меня. А потом узнал о гибели «Арктики» из новостей. Я наблюдал за тем, как от тоски слегла и умерла наша мама, а потом – как едва не погиб мой брат. Я не мог изменить ничего, совершенно ничего! – Теледу с силой сжал руки в кулаки, и глаза его вспыхнули в полумраке комнаты. – Лишь в последние минуты, уже понимая, что у меня есть всего один шанс, я сумел докричаться до Калана. Заставить его услышать меня и встать. Встать, чтобы жить дальше. Чтобы дать мне шанс исправить ошибку. Понимаешь, девочка, я виноват в том, что случилось с мамой и тётей. Я виноват в том, что Калан перестал улыбаться. Только я. И я обязан попросить прощения. Я должен сделать всё, чтобы он меня услышал.

Теледу замолчал, опустив голову. Лиса, удивлённо раскрыв глаза, смотрела на него, не зная, что сказать.

– Вот, – Теледу усмехнулся. – Такая у меня история. А знаешь, прошло уже десять лет. И я думал, что так и буду вечной молчаливой тенью рядом с братом, покуда не сойду с ума от тоски, вины и одиночества. Что таково моё наказание, и что это и есть настоящий ад. Поэтому наша встреча – действительно фантастическая удача для меня. Вот только Калан, упрямец, вряд ли так просто примет всё, что я сказал тебе, как факт. Ему непременно нужны доказательства. И убедить в своей правоте нашего педанта и скептика – тяжкий труд, – он засмеялся, как ни в чём не бывало. – Так что давай действовать осторожно. Мне совсем не хочется свести его с ума, а ты бы видела, как он переживал этой ночью…

– Ты бы сам Лису этой ночью видел, – отпарировал Фенек.

– Хорошо, – согласилась Лиса.

– Что ж, давай подумаем, как нам быть, – развёл руками Теледу.

– Нам нужен план, – решительно ответила Лиса, вытаскивая из сумки блокнот.

– До чего же моя сестричка любит всевозможные планы, – печально констатировал Фенек, сцепив руки в замок за головой.

Теледу понимающе улыбнулся ему, вставая с кровати.

– И кстати, – вдруг сказал Фенек, глядя на Теледу – Я тоже не помню, что случилось с «Арктикой». Первое моё осознанное воспоминание – я оказался рядом с её кроватью в больнице. Мистика, – выдохнул он.

– Загадка, – уточнил Теледу, оборачиваясь.

– О чём вы там шепчетесь? – заинтересованно спросила Лиса.

– Обменивается впечатлениями, – улыбнулся Теледу. – Не каждый день встретишь человека, подобного нам.

Больше всего на свете Калану хотелось прямо сейчас, с порога, ворваться в комнату Лисы и, стукнув кулаком по столу, потребовать от этой девчонки объяснений. Но ничего подобного позволить себе было нельзя. Ни в принципе, ни в данном частном случае. В принципе – потому, что подобное поведение вызывающе неприемлемо, в данном частном случае – ещё и потому, что этим поступком он отрежет себе все пути к отступлению. Если они вообще у него ещё остались. Значит, нужно собрать волю в кулак и спокойно, насколько возможно, провести все уроки. А уж потом, когда наступит время дополнительных занятий, так же спокойно поговорить с ученицей.

Десятиклассники дисциплинированно молчали, пока Калан рассеянно листал учебник.

– Так, – наконец, произнёс он. – На чём мы остановились в прошлый раз?

– Портрет главного героя «Эха», – тихо ответила Лама, спокойная и исполнительная девочка, вечно стремящаяся соответствовать бойкой сестрице Викунье.

– Да, спасибо, – кивнул Калан. – Давайте продолжим. Мангуст, – обратился он к вертлявому тёмненькому мальчишке, сидевшему на задней парте. – Давайте начнём с Вас. Расскажите нам, каким Вы видите Сайгака?

Мангуст вскочил, как всегда готовый кинуться в бой, и затараторил с невероятной скоростью.

– Тише, тише, – качнув рукой, сказал Калан. – Где Ваше умение строить речь? Пожалуйста, начните с самого начала, но спокойно, медленно и с выражением.

– Простите, – виновато ответил Мангуст, постоянно получавший замечания за торопливость. – Итак, начну вновь….

Уроки тянулись нескончаемо долго. Перемены длились вечность. Калан кусал губы, стараясь ничем не выдать своё состояние.

Последний, шестой урок, как назло пришёлся на выпускной класс. И конечно же, от проницательной Афалины ничего невозможно было скрыть….

– Что с Вами? – спросила она, едва войдя в класс. – Вы выглядите усталым.

– Спасибо за беспокойство, Афалина,– ответил он, впервые подумав, что бессонная ночь не могла не сказаться на внешнем виде. – Всё хорошо.

Афалина недоверчиво качнула головой, но спорить не стала.

Прозвенел звонок, и урок начался. Нужно было что-то говорить, о чём-то спрашивать. Тем более, они как раз подходили к концу изучения сложнейшего текста «Летописи времён». Но в голову как назло ничего не лезло. Выход был один.

– Итак, класс, сегодня у нас будет не совсем обычное задание, – бодро начал Калан. – Мы почти закончили работу над Летописью, так что, думаю, в самый раз немного порассуждать. У вас есть сорок минут. За это время вы должны написать эссе на тему «А как бы я вёл себя, окажись я в мире Лет?».

По классу пронёсся едва слышный шёпот. Подобное задание от педагога, который всем видам обучения предпочитал диалог, казалось весьма необычным.

– Ну, так нечестно! – попытался вяло протестовать Дельфин, но сестра одёрнула его.

– Прекрати скулить, – сердито произнесла Афалина. – Задание есть задание.

Калан благодарно кивнул ученице. Та в ответ лучезарно улыбнулась.

– Задание ясно? – спросил он.

– Ясно, – нестройно ответил класс.

– Что ж, тогда – удачи, – сказал Калан.

Лиса пришла в класс за полчаса до начала занятий. Фенек уселся за парту рядом с ней, Теледу предпочёл занять пустующее место учителя.

– Ты уверен, что всё будет хорошо? – уточнила Лиса, глядя на Теледу.

Тот задумчиво покачал головой.

– Всё зависит от тебя, – ответил он. – Если ты сумеешь убедить моего упрямого братца, то мы получим в его лице незаменимого помощника. Ни я, ни ты с Фенеком не сможем разобраться в этой путанице лучше, чем он. Главное – не бойся. Если что, я буду рядом. Мы будем рядом, – поправился он, поймав на себе испепеляющий взгляд Фенека.

Лиса кивнула.

– Я буду очень стараться, – пообещала она.

За дверью раздались тихие шаги. Лиса набрала побольше воздуха в лёгкие и замерла, глядя на дверь.

Калан замер на секунду, глубоко вдохнув, и решительно открыл двери.

– Добрый день, Лиса, Вы уже здесь? – сказал он, заходя внутрь. – Не ожидал увидеть Вас так рано. До начала занятий ещё почти полчаса.

– Добрый день, – тихо ответила Лиса, глядя вниз. – Вы тоже пришли очень рано. Может быть, это неспроста?

– Может быть, – кивнул он.

– Кажется, нам стоит поговорить, – решительно произнесла Лиса, поднимая глаза.

– Что ж, – ответил Калан. – Одну минуту.

Он подошёл к двери, запирая её изнутри на щеколду.

– Не думаю, что нам нужны лишние уши, верно? – пояснил он, поворачиваясь к Лисе.

– Мне нравится его настрой, – довольно кивнул Теледу, вставая с учительского места. – Кажется, я недооценил его характер.

– Итак, – Калан занял освободившееся место, и, сцепив пальцы в замок, слегка подался вперёд, в сторону ученицы. – Я слушаю тебя, Лиса.

– Я… – Лиса запнулась, не зная с чего начать. – Простите, – пролепетала она, опуская взгляд.

– За что? – спокойно спросил её педагог.

– За то, что вчера напугала Вас. Это была не моя инициатива.

– Хм, – Калан едва заметно кивнул. – Продолжайте.

– Это непросто, – пояснила Лиса. – Послушайте, я Вам не враг. Мне очень нужна Ваша помощь, я запуталась, и без Вас у нас ничего не выйдет. Поэтому постарайтесь поверить мне, хорошо?

– Я постараюсь, – пообещал Калан, не сводя с неё взгляда.

– Тогда слушайте. Когда-то давно жили-были маленькие брат и сестра. Братишку звали Фенек. Сестрёнку – Лиса. Они были ещё совсем детьми, когда их родители решили отправиться всей семьёй в круиз на злополучной «Арктике». А потом «Арктика» затонула, и Лиса осталась одна. Вы ведь знаете эту историю, о которой писали все СМИ Веера?

Калан кивнул, не говоря ни слова.

– А теперь – вторая её часть. Та, о которой не писала ни одна газета. Которую девочка по имени Лиса скрывала ото всех и берегла, как самую великую драгоценность. Для неё Фенек никогда не исчезал. Неважно, что его не видели остальные, и совсем неважно, что они твердили, будто он погиб – он всегда был рядом. Она могла играть с ним, болтать, держать его за руку. Фенек был с ней, и он был настоящим, и он был частью её. Ровно до той поры, покуда наш славный президент не решил, что место Лисы – в академии, – она на минуту замолчала, переводя сбившееся от волнения дыхание. – И с того дня, как Лиса переступила порог академии, она больше не видела брата. Поверьте, это невыносимо. Потерять того, кто является частью тебя – Вы же знаете, что близнецы плохо переносят разлуку.

Калан по-прежнему молчал, внимательно глядя на ученицу, и по нему нельзя было понять, что он думает об этой истории. Лиса нахмурилась – она ожидала иной реакции.

– Так вот, – продолжила она через несколько мгновений, поняв, что ответной реакции не будет. – Фенек обещал Лисе, что никогда её не оставит, и потому она никак не могла понять, что же случилось. А потом, в один ненастный день, Лиса познакомилась с человеком по имени Теледу. И он рассказал ей, что Фенек всё время был рядом, просто она перестала его видеть. Точно так же, как самого Теледу не видит его упрямый братец, история которого, оказывается, удивительно похожа на её собственную. Ведь правда, похожа, Калан? – спросила Лиса, горько усмехнувшись.

Калан, до этого внимавший ей с показным спокойствием, при упоминании имени брата невольно вздрогнул.

– Вы хотите сказать, что Вы… Вы знакомы с Теледу? – произнёс он, удивлённо моргая.

– Мало того, он сейчас находится здесь и стоит позади Вас, – уточнила Лиса, переводя взгляд на Теледу. Тот закатил глаза, неодобрительно качая головой.

Калан резко обернулся, словно надеясь увидеть за спиной брата, незаметно прошмыгнувшего внутрь. И само собой, позади никого не было.

– Лиса, – слегка повысив голос, сказал он, переводя взгляд на ученицу. – Что за игру Вы ведёте? Чего Вы хотите добиться?

– Перебор, – грустно констатировал Теледу.

Фенек, до сего момента с энтузиазмом следивший за сестрой, разочарованно поднял взгляд вверх.

– Послушайте, я впервые честна до невозможности. И Вы можете отрицать очевидное, имеете полное право. Но что мешает Вам дать мне шанс? Спросите. Спросите не меня, спросите своего брата. Спросите о том, что знает только он. И если я не смогу ответить, Вы можете смело обвинить меня во лжи.

– Лиса, мне нет дела до Ваших игр, – холодно выдохнул Калан. – Мой брат ждёт меня дома, и я не понимаю, чего Вы хотите добиться своим…

– Да не ждёт Вас никто дома! – вскрикнула Лиса, вскакивая. – Хватит паясничать! Это Ваши игры мне непонятны! Чёрт подери, Вы хуже маленького ребёнка, – она обречённо опустилась обратно на стул. – Тогда мне придётся действовать иначе. Вы хотите, чтобы все узнали про Вашу тайну? Про то, что Вы скрываете исчезновение брата?

– Вы что, пытаетесь меня шантажировать? – голос Калана стал ледяным. – Что ж, вперёд.

– О, Боже! – Лиса бессильно откинулась на спинку стула, запрокинув голову. – Я так больше не могу. Если Вы хотите, то можете продолжать представление. А можете всё решить, всего лишь задав мне пару вопросов. И помочь и мне, и себе. Поймите, если мы сможем выяснить, почему Вы не видите брата, то и мы с Фенеком вновь сможем быть вместе. Давайте, Калан! Выбор за Вами! – Она подалась вперёд, глядя на педагога.

Калан, как всегда, сидел с каменным выражением лица, по которому невозможно было о чём-либо догадаться, и молчал.

– Иногда я понятия не имею, что у него на уме, – вздохнул Теледу, присаживаясь на краешек стола. – Ну же, решайся! – с мольбой произнёс он, обращаясь к брату.

Прошла минута. Потом вторая. Лиса не сводила взгляда с педагога. Тот отрешённо смотрел куда-то в сторону, практически не моргая.

– Имя синего цветка. Количество камней в сокровищнице. И прозвище соседской собаки, – наконец произнёс он, по-прежнему глядя в сторону.

– Что? – не сразу поняла Лиса, удивлённо качнув головой.

– Ты просила задать вопрос Теледу. Если он и вправду здесь, то сможет ответить мне.

Теледу встрепенулся, радостно засмеявшись.

– Молодец! Я верил в тебя! – воскликнул он. – Передавай, девочка, точно так, как я скажу. Синих цветов у мамы не было…

– Синих цветов у мамы не было, – послушно повторила Лиса. – Синий цвет она считала несчастливым. Но в вашем укромном месте, где вы прятали детские сокровища, рос куст незабудок. Вы называли его «оберегом от покушений завоевательницы». Говоря так, вы имели в виду маму, имевшую привычку выметать все ваши драгоценности в случае обнаружения очередного тайника. Но к незабудкам она бы не подошла никогда. Камней в сокровищнице не было – вы собирали обточенные водой стёклышки, которые находили на берегу реки. И вы никогда не считали их, поскольку число часто менялось: одни стёклышки дарились, другие – находились, третьи – обменивались и так до бесконечности. А по поводу собаки… Семья, жившая напротив, завела хорька, которого дети прозвали Собакой. Имя так и привязалось, несмотря на протесты Собаки Угорьевны, ворчливой пожилой женщины с первого этажа. Мы ответили на Ваши вопросы?

Калан, слушавший речь Лисы, выглядел всё более растерянным.

– Но… – тихо прошептал он, когда Лиса закончила. – Но ведь так не бывает… Просто не бывает…

– Может быть, Вы правы. И всё же… Это очень запутанная история. И Вашему брату пришлось ждать десять лет, покуда нашёлся хоть кто-то, кто сумел увидеть его. Он всегда был с Вами.

– Но… – словно не слыша её, продолжал Калан. – Призраков ведь не существует, – решительно произнёс он, глядя на Лису.

– Не существует, – согласилась она. – Но с чего Вы взяли, что они – призраки?

– Но как же иначе? – совсем уже ничего не понимая, спросил он.

– А вот для того, чтобы понять это, мне и необходима Ваша помощь, – ответила Лиса. – Вы поможете нам распутать эту загадку?

– Конечно, я помогу, чем могу, – кивнул Калан. – Просто, – он перевёл взгляд в сторону. – Просто мне нужно время, чтобы осознать то, что Вы мне сказали.

Лиса внимательно посмотрела на педагога. Вид у него был потерянный.

– Само собой, я понимаю, это нелегко. Для меня связь с Фенькой была чем-то самим собой разумеющимся. Вам нужно понять и принять всё происходящее. Но подумайте – если наши братья не погибли, если их существование – пусть и в несколько иной форме – продолжилось, это легко объясняет, почему живы и мы. И почему мы не сошли с ума. Верно?

Калан рассеянно кивнул, по-прежнему не глядя на Лису.

Теледу, стоявший чуть в стороне, сочувственно улыбнулся.

– Не переживайте, я никому не скажу ни слова. Никто не узнает Вашу тайну. Обещаю, – тихо сказала Лиса.

– Да, да… – кивнул Калан. – Так будет лучше. Простите, – он тряхнул головой, приходя в себя. – Честно говоря, я немного ошеломлён Вашей историей. И всё же – спасибо Вам, Лиса. Если то, что Вы говорите – правда, то, возможно, мы на пороге великого открытия. А возможно… Возможно, и на пороге больших перемен в нашей судьбе. Лиса, сегодня пятница? – он перевёл взгляд на ученицу.

– Да, – ответила та.

– Может быть, сделаем небольшой перерыв в занятиях в честь приближающихся выходных? Сегодня впервые не льёт с неба. Давайте немного прогуляемся по набережной, и Вы расскажете мне всё по порядку.

– Хорошо – согласилась Лиса, вскакивая. – Я только забегу за курткой.

– Само собой, – ответил Калан. – Через пять минут в фойе.

– Ага, – она резво выбежала из класса.

Фенек и Теледу удивлённо проводили её взглядом.

– Невероятно, – улыбнулся Теледу, подходя к Фенеку. – Вот уж не думал, что твоя сестрица сумеет достучаться до моего братца.

– Невероятно, что Лиса начала так складно говорить, – ответил тот. – Раньше она была крайне неразговорчива в беседах со всеми, кроме меня. Хотя,– он вздохнул. – Теперь ведь она не может говорить со мной.

– Думаю, мы скоро решим эту проблему, – оптимистично улыбнулся Теледу. – А пока, пожалуй, нам стоит последить за соучастниками на прогулке. Лисе может понадобиться наша помощь.

– Непременно понадобится, – кивнул Фенек.

Глава пятая. Воздушный парад.

Ассоциации Стихий (АС) – объединения лиц, обладающих способностями к контролю над одной из трёх живых стихий. Основными задачами АС являются изучение и контроль знаний, умений и навыков членов ассоциации. Созданы после принятия Париканской конвенции. На данный момент существуют Огненная, Воздушная и Земная АС.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.2, стр. 74 – «Ассоциации Стихий»

По понедельникам в фойе академии всегда сильно пахло кофе. Лиса за время пребывания в заведении так и не смогла решить – это ученики так страстно любят сей бодрящий напиток, что потребляют его в невероятных количествах, или в столовой изначально готовят исключительно кофе, не оставляя школьникам выбора. В любом случае, этот запах для неё стал ассоциироваться с началом новой недели.

Сегодня ей предстояло вернуться в класс и вновь окунуться с головой в омут лицемерия, однако, настроение у неё всё равно было приподнятым.

Прошлая пятница действительно выдалась удивительно тёплой и солнечной. Бурная Лиственка, более полноводная, чем обычно, из-за аномального количества осадков, шумно неслась вперёд, сверкая в лучах заходящего солнца. В липовой аллее, обрамлявшей набережную, пахло сыростью и прелой листвой. Осенний ветерок блуждал между деревьев, обрывая остатки почерневших листьев. Лиса всё рассказывала и рассказывала, пытаясь передать за пару часов то, что так долго хранила в тайне от всего мира. Калан задумчиво смотрел под ноги и почти не перебивал собеседницу, лишь изредка задавая наводящие вопросы. Теледу и Фенек шли чуть поодаль, оживлённо болтая и почти не слушая своих близнецов.

– Ты не помнишь ничего? Совершенно ничего? – удивлённо спросил Теледу.

Фенек отрицательно качнул головой.

– Ни я, ни Лиса. Разве что самые общие моменты. Имена родителей, какие-то незначительные события прошлого – не более. Их словно никогда и не было, понимаешь? Словно это некая данность, которая не задевает никаких чувств. Да, были папа и мама. Да, теперь их нет. И, как водится, должны были быть дяди и тёти, бабушки, дедушки. Друзья семьи, в конце концов. Но никто не нашёлся. Не откликнулся. Не пришёл. И мы тоже не помним никого. У вас не так?

– Нет, – ответил Теледу. – Я помню всё и всех. Всё, кроме самого факта гибели лайнера. Да и был ли он?

Фенек пожал плечами.

– Это пусть они решают. Верно? Смотри-ка, Лиса просто соловьём разливается! – он усмехнулся.

Теледу добродушно улыбнулся.

– Не ревнуй, – ответил он.

Лиса подходила к концу истории.

– И что самое главное, – сказала она. – Я не имею ни малейшего понятия, почему наша связь с Фенеком прервалась, но зато я смогла увидеть Вашего Теледу.

– Странно, – задумчиво произнёс Калан. – Как бы то ни было, суть сводится к трём моментам: «Арктике», Золотому морю и паре разлучённых близнецов. Стоит найти связь между этими явлениями, и всё встанет на свои места.

Лиса с готовностью кивнула, глядя на педагога.

– Что ж, – продолжил он. – Если всё так непросто с близнецами, а Золотое море по-прежнему далеко, стоит сосредоточиться на том, что в наших силах. Я постараюсь найти всё, что есть в свободном доступе об «Арктике».

– Хорошо. А что делать мне? – уточнила Лиса.

– Учиться, – ответил Калан. – Не забывайте, Лиса, что у Вас есть ещё одна задача минимум: показать хорошие результаты в обучении и не подвести наставника. Так что на выходных, пожалуйста, разберитесь с итогами Пятилетней войны. И закончите комплекс упражнений по лингвистике с сорок восьмой страницы.

Лиса обречённо вздохнула.

– Хорошо – грустно кивнула она. – Как скажете.

Эта неделя разрывалась на две части – во вторник, в первый день зимы, должен был состояться традиционный праздник Воздуха. Воздушники уже вторую неделю ходили на занятия в парадных формах, подчёркивая своё значение и вызывая невольную зависть у прочих учеников. В фойе развесили небесно-голубые флаги с белыми воздушными змеями, а традиционную политминутку по понедельникам посвятили истории Воздушной ассоциации.

В класс Лисы пригласили мальчишку-выпускника, на которого ассоциация возлагала большие надежды.

– Класс, – учительница Обелия окинула взглядом подопечных. – Прошу поприветствовать, Дельфин Теплов, дебютант Воздушного Парада. Он расскажет вам о современной ассоциации.

Высокий светловолосый мальчишка, смущённо улыбнувшись, вышел вперёд. Было видно, что он не особо привык выступать перед публикой.

– Ну…Все знают, что уже почти сто лет Стихии служат только мирным целям. Любые попытки применить их для нападения или при ведении военных действий пресекаются строжайше. И именно для того, чтобы Париканская конвенция беспрекословно соблюдалась, созданы Ассоциации Стихий. У вас в классе есть стихийники? – спросил он, оглядывая детей.

Трое семиклассников гордо подняли руки.

– Вижу, – он скользнул взглядом по их запястьям. – Огонь, земля, и воздух. Удивительно сбалансированное сочетание, – Дельфин улыбнулся. – Так вот, вам известно, и вы сможете подтвердить мои слова – как только у вас проявляются способности к управлению стихиями, вас моментально отслеживают, объясняют вам нормы поведения, права и обязанности. И если кто-то пытался нарушить их, то знает, что любые отклонения также моментально вычисляются. Вот этим и занимаются ассоциации. Своя в каждой стране, с отделениями во всех крупных и средних городах и филиалами в городах малых. Для простых жителей они незаметны, но для стихийников – важнейший жизненный цензор и ориентир. Если вы родились стихийником, вы можете сослужить своему миру – или любому из соседних – хорошую службу. Или же стать инструментом для разрушения мира. И вот для того, чтобы свершилось первое и не смогло свершиться второе, и работают без передышки наши ассоциации, – Дельфин перевёл дух.

Лиса, не особо интересовавшаяся иерархией верхушки общества, которой считались люди, умеющие управлять стихиями, с удивлением внимала ему. А он, обычно говоривший крайне скупо и неохотно, просто расцвёл, когда речь зашла о том, что составляло смысл его жизни. Если бы Афалина была сейчас в классе, она бы не узнала брата, но очень бы им гордилась.

– Итак, это в общем. А теперь – о Воздушниках, – продолжил Дельфин, и десятки пар восторженных глаз семиклассников устремились на него. – У нашей ассоциации есть множество особенностей, которые отличают её от всех прочих. Для начала – мы самая крупная диаспора – мы составляем без малого половину стихийников. Воздух всегда был крайне важен во многих сферах. Наши члены работают в аэропортах и на метеостанциях, они помогают наладить безопасную работу приборов и механизмов, заставляют крутиться ветряные электростанции, обслуживают крупнейшую из почтовых служб – «Бриз-экспресс», и десятки мануфактур. Воздушники успешно сотрудничают с открытыми мирами Веера и легко уживаются со всеми. Мы всегда оставались главными гарантами мира. Напомню, что именно по инициативе тогда ещё только зарождающегося союза Воздуха была созвана Париканская конференция, на которой и приняли нерушимую по сей день Конвенцию, – выдохнул он. – Поэтому, когда завтра вы придёте на праздник, вспомните, что я вам сегодня рассказывал.

Класс довольно зааплодировал.

– Спасибо Вам, Дельфин, – улыбнувшись, сказала Обелия. – Удачи Вам на параде.

Минувшая пятница для Калана выдалась крайне насыщенной. И теперь ему предстояло решить для себя одно – можно ли доверять истории Лисы? Нет, в том, что она сама в это свято верит, сомнений не могло быть. И знать всё то, что она рассказала, мог только Теледу. И кто знает, могли ли те редкие моменты, когда он видел в отражении брата, быть не просто игрой воображения? Вот только в принципе – возможно ли такое?

Что ж, в конце концов, ничто не мешает ему попытаться выяснить это, терять всё равно нечего. Всё началось с «Арктики», а значит, и поиски следует начать именно с неё.

В субботу, с самого утра, Калан направился в центральную библиотеку-архив Лиственя. Как педагогу Президентской академии, ему был открыт доступ ко всем фондам заведения, включая отделение, предназначенное для хранения общедоступных архивных документов. Сотни книг, копии чертежей и документов, списки пассажиров – все данные по столь любимой поклонниками сверхъестественного таинственно погибшей «Арктике» давно уже были оцифрованы и изучены всеми, кому не лень. Но оставались и такие документы, которые крайне редко вызывали интерес у посетителей. Первоначальные разработки, договоры на поставку оборудования, контракты с ведущими учёными, разработчиками и архитекторами, принимавшими участие в создании судна – вся эта специфическая литература, массово сданная в архивный фонд, обычно оставалась нетронутой. Что может быть интересного в трудовых договорах и конкурентных картах?

Библиотекарь, старый седой профессор, удивлённо вскинул брови, услышав запрос Калана, но расспрашивать ни о чём не стал. Кто их знает, этих учителей-академиков, какие у них там образовательные программы…

Документы по запросу пришлось ждать несколько часов. Калан тем временем рассеянно листал одну из газет, разложенных на стойке периодики, думая о чём-то своём. Внезапно взгляд его упал на лежащий рядом толстый глянцевый журнал за октябрь. С обложки на него смотрела старательно отретушированная Лиса с мастерски уложенными волосами. Сверху красовался заголовок «Десять лет без «Арктики»: как живёт единственная выжившая в величайшей трагедии века?».

– Да ты меня преследуешь, что ли? – сердито прошептал Калан, переворачивая журнал обложкой вниз.

В эту минуту на табло загорелся номер его заказа, и он поспешил в зал выдачи документов.

– Прошу прощения за задержку, – виновато отрапортовала молоденькая студентка-практикантка.

– Ничего страшного, – кивнул Калан, удивлённо глядя на кипу принесённых бумаг. – А ничего из этого не имеется в электронном виде? – на всякий случай уточнил он.

– Нет, – ещё более виновато пролепетала девушка. – Подобные документы не относятся к востребованным, поэтому их оцифровка не является приоритетной, – пояснила она.

Полное значение слова «не относятся к востребованным» Калан понял уже тогда, когда переносил документы из зала выдачи в читальный зал. Старательно пронумерованные и сшитые по годам, они были настолько пыльными, что даже заметные попытки собиравшей заказ студентки смахнуть с них пыль сухой кисточкой не смогли им помочь. При малейшем перемещении – поднятии, опускании, открытии – в воздух взметались облачка пыли. Калан никогда не замечал за собой склонности к аллергическим реакциям, но такое количество многолетней пыли заставляло периодически чихать даже его.

Закончить разбор удалось уже поздно вечером, когда по громкой связи вежливо, но твёрдо напомнили о необходимости сдать взятые в библиотеке и архивах документы и книги за полчаса до закрытия учреждения. Решительно захлопнув очередную подшивку и в очередной раз подняв в воздух облако пыли, Калан довольно выдохнул, откинувшись на спинку стула.

– Что ж, вполне неплохо для начала, – прошептал он.

В понедельник в расписании класса Лисы было ровно шесть уроков: историческая география, спаренная аналитическая геометрия, культурология, лингвистика и астрономия. Названия, приводившие в священный ужас бедную ученицу районной школы-интерната ещё месяц назад, впервые показались ей довольно-таки понятными. По истгео и культурологии на занятиях с Каланом она уже давно забежала вперёд, в лингвистике практически сравнялась с классом – Лиса, выполняя данное обещание, старательно сидела над учебником все выходные, чтобы добраться до изучаемой темы. Геометрия у Лисы исторически хромала, но благодаря воистину титаническим усилиям наставника она наконец-то начала понимать хотя бы саму суть предмета, и даже умудрилась самостоятельно решить задачу, когда её неожиданно вызвали к доске. Тапир, учитель геометрии, удивлённо приподнял очки, глядя на решение. Класс, приготовившийся в очередной раз посмеяться над незадачливой ученицей, замер, раздосадованный успехом Лисы. Победа была мизерной, но для Лисы это было равносильно покорению высочайшей вершины: она понимала, что сможет стать на равных с этими зазнайками. Она учится здесь всего месяц, дайте ей ещё два – и посмотрим, кто кого! Единственное, что омрачило её восторг – астрономия. Этот предмет стоял далеко не первым в списке приоритетных у Лисы и Калана, и до разбора методов определения траектории движения небесных тел они ещё просто не успели добраться. Мысленно отметив про себя, что стоит сделать упор на этой дисциплине, Лиса тихо просидела весь урок, радуясь, что сегодня её не трогали.

В школьной столовой пахло капустой и свежим хлебом. С часу до двух столовая безраздельно принадлежала ученикам. Этого времени было достаточно, чтобы неспешно пообедать, повторить задания перед дополнительными занятиями и пообщаться с одноклассниками. Дисциплинированные ученики не позволяли себе повышать голос или вести себя неподобающе, поэтому в столовой раздавался ровный тихий гул голосов переговаривающихся академиков.

Лиса старалась в такие минуты не поднимать глаз и усердно растягивала время приёма пищи, чтобы не оставаться один на один с пугавшим её социумом академии. Вот и сегодня она сидела, старательно размазывая по тарелке остывшую тушёную капусту, медленно превращавшуюся из не очень вкусной в несъедобную.

– Прости, тебя зовут Лиса, верно? – вдруг раздалось над самым её ухом. Лиса вздрогнула, выронив вилку.

– Что? – она обернулась налево, в сторону говорившей, и увидела перед собой дружелюбное личико молоденькой девушки с огромными карими глазами.

– Меня зовут Марги, – представилась она. – Я из восьмого. – Ты не против, если мы присядем рядом?

– Да, пожалуйста, – кивнула Лиса.

– Спасибо, – девушка махнула рукой, привлекая внимание двух ребят, терпеливо ожидавших чуть в стороне. Заметив жест сестры, они радостно улыбнулись, поспешив к ней.

– Онцилла и Ирбис, мои брат и сестра, – представила их Марги.

– Очень приятно, – хором ответили те, присаживаясь за стол.

– О, – Лиса улыбнулась, глядя на усевшихся рядом тройняшек.

– Прости, что отвлекаем, – продолжила Марги. – Но мы никак не можем тебя выловить. Ты что, прячешься?

Лиса удивлённо захлопала ресницами.

– Да хватит, хватит! – перебил сестру Ирбис. –Попади я в седьмой, тоже, наверное, старался как можно реже попадаться на глаза, – он засмеялся. – Прости, Лиса, про твой класс легенды ходят.

– Что? – растерянно прошептала та, удивлённо глядя на собеседников.

– Видишь ли, – подхватила Онцилла. – Мы, когда узнали, что тебя переводят в академию, решили, что ты поступишь к нам, как и положено по возрасту. А когда выяснилось, что ты будешь учиться с семиклашками, поняли, что придётся тебя спасать. Так уж сложилось, что в твоём классе собрались жуткие эгоисты.

– То есть? – непонимающе переспросила Лиса.

– Ну… – перебила сестру Марги. – Так иногда бывает. А на самом деле, академики друг за друга горой, и если бы ты училась в нашем классе, поверь, тебе было бы куда комфортнее. Мы будем очень рады видеть тебя в наших рядах.

– И мы сейчас говорим от лица всего класса, – вступил в разговор Ирбис. – Это я заявляю, как староста первой параллели восьмого. Послушай, тебя изначально должны были определить к нам. Но учителя из Золотоморска отчего-то посоветовали отправить тебя к семиклашкам.

– Но ведь это сделано для того, чтобы я смогла подтянуть свой уровень до необходимого в академии… – попыталась робко протестовать Лиса.

– Полный вздор! – хмыкнула Онцилла. – Общеобразовательная программа академии, конечно, сильнее, чем в простой школе, но не отличается радикально. Да, индивидуальные занятия, безусловно, существенно выше, но на то они и индивидуальные, что подстраиваются под интеллектуальный уровень тех, для кого предусмотрены. Так что твоё… Хм, понижение – результат неуверенности золотоморских педагогов, принятый руководством академии как данность.

– В общем, слушай, – Ирбис заговорщицки наклонился, призывая собеседников последовать его примеру. – Всё зависит только от твоего желания, Лиса. Завтра ученики академии в сопровождении дирекции поедут на Воздушный парад. Это – твой шанс поговорить с директором о переводе. Думаю, он не будет против. К тому же мы со своей стороны тоже попросим его, не сомневайся, – уверенно припечатал он.

Марги и Онцилла тихо захихикали, и брату пришлось шикнуть на них.

– Вы уверены, что я справлюсь с программой вашего класса? – настороженно спросила Лиса.

– Не переживай, систему наставничества никто не отменял, да и мы все тебе поможем, так что главное – твоё желание! Так ты согласна?

– Я подумаю, – кивнула Лиса.

Марги и Онцилла радостно улыбнулись.

– Подумай хорошенько! – прощебетала Марги. – Мы будем очень, очень рады видеть тебя в нашем классе!

– Главное, не перепутай – первая параллель, – напомнила Онцилла.

С двух до трёх часов учеников в столовой сменяли педагоги. Пока школьники отдыхали, гуляя по парку, читая книги в библиотеке или валяясь в своих комнатах, преподавательский состав проводил время обеда в тесном кругу. Здесь классные руководители, кураторы и учителя-предметники могли обсудить перспективы развития подопечных и скорректировать программу индивидуальных занятий за чашкой чая. Ежедневно здесь, в неформальной обстановке, вершились судьбы будущих звёзд школы и рушились в пух и прах сотни некогда казавшихся нерушимыми воздушных замков детских надежд. Каждый ребёнок должен был получить то, что ему подходит более всего. И неважно, хочет он того или нет.

Калан всегда старался избегать задушевных бесед с классными руководителями. Чаще всего они заканчивались одним и тем же: от него требовали внимательнее присмотреться к тому или иному ученику, на взгляд классруков делавшему успехи в гуманитарных науках или оставить в покое того или иного воспитанника, судьба которого лежала далеко за пределами преподаваемого им предмета. С тех пор, как пару лет назад он стал одним из кураторов, к этим стандартным просьбам добавилось также дружеское пожелание сосредоточить внимание на том или ином предмете при проработке программы с определённым учеником. Каждый раз Калан вежливо кивал, слушая очередного просителя, и каждый раз пропускал просьбы мимо ушей.

«Извините, – мысленно отвечал он собеседнику. – Но в том, что касается моих учеников, я разберусь без Ваших ценных указаний».

И может быть, именно поэтому из классов, которые вёл Калан, за годы его преподавания уже вышел не один перспективный молодой лингвист.

Сегодня он увлечённо перелистывал заметки, составленные в ходе разбора архивов в минувшую субботу. В очередной раз пытаясь восстановить в голове полную картину из разрозненных обрывков, которые удалось найти, Калан рассеянно размешивал ложечкой порядком остывший чай.

– Простите, – раздался громкий голос, заставивший Калана оторваться от записной книжки. – Видимо, я отвлекаю Вас от чего-то весьма занимательного, но дело очень важное, – Барибал, классный руководитель одиннадцатого класса второй параллели, сидел напротив, пристально глядя на Калана.

– Да, я Вас слушаю, – кивнул тот.

– Видите ли, одна моя ученица решила выбрать в качестве выпускной специализации литературоведение.

– Которая из? – уточнил Калан.

– Афалина Теплова.

– Что же Вас удивляет? – недоуменно поднял брови Калан. – Она – прирождённый литвед, и было бы странно, если бы она решила избрать что-то другое.

– Дело в том, что её брат уже получил распределение на новое место работы. После окончания обучения он отправится в Вертерику, где будет принят стажёром в столичный аэропорт.

– Я рад за него. Только при чём здесь Афалина?

– Видите ли, в аэропортах нет работы для литературоведов.

– Логично. Только я пока не улавливаю связь между Вашей речью и мной.

– Отговорите её от сдачи экзамена – она послушается только Вас. Ей следовало бы заняться какой-либо технической дисциплиной, на худой конец – социальной, но никак не той, что она выбрала, если она желает добиться успехов на новом месте. Меня она не желает слушать. Мало того, она старается уговорить брата отказаться от предложенного места и остаться в Листвене.

– Не вижу тут ничего предосудительного. Листвень – столичный город, и для одарённого воздушника здесь всегда найдётся достойная работа. Кроме того, и Дельфин, и Афалина смогут поступить в университет и продолжить обучение.

– Дельфину не найти в Листвене столь престижного места! – Барибал повысил голос, слегка приподнявшись на стуле.

– Вертерика не признаёт наших дипломов. И если воздушникам в любом мире рады априори, то Афалина будет лишена всех перспектив. Почему же её судьба менее важна, чем его?

– Да потому, что она поступила в академию исключительно благодаря тому, что оказалась сестрой перспективного воздушника! – выкрикнул Барибал и моментально осёкся.

В зале повисла тишина. Педагоги удивлённо оглянулись на пристыжено замолчавшего Барибала.

– Вот Вы и сказали это, – Калан собрал записи и тихо встал из-за стола. – А как же золотое правило «все ученики равны между собой»? Выходит, одни всё-таки равнее других?

– Я не то хотел сказать, – робко пытался протестовать Барибал.

– Конечно, – ответил Калан. – Тогда позвольте Дельфину и Афалине решить самим. Всего доброго, – и он, кивнув собеседнику, вышел из столовой.

В три часа начинались индивидуальные занятия. Групповые – для учеников, которые уже определились с приоритетными предметами. И личные – для самых сильных и самых слабых ребят, чтобы первые смогли достигнуть ещё больших высот, а вторые – успешно конкурировать с одноклассниками. Все методики, применявшиеся в академии, были авторскими и не имели аналогов в Тарии. Любой педагог, претендовавший на место преподавателя, должен был презентовать свою, уникальную и действенную методику изучения предмета. И только лучшие из лучших выходили в финал, из которого формировался резервный фонд на случай появления вакансий.

Лиса пришла в класс за полчаса до начала занятия – в последнее время это стало для неё традицией – и едва дождалась трёх часов.

– Добрый день, Лиса, – Калан, как всегда, пришёл ровно ко времени.

– Добрый, – кивнула она. – Ну что, Вам удалось что-то разузнать?

Калан на секунду замер, испытующе глядя в горящие любопытством глаза ученицы.

– Думаю, что да, – ответил он. – Но об этом мы поговорим не раньше, чем закончим с положенной на сегодня программой.

Лиса разочарованно застонала.

– Но так нечестно! – попыталась протестовать она.

– Зато у Вас будет мощнейший стимул усердно работать, – хмыкнул Калан, занимая место за учительским столом. – Чем продуктивнее пройдёт занятие, тем больше у нас будет времени. И чем старательнее Вы будете при выполнении внеклассной работы, тем меньше времени нам будет требоваться на разбор тем в аудитории. Вы согласны?

– Хороший стимул, – нехотя согласилась Лиса. – Что ж, тогда давайте уже начнём, у нас не так много времени!

Насчёт стимула Калан не ошибся. Лиса, получив мощнейшую мотивацию, решительно отказалась от перерывов и всем своим поведением демонстрировала крайнюю заинтересованность в изучаемых темах. Не без удовольствия отметил он, что девочка, ещё месяц назад не умевшая анализировать простейшие вещи, всё яснее и чётче начинала видеть причинно-следственные связи и уже не просто зубрила положенные ей задания, а научилась вникать в суть поставленной задачи. В итоге вместо положенных двух часов они управились со всем объёмом за полтора.

– Вы молодец, Лиса! – констатировал Калан, когда они закончили разбор культурологических особенностей разных социумов Альтерики.

– Спасибо, – отмахнулась та. – Так что, я могу наконец-то узнать, что Вам удалось выяснить?

– Конечно, – кивнул Калан.

Лиса подалась чуть вперёд.

– В общем, сложно найти что-то новое в документах, которые за десять лет сто раз перелопачены с ног на голову, – начал Калан. – Поэтому если начинать с «Арктики», то нужно искать там, где ещё не поживились другие исследователи. Вы же знаете, что расследование обстоятельств крушения заняло почти полгода. После того, как корабль пропал, всю документацию, включая деловую переписку, трудовые договоры, бухгалтерскую отчётность и даже распечатки телефонных переговоров, имеющих отношение к «Арктике», опечатали и приобщили к делу. Однако в итоге никакого официального вывода в деле не было сделано, все документы сдали в архив на вечное хранение и благополучно махнули на них рукой. Первые два года они оставались закрытыми для широкого круга, но потом гриф сняли, и бумаги передали в специализированный архивный фонд главной библиотеки, чтобы подчеркнуть, что ничего не скрывают от глаз общественности. Правда, за все годы архив запросили всего пять раз. Никому не было дела до офисной бумажной схоластики. Да и не так-то просто разобраться в таком количестве разрозненных и разноплановых официальных бумаг. И всё-таки я решил, что если и можно найти какие-то новые зацепки, то только там.

– И как? Вы оказались правы?

– И да, и нет, – пояснил Калан. Для начала, по справкам о цепочке собственников компаний, занимавшихся поставками оборудования, я заметил странную закономерность – практически в половине из них среди бенефициаров числился один и тот же человек – некто Нанду Седельников. Поначалу я решил, что это весьма перспективная зацепка.

– И? Вы смогли найти, кто он? – нетерпеливо перебила Лиса.

– Довольно легко, – ответил Калан, не меняя спокойной интонации. – В справках приводятся паспортные данные. Но – увы и ах! – этот некто погиб в результате трагической случайности за неделю до того, как «Арктика» отправилась в первый рейс. Неудачно спустился с лестницы.

– То есть, всё напрасно? – огорчённо уточнила Лиса.

– Не совсем, – продолжил Калан. – Дальше – больше. Сам Нанду не оставил прямых наследников. Однако его брат, Казуар Седельников, буквально перед началом строительства «Арктики» женился на некой Валлаби Светловой, приходящейся сестрой Коале Светловой, в замужестве – Торовой, ныне являющейся первой леди Тарии. Казуар погиб через три недели после брата, и правопреемницей всех его активов в итоге стала Валлаби. В данный момент она повторно вышла замуж за гражданина Риниры, Сивуча Карриса, и проживает на территории этой страны.

Лиса непонимающе качнула головой.

– Я пока не совсем улавливаю причинно-следственные связи.

– В этом Ваша главная беда, – ответил Калан. – Вы не умеете концентрироваться. Подумайте, что это нам даёт? Не торопитесь, подумайте, как следует.

– Да нет же, – нетерпеливо фыркнула Лиса. – Я понимаю, к чему Вы клоните. Поставки производились человеком, который имеет не прямое, но весьма близкое отношение к президенту, верно?

– Вы снова торопитесь, – обречённо качнул головой Калан. – А потому видите только верхушку айсберга, не пытаясь разглядеть то, что скрыто. Сервал Оцелотович в те годы ещё не был президентом, и до его избрания оставалось почти пять лет. Мало того, они с супругой находились в другой части Альтерики, и если и имели отношение ко всему происходящему, то весьма опосредованное.

– Но… – Лиса растерянно захлопала ресницами. – Тогда я не понимаю Вас.

– Пожалуй, Вы сможете всё понять, если осознаете, что именно Вы упустили из вида. Это будет Вашим домашним заданием на выходной. А сейчас – время наших занятий вышло, Вы свободны, – Калан кивнул головой в сторону двери.

– Да нет же, нет! – взбунтовалась Лиса. – Так нечестно!

– Простите, но когда Вы всё поймёте, Вам станет ясно, отчего я решил предоставить Вам право самостоятельно найти отгадку.

Утро первого дня зимы выдалось на редкость погожим. Собственно, за всю историю Воздушных парадов, ни разу не бывало иначе – тучи разгонялись ещё накануне, причём надо всеми крупными городами Альтерики.

На улице было прохладно, и лужицы, ещё не просохшие после разгула стихий, царствовавшего над столицей в конце осени, покрылись корочкой льда. На безоблачном небе чётко вырисовывались графические контуры практически обнажённых деревьев и вокруг царило удивительное ощущение спокойствия и необъяснимого счастья.

Рано утром первый автобус академии увёз на площадь всех учеников, имевших отношение к воздушной стихии. Они будут наблюдать за мероприятием из специальной ложи, а предварительно их ждал приём в здании Воздушной ассоциации. Все прочие ученики и сопровождавшее их руководство учреждения должны были быть готовы к десяти. Ещё вечером горничные разнесли по комнатам старательно отутюженную парадную форму академии и предупредили, чтобы никто не опаздывал к завтраку.

Лиса, усевшись на широком подоконнике, равнодушно разглядывала висевшую на плечиках тёмно-зелёную «тройку» с эмблемой академии.

– А что, очень даже стильно, – одобрительно кивнул Фенек, внимательно изучая короткую плиссированную юбочку. – Только замёрзнете вы в такой одежде, как пить дать.

Сестра вздохнула, переводя взгляд на пейзаж за окном. Светало поздно, и в восемь утра горизонт только-только начал светлеть.

– «Когда Вы всё поймёте», тоже мне, – пробурчала она. – Ну что за игры в кошки-мышки? Тьфу ты…

Лиса спрыгнула с подоконника и стала одеваться.

– Ну нет, – произнесла она, скептически осмотрев юбку, жилетку и пиджак. – Я же в таком наряде замёрзну насмерть!

– А я про что? – прокомментировал Фенек, наблюдая за сестрой. – Оставайся лучше со мной, сдался вам этот парад….

Ровно в десять к зданию академии подъехал ряд автобусов всё того же тёмно-зелёного цвета. Школьники, предварительно разбитые на равные группы, поочерёдно занимали места в положенном им транспорте.

Лиса попала в шестой автобус. Как всегда, задумавшись о чём-то своём, она едва не пропустила время начала посадки, и в итоге оказалась в самом конце аккуратной очереди. Войдя внутрь, она поняла, что все места на сидениях давно заняты, и растерянно замерла.

– Что-то не так? – услышала она голос сзади.

Обернувшись, Лиса увидела незнакомого ей педагога.

– Простите, – смущённо прошептала она. – Кажется, свободных мест уже не осталось.

– Значит, Вы сядете рядом с сопровождающим, – спокойно ответил тот. – Прошу, – он указал ей на первый ряд, где, чуть пониже всех прочих, располагались два места для педагогов. – Садитесь к окну.

Лиса кивнула и поспешила занять место.

– У всех всё в норме? – громко спросил педагог.

– Да, Барибал, – дружно ответили ученики.

– Хорошо, – он кивнул и повернулся к водителю. – Гепард Оцелотович задерживается, так что отправляйтесь, он состыкуется с вами в районе Лавандовой площади.

– Понял, – коротко ответил водитель.

– Тогда вперёд, – кивнул педагог, выходя из салона.

Двери закрылись, и автобус медленно двинулся в колонне прочь от академии.

Лиса ещё ни разу не бывала так далеко от места учёбы. Все её передвижения по Лиственю на сей день ограничивались переездом от аэропорта до академии да хаотичными полубессознательными прогулками в разрешённое время по близлежащим к школе районам, целью которых было скорее заглушить бесконечную серость и тоску, а не ознакомиться с достопримечательностями столицы. Сегодня же им предстояло проехать практически половину Лиственя, чтобы попасть из района, где располагалась академия, в центр города. Мало того, часть дорог по случаю праздника перекрыли, и пробираться приходилось не самыми близкими маршрутами. За окном мелькали серые дома и чёрные ветвистые деревья, изгороди и изредка – яркие торговые центры. Чем ближе они подбирались к центру города, тем ниже и стариннее становились дома, при этом не меняя цветовой гаммы. Разве что к серому добавился серо-красный.

Автобус Лисы добрался до небольшой, но аккуратной площади с едва различимым памятником в другом её конце и остановился, припарковавшись на обочине.

Колонна же продолжила движение.

Первые пять минут в автобусе висела полная тишина. А затем за спиной Лисы тихо зашелестели встревоженные задержкой пассажиры.

– Мы же опоздаем! – шептались ученики. – Окажемся на самых задних рядах, и ничего не увидим.

– Сломались, что ли? – предположил кто-то.

– Ничего не понимаю, – сердито пробормотали с задних рядов.

– Простите! – вдруг раздался звонкий голос из середины салона. – Извините, Вы нас слышите? Уважаемый водитель, почему мы остановились?

Водитель громко вздохнул.

– Велено ждать, – коротко ответил он.

– Но… – позади раздался звук отщёлкивающейся застёжки, и вперёд, к водительской кабине, пронеслась мимо Лисы миловидная светловолосая девушка, показавшаяся ей смутно знакомой. – Вы поймите, там будет мой брат! Я не могу опоздать!

– Велено ждать, – хмуро повторил водитель.

– Кого ждать? – нетерпеливо спросила девушка.

– Директора. Он вас сопровождает.

По задним рядам пронёсся лёгкий ропот. Девушка растерянно замерла, не зная, что сказать.

– Мы же ехали колонной! – робко возразила она.

– Ничего не знаю, мне сказали – я делаю, – ответил водитель.

– Тогда выпустите меня, я доберусь на метро! – решительно топнула ногой девушка.

– Сядьте, уважаемая, никуда я Вас не выпущу, у меня приказ.

– Да что ж такое! – рассерженно вскрикнула та.

– Выпустите Вы её, она же из старшего звена, им можно, – заступился за рассерженную девушку кто-то с задних рядов.

Водитель хмуро промолчал.

– Ну пожалуйста! – взмолилась та.

– Сядьте, – непреклонно гнул свою линию водитель.

– Вот упрямый, – прокомментировали с задних рядов.

Девушка, сердито скривив губы, плюхнулась в кресло рядом с Лисой.

– Нет, ну просто какой-то ужас, – процедила она, обращаясь к спутнице за поддержкой.

Лиса сочувственно кивнула.

– Представь себе, мало того, что нам не дали сегодня увидеться, так я ещё и опоздаю на первый парад Дельфина! – пожаловалась она, всплеснув руками.

И тут Лиса вспомнила, почему внешность девушки показалась ей знакомой. Дельфин, старшеклассник, рассказывавший им про Воздушную ассоциацию, дебютант парада, был её братом.

– Да уж, – понимающе сказала Лиса.

– И где этого Гепарда носит? – в сердцах выдохнула девушка, глядя в окно.

– Идут! – раздалось с задних рядов. – Идут, Афалина, идут! – подхватили десятки голосов.

Афалина резво вскочила, устремившись к автобусной двери.

Трое мужчин, одетых в одинаковые тёмные костюмы, неспешно шли к ожидавшему их транспорту.

Водитель, кинув взгляд в их сторону, лениво нажал на кнопку открывания дверей.

– Да, да, согласен, всё верно, спасибо, – лёгкий ветерок принёс в салон эхо их беседы. – Простите, мне пора, обсудим детали позже, – один из мужчин, тот, что чуть повыше прочих, решительно кивнул собеседникам и вскочил на подножку автобуса, едва не сбив с ног стоявшую там Афалину.

– Афалина, Вы что? – спросил он, неодобрительно глядя на девушку.

– Простите, – ответила та. – Мы очень сильно опаздываем, я переживаю.

– Не стоит, Афалина, займите своё место. У нас ещё масса времени.

Девушка на секунду замерла, словно готовясь что-то ответить, но в итоге лишь кивнула, и, понуро склонив голову, вернулась в середину салона.

– Поехали, – скомандовал вновь прибывший и, усевшись рядом с Лисой, принялся разбираться с ремнём безопасности.

Лиса наблюдала за всем происходящим в молчаливом оцепенении.

Первые пару минут она не понимала, что происходит и почему в их салоне оказался Сервал Оцелотович, и только потом до неё дошло, что Гепард, директор Президентской академии, был братом-близнецом ныне действующего главы страны.

– Ну здравствуй, Лиса, – обернулся он к ней после того, как справился с неподатливым ремнём. – Давно хотел с тобой познакомиться, да никак времени не находил. Так что сегодня мне, считай, крупно повезло. Меня зовут Гепард, – улыбнувшись, он протянул ей руку.

– Очень приятно, – Лиса настороженно протянула в ответ ладонь, не совсем понимая, как ей себя вести.

– Не робей, Лиса, мы же не в кабинете, я просто хочу поболтать, – заметив её смущение, сказал Гепард. – Ну, как тебе у нас? Очень тяжело?

– Уже легче, – честно ответила та.

– Ну что ж, хорошо. Правда, говорят, что у вас в классе не всё так гладко. Непросто тебе с семиклашками?

– Если честно… – Лиса замялась, вспоминая разговор в столовой. – Если честно, то не очень.

– Я это к чему, – перебил её Гепард. – Восьмиклассники уже месяц атакуют меня вопросами в устной и письменной форме по поводу того, почему тебя не определили в их класс. А вчера они выловили меня уже у самого порога академии и едва ли не в ультимативной форме предложили всё-таки рассмотреть их просьбу о твоём переводе.

Лиса удивлённо слушала Гепарда, пока не решаясь вступить в диалог.

– Лиса, мы с твоими педагогами не случайно решили перевести тебя на уровень ниже. Ты и сама видишь, что даже тут тебе не так-то легко, несмотря на помощь наставника. Однако я не сомневаюсь в твоих способностях и уверен, что при желании ты бы настигла и ровесников, хоть и значительно позже, чем при нынешних исходных. А ещё я знаю, что эти детки могли наболтать много чего. Только имей в виду: седьмой класс – далеко не подарок, но и восьмиклассники не так просты. Видишь ли, для них это принципиально. Иметь у себя девочку с «Арктики» очень интересно. И занимательно. Они будут воспринимать тебя как новое развлечение. Как интересную игрушку. Так что подумай, что лучше – терпеть эгоистичное равнодушие от семиклассников или быть любимой игрушкой у сверстников. Это серьёзный вопрос, так что обдумай всё хорошо, Лиса. Я сделаю так, как ты скажешь.

– Я поняла Вас, Гепард Оцелотович, – серьёзно кивнула Лиса, глядя на собеседника.

– Просто Гепард, – поправил он. – Правило академии. Никаких отчеств.

Трибуны для Воздушного парада представляли собой правильный эллипс и возвышались на полукилометровой высоте. Лиса, никогда ранее не сталкивавшаяся со стихийными праздниками – в родном Золотоморске всё ограничивалось митингом на центральной площади – замерла, удивлённо раскрыв рот.

Конструкции висели в высоте, ни на что не опираясь. Зрителей поднимали на стеклянных лифтах, непрестанно скользивших взад-вперёд.

Пассажиры шестого автобуса, сопровождаемые директором академии, вошли на площадь в числе последних. До начала парада оставалось не более пяти минут. Два огромных лифта, только что спустившиеся вниз, ко вновь прибывшим, гостеприимно распахнули двери. Ученики спешно вошли внутрь. Лиса, немного растерявшись, замерла в нерешительности.

– Всё в порядке, – услышала она знакомый голос. Афалина взяла Лису за руку. – Пойдём, – и девочки вместе шагнули внутрь.

Ставни закрылись, и лифты начали неспешно подниматься.

– Не бойся, – улыбаясь, обратилась Афалина к Лисе. – За точным функционированием всей системы непрестанно следят опытнейшие воздушники, так что нам ничего не угрожает. Трибуны стоят на плотной воздушной подушке, способной выдержать вес всего Лиственя вместе с его жителями, а лифты работают на аэроподъёмниках. Сейчас такие конструкции устанавливают практически во всех крупных офисных центрах. А ещё сверху продумана система функционирования ветров, поэтому нам будет тепло и комфортно.

Лиса кивнула, не переставая глядеть под ноги на удаляющуюся землю.

Лифт добрался до входа на трибуну и плавно распахнул двери.

– Прошу всех следовать за мной, – произнёс Гепард, кивком головы указав направление движения.

– Ну, ты всё ещё боишься? – улыбаясь, спросила Афалина, глядя на ссутулившуюся Лису.

– Немного, – честно призналась та.

– Хорошо, тогда давай вместе, – и она, покрепче сжав руку Лисы, вышла из лифта и решительно направилась следом за директором, пытаясь не отставать от остальных. Лисе оставалось только послушно семенить следом, стараясь не смотреть на полупрозрачные ряды и пол, под которым как на ладони лежал скованный холодом Листвень….

Академики уже давно заняли свои места в выделенном им секторе, и пассажирам шестого автобуса пришлось выбирать из того, что осталось. Афалина, заметив два места с краю трибуны, решительно устремилась к ним, опередив двух пятиклассников, также на них претендовавших.

– Успели, – торжественно выдохнула Афалина, усаживаясь на отвоёванное место, и в ту же минуту площадь заполнила музыка.

Афалина восторженно захлопала в ладоши, и Лиса, а следом и все те, кто сидел рядом, последовали её примеру.

В воздухе хаотично замелькали миллионы голубых и белых ленточек, заполняя пространство в кольце трибун.

– Уважаемые тарийцы! Уважаемые жители Лиственя и гости столицы! Мы приветствуем вас на традиционном празднике, посвящённом основанию Воздушной ассоциации! – раздался хорошо поставленный голос невидимого диктора. – Вещают все каналы Тарии. До начала остаётся десять… Девять… Восемь…

Ленты начали выстраиваться в гигантские витиеватые цифры, плавно перетекая из одной в другую.

Трибуны подхватили счёт. Афалина в нетерпении сжала кулачки, прижав руки к груди.

– Три… Два… Один! – хором досчитали зрители, и с окончанием счёта музыка словно вспыхнула, а голубые ленты выстроились в огромный герб с воздушным змеем.

– Мы начинаем! – провозгласил ведущий. – И право открыть парад предоставляется главе Воздушной, Земной и Огненной ассоциаций Тарии, президенту Сервалу Оцелотовичу Торову.

Под гром аплодисментов герб поднялся вверх, образовав некое подобие крыши над трибунами, а в кольце, по моментально возникшей слева от сектора Лисы голубой ковровой дорожке, к микрофону вышел глава страны.

– Уважаемые жители Тарии и гости нашей страны! Уже сто восемь лет подряд мы встречаем с вами зиму, чествуя старейшую из стихийных ассоциаций, ту, что в своё время стала оплотом здравомыслия в затянувшейся и кровавой войне, ту, что, по сути, подарила нам нынешний мир таким, каким мы его знаем – ассоциацию Воздуха! И я с гордостью могу сказать, что именно основатели Тарийской ассоциации сделали первый шаг к тому, чтобы ставшая уже легендарной Париканская конференция состоялась.

Зал разразился аплодисментами. Афалина восторженно взвизгнула.

Президент выдержал паузу и продолжил речь.

– Мы настолько привыкли к благам, что дают нам стихийники, что подчас не замечаем их. Мы летаем между странами, и наши самолёты направляют послушные струи ветра. Мы строим высотные дома, и стройматериалы для небоскрёбов поднимаются наверх благодаря скоординированным усилиям Воздушников. Наши грузы и письма перемещаются по миру со скоростью ветра, и даже наши автомобили снабжены аэрозащитой, которая спасла не один миллион жизней. И это вершина пирамиды. Стоит ли говорить о системах вентиляции в шахтах и на заводах? О ветряных станциях, дающих нам электроэнергию, о мельницах, насосных установках? Невозможно назвать ни одной сферы нашей жизни, где бы ни понадобилась нам заботливая рука помощи Воздушной ассоциации. Я горд, что имею честь возглавлять Тарийское отделение этой всемирной организации и надеюсь, что мои друзья, мои коллеги, мои состихийники и впредь будут гордо нести знамя ассоциации. С праздником вас, воздушники! И пользуясь полномочиями председателя Воздушной ассоциации, я объявляю: сто восьмой парад, посвящённый Всемирному дню воздуха, открыт!

Зрители радостно закричали, неистово хлопая в ладоши, а Сервал Оцелотович тем временем вернулся в президентскую ложу. Лиса же заметила, что Гепард во время выступления Сервала успел занять место рядом с братом. «Что ж, оно и логично», – отметила она про себя.

Парад длился почти полтора часа. Правда, Лиса никак не могла понять, отчего это фееричное шоу, раскинувшееся на высоте птичьего полёта, называют парадом.

– Это историческое название, – ответила Афалина, не отводя взгляда от происходящего в кольце трибун. – Изначально в день Воздуха и вправду устраивали парады – стихийники маршировали перед зрителями, показывая себя во всей красе. Но это – в послевоенные годы, и постепенно праздник изменил природу. В наше время Воздушный парад – скорее развлекательное шоу, демонстрирующее возможности стихии. Согласись, выглядит великолепно! – она громко захлопала в ладоши, когда очередной столп искрящейся пыли выстроился в анимированную картинку с тысячами белокрылых ветряных мельниц на фоне бескрайнего голубого неба.

Лиса утвердительно кивнула головой, восхищённо наблюдая за метаморфозами.

– А управляют действом сильнейшие представители ассоциации и самые многообещающие новички, – не без гордости закончила Афалина. – Впрочем, в конце они представятся, – пообещала она.

И Лиса, получив ответ на наивный вопрос, вновь погрузилась в разворачивавшееся перед их глазами представление.

А там уже вовсю кружили сотни золотых птиц, пролетая над головами зрителей, взмывая в небеса и опускаясь едва ли не до самой земли. Спустя секунду то, что составляло птиц, разлетелось на тысячи деталей, и все они вместе в итоге сложились в огромную золотую розу в центре кольца.

Музыка сменила темп и заиграла веселее.

– Это предпоследняя часть представления, – не отводя глаз, прокомментировала Афалина. – Благодарность стихиям. Здесь представители воздуха передают привет коллегам – огню и земле. Интересно, что они придумали на этот раз? – девушка нетерпеливо подалась вперёд.

Золотая роза заливалась алым цветом, лепестки её распускались, и через пару мгновений оказалось, что все они состоят из ярчайшего пламени.

Роза теряла лепестки, и они, устремляясь вниз, кружились в воздухе. Последний лепесток, упавший с розы, начал разрастаться и в считанные мгновения превратился в величественную птицу.

– Феникс! – радостно захлопала в ладоши Афалина. Огненная птица! Просто шикарно!

Лиса, уловившая ассоциацию только после комментария Афалины, пристыжено молчала, стараясь не подать вида.

Феникс взмыл в небеса, превратившись в едва заметную точку, и рассыпался на мелкие звёзды.

Звёзды, медленно затухая, устремились вниз, к земле, и на уровне трибун вдруг возникла составленная из миллиардов лент земная твердь. Звёзды, долетая до них, опускались в ткань, и из тех мест, где они соприкоснулись с импровизированной землёй, вверх устремлялись тонкие, нежные зелёные ростки. Они крепли, и через минуту в них уже легко было узнать лазоревые колокольчики. Цветы легко покачивались на ветру, и музыка вторила их движениям, наполняя пространство хрустальным перезвоном.

Сейчас Лиса поняла всё без подсказок. Колокольчики – небесные цветы, об этом все помнили ещё из старой, как мир, детской песенки.

И вдруг трибуны дрогнули и начали медленно опускаться вниз.

Лиса, испуганно взвизгнув, впилась в плечо Афалины.

– Ты же говорила, они не упадут! – прокричала она.

– Ну что ты? – смеясь, ответила та. – Конечно же, не упадут. Но последняя, самая важная часть парада – приветствие Воздушной ассоциации. Стихийники управляют всем действием с земли, а потому после представлений трибуны опускаются вниз, чтобы мы смогли поприветствовать главных людей на этом празднике.

– Да? – Лиса смущённо расцепила руки. – Прости.

– Не переживай, – Афалина ободряюще сжала ладонь Лисы.

В это время трибуны практически поравнялись с землёй, и зрители разразились бурными овациями, приветствуя стоявших внизу воздушников.

Главные виновники торжества были одеты в бело-голубые костюмы и стояли ровными колоннами, улыбаясь публике.

Афалина вскочила, высматривая среди них брата. Она сосредоточено, слегка приоткрыв рот, разглядывала колонну за колонной.

– Вон он! – наконец, радостно вскрикнула она, указывая рукой куда-то в центр. – Дельф! Я тут! – она вскинула вверх руки, пытаясь привлечь его внимания.

Однако Дельфин, тоже искавший сестру на трибунах, так и не смог разглядеть её среди рукоплещущей толпы.

Глава шестая. Еленцы.

Идентичники – одна из четырёх категорий альтериканских близнецов, составляющая примерно 7-8% населения Альтерики. Отличаются максимально сильной физической и эмоциональной связью и обладают способностью считывать любые, даже незначительные ощущения своих братьев/сестёр (пример: лёгкий испуг, порез или ссадина). Идентичниками могут быть только однояйцевые однополые пары.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.2, стр. 55 – «Альтериканские близнецы»

Снег в Листвене никогда не выпадал раньше середины декабря. Начало зимы обычно отличалось ледяными ветрами и страшной гололедицей. Днём, если светило солнце, столбик термометра зачастую поднимался до приличного плюса, ночью же вне зависимости от погоды резко опускался за отметки ниже нуля. На старых крышах домов намерзали огромные сосульки, становившиеся настоящей головной болью для всех коммунальных служб столицы.

Зима традиционно принадлежала воздуху. А потому до тепла и твёрдого наста под ногами ей дела не было.

Сегодня в центре перекрыли движение, и толпы людей, шатающихся по празднично украшенным улицам, ленно прогуливались от одной открытой сцены к другой.

Ученикам академии дали всего пару часов на то, чтобы прогуляться по оживлённым площадкам. К трём часам все должны были вернуться к стоянке автобусов. Без опозданий.

После окончания мероприятия Афалина помогла Лисе выбраться из толпы, устремившейся к выходу с трибун, и добраться до автобуса. Там все ученики, на время мероприятия облачённые только в парадные формы академии, укутались в тёплые шарфы и куртки и, получив чёткие инструкции о времени сбора, разбежались по интересным им точкам. Лиса, быстро нацепив на себя тёплую одежду, устремилась было хвостиком за Афалиной – первым человеком, который был с ней добр в этом заведении, но та, не заметив спешащей следом девочки, умчалась прочь, не сказав ни слова.

Лиса, расстроенная и оскорблённая в лучших чувствах, грустно понурив голову, отправилась на прогулку в гордом одиночестве.

Яркие витрины и громкая музыка, звучавшая от каждой сцены, отвлекли её от невесёлых мыслей. В такой толпе, где никому нет дела ни до кого и где все – часть единого организма, главная цель которого – веселиться и быть счастливыми, так легко затеряться! На одной из площадок завели огромный хоровод, кружась в такт весёлой музыке, и когда Лису подхватили за руки, втягивая в общий круг, она не стала сопротивляться, позволив суматохе праздничного дня поглотить её без остатка…

Первое декабря плавно клонилось к вечеру. Темнело рано, и к пяти часам Листвень уже погружался в сумерки. Медленно, один за другим, зажигались фонари, начинали мигать неоновые вывески, включалась подсветка зданий.

На Старом Севере, окраине города, о празднике напоминали только растяжки с воздушными змеями на голубом фоне, изредка встречавшиеся по дороге. В остальном жизнь здесь шла своим чередом – разве что из-за того, что центр перекрыт, пробки на улицах начали образовываться чуть раньше, чем обычно.

Калан шёл по плохо освещённой улице малознакомого ему района, внимательно высматривая номера домов. Нумерация в старой части Лиственя была непоследовательной, и потому найти нужное здание на улице, где за тридцать седьмым домом следовал сто пятый, оказалось не так-то просто. Остановившись под мигающим фонарём, Калан в очередной раз вытащил из кармана какую-то аккуратно сложенную вчетверо бумажку и принялся внимательно её изучать.

– Плохая идея, очень плохая, братец, – Теледу, нехотя плетшийся позади, осуждающе покачал головой. – Мне совсем не нравится. Ничего хорошего из вечерних шатаний по неблагополучным районам обычно не выходит.

Калан поднял голову, оторвавшись от листа, посмотрел на номер здания, вновь на лист, и, аккуратно спрятав бумажку в карман, решительно направился к арке, ведущей во двор дома.

Теледу обречённо направился следом.

– Что мы тут делаем? Куда мы идём? Ну, в конце-то концов, я уже ничего не понимаю, – пробурчал он.

Проходной двор вывел их в целый лабиринт хаотично расположенных домов. Этот район, застраивавшийся в промежуток между двумя страшнейшими войнами, можно было назвать истинным символом того времени: здания возводились без раздумий, в спешной попытке расселить как можно больше оставшихся без крова жителей страны, и всё строительство подчинялось только этой практической задаче. О красоте и удобстве в тот момент никто не думал. Со временем район стал своеобразной достопримечательностью, по лабиринтам Старого Севера водили экскурсии, о них писали удивительные исследовательские работы – но жить в этой части столицы никто особо не стремился. Район издавна считался неблагополучным и как магнит притягивал к себе всех, кто обижен жизнью.

Калан ещё почти полчаса плутал по закоулкам и дворам, пока не нашёл нужный ему дом.

Сумерки сгущались, и в неосвещённом лабиринте становилось всё сложнее найти дорогу. Теледу, искренне переживавший за брата, вздрагивал от каждого постороннего звука. Калан же выглядел крайне спокойным, как будто его не волновало, что он находился в центре самого неблагополучного района.

Дом, который он искал, ничем не отличался от прочих малоэтажных строений вокруг. Те же серые стены с разводами, та же ржавая крыша и узкие окна – разве что у подъездов стояли относительно новые скамейки, на которых сломали ещё не все перекладины.

На одной из таких скамеек сидела шумная компания. Кажется, они были очень рады сегодняшнему празднику. Калан, не обращая на них внимания, спокойно прошёл мимо, завернув в соседний подъезд. Теледу, настороженно шагавший следом, шумно выдохнул, отметив, что компания не заметила случайного прохожего.

В подъезде было темно и сыро. Неприятный запах, неоднозначно намекавший на проблемы с канализацией, не могло истребить даже выбитое на втором этаже окно. Калан, поморщившись от стоявшего в помещении аромата, спешно поднялся по обшарпанным ступеням на третий этаж и замер, изучая площадку. Одна из четырёх дверей здесь оказалась заколочена досками. Вторая, обитая снаружи дерматином, была исполосована, словно кто-то прошёлся по ней острыми когтями, причём неоднократно. Третья, деревянная, красовалась посередине, сверкая свежей краской и заметно выделяясь на фоне коллег. Четвёртая же, с наполовину отломленной ручкой и вырванным дверным звонком, убого примостилась с краю, словно стараясь остаться незамеченной. Подумав пару минут, Калан подошёл к покрашенной двери и нажал на звонок.

Звук его оказался настолько неприятным, что и Калан, и Теледу невольно поёжились.

– Как им самим-то не противно? – отметил Теледу.

За дверью послышалось копошение.

– Чего? – раздался грубый голос.

– Я ищу Желну Лоскутову, – ответил Калан.

– Нет тут таких, иди-ка отсюда подобру-поздорову, – раздалось из-за двери.

– Откройте, пожалуйста, это очень важно, – как ни в чём не бывало продолжил Калан.

– Нет тут таких, тебе сказали! – голос за дверью стал злее.

– Передайте ей, что это Калан Тисов, – ответил он.

Дверь резко распахнулась, заставив Теледу вздрогнуть от неожиданности. За ней стоял немолодой высокий плечистый мужчина с молотком в руке, на голову выше Калана и Теледу, и вид у него был далеко не дружелюбный.

– Послушай, я тебе что, неясно сказал? – спросил он. – Считаю до трёх, и если ты ещё будешь здесь, то пеняй на себя.

– Не стоит, Жако, Вы всё равно мне ничего не сделаете, – по-прежнему спокойно произнёс Калан, глядя на собеседника. – Просто скажите Желне, что к ней пришёл бывший ученик.

Мужчина растерянно заморгал, удивлённо глядя на смелого посетителя.

Позади послышался тихий шелест шагов.

– Спокойно, Жако, спокойно, – раздался мягкий голос. – Это свой, – из-за спины верзилы выглянула высокая сухопарая женщина, удивительно похожая на него.

– Добрый вечер, Желна Лебедевна, – кивнул ей Калан.

– Добрый, дружок. Проходи, – улыбнувшись бескровными тонкими губами, ответила она.

Жако, сердито насупившись, повернулся боком, освобождая посетителю проход.

– Ну, коли свой, то проходи. Сам понимаешь, ходят тут всякие… – ворчливо произнёс он.

– Само собой, – согласился Калан, входя в квартиру.

Теледу, на мгновение зазевавшись, оказался за дверями, захлопнувшимися перед самым его носом.

– Прекрасно, – горько произнёс он, скептически оглядывая грязные обшарпанные ступени. – Вот в такие минуты я искренне радуюсь, что меня видит только Лиса. Что ж, не торопись, братик, мне и тут хорошо, – ещё раз окинув взглядом прогнившие ступени, он нерешительно прислонился к стене. – Пожалуй, я лучше постою.

Крохотный городок Елень стоял в стороне от дорог. До ближайшего областного центра, Калиновска, на автобусе – три часа. До столичного Лиственя – почти двенадцать. Население – тридцать тысяч с небольшим. Семь школ, девять детских садов и классов и – ни одного высшего учебного заведения. Образование здесь давали самое что ни на есть стандартное, а потом выпускники разъезжались из городка кто куда – поступали в ВУЗы, на стажировки или в высшие школы, и чаще всего уже никогда не возвращались на малую Родину. Но что странно – еленцы почему-то оказывались удивительно талантливы практически во всех сферах. Выходцы из этого внешне ничем не примечательного городка сумели прославить малую Родину и в науке, и в бизнесе, и в политике, и в изящных искусствах. Портреты известных еленцев украшали актовые залы всех школ города. Дети тянулись за известными земляками – и практически каждый новый выпуск добавлял хотя бы одной школе новый повод для гордости. Быть уроженцем Еленя было почётно и весьма полезно для карьеры. Мало того, взрослые еленцы всегда охотно помогали юным землякам, сделав маленький город на рынке труда едва ли не брендом.

Желна с восхищением рассматривала портреты выпускников её родной школы, сумевших добиться признания. В их лицах видела она что-то неземное, невероятное, какую-то печать избранности – и мечтала о том, что рано или поздно и её портрет будет висеть в этом зале. Она страстно вгрызалась в учебники и грезила о будущем.

Жако никогда не разделял восторгов сестры. Ему не было никакого дела до большого мира и великих свершений. Он предпочитал спортивные секции дополнительным занятиям и технологию прочим школьным дисциплинам.

Жако всегда находился в центре внимания сверстников. Желна же не умела общаться с одноклассниками, чувствовала себя рядом с ними не в своей тарелке и вообще не была особо любима в школе. Однако никто и никогда даже не пытался обидеть книжную девочку – все знали, что Жако не пощадит никого, кто хоть пальцем посмеет тронуть его любимую сестрицу.

Когда в среднем звене Желна начала заметно выделяться из общей массы погодок и раз за разом занимать первые места на городских, районных, областных и даже всетарийских олимпиадах по половине точных школьных наук, одноклассники резко сменили отношение к неприметной ученице. И педагоги, и ученики пророчили ей большое будущее. После окончания школы ей поступило сразу несколько предложений от ведущих ВУЗов страны, её приглашали на практику в лучшие научные центры – в общем, все двери перед молодым талантливым специалистом были открыты. И Желна выбрала. Государственную академию водного транспорта в Листвене. Выбор был странный и непонятный для окружающих – все знают, что специалисты в этой узкой области не особо востребованы, но Желна была настроена решительно, и переубедить её оказалось невозможно.

Жако против желания отправился за сестрой в столицу, не совсем понимая, что будет там делать.

Все пять лет обучения Желна блистала на своём факультете. Среди морских инженеров редко встречались девушки, да ещё такие, что заткнут за пояс всех сокурсников. Она проходила практики в ведущих научных центрах столицы и летала на международные конференции и по Альтерике, и даже за её пределы. Однако ей невероятно не повезло: год её выпуска совпал с непростой ситуацией в мировой экономике, и устроиться куда-либо по её весьма редкой профессии стало невозможно.

Желна металась в поисках работы. Жако к тому времени закончил какой-то малопрестижный колледж, получив профессию то ли маляра, то ли гончара – он сам так и не понял за время учёбы, чему их пытались научить. Однако с его силой и выносливостью найти место было проще, чем со специальностью сестрёнки. Он не чурался никакой работы – устраивался то грузчиком в ночную смену, то дворником, то сборщиком мебели – всё ради того, чтобы суметь худо-бедно обеспечить и себя, и всё больше впадавшую в панику Желну. Однако цены на съёмное жильё постоянно поднимались, а уровень заработной платы для неквалифицированного персонала становился всё ниже, и в один прекрасный день близнецы, обсудив перспективы, решили вернуться на малую родину.

В Елене их встретили с распростёртыми объятиями: молодых специалистов катастрофически не хватало. Желне предложили вести алгебру и геометрию в её родной школе – прежняя учительница уже давно мечтала о пенсии, но найти ей замену никак не удавалось. Нельзя сказать, что Желна пребывала в восторге от предложения, но в тот момент школы оставались тем самым островком стабильности, к которому так хотелось примкнуть её уставшей от метаний душе, и она согласилась, особо не раздумывая. Жако стал помогать отцу на местном заводе, и всё, казалось бы, стало хорошо.

Год за годом пролетали, складываясь в десятилетия, Желна всё реже смотрела на некогда манившие её портреты известных земляков и уже практически совсем смирилась с долей простого провинциального педагога. Тем более что с каждым годом процесс преподавания становился ей всё интереснее, а умные лица детишек вызывали у Желны положительные эмоции.

Всё встало с ног на голову в тот год, когда началось создание амбициозного проекта под названием «Арктика». Он собрал под своим крылом ведущих специалистов со всей Альтерики, и им потребовались расторопные и одарённые ассистенты. Вот тогда-то и вспомнили про некогда подававшую большие надежды выпускницу академии водного транспорта. Желна на пятом десятке лет наконец-то дождалась звёздного часа. Не раздумывая ни секунды, она вмиг собралась и отправилась в Листвень, чтобы присоединиться к коллегам и помочь им воплотить проект мечты. Жако, как всегда, ворчал, но, конечно же, отправился вместе с сестрой – мало ли, что там и как, а защитить её кому-то нужно. Желна тепло распрощалась с учениками и пообещала, что всегда будет на связи. Само собой, больше ни её, ни Жако в Елене никто не видел.

Калан и Теледу тогда учились в старших классах. Теледу, как всегда, не обратил особого внимания на то, что один из педагогов покинул их школу – мол, была одна, будет другая – но сильно заинтересовался причиной переезда учительницы: её проникновенный рассказ об уникальном лайнере увлёк его куда больше, чем какая-то там алгебра. Калан же, осознававший, насколько сильным педагогом являлась Желна Лебедевна, очень расстроился.

В маленькой уютной кухне висела старая люстра с выцветшим от времени абажуром. Небольшой стол был наполовину завален всевозможными книгами и тетрадями.

Желна осторожно зажгла плиту и поставила на неё большой тёмный чайник.

– Честно говоря, я очень удивилась твоему звонку, – сказала она, обращаясь к Калану. – Никто из моих бывших учеников ни разу меня не навещал.

– Возможно, они бы и навестили, если бы смогли Вас найти, – ответил Калан.

– Ну, тебе же это удалось, – едва улыбнувшись, произнесла она. – Кстати, каким образом?

– Это несложно, если знать, где искать, – Калан скользнул взглядом по раскиданным по столу пособиям. – Вы всё ещё занимаетесь исследованиями водного транспорта?

– Думаю, это скорее многолетняя привычка, чем исследования, – усмехнувшись, ответила Желна, переводя тему. – Я давно слежу за тобой, Калан. Ты всегда был умным мальчиком, хотя и не особо любил мои дисциплины. Поэтому то, что ты стал лучшим в выпуске гуманитарного университета, для меня не стало неожиданностью. Но когда я узнала, что тебя пригласили в академию… – она неловко запнулась. – Скажи, Калан, почему ты согласился? Я знаю, что тебе предлагали множество не менее перспективных вариантов. Так почему именно академия?

Калан равнодушно повёл плечами.

– Разве это не то место, куда стремятся попасть все педагоги?

Желна нервно усмехнулась.

– Да-да, верно. Ты прав, – рассеянно пробормотала она. – Вот только никак не возьму в толк, что случилось с твоим братом? Мне помнится, Теледу был тем ещё проказником и уж точно он никогда не был так страстно увлечён филологией, как ты. И вдруг я с удивлением вижу, что от его имени публикуются удивительные научные работы. Причём написанные в той дисциплине, которая являлась твоей любимой – в лингвистике. Скажи, – Желна присела на стул напротив бывшего ученика. – Эти работы пишешь ты, верно?

Калан перевёл взгляд в сторону, чтобы не столкнуться глазами с Желной.

– Конечно же, ты, – продолжила она, так и не дождавшись ответа. – Калан, главное, что я запомнила о вас двоих –Теледу никогда не согласился бы по доброй воле быть в твоей тени. Что у вас произошло? Что случилось с твоим братом?

– Я и сам хотел бы это понять, – тихо ответил Калан. – Но для этого мне нужна Ваша помощь. Дело в том, что на мои вопросы честно и откровенно ответить сможете разве что Вы. Если Вы мне не поможете, я окажусь в тупике.

– Так, – Желна слегка подалась вперёд, демонстрируя готовность внимательно слушать.

– Я изучал документы по «Арктике» и заметил там несколько не совсем понятных вещей. Вы ведь были среди тех, кто работал над проектом, и, я думаю, сможете мне пояснить…

– Калан, прекрати, – оборвала его Желна, нахмурившись. – Я не знаю, что они тебе пообещали, но я больше не говорю на эту тему. Я уже давно сказала им всё, что могла. Но они услышали лишь то, что хотели.

– Кому «им», Желна Лебедевна? –спросил Калан.

– Тебе лучше знать, – отрезала Желна и сердито замолчала, глядя в сторону. – Я не ожидала от тебя такой подлости.

– Подлости? – удивился Калан. – О чём Вы?

– Ты пришёл поговорить про брата или выспросить у меня про эту чёртову «Арктику»? Кажется, это не связанные между собой вопросы, – отчеканила она.

В комнате повисло молчание. Только старый чайник, стоявший на плите, тихонько пощёлкивал, нагреваясь.

– Вы спрашивали про Теледу, – наконец, заговорил Калан, и голос его стал непривычно глухим. – О том, что с ним случилось. Вы помните, каким он был ребёнком?

Желна усмехнулась, мысленно представив непоседливого подростка, вечно куда-то спешащего и излучающего энергию. Они были как день и ночь, эти смышлёные мальчишки. Их невозможно было спутать, несмотря на то, что внешне они являлись точной копией друг друга. Вот только Теледу всегда мчался вперёд, сметая все преграды и терпеть не мог остановок, а его брат, спокойный и тихий, никогда не совершал необдуманных поступков, осторожно выверяя каждый шаг. Они часто не могли понять друг друга – слишком уж разными были по темпераменту – но всё-таки никто бы не усомнился, что друг для друга эти двое сделают что угодно.

– Я помню всех моих учеников, – ответила Желна.

– Он никогда не слушал никого, – продолжил Калан. – Если Лу что-то задумал – никакие доводы не могли разубедить его. Вы помните, как рассказывали нам об «Арктике», перед тем, как отправиться в Листвень? Об уникальном проекте, который войдёт в историю?

– Да уж, – кивнула она. – Если бы я знала, насколько окажусь права…

– Теледу тогда заявил нам с мамой, что обязан попасть на борт «Арктики». Конечно, мы не восприняли его слова всерьёз – это была далеко не первая его бредовая идея. Теледу грезил этим лайнером. Искал информацию в прессе, с нетерпением ждал новых новостей – в общем, как всегда, очередная идея захватила его полностью. Мы с мамой только вздыхали: на носу выпускной класс и подготовка к экзаменам, а у него на уме была одна «Арктика». Он и так никогда не отличался прилежностью и последовательностью в обучении, а теперь и вовсе забросил занятия, умудрившись нахватать троек по всем предметам. А закончилось тем, что он втайне, прихватив все наши накопленные сбережения, улетел в Золотоморск и одним ему известным способом прокрался на борт «Арктики».

Желна, слушавшая своего ученика, хмурилась всё сильнее. Затем она прижала пальцы к вискам и прикрыла глаза.

– Прекрати, – прошептала она. – Это очень жестоко. Если ты пришёл, чтобы что-то узнать, я расскажу всё, что ты захочешь. Только не надо так жестоко врать. Это очень, очень на тебя не похоже.

Калан замолчал, глядя на пожилую учительницу. И в тишине старый чайник, давно томившийся на плите, засвистел, сигнализируя о том, что вода в нём достигла температуры кипения.

Желна, схватившись за этот звук, как за спасительную соломинку, вскочила, кинувшись к плите, и резко, с силой повернула старую конфорку.

– Калан, – она обернулась, приготовившись дать бывшему ученику гневную отповедь, и вдруг осеклась.

Он сидел, безучастно глядя в тёмное окно, покрытое слоем пыли, и во взгляде его она вдруг увидела ту же самую боль, что так давно терзала её.

– Калан, это правда? Скажи мне честно – это правда?

Он едва заметно кивнул.

Желна тихо охнула, бессильно опускаясь на стул.

– Но… – растерянно произнесла она. – Но как же ты…

– Как я выжил? – усмехнувшись, продолжил Калан. – Не знаю. Не думаю, что это можно назвать полноценной жизнью. Мне пришлось хитрить – Вы же знаете, как относятся в нашем обществе к одиночкам. Я не умел обманывать – но жизнь заставила научиться. Прошло уже десять лет. Я привык, – пояснил он.

– Тогда почему сейчас? Это из-за той девочки? Из-за Лисицы?

Он уклончиво качнул головой.

– Не совсем, но она стала неким катализатором.

– Так чего же ты хочешь от меня, Лан? – тихо спросила она. В своё время я рассказала всё, что знаю и всем, кто спрашивал, надеясь достучаться до них. Следователям, пытавшимся выяснить, не скрываю ли я что-то важное. Журналистам, находившим меня, где бы я ни пряталась. Родственникам, обвинявшим во всём случившемся исключительно нас. Друзьям родственников. И сотням любопытствующих, считавших, что я что-то утаиваю. Мне нечего добавить. Я не скрываю ничего. Я не имею понятия, почему эта злосчастная «Арктика» затонула.

Калан внимательно смотрел на Желну, словно изучая её.

– Вы до сих пор ищете причину трагедии, – удивлённо прошептал он. – Вы пытаетесь понять, что пошло не так. Вы считаете, что это не было случайностью?

– Разве это имеет какое-то значение? – сердито ответила Желна.

– Вы вправду так считаете, – уверенно повторил он.

– «Арктика» не могла затонуть, никак, никогда не могла, – скороговоркой пробормотала Желна, вставая. – Всё проверили сотни раз. Каждую деталь. Каждый прибор. Мало того, лайнер курировали Воздушная и Огненная ассоциации. В случае форс-мажора они должны были подключить резервы. Если бы лайнер загорелся или взорвался – это в момент почувствовали бы огневики. Если бы он начал тонуть в результате непредвиденного обстоятельства – воздушники активировали бы аэроподушки, способные удержать «Арктику» на поверхности до прибытия спасателей. Но никто ничего не сделал.

– Но… – удивлённо вклинился в монолог Калан, наблюдавший за тревожно метавшейся по кухоньке женщиной.

– …Но про то, что стихийники участвовали в проекте, нигде нет ни слова? – усмехнувшись, продолжила за него Желна, и ему оставалось только кивнуть. – А они не любят проигрыши. Все вещдоки уничтожили ещё до начала официального расследования. Зачем подвергать риску репутацию главных помощников Альтерики? Куда как проще обвинить во всём инженеров-проектировщиков и разработчиков проекта, верно?

– Неужели никто из вас не пытался сказать об этом? – недоуменно спросил он.

Желна засмеялась.

– Калан, оглянись вокруг. Ты видишь, где мы оказались? На периферии цивилизации. Нас просто вычеркнули из жизни. Никто не воспринимает всерьёз показания тех, на чьи плечи переложили вину за величайшую трагедию века. И нам ещё повезло, – она горько усмехнулась, замерев у окна. – Простых сотрудников всего-навсего отправили на дно общества. Тех же, кто стоял во главе, в лучшем случае упрятали в тюрьмы. А помнишь, как муссировалось в прессе знаменитое «проклятие «Арктики»? Когда те, кто были причастны к процессу создания лайнера, начали таинственным образом погибать от самых разных причин?

– Да, я отметил эту аномалию, – кивнул Калан.

– Я знала этих людей. Они не шагнули бы с высокого здания вниз, не вскрыли себе вены, не залезли бы в петлю, якобы не выдержав угрызений совести, и не обрекли бы на мучительную смерть братьев и сестёр. Я сомневаюсь, что все они массово разучились управлять машинами и аккуратно спускаться с лестниц. Шестьдесят четыре человека. Девяносто процентов руководящего звена создателей «Арктики». Калан, это было массовое и методичное уничтожение.

– Да, Вы правы, я тоже это понял, – вставил он.

– Так что… Что? – Желна запнулась.

– Это же очевидно. Единственное, чего я не мог понять – зачем это было нужно. Кажется, теперь всё встало на места. Странно, что про это не сочли должным написать даже представители жёлтой прессы.

– Кто же пойдёт против стихийников? – Желна опустилась на стул, ссутулившись.

– Весьма интересно, – задумчиво произнёс Калан. – Если стихии не справились со столь простым заданием… Не означает ли это, что всё было продумано заранее?

– Калан, – Желна встрепенулась, испуганно глядя на него. – Забудь про всё. Забудь и не вспоминай. Ничем хорошим это не обернётся. Не вздумай испортить свою жизнь, как я.

– Вы и вправду считаете, что моя жизнь лучше Вашей? – усмехнулся он. – Я наполовину мёртв уже десять лет. Что я могу потерять?

Желна виновато потупила взор.

– Лан, – тихо продолжила она, словно сомневаясь, стоит ли ей это говорить. – Терять всегда есть что. Пожалуйста, не встревай в это дело. Ты ничего не добьёшься, только окончательно разрушишь всё. И да, – ты же стал куратором этой несчастной девчушки – Лисицы, верно?

Он кивнул, между делом отметив, что Желна на удивление хорошо осведомлена о том, что происходит в его жизни.

– Тогда слушай, – Желна подалась вперёд, и он тоже автоматически наклонился к учительнице. – Ты умный мальчик, – едва слышно прошептала она. – Пока не поздно, хватай за руку Лису – и убегайте из академии, – выдохнула Желна. – Если ещё не поздно…

– О чём Вы? – переспросил Калан, растерянно глядя на неё.

– Уже темно, мальчик, – Желна выпрямилась и, как ни в чём ни бывало, улыбнулась ему. – А мы живём не в самом благополучном районе. Приходи-ка как-нибудь посветлу. А сейчас тебе пора домой. Я попрошу Жако проводить тебя.

– Не стоит, – Калан в момент понял, что сегодня не добьётся от Желны ни слова более. – Я запомнил дорогу, – он встал и, едва заметно кивнув Желне, направился к выходу.

– Рада была тебя видеть, – кивнула в ответ она.

Чайник так и остался остывать на плите.

Хлопнула дверь, и Калан вышел на лестничную площадку.

Жако выглянул из комнаты и вопросительно посмотрел на сестру.

– Слишком самостоятельный мальчик, – сказала ему Желна. – Я боюсь, что он натворит глупостей.

Жако хмуро кивнул, не говоря ни слова.

– Ты всё равно проводи его, – добавила Желна. – Сам знаешь, у нас всякое бывает…

– Ну наконец-то! – Теледу встрепенулся, заметив, что брат вышел из квартиры. – Я правильно понял, это что, Желна Лебедевна? Надо же, куда их занесло!

Калан на секунду замер, словно собираясь с мыслями, затем, досадливо качнув головой, начал спускаться вниз.

– Судя по всему, ты явно чем-то недоволен. Знать бы ещё чем, – обречённо вздохнул Теледу, устремляясь следом.

В подъезде было темно настолько, что различить что-либо казалось практически невозможным. Калан уверенно шёл вперёд, шёпотом считая ступени.

– То есть, ты ещё и ступени успел сосчитать по пути сюда, – хмыкнул Теледу, осторожно придерживаясь рукой за перила. – Ты не перестаёшь меня удивлять!

Перед тем, как выйти из подъезда, Калан услышал, как где-то наверху хлопнула дверь, но не придал этому значения.

На улице окончательно стемнело, и сумрачный район Старого Севера утонул в полумраке. Светились в темноте только редкие окошки в домах, да где-то в самом конце двора тускло горел чудом уцелевший фонарь.

Компания со скамейки переместилась на то, что некогда задумывалось как детская площадка, но давно стало полузаросшим пустырём с парой скелетов проржавевших качелей. Бессвязные крики, доносившиеся оттуда, давали понять, что завсегдатаи этих мест уже дошли до нужной кондиции. И что самое неприятное, единственная тропа проходила как раз по площадке.

Теледу робко озирался, не совсем понимая, как им выбраться из каменных лабиринтов, чтобы не столкнуться с явно жаждущей приключений компанией. Калан, погруженный в свои мысли, казалось, не обращал внимания на всё, что происходит вокруг. Он спокойно, как ни в чём не бывало, шагал по дороге.

– Эй, парень, ты чего такой кислый? Айда, выпей с нами в честь праздника! – голос, раздавшийся в темноте, заставил обоих братьев вздрогнуть от неожиданности.

– Что? – Калан удивлённо обернулся, словно только сейчас заметил шумную компанию.

– Сюда иди, – требовательно повторил голос. – Праздник сегодня. Отметим.

– А, спасибо за предложение, но я тороплюсь, – спокойно ответил Калан.

– Ничего, не опоздаешь, – из темноты навстречу ему вышел неопрятный мужчина средних лет, преградив проход. – Или что, западло посидеть с пролир…протли…тариатом?

Позади послышался громкий гогот компании.

– Пролетариатом, – автоматически подсказал Калан. – Спасибо, но я и вправду очень спешу.

– А тут все торопятся, – ответили из толпы. – Куда спешат, непонятно.

– Вот тебя по-человечески просят, посиди, поддержи нашу высокоинтереснуальную беседу, ты чего ломаешься? – продолжил мужчина.

– Не боись, не обидим, – поддержали его сзади.

Калан стоял, не меняя позы, и внимательно изучал оппонента. Тот же, глядя на безэмоционально застывшего перед ним явно неместного прохожего, начинал потихоньку закипать.

– А ну-ка, пошли, – мужчина с силой хлопнул Калана по плечу, увлекая в сторону сидевшей на покосившейся карусели компании.

Теледу беспомощно кусал губы, наблюдая за происходящим.

– Только не спорь с ними, ради всего святого! – шептал он, понимая, что его не услышат.

Калан же по-прежнему выглядел на удивление спокойно.

Мужчина отобрал у одного из товарищей заляпанный стакан, вытащил из кармана потёртой куртки бутылку и щедро плеснул какой-то мутной жидкости.

– На, – протянул он стакан Калану.

– Благодарю, – тот скрестил руки на груди и, по привычке слегка наклонив голову набок, смотрел на собеседника.

– Слушай, парень, ты вот чего выделываешься? Я же не железный, могу и вспылить. А тогда мало никому не покажется, ты вон у этих спроси, коли не веришь – он кивнул головой в сторону товарищей. Те в ответ утвердительно загалдели, и их голоса сливались в единый гул. Калан моментально отметил, что эта толпа, выделявшаяся силуэтами в ночной мгле, не имела ни лица, ни голоса. Всем здесь заправлял один человек. Интересно, что привело его в этот квартал? Он не выглядел совсем уж потерянным… – Сегодня праздник, понимаешь? Праздник у нас, выпей за моего братца!

– Ваш брат – воздушник? – удивлённо спросил Калан.

– Так а я про что! – воскликнул мужчина, всовывая стакан в руку Калана. – Да ещё какой! Самый что ни на есть первоклассный!

– Тогда почему Вы сегодня не с ним?

– Ты издеваешься, да? – мужчина смотрел на него сверху вниз, и на секунду на лице его застыла искренняя детская обида, тут же сменившаяся привычной маской грубого жителя Старого Севера. – Ты, мать вашу, издеваешься? Я к нему со всей душой, а он…

– Медведь, ты снова за своё? – раздался откуда-то слева знакомый голос.

– Тебе чего, Жако? – хмуро спросил тот, обернувшись.

– Отпусти его, – требовательно произнёс Жако.

– Да иди ты, Жако, в… – рассерженно начал Медведь.

– Отпусти, тебе сказал, – оборвал его Жако. – Это наш гость.

– Тьфу ты, – сердито чертыхнулся Медведь. – Я что, уже и поговорить не могу с ним?

– Это уж как он пожелает, – произнёс Жако. – Калан, ты хочешь пообщаться с местной публикой? – спросил он.

– Я бы с удовольствием, но мне и вправду нужно поторопиться, – ответил тот.

– Слышал? – обратился Жако к главе притихшей компании.

– Ну и хрен с тобой, чистоплюй, – обиженно протянул Медведь, отступая от Калана. – Можно подумать, я что-то плохое делал…

– Пойдём, Калан, – Жако едва заметно качнул рукой, не обращая никакого внимания на поедавшего его взглядом Медведя.

Калан кивнул и всё так же спокойно двинулся следом за Жако.

Теледу, наблюдавший, затаив дыхание, за происходящим, всё так же напряжённо шёл за братом, не до конца уверенный, что их новому проводнику можно доверять.

– Тебе повезло, что ты на них наткнулся, а не на кого другого, – сказал Жако, когда они отошли на некоторое расстояние. – Они дурные, но не злобные.

– Я понял, – кивнул Калан. – Вы знаете их…хм, лидера?

– Медведя-то? – усмехнулся Жако. – Да кто ж его не знает, местная звезда просто. Они ещё в незапамятные времена с братом разругались в пух и прах, а брат у него – из воздушников, да не из простых. Брат-то вроде бы и не против наладить отношения, но наш всё артачился. Год, два, три, пять – в итоге брату, похоже, надоело, и он оставил Медведя в покое и не появляется здесь почти никогда. В общем, разошлись, как в море корабли. Теперь вот наш ходит, всем жалуется на судьбу и плачется, что брат его бросил. А кто виноват? Сам и виноват, если честно-то. Нечего было.

Калан задумчиво кивал, слушая Жако. Тот вёл его какими-то ему одному знакомыми короткими тропами в сторону ближайшей остановки метро.

– Спасибо, что Вы всё-таки вышли, чтобы меня проводить, Вы выручили меня из весьма неловкой ситуации.

Жако засмеялся.

– Эк ты красиво назвал-то. У нас говорят проще…

– Да, я понял – кивнул Калан.

– А вообще не меня благодари, – серьёзно продолжил Жако. – Сестра просила передать тебе, чтобы ты не лез в это дело. Правда. Поверь, она у меня очень умная, и просто так ничего не скажет.

– Хорошо, спасибо, – ответил Калан. – Я учту.

Дорога, по которой они шли, сделала резкий поворот, и они неожиданно попали из мрачной сырости Старого Севера в оживлённый квартал Кашинского района.

– Метро там, – Жако махнул рукой влево. – Найдёшь?

– Конечно, – уверенно кивнул Калан.

– Ну, тогда я пошёл, – ответил Жако. – Ты знаешь, что… Ты послушайся Желну, мальчик. Она дурного не посоветует.

– Конечно, – повторился Калан. – Спасибо Вам ещё раз.

Жако махнул рукой и, развернувшись к нему спиной, скрылся в мрачном переулке.

– Лан, ты идиот, – Теледу, напряжённо молчавший весь путь, наконец-то вздохнул спокойно. – Серьёзно. Ну что у тебя в голове?

Калан, конечно же, ничего ему не ответил. Он проводил взглядом фигуру проводника и направился в сторону метро.

В квартире Калана горел свет. Казалось бы, обыкновенное дело – забыть погасить лампу перед уходом. Но он прекрасно помнил, что выключал свет, прежде чем выйти из дома.

Невольно насторожившись, Калан быстро поднялся по ступенькам и подошёл к квартире.

Из-за двери послышался радостный детский визг.

– Да ладно, – удивлённо пробормотал он, открывая дверь.

В коридоре витал умопомрачительный запах свежеиспечённого хлеба и невероятно ароматной еды.

А ещё стояли в ряд две пары детских сандаликов и одни аккуратные женские туфельки на невысоком каблучке.

– Между прочим, могла бы и предупредить, что вы приедете, Гелада, – с напускной строгостью произнёс он. – У меня как всегда пустой холодильник.

– Уже нет, – Гелада, хитро улыбаясь, выглянула из кухни. – И да, привет, братишка, – она обняла застывшего в проходе Калана.

Теледу, улыбаясь во весь рот, стоял в коридоре.

– Ну что ж, идеальное завершение непростого дня. Удачи тебе, братец, с живоглотиками, – фыркнул он, ретируясь в спальню.

В то же мгновение из другой комнаты вылетели две девчушки лет пяти и с радостным визгом бросились на своего дядю.

– Лан, Лан! А ты сводишь нас завтра посмотреть рыбок? Помнишь, ты обещал? И можно, мы возьмём ту твою красивую вазу в шкафу поиграть? А ещё мы видели настоящий самолёт! У него вот такущие крылья! – наперебой защебетали они.

– Тише, тише, живоглотики, – одёрнула их мама. – Дайте дяде хотя бы раздеться.

В квартире царил настоящий хаос. Лори и Галаго умудрились в мгновение ока перевернуть всё, что попало шальным пятилеткам под руки. Каждый раз после визита племянниц Калан ещё неделю не мог ничего найти. За прошедший час они уже успели устроить гнездо из содержимого платяного шкафа, укрепить его по краям двадцатитомным изданием «Открытой энциклопедии миров Веера» и стащить в новое убежище все блокноты и ручки со стола. Относиться к вторжению живоглотиков в размеренный порядок небольшой квартирки можно было либо крайне эмоционально, либо философски-спокойно. Калан всегда предпочитал второй вариант, позволяя племянницам творить всё, что пожелается. И они этим вовсю пользовались.

– Не переживай, мы проездом, – сказала Гелада, смеясь. – Так что разнести всё как в прошлый раз они не успеют.

Они сидели за столом на кухне, и происходящий в данный момент в гостиной погром им был скорее слышен, чем виден.

– Ничего страшного, всё бьющееся они разломали ещё пару лет назад, – отшутился Калан. – Лада, почему ты даже не позвонила? А если бы я оказался в командировке?

– Ну, на самом деле, всё вышло спонтанно. Наш профком предложил мне горящие путёвки на море за счёт предприятия, и мы вмиг собрались. Вылет завтра вечером. И я тебе звонила, но ты не брал трубку. Так что я решила рискнуть. К тому же, – она улыбнулась. – У нас есть ключи.

– Да, верно, – кивнул Калан. – Я, наверное, перевёл телефон в беззвучный режим. Кстати, – он поднялся из-за стола. – Надо бы включить звук.

Он вышел в коридор, и через пару мгновений Гелада услышала тяжкий вздох.

– Ну надо же, – задумчиво произнёс он. – Оказывается, где-то в дороге у меня успели вытащить телефон. И кому понадобился этот допотопный агрегат?

– Очевидное-невероятное, – прокомментировала Гелада. – Чтобы у тебя, и что-то вытащили? Мир перевернулся?

– Иногда мне кажется, что так и есть, – нехотя ответил Калан.

– Да, кстати, завтра ты с живоглотиками пойдёшь в океанариум, я им уже пообещала, – как бы между прочим сказала Гелада, нарочно повысив голос. Лори и Галаго, в момент услышавшие заветное слово «океанариум», радостно завопили, бросив преинтереснейшую игру.

– Там акулы! – вылетев в коридор, сообщила растерянно замершему Калану Галаго. – И киты!

– Нет там никаких китов, – ответил Калан, потрепав её по лохматой голове.

– А вот и есть! – строптиво топнула ногой Галаго.

– Там дельфины, и русалки, и… – захлёбываясь, восхищённо перечисляла Лори, выглядывая из комнаты.

– Боюсь, вы не до конца понимаете, что такое океанариум, – парировал Калан, осторожно продвигаясь в сторону кухни и надеясь не спровоцировать племянниц на активные действия.

– Всё мы понимаем! – решительная Галаго-таки не позволила дяде просто пройти мимо и, обвив руками его ладонь, потянула в гостиную. – А ты нам в прошлый раз обещал!

– Да-да, обещал-обещал! – поддержала Лори, схватив его за вторую руку.

– Гелада, – умоляюще позвал кузину Калан.

– Что? – та появилась в проёме дверей, едва сдерживая улыбку. – Обещал – значит, обещал, никто тебя за язык не тянул.

– Ну не завтра же, – продолжал обороняться он. – У меня рабочий день…

– Знаю я твои рабочие дни, – махнула рукой Гелада. – У тебя отгулов накопилось на год вперёд, так что я позвонила в академию и сказала, что тебя завтра не будет.

– Лада, прекрати так делать! – с досадой ответил он.

– Успокойся, – примирительно промурлыкала Гелада. – Всего один день с семьёй. Ничего с тобой не случится, верно, живоглотики?

Лори и Галаго радостно завизжали в ответ, по-прежнему не выпуская дядюшку из своих цепких ручонок.

Глава седьмая. Нити и кружево

Синхронники – одна из четырёх категорий альтериканских близнецов, составляющая примерно 35-40% населения Альтерики. Отличаются устойчивой физической и эмоциональной связью и способностью считывать сильные, максимально яркие ощущения своих братьев/сестёр (пример: панический страх, серьёзная травма и т.д.). Синхронниками могут быть как однояйцевые, так и разнояйцевые пары близнецов.

Из «Открытой энциклопедии миров Веера», т.2, стр. 55– «Альтериканские близнецы»

Среда у Лисы не задалась с самого утра. Для начала она проспала подъём и умудрилась опоздать не только на завтрак, но и на первый урок. Влетев в здание академии через мгновение после звонка, она быстро кинула куртку на вешалку и помчалась в класс, напрочь забыв сменить обувь. Но даже это не помогло ей – педагог уже начал занятие, и провинившаяся ученица оказалась на виду у всего класса. Семиклассники брезгливо окатили её ледяными взглядами, а педагог отправил переобуваться.

Когда она через пару минут вернулась в класс, занятие вовсю шло.

– Вы в своём репертуаре, Лисица, – отметил Зебу, преподаватель иностранной лингвистики, не прекращая писать на доске. – Постарайтесь больше не привлекать к себе столько внимания, это вредит учебному процессу.

Лиса, и без того пристыженная, неловко прокралась на место, ловя на себе осуждающие взгляды одноклассников, и замерла там, мечтая провалиться сквозь землю.

Дальше всё было ещё хуже. На нелюбимой алгебре её как назло вызвали к доске и дали какую-то зубодробительную задачку, которую Лиса едва смогла понять. В итоге, трижды напутав в решении и вызвав смех в классе, она таки справилась с заданием, но неприятный осадок остался. Решив, что сегодня на индивидуальных занятиях стоит уделить внимание точным наукам, она немного успокоилась. Но на спаренной астрономии, в очередной раз осознав, что ничего из того, о чём говорится, ей непонятно, Лиса окончательно скисла.

На обеде активные тройняшки вновь подсели к ней за столик.

– Ну, ты поговорила с Гепардом? – вместо приветствия спросила Марги, пододвигая поднос с едой поближе к Лисе.

– Какой там восьмой, – грустно ответила она. – Я в седьмом-то едва барахтаюсь.

– Ты учишься здесь чуть больше месяца, – вступил в диалог Ирбис. – Тебе не кажется, что за столь короткий срок ты добилась весьма впечатляющих результатов?

– Не думаю, что мои одноклассники того же мнения, – Лиса покосилась в сторону примерно держащих спинку семиклашек, сидевших рядом, но не вместе.

– Неудивительно, – усмехнулась Марги.

– Этим ничем не угодишь – заговорщицки прошептала Онцилла. – Так что…

– Мне нужно посоветоваться, – произнесла Лиса.

– С кем? – хором поинтересовались тройняшки.

– Что сказал Гепард? – добавила Онцилла.

– Он сказал, что решать мне. И что стоит хорошенько подумать.

Марги капризно скривила губки.

– Не тяни, Лиса, правда. А то семиклашки тебя заживо сожрут.

– Я поняла, – ответила Лиса.

– И не куксись, подруга, – подмигнул ей Ирбис. – Всё будет хорошо!

Лиса кисло улыбнулась, не зная, что ответить. Напористость тройняшек начинала вызывать у неё подозрение.

После обеда ученики разбрелись по своим делам. Лиса, решив не терять времени даром, взялась за штудирование тем, которые они сегодня предполагали разобрать на занятиях с Каланом. Во-первых, сейчас ей особенно хотелось наконец-то утереть нос одноклассникам, а во-вторых, памятуя предыдущее занятие, она была более чем уверена, что «политика стимулирования» педагога не изменится, и чем быстрее они освоят необходимый минимум, тем больше времени останется на изучение столь важной для неё проблемы «Арктики» и разлучённых близнецов.

Фенек, лениво прогуливаясь по комнате, пару раз из любопытства заглядывал в учебники, которыми обложила себя с ног до головы сестра, но уже через несколько мгновений со скорбным видом продолжал бесконечную прогулку.

– Скучно мне, Лисичка-сестричка, – отметил он. – Давайте-ка вы уже что-нибудь решите, а то так можно и с ума от безделья сойти…

Лиса по-прежнему увлечённо изучала сборник задач по алгебре.

– Как там парад? – присев на краешек кровати, спросил Фенек. – А как сам праздник? Как ты думаешь, мне стоило пойти с тобой? Я решил, что в толпе нам будет сложно не потеряться… – он печально опустил голову. – Я не могу так больше, понимаешь, Лиса? Не могу. Раньше меня слышала хотя бы ты, и весь мир был проще. Теперь всё как будто в тумане. Зачем я здесь, если мы не вместе?..

За окном гудел ветер, взметая в воздух остатки листьев – замёрзших, едва похожих на то, что некогда украшало кроны деревьев столичного города.

К трём часам Лиса отправилась на занятия к куратору. Настроение у неё по-прежнему было невесёлое, тем более что после последнего их разговора она и так, и этак обдумывала сказанное Каланом, но не могла понять, чего он хотел от неё. В итоге Лиса решила, что сегодня ни за что не позволит ему играть в кошки-мышки и потребует (именно потребует! Это её законное право – знать, что происходит в их непростом деле!), чтобы Калан объяснил всё по порядку.

По уже устоявшейся традиции, она пришла в класс на четверть часа раньше положенного и заняла привычное место, ожидая пунктуального педагога. Чтобы не слишком томиться в ожидании, она вытащила блокнот, и, внимательно уставившись в нарисованную ей схему, вновь попыталась сопоставить имеющиеся у неё факты воедино.