Читать книгу Из мухи получится слон - Дарья Калинина - Страница 3

Назавтра в назначенное время, прихватив с собой необходимое снаряжение в виде парика, грима, косметики, перчаток, шарфиков различных расцветок и паспорта, я вовсю трезвонила в дверь к Наташке. Звонила я уже в течение пяти минут, не меньше, но за дверьми не раздавалось ни шороха. Я уж было решила, что ночью Наталью придушил собственный супруг (за то, что она заставила его тащиться с ней в милицию), как вдруг раздался хриплый голос, вопрошавший, кто я и что мне тут нужно. Я правдиво ответила, что Даша и что хочу видеть свою подругу.

Откуда у них взялся обладатель этого голоса? Смогла предположить только одно, что ночью к Наташе нагрянули неожиданно гости из отдаленных мест и она была вынуждена оставить их ночевать у себя. А может, это родственники? Но за дверью сказали:

– Ой! – Дверь без дальнейших расспросов отворилась. – Я проспала, – сокрушенно призналась Наташа.

Она могла бы этого и не говорить. Весь ее вид – помятый и нечесаный – говорил сам за себя. Хриплый голос, удививший меня, принадлежал все той же Наташе. Она со сна, оказывается, всегда сипела, как застарелый пьяница.

– Ты соображаешь, сколько сейчас времени? – набросилась я на нее. – Мы же к двум часам не успеем. Тебе только умываться не меньше получаса нужно.

– Без паники, – отозвалась Наташа. – На водные процедуры хватит и двадцати минут. И могу обойтись без завтрака.

– Ты с ума сошла. Завтрак приготовлю я, а ты не трать времени и – марш мыться. Иначе я за себя не отвечаю.

Через каких-нибудь сорок минут мы бодренько пробежали к ближайшему входу в метро.

Удивительно, но в библиотеку нам удалось попасть без всяких проволочек. Постовой мельком глянул на наши пропуска и отвернулся.

– Куда теперь? – спросила Наташа.

– В туалет. Перевоплощаться. Кстати, о чем ты не захотела вчера вечером сообщить по телефону?

Последовало продолжительное молчание. Я уже предположила самые гнусные вещи, как вдруг Наташа заговорила:

– А-а, вспомнила. Я договорилась с капитаном Степановым, и он обещал держать нас в курсе – неофициально, ясное дело, – если будут какие-то новости. А говорить я тебе об этом не хотела, потому что телефон твой, милочка, может прослушиваться.

– Ну, прошу в кабинет, госпожа конспираторша.

Я затолкала Наташу в кабинку, где мы и приступили к изменению своих образов, решив на всякий случай слегка изменить и облик Наташи. Но увлеклись делом и чуточку пересолили. Я напялила на себя уже привычный парик и в один момент превратилась в жгучую брюнетку. Нанесла легкий слой грима и покрылась загаром. Накрасила глаза, губы и обмоталась шифоновым шарфиком нежно-бежевого цвета. На мне была длинная шерстяная юбка неприметного кирпичного цвета, черная блузка и длинный вязаный жилет в клетку. Мой теперешний облик ничем не напоминал девушку, которую бандиты видели в кафе.

Наталья была в синих джинсах и темно-синем бадлоне. Волосы она собрала в хвост и надела очки с простыми стеклами. Очки ей шли и к тому же изменили ее до неузнаваемости. Гримом она тоже воспользовалась – надо же было замазать свои синяки. И чтобы я не слишком выделялась, как она мне объяснила. Я оглядела нас с пристрастием и осталась довольна. И в смысле эстетики, и в смысле неузнаваемости камуфляж нам удался на славу. Теперь оставалось обнаружить тех или того, из-за кого мы замаскировались. Иначе вся возня пошла бы насмарку. Глупо щеголять по библиотеке, вырядившись как попугаи.

Хихиканье и наши возбужденные восклицания были слышны на весь туалет, что выяснилось, когда мы, очень гордые собой и своей новой внешностью, вышли «в люди». Нас встретили задумчивые и пытливые взгляды многочисленного общества, собравшегося тут. Общество сплошь состояло из пожилых дам. Они, видимо, хотели что-то у нас спросить. Скорее всего нечто нескромное, потому что выражение их лиц я не назвала бы одобрительным. Мы верно поняли их и постарались покинуть комнату с наивозможной быстротой, провожаемые дружным молчанием, настолько полным негодования, насколько только молчание может быть чем-то заполнено.

Отойдя от опасного места с максимальной скоростью, приличествующей двум девушкам, старающимся сбежать побыстрее, но одновременно пытающимся сохранить чувство собственного достоинства, мы свернули за угол и смогли там наконец-то отдышаться.

– О чем они могли подумать? – тревожно поинтересовалась я. – Там было несколько подружек моей мамы. Если они меня узнали, то можно меня сразу пристрелить. Они расскажут матери, что ее дочь запирается в кабинке туалета с некоей особой и они обе там глупо хихикают, а потом ее дочь выползает оттуда накрашенная, как панельная девка. И добавят еще от себя пару замечаний. Они же не смогут ограничиться одними фактами. Хотя и голые факты выглядят неутешительно, но эти язвы обязательно придумают какое-нибудь грязное объяснение моему поведению. Самое меньшее, чем они ограничатся, – что я лесбиянка. Ты понимаешь весь ужас положения, в которое я попала из-за собственной неосторожности?

Наташа ответила, что понимает прекрасно, но тетки вряд ли узнали меня и могут лишь подозревать, кто именно был в кабинке. И потому они не пойдут к моей маме жаловаться на мое аморальное поведение. Потому что побоятся попасть в глупое положение. Если там была не я, они будут выглядеть в глазах библиотечного общества как грязные сплетницы, а им этого не захочется. Самое большее, что смогут они сказать маме при случае, что видели девушку с угольным цветом волос, которая непристойно хихикала возле унитаза. Но мало ли кто это мог быть!

Несколько утешившись этими сумбурными объяснениями, я предложила осторожно, чтобы не нарваться больше на знакомых, пробраться к залу техники, который был конечной целью нашей вылазки.

Наслушавшись вчера по телефону о разносторонних увлечениях Амелина, я пришла к выводу, что единственное объединяющее его интересы звено – это криминал. Непорядочность его, присутствующая в рассказах о нем, не позволяла усомниться, что и сюда он явился с целью кого-то обмануть или, может быть, украсть редкий фолиант.

Работая в свое время в Публичке, я вдоволь повидала удивительных шедевров – начиная от подлинных писем Наполеона к разным людям до микроскопического экземпляра сборника сказов Бажова, размером со спичечный коробок. Хранились здесь уникальные словари и рукописи. И была комната Фауста. Допустим, что саму комнату Амелину даже с друзьями свистнуть не удастся, но рукописные Библии с изумительными по красоте иллюстрациями, книги, от которых так и веяло древностью, вполне могли быть похищены. А ведь дотрагиваясь до них, ты как бы соприкасаешься с бесчисленными поколениями людей, державших эти книги в руках за столетия до тебя. Они хранились с величайшей тщательностью и считались святыней библиотеки, но это совсем не означало, что этим они полностью застрахованы от воров.

И эти бандиты могут украсть все – даже мою любимую Библию, чей переплет украшен огромным аметистом! И хотя она подвешена над столом на двух цепях, – им замки и цепи не помеха. И письма Вольтера тоже могут украсть, и еще тысячи вещей.

Как-то до сих пор я воспринимала бандитов безотносительно к убыткам, какие они могут нанести честным людям. Погром в моей квартире я давно им простила. Что взять с мужчин, которые и в собственном доме постоянно все ломают. Но только теперь до меня дошло, что ценности, хранящиеся в библиотеке и в других местах, находятся под угрозой. Все замерло внутри от ужаса. Одновременно я почувствовала прилив сил и бешенства.

Я стояла с выпученными глазами и открытым ртом. Не позволю! Не позволю им украсть у нас наше литературное богатство. На что же я буду любоваться, если бандиты все украдут? Сначала одну, потом другую книгу и постепенно вынесут все сокровища, принадлежавшие, как ни банально это звучит, всему нашему российскому народу. Ведь когда вы наслаждаетесь их видом и содержимым, то книги в этот момент принадлежат вам, а не библиотеке, которой только дозволяется их хранить.

– Наташа! – в ужасе я чересчур громко зашипела ей в ухо, и она испуганно шарахнулась от меня.

– Что за шутки? Так человека можно на всю жизнь заикой сделать, – обиделась подруга.

– Наташа, следующее преступление они совершат здесь. Я только сейчас поняла это. Меня озарило.

Наташа с интересом взглянула на меня.

– Где? Вот именно на этом месте, где мы стоим? – уточнила она, ничуть не усомнившись в моей правоте.

– Нет, в библиотеке, но где именно – не знаю. И мы должны установить это сегодня.

– Так пойдем, куда запланировали. Зал техники уже заждался нас, – с готовностью предложила Наташа.

По дороге мы не встретили никого, кто бы даже отдаленно напомнил бандита. Чаще всего попадались преклонного возраста кандидаты в мир иной обоих полов. Было много откровенных негров и застенчивых девушек белого цвета. Иногда встречались голубоватые парочки. Но основную массу присутствующих в этом хранилище мудрости составляли женщины всех возрастов, размеров и мастей. В них, женщинах, невзирая на различия в материальном и духовном планах, было нечто неуловимое, присущее лишь библиотечным работникам. Словно легкий слой пыли легким облачком поднялся с древних манускриптов и осел на их хранительницах. Чуть заметная бледность, уместившаяся в складках их одежд, забившаяся в мельчайшие морщинки кожи лица и рук, выдавала род их занятий.

Порой, встретив на улице незнакомую мне женщину, я с уверенностью могла определить ее профессию. Возможно, проработав здесь не три года, а лет двадцать, я постигла бы науку определения по оттенку и составу пыли, лежащей на ком-нибудь, даже конкретный раздел работы этого индивидуума. Но я вовремя удрала из библиотеки. Дело в том, что я тоже начала чувствовать себя раритетом, и мне это вовсе не нравилось. Библиотечная пыль – вещь необычайно коварная. Ее немного, но она постоянно вокруг тебя. От нее не спастись, принимая душ по два раза в день. Она незаметно въедается в вас. Настойчиво пытается проникнуть внутрь и окрасить ваш мир в идеальный серый цвет. Наверное, серое и правда практично, но я предпочитаю более яркие расцветки и тона.

В нас с Наташей библиотечные работники незамедлительно узнавали читательниц, то есть людей извне, не принадлежавших всем телом и душой к этому храму знаний. То, что они нас безошибочно определяли, меня не порадовало. Я-то планировала незаметно пробраться по чугунной витой лесенке в служебные помещения, расположенные в виде балкона над залом техники. Балкон для нас был бы удобным пунктом наблюдения. Сверху зал лежал как на ладони. А через прихваченный из дома папин полевой бинокль мы смогли бы сосчитать количество вставных зубов у любого сидящего внизу или неспешно передвигающегося мимо составленных в ряды столов человека.

В конце концов мы решили, что для начала постараемся прокрасться наверх, где окопаемся, по возможности, надолго. В случае атаки со стороны библиотекарей будем прикидываться затюканными студентками, заблудившимися в лабиринтах стеллажей. Это правдоподобно. Я сама нередко плутала в дебрях библиотечных фондов.

Еще мне не давал покоя вопрос, здесь ли человек, которого капитан Степанов обещал отрядить на охрану моей драгоценной персоны. Идя по улице и спускаясь в метро, я безуспешно высматривала свою охрану, с пристрастием изучала физиономии сидящих напротив людей. Я так энергично крутила головой во все стороны, что Наташка, заподозрив неладное, принялась выпытывать, кого я ищу.

Я благоразумно умалчивала о присутствии возле меня телохранителя, желая избежать попыток Наташи оторваться от «хвоста». Я и сама толком не разобралась в собственных ощущениях. С одной стороны, совсем неплохо чувствовать за собой надежный тыл, а с другой – приключение уже засосало меня с головой, и всюду таскать за собой милицию мне не улыбалось. Никогда не знаешь, что милиция может придумать в следующий момент.

Если бы мы встретили в библиотеке одного или двух членов шайки, то во сто крат занятнее было бы выследить их самим и до поры не брать милицию в расчет. Охваченная противоречивыми чувствами, разрываясь между здравым смыслом и жадностью к приключениям, я хранила подлое молчание о возможном «хвосте».

Мы с Наташей просочились на балкон и спрятались между многоярусными шкафами, на чьих полках покоилось неисчислимое количество папок и тому подобной макулатуры. Чем именно занимаются здесь сотрудники, догадаться не представлялось возможным. Папки были разложены по неизвестному нам алфавиту, в котором после буквы «А» сразу шла буква «К», а возле «Н» пристроилась «Р». Ко всем прочим сложностям на некоторых папках стоял номер, не поддающийся анализу. Но мы забрались сюда не для решения алфавитных ребусов.

– Видимость отличная, – поделилась со мной Наташа вполголоса, справедливо опасаясь привлечь к себе внимание окружающих. – Доставай бинокль, чего тормозишь? – войдя в азарт, прошептала она.

Я молча извлекла его и принялась настраивать линзы для своих глаз. Не знаю, кто уж им пользовался в последний раз, но возилась я долго.

– Такого плохого зрения просто не бывает. Что они с биноклем делали? Уму непостижимо, – возмущалась я.

– Дай мне, я тоже хочу поглядеть, – заканючила над ухом Наташка.

– Сейчас.

Оглядев внимательно зал сквозь линзы бинокля, я не заметила никого, кто был бы знаком мне и подозрителен. У сидящих внизу людей был коллективно респектабельный вид. Я тяжело вздохнула и передала бинокль Наташе:

– Смотри сколько влезет. Никого там нет. А время, хочу заметить, уже без пяти два.

Наташа детально изучила внешность всех наблюдаемых и резюмировала:

– Будем ждать.

Ничего другого не оставалось. Напротив нас висели огромные настенные часы, и я периодически поглядывала на их стрелки. Когда большая приблизилась к пяти минутам третьего, я ощутила тычок в бок от Наташи. Она молча указывала пальцем на типа, который стоял в дверях.

– Узнаешь его? – поинтересовалась она и в оправдание добавила: – Он подозрительно выглядит. У него есть что-то преступное в лице.

– Затрудняюсь определить так сразу. Очень неуловимое выражение лица, но это точно не Амелин.

Презрительно фыркнув, Наташа опять впялила свой взор в типа, стоящего в дверях. Он тоже высматривал кого-то в зале. Наш разговор не пропал даром, он был услышан, и перед нами материализовалась пожилая дама, пожелавшая узнать, кто мы такие и знаем ли, где находимся. Мы знали, но с места не двинулись, потому что в это время наш подопечный увидел наконец своего знакомого и мотнул головой, приглашая того выйти поговорить. Я с любопытством перевела взгляд на зал, чтобы увидеть, кто отреагировал на его приглашение.

– Девочки, откуда вы здесь взялись? – надрывалась над ухом наша настойчивая дама. – Вы сотрудницы? Тут служебное помещение.

Наташа вяло мямлила в ответ, что мы не знали, больше не будем, скоро собирались уйти и прочее.

Единственное живое существо, которое отреагировало на приглашение типа в дверях и двигающееся сейчас по направлению к выходу, было девушкой в плотно облегающих ее попку блестящих штанах. Штаны!! Я пристально изучала только лица, принадлежавшие мужчинам старше 18 лет. На женские лица я почти не глядела, а на их попки и подавно. И напрасно. Эту девицу я уже встречала, а штаны мелькали передо мной даже пару раз. Они определенно были хорошо мне знакомы. Надо было не терять времени и бежать за ней.

Я мило улыбнулась даме, почтив наконец ее своим вниманием, и произнесла ласковым голосом:

– Извините нас за беспокойство. Мы и правда заблудились.

Бормоча извинения и одновременно с этим запихивая бинокль в сумку, я тут же повторно уверяла, что мы заплутали.

– Видите, мы даже бинокль доставали, выход высматривали.

После этой фразы Наташи взгляд библиотечной дамы, доселе пылавший жаждой расправы, приобрел жалостливое выражение. На лице проявилось что-то материнское.

«Бедные девочки, они совсем заучились», – видимо, подумалось даме, потому что она заботливо довела нас до лесенки и пыталась проводить до гардероба. Но мы вежливо отклонили ее любезное предложение и скатились вниз со всей доступной для наших ног скоростью.

– Это она! – возбужденно восклицала я. – Определенно, я ее где-то видела… В Эрмитаже, позавчера! Мы столкнулись с ней нос к носу. А ее штаны я видела позднее в толпе. То, что она крутится там, где и мы, – очень подозрительно. Это не просто так. И твой подозрительный мужик тоже с ней. Все одно к одному.

Невзирая на некоторую путаность моих объяснений, Наташа верно сориентировалась. Она усекла главное – что ситуация осложнилась появлением неучтенной девицы. Она не фигурировала в моих рассказах. Я и сама вспомнила о ней, лишь увидев ее в тот момент, когда она торопилась скорей добраться до своего знакомого.

Мы увидели их мирно беседующими, как только сами вышли из зала. Они заняли два стула возле круглого стола, стоящего в холле. Подобраться к ним незаметно было нереально, и нам оставалось лишь наблюдать из укрытия, которое было обнаружено между очередными шкафами, за беседой тех двоих.

– Проследим за ними, – решила я, – если они вдруг разделятся, то ты берешь девку, так как она тебя раньше не видела, а мою маскировку может раскрыть. Я же пойду за мужиком.

– Вечно ты со своими мужиками. И почему тебе вечно достается то, что лучше, – неожиданно принялась выяснять отношения Наташа.

– Какое к черту лучшее! Ты шутишь, надеюсь. Не хватало сейчас нам с тобой делить мужиков.

Но Наталье решительно приглянулся этот тип, и она не сдавалась:

– Тебя девка никогда в этих лохмах не узнает. Поэтому я лучше возьму на себя мужчину. Хорошо?

Я чуть не придушила эту идиотку. Меня остановило то, что объекты нашей слежки оторвали свои седалища от стульев и целенаправленно устремились мимо шкафов, служащих нам укрытием, к лестнице, которая вела только вниз. Я пообещала Наталье тысячу неприятностей, если она не согласится следить за девицей, и с трудом добилась согласия. По-моему, Наташку больше всего волновало то, что девица спокойно направится к себе домой и, скорее всего, больше на улицу не выйдет. На мужчину Наташа возлагала большие надежды.

Дружными парами мы протопали мимо читательского гардероба. Еще одна головная боль для нас с Наташей. Читатели и сотрудники заходили в библиотеку через разные двери, с разных сторон здания. Соответственно, и раздевались в разных гардеробах. Нас с нашими пропусками никогда бы не допустили к читательскому входу, и, следовательно, нам не удалось раздеться в читательском гардеробе. Можно было, конечно, раздеться у читателей и обежать затем вокруг здания, чтобы пройти через служебный вход, но на это у нас не хватило духу. Бегать по центру города без верхней одежды в 20-градусный мороз я бы не согласилась ни за что, а тем более из-за каких-то негодяев, которые еще неизвестно, явятся ли. У Наташи большого энтузиазма мое предложение пробежать кросс по морозцу тоже не вызвало, и мы спокойно разделись в принадлежащем нам по праву гардеробе. Теперь я горько жалела об упущенной возможности. Подумаешь, немного померзли бы, зато сейчас бы не волновались. Но толку? Сделанного не воротишь.

Миновав пару дверей и коридор, мы увидели вдруг, как наша парочка замедлила ход возле двери, которая вела, как я прекрасно знала, в отдел редкой книги, где и хранились реликвии былого. Книги, написанные на телячьей коже, называемой пергаментом, от руки древними монахами чуть ли не в IX веке. Девица махнула рукой на эту дверь, привлекая внимание спутника. Мои худшие опасения начали подтверждаться. Я продолжала убеждать себя, что эти жесты ничего не значат, но в душе знала, что это конец. Конец для бандитов. Теперь я не выпущу их из поля зрения ни за какие коврижки.

– Они стоят возле отдела редкой книги. Там внутри хранятся книги, которые написаны еще от руки, или первопечатные, или раритеты.

Наталья не отреагировала, видимо, для нее была важнее сама игра в следователей.

– За любую из тех книг можно купить твою квартиру два раза, – добавила я, чтобы она врубилась, насколько высока ценность этих книг, и оценила бы размах преступников по достоинству.

– За книгу? Ты спятила, – равнодушно произнесла она.

– Да ты хоть слышала про Остромирово Евангелие? Оно тоже хранится в библиотеке.

Наконец-то Наташку проняло. Она с благоговейным трепетом взглянула на дверь и здраво заметила:

– Дверь не железная, и взломать ее ничего не стоит. Такие богатства за простой дверью. Приходите и берите, пожалуйста.

– Не так, конечно, просто. Во-первых, милицейский пост, во-вторых, ночью патруль совершает обход всего здания библиотеки. Потом – на дверях сигнализация, а на окнах решетки. Но ты права – все охранные средства несовершенны, и при желании их можно легко обойти. А желание у этих ребят, судя по всему, есть, и немалое. Вон как крутятся возле двери. Чуть ли не облизывают ее.

Те двое решили, видимо, что увидели достаточно. Они пошли дальше, мы за ними, через все здание библиотеки. Девица иногда останавливала своего приятеля и указывала ему то один, то другой коридоры. При этом она возбужденно переминалась с ноги на ногу, что-то ему втолковывала.

Мы дошли уже до милицейского поста возле служебного входа. Девица принялась опять настойчиво говорить что-то своему попутчику. При этом она энергично кивала на милиционера, беззаботно сидящего за своим столом и не подозревающего об угрозе, находившейся в непосредственной близости от него.

– Не может она громче говорить, что ли? – возмутилась Наташа, которая до сих пор смиренно вышагивала за ними без малейшего признака недовольства. – Дохлятина! Мне же не слышно.

– Они только о том и думают, как бы поменьше неудобств доставить Наташе, – только и смогла съязвить я, не сводя глаз с девицы.

Если судить по ее жестам, она собиралась спуститься в служебный гардероб, а мужику, следуя ее указаниям, надлежало обойти кругом и встретиться с ней уже на Невском. Неужели нам улыбнулась удача? И точно. Девица, задорно блеснув напоследок на мужика глазом, убежала одеваться. Мы тоже побежали за ней. Больше нам деваться было некуда. Пальто-то наши висели в гардеробе, а без пальто мы бы далеко не ушли.

Возле милицейского поста у нас произошла заминка. Наташкин пропуск был выдан до 16 часов, а сейчас любые часы показывали самое большее без десяти минут три. Бюрократически настроенный милиционер требовал от Наташи отбыть весь срок полностью или домогался отметки из отдела кадров, куда мы не потрудились зайти. Наташа упрямо отказывалась. Спор грозил затянуться. Выручил нас мальчишка, тащивший огромную зеленую сумку с книгами.

В библиотеке существовало и существует по сей день понятие «рейс». Означало оно следующее. Несколько раз в день затребованные читателями или находящиеся в обработке книги переносили из фондов, где они хранятся, в читальные залы или на абонемент. Вот такой рейс мы и повстречали. Книги сопровождались кучей документов, в которых указывалось их число, иногда названия, место назначения и все такое прочее. Милиционер закопался с головой в бумаги, сверяя их с книгами, и на время забыл о нас. Когда он вспомнил и вспомнил ли вообще, я не знаю. Мы к тому времени были уже далеко. По правде говоря, мы были далеко уже ровно через полминуты, если считать с того момента, когда он наклонил свою голову над бумагами.

Нам надо было успеть проделать массу действий. Выудить гардеробщицу, которая, как назло, исчезла из поля зрения, получить наши пальто, одеться, не попадаясь на глаза девице. Догнать ее нам удалось только на Невском. И кавалер ее был тут же. Это нас искренне порадовало. Они опять оживленно поболтали о своем и перешли на другую сторону проспекта. Когда они оказались на другой стороне, то их стало уже трое. Где-то на середине пути к ним присоединился светлоголовый парень. Как это у него получилось, понять я не смогла. Мы же ни на миг глаз от этой парочки не отводили.

– Ты видела? Как он умудрился? – спросила я у Наташи.

– Ты его узнала? – вопросом на вопрос ответила она.

– Нет. Но неужели это Амелин?

– Он, голубчик, – с глубоким удовлетворением в голосе произнесла Наташа и вся прямо осветилась зловещей ухмылочкой.

Я поняла, что Амелину от расправы не уйти. Наташка может потратить годы своей бесценной жизни, но негодяя достанет. И не скрыться ему от нее, не спрятаться. Бедняга. Тут я его могла даже немного пожалеть, потому что знала дьявольскую натуру Наташки, способную испортить жизнь кому угодно. Радости жизни ему больше не видать. Наташка умудрится полностью отравить ему существование. Так что он сам пойдет в милицию и покается во всех своих темных делишках, лишь бы от нее избавиться.

Тем временем этот бедняга, не подозревающий о несчастье, которое подстерегает его буквально за углом, обнял и поцеловал девицу в щечку, пожал руку мужику и они скрылись в дверях кафе-мороженого. Мы подобрались ко входу в подвальчик, где, собственно, и располагалось это кафе, и приступили к выработке новой стратегии.

– Как следует поступить в данном случае? – глубокомысленно спросила меня Наташа и добавила: – Вот вопрос, стоящий перед нами.