Читать книгу Клетчатая зебра - Дарья Донцова - Страница 8

На первый взгляд Вера показалась мне вполне адекватной. Она села на кровати и воскликнула:

– Слава богу, ты пришла! Нам необходимо поговорить. Как Ирочка? Я хотела пойти поискать ее палату, но голова сильно кружится, я на бок заваливаюсь. Вот глупость, ничего не болит, а ходить не могу.

Я постаралась не отвести в сторону взгляд.

– Это признаки вегетативно-сосудистого спазма, пройдет без следа.

– А Ира? Она уже в порядке?

– Девочка отравилась алкоголем, – с огромным трудом произнесла я, – находится пока в реанимации.

Вера закуталась в одеяло.

– Ты должна мне помочь! Пообещай, что все сделаешь!

– Конечно, – опрометчиво согласилась я, радуясь, что временно можно не говорить об Ирине.

Вера улыбнулась.

– Сейчас я доверю тебе свою самую удивительную тайну!

Мне почему-то стало тревожно.

– Слушаю.

– Поклянись никому о ней не говорить, – потребовала подруга.

– Буду нема как рыба, – кивнула я, – всю жизнь промолчу.

Вера подмигнула мне.

– Столько не надо. Ну ладно!

Подруга оглянулась на дверь и понизила голос:

– Если сюда кто войдет, сразу тему сменю, не удивляйся и подхватывай игру.

– Непременно, – согласилась я.

Верочка выпростала из-под одеяла руки, сложила их на груди.

– Помнишь Сережу?

– Будь добра, уточни, кого ты имеешь в виду, – попросила я, – имя весьма распространенное.

– Моего сына, – объявила Верочка.

Я не знала, что ответить, и промямлила:

– Очень сожалею о твоей потере.

Подруга взяла с тумбочки бутылку с водой и, сделав пару глотков, продолжила:

– Дня не проходило, чтобы я не подумала: вот, сейчас Сереженька пошел бы в садик, танцевал на елке, катался на санках, поступил бы в школу… Рождение Иришки не уменьшило боли, мне не стало легче.

Вера примолкла, я выжидательно глянула на нее.

– Понимаешь, если я каждодневно не вспоминала Сереженьку вслух, это не значит, что малыш был мною забыт, – продолжала подруга. – Едва Ириша появилась на свет, я дала слово: девочка ничего не узнает о брате. Она не должна была думать, что явилась на свет для утешения мамы, я совершенно не хотела взваливать на плечи малышки груз ответственности и заставлять ее жить, как говорится, за себя и за того парня.

Я похвалила Верочку.

– Ты на редкость здраво мыслишь.

– Сережа всегда был со мной, – не заметила моего высказывания Савельева. – И, конечно, я изо всех сил забочусь об Иришкиной безопасности, второй раз смерти ребенка не перенесу. Но через пару дней я освобожусь от страха, горя и тоски. Сереженька жив!

Я вздрогнула.

– Прости… кажется, я ослышалась…

Верочка подоткнула под спину подушку и повторила:

– Сережа жив! Я с ним встречаюсь, разговариваю, дарю ему игрушки.

Мой лоб как будто стянуло кожаным ремнем, в горле возник комок, я с огромным трудом сказала:

– Верочка, останься Сережа жив, он сейчас бы уже учился в институте. Взрослому юноше пистолетики и солдатики ни к чему.

Вера прижала руки к груди.

– Сущность начинает жить с момента ухода, ее возраст неизменен, и Сережику сейчас всего пять. Он меня сразу узнал! И я его тоже!

Мне пришлось призвать на помощь все свое самообладание, чтобы продолжать беседу спокойным тоном.

– Объясни по порядку. Предположим, малыш жив, и он до сих пор дошкольник, не умеющий четко выражать свои мысли словами. Как он тебя нашел?

Вера покосилась на дверь и понизила голос до минимума.

– Помнишь, по телику показывали шоу «По ту сторону»?

– Я не очень люблю телевизионные передачи, предпочитаю DVD-диски с криминальными сериалами, – призналась я.

– «По ту сторону» не совсем обычная программа, – пустилась в объяснения подруга. – В ней принимали участие экстрасенсы, некоторые очень талантливые, они двигали силой взгляда предметы, безошибочно рассказывали зрителям в студии об их прошлом.

Я не перебивала Веру. Извините, если покажусь вам циничной, но я имею на сей счет иное мнение. Наша Зайка работает в Останкино и даже достигла статуса звезды.[6] Ольга иногда рассказывает о закулисных делах, и у меня сложилось впечатление, что основной задачей телевизионщиков является повышение рейтинга и как следствие этого – увеличение количества рекламы, которая приносит каналу прибыль. Думаю, те «экстрасенсы» вовсе не обладают способностями к телекинезу, они просто дергали предметы за ниточки в прямом смысле слова, поэтому всякие там бутылки, спичечные коробки, ложки-вилки свободно перемещались в пространстве. В студию можно посадить актера, который за небольшой гонорар сыграет роль простого зрителя и изобразит изумление, когда человек с так называемым третьим глазом расскажет подробности из его жизни.

– Я выписываю газету «Тайны звезд» и журнал «Предсказания», – быстро говорила Верушка, – мне в качестве подарка за подписку вручили билет на это шоу.

Что ж, побывать в студии интересно. Я внимательно слушала подругу.

Савельева охотно согласилась. За кулисами к ней подошел человек, назвался Кимом Ефимовичем и вдруг сказал:

– У вас умер ребенок.

Вера отпрянула от него, с трудом выдавив из себя:

– Да.

Незнакомец ощупал лицо женщины взглядом.

– Не можете забыть малыша?

Савельева растеряла старых подруг, прежних знакомых у нее осталась мало, мы с ней никогда не говорили о Сереже, эта тема была закрыта. А тут вдруг посторонний человек затронул больное… Верочка хотела уйти, но Ким Ефимович удержал ее странным заявлением:

– Иногда мертвые возвращаются.

– Как это? – прошептала Савельева, ощущая себя как моряк, стоящий в шторм на палубе.

Ким Ефимович пригласил Веру в буфет и там, усевшись за столик, рассказал невероятные вещи. По его словам, человеческое тело умирает, но душа продолжает жизнь в другом измерении. Смерть не конец истории, а лишь ее начало. Ушедшие родственники наблюдают за нами, кое-кто помогает оставшимся на земле, хотя основная часть счастлива под божьим крылом и терпеливо ждет, когда к ним присоединятся другие члены семьи.

– Не следует горевать об умерших, – вещал Ким Ефимович, – и не стоит бояться смерти тела. Умереть – это как птице улететь из клетки, железную конструкцию унесут и выбросят, а соловушка порхает под ночным небом. Но иногда, крайне редко, горе человека, которого покинул кто-то очень любимый, настолько велико, что душа притягивается назад, обретает тело и мыкается на земле. Вся беда состоит в том, что индивидуум, вызвавший к жизни умершего, не знает о его воскрешении. А оживший не понимает, почему он здесь. Если они встретятся, то непременно узнают друг друга, вспомнят все и будут счастливы. Вот только вы можете жить в Москве, а дорогое вам существо появилось, скажем, в Нью-Йорке, Найроби, во Владивостоке или в деревне Глухово. Как увидеться? Судьба выхваченного из мира теней обычно печальна. Если это ребенок, то он чаще всего оказывается в детском доме, взрослый попадает в психиатрическую клинику. Не стоит звать умерших, вероятность встречи с ними практически равна нулю. Но… иногда случаются чудеса.

Ким Ефимович посмотрел на ошарашенную Веру.

– Я знаю, где находится ваш Сережа. Он появился около десяти месяцев назад, ему пять лет. Хотите его увидеть?

Вера сделала короткую паузу в рассказе, а я, не сдержавшись, воскликнула:

– Негодяй! Неужели ты ему поверила? Вера, ну почему ты не позвонила мне?

Это не новая идея, одного гада уже осудили за подобные фокусы! Те колдуны и ведьмы, которые обещают отучить мужа ходить налево, снимают венцы безбрачия и заговаривают талисманы, тоже поступают некрасиво, потому что стригут деньги с глупых, доверчивых людей. Но обещать воскрешение погибшего ребенка, играть на материнских чувствах, расковыривать болезненную рану – это… это… Нет слов для определения поведения Кима Ефимовича! Верочка, очнись, этот человек сволочь, он наживается на чужом горе!

Подруга стукнула кулаком по постели.

– Замолчи! Ким Ефимович святой! Он даже выглядит, как божий человек, худой, хрупкий, руки изящные, кисти тонкие, ладони узкие, пальцы длинные, а борода словно у апостола, и волосы рыжие. Таких на иконах рисуют! Он работает бесплатно!

Я удивленно заморгала.

– Даром?

– Именно так, – подтвердила Вера. – Если экстрасенс принимает плату, он лишается таланта. Ким Ефимович бескорыстно помогает людям.

– Ну-ну… – недоверчиво протянула я. – И как проходил процесс?

– Сначала Ким Ефимович совершал разные обряды, – на полном серьезе продолжала Савельева. – И вот один раз прихожу я к нему, а целитель мальчика из кухни выводит… Сереженьку… Волосики светлые, глаза голубые, нос кнопочкой… он меня сразу узнал… Как закричит: «Мамочка, мама!». На шее повис, целует…

Из глаз Веры полились слезы.

У меня перехватило горло. Вера вытерла лицо краем пододеяльника и заявила:

– Одна беда, следовало его удерживать, иначе облик растворялся в воздухе. Сначала Сереженька только пять минут с нами жил, потом десять, двадцать. Ким Ефимович постоянно проводил обряды. И вот вчера должно было состояться его полное возвращение. Если бы ты только знала, на что я согласилась ради этого! Но нельзя никому рассказывать… Обмен случился… Хочешь, покажу тебе Сереженьку.

– Нет, – в ужасе отказалась я, – боюсь привидений.

Вера укоризненно прищурилась.

– Он не призрак, а настоящий мальчик, теплый, живой, веселый. Мы должны сегодня воссоединиться, я приведу его домой!

И как мне следовало поступить? Немедленно вызвать психиатра или дождаться Андрея и пересказать ему рвущую нервы историю?

Вера тем временем схватила лежащий на тумбочке клатч и вынула кошелек.

– В тайном отделении я держу фото, – ликующим голосом сказала она. – Смотри! Помнишь малыша?

Я выхватила из подрагивающих пальцев подруги карточку и прикусила губу. Объектив запечатлел Верушку, на коленях которой сидел бутуз со светлыми, слегка растрепанными волосами и удивленно-круглыми голубыми глазами. Честно скажу: я никогда не видела на лице Савельевой выражения такого счастья. Что же касается мальчика, то он выглядел обычно: пухлые щеки, почти отсутствующие бровки, губки бантиком, круглый подбородочек. Малыши славянского происхождения, как правило, походят друг на друга. И в последний раз я видела Сережу много лет назад. Тот, кто придумал аферу, расчудесно понимал: со дня кончины Сережи прошел не один год, даже родная мама уже точно не вспомнит его лица, осталось лишь общее впечатление: светленький, любимый. Темноволосый и кареглазый ребенок тут не подойдет, а вот блондин…

– И он пахнет, как Сереженька, – в полном восторге сказала Вера. – Вообще-то, Ким Ефимович запретил снимки делать, но он нас вдвоем оставлял, а я фотоаппарат принесла и на автоспуск поставила. Решила, один кадр не страшно. Только тебе сейчас секрет открываю.

– У тебя есть старые снимки сына? – спросила я.

– Были, – кивнула Савельева, – в альбомчике.

– А где они теперь? – насторожилась я.

– Ким Ефимович все забрал.

– Зачем?

– Для проведения обряда, – отрапортовала обезумевшая подруга. – Их требовалось сжечь, чтобы их энергия удержала тело Сережи на земле.

Ага, невольно вздохнула я, или чтобы одураченной женщине вдруг не пришло в голову сравнить внешность ребенка на старых карточках с появившимся мальчиком и заметить разницу…

– Запиши адрес Кима Ефимовича, – попросила подруга. – Бульвар Костиса, дом шесть, квартира восемнадцать.

– Зачем? – насторожилась я, вынимая блокнот.

– Никому нельзя было и слова сказать, – судорожно зашептала Верушка, – я все сама должна была сделать. Но раз я попала в больницу… Понимаешь, вчера свершился обмен. Я согласилась на обряд! Кто-то умер, а Сережа останется здесь навсегда. Он уже ждет меня на квартире у целителя. Пожалуйста, поезжай к нему, забери мальчика, привези его сюда! Я сама не смогу, мне плохо.

Я потеряла дар речи. Потом смогла выдавить из себя вопрос:

– Значит, денег он не брал?

– Ни копейки! – подтвердила Вера.

– А что просил?

– Ничего, – отрубила Савельева.

Я не успокоилась.

– Вообще?

– Абсолютно. Ким Ефимович святой человек! – с истовством первой христианки, готовой пострадать за веру, отчеканила подруга. А затем резко сменила тему: – Слушай, я мобилу посеяла. Не знаешь, куда она подевалалсь?

– Твой сотовый у меня, – пробормотала я.

Савельева обрадовалась.

– Давай его сюда скорей! Это подарок Андрюши, дорогая вещь.

– Извини, мобильник остался дома в Ложкине, – еле слышно пояснила я.

– Сделай одолжение, привези его, – засуетилась Вера. – А где Андрей? И я хочу сходить в палату к Ирочке! Или лучше подождать, пока ты Сереженьку доставишь? Мы тогда вместе Иру навестим.

Мне на голову словно опустили бетонный блок. Скорей бы прибыл Андрей, я не могу сообщить Верушке правду о дочери.

– Смотри не проболтайся Андрюшке, – погрозила мне пальцем Вера, – я сама хочу сообщить ему новость. Ладно, где-нибудь в коридоре определенно должно быть кресло на колесиках, прикати его в палату, отвезешь меня к юной пьянице, лучше я с ней наедине потолкую. Вот негодница! Наклюкалась до того, что в больницу попала… Ну, Дашута, не сиди!

Я поднялась со стула, и тут ожило местное радио. Громкий, отчетливо слышный в палате голос произнес:

– Медсестру из пятого блока просят забрать у патологоанатома результаты вскрытия тела Ирины Савельевой, умершей вчера в гостинице.

Я замерла, Вера ахнула, потом напряженно спросила:

– Что там такое сказали?

Я раскрыла рот, но гортань словно заполнилась пластилином, в палате внезапно пропал воздух.

– Повторяю, – равнодушно орал громкоговоритель, – медсестру из пятого блока просят забрать у патологоанатома результаты вскрытия тела Ирины Савельевой, умершей вчера в гостинице.

– Вскрытия тела Ирины Савельевой… – одними губами повторила Вера. – Она скончалась?

– Нет, нет, – малодушно закричала я. – Ошибка! Это другая Ирина Савельева, тезка!

Вера вытянула вперед руку.

– Можешь немедленно отвезти меня к дочери в палату? Отвечай!

– Ире плохо, она в реанимации, туда не пускают!

– Врешь! – просипела Вера. – Брешешь, иначе бы уже волокла меня к ней. Что нам реанимация? Ты везде пролезешь! Я тебя хорошо знаю. Обмен… О нет! Обмен! Случился обмен!

Я нажала на кнопку вызова врача. Подруга, вцепившись в одеяло, забормотала:

– Ким Ефимович сказал: чтобы Сереженька обрел тело, нужен обмен, мальчик останется со мной, а кто-то уйдет… Забрали Иру! Ей стало плохо в тот момент, когда целитель проводил обряд, он обещал начать его днем… Обмен произошел… Сереженька со мной, но Иришку…

Вера разорвала пододеяльник, я оторопела, и тут, на мое счастье, в палату вбежали доктор, две медсестры и Андрей.