Читать книгу Потерянные души - Дарья Гущина - Страница 2

– Тут точно живёт призрак, – убеждённо заявила Иххо, собирая разбросанные по столам зелёные и жёлтые папки. – Вот увидишь, я докажу. Вернётся мастер Рьен, я попрошу у него допуск в архив для матушки Шанэ, и она этого призрака отловит. Думаю, он давно тут живёт. И пакостит тоже.

– С чего ты взяла? – проворчал Мьёл, с трудом удерживая большую, битком набитую папками коробку.

Он спустился в архив от скуки, собираясь найти и полистать какое-нибудь интересное старое дело, услышал сердитый голос Иххо, догнал её и незаметно для себя оказался не только в слушателях, но и в помощниках.

– О, доказательств много, – девушка сложила в его коробку ещё несколько папок. – Меня не было на работе три дня. Всего лишь. Перед уходом я навела порядок и вернула все папки на свои места. Так откуда у нас сейчас столько посторонних дел? Я понимаю, что многие идут сюда почитать отчёты Сьята, но почему они едва ли не поголовно тащат с собой свои дела и потом забывают их забрать? Три дня! А сколько натаскали? И, поверь, мы собрали едва ли четверть.

Иххо снова зорко оглядела комнату, взяла свою коробку поменьше и первой вышла в коридор.

– И это всё? – Мьёл последовал за ней.

– Вообще-то сначала меня насторожило то, как мастер Рьен нашёл дело Киззо, – призналась девушка. – Он объяснил, что папку обнаружил кот. Животные-колдуны – да, оказывается есть у нас на Севере такое чудо, – но как котёнок, которому три луны от роду, так быстро научился читать и изучил весь архив? Ты логически подумай. Как?

Колдун подумал и не нашёлся с ответом.

– А я тебе скажу, как, – вдохновлённо продолжала Иххо. – Он заметил призрака, который отлично знает архив и которого не может видеть мастер Рьен. Именно призрак и подсказывал коту, где искать. Поэтому они так быстро нашли нужные папки, а среди них и дело Киззо.

– Выходит, документы по делу Бьюры ты нашла примерно так же? – Мьёл посмотрел на неё с любопытством.

– Почти, – девушка свернула в следующую комнату и поставила коробку на стол. – Она лежала в коридоре отдела общих правонарушений на самом видном месте – на полу.

Колдун тоже поставил свою коробку на стол и задумчиво кивнул: да, что-то в этом есть… Потом оценивающе посмотрел на стремительно растущую в руках Иххо стопку и добавил своей коробке водяных «стен» – для высоты и вместительности.

– Есть и ещё один момент, – девушка повернулась и положила на стол новые папки. – Потом покажу. Попозже. Когда дойдём.

– Вообще-то допуск матушке не нужен, – заметил Мьёл, сгребая найденные дела. – Она в ведомстве давно свой человек.

– Нужен, – строго глянула из-под косой рыжей чёлки Иххо. – Раз тут такой порядок.

Колдун хмыкнул, но смолчал. Нравится человеку жить по правилам – ну и пусть живёт.

Девушка захлопала дверцами шкафов, проверяя, но жёлто-зелёные «гости» чаще всего находились на столах и стульях – в комнатах, в нишах коридора, где под светильниками были обустроены рабочие места.

– Давай ещё в пару комнат зайдём, – решила Иххо. – А потом сразу в правонарушения.

Мьёл прикинул, что они действительно обработали едва ли четверть помещений, посмотрел на коробки и прямо спросил:

– Дальше помогать?

– Если ты не занят, – неловко улыбнулась Иххо.

– Пятый день без дела, – колдун поднял свою коробку. – А мастер Гьириб объяснил, что это не он такой вредный – разрешение в архив Колдовского ведомства выдавать всего на неделю. Это один из старых архивариусов лет двести назад заметил, что его помощники посторонних водят – они так на знаниях зарабатывали. И наложил заклятье: неделю посторонний просвещается, а после вместо записей видит пустые листы. И разрешение выдаётся всего раз в сезон. Теперь туда только весной. Но наставник сказал, вам пока хватит, – он первым вышел из комнаты и сразу сменил тему: – Кстати, а ты местного призрака не ощущаешь? Мёртвую невесту-то почуяла.

– В ней было много силы, – Иххо взяла свою коробку и последовала за ним. – Я, видимо, только призраков-колдунов чувствую. Или он просто хорошо прячется. Архив огромный, а я ощущаю призрака шагах в двадцати от себя, не больше.

Так, обсуждая то одно, то другое, они почти добрались до отдела общих правонарушений. За две комнаты до него девушка опустила коробку на пол, нырнула в рабочую нишу и вернулась оттуда с ярко-зелёной папкой.

– Вот, – показала Иххо. – Вот эту папку я нахожу уже несколько недель и всегда только здесь. Я как-то из интереса проследила – она появляется в этой нише каждый день. Понимаешь? Каждый день. В одном и том же месте. Зачем?

На светло-зелёной папке чернел только номер.

– Что за дело? – прищурился Мьёл.

– Ограбление какого-то особняка, – девушка пожала плечами. – Давно случилось – лет тридцать назад. Обошлось без жертв – хозяева и слуги тогда отсутствовали. А грабителей так и не поймали. Вернее… Тогда был Первый день зимы, народу гуляло много. Соседи вспомнили, что видели одну компанию, которая мимо особняка проходила, – они шумели, ссорились, обзывались. Кого-то из них потом нашли, допросили, но отпустили за неимением доказательств. А самое интересное, что в том доме ничего вроде бы не пропало. Деньги, ценности – всё на месте, зато вещи вверх дном. Что именно у них искали, хозяева или не знали, или постеснялись сказать. Дело давно закрыто, да и времени прошло порядочно. Какой смысл тащить папку сюда?

– Никакого, – согласился колдун. Повёл плечами, удобнее перехватил тяжёлую коробку и попросил: – А можешь выписку сделать? Нужны дата ограбления, место, все имена-фамилии – свидетелей, потерпевших, сыскников.

– Зачем? – удивилась Иххо.

– У меня есть приятель в кражах, – пояснил Мьёл. – Скажу, что мы постоянно на это дело натыкаемся, – может, он в курсе. И с сыскником, который дело вёл, поговорю. Так и узнаем, призрак развлекается или нет.

– Ладно, сделаю, – кивнула девушка. – Только давай сначала хотя бы половину чужого из нашего отдела уберём. Да и в тех же кражах надо наши папки поискать – они там часто находятся.

– День только начался, – бодро отозвался колдун. – Заняться пока нечем, а разливать заклятья по склянкам ещё вчера достало.

***

Сьят грыз перо и в сотый раз перечитывал вчерашний рассказ.

Так всегда: когда пишешь – душа летит вслед за словом, и всё нравится, и каждая буковка на своём месте. А когда спустя хотя бы день читаешь написанное – всё не так: и вот это слово не то, и факты не в том порядке изложены, и дополнений-пояснений не хватает. И вообще… сомнительно как-то дело смотрится. И вот тут выводы за уши притянуты. А понравится ли такое читателям?..

Рыжий частично переписал вчерашний текст уже раз пять и всё равно, в очередной раз перечитывая черновик, находил огрехи. А ведь все думают, что это просто – сел и написал. Хотя написать – да, просто, а вот доработать черновик так, чтобы текст заиграл…

От творческих переживаний отвлекла почта. Сьят отложил рассказ, поднял из чёрной воды записку и невольно посмотрел на часы. Семь вечера. Родители в такое время редко пишут, прекрасно зная, что сын или на работе, или у подруги, да к тому же не любит спонтанных чаёв по вечерам. Они давно привыкли с утра о семейных посиделках предупреждать.

Рыжий развернул записку, прочитал, позеленел. И дрожащей рукой быстро-быстро набросал свою.

Ответ в виде грохнувшей двери не заставил себя ждать. Мьёл заглянул в кабинет и с затаённой надеждой спросил:

– Что за срочность?

Сьят молча подвинул письмо к краю стола. Колдун плюхнулся в кресло, взял помятый лист и прочитал: «У нас, кажется, убийство. Соседка затащила мастера Зарэ, всего в крови, на наш участок, машет ножом и хохочет. Мы закрылись дома. Что нам делать?»

– Это у твоих, что ли? – встревожился Мьёл.

Рыжий позеленел ещё больше, кивнул и выдавил из себя:

– Сходишь?..

– Уже бегу, – колдун встал и скомандовал: – А ты Лу напиши, пусть своих поднимает. Я соседку под мышку – и сюда, а он с группой пусть на месте всё осмотрит и с твоими родителями поговорит. И давай очухивайся. У тебя что, от крови и трупов только носовые платки?

Сьят немедленно полез в нагрудный карман безрукавки, вытащил узкий флакончик с золотистым содержимым, сшиб пробку и выпил зелье. А Мьёл уже был у двери вместе с курткой.

– Ты эту соседку и мастера Зарэ хорошо знаешь? – уточнил он быстро.

– Соседку зовут Ханви, – своим обычным спокойным тоном произнёс Сьят, и лишь нервно сжимающие перо пальцы выдавали его пошатнувшееся душевное равновесие. – Отец с Севера, мать южанка, сама родилась в Приграничье, но потом перебралась сюда. Я с её сыном очень дружил. И это у неё я учился писать рассказы – она всегда говорила, что у меня дар. Ханви всю жизнь изучала старые северные языки, древние книги и литературу вообще, работала в словесном училище. А вот мастера Зарэ толком не знаю. Он в прошлом году – не то весной, не то летом – на нашу улицу переехал. Мастер стар, нелюдим и замкнут. Почти год с нами живёт, но до сих пор ни с кем не здоровается, только смотрит с подозрением.

– Ну, держись, друг, – подбодрил Мьёл. – Разберёмся. Пиши Лу, чтобы собирался, и своим, чтобы не боялись. И сам знаешь, куда дальше.

Да. Архивы, регистрация… А ещё писчая работа успокаивала. Сьят достал из ящика стола стопку чистой бумаги, чернильные склянки и склянки почты.

Он проучился у Ханви больше десяти лет, но всё ли о ней знал? Тайны есть у всех – и кто знает, что скрывает эта добродушная, улыбчивая и приветливая женщина?

***

– Чего ждёшь? – колдун нетерпеливо мялся у двери допросной. – Она неопасна. Я её и в мешок без труда сунул – даже не пыталась сбежать или напасть. А в воду мешка успокоительное подмешал. Не нападёт. А рискнёт – так я рядом.

Сьят не ответил. Он мрачно смотрел в окно на свою соседку и сам не понимал, что именно его тревожит. Женщина в допросной действительно смирно сидела на стуле и чему-то тихо улыбалась – всегда с гладкой причёской, ухоженная, аккуратная, сейчас она напоминала сбежавшую из лечебницы безумную. Волосы диким колтуном, исцарапанные руки с обломанными ногтями, строгое клетчатое платье порвано в рукавах и подоле. Мьёл почистил Ханви от чужой крови – всё до последнего пятнышка на платье вывел, – но Сьят всё равно не решался зайти в допросную.

– Мастер Зарэ мёртв, – напомнил колдун. – Пятнадцать ножевых, из них три в сердце, два в лёгкие, два в печень. Без шансов. Он ещё до моего прихода умер. Правда, то, что убийца – именно она, ещё доказать надо. Убийства вроде никто не видел, только глумление над телом, но Лу опросит свидетелей и всё уточнит. Давай допрашивай, а я потом силу её удара замерю и сделаю слепки работы обеих рук. Нож при ней, кстати говоря, был точно тот. Им убивали. Это я успел проверить.

Рыжий снова слегка позеленел и опять достал зелье, которое специально для него разработал знакомый колдун-лекарь – чтобы не мутило до обморока, нервы успокаивались и голова работала. Выпив лекарство, он вновь внимательно присмотрелся к Ханви, а женщина, словно ощутив чужой взгляд сквозь невидимое окно, повернула голову, убрала за ухо растрёпанные прядки светлых волос и широко улыбнулась.

– Это не она, – наконец понял Сьят.

Звучало дико, но…

– То есть как? – в свою очередь не понял Мьёл. – Твои родители опознали – она. А ты говоришь, нет?

– У Ханви чёрные глаза, – напряжённо пояснил рыжий. – Она наполовину южанка, у неё глаза как у матушки Шанэ – чёрные-чёрные. А у этой женщины глаза голубые. Рост, телосложение, шрам над левой бровью, родинка на подбородке – да, это черты внешности Ханви. А вот глаза… Тебе известно что-нибудь, что меняет цвет глаз – заклятья, зелья, знаки, амулеты?

Колдун подумал и пожал плечами:

– Нет. Для длительной слежки за подозреваемыми и прочих секретных дел есть морочные маски, но они изменяют только оттенок – с голубого на синий, с чёрного на карий или наоборот. Зелёные глаза могут светло-карими сделать. Но чтобы чёрные стали голубым… Нет.

– Вот и я о том же, – Сьят нахмурился, повернулся и прямо спросил: – А когда в Иххо призрак вселился, её глаза изменились?

– Причём тут… – начал Мьёл и запнулся. На секунду. – Ты что, думаешь, в неё кто-то вселился?

– Ханви всю жизнь проработала в словесном училище, – рыжий не отводил глаз. – Всех наставников, как ты знаешь, лекари постоянно проверяют. Не приведи Лунная, ненормальность проявится – или наследственная, или из-за нервной работы. А вокруг дети. Она на пенсии полгода как. Она на сто раз проверенная. Откуда это безумие? И откуда голубые глаза?

– Менялись, – признал колдун. – Белыми стали.

А женщина в допросной вдруг улыбнулась ещё шире, и её глаза вспыхнули голубым огнём – как у матушки Шанэ в момент общения с призрачными помощниками.

– Я за матушкой, – попятился Сьят. – Помощники тут тоже могут быть.

– А я останусь, – решил Мьёл. – Кто её знает… Мешок точно набросить успею. А призраки, матушка говорила, если проходят через защиту Сыскного ведомства, колдовскую силу теряют. Но ты давай-ка… пошустрее.

***

Матушка Шанэ собиралась спать. Хотя нет, на самом деле собиралась она уже второй час и каждые минут десять говорила себе: ещё одну главу – и в постель! Но не выходило. Книга – «Легенды Древнего Севера» – затягивала как в омут, и матушка, едва её что-то отвлекало (сползший плед или выпитый чай), в очередной раз обнаруживала себя на середине новой истории. Конечно, время ещё не позднее, да и душой отдыхать надо – не всё же за призраками бегать…

Чёрная лужа письма появилась прямо в книге – точно на страницы чернил плеснули. Матушка с сожалением положила томик на колени, достала записку, прочитала и быстро встала. Урчащий под боком кот недовольно зевнул, повернулся и уткнулся мордочкой в угол кресла. А матушка Шанэ поспешила к шкафу.

Неужто опять её землячка, да ещё и с призрачными помощниками?..

Когда Сьят добежал до чайной, матушка уже ждала его на заснеженном крыльце, а её помощники обследовали место убийства и, проскользнув мимо рыжего в открытую дверь, изучали Сыскное ведомство. Призраки-помощники даже без колдовства более чем опасны.

– Сынок, я бы и сама пришла, – мягко укорила она. – Зачем бежал?

– Прогулки полезны для размышлений, – пояснил запыхавшийся рыжий. – Хотел отвлечься. Вечера, матушка. Спасайте. Опять у нас очередная призрачная гнусь. Скажите, если призрак в живого вселяется, цвет глаз может измениться?

– Если призрак сильный, с колдовством, то не только цвет глаз, – ответила матушка Шанэ, спускаясь с крыльца. – И цвет кожи, и цвет волос, и даже голос. Бывало, бледные смуглели, молодые разом седели, а женщины говорили мужским голосом. Но лишь на время. Когда призрак уходил, всё становилось прежним. Ещё, сынок, жесты меняются, походка, привычки. Сильный чужак усыпляет владельца тела и ведёт себя так, как он привык.

– Усыпляет? – переспросил Сьят. – Не убивает?

– Нельзя убивать, – твёрдо сказала матушка. – Умрёт родной дух – быстро умрёт и тело. Чужак может довольно долго жить подселенцем, но только рядом с живой и родной телу душой. Все чужаки, которых я встречала или о которых мне рассказывали в семье, понимали: убивать нельзя. Иначе и суток в мёртвом теле не просидишь.

– А в целом каков срок? – заинтересовался рыжий.

Они дошли до моста. Здесь, на открытом речном пространстве, задувал, поднимая облака снега, ледяной ветер.

– Разный, – матушка Шанэ перехватила капюшон. – Всё зависит от того, с какой целью чужак подселился и как рядом с ним чувствует себя родная телу душа. Иххо, например, сразу так испугалась, что едва не умерла. А я слышала о таких, кто живёт «соседом» и луну, и две, и три. Но они готовились и сразу, едва вселившись, усыпляли душу. Редкость, сынок. Вообще чужаки – огромная редкость. Мало кому это в голову придёт – подселяться к живому. Обычно этим грешили те, кто точно был одной ногой на Причале, но хотел задержаться… чтобы что-то сделать. Сказать. Закончить.

– Посмотрим, кто нам попался, – Сьят открыл торцевую дверку. – Заходите, матушка.

В начальственном кабинете он помог ей снять тяжёлое тёплое пальто, сбросил своё, и они спустились на второй подземный уровень, где находились и допросные, и камеры. И где рядом с настороженным Мьёлом сидел призрачный серый пёс. При виде хозяйки он отрицательно покачал головой.

– В ведомстве чужих призрачных помощников нет, – матушка Шанэ достала из кармана тёмного платья маленькую свечу. – Здравствуй, сынок… Давайте посмотрим на вашу преступницу.

Колдун заметно расслабился, приветственно кивнул, открыл дверь в допросную, с порога что-то проверил и пригласил:

– Входите. Можно.

Ханви, за час не сменившая ни позы, ни выражения лица, вдруг вскинула на матушку Шанэ горящие голубым глаза и грубым мужским голосом проскрипела:

– Не смей, мать. Не трожь свечку. И не гляди глубже, чем теперь. Убью. Клянусь, мать, убью её. И за собой утяну – меня Причал уже ждёт. Ничего не узнаешь. И подставишь. Её. И ты, колдун, не трожь меня. Убью.

– Ты и так её уже подставил, – неожиданно резко сказал Сьят. – Кого в убийстве обвинят? Не тебя, а Ханви. Никто вселившегося чужака в расчёт не возьмёт.

– Согласись, красиво? – ухмыльнулась «Ханви». – Одна тварь убита, вторая убила и будет утоплена. Красиво, а?

– За что? – сухо спросил рыжий. – Мстишь?

– А ты соображаешь, малец, – чужак громко хлопнул ладонями по столу и хрипло рассмеялся.

Сьят сел напротив «соседки» и деловито повторил:

– За что?

«Ханви» зло прищурилась:

– А вот и разберись, коль такой умный. Правду выкопай. Старую. Настоящую. И не смотри, это не овечка белая. Она от нас с Зарэ всё нос воротила – мол, я вон как поднялась, а вы как были бродяги безродные, так бродягами и подохнете. А за чей счёт она, тварь паршивая, поднялась? За счёт Ньёда и Зарэ, да-да! Оборванка же была без роду и племени. Двух слов связать не могла. И вдруг словесность. И дом богатый. Ну, чего не пишешь? Я те всё говорить не буду, не-а. Сам выкопаешь.

Мьёл вдруг сунул руки в карманы штанов и зашуршал записками.

– Банда, – хмыкнул рыжий. – Чем промышляли? Мошенничество, вымогательство, мелкие кражи?

– Ограбления, – подал голос колдун, – богатых домов.

Чужак снова громко хлопнул ладонями по столу:

– Ещё один умник! Откуда знаешь?

Мьёл тщательно разгладил записку и зачитал:

– Около тридцати лет назад в Первый день зимы неизвестные проникли в особняк номер восемь, что на Пятом острове. Хозяев – семьи Ви – дома не было, они уехали в гости к родственникам ещё до Мёртвого времени. Обитатели острова в это время праздновали – карнавалы, маски, настойки. Никто ничего толком не видел, лишь один из соседей Ви, пожилой мастер Батто заметил из окна своего дома четверых нетрезвых молодых людей. Они стояли у ворот особняка и ругались. Мастер приоткрыл окно, прислушался, но разобрал лишь одно имя, которое повторялось громче и чаще других, – Ньёд. По имени его и нашли, но на допросе правда показала, что парень ни при чём. В дом не заходил, чужих вещей не брал.

Ньёд опять хрипло рассмеялся. Голубые глаза довольно заблестели.

– Где ты это взял? – Сьят обернулся.

– Потом расскажу, – колдун свернул записку и прищурился на чужака. – Брать-то не брал, но настороже стоял? Пока дружки что-то в особняке искали, да так и не нашли? Или всё-таки нашли?

– А вот это вам, умники, узнавать, – усмехнулся чужак и сложил руки на груди. – Я и так много наболтал. Найдёте свою правду, сравним с моей… а там и видно будет, куда дальше поплывём. Задачка ясна, не? А меня в камеру давайте. И не трожьте, пока всё не выкопаете. Я всё сказал.

– Погодите, проверю кое-что, – с рук Мьёла сорвались чёрные ручейки. – Не по вашей части и для дела.

Ньёд даже возмутиться не успел, а ручьи уже юрко изучили тело Ханви – ладони, предплечья, плечи, торс – и скользнули обратно. Свились на ладони колдуна в водяной клубок и зачадили чёрным.

– Не врёт, – мрачно признал Мьёл. – Он убил мастера Зарэ. Вернее, руки Ханви все удары нанесли.

Чужак победно ухмыльнулся, встал и велел:

– В камеру меня давай, малец. А ты, мать, – голубые глаза прищурились на матушку Шанэ, – объясни этим умникам, что у них очень мало времени. Причал зовёт, а Лодочник нетерпелив к тем, кому не за что держаться. Но уйду я или с правдой, или с подружкой. Которую после так ославят на всё Семиречье… А уж её семейке каково после будет… Очень удобно, что на Севере не верят в призраков, а?

***

– Давайте по очереди, – хмуро предложил Сьят, когда все собрались на совещание в кабинете начальника. – Матушка, начнём с вас. Время позднее.

– Выгоняешь? – лукаво улыбнулась она, разливая по чашкам свежий чай.

– Ни в коем случае, – заверил рыжий. – Хотите – оставайтесь до конца совещания. Вы же давно часть нашей команды.

– Спасибо, сынок, – матушка Шанэ поставила чайник на стол и села в кресло. – Чужак – точно убитый, но это ты, поди, тоже понял. Я немногое успела заметить, но думается, смерть свежая. Недавно его убили. Силы в нём слишком мало. Неделю назад умер, не больше. Могу тело поискать, но не уверена, что получится. Связи души и тела разрушаются быстро, даже если дух ещё здесь. Больше, к сожалению, ничем не помогу.

– Поищите, – кивнул Сьят и посмотрел на колдуна, который, как обычно, стоял у окна, привалившись к подоконнику. – Так откуда данные об ограблении?

– Не поверишь, – усмехнулся Мьёл. – Иххо нашла. С утра она объявила, что в нашем архиве живёт призрак, и показала папку именно с этим делом об ограблении особняка как доказательство. Якобы оно уже несколько недель появляется каждый день в одном и том же месте. Иххо днём возвращает папку в отдел краж, а с утра дело опять у нас. Она проверила – его как нарочно кто-то на видное место подкладывал. Я попросил у Иххо выписку, чтобы узнать у приятеля, кто из отдела краж так развлекается, и в обед она мне её составила. Кто бы знал, что это дело так быстро пригодится.

– Призрак? – заинтересовалась матушка. – А можно поподробней и… – она заметила строгий взгляд Сьята и виновато улыбнулась: – Ой, извини, сынок. Не время сейчас. Потом-потом.

– Вот дело, – колдун положил на стол зелёную папку. – Вот выписка, – на папку легла помятая записка.

– Может, это и призрак, – задумался рыжий. – Или всё проще: кто-то из отдела краж раскопал дополнительные сведения и занялся своим расследованием. А папку прячет у нас, чтобы кто-нибудь другой от скуки не заинтересовался. Да, матушка, потом архивные призраки. Что ещё по делу скажешь?

– На месте убийства не оглядывался, – Мьёл вернулся к подоконнику. – Убийцу в мешок, тело осмотрел, время смерти записал, а потом слепок с трупа в склянку – и в ведомство. Силу удара при тебе замерял – она убивала. Могу показать на слепках трупа и Ханви.

– Не надо, верю, – поспешно отказался Сьят и посмотрел на последнего участника совещания: – Лу, что у вас?

Загорелый сыскник, чьё имя могли произнести (и запомнить) только его родители-языковеды, открыл папку и скривился:

– Шесть-семь часов вечера зимой – самое поганое время. Все уже или вернулись с работы и ужинают, или ушли на работу в ночную смену. Как водится, никто ничего не видел, никто ничего не знает. Твои, Сьят, тоже ужинали, когда шум во дворе случайно услышали. В общем, так дело было…

***

Оба почтенных родителя Сьята, Бьён и Адья, работали в главной городской библиотеке, очень любили читать, всюду ходили с книгами и были крайне рассеянными. И когда у согревающих заклятий внезапно кончился срок годности (а вообще-то все бытовые заклятья необходимо обновлять в начале каждой зимы – туманы Мёртвого времени высасывают из них почти всё колдовство), родители спохватились, но поздно – дом уже совершенно остыл. Второпях они перестарались, заклятий использовали больше нужного, и дом к вечеру прогрелся до дикой жары и духоты. Они повсюду открыли окна и лишь потому-то и услышали – тихий-тихий смех с улицы.

Родители отвлеклись от ужина, выглянули в окно и не поверили своим глазам: кто-то протащил что-то тёмное через незапертую (конечно же, снова по рассеянности) калитку, бросил свою ношу в десяти шагах от дома и снова засмеялся – страшно, безумно. Соседку они опознали не сразу, лишь когда Ханви выпрямилась и потёрла спину.

– Это же Ханви… – Адья, чья мать была портнихой, очень любила хорошо одеваться и всегда замечала, как одеваются другие. – Другого такого пальто нет во всём Семиречье, она же его у мамы шила…

– Срочно запираемся, – Бьён, несмотря на библиотекарскую рассеянность, соображал всегда отменно и с мыслями собирался быстро. – Ты – окна левого крыла, я – окна правого и входную дверь. Потом – наверх. Бегом, дорогая.

Когда спустя полчаса они вновь собрались, предварительно потушив во всём доме свет, у кухонного окна, сцена в саду не изменилась. Серебристый свет уличных фонарей. Чёрное нечто. Глубокая грязная борозда на свежем снегу. Хихикающая соседка – неопрятная, с дикими глазами, в расстёгнутом, несмотря на сырой морозец, пальто. Хотя нет, нож появился – в руке Ханви.

– Это что, труп? – выглядывая из-за занавески, с ужасом прошептала Адья.

– Боюсь, что да, – мрачно ответил Бьён, щурясь. – И боюсь, это мастер Зарэ.

– Почему? – удивилась жена.

– Ханви его ножом размахивает, – напряжённо пояснил муж. – Никогда не видела нашего старого мастера с ножом? Явно Зарэ чем-то нехорошим прежде зарабатывал. Помнится, я как-то летом домой шёл, а Зарэ – мне навстречу. Идёт, в землю смотрит, никого не видит и ножом поигрывает: подбросит – поймает – подбросит – поймает… Или военный, или грабитель, или артист. Я поздоровался, поинтересовался, откуда навыки, а потом вытаскивал этот самый нож из своей сумки. Зарэ его так ловко метнул, предупреждая… Нож я тогда хорошо рассмотрел.

– И сейчас она его будто показывает – прямо под свет подставляет… – Адья удивлённо посмотрела на супруга: – Я точно узнаю пальто, ты – нож…

– Я пишу сыну, – подытожил глава семьи.

***

– Мастера Зарэ так и опознали – по ножу? – строго спросил Сьят.

Лу посмотрел на часы и признал:

– Пока только по ножу. У трупа всё лицо искромсано так, что мать родная не узнает, а иных деталей пока нет. Соседей опросили, но те его раз в луну видели и никаких приметных родинок под коленками, конечно, не заметили. Но внешне дом мастера пуст. Мой колдун, как с телом закончит, обещал сделать портрет для опознания. Видимо, ещё возится.

– Пойду помогу, – Мьёл стянул с вешалки куртку. – Я же тебе не нужен?

– Иди, – кивнул Сьят и выразительно посмотрел на матушку Шанэ: – Мастер же убитый. По вашей части. Займётесь?

– Я зажгла свечу перед уходом, – улыбнулась матушка и тоже глянула на часы. – Моё колдовство и власть над духами убитых усиливаются после полуночи. Через час вернусь в чайную и проверю, в клетке ли птичка. Пока его незачем пугать. Сразу после смерти духи часто боязливые, молчаливые. Подождём ещё немного. Если он придёт в чайную, обратно ему уже не выйти без моего согласия. А если не придёт, то попробую притянуть дух позже – после полуночи я сильнее.

– Спасибо, – поблагодарил рыжий. – Лу, что ещё?

Лу вытащил из папки стопку заметок, бегло их просмотрел и сообщил:

– Думаю, Ханви убила мастера возле дома твоих родителей, но точнее узнаем, когда ты дело заведёшь. Без него, сам знаешь, ни в один дом не попасть и обыски не провести. Однако кровь есть лишь у калитки и дальше, в саду. А где именно они встретились и откуда пришли, непонятно. Дорожка сильно истоптана местными, а свежего снега не было несколько дней.

– Что же связывает этих двоих? – пробормотал Сьят, открывая папку с делом об ограблении.

– Вместе их никогда не видели, – ответил Лу, снова сверившись с очередной запиской. – Мастер Зарэ вообще ни с кем не общался и даже не здоровался. У Ханви всегда было много гостей, но все люди приличные. Но это ты и сам знаешь.

Матушка же, пока сыскники обсуждали своё, сидела в кресле – расслабленно, точно дремала. А на самом деле смотрела глазами помощников, которые без устали рыскали по заснеженным улицам. У призраков тоже есть свой запах, и по нему можно найти тело, если смерть свежая. Надэ до прихода матушки Шанэ всё в тюрьме обнюхал, уловил нужное и «передал» запах остальным призрачным помощникам. Как по следу по нему, к сожалению, не пойти, но если рядом окажутся (и если связи души и тела ещё целы), учуют. Вероятность крайне мала, но есть.

– А история у нас такая, – Сьят, пролистав дело, коротко рассказал Лу про чужака и связь странной троицы со старым ограблением.

После истории с Фьёшем-Занозой и лекций наставника Мьёла о прошлом Севера Лу в призраков немного верил, да и Сьята как сыскника очень уважал, поэтому сразу принял случившееся как данность. И архивного призрака – тоже.

– В деле говорится о четвёрке гуляк, – подытожил рыжий. – Трое, кажется, есть. Надо найти четвёртого. Если эти четверо как грабители больше нигде замечены не были, то остаётся одно – свидетели того самого ограбления. А лучше найти свидетелей именно ссоры.

– Тридцать лет прошло, – нахмурился Лу. – Свидетель-старик, поди, давно умер. А пострадавшие вряд ли признаются, раз тогда не сказали.

– А надо не среди взрослых искать, – Сьят, подумав, что-то черкнул на чистом листе, – а среди детей. Помнишь себя мелким? Всегда же нас, маленьких, родители в Первый день зимы дома оставляли и гулять уходили. А мы сидели у окна и ждали. Или по двору полночи носились, если деды-бабушки-няньки позволяли. И никто никогда не признается, что именно видел или слышал, чтобы никого не сдать. Да и не считаются дети серьёзными свидетелями. Их редко опрашивают. Возьмёшься?

– Конечно, – легко согласился Лу.

Рыжий встал и протянул ему записку:

– Вот содержание выписки, адрес и вопросы. Не зря нам в архиве это дело подкинули. Надо в нём покопаться, – он сердито глянул на часы и добавил: – И снова Мьёла на Городской архив и регистрацию спустить, чтобы не искали одну справку три часа. Думают, если мастер Рьен в отпуске, то у нас нет ничего важного?

– Давай и в регистрацию зайду, – предложил Лу и расправил широкие плечи. – Мне по дороге. Меня они тоже боятся. Мой прежний колдун им как-то хорошую выволочку устроил. Мы важную справку ждали, а эти олухи два часа чаи гоняли. Мой колдун пришёл – а они ржут и пироги трескают. Ну он всем и наподдал. И я потом добавил. Ты домой не собираешься?

– Нет, – рыжий придвинул к себе стопку чистых листов, – мне ночью хорошо работается.

– Тогда дождусь в регистрации портрета убитого от наших колдунов и все необходимые справки, – решил Лу. – Посмотрю, что за народ нам попался, а после и в Городском архиве дежурных тряхну.

Сыскники из других групп крайне редко расследовали интересные случаи, и поучаствовать в делах группы Рьена втайне мечтали все. Поэтому, несмотря на близкую полночь, Лу лучился энергией и тоже собирался как следует поработать.

Сьят быстро набросал для него список необходимых документов, поблагодарил сыскника за помощь и тоже собрался в архив – но в местный, сыскной. Без особых надежд – ведь если бы кто-то из подозрительной четвёрки грабителей попался, сейчас бы они на свободе не гуляли, – но всё-таки. Может, их как свидетелей где-нибудь упоминали. И эти мелкие упоминания помогут понять, чем же всё-таки Ньёд, Зарэ, Ханви и один (как минимум) неизвестный в молодости промышляли.

– И я пойду, – матушка Шанэ открыла глаза, в которых сразу же погасло призрачное сияние. – Если что-то найду или узнаю, пришлю помощника.

– Матушка, как вы считаете, в каком случае обворованные ни за что не признают, что у них что-то украли? – спросил Сьят, помогая ей надеть пальто.

– А кто сыскников вызвал? – уточнила матушка. – Хозяева или соседи?

– Соседи. Заметили, что ворота и дверь дома открыты. Хозяева приехали через день после несостоявшейся кражи.

– В таком случае, сынок, – она сняла с вешалки тёплый платок, – должно быть, у хозяев или действительно не нашлось нужного – например, воры по неопытности домом ошиблись либо хозяева с собой вещь увозили, – или украли ворованное. То, что хозяева особняка сами заполучили не слишком-то честным путём.

– Я тоже так подумал, – кивнул Сьят. – И ещё есть вариант запрещённого. Что они либо сами делали, либо продавали как посредники.

– Ты умничка, ты разберёшься, – улыбнулась матушка Шанэ. – Доброй ночи.

– Я умничка… – вздохнул рыжий, когда она ушла. – Я обязательно разберусь… Старое ограбление, свежее убийство и один призрак-чужак – в чём тут разбираться-то…

Он быстро набросал несколько записок, отправил почту и засобирался в сыскной архив.

***

– Ты тут что, два часа в бумажках копаешься? – рассердился Мьёл, вынырнув из протоки.

Мертвецкая занимала половину полуподвала и представляла собой длинный широкий коридор с многочисленными нишами. Старая кладка стен сочилась ледяной сыростью, а под высоким потолком плавали мрачные зеленоватые светильники. Арочные проёмы ниш, в которых хранили и изучали трупы, закрывали плотные тёмные шторы, а между нишами стояли рабочие столы и стулья.

Над одним из столов парил вполне сносный слепок с лица покойного мастера Зарэ, но создавший его Вьют, молодой колдун из группы Лу, отчего-то не спешил высылать склянку со слепком начальству. Вместо этого он сидел за столом и что-то вдумчиво изучал.

Услышав окрик, парень вздрогнул и торопливо вскочил со стула. Светловолосый, двадцатилетний, он присоединился к группе Лу совсем недавно и ужасно робел перед опытными сыскниками.

– Тут такое дело… – смутился Вьют. – Я тут нарисовал… Вы посмотрите. Это на лице убитого было.

Мьёл взял со стола листы и удивлённо хмыкнул. Лицо покойника, оказывается, искромсали со смыслом – лоб, щёки и подбородок «украшали» рваные линии.

– И ты что, пытался сам понять, что это? – Мьёл приподнял бровь. – А ничего, что твоего отчёта ждут уже два часа? Ничего, что нам срочно надо подтвердить личность убитого? Ничего, что дело стоит?

Вьют смутился пуще прежнего.

Мьёл молча сделал ещё несколько слепков с лица убитого, дополнил записи Вьюта несколькими замечаниями, снова сделал несколько слепков – с листов, а потом всё свободное пространство стола превратил в большую чёрную лужу. Куда и полетели комплекты «лицо плюс записи» – и дальше, по двум направлениям, Сьяту и Лу. И отдельная склянка со слепком лица и пометкой «Срочно!» – в регистрацию.

– Вот это, – Мьёл отряхнул руки, – ты должен был сделать сразу. Понял? Сразу! Захочешь выслужиться и подумать за начальство – быстро потеряешь работу или останешься тут дежурным. Запомни: мы, колдуны, думаем или когда начальство спрашивает, или когда больше заняться нечем. Нам платят за то, что мы делаем – и делаем очень быстро и качественно. Сделал – отправил – и думай, сколько влезет. Хочешь себя проявить – показывай свою сильную сторону. А у нас это колдовство. И если тебя это обижает, меняй работу, пока никого не подставил. Понял?

Парень пристыжённо кивнул.

– А это, – Мьёл указал на записи, – воровские метки. Воры такими помечают дома или ворота в неприметном месте и показывают своим, что место занято. Или уже обчищено. Я до отдела убийств почти год в кражах работал. Встречал такие.

– Точно… – пробормотал Вьют.

– Кстати, про «качественно», – Мьёл обогнул стол и отдёрнул штору. – А ну пошли, повторно труп осмотрим. И не дуйся. Я тоже, когда меня до первого убитого допустили, думал, что всё знаю и сразу всё найду. А пару лет назад понял, что до сих пор учусь.

– А потом? – осторожно спросил парень. – По домам?

– По каким домам? – фыркнул Мьёл. – Ночь только началась. Потом точно на обыски пошлют. Да, именно ночью. Потому что Сьят дело заводить не будет. У своего начальника спросишь, почему.

***

В прихожей чайной стояла сонная тишина, а за дальним столиком одиноко горела голубым пламенем колдовская свеча. Матушка Шанэ зажгла светильник, заперла дверь, стянула с головы платок, сняла пальто и снова прислушалась – но не к тишине, а к себе, к своим ощущениям. А оные указывали, что огонёк матушка зажгла не зря – нет, не зря.

– Ты здесь, – прошептала она, щурясь на свечу. – Но очень слаб. Слабее северных мёртвых, ибо слишком давно от родных песков оторван. И даже щепоти с собой не носил. Ты пока невидим и не можешь говорить, а силу не примешь, да? Гордый. Страшно. Но ничего, чайная тебя напитает. А я подожду.

Матушка Шанэ вынесла из тайного коридора поднос, наполнила «призрачную» кружку чаем, красиво разложила по тарелкам печенье. Сходила к себе наверх за книгой и шалью, вернулась и устроилась за столиком с чашкой чая и «Легендами Древнего Севера».

Некоторых призраков лучше не торопить. Как бы ни пугал всех чужак, в теле несчастной женщины он способен долго продержаться без ущерба для неё. А вот грубое вмешательство в очень слабую душу, которая совсем недавно покинула тело, может нанести большой вред – вызвать шок и помешательство. Иногда тихое, но чаще буйное.

Нет уж, лучше потерпеть до утра и узнать всё, нежели поторопиться и не узнать вообще ничего.

От светильника и сквозняков на стенах дрожали тени. Из-за приоткрытых штор на пол лился снежно-белый свет. Мелодично тикали часы. И вился над чашкой терпеливый пряный дымок – матушка Шанэ, закутавшись в шаль, снова погрузилась в книгу и так увлечённо листала страницу за страницей, что забыла про чай. Как и про призрака.

Он бесшумно вышел из-за шторы – невысокий, сухощавый, в надвинутом на лицо капюшоне и со слабым голубым свечением. Сел за стол напротив матушки и долго пил чай, набираясь сил. Колдовской чай, едва закончившись, снова наполнял кружку, и призрака это устраивало – он вспоминал прошлое и обдумывал предстоящий разговор.

У матушки затекла спина. Шевельнувшись и поёрзав, она подняла взгляд от книги, заметила призрачную фигуру и удивлённо улыбнулась:

– Ты уже здесь? Какой шустрый! Зарэ, верно?

– Нет, мать, – прошелестел призрак. – Но тоже твой земляк. Всё расскажу. Всю правду. Только пообещай сначала.

– Что именно? – с готовностью спросила матушка Шанэ, закрывая книгу.

– Отвези меня домой, – попросил он. – На Юг. Прах к пескам. Не хочу здесь лежать. Холодно и сыро – никогда Север не любил. Отвези домой. И меня, и Зарэ. Всё взамен расскажу. Ничего не утаю.

– Так Зарэ тоже мёртв… – нахмурилась матушка. – А где он лежит, знаешь? Да? А в сыскной мертвецкой, выходит, ты вместо него? Хорошо, дружок. Обещаю.

– Тогда слушай, – призрак сильно сжал чашку скрюченными пальцами. – И верь, мать. Ни словом не совру, клянусь.

***

Звать меня Ивлэ. Родители мои на Юге… оступились, потому на Север и рванули. Спрятались. Меня родили. Но одного за другим прибрала их местная сырость, и я, десяти лет от роду, один остался. По соседству с нами тоже южане жили, а мы своих не бросаем – так они меня и подобрали, и при себе оставили. Но семья, мать, была большая. Жрать вечно нечего. Вещи старые. Сапоги дырявые. Так и затянула меня тёмная тропка – сначала яблоко стащить, потом шапку, а там и до кошельков руки дошли.

Долгое время мне везло, пока я не залез в карман к вору поудачливей. Так я познакомился с Ньёдом. Он вообще, мать, не из бедных. Потому я вора в нём и не признал. А воровал он от скуки. Стало быть, развлекался так. Отца из его семьи увела в путь река Кипучая – он его раз в пять лет видел, мать вскорости другого себе нашла, а Ньёда приютил бездетный и обеспеченный дядя. Всё обещал ему оставить, если за ум возьмётся, но скитаться и воровать Ньёду нравилось больше. Тож, понимаешь, Кипучая в душе бурлила. А дядя сильно болел, весь в себе был. Увидит племяша поутру в приличной одёже – всё, значит, путём.

Так уж получилось, что задружили мы. Раз вместе на дело, два… А потом он предложил уже не карманы, а дом, и понадобился третий. Так к нам прибился Зарэ – он был из детей моих приёмных родителей. Хваткий, бесстрашный, дурной – как есть дурной, мать. Дурнее я не видывал. Ничего не боялся. А с ножом что творил… Но так и не признался, кто научил.

Ханви – хотя, мать, другое у неё имя, это она себе потом купила, когда завязала, – прибилась к нам сама. Умная девка, хитрая. Её мать продавала себя направо и налево, а девчонка болталась без дела. Так нас и приметила. Смекнула, что к чему, отловила как-то Ньёда и попросилась в шайку. Я, говорит, вам такие кошельки приводить буду… Моё дело – завлечь и опоить, ваше – в указанной подворотне обобрать. А по молодости она видная была – высокая, черноглазая, смазливая. Уговорила, короче.

Вчетвером мы много чего творили и, мать, ни разу не попались. Как Ханви объявилась, так Ньёд очень внимательным стал – мы не работали подолгу на одном острове, часто за черту Семиречья на дело выбирались. И никогда не брались за богатеев. Нам-то троим что нужно было? Пожрать да новые сапоги. Мы и чистили почти всегда лавки, да чайные, да склады. И редко, когда они Ньёду надоедали, мелкий домишко. Ну и Ханви свои «кошельки» приводила.

А потом она же толкнула нас на то самое дело…

***

Сыскной архив Сьят знал лучше любого старожила – причём весь архив, потому как для разнообразия и о кражах с похищениями рассказы писал. Он быстро добрался до нужной комнаты с кражами тридцатилетней давности, и тут его настигло первое письмо – от Мьёла, со слепком лица убитого и описанием воровских меток на оном. А следом письма посыпались одно за другим – из регистрации, от Лу, из Городского архива, снова от Мьёла…

Сьят всё же успел просмотреть старые дела, понял, что шайка была или невероятно осторожна, или никогда не шла на серьёзные дела, и занялся письмами. И размышлениями.

Для начала убитый был не мастером Зарэ, но тоже пожилым южным мужчиной примерно того же возраста, а звали его Ивлэ. С мастером Зарэ, гордо сообщала регистрация, их связывала одна приёмная семья. Она же утверждала, что оба мужчины до недавнего времени числились бродягами и проживали в одном и том же приюте для бездомных «Старый причал», однако с год назад оба купили по небольшому домику и переехали по таким-то адресам. Работали оба в разных амулетных лавках, соответственно, по таким-то адресам. Причём оба как колдуны не регистрировались, даже как слабые.

Следом пришло настораживающее письмо от Лу. В регистрации он лично просмотрел дела известной троицы (дело Ньёда ещё не нашли, но обязательно отчитаются) и заметил, что Ханви зарегистрировала всего одна служащая, а это против правил. Заверять личность должны минимум трое. Плюс в её деле ничего нет о родителях и иных родственниках – ни слова: ни имён, ни адресов. То есть личность и имя Ханви определённо поддельные.

Следом отчитался Городской архив. Прислал ворох заметок о наградах Ханви и её заслугах перед городом, о веренице благодарных учеников и прочая, и прочая. Заодно предоставил заметку об Ивлэ: оказывается, убитый засветился в прессе, сумев восстановить древний и давно не работавший исцеляющий амулет, который лечил в три раза быстрее обычных, а на его основе создал новый и с теми же свойствами. Случилось это год с лишним назад (и вот откуда, подумал Сьят, у бродяги взялись деньги на дом).

А через полчаса написал Мьёл: мастер Зарэ отсутствует недели три – согревающие заклятья давно выдохлись, дом остыл, сад и крыльцо в снегу. Больше ничего интересного нет ни в доме, ни в саду. Дальше они с колдуном Лу («взял с собой, чтобы без дела не скучал и обучался») осмотрят дом Ханви – тихо и осторожно, следов не оставят, беспокоиться не надо. Не впервой.

Потом отчиталась регистрация – нашлось дело Ньёда. Пропащий оказался мужик. С детства бродяжничал и пару раз был пойман по мелочи на кражах еды. К юности вроде за ум взялся, даже школу худо-бедно окончил. Но потом получил наследство от дяди, промотал его в пять лет и снова оказался на улице. Имел крохотную комнатёнку в унылом гостевом доме на окраине Семиречья, однако был на все руки мастер, и к нему толпами шли чинить то, что ремонту не подлежало, – старинные часы, амулеты, артефакты. Всё после него работало – и все деньги Ньёд быстро и исправно проматывал.

Сьят сложил письма в папку, качнулся на стуле и задумался. А ведь Ханви тоже артефакты создавала и восстанавливала. Её сын ещё по малолетству разболтал, что словесность – не единственное увлечение матери. Она любит работать со старинными книгами, и ей везли их отовсюду. Причём приносили рассыпающиеся в прах листы с полустёртыми чернилами, а уносили книги в отличном состоянии, годные для чтения и не нуждающиеся в поддерживающем колдовстве. А в деле Ханви не было ни слова, что она колдунья.

У всей четвёрки – способность к колдовству… Слабая (внезапная?), но явная. И это, кажется, ниточка – показался из клубка хвостик…

А ещё через час, когда Сьят уже начал клевать носом над письмами и папками, Мьёл прислал ошеломляющее: дом Ханви неинтересен, зато в её саду, в дальних углах, закопано два трупа разной степени «свежести». Первый – пожилой северный мужчина, недельной давности смерть. Второй – пожилой южный мужчина, мёртв недели три. Оба без признаков насилия, но так странно скрючены, что, скорее всего, отравлены. А главное, могилы явно копал колдун – обе очень глубокие и одинаковых размеров. Ну и какие-то капли-следы он тоже заметил.

Ньёд и Зарэ?..

«Одна тварь убита, вторая убила и будет утоплена», – довольно заявил чужак.

Значит, Ньёд уверен, что его убили Ханви и Ивлэ. И таким изощрённым способом отомстил обоим. Но зачем тогда потребовал от сыскников правды? Чтобы они нашли трупы, доказательства виновности Ханви в двух убийствах и установили их мотивы? И доказательств, конечно, более чем достаточно: скрытые могилы, нож Зарэ… А если Мьёл по каплям-следам с могил сумеет выйти на колдуна, который прятал тела… Тогда вообще всё.

Или нет?

Нет, прежде надо всё-таки понять, что именно стащили (или за чем именно охотились) четверо молодых воров. Что мелким и осторожным (скорее всего) карманникам понадобилось в том особняке номер восемь на Пятом острове. И из-за чего они так ругались, что всплыло (очень кстати) имя Ньёда.

А ещё необходимо установить точные даты смерти обоих найденных в саду.

Ханви любила поездки – даже на соседний остров уехать и переночевать в гостевом доме ей было в радость. Она жила одна (с мужем разошлась, а дети выросли), и ей не хватало впечатлений. А кто, пока она в отъезде, присмотрит за огромной библиотекой, полной редких и дорогих книг? Только защита – и на особняке, и на ограде, и на воротах, и где-нибудь ещё. Чужаку даже в сад просто так не попасть. Да, любую защиту можно взломать – но лишь в отсутствие обитателей дома. А Ханви, насколько помнил Сьят, всегда, уезжая даже на два-три дня, отпускала прислугу – по причине крайней прижимистости. Зачем платить людям за те дни, когда они ничего не делают?

Сьят не особо понимал в колдовстве и защите, но на всякий случай попросил Мьёла проверить заклятья на ограде и воротах. Во-первых, были ли они взломаны и восстановлены, а если да, то сколько раз. Во-вторых, колдуны спокойно проникли и в сад, и в дом, то есть сейчас защита отсутствовала, и её надо вернуть – в доме много редкостей. А в-третьих, он предложил колдунам дождаться служанок и узнать, в какие дни хозяйка отсутствовала. Заодно и мертвецов изучить – установить время смерти. И после опроса прислуги (которая, конечно же, придёт) станет понятно, в отсутствие Ханви убили обоих или нет. Конечно, хозяйка могла отпустить слуг, чтобы обойтись без свидетелей и создать видимость своего отсутствия… но даты поездок и у лодочников уточнить несложно. Ханви – личность известная.