Читать книгу Как киты - Дарья Горина - Страница 2

Выхожу в тамбур подышать воздухом без ноток перегара. Вижу: в углу стоит очень худенькая девушка лет 30-ти. Настолько рыжая, что ее голова светится в темноте как факел. А еще от нее внезапно пахнет ландышами и ощущение, что знаю ее уже лет десять.

Пока я ее рассматриваю, она делает вид, что не замечает моего присутствия. А потом поворачивается на меня и в лоб спрашивает: «Курить будешь?» Голос хриплый, как будто она ревела тут уже часа три. Отвечаю, что не курю. Но разговор продолжаю:

– Не холодно в футболке стоять? Я даже в куртке мерзну.

– Да нет, я люблю холод, привыкшая. До 18 лет в Мурманске жила.

– Ого.

– Я, кстати, Настя.

– Кристина.

– А ты чего в тамбур вышла, раз не куришь?

– Да подышать, на соседних койках алкотрип. Я от их ароматов пассивный алкоголик.

– А чего за компанию не выпьешь?

– Да у меня с алкоголем свои счеты, – отвечаю и поеживаюсь от мысли, что в какой-то параллельной вселенной действительно могла бы вот так бухать в вагоне.

На мое счастье моя новая знакомая предлагает мне переехать к ней на соседнюю полку. Ей повезло больше, чем мне: она едет одна, без соседей. Долго уговаривать меня не приходится, и вот мы уже сидим друг напротив друга. Проводница приносит чай с лимоном в РЖД-шных подстаканниках. Я от них кайфую – и пью горячую жижу с таким наслаждением, словно это не «Гринфилд» в плацкарте, а тегуаньинь на китайской плантации.

«А ты чего в Мурманск едешь?», – спрашивает Настя. Рассказываю, что в Мурманске буду только проездом, а оттуда – сразу в Териберку. Подустала и выдохлась до такой степени, что захотелось заледенеть на севере: почувствовать, что еще живая. И сразу сдаю свою мечту: с детства хочу китов увидеть, но только сейчас все карты сложились. В общем, если по-модному: нужны детокс и перезагрузка, такие, короче, дела.

– А «Левиафана» смотрела? – спрашивает Настя, ухмыляясь.

– Так все, наверное, насмотрятся и едут? Ну, я тоже не исключение.

– Значит, левиафанить едешь. Так обычно говорят про туристов, которые кинчик посмотрели и поплыли в Териберку стаями как селедки. Сейчас там туристов каждый день больше, чем местных. Китайцев вон тьма пруди, даже в полярную ночь приезжают, ничем их не испугаешь! Еще у них красивая легенда есть: верят, что если зачать ребенка под северным сиянием, то он точно будет счастливым.

– А будет?

– Я верю, что ребенок будет счастливым, если у него хорошие родители, – отвечает Настя и сразу как-то сжимается в комочек, отворачивается в стену и молчит.

– А местным туристы не нравятся? – спрашиваю, чтобы продолжить разгвор.

– Местные в основном добрые и открытые люди. Им все нравятся. Но жизнь в Териберке очень непростая, да и туристы бывают разные – слышала уже всякие истории.

– А ты сама где живешь? В Мурманске?

– Родилась там. Жила до 18 лет. Потом в Москву уехала. А теперь вот возвращаюсь – и уже навсегда, надеюсь.

– Не скучно после Москвы в Мурманск? У вас же там отток молодого населения, все дела.

– Ага. Вот и я «оттекла» в свое время. У меня американская мечта была, только московская: заработать денег, купить квартиру, встретить принца, все дела.

– Не получилось?

– Да как будто бы и получилось. Сначала. Но потом я практически умерла морально. Очнулась месяц назад в реанимации, было дело. И сразу подумала, что очень хочу домой вернуться. Американско-московская мечта, в общем, чуть меня не прикончила, хоть и начиналось все неплохо.

– Как с Клайдом Гриффитсом прям.

– Это кто?

– Ну, в «Американской трагедии». Хорошее начало, а в конце – смертная казнь.

– Да уж, не повезло парню. Но мне, надеюсь, повезёт больше.

– Нам ещё 7 часов ехать. Рассказывай.

– А вот и расскажу. Но все, что происходит в поезде, остается в поезде!

– Заметано!

В поездах признаться в самых сложных вещах в поездах как будто бы легче. Тем более, если говоришь с человеком, которого никогда не видел раньше и вряд ли увидишь еще. Считай, что ты на исповеди, а твой сосед по койке – священник, который выслушает без осуждения и отпустит грехи.

Настина история полилась как ручей. Она приехала в Москву в 23 года и сразу устроилась официанткой в итальянский ресторан на Рождественской. Через три месяца ее повысили до хостеса, потом до управляющей. С работой все складывалось отлично – не то, что с отношениями. Хотя и в любви сначала казалось: ну полное бинго! Принца встретила, карета в тыкву не превратилась – обошлось без подставы. Но нет.

С Владом Настя познакомилась как раз в ресторане. Он пришёл поужинать, а когда уходил, оставил в счетнице записку: «Я знаю, с какой крыши самый лучший вид на центр Москвы. Позвони мне, покажу!» И номер телефона. Настя пару дней держалась, но потом позвонила. Парня она запомнила хорошо: темноволосый, с серыми глазами и острыми скулами, под два метра ростом. Про таких думаешь, что это актёры, модели или кто-то ещё, слишком для тебя идеальный, не из того мира. А потом что-то случается, он зовет тебя на свидание, и ты идешь как Русалочка: мучаешься при каждом шаге, как бы не упасть в обморок от волнения или хотя бы не морозить чушь через каждое слово. Но прогулка удалась, Настя влюбилась – и понеслась!

Влад умел красиво ухаживать: на прогулке прямо посреди Арбата мог внезапно подхватить на руки и кружить, дарил букеты, которые Настя едва могла обхватить двумя руками, пел Scorpions под гитару, а ещё фотографировал – да так виртуозно, что Настя, глядя на свои портреты, чуть сама в себя не влюбилась. Влад видел ее настоящей красавицей, и это предательски сладко поднимало самооценку.

Но больше всего Насте нравилось, как он держал ее за руку. Это можно было описать одним словом: «Крепко!» Так крепко, что Насте казалось: теперь она всегда будет в безопасности, даже если земля начнет рушиться от столкновения с кометой. После сложного дня, самокопания или любой проблемы – достаточно было взять его за руку, как все плохие мысли уходили из головы, а тело из состояния оголенного нерва превращалось в нежную нугу. Все было хорошо, и мир вокруг как будто был добрым. С ним все было добрым.

Иногда у Насти и Влада случались бурные ссоры, но примирение после них было ещё более бурным, так что Настю все устраивало. Думала, притираются. Через полгода они съехались, и Настя, пока очень кротко и про себя, начала фантазировать о свадебном платье, даже букет продумала. Но потом все стало рушиться, как песочные замки под лапами выходящей из океана Годзиллы.

Влад стал охладевать. Это были совершенно непредсказуемые эмоциональные качели. Он переставал звонить ей с работы и практически не разговаривал с Настей дома по вечерам, ссылаясь на усталость. Мог уйти утром, даже не бросив: «Пока». Потом ненадолго приходил в себя и снова напоминал Насте себя прежнего: признавался в любви, снова крепко держал за руку. А через несколько дней все начиналось заново.

Родители Влада жили во Франции, и он стал навещать их особенно часто. Перед каждым отъездом Настя думала, что сейчас он позовет ее с собой: познакомит, наконец, с родителями, покажет страну, в которой она никогда не была, сфотографирует ее на фоне Эйфелевой башни. Но он никогда ее с собой не позвал.

Настя поняла, что все заканчивается, когда он перестал ее фотографировать. Она больше не была ему интересна. Исподтишка, делая вид, что читает перед сном, она смотрела, как он обрабатывает на компьютере портреты других женщин. Они все были очень красивыми – как ей теперь казалось, гораздо более красивыми, чем она. Настя начала ревновать Влада и все время думала, какой из своих моделей он очарован теперь – как еще совсем недавно был очарован ею.

До последнего Настя гнала от себя все эти мысли и твердила себе, что это такой период, что надо просто переждать.

Потом периоды «затишья» Влада стали сопровождаться почти нескрываемым раздражением: не так поставила кружку, громко слушаешь музыку, надолго занимаешь ванну. А как-то раз Настя услышала разговор Влада с другом: они обсуждали ее. Влад посмеивался, что не помнит, когда я в последний раз выглядела как женщина, а не как домохозяйка в декрете. Говорил, как ему все осточертело.

Постепенно Настя из уверенной в себе девушки превратилась в призрака, которого как будто заключили в квартиру, чтобы портить жизнь любимому человеку. Дошло до того, что молчаливый кивок со стороны Влада стал для Насти максимальным знаком внимания – и она ждала его, как собака ждет одобрения хозяина.

– Сейчас я вспоминаю то время и не понимаю, почему сразу не ушла. Я все еще надеялась, что он станет прежнем и мы снова будем гулять по Арбату, держась за руки. Что снова будем вместе смеяться. Я бросила все силы на то, чтобы удерживать эти фантазии. Мне казалось, я была безумно в него влюблена, даже тогда. Но все становилось хуже и хуже.