Читать книгу Блог проказника домового - Дарья Донцова, Darja Dontsova - Страница 11
Глава 10
ОглавлениеБорис вышел, я взял очередной кусок кекса, Демьянка положила голову на мои колени и преданно заглянула мне в глаза.
– Нет, – возразил я, – уверен, что ты завтракала, ужинала…
Псина тихо заворчала, речь ее с собачьего языка явно переводилась так: «Иван Павлович, вы сами-то сколько раз чай с вкуснятиной пили? Кружечек пять опустошили, да с кексиком. А мне одна жалкая банка консервов за весь день досталась, и конец фейерверку? Несправедливо это. Горько и обидно». Кто-нибудь может спокойно наслаждаться выпечкой, когда рядом с шумом сглатывает слюну животинка с таким видом, словно она даже не нюхала провианта со времен входа Наполеона в Москву?
Я отломил кусок кекса и протянул попрошайке.
– Только ешь быстро. Борису это точно не понравится.
Демьянка схватила угощение, ее пасть захлопнулась, как пустой чемодан. Собака опять положила голову мне на руку. Я погладил вечно голодную подругу по макушке, потянулся к сыру и невольно рассмеялся. Прошли те времена, когда я опрометью бегал мыть руки, потрогав Демьянку. Зачем постоянно совершать омовение? Собака чистая, привитая, здоровая. Я давно перестал считать ее грязной. А потом… Осенью, когда еще не начался отопительный сезон, в квартире становится холодно, в особенности неприятно ложиться в постель, которая напоминает болото: сыро и зябко. Борис пытался засунуть мне под одеяло грелку, но я запротестовал. Когда ноги натыкаются на теплый предмет во фланелевом мешке, я чувствую себя столетним старцем, персонажем из романов Диккенса. В голову закрадывается мысль: вскоре мне понадобится колпак на голову, вязаная шаль на плечи, валенки, я перестану бриться… эдак и до памперсов недалеко. Ну уж нет. Лучше потерплю холод. Но однажды вечером, когда я мирно читал перед сном труд Блаженного Августина о ношении вериг[4], по телу разлилось приятное тепло. Сначала я просто обрадовался тому, что исчезла ледяная сырость. Потом удивился, посмотрел под одеяло и увидел, что, несмотря на строгий запрет, Демьянка залезла на кровать и затаилась возле моей ноги. В первую секунду я хотел выгнать нахалку, сменить белье… Но пробило полночь, Борис спал, где в доме хранятся простыни и иже с ними, я не знаю. И мне стало так уютно, тепло… Я зевнул и заснул. После того раза Демьянка спит со мной. Летом, правда, от нее жарко, несколько раз я выгонял нахалку с постели, она уходила, садилась на мои тапки и принималась громко рыдать. Собачьи стенания действуют на мои нервы разрушающе. Теперь я ее не выгоняю из-под одеяла, единственное, что мне не нравится, – это видеть утром на подушке собачью морду.
– Иван Павлович, – сказал Борис, появляясь в комнате, – пришла дама.
– Я никого не жду, – удивился я.
Секретарь понизил голос до шепота:
– Она не к хозяину детективного агентства.
– А к кому? – не понял я. – К вам?
– К гадалке, графине д’Адилье, – выпалил мой помощник. – Ей назначено на семь. Дама с мадам Николеттой сегодня договорилась. Сообщила, что…
Секретарь сел к ноутбуку и поводил мышкой.
– О! Посетительница сказала правду. Сайт «Лучшие гадалки Москвы». Слушайте текст: «Если хотите узнать свою судьбу и что ждет вас в ближайшее и отдаленное время, выяснить свою цель в жизни, создать семью, родить детей, получать миллион в месяц, видеть, как исполняются ваши желания, гибнут враги, похудеть, помолодеть, стать звездой, смотрите наш рейтинг гадалок. Все они обладают ярким экстрасенсорным даром, умением вляпываться во Вселенную»…
Я рассмеялся:
– Прелестное сообщение. А выражение «вляпываться во Вселенную» в особенности хорошо.
– Рейтинг гадалок посмотрите, – попросил Борис. – Кто там под первым номером?
– Графиня Николетта д’Адилье, – озвучил я, – потомственная ведунья. Чтение по руке. Распорчивание навсегда, убирание венцов холостячества и ожирения. Князья д’Адилье на протяжении тридцати веков занимались хиромантией, кармизмом… М-да! Николетте нужно определиться, графиня она или княгиня.
– Эй! – закричал из прихожей визгливый голос. – Долго мне тут тухнуть, а?
– Ступайте в холл, займите даму чем-нибудь, – велел я секретарю.
Борис убежал, а я набрал телефон Николетты.
– Вава! – закричала маменька. – Наконец-то я сумела с тобой соединиться.
Сообщать Николетте, что это я ей позвонил, не стоило.
– Привез покупки? Немедленно дуй в гостевую. Сделай там все как на фото, быстро, клиентка едет, я появлюсь через пять минут, сразу начну гадить, то есть гадничать, фу! Гадалить! Вава, очнись, не спи, живо беги. Эй, ты где? – на одном дыхании выпалила графиня-княгиня Адилье.
– Внимательно тебя слушаю, – ответил я. – Есть вопрос: почему ты решила гадить, гадничать, гадалить или просто гадать?
– Чепуха потом, – взвизгнула маменька, – сначала дело. Ускорься! Не жуй, как обычно, свой галстук.
– Клиентка уже тут, – сообщил я.
– Вава! Немедленно свари ей… Нет, Бориса! Срочно! Сюда. Ко мне.
– Адрес скажи, – попросил я.
– Чей?
– Места, где ты находишься.
– В твоем дворе!
– Сейчас Борис спустится.
– Зачем?
– Ты же приказала ему срочно идти к тебе.
– К телефону! – взвыла маменька. – За что мне первый муж неповоротливый умом достался? А сын весь в папашу! Горе мне, горе! Немедленно дверь отворите! Явлюсь вам!
Домофон стал издавать серию гудков, спустя пару мгновений голос Николетты заполнил всю квартиру:
– Дорогая… э…
– Таня, – ответила не званная мной гостья.
– Душенька, – сладко запела маменька, – я задержалась немного, обескармливала лестницу, за вами тащился жирный хвост отрицательной энергии. Сюда, сюда!
В гостиную проник тонкий запах дорогих французских духов, за ним вплыл жуткий ванильно-карамельно-медовый аромат, и появились обе дамы.
Николетта включила светскую даму:
– Дорогая Маня, присаживайтесь, познакомьтесь, мой клиент барон Иван Подушкин.
Делать нечего, я встал и поклонился:
– Очарован знакомством, Татьяна.
Тетушка в платье из бордового искусственного велюра кивнула:
– Верно, я Таня, а не Маня.
Наивная! Она полагала, что Николетта смутится, извинится… Ан нет! Маменьку щелчком из седла не выбить.
– Таня вы по паспорту, – пропела она, – а Маня для того, чтобы порчу снять. Любезный друг, князь, вы отлично ориентируетесь в гадальном кабинете, попросите моего секретаря Бориса сварить особый напиток.
Так я барон или князь? Я подавил смешок и встал:
– Конечно. А он знает, о чем речь?
Маменька прищурилась, открыла рот, но вовремя вспомнила, что я ей не сын, а князь-барон, и пропела:
– Естественно. Он его еще графу Сен-Жермену готовил. И, мой дружочек, барон, заберите свои вещи из гадлючей комнаты.
Я вышел в коридор и увидел секретаря с телефоном в руке.
– Ваша маменька прислала мне странное сообщение на ватсап. «Шерсть от Вавы, листья зеленые любые, запах вашей дворняги, какао, ряженка, минералка. Яйцо сырое, соль, перец, любых специй побольше, черные чернила Вавы, горчица. Маленькое белое полотенце. Смешать, вскипятить, настоять двадцать три часа и немедленно нести. Должно быть готово через пять минут. Комнату оборудовать, как на фото. Живо».
Борис закончил декламировать бред.
– Что это? Настаивать двадцать три часа, но подать прямо сейчас? И как все успеть?
– Помогу вам, – пообещал я. – Ступайте к плите, а я займусь гостевой.
И тут снова ожил домофон, не удосужившись посмотреть на экран, я нажал на клавишу, потом открыл дверь. На пороге стояла магазинная воровка Наташа.
– Добрый вечер, – вежливо произнесла она. – Папа сказал, что вы меня берете детективом-стажером.
Борис потупился, а я несказанно обрадовался:
– Отлично, но сначала сдайте экзамен на скорость. Сейчас вам Борис… э…
– Сергеевич, – подсказал секретарь.
– Пришлет фото, вон там пакеты и картонный ящик, – показал я. – Необходимо за пять минут преобразить комнату. Сделать ее точь-в-точь такой, как на снимке.
– Это невозможно, – заскулила Наташа, – только распаковывать пакеты придется час.
– Тогда вы нам не подходите, – отрезал я. – Нам с партнером не нужны те, кто, ничего не сделав, заявляет: «Это невозможно».
Ната кинулась к моим покупкам.
– Борис Сергеевич, какую комнату надо оборудовать? Только покажите.
4
Аврелий Августин Иппонийский, также Блаженный Августин (354–430) – христианский богослов, философ, один из отцов христианской церкви.
Вериги – железные цепи, кольца, шляпы и др., которые верующие носили для смирения плоти.