Читать книгу Танго у ростральных колонн - Дарья Щедрина - Страница 7

Я звонил и завтра, и послезавтра, но заколдованный телефон механическим голосом вещал о зоне доступа. Издевается она надо мной что ли? Смирившись и утешая себя тем, что в прошлый раз Ксения позвонила сама, я решил отвлечься.

В пятницу к вечеру я отправился на традиционный Уикэнд к родителям. Жили они в элитном коттеджном поселке в тридцати километрах от города, в красивом двухэтажном доме, окруженном тенистым садом. Летом в хорошую погоду проводить выходные с семьей мне нравилось. Всегда находились темы для разговоров. Отец топил баню, а брат Костя готовил шашлыки. Рассевшись все вместе за круглым столом в беседке, мы ели шашлыки и наслаждались тихими летними вечерами, пропитанными ароматами цветов и горящих березовых поленьев, под мелодичный звон комариного хора в кустах. Мама трогательно заботилась о своих взрослых сыновьях, подкладывая в наши с Костиком тарелки лишний кусочек. Ей почему-то всегда казалось, что мы, такие одинокие и заброшенные, не доедаем, худеем и вот-вот заболеем. И от этой материнской заботы мы как-то автоматически превращались в детей, млеющих от маминого внимания, и с благодарностью принимали все ее дары.

Через автоматически открывшиеся ворота я въехал на территорию участка. В гараже обнаружился только мамин миниатюрный мерседес-смарт. Значит отца пока нет дома. Да и Костик еще не подъехал. Я поставил машину на место отцовского БМВ и пошел к дому. Дверь в дом была не закрыта, но внутри царила тишина, как будто никого из обитателей не было.

– Есть кто живой?! – громко спросил я, заглядывая во все помещения первого этажа.

На кухне в духовке что-то готовилось, сквозь толстое стекло передней дверцы мерцал желтый свет и горели красным индикаторы на панели управления. Значит хозяйка должна быть где-то недалеко. Я отправился на поиски в сад.

После недавнего ливня трава и листья источали ароматы свежести. Захотелось снять ботинки и пройтись босиком по мягкой, ждущей стрижки зеленой лужайке, чтобы почувствовать голыми ступнями тепло и влажность земли, что я и сделал немедленно, закинув не глядя обувь в коридор, слегка закатал брюки и отправился на поиски маман.

Птицы щебетали в кронах старых яблонь, на кустах сирени поблескивали в лучах солнца не успевшие высохнуть капли дождя. В пышной белой шапке цветка пиона деловито копошился шмель. Выложенная плитками извилистая дорожка вела меня по саду от одного уютного уголка к другому, но хозяйки нигде не было.

Я уже готов был достать телефон из кармана и набрать номер мамы, как вдруг увидел ее за зеленой изгородью пирамидальных туй.

– Привет, мам! – поздоровался я, с интересом разглядывая диковинный столик из березового пня и необычной формы плетеное кресло, которое было подвешено на гигантской металлической дуге и напоминало гнездо-кокон тропической птицы. – Чем занимаешься?

Наталья Алексеевна, красивая, все еще стройная, подтянутая, в рабочих джинсах и клетчатой ковбойке, разогнула натруженную спину от клумбы с цветами и радостно улыбнулась.

– Андрейка наш приехал!

Стащив с рук садовые перчатки, она подошла и обняла меня, расцеловав в обе щеки. Никто кроме нее не называл меня Андрейкой. Смешное детское имечко! Но моей любимой маме позволено было все.

– Откуда такое чудо? – поинтересовался я, указывая на кресло.

– Да вот купили тут с Василисой и обустраиваем еще одну зону отдыха.

– А Васька где?

– Пошла за гномом. Говорит, что к такому креслу непременно полагается гном.

Я усмехнулся и подошел к креслу, опасливо покачав плетеный из ротанга кокон.

– А мои 80 кило выдержит?

– А ты попробуй!

Я аккуратно, чтобы ничего не сломать, взгромоздился в диковинное кресло и тут же почувствовал себя младенцем в люльке. «Гнездо» уютно покачивалось и пружинило вверх-вниз. Сразу захотелось взять в руки книжку и погрузиться в чтение, ничего не замечая вокруг.

– Классная штука! Это Васька придумала?

– Конечно, кто же еще? Это она у нас мастер деталей.

Из-за туй появилась сама Василиса. Увидев меня, ее кареглазое личико осветилось радостной улыбкой. В руках она держала смешную фигурку садового гнома в красном колпаке.

– Привет, ученица! – провозгласил я и помахал рукой, не став подниматься из кресла, так как не был уверен, что смогу выбраться из него без посторонней помощи.

– Привет, сэнсэй! – ответила девушка, поставив на землю гнома и сложив перед собой руки ладошками вместе, как это делают на востоке, склонившись в почтительном поклоне. Облаченная в короткие шортики и яркую трикотажную маечку, стройная и загорелая, будто только вернулась с юга, девушка казалась живым воплощением беззаботной летней жизни.

Девятнадцатилетняя соседская дочка Василиса действительно была моей единственной и, надо сказать, талантливой ученицей. Знакомы мы были тысячу лет, с тех самых пор, как семья известного в городе адвоката Литвинова купила соседний участок. Родители наши быстро подружились, а я нередко развлекал маленькую Васю, рисуя ей в альбом смешных и забавных зверушек. Но Василиса выросла и, к моему удивлению, собралась поступать в художественное училище. Я и не знал, что она тоже рисует! Евгений Александрович – отец Василисы – попросил меня немного с ней позаниматься, помочь подготовится к вступительным экзаменам. Я согласился. Как же я мог отказать другу отца? Хотя, если быть честным, ни малейшего желания возиться с учениками у меня не было. Ну, не педагог я, а обычный художник.

Но Вася оказалась не только талантливой, но и усидчивой, терпеливой и послушной ученицей. Даже мне эти занятия были не в тягость. Василиса внимательно слушала мои советы и замечания, старательно исправляла недостатки, быстро усваивая сложную для юной выпускницы школы информацию. Для своей дальнейшей учебы она выбрала не Академию художеств, «Репинку», а училище имени Веры Мухиной, автора знаменитой на весь мир скульптуры «Рабочий и колхозница», в просторечье «муху». Хотя в эпоху перемен ему вернули прежнее название – художественно-промышленная академия имени Штиглица. Успешно поступила на факультет дизайна и теперь не менее успешно училась, закончив, кажется, уже второй курс.

– А гном зачем? – спросил я, с удовольствием раскачиваясь в чудесном кресле и болтая в воздухе босыми ногами.

– А вот зачем, – с этими словами Вася поставила фигурку у подножия кустов смородины и пространство сразу преобразилось.

Голова гнома с хитрыми глазками и в красном колпаке выглядывала из-за превращенного в садовый столик пня, превращая банальную зону отдыха в сказочный уголок, наполняя таинственностью и волшебством. От необыкновенного кресла и симпатичного гномика отчетливо веяло сказкой. Казалось, стоит заглянуть за куст смородины, и увидишь Белоснежку. От удивления я привстал в своем кресле и не скрывая восхищения, сказал:

– Вась, а ты действительно мастер деталей! Одна маленькая фигурка и такое преображение! Приходи ко мне домой. Может тебе удастся превратить мою холостяцкую берлогу в приличную квартиру?

– Хорошо, конечно, приду, – легко согласилась девушка.

– Когда закончишь «муху», советую заняться собственным бизнесом и организовать фирму под лозунгом: – я развел в стороны руки, будто держал в них транспорант, – «круто изменим вашу жизнь малыми средствами!»

– Я подумаю над твоим предложением, сэнсэй, – улыбнулась соседка.

Из кресла меня вытаскивали вдвоем, превратив это нелегкое занятие в шутку, прикол, хохоча на три голоса и попрекая мою ленивую натуру, никак не желающую ходить в спортзал, а предпочитающую сон до полудня и ночные бдения в клубах с компанией друзей, что никак нельзя было принять за здоровый образ жизни.

Вскоре подтянулись папа и Костик со своей женой Леночкой. Милая, очень напоминающая Настеньку из детской сказки «Морозко», Леночка перемещалась медленно и аккуратно, неся впереди себя, как драгоценную вазу, свой округлый животик. Братец с супругой надумали к осени превратить наших родителей в дедушку с бабушкой, а меня в дядю Андрея, чему все были несказанно рады. А вечно болтающаяся на нашем участке Васька просто изнывала от нетерпения, успев уже придумать интерьер детской и кучу разнообразных игрушек и развлекаловок для моего будущего племянника.

Вовремя подоспел обед, дозревавший в духовке, оказавшись мясом по-французски. Шашлыки делать не стали, но стол накрыли, как всегда, в беседке. Василиса попыталась было улизнуть к себе домой, но была поймана Натальей Алексеевной и усажена за стол вместе со всеми. Отец, хитро улыбаясь, принес из дома графинчик с наливочкой, собственноручно приготовленной в прошлом году из выращенных маман ягод смородины. Я внутренне облизнулся, но покачал головой:

– Не, пап, я за рулем.

– А куда ты собрался сегодня ехать? – Удивился отец, подставляя мне рюмку и наливая в нее рубиновую жидкость. – Не желаешь ночевать в родительском доме?

– Да ты что, Андрюша! – Тут же воскликнула мама, возмущенно всплеснув руками. – И так редко родителей навещаешь, еще и переночевать не останешься?

– А как же баня? – вставил железобетонный аргумент брат.

– Там Лёлик один, а еды я ему мало оставил, – попытался оправдаться я.

– Ничего, ему полезно будет немного похудеть! – Не жаловал отец моего хвостатого друга.

Все-таки меня уломали, и я решил остаться. Слово за словом, рюмочка за рюмочкой… душа моя в теплом семейном кругу разомлела и растаяла. Когда бесподобное мясо по-французски было съедено, а графинчик с наливкой опустошен, пришло время домашних пирогов и чая с травками.

В тихих летних вечерах за городом, на природе есть нечто волшебное, завораживающее. После городского смога и выхлопных газов больших скоростных магистралей, воздух в родительском саду казался не просто свежим, а удивительно вкусным, его хотелось есть ложкой, как фруктовое мороженое. Костик принес из дома мамину вязаную шаль и заботливо накрыл плечи своей Леночки. От кустов смородины и крыжовника тянуло прохладой. Да и надоедливые комары завели свою нудную песню, заставив нас зажечь на столе специальные отпугивающие кровососов свечи.

Я долго наблюдал за братом и его половинкой. Сколько же нежности и любви в глазах Кости! Женившись, он стал заметно мягче, добрее, спокойнее. Яркий пример тому, что счастливая семья делает человека лучше и даже, говорят, продлевает жизнь. Я снова подумал о Ксении. А хотел бы я вот так же, как Костик, бегать в дом за шалью, чтобы укрыть плечи любимой от вечерней сырости? И вдруг неожиданно для самого себя ляпнул вслух:

– Кажется я влюбился.

Пять пар глаз уставились на меня. Васька от неожиданности поперхнулась пирожком и закашлялась.

– Эка невидаль! – пришел в себя Костик. – Впервой что ли? Да у тебя этих влюбленностей по семь штук на неделе.

– Действительно, ничего нового и неожиданного, – поддакнул Костику отец. – Насколько я тебя знаю, сын, от недостатка женского внимания ты никогда не страдал. Ну, завел себе очередную подружку, и что?

– Вы так говорите, – возмутился я, – как будто я необыкновенный бабник!

– Почему, необыкновенный? Вполне обыкновенный, заурядный бабник, – подтрунивал надо мной старший братец.

Насмешка в глазах близких и их несерьёзное отношение так меня задели, что я выпалил:

– Да может я вообще женюсь!

Васька уронила ложку и полезла под стол ее поднимать. Мама подошла ко мне, погладила по голове и приложила ладонь к моему лбу, словно проверяя температуру.

– Не стоит горячиться, сыночек. Влюбился – это хорошо, а вот женитьба – дело серьезное, с этим торопиться не стоит.

– Правильно, главное не торопиться, – не унимался вредный Костя, – авось само пройдет, как ОРЗ.

Васька выползла из-под стола с ложкой в руке, карие глаза нездорово блестели на бледном лице.

– Пойду сполосну, – пробормотала она сдавленным голосом и убежала в дом.

Но мне было не до Василисы. Меня распирало от возмущения.

– Почему ты так уверен, что пройдет? А вот не пройдет. Возьму и женюсь! Получается, что Косте можно, а мне нельзя? Что за дискриминация?! Чем я хуже него? Почему вы вообще не воспринимаете меня всерьёз?

Мое возмущение, подогретое отцовской наливочкой, продолжало бурлить и клокотать. Женская половина семьи цыкнула на Костика, велев ему замолчать и не злить брата, а меня стали благоразумно успокаивать, подливая в чашку чай и суля достать из кладовки какое-то необыкновенное мамино варенье, спрятанное для особого случая. В кладовку отправили отца, но он вернулся и растерянно развел руками.

– Не нашел, Наташа, – признался он с виноватым видом.

– Да ну тебя! – мама махнула на него рукой, и сама отправилась на поиски варенья.

Наталья Алексеевна перебрала все полки в кладовой, но нужной баночки не обнаружила. «Куда же я его поставила? – Думала она, нахмурив в задумчивости лоб. – Может быть в кухне на полочке?»

Подходя к кухне, она услышала из-за двери тихие, прерывистые звуки, будто скулил брошенный щенок. Щелкнув клавишей выключателя, Наталья Алексеевна успела заметить торопливое движение в углу за посудомоечной машиной, но непонятные звуки стихли.

– Кто тут? – спросила она, насторожившись и заглянула за посудомойку.

В углу, сжавшись в комочек, сидела Василиса и хлюпала носом.

– Василиса, девочка моя, ты плачешь? – Наталья Алексеевна присела прямо на пол рядом с рыдающей девушкой и привлекла ее к себе, ласково обняв и поглаживая по вздрагивающим плечам. – Что случилось?

Вася только всхлипывала и мотала головой, размазывая слезы кулаком по лицу.

– Ты из-за Андрея? – Вдруг поняла Наталья Алексеевна и ахнула. – Да ты влюблена в него, девочка… А он знает?

– Что вы, нет! – Всхлипнула девушка. – Я ему никогда не скажу. Я ж для него Васька, что-то вроде домашнего животного.

– Ну, что ты, душа моя, не говори так, – Наталья Алексеевна с состраданием смотрела на свою юную соседку. Очень хотелось утешить, ободрить, но как? – Даже не знаю, что тебе сказать, девочка… Утешит ли тебя то, что у Андрейки все еще десять раз переменится? Он же художник – натура увлекающаяся. Гарантировать не могу, но верю, что когда-то и он повзрослеет, разберется в самом себе и начнет отличать золото от простой мишуры. Вот тогда то, может быть, он увидит, какая ты у нас красавица, умница, какое у тебя золотое сердечко.

Василиса подняла на Наталью Алексеевну заплаканные глаза и горько улыбнулась:

– Самое главное в этом «может быть». А ведь может и не быть, может никогда не быть. Зачем все это, тетя Наташа, я ведь не хотела, все само как-то получилось…

– Ну, не плачь, не плачь, девочка, – Наталья Алексеевна прижала Василисину голову к своей груди и стала тихо покачивать, будто укачивала расплакавшегося младенца.