Читать книгу Случайные гости - Дарья Кузнецова - Страница 2

Что я по-настоящему люблю, так это моменты выхода из прыжка. Я стараюсь их не пропускать и встречать во всеоружии; за десять лет на корабле мне так и не успело это наскучить. Во всеоружии – то есть в двигательном отсеке и со скрипкой в руках. Над этой моей привычкой сначала смеялись, потом недоумевали, потом – иронизировали, а теперь наконец привыкли и больше не спрашивают, зачем мне это надо. Как я могу объяснить, зачем, если и сама не знаю?

Не могу объяснить и толком сформулировать, что меня привлекает. Просто это те редкие моменты, когда я искренне благодарна судьбе за знакомство со скрипкой, за полученную от родителей способность находить пронзительную и завораживающую красоту в том, что кажется обыденным. За возможность видеть, слышать и ощущать.

Я люблю вглядываться в пустоту за пределами тонкой корабельной скорлупки, ту самую, загадочную, в которой находятся путешественники, временно переставшие существовать в реальном мире. Говорят, это вредно и даже опасно. Правда, говорят с осторожностью – никто не может объяснить, чем именно. Наверное, источник этих предупреждений – обычный страх перед неизвестным. А я… там красиво, но даже не в этом дело.

Я точно знаю, что корабль любит мою музыку. Стараюсь не злоупотреблять, потому что даже мне самой это периодически кажется странным, но в такие моменты удержаться невозможно. Подлинное наслаждение, удовольствие настолько яркое, что на глаза наворачиваются слезы.

Сначала – шлем терминала. Он поначалу мешал, но я очень быстро привыкла, а без него… без него это будет череда звуков. Да, красивых, но – не тех.

Футляр пахнет старым лаком, канифолью и чем-то неуловимым. Мне кажется, именно так пахла мама, это ведь ее скрипка. Не концертная, а домашняя, для себя. Сделанная безымянным мастером, звучащая совсем не так, как бесценные древние произведения искусства, но… в ней есть душа. Не такая, как в технике и прочих предметах; своя, настоящая, абсолютно живая. Возможно, когда-то давным-давно эта скрипка была живым человеком?

Лак кажется теплым. Всегда. Шейка инструмента сама просится в ладонь, подбородок устраивается на предназначенном для него ложе так уютно, будто это не посторонний предмет, а продолжение тела. Смычок… он тоже живой и очень легкий, как виляющий хвост собаки, встречающей хозяина. Так и просит: «Коснись! Ну! Я скучал!»

Я тоже скучала.

Пальцы все помнят, им не нужно внимание разума. Я не гений и не виртуоз, просто есть несколько мелодий, которые я, кажется, способна сыграть в любом состоянии. Теперь можно позволить себе отпустить реальность, полностью отрешиться от собственного тела. Позволить живой темноте окутать себя, на какое-то время забыть обо всем – о существовании рядом других людей, обо всех приборах и бегущих по нейронным сетям импульсах. Больше нет человека, все материальное осталось где-то позади, а здесь… только свобода бесконечного полета и хрустально-чистый, пронзительно-нежный звук.

Мне кажется, эта пустота вокруг отзывается на него. Краски становятся сочнее, меня уже полностью окутывают переливы света – голубовато-зеленые, холодные, но удивительно ласковые, будто живая лесная тень. Разум знает, что это говорит только о приближении точки выхода, но здесь и сейчас… кому есть до него дело?

Вокруг завиваются радужные вихри. Я ощущаю не только дрожь инструмента в руках; я чувствую, как звуки наполняют пространство плотным наэлектризованным облаком. Где-то рядом стучит сердце – тихо рокочет двигатель, готовый свернуть пузырь перехода. Стучит и мурлычет от удовольствия, впитывая знакомую музыку. И благосклонно решает послужить еще, удержать чуть живую цепь от обрыва, а прибор – от поломки, позволить своим крошечным соседям, считающим себя его хозяевами, еще полетать, увидеть другие миры. А самому – послушать, как тонко и ласково поет скрипка. Умереть никогда не поздно, можно опоздать только жить.

Музыка, кажется, выбирается за пределы тонкой скорлупки корабля. Музыка струн, тонких пальцев и биения пульса. Мгновение – и я почти могу различить тихие-тихие, едва слышные голоса, будто далекий оркестр начинает подпевать одинокому соло. Звук становится сильнее и пронзительнее, а хоровод света – быстрее. Следом за ними ускоряется пульс – мой ли, корабля, какое это имеет значение?

Еще мгновение – и свет рассыпается мириадами крошечных холодных искорок далеких звезд, а мне кажется, будто я вынырнула из толщи воды и теперь отчаянно хватаю ртом воздух. Вкусный, обжигающе-ледяной зимний воздух, пахнущий заиндевевшими ветвями скинувших листву деревьев, высоким синим небом и хрустящим под ногами снегом.

А потом вдруг в лицо мне плеснули пламенем, и я… ослепла.

От пяток до макушки пронзила разрядом тока острая боль, смычок сорвался пронзительным высоким звуком – не фальшивой нотой, криком. За нас обоих, потому что у меня от этого неожиданного удара перехватило дыхание.

Потом… кажется, кто-то кричал. На разные голоса, и эта какофония била по ушам, оглушая и окончательно дезориентируя в пространстве. Я уже забыла, кто я, где нахожусь и что вообще происходит, и всей душой отчаянно хотела только одного: чтобы все это поскорее закончилось.

Оборвался кошмар внезапно. Я вдруг прозрела и испуганно вытаращилась на физиономию брата, из ниоткуда возникшую передо мной. Кажется, он что-то говорил, но за грохотом пульса в ушах я ничего не слышала. Лицо обожгла пощечина, я протестующе вскрикнула, пытаясь отшатнуться, но в голове ощутимо прояснилось. Например, я поняла, что сижу на полу в дальнем углу двигательного отсека, вжавшись спиной в угол, брат на коленях стоит напротив и упрямо тянет меня за локоть из этого угла, а я упираюсь, цепляясь за какие-то элементы конструкции. А шлем терминала валяется рядом, явно снятый с моей головы Ваней.

До меня постепенно начало доходить, что все недавние ощущения – не совсем мои. И ослепла не я, а корабль; и громкие звуки, причинявшие боль, здесь не слышались, да и самой боли тоже не было. То есть, наверное, что-то случилось с кораблем?

– Аленка! Ну наконец-то! – возмущенно сообщил брат, когда я все-таки поддалась и позволила извлечь себя из укрытия.

– Скрипка! – дернулась я из его хватки, когда сообразила, что брат увлекает меня к выходу, а инструмент так и остался лежать на полу.

– Тьфу, дура! – не сдержался Ваня, но руку разжал и терпеливо дождался, пока я аккуратно уложила скрипку в футляр.

– Что вообще происходит? – уточнила я, подхватывая свободной рукой кофр, за другую уже вновь ухватился брат и поволок меня, кажется, в сторону рубки.

– Падаем, – лаконично отозвался он. – Пока гравкомы справляются, но неизвестно, на сколько их хватит.

– Как падаем?! Куда падаем?! – Я вытаращилась на Ивана, предприняв попытку остановиться для выяснения подробностей, но мне не позволили.

– Вниз, – огрызнулся он, явно не желая ничего комментировать.

А я вдруг отчетливо осознала, что братец-то вырос. Что вот этот высокий крепкий юноша – уже не тот мелкий паршивец, который отравлял мою жизнь в юности, ходил за мной хвостом, мешал учиться и надоедал своими бесконечными вопросами. Сейчас меня тянул за руку без пяти минут мужчина, и, наверное, хороший мужчина – серьезный, ответственный, не теряющийся в экстремальной ситуации. И это уже я надоедала ему глупыми вопросами, заданными под руку в самый неподходящий момент, и, с его точки зрения, вела себя как глупая девчонка.

К этому выводу я успела прийти по дороге к пультовой, слушая пронзительную трель сигнала тревоги и пытаясь понять, что вообще происходит. Судя по всему, с кораблем во время выхода из прыжка что-то случилось, но что? Мы с кем-то столкнулись? Нет, вряд ли, куда бы мы тогда падали! Василич промахнулся с курсом и мы выскочили в атмосфере планеты? Тоже сомнительно: во-первых, Василич не ошибается, а во-вторых, непонятно, почему ослепли внешние камеры. На нас кто-то напал сразу на выходе? Опять же очень странно – кто, зачем? И как умудрился подкараулить? И почему мы все-таки куда-то падаем?

И, кстати, зачем брат тащит меня в пультовую?

Последний вопрос я даже собралась задать вслух, но не успела: мы пришли.

– Я ее привел, – отчитался Иван, подтаскивая меня к креслу у стены и силой в него усаживая. Воспротивиться я не успела, а брат уже активировал систему креплений и сам поспешно уселся рядом. – Не в себе, но вроде живая.

Я опять попыталась возмутиться, но снова не успела.

– Ох, Аленка, и заставила ты нас понервничать! – не оборачиваясь, неодобрительно высказался штурман.

– Выкинуть бы эту пиликалку в открытый космос, – проворчал себе под нос братец, а я нервно вцепилась в футляр.

– Не дам! – заявила категорично.

– Алечка, Ваня шутит, – поддержала меня сидящая в соседнем кресле тетя Ада и мягко потрепала по плечу. – Мужчины часто имеют эту привычку – глупо шутить в неподходящий момент. Как ты себя чувствуешь, моя девочка? И что с твоим лицом?

Спокойный и как обычно ровный тон женщины помог взять себя в руки и сбросить похожее на легкую контузию оцепенение. У тети вообще есть волшебная способность не только сохранять деловитое спокойствие и невозмутимость в любой ситуации, но и заражать ими окружающих. Я окончательно осознала, что поплатилась за свою любовь к переходам, что пострадал только корабль, а я сама – жива и здорова, если не считать горящей от пощечины щеки. Видимо, просто, сняв с моей головы шлем терминала, Иван нужной реакции не добился и догадался прибегнуть к более радикальному средству. За последнее я на брата, впрочем, не сердилась, никогда не думала, что оплеуха способна вернуть мозги на место, а сейчас вот испытала на себе.

Кто-то из мужчин догадался отключить систему оповещения – действительно, кого предупреждать об опасности, если все здесь? – и в пультовой воцарилась тишина. Кажется, еще более оглушительная, чем вой сигнала тревоги.

– Все в порядке, я случайно, – поспешила заверить тетю и отвлечься от этого пугающего беззвучия. – А что именно происходит? И почему мы все здесь?

– Ну какие неприятности мальчики нашли на наши головы, я и сама не очень знаю, – невозмутимо проговорила тетя. – А здесь мы потому, что так положено: здесь самая прочная часть корабля, которая в крайнем случае…

– Это я помню, я имею в виду… что, все действительно настолько плохо? – перебила ее. Слукавила – о том, что рубка имеет свой собственный корпус и при необходимости может послужить спасательной капсулой, я вспомнила только после этих слов. В голове до сих пор слегка звенело. Поспешила я с утверждением, что окончательно пришла в себя.

Тетя только развела руками, не зная, что ответить, но, на наше счастье, решил высказаться Ваня. В отличие от нас обеих он почти все свободное время проводил в пультовой, поэтому был в курсе последних событий. Оказалось, мы, что называется, «попали под раздачу». Недалеко (в космических масштабах) от того места, где мы выскочили из перехода, кипел бой. Кажется, полиции противостояла пиратская эскадра, но в этом брат не был уверен. Поскольку уйти в прыжок возможности не имелось – не тот у нас двигатель, чтобы прыгать туда-сюда без дозаправки, – осталось спасаться бегством. Учитывая, что удрать от боевого корабля по прямой мы не могли, мужчины нашли единственный выход – спрятаться на планете, являвшейся целью нашего пути.

Удирающих нас попытался преследовать один из драчунов, но, на наше счастье, этот маневр заметили полицейские и, несмотря на численное превосходство противника, сумели нас прикрыть. Хотя безоружному «Лебедю» все равно неплохо досталось, и сейчас мы пытались сесть на планету так, чтобы не разбиться об нее же и желательно оказаться поближе к научной базе. Компенсаторы пока стойко держались, обеспечивая нормальную силу тяжести, и оставалось только гадать, от каких перегрузок они нас спасают.

Чем закончился бой, и закончился ли вообще, брат не знал: старшее поколение занималось спасением корабля и наших жизней, им было не до объяснений. Благо приказавшие долго жить камеры при посадке помогали мало, да и вообще выполняли скорее декоративную функцию, позволяя экипажу любоваться окрестностями в те редкие моменты, когда это действительно было интересно.

Меня пытались позвать, но, когда это не получилось, отправили за мной Ваню. Собственно, на этом полезная информация исчерпывалась.

Брат замолчал, и через несколько секунд я поняла, что скучаю по механическому голосу, предупреждающему об опасности и велящему собраться в рубке. Тишина стояла оглушительная: дядя Боря с Василичем общались без лишних слов, через терминалы, а нам только и оставалось, что слушать тихий гул двигателей и разглядывать статичную картинку, занявшую обзорные экраны. Заставка представляла собой великолепный вид на Землю с дальней орбиты и оказывала бы умиротворяющее воздействие, если бы мы не знали, что происходит на самом деле. Она так резко контрастировала с напряженными позами мужчин, с вцепившимися в манипуляторы ручного управления ладонями дяди Бори, что становилось еще страшнее.

Ожидание выматывало. Наверное, если бы было видно, как приближается поверхность планеты и как полыхает зарево, окружающее входящий в плотные слои атмосферы корабль, было бы спокойней. А сейчас… казалось, еще мгновение – и мы разобьемся. Мгновение проходило, а долгожданная развязка все никак не наступала, и страх накатывал с новой силой.

Ванька хмурился, цепляясь за подлокотники кресла, и, наверное, очень жалел, что не он сейчас сажает корабль, что вынужден сидеть здесь, на предназначенном для пассажиров месте, и ничем не может помочь. Я же крепко обнимала футляр скрипки и мысленно повторяла одну мольбу, невесть к кому обращенную: «Хоть бы все обошлось, хоть бы все обошлось!» Сердце испуганно трепетало где-то в горле, и я почти ненавидела тот момент, когда выбрала эту специальность и связала свою жизнь с космосом. Чем я вообще думала в тот момент?! Ладно – специальность, но почему я не осталась работать где-нибудь на заводе, собирающем корабли?!

О том, что особенного выбора у меня не было, да и работа эта мне в другое время очень нравилась, я сейчас не думала. Что поделать, это Ванька может гоняться за приключениями, а я предпочитаю тихонько возиться с корабельными модулями. Желательно без авралов, где-нибудь на солнышке, на поверхности мирной и гостеприимной планеты. Космический разум, пусть эта планета окажется именно такой, а все мои страхи, как это часто с ними бывает, – сильно преувеличенными!

Не знаю, что бы со мной было, если бы не присутствие тети Ады. Ее феноменальное спокойствие и полное доверие к талантам мужа частично передавались мне и не позволяли впасть в истерику. Более того, в конце концов мне удалось разозлиться на себя и почти перестать трястись. Как не стыдно паниковать?! Ванька вон держится в разы лучше, а он, между прочим, младший, и это я должна подавать ему пример! И мои недавние рассуждения о том, что мальчик вырос, не играют здесь никакой роли!

Но ничто, а уж тем более – падение, не длится вечно, мой кошмар вскоре закончился, и закончился вполне благополучно. То ли я недооценивала таланты дяди, то ли гравкомы были достойны памятника при жизни, то ли Ванька преувеличил масштаб катастрофы и не так уж неконтролируемо мы падали (или и то, и другое, и третье вместе), но сели почти ровно. Только на несколько секунд навалилась неприятная тяжесть – видимо, компенсаторы отрабатывали удар.

– Уф! – шумно выдохнул капитан, тяжело роняя руки на колени и рывком оборачиваясь к нам вместе с креслом. Спинка сиденья, повинуясь безмолвному приказу, отклонилась, позволяя мужчине принять более расслабленную позу. – Первобытный спутник мне в задницу, стар я уже для таких развлечений, – недовольно пробурчал он, стягивая шлем терминала и тыльной стороной ладони утирая лоб. Короткие черные, с проседью волосы топорщились во все стороны и, кажется, были насквозь мокрыми.

Хм. Пожалуй, с выводами я поспешила, и замечание брата об уровне опасности можно считать правдивым: никогда я еще не видела дядю настолько взмыленным. По всему видать, посадка далась ему нелегко, а корабль (и мы вместе с ним) висел на волоске. От мысли, что моя паника была вполне обоснованной, по спине пробежал холодок, заставивший нервно поежиться. Но страх все равно начал отпускать, конечности сделались тяжелыми и слабыми, голова – ватной, а тело – легким. И еще почему-то страшно захотелось пить.

– Ты, Борь, как знаешь, но после такого надо выпить, – в своей обычной, несколько вкрадчивой манере заявил Василич, тоже стягивая шлем. Почти повторил мои собственные мысли, хотя имел в виду явно совсем другое.

– Я ради такого даже коньяк готов распечатать. По глотку за здоровье нужно всем! – Капитан устало махнул рукой.

– Ну какой глоток, Боренька, – проговорила тетя Ада, наконец справившись с фиксирующей системой и поднимаясь из кресла. – Пойду лучше заварю чаю, нечего детей к алкоголю приучать.

– Традиции, Ада, нужно соблюдать, – неожиданно возразил ее муж. – И можно подумать, кто-то кого-то спаивать будет! У нас еще дел по горло.

– Ох, мужики. Лишь бы выпить, любую традицию под это дело подведут!

Тетя с ворчанием удалилась. Несправедливым, честно говоря, ворчанием; капитан в этом вопросе был кремень и спиртные напитки употреблял исключительно редко. Вот Василич, тот любил посидеть где-нибудь в баре со старыми знакомыми, которые по странному стечению обстоятельств находились у него на каждой захудалой станции. И то никогда не позволял себе лишнего в преддверии важного дела.

– Дядь Борь, а правда, что ли, традиция есть? – осторожно уточнила я. Голос слегка дрожал, но слушался, что не могло не радовать.

– Есть, есть, – со смешком ответил штурман. – Старинная и сакральная. Лучше всего работает с пивом!

– Почему именно с пивом? – растерянно уточнила я.

– Потому что после принятия внутрь энного количества алкоголя за собственное здравие, за спасение и благосклонность Космического разума, положено удобрить продуктами его переработки почву планеты, – ехидно пояснил он.

– Кхм. Это обязательно? А если на поверхность без скафандра выйти нельзя? – Я вытаращилась на мужчину в изумлении.

– Аль, ну кого ты слушаешь? – Дядя усмехнулся. – А ты, Василич, прекращай юных девушек стращать и учить плохому.

– А это, Борь, кто как традиции соблюдает. Удобрить почву – никогда не лишне! – не сдался штурман, но тему все-таки предпочел сменить: – Аленушка, а скажи-ка ты мне, что с тобой такое произошло, что у нас не получилось тебя дозваться?

Лично я бы предпочла прежние дурачества, потому что сейчас и дядя поднял на меня серьезный вопросительный взгляд, и мне сразу стало неловко.

– Мне кажется, меня немного контузило сразу после перехода, – неуверенно ответила я. – Когда камеры ослепли, я… растерялась. Мы попали под выстрел, да?

– Шальной, как назло, – поморщившись, подтвердил капитан. – Зацепило один из маневровых «факелов», потом еще один задело, пока драпали; ох нас и крутило при посадке!

– Сильно задело? – уточнила прагматично.

– Смотреть надо, – развел дядя руками. – Приборы, во всяком случае, не отрубились совсем, а просто сбоили. Попробуем восстановить своими силами, в крайнем случае – попросим помощи у ученых. Мы вроде бы недалеко от них грохнулись.

– Не спешил бы ты с просьбами. – Вмиг посерьезневший Василич качнул головой. – Сигнал бедствия вообще подавать не стоит, мы же не знаем, кто там дрался и кто в итоге победил, а приманивать пиратов не хочется. Да и с учеными я бы повременил.

– А они нас так не найдут, без приманки? – Я сразу же встревожилась.

– Лес густой и обширный, здесь научную базу-то только по координатам можно найти, что говорить про корабль, – отмахнулся капитан и настороженно покосился на товарища. – А ты не перегибаешь? С космосом, положим, согласен, рискованно. Но чем тебе исследователи не угодили?

– Ну сам подумай, не просто же так пираты мимо пролетали и столкнулись со скучающими на отшибе патрульными, да? Похоже на облаву, а облавы на ровном месте не устраивают. Не удивлюсь, если где-то здесь база этих ребят.

– А с базы нас засечь не могли? – вклинился в разговор Ванька.

– Кто ж их разберет! Могли и не засечь. В любом случае лезть самим к ним в руки – не лучшая идея. Даже с учетом наличия у нас координат базы. Может, там уже давно никаких ученых нет, или их пираты поймали, или вообще полюбовно договорились. Предлагаю сначала проверить.

– Это, конечно, отдает паранойей, но спорить я с тобой не буду; в самом деле, лучше перестраховаться. Так что мы на разведку, а Аля пока попытается оценить степень ущерба.

– А я? – мрачно уточнил брат. Ему явно отчаянно хотелось отправиться в тыл к врагам, но настаивать младший благоразумно не стал: бесполезно.

– А ты сестре поможешь. И в случае чего сможешь поднять корабль.

– В случае чего? – едва ли не хором возмутились мы.

– Ничего никто поднимать не будет, – добавила я уже более развернуто. – Что за похоронный настрой? Опять же, ты сам говорил, «факелы» пострадали, далеко мы на них улетим? Прекратите пугать, мне и без этого уже страшно!

– Ладно, ладно, не ругайся. – Дядя поднял ладони в жесте капитуляции. – Нахваталась от старшего поколения, я прямо узнаю Адкины интонации, – заметил он со смешком.

– Сами воспитали! – возразила я.

На этом разговор исчерпал себя, и мы отправились на камбуз лечить нервы. Впрочем, про «надо выпить» Василич явно ляпнул для красного словца, ограничились ложкой чего-то крепкого каждому в кружку с чаем, так что эффект получился исключительно терапевтический.

Не знаю, как остальные, а я сумела наконец успокоиться. По телу разлилось приятное тепло, к невесть почему озябшим рукам вернулась прежняя подвижность и уверенность, вот только тяжесть из них перекочевала в голову. Отчаянно не хотелось куда-то идти и что-то делать, хотелось лечь и уснуть по меньшей мере на сутки, но пришлось волевым усилием сдвигать себя с места. Зечики знают, что там повредилось в двигателях и как все это чинить. И только ли двигатели с внешними камерами пострадали или есть другие повреждения.

Мужчины выгнали из трюма небольшой легкий антиграв и вооружились одним на двоих бластером – единственным оружием на корабле, хранившимся в капитанском сейфе, и сейчас, кажется, впервые покинувшим привычное место обитания. Мы вышли провожать их к грузовому шлюзу, благо природные условия планеты позволяли, и могли наблюдать, как быстро и бесшумно растворилась в джунглях машинка окраса «хамелеон». На меня данная картина произвела гнетущее впечатление, но я запретила себе об этом думать, решительно развернулась на месте и первой ушла обратно в рубку. Они взрослые умные мужчины, не пропадут.

Эта планета носила название «Мирра», была она изучена хуже Лауры, но во всех справочниках проходила как условно-безопасная. То есть среда, комфортная для человеческого существования, случаев столкновения людей с агрессивными местными обитателями не зарегистрировано, опасных форм растений (если их не есть и не трогать) – тоже. Цвет растительности здесь походил на привычный земной, разве что общий оттенок зелени был пыльным, немного белесым. А в остальном все вполне мирно и оптимистично: растения похожи на растения, животные похожи на животных, схожий химический состав не только минералов, но и органики.

Главное, чтобы мужчинам не пришлось применять их оружие против людей, которые могут оказаться самыми опасными обитателями планеты. Потому что… верить в дядю Борю с Василичем я верила, но здорово сомневалась, что они смогут что-то противопоставить самым настоящим пиратам, если на них наткнутся.

И сейчас мне ничего не оставалось, кроме как занять себя работой и попытками позитивно мыслить, думая о том, что все пираты в панике улетели, а полицейские их преследовали. Или о том, что пираты не лезли к ученым, предпочитая скрывать собственное присутствие. Или, на худой конец, что полицейские уже переловили всех негодяев.

Доверительный разговор с кораблем на тему «что у нас болит» затянулся надолго, но оказался весьма результативным да еще в меру оптимистичным. Выяснилось, что двигатели действительно живы и подлежат восстановлению. Помимо проблем с «факелами» и камерами наружного обзора обнаружилось, правда, еще несколько травм разной степени тяжести, но все они были излечимы собственными силами. Не сразу и не вдруг, но поломки оказались не столь страшными, как могли бы.

Похоже, гналось за нами что-то сравнительно небольшое и плохо вооруженное, а первый раз действительно зацепило на излете.

Теперь оставалось провести ревизию собственных запасов (к сожалению, заметно истощившихся) и понять, с чего надо начинать ремонт. Это не заняло много времени: очевидно, начинать стоило с обшивки, в одном месте державшейся буквально на честном слове, и двигателей. Камеры и несколько малозначимых модулей вполне могли подождать до цивилизации, а еще пару нужных вещей я решила латать по остаточному принципу. В смысле если останется чем.

Так что я спокойно прошествовала в технический отсек (по факту – обыкновенную, достаточно небольшую кладовку) и начала готовиться к бою за здоровье корабля. Первым делом туго переплела косу, собрала в пучок и повязала обычную косынку: всевозможных средств для фиксации волос существовали тысячи, но ничего удобнее, на мой взгляд, до сих пор не придумали. Потом нацепила обвязку индивидуального гравитационного подъемника, потому что добраться до обшивки по-другому было невозможно, и начала крепить к поясу и рассовывать по карманам все, что могло понадобиться.

– Ты куда это? – подозрительно поинтересовался братец, засунувший нос в мою каморку.

– Выполнять свои обязанности, – пожав плечами, сообщила я. – Пойду заплатку ставить, у меня как раз одна осталась.

– Может, ты не будешь вылезать наружу? – хмуро уточнил он. – Мало ли!

– Если нас найдут, при желании вскрыть корабль не так сложно, – возразила я. – Так что будем мы сидеть внутри или нет, это ничего не изменит: все равно поднять его в воздух сейчас не получится и убежать мы не сумеем. А если я быстро починю то, что нельзя исправить изнутри, шансы удрать повысятся.

– Ладно, только я с тобой!

– И что ты там забыл? – Я в ответ вздохнула. – Вань, давай лучше ты мне поможешь, как дядя Боря и просил? Для этого тебе нужно сидеть внутри с терминалом, отвечать на вопросы по ближней связи и отдавать нужные команды оборудованию.

На том и порешили. К сожалению, мои рабочие терминалы за пределами корабля не работали – обшивка мешала, а выводить отдельный канал связи под них конструкторы не стали. И это очень разумно: большинство поломок можно исправить изнутри, а внешние работы такого пристального контроля не требуют. Я и сейчас прекрасно обошлась бы без брата, но требовалось его чем-то занять, чтобы не путался под ногами. Потому что, если на нас вдруг в самом деле нападут бандиты, особой пользы от него все равно не будет – он же не взвод спецназа, правда?! – а так он хотя бы перестанет лезть под руку и даже получит возможность действительно облегчить мне работу.

Еще оставался, конечно, риск встречи с местными неразумными обитателями, от которых Ванька как сторонний наблюдатель мог бы меня предостеречь, но тут я предпочла довериться везению. С мелкого станется еще раз пошутить, я с перепугу что-нибудь сломаю, и привет. Нет, вряд ли он решит развлечься подобным образом в сложившейся ситуации, но мне спокойней в одиночестве.

И я приступила к работе.

…Когда мы сели – или, вернее, рухнули – в лес, местное светило находилось около точки зенита, а сейчас, когда я уже заканчивала с обшивкой, мурлыча себе под нос песенку, ощутимо вечерело. Гибкие ветви свободно стоящих раскидистых огромных деревьев, между которыми корабль казался игрушечным, давно уже расправились, закрыв небо – от нас, и нас – от него. Анализатор среды – широкий браслет, плотно обхватывающий руку, – ровно светился зеленым, поэтому дыхательный фильтр лежал в кармане, а я наслаждалась запахами леса. Здесь воздух был тяжеловатый, теплый, влажный, пахло прелостью и сыростью, но все равно приятно. Наверное, если бы не термобелье под комбинезоном, мне стало бы жарко или душно, а так я могла работать в свое удовольствие.

За мужчин я не слишком-то волновалась. До цели им несколько часов лету, а некоторое время назад дядя прислал Ваньке сообщение, что они уже выдвигаются в обратный путь. Подробностей он не сообщил, но, надо думать, все неплохо, если он вообще рискнул воспользоваться связью.

Оставалось около получаса работы, когда общее благостное настроение и уютное спокойствие лесной тишины нарушились. Я долго не могла понять, в чем проблема и что не так. Никаких тревожных звуков не раздавалось, на дурное предчувствие это не походило, на какие-то более низменные проявления вроде усталости – тоже.

Но потом все-таки сумела сформулировать, что меня тревожило. Это было ощущение чьего-то пристального взгляда. Не враждебно-агрессивного, а… как будто ты делаешь что-то сложное и важное, а у тебя над душой стоит зевака, с любопытством ловящий взглядом каждое движение. И вроде вреда от него никакого нет, но раздражает.

Поскольку появление подобных наблюдателей казалось, мягко говоря, неожиданным и нежелательным, я испуганно встрепенулась и заозиралась. Я висела в воздухе на высоте чуть меньше десятка метров сбоку от корабля, поэтому обзор был неплохой. Только как я ни вглядывалась в зеленоватый сумрак, никого и ничего разглядеть не сумела, кроме какой-то мелкой живности в ветвях. Даже крупных животных поблизости не увидела. Я вообще не помнила, чтобы в описании фауны планеты присутствовал кто-то крупнее средней собаки. Пожав плечами и поморщившись – наверное, мерещится всякое от усталости – вернулась обратно к неоконченной работе. И зацепилась взглядом за посторонний объект, висящий буквально в паре метров от меня, над заплаткой. Вернее, начинавшийся там – все остальное располагалось несколько выше и дальше.

Я пару секунд в полном шоке разглядывала представшее передо мной видение, а потом не придумала ничего другого, кроме как с визгом шарахнуться назад, запустив в зверюгу тем, что было в руке – «сварочным» аппаратом, на молекулярном уровне позволявшим скрепить края заплатки с обшивкой корабля. Получилось метко, прямо в морду. Животное обиженно взвизгнуло в ответ, по-волчьи выщерило на меня большие плоские желтые зубы и припустило прочь во все крылья.

А я набрала в грудь побольше воздуха и проводила беглеца еще одним переливчатым воплем. И хотелось бы сказать, что это был победный клич, только орала я отнюдь не от радости.

Через пару мгновений – я все еще висела на месте, пытаясь перевести дыхание и взять себя в руки, – из корабля буквально выкатился брат с какой-то тяжелой штукой наперевес. Правда, найдя меня взглядом, он замер на нижней ступеньке трапа. Взгляд из испуганно-злого стал растерянным.

– Аленка, ты чего орешь? – хмуро уточнил он, снизу вверх глядя на меня и опуская свое оружие. – Я уж решил, тебя тут убивают.

– Ва-ань, – сипло выдохнула я, пикируя к нему, цепляясь за его локоть и затравленно озираясь. – Я сейчас такое видела! Вань, у меня не глюки, правда? Я в него «кочергой» запустила и даже попала! Вань, я с ума схожу, да?!

– Да погоди ты; ну мало ли кто тут водится, – отмахнулся братец. Сделал последний шаг на землю и двинулся к тому месту, над которым я пару секунд назад висела.

В невысокой желтоватой местной траве, в паре метров в стороне, белел корпус сварочного аппарата, который все по привычке называли «кочергой» (кажется, за внешнее сходство, я смутно помнила, что означало это слово), и никто уже не знал заводского названия. Я все это время продолжала цепляться за локоть Ваньки и испуганно поглядывать на небо. Зечики с ним, что он моложе меня и даже почти мальчишка, зато он высокий и крепкий, и у него гарантированно полный порядок с головой, а вот за себя я уже не была уверена.

Переложив в левую руку свое оружие, при ближайшем рассмотрении оказавшееся обыкновенной гантелей, брат стряхнул меня с локтя и присел на корточки, чтобы подобрать «орудие возмездия». Только когда Иван выпрямился, я все равно снова ухватилась за него: так определенно спокойнее.

– И кого ты так приголубила? – полюбопытствовал он, разглядывая кочергу. На светлом шершавом пластике отчетливо выделялись мелкие красные брызги.

– Вань, ты мне не поверишь, но это пегас, – потерянно пробормотала я. Кровь явно свидетельствовала о том, что это не галлюцинация. А жалко; я бы предпочла вариант с трещиной в собственной коре. В него определенно легче поверить.

– Тебе с перепугу и динозавр трехголовый привидеться мог, – пренебрежительно фыркнул брат. – Ну подумаешь, птичка какая-то полюбопытствовала…

– Вань, это была лошадь с крыльями! – Я нервно всплеснула руками, чувствуя, что нахожусь уже на грани истерики. – Здоровенная белая лошадь вот с такой головой, – я показала руками, какой именно, – и крыльями! Белыми, в перьях!!!

– А перья ты сосчитала, когда пыталась сбить его звуковой волной? – ехидно, почти идеально скопировав Василича, уточнил братец. – Аленк, ну мало ли на кого инопланетная зверюга похожа!

– Вань, оно на меня рычало, и зубы у него были лошадиные! – возмутилась я.

– Она и зубы уже рассмотрела, – скептически хмыкнул брат. – Что ты паникуешь? Пойдем попросим маму Аду сделать анализ, она тебе сразу скажет, что никакой это не пегас, просто местная любопытная зверушка. Ну, может, внешне похожая.

– Да, действительно, – пробормотала я, покорно плетясь за Ванькой и на ходу пытаясь взять себя в руки. – Подумаешь, ну, похоже… Не глюк же, раз кровь есть! И лошади ведь не рычат, да? И летать такая туша на таких маленьких крылышках не может, так что, наверное, она просто пустая внутри. И никакая не лошадь. Жалко, внешние обзорные камеры не работают, можно было бы его разглядеть…

– С возвращением, – насмешливо поприветствовал он мое воссоединение со здравым смыслом. И проговорил, открывая дверь камбуза: – Мама Ада, тут Аленка какую-то местную зверюгу покалечила; давай глянем, что за тварь?

– За что ж ты ее так, голубушка? – участливо поинтересовалась та в ответ, на что братец пакостно захихикал, а я праведно возмутилась:

– А что она лезет мне в лицо?! Здоровенная дура!

– Ага, шлямба глухая, – насмешливо поддержал Ванька.

– Не глухая, а заглохлая! – возразила я. – Глухая – это ты. Учи матчасть!

– А заглохлая тогда кто? – уточнил он.

– Заглохлая шлямба – это такая деталь. Если ее расклинить, все сразу станет хорошо и перестанет ломаться.

– Где станет хорошо? – полюбопытствовала Ада, вслед за которой мы шли в медотсек.

Эта фраза про «заглохлую шлямбу» была нежно любима дедом Ефимом, от него я ее и подцепила. Употреблял он ее нечасто и в основном по делу, так что остальные нахвататься не успели, а мне выражение понравилось и прижилось.

– Везде, – туманно отозвалась я. – На всех слоях мироздания.

Стараниями тети рабочий кабинет бортового врача был оснащен не то чтобы по последнему слову техники, но очень достойно, особенно для маленького частного грузовика. Наша хозяйка проявляла склонность к разумной перестраховке и старалась приготовиться к любой напасти, что уж говорить об элементарных исследованиях.

Анализ вещества, предположительно являвшегося кровью, много времени не занял; современное оборудование делает подобные вещи за считаные минуты. Правда, ознакомившись с его результатами, тетя Ада укоризненно уставилась на нас и сокрушенно качнула головой.

– Дети-дети, как же вам не стыдно?

– За что стыдно? – растерянно уточнила я. – Это не кровь?

– Где же вы, охламоны, лошадиную кровь-то достали? Никак пищевой синтезатор перенастроили. Ох, тоже мне, нашли время шутки шутить!

– Лошадиную?! – вытаращился на нее Ваня, потом подозрительно покосился на меня. – Аленк, ты прикалываешься, что ли?

– Лошадиную, – кивком подтвердила тетя. – Алечка, деточка, ну от тебя я такого точно не ожидала. Ладно мужчины… Ты что, таким образом мечтала обрести принца на белом коне? Посредством пищевого синтезатора?

– А я тебе говорила, что это был пегас! – заявила я, наставив на брата указательный палец. – А ты мне не верил!

– Алечка, родная, какой пегас? – укоризненно протянула Ада. – Говорю же, обыкновенная лошадь, белая. То есть конь. Самец. Насколько могу судить, вполне здоровый.

– Вот, Аленка! К тебе настоящий жеребец подкатывал, а ты его кочергой по морде! – заржал братец.

– Теть Ада, как же обыкновенный, когда он крыльями махал? – жалобно протянула я, проигнорировав зубоскала. – И, кстати, рычал на меня! И висел в воздухе на высоте десяти метров!

– Не знаю, чем он там махал, этот ваш жеребец, и какие звуки издавал, да только это была обыкновенная лошадь. И если вы не дурачитесь, мне страшно интересно, каким образом обыкновенная земная лошадь вдруг очутилась на другой планете. А уж прилепить декоративные крылышки поверх индивидуального подъемника можно даже мне, – неторопливо выключая и убирая оборудование, проговорила женщина.

– Почему сразу подъемника? – пробормотала я смущенно. Такой простой вариант мне в голову почему-то не пришел, хотя я и не представляла, каким еще образом такая здоровенная туша может держаться в воздухе.

– То есть ты таки настаиваешь, что оно летало своим ходом? – с легкой иронией поинтересовалась тетя. – Алечка, ты же инженер, подумай сама. Даже если бы оно весило много меньше лошади и могло оторваться от земли – птички не умеют зависать на одном месте.

– Ну почему? А колибри? – обреченно и уже из чистого упрямства возразила я.

Тетя Ада ответила сочувственной понимающей улыбкой.

– Ага, колибри с лошадь размером, – хохотнул брат. – О! Наши приехали! – вдруг сообщил он.

Видимо, бик, красовавшийся на лохматой голове братца, был сейчас подключен к внутренним системам корабля. Лошадь с крыльями временно забыли за насущными делами: мы дружно ринулись навстречу путешественникам.

– Все в порядке? – Вопрос прозвучал одновременно с обеих сторон открывшейся двери внутреннего шлюза. После чего мы все, пересчитав друг друга взглядами, дружно облегченно выдохнули, хотя принимающая сторона тут же напряглась. Недостачи не обнаружилось, зато разведчики привели гостя.

Напряглись для порядка: на грозного пирата пожилой худощавый, интеллигентного вида мужчина не походил и вообще выглядел совершенно безобидно. Он молчал и разглядывал нас с умиротворенной улыбкой. Гость был одет в странный белый комбинезон, разукрашенный непонятными пиктограммами на груди, плечах и вокруг предплечий.

– Доброго вечера, сударь, – первой опомнилась тетя, а потом и мы с Ванькой выдали свое синхронное «здрасьте».

– Да, доброго! – Улыбка стала совсем блаженной, мы с братом ошарашенно переглянулись, но от кручения пальцем у виска удержались оба.

– Ада Таль, очень приятно познакомиться, – продолжила явно озадаченная тетя.

– Приятно, – откликнулся мужчина и закивал.

– Василич, дядь Борь, что вы с ним сделали? – громким шепотом уточнила я.

– Все хорошо, экспедиция проходит строго по плану, скоро уже будут конкретные результаты! – отчитался счастливый гость.

– Наговариваешь ты на нас, Аленушка! И пальцем не трогали, он такой и был, – тут же возразил Василич, а дядя Боря, как обычно, начал наводить порядок.

– Пойдемте переместимся в более удобное место, – скомандовал он. – Что мы в коридоре толчемся? В медотсек. Ада, осмотришь его? Вдруг это какой-то препарат, сбой или внушение и можно вернуть человека в реальность.

– Ох как я сомневаюсь, – качнула головой та. – Но отчего бы в самом деле не попробовать!

И мы двинулись обратно в только что покинутый отсек. Места там не так много – корабль маленький и малонаселенный, но поместиться должны были все.

Центр почти квадратного помещения занимал операционный агрегат – стол со спускающимися к нему с потолка приборами непонятного мне назначения. В медицинскую аппаратуру я своими шаловливыми ручками не лезла принципиально, следуя сугубо врачебному принципу «не навреди», хотя иногда все-таки приходилось помогать. Но по большей части с периферией и более-менее универсальными устройствами.

По левую и по правую руку располагались койки для пациентов, которые при необходимости могли выполнять функции анабиозных камер: если помочь человеку своими силами было невозможно, его полагалось загрузить туда до момента возвращения в цивилизацию. А прямо, напротив входа, располагался пульт управления всем этим хозяйством, включавший в себя также комплект приборов попроще (многие из которых можно было снять и использовать за пределами медотсека). Венчал всю эту красоту типичный шлем терминала, очень похожий на мой. Который, по счастью, покидал насиженное место только для периодических проверок: он предназначался для непосредственного управления операционным агрегатом и использовался в особенно тревожных случаях, а таких, тьфу-тьфу-тьфу, на этом корабле не происходило.

– Так что это за тип? – поинтересовалась тетя Ада, усаживая послушного пациента в отдельное кресло возле пульта и производя непонятные мне манипуляции с какими-то из приборов.

– Профессор Кузнецов, к вашим услугам, – неожиданно разумно отозвался тот. А потом в ответ на наши подозрительные взгляды добавил: – У нас все хорошо!

– Кажется, я начинаю ему завидовать, – задумчиво прокомментировал Василич.

– Это – единственный найденный нами обитатель исследовательской станции, – ответил капитан на заданный вопрос и бессильно развел руками. – В каком виде нашли, в таком и прихватили.

– А что случилось с остальными? – подозрительно уточнила тетя. – Все-таки пираты?

– Сомневаюсь, – качнул головой дядя, – никаких следов нападения, боя или паники. Они вообще как будто просто ушли, а этот крутился возле передатчика. Аппаратура вся, кстати, работает идеально, мы на всякий случай от них связались с Землей и доложили обстановку. Обещали в кратчайшие сроки прислать помощь. Кажется, на родине случилась локальная паника, там же были свято уверены, что здесь полный порядок. У вас-то тут как?

– Аленка пегаса видела, – тут же сдал меня братец. – Даже попыталась добыть тушу, но сил не хватило.

– Да-а, замечталась девочка! – протянул Василич, задумчиво качнув головой. – И где же результат?

– Результат чего? – с подозрением уставилась я на него. Чувствовалось, что штурман издевается, но пока было непонятно, над чем именно.

– Встречи с пегасом, – терпеливо пояснил он. – Он же, говорят, поэтам вдохновение приносит! Вот я и интересуюсь.

– Василич, не знаю, как с пегасами, но лошадь там точно была, – заступилась за меня тетя Ада. А я, окинув веселящегося штурмана мрачным взглядом, тихо проворчала:

– Штурман наш сидит унылый, не шуткует, не язвит. Подцепил он спьяну бабу, утром понял – трансвестит.

Пару секунд висела озадаченная тишина, потом тетя Ада возмущенно ахнула: «Аля!», но дальнейшие ее слова потонули в громовом хохоте героя поэмы и присоединившегося братца.

– Теперь верю в пегаса, – со смешком заметил более сдержанный дядя Боря.

– Ох, Аленка! Ну язва же растет, в чистом виде язва! – Эмоционально хлопнув себя ладонями по коленям, Василич утер радостную слезу.

– Да выросла уже, кажется. – Капитан окинул меня насмешливым взглядом.

– Попортили мне девку, как есть – попортили! – проворчала, сокрушенно качая головой, тетя Ада.

– Ада Измайловна, как не стыдно такие ужасы предполагать? – обиделся штурман. – Ребенок же!

– А ты вообще молчи, охальник! – окоротила она Василича. – Я тебя сколько просила при детях не выражаться?

– Так все же культурно, ни одного грубого слова, – не поддался тот.

– Уймитесь вы уже, – одернул их обоих капитан и постарался вернуть разговор в конструктивное русло. – Ада, как там наш профессор? Ален, и с ремонтом как успехи, сумеем починиться своими силами? Мы кое-что намародерствовали на базе, может пригодиться, потом посмотришь. И что это за история с лошадью, расскажите подробно.

Отчет о поломках и перспективах ремонта сразу повысил градус общего настроения. История встречи с мифическим животным много времени не заняла, наверное, потому, что обошлось без ехидных замечаний как штурмана, так и братца. Все, похоже, прониклись серьезностью момента и дружно вспомнили, что мы не отдыхаем на заправочной станции, а находимся на малоизученной планете. Старшее поколение тоже в итоге сошлось на чьей-то глупой шутке (может, даже пропавших ученых), хотя та и не объясняла странного поведения лошади, явно чувствовавшей себя в воздухе весьма уверенно, да и манеры поведения имевшей отнюдь не лошадиные. В любом случае этот вопрос можно было отложить до лучших времен, а пока всех значительно больше занимал гость. Который, по заверениям тети Ады, физически был вполне здоров и явно отлично себя чувствовал, о чем регулярно заявлял во всеуслышание. Некоторое сомнение у нашего корабельного доктора вызывали имплантаты в профессорской голове, но выяснить, имели ли они отношение к помрачению рассудка или гость помрачился самостоятельно, она не могла. Тут уже требовались психокорректоры со своим сугубо специфическим оборудованием, и тетя расписалась в собственном бессилии. Мозг человека – слишком тонкая штука, чтобы лезть туда без подготовки и соответствующих навыков, так что оставалось ждать помощи.

Тем более что профессор оказался существом вполне безобидным и самостоятельным. То есть он вполне мог позаботиться о себе, самостоятельно питался, понимал назначение большинства предметов, внятно отвечал на некоторые вопросы и с ходу выдавал какие-то опусы из области биологии. Только на вопрос: «Что случилось на станции?» – и вообще почти на любые вопросы о прошлом отвечал неизменно радостным: «Все хорошо, работы идут строго по плану, даже порой с опережением графика!» Но все равно на ночь гостя заперли в каюте «именем капитана», который теперь единственный мог его выпустить.

Утром, как обычно, хотелось поспать подольше, но сегодня я была настроена послушаться будильника и приступить к выполнению собственных обязанностей с началом светового дня. Кто знает, как здесь меняется погода и какие неприятности могут ждать впереди! Лучше все-таки встречать их с целым корпусом и на ходу, чем лежа на земле с дыркой в боку.

На камбузе, куда сонная я приползла выпить кофе, обнаружилось все старшее поколение. Сидели хорошо, уютно, расписывали «пулю», и я искренне позавидовала их цветущему виду. Я себя сейчас чувствовала совершенно разбитой и ужасно не выспавшейся. Всю ночь снилась почти бессюжетная однообразная ерунда, похожая на старую игру, в которой надо лететь на космическом корабле и сбивать атакующие корабли условного врага. Только в качестве вражеских кораблей у меня выступали принцы на пегасах, а в качестве оружия – верная «кочерга», раз за разом неизменно возвращающаяся назад. Не знаю, чего бы мне стоило поражение, но оборону я держала стойко. Наверное, потому и проснулась, кажется, еще более уставшей, чем вечером.

– Алечка, а ты что так рано? – растерянно уточнила тетя Ада. – Садись, покушай!

– Так ремонт же! А завтрак попозже, я пока за кофе, – поспешила воспротивиться я.

Она в ответ бросила на меня укоризненный взгляд, но отнеслась с пониманием и настаивать не стала. Это обедали и ужинали мы все вместе, а завтрак тетя гуманно отдавала на откуп каждому, разумно полагая, что ни будить кого-то ради еды, ни заставлять остальных ждать не стоит.

Пока я упрямо пыталась проснуться при помощи обжигающего ароматного напитка, игра продолжалась под бодрые прибаутки Василича – «интеллект против фарта бессилен», «если колода не сдается, ее уничтожают» и «если карта не идет к Магомету, Магомету пишут в гору», – коих штурман знал великое множество или вовсе выдумывал на ходу и, по-моему, никогда не повторялся. А вот когда я засобиралась на выход, мужчины явно вознамерились составить мне компанию.

– Да ладно вам, я с дядей буду на связи, ничего со мной не случится, – попыталась воспротивиться.

– Пойдем-пойдем, сокрушительница диких лобедей! – подбодрил меня штурман. – Мы не только ради тебя, надо еще вчерашнюю добычу разобрать. Думаешь, мы приглядывались, когда брали? Покидали, что нашли, да поехали.

– Сокрушительница чего? – только и уточнила я. Жаловаться на такую опеку было глупо и совестно, наоборот, стоило сказать спасибо.

– Лобедей. Или все-таки лешадей? – повторил он задумчиво.

– Дядь Борь, а что с нашим гостем? – проигнорировав насмешника, обратилась я уже к другому спутнику. – Он там вообще живой?

– Живой, – пожал плечами капитан, – спит. Я приглядываю за ним, все в порядке.

– Интересно, это обратимо? Ну, то состояние, в котором он пребывает, – пробормотала я.

– Разберутся, – отмахнулся дядя.

– Может, и не надо его никуда обращать? – предположил Василич. – У человека все хорошо, жизнь прекрасна, никаких тревог и волнений. Говорю же, я ему уже завидую.

– Жень, можно подумать, у тебя столько забот, одни сплошные беспокойства! – Капитан насмешливо улыбнулся.

– Конечно. Я, Борь, неравнодушный человек, меня тревожат судьбы Родины и проблема хронической деградации человеческого разума, – с заметной гордостью сообщил штурман.

– Проблема деградации, как я понимаю, стоит особенно остро? – иронично заметил дядя.

– Ай, да с вами разве деградируешь в свое удовольствие! – отмахнулся он. – Ни выпить, ни подраться.

Перешучиваясь в таком духе, они ушли в трюм, чтобы выгнать наружу гравилет с добычей и заняться сортировкой на свежем воздухе, держа в поле зрения меня и ближайшие подступы. Я же, опасливо озираясь, вооруженная не пострадавшим, к счастью, во вчерашнем столкновении сварочным аппаратом, отправилась доделывать заплатку. Очень надеялась, что летучая лошадь не вернется страшно мстить за нанесенное оскорбление и не приведет с собой друзей.

Сейчас, несколько успокоившись после вчерашнего стресса, я не так нервно реагировала на собственную встречу с мифическим существом. Это поначалу, от неожиданности испугалась, а сейчас уже была способна мыслить конструктивно. Мало ли, что это! Тот факт, что у него лошадиная кровь, совсем не означает, что это на самом деле лошадь. Может, это сложный робот с антигравитационной установкой внутри? Непонятно, кому и зачем могло понадобиться создавать подобное, но ничего невероятного в нем не было. Может, какой-нибудь чудак-богатей, ограбленный обитавшими здесь пиратами, использовал этого пегаса в качестве транспортного средства. Ну не хватало человеку сказки в жизни! Эта версия (со сложным роботом), кстати, объясняла и странное поведение пегаса, и его самостоятельность: при желании можно заложить любую программу. Это создание искусственного разума незаконно, а вот сделать искусственную зверушку можно, если у тебя куча денег. Впрочем, при наличии кучи денег, подозреваю, и запрет с разумом можно обойти.